Текст книги "По линии взлёта"
Автор книги: Даша Art
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
– Мама была права! Ты изменилась! Стала дрянью!
Нет. Это не правда. Если бы я была дрянью, то ставила бы своё «я» на первое место. Я бы не стала разбивать своё сердце на тысячу осколков, не втаптывала бы его в грязь, надеясь спасти Гая.
– Ха-ха-ха, – рассмеялась в злодейском стиле. Облегчение пропадает, уходит сквозь пальцы мелкой песчинкой. – Так возвращайся к своей заботливой мамочке! Зачем ко мне-то припёрся?
– Хотел начать всё с начала. Но теперь понимаю, как ошибался! Ты даже разговариваешь, как шпана!
– Шпана? Ха-ха-ха! – Смех, словно спазм, скрутил живот. Я согнулась, извергая истерический звуки и прижимая ладони к лицу. Какого хрена я делаю? Почему всё ещё разговариваю с ним? – Проваливай! Давай! Вали уже!
Вытягиваю руку в сторону, указываю пальцем на узенькую улочку между торговым центром и высоткой. Никита молча поворачивается на пятках и уходит.
– Больше никогда не подходи ко мне! – кричу я ему вдогонку.
Остаюсь одна. Врезаюсь в реальность, словно в кирпичную стену. Сверху уже не небо, а чёртова решётка.
Шмыгаю носом, смех резко прервался, слёзы брызнули из глаз, орошая пальцы. Мне должно было стать легче, но в груди словно разжёгся костёр. Я давлю ладошкой на грудную клетку в надежде, что это уменьшит жжение, но не помогает.
Стискиваю зубы, глотаю слёзы, слюни, сопли. Рыдание отражается от стен.
Не знаю, что делать дальше. Не знаю, куда податься. Я вообще ничего не знаю!
Небо темнеет. На нос вдруг упала огромная снежинка. Кожа настолько холодная, что пушистик даже не сразу растаял, задержавшись на кончике. Поднимаю лицо вверх, чтобы увидеть, как огромные хлопья повалили сверху. Порыв ветра подхватил несколько, потащил в сторону, ударив о стену.
Клацаю зубами. Должно быть, им больно. Так же, как и мне.
38
POV Вили
Снег прекратился. С окошка хорошо видно, что он постарался на славу. Придомовая территория, парковка, деревья – всё полностью завалено белоснежным хлопком.
Я шмыгаю носом, после чего смахиваю сопли тыльной стороной ладони. Запрокидываю голову, чтобы уткнуться затылком в откос. Взгляд мельком скользит по подоконнику, на котором я разместилась, желая, в прямом смысле слова, залезть на стену.
Неожиданный звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Я закрываю глаза, сделав глубокий вдох. Не думаю, что это Гай. И точно не Захар. Тогда кто?
Я специально медленно иду к двери, чтобы тому, кто стоял за дверью, надоело, а я могла сказать своей совести, что хотела открыть дверь, просто не успела. Но незваный посетитель не унимался.
Не заглядываю в глазок, приоткрываю дверь, образуя мизерную щель. В ней тут же появляется женское личико с очками на пол лица. Её голубые глаза сквозь линзы цепко впиваются в меня.
Я шагнула назад, не зная, радоваться или злиться её появлению. Редко вижу её в очках, по большей части она носит линзы. Но сегодня, видимо, тот день, когда она решила не париться, а просто нацепить на нос библиотекарские круглые очочки.
– Я уж думала, тебя здесь нет. – Ульяна рукой распахнула дверь достаточно широко, чтобы без проблем протиснуться в дверь в своей красивой белоснежной шубке, похожая на Снегурочку.
Она оттеснила меня дальше в коридор, принялась расстёгивать шубу, затем сапоги. Вопрос вертелся у меня на языке, но я молча наблюдала, пока она не разденется. Затем все же выдала:
– Тебя прислал Гай?
Уля резко останавливается, испытующе смотрит на меня. После чего кивает, но делает это, словно отвечая на свой же непрозвучавший вопрос, а не на мой.
– Выглядишь ужасно. – Она сочувственно вздыхает. – Так и знала!
Искривляю рот. Уля не преувеличивает. Выгляжу я пугающе. Глаза опухли от пролитых слёз. Нос надулся, словно огромная картошка. Губы изжёваны. А волосы… о них лучше не упоминать.
– Ты не ответила. – С вызовом скрещиваю руки на груди. – Тебя прислал Гай?
Девушка изящно опустила взгляд на свое тонкое запястье, украшенное блестящими часиками.
– Мой рабочий день закончился десять часов назад. Сразу после того, как Гай пропал с наших радаров.
– Что значит пропал? – Брови двигаются вверх. Дыхание сперло.
– Сразу после вашего разговора прыгнул в машину и уехал, – разъясняет Ульяна, не заметив, что я пошатнулась.
Энергия, которой ещё минуту назад не было, забурлила в крови, а в голове закружились устрашающие картинки. Страх сковал желудок. Где он? Куда уехал? А вдруг с ним что-то случилось?
– Тёма счастлив, сволочь! – неожиданно рыкнула Уля, отчего я пришла в себя. – Ходит, улыбается, присвистывает, а я решила навестить тебя.
– Гая здесь нет.
– Знаю, – кивает она.
– Всё… – делаю паузу, прищуриваясь, – знаешь?
– Да, – ещё один кивок. – Расскажешь, почему вдруг решила уйти? Гай что-то натворил?
Уля знает, что я ушла, но не знает, почему. Значит, Тёма не поделился своей победой с ней, считая её сторонницей наших с Гаем отношений.
Ошибочным предположением было считать слёзные потоки опустевшими. Глаза защипало. Слёзы уже раздражали покрасневшую кожу, но это их не волновало.
– Нет, – всхлипываю, – он лучший.
– Тогда что случилось?
Вместо ответа мотаю головой, предварительно обхватив лицо руками. Притихшая боль в груди всполошилась, окуная меня в раскалённую лаву. Меня бросило в пот. Я захлёбывалась от солёного потока. Ещё сама не верю, что Гая больше не будет в моей жизни.
Уля, неожиданно для меня, подходит вплотную, обнимает меня за плечи. Её почти невесомые руки сжали некрепко, но вполне ощутимо.
– Я… – всхлип, – все… равно..., – всхлип, – не скажу… тебе…
– У тебя, наверное, уже обезвоживание. – Её ответ удивляет. Она отстраняется, тянет меня вбок, на кухню. – Тебе надо попить.
Я не сопротивляюсь, вхожу на кухню, опускаюсь на стул. Ульяна быстро набирает воду в стакан, затем протягивает его мне.
– Пей. Тебе бы ещё поесть, но, уверена, что пока кусок в горло не полезет.
Руки дрожат, но слёзы замерли. С трудом преодолеваю дробь зубов, чтобы отпить немного. И всё же по комнате разносится звон стекла, когда зубы врезаются в край стакана.
– Мда, – протягивает Уля, – тебе хуже, чем я думала. Есть успокоительное?
Пожимаю плечами. У меня есть аптечка, но я не знаю, что там.
– А что-нибудь из алкоголя?
Удивлённо округляю глаза. Ульяна подходит к холодильнику, по-хозяйски заглядывает внутрь.
– А, – довольно мурчит она, я же продолжаю издавать булькающие звуки, – вот оно.
Девушка достаёт бутылку шампанского из холодильника. Понятия не имею, откуда она там взялась. Наверное, Гай принёс.
Черт возьми, он повсюду!
Сдерживаю желание прижать ладонь к раскалённой груди – это все равно не поможет. Хоть бейся головой о стену.
– Могу я остаться? – спрашивает она, тряся бутылкой в воздухе, обозначая цель своего нахождения.
– Только если не будем говорить о… Гае.
– Договорились.
Уля улыбается, а я не разделяю её веселья. Хотя, сдаётся мне, она что-то задумала.
Мы занимаем то же место, на котором примостилась я, когда была одна. Подоконник оказался достаточно широким, чтобы вместить обеих.
Ульяна свесила одну ногу вниз, другую согнула в колене, прижала к себе – хорошая растяжка. Я же придвинула к груди оба колена.
В руке теперь обычный прозрачный стакан, который Уля наполнила сладким пузырчатым алкоголем, а глаза продолжали безучастно сканировать улицу. Мы не стали включать свет, чтобы не отражаться и остаться невидимыми для прохожих.
В квартире слышались звуки нашего дыхания, бульканье пузырьков в стаканах, мерное тиканье часов – всё же, то была тишина. Ульяна первая нарушает молчание.
– Когда я была маленькой, – говорит она, тоже глядя в окно, наблюдая за тем, как ветер кружит белые снежинки на фоне ночного неба, – то думала, что снег – это перхоть Бога.
Она хмыкает, затем делает глоток из своего стакана, а я перевожу на неё непонимающий взгляд, заинтересованная таким неожиданным и странным откровением.
– У нас в доме всегда было… и, в принципе, до сих пор находится много обслуживающего персонала. Мама часто увольняет одних и нанимает других. Причины самые разные. От внешности до неправильного, по её мнению, выполнения своих обязанностей. Я помню, как однажды она очень разозлилась, когда увидела у одной из домработниц перхоть. На чёрной униформе она очень хорошо виднелась, припорошив её плечи. Прям как снег на земле. – Улыбка на лице Ули становится печальной. – Мне было пять. Мама постоянно ходит в церковь, и меня водила в детстве. Поэтому ничего удивительного, что я представляла себе господа, сидящего на облаках, словно человек на диване. А если он живой, то и перхоть у него могла быть. Это уже позже я поняла, что ходить в церковь и действительно следовать заповедям – это две разные вещи. То же самое, как организовывать благотворительные мероприятия, когда тебе нет никакого дела до голодающих детей в Африке. Просто показушность, и ничего более. Но я до сих пор помню тот день, когда я сказала маме о своём предположении насчёт снега. Она не стала объяснять, что это природное явление, лишь сказала, что я с каждым днём всё больше и больше разочаровываю её. Прошло восемнадцать лет, а ничего не изменилось. Я всё такое же разочарование своей семьи.
Отпиваю сладкий алкоголь, заинтересовываясь её рассказом и отвлекаясь от гнетущей боли, жёгшейся где-то внутри.
Глядя на Улю и не скажешь, что её жизнь не идеальна. Она выглядит выигравшей в лотерею судьбы. Но если жизнь и успела меня чему-то научить, так это тому, что не всегда всё именно такое, каким кажется на первый взгляд. И за занавесом может скрываться даже то, чего мы представить себе не можем.
– Я ушла из дома, как только подвернулась первая возможность. Бросила университет, чтобы стать ассистенткой избалованной звезды. Кто бы мог подумать, что время, проведённое в этой унизительной, – Уля выделяет это слово, имитируя незнакомый строгий голос, – должности, будет лучшим в моей жизни? Я и сама не думала. Но, оглядываясь назад, именно так и считаю. Гай и ты стали моей семьёй.
Шумно вздыхаю. Я об этом не задумывалась, но Уля так же, как и Гай, пополнила мой семейный список. Видимо, мы были ей нужны в той же мере, как и она нам. А что теперь? Думаю, Уля задаёт себе тот же вопрос.
– Я не знаю, что у вас случилось… – Ульяна ловит мой настороженный взгляд. – Да, да, – спешит оправдаться, – я помню, что обещала не говорить об этом. – Расслабляю плечи, откидываю голову назад. – Просто мне не нравится видеть тебя в таком состоянии. Я же вижу, что тебе больно. Не знаю, где Гай, но думаю, он в таком же состоянии. Этот парень тебя любит.
Вскидываю брови.
– Не смотри на меня так, – отмахивается Ульяна. – Не нужно быть ясновидящей, чтобы разглядеть его чувства. Всё на поверхности…
Не успеваю ничего ответить. Боковым зрением замечаю оживлённое движение за окном. Поворачиваюсь полностью к стеклу, чтобы лучше рассмотреть, что происходит.
На пустынной парковке, не знаю, куда делись машины, которые обычно заполоняют всё вокруг, останавливается старенькая вишнёвая четырка – у дедушки на даче стоит точно такая же. Только она у него серебристая и уже отправилась на пенсию. Теперь медленно сливается с природой, покрываясь мхом и вьюном.
Со стороны пассажирского сиденья открывается дверь. Сперва появляется нога, она твёрдо встаёт на землю, затем показывается широкая мужская спина, облачённая в дутую куртку. Парень наклоняется в бок, сгибаясь пополам, чтобы вылезти из низенькой машинки, но не удерживает равновесие, видимо, зацепившись за порог другой ногой. Он летит на асфальт, покрытый льдом и снегом. На всю стоянку разносится его громкий возмущённый вскрик. Я напрягаюсь, хотя мне не должно быть дела до кого-то пьяного парня.
С другой стороны к нему подскакивает парнишка, выбравшийся с водительского места. На нём кожаная куртка и высокие армейские сапоги. Он поднимает упавшего несмотря на то, что тот сопротивляется, выплёвывая громкие ругательства.
Уля тоже насторожилась, прижавшись к стеклу рядом со мной. Её рука метнулась вверх, чтобы настроить окно на микропроветривание. Так до нас стало доноситься гораздо больше звуков ночной улицы. Ветер завыл, вперемешку с рычанием пьяного парня.
– Пусти! Отпусти, говорю! Чтоб тебя!
Второму удалось поднять первого, они разворачивается лицом к нашему окну, и я задерживаю дыхание. В распахнутой куртке, помятый и пьяный…
– Гай, – всхлипываю я.
Он поднимает голову, чтобы посмотреть в моё окно. Сердце пускается галопом, словно врываясь на беговую дорожку.
– Это Вит с ним? – спрашивает Уля, смотря на парня, оставшегося возле машины.
Я не отвечаю, неотрывно наблюдая, как Гай опускает руку к земле, что-то поднимает, замахивается и бросает в мою сторону камень размером с куриное яйцо. Оно не долетает, ударяется о стену дома. Моя челюсть падает вниз. Рядом с Гаем тут же оказывается Вит.
– Ты что творишь, идиот? – возмущается друг, хватая его за шиворот, когда Гай сделал шаг и поскользнулся. – Если бы я знал, что ты будешь пытаться выбить окна, то не привёз бы тебя!
– Я хочу её увидеть! – рычит Гай, удержавшись на своих двоих, и отталкивая Вита. – Мне нужно её увидеть!
– Зачем?
Прижимаю свободную ладонь к стеклу, касаюсь носом холодной поверхности. Уля шире раскрывает окно, чтобы лучше расслышать.
– Вили! – взревел Гай. Я стиснула челюсть. – Вили!
– Заткнись, придурок! – шикнул Вит, но это не помогло. Гай раскинул руки в стороны, заорав, что было мочи:
– Вили! Я люблю тебя! Я! Тебя! Люблю!
Сердце кольнуло, словно его сжали щипцами. В животе не просто запорхали бабочки, в нём заметались малютки колибри, со своей сотней взмахов в секунду. В горле осел ком размером с нашу планету. Во рту образовалось слишком много слюны, но я не могла её сглотнуть – слишком липкая.
Он впервые сказал это. Впервые озвучил свои чувства. И сделал это сейчас, пьяный в хлам, посреди улицы, где его могут увидеть и услышать. Новость разнесётся по сети со скоростью света. О чём он, чёрт возьми, думает? Тёма убьёт его! Я не для того разорвала своё сердце на тысячу кусочков, чтобы он вот так всё просрал!
– Вили, ты слышишь? – Парень не собирался униматься. – Слышишь? Вернись! Я люблю тебя!
– Боже мой, – прошептала Уля, – он сейчас так весь двор поднимет.
Ульяна озвучила мои мысли. Я поспешно поставила стакан на подоконник, не заметив, что опрокинула его, и шампанское разлилось по пластиковому подоконнику. Уля вскочила, взвизгнув. Видимо, я её облила. Но я не стала оборачиваться. Гай продолжал выкрикивать моё имя. Я бросилась к двери, задержалась в прихожей ровно на тридцать секунд, хвативших чтобы впихнуть ноги в кроссовки и накинуть куртку.
Не дожидаясь лифта, помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Пару раз умудрилась споткнуться, но не полетела кувырком вниз. Мне удалось выбраться на улицу как раз в тот момент, когда Гай затянул моё имя ещё громче прежнего… или из квартиры слышалось глуше.
– Гай! – окликаю я его, остановившись под козырьком над входной дверью в подъезд. – Что ты делаешь?
Гай развернулся слишком резко для своего захмелевшего вестибулярного аппарата.
– Вили! – радуется Гай, взмахивает руками и падает назад.
Я кинулась к нему. Вит смотрит на друга сверху вниз вместо того, чтобы поднять его с асфальта, покрытого слоем льда и снега.
– Гай, – опускаюсь перед ним на колени, не заботясь о том, что намочу и испачкаю новые джинсы.
– Вили, – пьяные голубые глаза немного косят, и он смотрит куда-то справа от меня. Полагаю, я у него раздваиваюсь… не исключаю вероятность того, что троюсь. Он протягивает ко мне руки, всё-таки находя верную меня. – Я люблю тебя.
Позволяю его влажным от снега ладоням скользнуть по моему лицу, остановившись на щеках.
– Гай… – шепчу в ответ.
– Нет, подожди, – качает головой, тянет меня на себя. Упираюсь руками в холодное покрытие, чтобы не упасть на него. Гай же касается моего носа своим, отклоняет голову в сторону, чтобы поцеловать. Я оттягиваю свою голову назад, не позволяя ему этого сделать. Гай перемещает руки на мои плечи, удерживая. Несмотря на изрядную опьянённость, сила в нём прежняя. – Я люблю тебя! – говорит он почти сердито, затем переходит на рык: – Прости меня! Я должен был сказать тебе раньше! О чём я, чёрт возьми, думал? – спрашивает и сам же отвечает: – Думал, что у меня ещё куча времени, чтобы признаться! Но… – запал спадает так же резко, как и начинается. – Прости, что раньше не сказал…
Любимые голубые глаза парня заблестели. Даже при неярком освещении двора отчётливо вижу морщинки вокруг его поджатого рта. Ему больно. Мне самой не хватает воздуха.
– Пойдём, – зову я его, поднимаясь на ноги.
– Куда? – по-детски наивно смотрит на меня снизу вверх.
– Давай доведём его до машины, – обращаюсь я к Виту. – Отвези его домой.
– Нет! – вскрикивает Гай. – Я никуда не поеду! Я хочу быть здесь!
– Где здесь? – насмехается его друг, зачем-то раззадоривая пьяного. – На дорожке перед домом? Вот твоё место? Как у собаки?
– Я остаюсь здесь! – Гай скрещивает руки на груди. – Буду ночевать у Вили!
– Она тебя не приглашала.
Гай рычит на друга. Тот довольно улыбается. Я же окинула взглядом окна жильцов. Чёрт, в них один за другим начали появляться любопытные лица. Вопрос времени, когда они узнают Гая или меня. Может, уже узнали. Значит, скоро начнут снимать на телефоны. И тогда новость разлетится по всем популярным социальным сетям. Тогда мы с Гаем вновь окажемся на всех первых полосах жёлтой прессы.
– Хорошо, – понимаю, что выбора у меня нет. – Давай заведём его внутрь.
Едва заметно киваю на окна, отвечая на немой вопрос Вита, выраженный в приподнятой брови.
– Сегодня твой счастливый день, братишка, – усмехается Вит, протягивая руку Гаю.
– Я бы так не сказал, – бурчит он в ответ. – Сегодня один из худших дней в моей жизни.
Вит поднимает Гая. Я встаю по другую руку от него. Гай тут же закидывают свою тяжелую руку мне на плечо, опуская голову и целуя меня в лоб, после чего утыкается носом в култышку на голове. Я помню. Мои волосы – его слабость.
На секунду закрываю глаза, наслаждаюсь ощущением его близости, а когда открываю, ловлю на себе сканирующий взгляд синих глаз. У Вита не глаза, а какие-то глубоководные океаны.
Мы двигаемся вперед.
– О, Уля! Меня потеряла? – Гай улыбается, заметив свою ассистентку у подъезда. Я не знала, что она вышла следом за мной. Мы останавливаемся около неё. Глаза Вита перемещаются на девушку, невольно покрасневшую. Он подбородком указывает ей на дверь. Спохватившись, Ульяна открывает её, пропуская нас вперёд.
Вызываем лифт, поднимаемся на нужный этаж, с трудом преодолеваем лестничный пролёт, оказываемся в квартире. Пока Вит удерживает Гая в вертикальном положении, Уля помогает мне снять с него ботинки. Мы проводит Гая в мою спальню, кладём его на кровать. Он что-то бормочет, я не вслушиваюсь, оборачиваюсь к Уле и Виту.
– Я, пожалуй, пойду. – Уля переступает с ноги на ногу, явно стараясь не смотреть на парня, стоящего рядом.
– Хорошо, – киваю. – Не буду тебя провожать.
– Увидимся. – Уля кивает, после чего, мягко ступая, удаляется по коридору.
Вопросительно смотрю на Вита.
– Помогу тебе его раздеть, – отвечает он, указывая на парня, успевшего за минуту отключиться в удобной кровати.
– Спасибо, что позаботился о нём, – благодарю, приступая к стягиванию мокрой одежды. Вит помогает избавиться от куртки и джинсов, после чего пожимает плечами:
– Этот засранец напился в баре, где я выступаю. Не бросать же его было.
Уголок губы ползёт вверх. Думаю, он лукавит. Несмотря на то, что их дороги разошлись, Гай остаётся ему дорог. Их связывает нечто большее, чем группа, которая у них когда-то была.
– Вили, – тихо зовёт Гай, стоило мне потянуть вверх его футболку. – Вили, прости меня.
– Тебе не за что извиняться, – наклоняюсь к нему, чтобы лучше слышать.
– Не уходи от меня, пожалуйста…
– Короче, – Вит прочищает горло, перебивая друга, – я пошёл. Дальше ты и сама разберёшься.
– Спасибо, – ещё раз благодарю, получая в ответ смущённую улыбку парня и кивок.
Вит оставляет меня наедине с парнем, распластавшимся по моей кровати в позе морской звезды. Погас свет в коридоре прихожей и, погрузив нас в темноту, защёлкнулась входная дверь.
Окидываю пристальным взглядом спящего, спрашивая себя, что делать дальше? Затем в спину резко ударяет порыв ледяного ветра. Я поёжилась, вдруг почувствовав, как в спальне жутко холодно. Мы не закрыли окно, когда выбежали из квартиры навстречу крикам Гая.
Я встаю, подхожу к окну. Тяну руку вверх, чтобы закрыть форточку, когда мои глаза упираются в машину Вита, у которой остановились сам владелец и Уля. Они знакомы? Нет, если судить по тому, что Вит даже не поздоровался с Улей при встрече, и она ответила ему тем же.
Несмотря на то, что окно открыто, не могу расслышать, о чём они разговаривают. Они ведь не дерут глотку, как это делал Гай, чтобы докричаться до меня и до всего двора.
Остаётся только наблюдать, как Ульяна поворачивается к машине, затем и вовсе подходит к ней, открывает дверь и садится в старенькую четырку. Вит с минуту смотрит на свою машину, словно и сам не верит, что Уля это сделала, затем занимает водительское место, и они уезжают.
Вместе.
Что?
Странно это.
Но у меня не было времени подумать. Гай активно зашевелился позади меня. Я повернулась к нему, чтобы увидеть, как он приподнялся, оглядываясь.
– Вили, – обращается ко мне, заметив в темноте мой силуэт. – Ты одна?
– А с кем я должна быть? – делаю шаг к кровати.
– Его здесь нет? – Гай принимается вертеть головой. Учитывая степень его опьянения, удивляюсь, как у него голова не закружилась.
– Кого? Вита? Он уже уехал.
И не один.
– Нет, – Гай качает головой, словно болванчик. Руки тянутся ко мне. – Этого придурка… – возмущённо выдыхает пар через нос. – Я не знаю, как его зовут!
– Никиты? – прищуриваюсь, вспоминая, кем прикрылась или же оправдалась, когда ушла сегодня утром.
Гай выдает глухой звук, затем крепкие пальцы обвиваются вокруг моих запястий. Он хватает меня, опрокидывает на себя, сам заваливается назад на кровать. Я падаю на него, после чего Гай ловко переворачивает нас, наваливается на меня всем телом. Из груди вырывается хрип. Я интенсивно задвигалась под тяжестью его веса.
– Гай, – с трудом выдавливаю его имя, упираясь ладонями в каменные плечи, – тяжело…
Гай приподнимается с меня ровно настолько, чтобы я могла вдохнуть, а он собрать мои руки и вытянуть их над моей головой, побуждая изогнуться, выпячивая грудь. Гай наклоняет голову, проходится носом по упругим, часто вздымающимся под тонким кашемировым свитером холмикам. На его губах появляется улыбка кота, налакавшегося сметаны. Гай приближает свое лицо к моему, чтобы обдать меня запахом алкоголя и приказать хриплым шёпотом:
– Скажи, что его здесь нет.
– Его здесь нет, – сипло выдаю на выдохе, борясь с желанием прижаться губами к его рту, соблазнительно нависшим буквально в сантиметре от моего рта.
– Его здесь никогда не было, – снова приказ и следом за ним мольба: – Скажи…
– Не было. – И это правда.
На пару минут Гай затихает и не шевелится. Мне уже кажется, что он вновь отключился, как слышу его голос очень близко. От слов, что он произносит, дыхание прерывается:
– Скажи, что любишь меня. – Я открываю рот, но не произношу ни звука. Наши губы почти соприкасаются. Моему телу этого достаточно, чтобы по венам заструился ток. – Скажи… – шепчет Гай, отпуская мои руки, чтобы нежно обхватить мою шею руками, не сдавливая, не причиняя мне дискомфорт. Его пальцы сжимались и разжимались, скользя по коже подушечками и аккуратно подстриженными ногтями. – Пожалуйста…
Гай – весь мой мир. Он настолько глубоко проник в закоулки моей души, что его оттуда щипцами не выдрать. Люблю ли я его? Что тут спрашивать?
– Люблю…
Признание срывается с моих губ быстрее, чем я успеваю его остановить. Гай выдыхает, словно с его плеч свалилась тяжесть всего мироздания. Я замираю, ожидая его дальнейших действий. Губы завибрировали, предвкушая прикосновение его мягких уверенных губ.
Но вместо этого Гай скатывается в сторону, притягивает меня к своему боку. Пальцы зашарили в моих волосах. Гай дёргает резинку, отбрасывает её в сторону. Моя голова примостилась на краешке его груди, а волосы пустились врассыпную, словно попкорн, защекотав шею и щеку. Но Гаю они, казалось, нисколько не мешали. Наоборот, он ещё глубже зарылся в них лицом, касаясь губами моего уха.
– Я тебя люблю, – зашептал Гай, словно в бреду. – Ты меня тоже любишь. Вили… тогда какого хрена происходит?
39
POV Вили
Я сбежала. Трусливо. Растерянно. Позорно.
Я не знала, что сделать, когда Гай проснётся. Не знала, что ему сказать. Не знала, как ответить на вопросы, которые он точно задаст. Не знала, как должна реагировать на его признание.
В голове вибрирует, словно будильник, только один вопрос: что мне делать дальше?
В стране начались новогодние каникулы. Приближается новый год. Дедушка и Захар уже уехали за город, на дачу дедушки. Последние полгода они часто проводят здесь время.
Я скучаю, но радуюсь тому, что мой братик, наконец, получил настоящую семью, где на него не забивают в пьяном угаре, а учат забивать гвозди, чтобы что-то починить. К моему облегчению, несказанно удивив меня, дедушка согласился уволиться с работы. Но только чтобы заняться другим полезным действом.
Я наотрез отказалась от его денег, самостоятельно оплатив его лечение. Тогда дедушка Миша пошёл другим путём.
Они с Захаром решили перестроить дачный домик, превратив его из шаткой одноэтажной избёнки в презентабельный коттедж, который по подсчётам деда перейдёт к нам по наследству.
Как только дедушка загорелся этой идеей, Гай тут же привёл подрядчика. По договору сумма оказалась вполне приемлемой для накопленного тяжким трудом. Дедушка в силу своей старческой наивности поверил, а вот я много раз пыталась выудить у Гая честную информацию о стоимости такой работы, но всегда получала один и тот же ответ: «Ты же видела договор».
И вот спустя полгода я сижу перед обеденным столом, закинув ноги на соседний стул, на очень большой тёплой кухне полностью перестроенного дома, держу в руках кружку ароматного чая с мятой и лимоном. Напротив меня устроился дедушка, разложив на столе перед собой лампочки, провода, новогодние игрушки – готовит украшения для дома. Захар убежал с недавно приобретёнными друзьями кататься на сноуборде с горки в конце деревни. Вернее, учиться кататься.
Несмотря на то, что братик всегда был активным, ему не разрешалось заниматься спортом. В благородном семействе все должны быть утончёнными, музыкальными. К дядьке с поросячьим рылом эти понятия точно не относились.
Как бы ни старались они приучить Захара к классической музыке, ничего не вышло. Вместо Бетховена мальчишка слушает Вита Грома. Я счастлива, что он, наконец, может делать то, что ему нравится. Раньше у него и друзей-то не было. А сейчас я никак не могу запомнить их имена – слишком быстро разрастается количество.
Вздыхаю, опускаю плечи. Когда всё только стало налаживаться, вновь двинулось по наклонной.
– Почему ты приехала? – Поднимаю глаза, отрываясь от движения его рук, занимающихся починкой сломанных механизмов, чтобы посмотреть на деда. – Нет! Нет! – спешит он добавить. – Я очень рад тебя видеть! Только вот… Ты не говорила, что собираешься навестить нас. Да и Гая с тобою нет. Вы ведь неразлучны, как два попугайчика.
В глазах защипало. Ну вот, а я думала, что сегодня плакать не буду.
– Что случилось, детонька? – Голос дедушки тут же изменился. Его глаза тревожно забегали по мне в поиске ответа.
– Я ушла… – приходится сделать паузу, чтобы проглотить ком в горле, – от Гая…
– Почему? – Деда Миша качает головой, затем грозно сдвигает брови: – Он что-то натворил?
– Нет, – голова превращается в маятник, качаясь из стороны в сторону, – нет… он… – судорожно вздыхаю. – Он самый лучший.
– Тогда вообще ничего не понимаю. – Дедушка уставился на меня. Его лицо вытянулось. Беспокойство читается все отчётливо.
Я вытираю слёзы ладошками, почесав круговым движением опухшие глаза. Втягиваю сопли, затем глубоко вдыхаю.
– Я сделала это ради него.
Дедушка закряхтел, поёрзав на стуле. Понимаю, что это ему ни о чем не сказало.
– Если бы я этого не сделала, он бы всё потерял, – пытаюсь объяснить, но дед лишь прищурился. – Я сделала это ради него, – вновь повторяю, отмахиваясь от воспоминаний о прошедшей ночи, которую я провела рядом с ним. Сердце не просто щемило, оно горело, словно на адской сковородке.
– Гай знает? – тихо спрашивает деда Миша, огорчённо поджав верхнюю губу, отчего его усы почти коснулись подбородка, полностью спрятав рот. – Ты рассказала ему?
– Нет. – Опускаю глаза в стол. – Если бы рассказала ему, он бы не дал мне уйти.
Хотя сцена, которую он устроил вчера, явственно показала, что Гай всё еще не собирается отпускать меня. А я готова биться головой о стену, не представляя, что делать дальше.
– То есть ты не дала ему сделать выбор самостоятельно?
Свожу брови, закусывая щёку:
– Нет, не дала.
– Детонька, – голос дедушки становится мягким, словно он обращается к маленькому ребёнку, – неужели ты всё решила за вас двоих?
Несмотря на мягкость вопроса, взгляд деда становится осуждающим. Я опускаю глаза, чтобы не видеть. В груди встрепенулась вина. Да, я решила сама. Не сказала Гаю, не попробовала довериться ему в выборе его же пути. По щеке вновь потекла слеза. Дедушка тут же заохал.
– Вили, солнышко… – Он быстро встал со своего места, устремился ко мне. Я поднялась ему навстречу, чтобы утонуть в родном аромате укропа и корицы, свойственный дедушке. Не перестану благодарить вселенную за то, что она подарила мне его. Нос касается тёплой рубашки. Всхлипываю. – Я знаю, что ты хотела как лучше. – Морщинистая, но всё ещё по-мужски сильная ладонь ложится на мой затылок. – Ты хорошая девочка. Заботливая. Много думаешь о других, оберегаешь. Так было и с Захаром. Ты отчаянно металась из угла в угол, стараясь найти выход, но в итоге он справился сам, показав нам с тобой, что мы недооценивали его. – Я затаила дыхание, вслушиваясь в то, что говорит дедушка. Его мелодичный голос, с небольшой хрипцой, убаюкивал меня. – Сейчас ты недооцениваешь Гая. Этот мальчишка любит тебя до одури. Он не отступит просто потому, что ты так решила. Ты испортишь жизнь и себе, и ему. Запомни слова старика, пожившего в этом мире чуть дольше тебя. Никогда не решай за других. За это тебе никто спасибо не скажет. Дай парнишке возможность самому решить, что ему нужно. Не делай это за него, считая, что во благо. Расскажи, что к чему, поговори, и тогда уже придёте к общему знаменателю. Разговор – это лучшее, что можно сделать.
POV Вили
С чего я взяла, что он и сегодня придёт?
