Текст книги "По линии взлёта"
Автор книги: Даша Art
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
А сейчас мне приходится думать об этом постоянно. Я устроилась на работу в супермаркет. Благо, он расположен не так далеко от квартиры Жанны – всего в тридцати минутах быстрой ходьбы.
Несмотря на то, что график работы должен быть два через два, я работала ежедневно. Сама напросилась. Во-первых, мне нужны были деньги, и желательно, как можно больше, а у них там нехватка кадров. А во-вторых, я уходила в семь утра и приходила только в девять часов вечера. Так я могла по минимуму мешать Жанне и её парню, который все равно бросал на меня косые взгляды.
– Я обещаю, что за все заплачу, и как только получу деньги, сразу съеду, – каждый раз говорила я, неловко поглощая поздний ужин, стараясь есть как можно меньше. В супермаркете работников кормили обедом и полдником за символическую сумму, но и она с каждым днём значительно уменьшала мой дохлый кошелёк.
– Все в порядке, – отвечала Жанна, но Олег считал иначе и не старался это скрыть.
И дело было не в том, что я не платила за проживание, а к столу покупала только хлеб. Я мешала их уединению. Хотя ещё можно поспорить, кого это больше смущало.
Выматываясь на работе, я засыпала сразу, стоило только коснуться головой подушки, но все равно просыпалась, когда из тёмной кухни доносились охи и шлепки.
Боже, скорее бы получить аванс или зарплату, чтобы снять себе комнату в общежитии. Хотя нет никакой гарантии, что и там, через стенку никто не будет трахаться. Хотя, кажется, меня уже ничем не удивить.
Вчера я нечаянно наткнулась на парочку на той же кухне, правда, с утра. Я выдохнула, когда поняла, что они всего лишь страстно целовались, пока готовился кофе. Олег говоряще зыркнул на меня, тряхнув своими светлыми волосами. Я же опустила глаза в пол, чувствуя себя нашкодившим ребёнком.
Нет, я не девственно чистая девочка. Я знаю, что такое секс. Парень ведь у меня есть… был… не знаю. Но звуки, что издавала Жанна, ещё никогда не вырывались из моего рта. Даже не знаю, что там может вызвать подобную реакцию.
Секс с Никитой не вызывал ничего кроме боли в начале, неловкости в середине и странного чувства разочарования в финальной части, когда он довольно охал, а я сверлила взглядом одну точку на потолке. И пусть я задавала себе этот вопрос, когда невольно слушала чужие вздохи, у меня не возникало желания сходить посмотреть, чтобы понять.
Прошла уже почти неделя. Завтра состоится кастинг, от которого, без преувеличения, может зависеть моё будущее. А вдруг мне удастся покорить судей, и меня возьмут в шоу? Надо подготовиться как следует. Я уже видела себя на сцене в свете софитов. Музыка звучала в моей голове, а слова готовы были сорваться с моих губ.
– Уже завтра, – прошептала я, поднимаясь с дивана. Уже завтра я смогу показать, чего стою. Я спою любимую песню мамы, надеясь, что она услышит меня.
Несмотря на то, что я умылась холодной водой, чтобы вернуть себя на грешную землю, меня все равно кружило странное чувство эйфории. Живот немного сводил спазм страха.
– Черт, – прошипела я, злясь на себя, – возьми себя в руки. Не сегодня. Всё завтра.
Но рассеянность не прошла. Я оделась, пока Жанна и Олег спали, и ушла из дома, не позавтракав. Из-за нервозного состояния мысль о еде вызывала тошноту.
Но пройдя метров двести, я поняла, что забыла свой телефон, оставив его на тумбочке в прихожей. Простонала, закатив глаза. Я не могла остаться без связи на такой длительный период времени. Придётся вернуться.
Я развернулась и почти бегом кинулась к дому подруги. Четыре лестничных пролета, и вот я открываю дверь. Слишком поспешно, чтобы быть осторожной.
Мамочка родная…
Картина, которая предстала перед моими глазами, заставила меня содрогнуться и застыть в шоке. Я честно старалась отвернуться, но лишь шире распахнула глаза. Моя рука вцепилась в ручку двери, которую я не успела захлопнуть.
Олег стоял боком ко мне, прислонившись к косяку между залом и прихожей. Он запрокинул голову назад, приоткрыл рот, чтобы резко выдохнуть. Мои глаза спустились по его оголённому торсу, интимному треугольнику, частично скрытому тёмной порослью волос, натыкаясь на голову своей подруги.
Сглатываю липкую слюну, наполнившую мой рот. В горле запершило, словно к нему подступила желчь, когда я увидела, как Жанна отклонилась назад, с чмокающим звуком выпуская изо рта член своего парня.
Жесть…
Скажите, что я не пялюсь на член парня моей подруги…
Я крякнула. Олег открыл глаза, посмотрел на меня. Его глаза округлились. Он шарахнулся назад в комнату, а мне наконец удалось повернуться к ним спиной.
– Вили? – хрипло вскрикнула Жанна.
– Простите, я не… – не смогла закончить предложение, не зная, что говорят в подобных ситуациях. Я зажмурилась, готовясь удариться лбом о дверь. Да что со мной не так?
– С меня хватит! – прорычал парень, отчего я вздрогнула. – Я больше не собираюсь это терпеть!
Межкомнатная дверь хлопнула, сотрясая коробку квартиры.
– Вили, – позвала меня подруга, я быстро обернулась, не в силах поднять глаза на неё. Вытягиваю руку вперед, чтобы подхватить смартфон.
– Я просто забыла телефон, потому что спешила. – Мой голос сипит, я нажала по экрану, чтобы посмотреть который час. Без пятнадцати минут восьмого. Я опаздываю. – Прости, – ещё раз извинилась я, затем развернулась и бросилась бежать, так как предстояло преодолеть приличное расстояние.
Я бежала очень быстро, чтобы не опоздать на работу. Кровь стучала в висках. Не помню, когда в последний раз я бегала. Но это хорошо. Пока бежала, не думала о том, чему стала свидетелем.
Мне уже почти двадцать лет, но я всегда вела себя скромно и правильно. Это несложно представить, если учитывать моё образование и воспитание.
Да, Жанна моя ровесница, и учились мы в одной школе, но её родители предоставляли ей больше свободы. Даже сейчас она живёт в отдельной квартире, которую они ей снимают.
Я же никогда не ходила в клубы, не напивалась, отрываясь на полную катушку. Всё, что видела, так это школа и дом, и рядом все время находился Никита, как мой личный голос разума.
До него я так и не могу дозвониться, хотя пытаюсь ежедневно, не решившись сдаться. Пока у меня не хватает смелости принять, что он отказался от меня. Да ещё и в такое сложное время, когда поддержка нужна мне как никогда раньше.
Я старательно погружалась в работу, прислушиваясь к остальным сотрудникам, стараясь втянуться в процесс настолько, чтобы забыть кадры утренней встречи. На щеках то и дело всплывал румянец, ведь выкинуть из головы увиденное никак не удавалось. Сердце слишком бурно реагировало. И ещё пугала реакция Олега. Под ложечкой засосало нехорошее предчувствие.
И оно оправдалось в обеденный перерыв, когда мой телефон зазвонил, а на дисплее высветилось имя подруги.
– Вили, мне жаль, но… – Я задержала дыхание. Шестерёнки закрутились в моей голове. Нет, пожалуйста, только не говори… – Олег поставил мне условие. Либо ты, либо он.
– Жанна, – крепче сжимаю телефон, – не…
– Прости, Вили, – подруга не дала мне договорить: она уже решила, – я люблю Олега, а он отказался приходить ко мне, пока тут будешь ты. Поэтому не могу поступить иначе.
– Жанна, пожалуйста, – умоляюще протянула я. – Ты ведь знаешь, что мне некуда идти. – Слёзы навернулись на глаза. Моё лицо горело, а карусель в голове закрутилась с такой скоростью, что я вот-вот разобьюсь. – Пожалуйста, можешь дать мне ещё недельку? Я получу аванс и съеду. Обязательно! Я могу приходить очень поздно и уходить очень рано, вы меня даже не заметите… я не буду вам мешать… То, что произошло утром... я очень сожалею и прошу прощения…
– Нет, Вили, не могу, – твёрдо ответила та, кого я считала своей подругой буквально две минуты назад. – Вечером Олег придёт с учебы, и он не должен увидеть тебя.
– Но куда мне идти?
– Не знаю. Это не мои проблемы, а твои… – она замолчала, словно сожалела о том, что только что сказала, но затем прочистила горло и сказала: – Твой чемодан я только что оставила у черного выхода. Забери.
Я открыла рот, чтобы ответить, но она уже повесила трубку. Я отняла телефон от уха, уставилась на него, словно не узнавала. В голове что-то щёлкнуло. Я бросилась через весь магазин к выходу. Мой чемодан, и правда, подпирал стену. Как она могла вот так запросто оставить мои вещи на улице?
Я прислонилась к стене, затем, когда ноги дрогнули, медленно съехала вниз. Слёзы брызнули из глаза, словно прорвало водонапорную башню. Я ревела в голос, не сдерживаясь: все равно ведь никто не услышит.
Вот сейчас я точно не знала, что делать и куда податься. Жанна была моим единственным вариантом, не считая вокзальных скамеек. Сквозь мутную пелену слёз я принялась набирать номер Никиты, стуча пальцами сильнее, чем следовало. И в ответ мне снова заговорил женский «робоголос». Такими темпами мы с ней скоро подружимся.
7
POV Вили
План возник так неожиданно, что я сама испугалась своих мыслей. Прежняя я даже думать об этом не смела бы, а нынешняя, загнанная в угол, видела только одно решение. Как же жалко, что я устроилась не в круглосуточный супермаркет, тогда бы и вопросов не возникло.
Охранник – пожилой мужчина с седыми короткими волосами и жёсткими усиками – подозрительно посмотрел на меня, когда я вернулась с огромным чемоданом в руках, но ничего не сказал. Правилами не запрещалось приносить с собой весь свой гардероб. Уверена, у магазина ни разу не возникла даже тень мысли, что продавец попытается это сделать. Политика была направлена на то, чтобы он не попытался что-нибудь вынести из магазина, а не наоборот. За что ему огромное спасибо.
Я оставила чемодан в гардеробной, после чего вернулась к работе. Завтра состоится кастинг, но мандраж растворился в воздухе, уступая более глобальным проблемам. Таким как, например, место ночевки, пропитание, гигиенические процедуры… список можно продолжать до бесконечности.
День прошёл как в тумане. Я с ужасом ждала его окончания. Думаю, я единственный работник в мире, который не желал, чтобы рабочий день закончился.
Оставшиеся полдня я осматривалась по сторонам, стараясь выглядеть не слишком подозрительно, когда разглядывала камеры и место их расположения. Казалось, они были повсюду. За исключением нашей раздевалки. Именно там я и намеривалась затаиться, пока все не выйдут, свет не погасится, чтобы я могла просидеть в углу всю ночь.
Знаю, знаю, херовый план, но другого не имелось.
Только вот, как остаться незамеченной и каким образом выбраться на улицу утром? Да ещё и с чемоданом? Хороший вопрос, над которым придётся думать всю ночь.
Продавцы переделись, жалуясь на усталость. Одна за другой они начали потихоньку выбираться из раздевалки, прощаясь друг с другом. Я все это время делала вид, что очень медленно собираюсь. Слишком медленно. Вот последняя вышла, я выглянула в коридор, чтобы убедиться, что она подошла к охраннику, затем быстро прикрыла дверь и выключила свет, вздрогнув от темноты, мгновенно ослепившей меня.
Я дотянулась до телефона, осветила им комнату, зная, что свет не будет виден в коридоре. Открыла чемодан, достала весеннюю куртку, которую я каким-то образом умудрилась прихватить с собой из злополучного дома, за что была очень сама себе благодарна. Кинула её в угол, села, согнув колени и поместив на них локти. Я написала Захару, чтобы узнать, как у него дела, молясь, чтобы ему было лучше, чем мне.
Мой желудок сжался и проворчал, напоминая, что я пришло время ужина. Но его сегодня не будет, и лучше сразу с этим смириться.
Захар не отвечал. Надеюсь, это потому что он увлеченно играет в свой любимый Playstation, а не по другим плачевным причинам.
За дверью послышались шаги. Я сжалась, но охранник прошёл мимо, видимо, чтобы осмотреть зал, проверить, везде ли выключен свет.
Я нажала на кнопку блокировки, погружаясь в темноту. Закрываю глаза, прислоняю внезапно отяжелевшую голову к металлическому шкафу. Моё сердцебиение замедлилось, а в душе заскреблись кошки.
Я все ещё не могла поверить, что Жанна так со мной поступила. Нет, я не настолько наглая, чтобы считать её обязанной мне, но было бы не так обидно, не пусти она меня сразу. А вот так выгнать меня на улицу… чем она отличается от Ольги Семеновны и отчима? Риторический вопрос. Теперь я могу представить, как себя чувствует домашний питомец, которого вышвырнули за ненадобностью.
Я что-то прошептала, затем всхлипнула. Я так сильно устала эмоционально, что не могла больше плакать. Я не заметила, что уснула, пока меня не разбудил яркий свет, заставивший зажмурится. Я сморщилась, разлепляя глаза.
– Ты что здесь делаешь? – спросил пожилой охранник. – А я все думал, куда ты делась с чемоданом.
– Простите, – извинилась я, понимая, что меня поймали. Опускаю лицо, покорно готовясь к неизбежному. Меня, возможно, не только позорно выгонят, но ещё и уволят. И хоть это было ужасно, мне не было страшно, скорее ощущалось равнодушие. Эмоциональная усталость притупила чувства. – Я ничего не замышляла и ничего не своровала, и не…
– Да, знаю, – мягко соглашается охранник, удивляя меня. – Пойдем-ка со мной.
Не знаю, сколько я спала, но меня успело разморить. Кряхтя, поднимаюсь с пола. Я последовала за старичком, который уверенным шагом приближался к стойке охраны на выходе. Обречённо вздыхаю, вспоминаю, что забыла захватить чемодан. Разворачиваюсь, но меня останавливает голос охранника.
– Не нужен он тебе. Пойдём.
– Но… – удивленно вскидываю брови, затем киваю, – ладно.
Пожилой мужчина сворачивает за угол, в комнату охраны. Я не заглядывала туда, но знала, что там находятся компьютеры и мониторы, на которых отображаются картинки, зафиксированные многочисленными камерами. Вот и сейчас они светятся, показывая лишь полутёмное пустое помещение, отдыхающее от шумных покупателей, снующих туда-сюда по залу. Сбоку напротив друг друга расположились два небольших диванчика. Их разделял деревянный журнальный столик, на котором стояли электрический чайник, сковорода, а также лежали различные прозрачные пакетики.
– Садись, – охранник указывает пальцем на диван.
– Я думала, вы собираетесь меня выгнать, – тихо отозвалась я, опускаясь на немного жестковатую мебель, но она все равно лучше, чем моя куртка на полу. Старичок сел напротив.
– Я же не изверг какой-то. Я бы разозлился, если бы ты что-нибудь стащила: ненавижу воров. А ты просто забилась в угол. Что, дома проблемы? С родителями поссорилась?
– У меня нет ни дома, ни родителей, – выдохнула я, слишком утомленная. Возможно, и не надо было откровенничать. Жалость – это унижение, но мне так хотелось, чтобы меня пожалели. Хотя бы чуть-чуть.
Слёзы – мои самые преданные спутники. Мне так хотелось от них избавиться, но они вновь покатились, орошая щёки.
– Ну-ну, – моей макушки едва ощутимо касается чужая рука – не надо плакать.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на седовласого мужчину, тянущегося ко мне через столик. Открываю рот, желая ответить, но не получается. Желудок отзывается пустотой. Охранник улыбается, услышав этот звук, отчего его усы приподнимаются.
– С этим я могу тебе помочь. – Он протягивает мне вилку, указывает на сковородку с макаронами. – Поешь. На голодный желудок все проблемы кажутся трагичнее.
– Спасибо. – Беру вилку в руку, накалываю пару макаронин с кусочком поджаренной колбасы. – Но еда вряд ли решит мои проблемы.
– А разве голодный желудок не один из твоих проблем?
Это правда, поэтому я продолжаю медленно есть.
Вопреки моим словам, как только теплая пища попадает в мой рот, в душе появляется просвет, как лучик солнца в конце тёмного коридора. Остались ещё в нашем мире хорошие люди, которые готовы помочь, накормив и не выгнав на улицу.
Старичок присоединяется ко мне. Он подталкивает мне пакет с нарезанным хлебом.
– Я – Михаил Михайлович, но можешь звать меня дядей Мишей.
Киваю, соглашаясь.
– А я – Вилора, но все зовут меня Вили.
– Очень красивое имя.
– Это мама меня так назвала. – Слова сами вырываются. Я привыкла так отвечать на вопросы о своем странном имени. При упоминании мамы к горлу тут же подступил ком. Я закрыла глаза, чтобы не залить все вокруг. – Она умерла месяц назад.
– А отец?
– Он умер ещё до моего рождения. – Это сказать гораздо легче. Я привыкла. К тому же я его никогда не видела, поэтому и не расстраивалась. – Сейчас у меня остался только братик. Захар. Он живёт со своим отцом. В доме, где мне нет места.
Мой голос больше не звучит
В том доме, где мой братик спит.
Чужая я, чужие сны,
Чужие окна до весны.
Строки сами возникли в голове, проносясь перед глазами ярким ветвистым шрифтом. Мне вдруг захотелось напеть их, но я, конечно, не стала этого делать.
Вместо этого я рассказала добродушному охраннику, приютившему меня, о своих злоключениях. О матери, которая долго болела, об отчиме и его семье, ненавидящей меня, о подруге, которая решила, что мои проблемы не должны больше мешать ей жить. Слова рекой потекли из меня, словно наконец прорвало дамбу. А старичок слушал, возмущённо охая.
– Все всегда возвращается, – сказал он, когда я закрыла свой рот. – Я прожил в этом мире достаточно, чтобы узнать, что жизнь – это бумеранг. Подставишь кому-то подножку – предадут и тебя, протянешь руку в тяжёлый час – и тебе помогут подняться. Никто не может знать, что случится с нами завтра.
Он отвёл глаза в сторону, словно вспоминая что-то. Его лицо вытянулось: воспоминания были не из приятных.
– Ешь, пока не остыло, – поторопил он меня. – Я пока тебе чай сделаю.
Никогда ещё макароны с колбасой не были такими вкусными, а чай таким сладким и согревающим. Я доела, поблагодарила, затем на секунду коснулась головой подлокотника, моментально проваливаясь в сон.
– Бедная девочка, – последнее, что я услышала, после чего почувствовала, как моих плеч коснулось шерстяное покрывало. Я сжала его руками, даже сквозь сон понимая, что завтра будет сложный день.
8
POV Биго
Голова трещит, а изо рта так смердит, что если поджечь спичку и дыхнуть, появится адское пламя. Я до последнего не верил, что окажусь в этом кресле. Но, твою мать, моя задница в итоге именно здесь.
Всю прошедшую неделю я старался переубедить Тёму, который точно знал, что для меня это будет пыткой. Возможно, именно поэтому он это и сделал. Чтобы меня наказать. В последний же день напился до поросячего визга, приняв поражение.
Не помню, как оказалсяв своей кровати, а ещё понятия не имею, кто была та блондинка, которая сопела рядом. Хм. Если она решит поделиться с прессой вместе проведённым досугом, то, возможно, и узнаю.
По максимуму откидываюсь на спинку, голова тянет меня вниз. Я тяжело дышу. Сейчас бы сигарету в зубы и полежать, а вместо этого до ушей доносится распевка.
– Ла, ла, ла, ла, ла, ла…
А позади меня начинает набираться полный зал зрителей. Кто-то из них шепчется, кто-то разговаривает в голос, не стесняясь. Я чувствую их взгляды на себе.
Пристрелите меня сразу, чтоб не мучился.
Я сморщился, когда тётка на сцене, в строгом черном костюме дала команду «Мотор!», съемка началась. Мне пришлось приподняться. Я вплеснул в горло воду, стоящую на столе передо мной, из последней попытки надеясь, что там что-то покрепче, но нет.
Сегодня я явно в духе.
Игнорирую смешок коллеги по судейству, хотя сперва порывался продемонстрировать ему средний палец – уже прогресс. Ненавижу эту напыщенную рожу, смотрящую на меня свысока только из-за того, что на его лице хренова куча морщин, а член, не работающий без Виагры, помешает ему объездить молодых кобылок, которые сегодня будут штурмовать эту сцену.
Я щелкаю пальцами. Расправляю плечи, когда на сцену поднимается первый участник.
Пора начинать это шоу.
И тут же жалею о своём минутном энтузиазме, потому что… Что это вообще, чёрт возьми?
Голос у этого парнишки словно резиновый, но не в смысле тягучий или эластичный, скорее напоминает палёную резину, которую пытаются разгрызть зубами два накаченных мужика. Морщусь, отчаянно стараясь не закрыть уши руками. Тёма прибьет меня, если это покажут в эфире.
Неужели так сложно хотя бы в ноты попадать? Бога ради, в нотной гамме всего семь нот! Как можно так ложать?
Но, как оказалось, это было только начало. Начало, мать вашу! И чем дальше, тем глубже в лес.
Я упёрся локтями в стол, сжал пальцами голову. Вот именно поэтому я не хотел сюда! И именно по этой причине Тёма запихал меня в это кресло. Издевательство, с целью наказания – вот, что это. Он хочет в сотый раз показать мне, кто главный. Я для него пешка, которую он может свободно двигать по доске в клеточку.
Я не заглядывал в анкеты участников, редко поднимал глаза на сцену – у меня не было желания ещё и видеть этих извращенцев. А кто они, если так издеваются над музыкой? Временами вздрагивал от аплодисментов нерадивых зрителей, которые зачастую делали это по команде. Ну, не могли же они на полном серьезе аплодировать этим бездарям? Я искренне удивлялся, когда и судьи, в принципе уважаемые люди в мире шоу-бизнеса, ещё о чём-то с ними разговаривали.
Не все, конечно, были невыносимыми. Некоторые пели вполне сносно, но никто не привлекал особого внимания.
Пока не появилась она. Пятидесятая по очереди.
Мы уже успели сделать два перерыва, хотя бы для того, чтобы уши не закровоточили, а зрители могли толпой сходить в туалет.
Я выкурил пару сигарет, оправил своему директору несколько ласковых сравнений и пожеланий. Пусть Тёма молится, чтобы меня хватило ещё на несколько часов, и я благополучно вытерпел и не взорвался. Волосы потеряли причёску, которую с утра смастерил гримёр. Мои пальцы сделали из них гнездо. Я был на грани.
Я не видел, как она вышла, лишь слышал, как застучали её каблучки – звонко, но не шибко уверенно.
– Лора Ви, – представилась она, и её голос разнёсся по залу, словно звон хрустального колокольчика. Я напрягся, по спине спустился холодок, а ведь она еще только имя свое назвала.
Первое, что бросилось в глаза, когда я ускоренно поднял голову вверх, – это невероятная копна темных кудрявых волос, обрамляющая миниатюрное тело. Свет был недостаточно ярким, чтобы я мог как следует рассмотреть их цвет, но непослушный объем, который она тщательно старалась пригладить, уже привлек моё внимание.
Мои глаза переместились на её лицо. Миловидное. Подбородок скромно опущен, пухлые губы поджаты, а крупные глаза несмело двигались между судьями, пока не остановились на мне. Я сглотнул. Глаза у неё тоже темные. Образовалась пауза, которую мне не хотелось нарушать, и она начала затягиваться. Слышу покашливание позади себя, хотя зрители молчали, видимо, тоже исследуя участницу.
Не могу отвести от неё глаз, словно она магнитила меня. А я, кажется, её. Но в этом нет ничего удивительного. На меня все девчонки так смотрят. И я знаю, что их во мне привлекает.
– Можешь начинать, – торопит мой сосед.
Девушка кивнула, отчего её волосы колыхнулись. Мои пальцы зашевелились на столе: вдруг захотелось сжать в ладонях волнистую прядь. Внизу живота появилась тяжесть. Когда я последний раз ощущал такое волнение?
Зазвучала узнаваемая с первых нот мелодия: у меня отвисла челюсть. Серьезно? Она не шутит?
Нет, девчонка не шутила. Её нога принялась отбивать ритм, она считала. С такой сложной и знаменитой песней нельзя играть. Напрягся не только я. Все замерли в ожидании – кто-то провала, кто-то чуда.
Я чётко видел, как девушка сделала глубокий глоток воздуха, затем начала так аккуратно, что я задержал дыхание, чтобы не пропустить ни единый звук:
– Every night in my dreams
I see you, I feel you
That is how I know you go on.
Похоже, все-таки чудо.
Под кожей зашевелились мурашки, а волоски на всем теле встали дыбом. Её голос зажурчал, словно ручеёк весной, омывая свежестью. Прищуриваюсь, напрягаю слух, чтобы услышать, как она облажается, но нет. Всё точно и чётко. Трепет внизу живота распространился по всему телу.
Как, черт её подери, она это делает?
– Near, far, wherever you arе… – затягивает она, а я жмурюсь, не в силах сдержать нахлынувшее удовольствие. Ничуть не хуже самой Celine Dion. Скорее даже мягче и нежнее, хотя и слишком идеально, по академическим стандартам. В её исполнении не было задора, никакой игры голосом. Словно… если она решится сделать шаг сторону, её расстреляют.
Помню, Снежка однажды рассказывала мне, что за пренебрежением канона их строго наказывают. Могут даже по пальцам ударить за самодеятельность. Поэтому она никогда не экспериментирует в стенах академии. Эту девочку тоже кто-то выдрессировал? Кто?
Широко распахиваю глаза, чтобы посмотреть на диковинку. Мои глаза скользят по ней снизу вверх, стараясь ухватить каждую деталь. Кровь забурлила, когда она в запале шире расставила ноги, чтобы лучше упереться в пол, словно ей нужна поддержка. Её голос тем временем взлетал все выше и выше, готовясь снести мою крышу к едрёной матери.
Нет, нет, нет… Мне не нравится это чувство… словно я уязвим… словно она может пробраться глубже…
Вырываю её анкету из рук соседа прежде, чем понимаю, что делаю, отмахиваясь от возмущённого оха.
Так, так. Лора Ви. Двадцать лет.
Перепрыгиваю через ничего не значащие пункты, останавливаюсь на графе «образование».
Хм, ну кто бы сомневался.
Хочется выдохнуть. Восхищение оборачивается негодованием, затем отдаётся в груди праведным гневом.
Перед глазами тут же всплывают образы двух мальчишек в поношенных штанах, явно бОльшего размера, чем требовалось. У одного в руках старая, пошарпанная гитара, а у другого подранная кепка. Один усердно выдает аккорды, а другой дрожащим голосом поёт знаменитые песни 90-х, при этом трясущейся рукой собирает монетки в кепку. Они оба знали, чего хотели, и, даже не смотря на свой юный возраст, уже выучили урок, что всего придётся добиваться самостоятельно, ведь им не повезло родиться в богатенькой семейке.
Я ещё тщательнее осматриваю особу. Белое гипюровое платье плавно следует за изгибами её тела. Не слишком короткое, но и не длинное. На изгибе локтя и на юбке ткань неожиданно разделяется на мелкие лоскутки, словно их кто-то порезал.
В голове закрутились винтики. Где-то я уже его видел. Вспомнить бы, где именно. Или на ком.
– Ха, – бесшумно выдыхаю я, когда осознание накрывает меня.
Девчонка тем временем немного запрокинула голову, сильнее стиснула микрофон. Короткий вдох. Судьи задерживают дыхание, словно боятся, что она сейчас посыплется. Готов поставить все свои деньги, что она не сорвётся. Голос у неё поставлен профессионально и за большие деньги.
Она допевает, после чего все присутствующие начинают аплодировать: даже команду дать не успели. В ушах загудело. Её губы растягиваются в улыбке, раздражая. Я выгибаю бровь дугой. Девчонка смотрит на меня, ведь я единственный не присоединился к овациям. И не собираюсь этого делать.
– Потрясающе! – восхищается дамочка в жюри. – Это именно то, что нам нужно!
– Да ну? – не выдерживаю я, готовый плеваться ядом. – Правда именно то, что нужно?
– Тебе что-то не понравилось? – Она удивленно взмахивает накладными ресницами.
Что-то? Да, есть что-то, что меня дико взбесило!
– Чем ты отличаешься от остальных? – спрашиваю резко и в лоб, отчего девчонка немного поддаётся назад. – Что отличает тебя от тех ребят, что сидят за кулисами?
– Я… – начинает и обрывает. Её голос уже не такой чистый. К нему примешивается хрипотца. И от напускной скромности не остается и следа. Щеки её вспыхивают, а во взгляде слишком быстро промелькнула вражда. Я заметил её лишь потому, что смотрел на неё, не моргая. – Я не…
– Хочешь, я тебе скажу? – Дерзко откидываюсь на кресло, поднимаю вверх её анкету, чтобы все видели бумагу у меня в руках. – Абсолютно всем.
Девушка приподнимает брови, затем хмурится, не зная, как она должна отреагировать. Глаза кажутся потерянными: она силится понять, комплимент это или нет.
– Ты училась в лучшей музыкальной школе страны, – начинаю я, уже не скрывая ехидства. Эта девчонка зацепила за самое больное, сама того не осознавая. – Если кто не знает, я просвещу, – обращаюсь к полному залу. – Учиться там очень дорого. Только избранные, – специально выделяю это слово, – могут позволить обучение в этой грёбаной школе. А Лора, – киваю на девчонку на сцене, уже покрывающуюся алыми пятнами, – проучилась там пять лет.
По залу прошлась волна негодования. Да, присоединяйтесь ко мне!
– Не вижу в этом ничего предрассудительного! – вспылил мой сосед: видимо, понравилось ему юное тело.
– А кто из вас, – я обратился ко всем трём судьям, – на начальном этапе вашей карьеры мог позволить себе платье от Валентино?
Девушка на сцене сделала идеальное «о» своими губами. Интересно, они накаченные?
Да-да. Я знаю, что это дизайнерское платье, и знаю, сколько оно стоит. Год назад я сам купил точно такое же для Снежки, на её отчётный концерт. Она блистала в нём.
А сейчас это платье вызывало во мне совсем другое чувство. Хотелось сорвать его с этой богатенькой, пусть и сладкоголосой девицы. Она принялась нервно переступать с ноги на ногу, переплетя пальцы и крепко их стиснув.
– Так что, – продолжил я, из последних сил сдерживая агрессивный настрой, – Лора Ви стоит на лестничный пролёт выше остальных участников. И взять её – это значит поступить нечестно по отношению к тем, кто сейчас нервничает за кулисами; к тем, у кого от этого кастинга зависит вся жизнь.
– Для меня тоже! – неожиданно отреагировала Лора, хотя я уже было подумал, что она язык проглотила. – Для меня тоже важен этот проект! И это несправедливо, не брать меня только из-за того, где я училась.
Она нервно вдохнула, зло посмотрела на меня, сузив глаза.
– Хорошо, – соглашаюсь. – Но у меня также есть претензии и к твоему исполнению. – Вот сейчас я придираюсь, но не могу же я позволить богатенькой кукле попасть в проект, который, возможно, сможет дать старт такому парню, как я. Претензия? Вижу, как в её голове кружится это слово, словно она старается понять, что оно значит. – Твое исполнение сухое.
– Сухое? – эхом отражает Лора.
– Голос хороший, но исполнение скучное.
Я врал. Да, я бы хотел увидеть больше индивидуальности, нежели канона. Но если бы на её месте оказалась обычная девчонка, я бы даже попросил её спеть ещё раз.
Только для меня. За закрытыми дверями. Где я смог бы не только слушать, но и любоваться её большими темными глазами и пухлыми губками…
Так. Стоп!
POV Вили
– Я против твоего участия в этом проекте, – жестко говорит парень. И его слова звучат как приговор.
Всё мое тело словно пылает. Я пытаюсь посмотреть в глаза остальным судьям. Тем, на кого я всегда ровнялась, но они прячут от меня свои глаза. А он не прячет.
Его голубые глаза сверкают. Волосы падают на лоб, он не откидывает их назад, хотя они ему мешают. Он стиснул зубы, отчего его скулы напряглись.
