Текст книги "Снимай меня полностью (СИ)"

Автор книги: Дарья Софер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

В процессе выяснилось, что паскудный конь Вадика в снимках даже не валялся, и Рома, произведя нехитрые расчеты, понял, что при безотрывной работе ему понадобится часов эдак… Тридцать. Н-да. Тридцать часов, пролежни… Или как это точнее назвать? Просижни на заднице и пара-тройка нервных тиков.

Рома расставил энергетики стройными рядами, положил шоколадки, орешки и подушку на кресло. Все было готово к великой ночи «фотошопа». Но не успел он заняться первым клиентским прыщом, как в дверь деликатно постучали.

– Мы закрыты! – крикнул Рома. Поначалу он хотел, конечно, притвориться, что в студии никого нет, но это было бы слишком глупо: свет-то горел.

– Я ненадолго, – в дверях показался Игорь.

Работа с людьми развила в Роме ощутимую нелюбовь к человечеству в целом. И сейчас Кулешов не обрадовался бы ни одному гостю, но жених Юны… Этот явил собой самую полную, самую выигрышную комбинацию неприятностей. Как если бы Рома собирался на важную встречу, но прищемил галстук в метро, опоздал на автобус, получил порцию грязных брызг от таксиста, который в Москве первый день, а потому повез бы Рому в центр через МКАД, и уже на подходе к клиенту обнаружилось бы, что паспорт, телефон и флешка со снимками остались дома. Рядом с включенным утюгом. Вот примерно такие эмоции обрушились на Кулешова, когда он увидел Игоря. По лицу последнего явственно читалось, что и он пришел не для того, чтобы отвесить комплимент за профессионализм или расшаркаться в любезностях.

– Проходите, – запоздало вздохнул Рома, когда Игорь уже дошел до середины студии.

– Значит, это и есть студия модного фотографа, которому Юна хотела доверить нашу свадьбу, – каждое слово было пропитано снобизмом настолько, что будь снобизм жидкостью, на полу бы уже образовалась небольшая лужица.

– Насколько я знаю, и сейчас хочет.

– Это да, это да, – задумчиво кивнул Игорь. – Но боюсь, теперь уже все равно, чего хочет она.

– А, ясно. Я понял, – Рома скрестил руки на груди, вложив в этот жест все свое презрение. – Сейчас вы предложите мне поучаствовать в древнем обряде похищения невесты. На осле. А она, разумеется, сама хочет, чтобы ее похитили.

– Остроумно, – дернул плечом Игорь. – Жалко, я пришел сюда не на фестиваль стенд-апа.

‍– Дайте угадаю: конкурс? Так вот: Юна была у меня сегодня. И поскольку она уже прошла в первый тур, что само по себе достижение, она решила идти дальше. И спорить с этим…

– Решения моей невесты я с ней как-нибудь сам утрясу, – Игорь потянулся было к одному из снимков на стене, но в последний момент передумал и отдернул руку, словно боялся запачкаться. – Для вас у меня две новости: одна просто плохая, вторая очень плохая.

– Внимательно.

– Ну, во-первых, свадьбу нашу вы снимать не будете. Это точно.

– А вы уверены, что сама свадьба будет? – не удержался Рома.

– Уверен, – проигнорировал подкол Игорь. – Во-вторых, я знаю: это вы разместили анкету Юны на конкурсе?

– Это она вам сказала?

– А как вы думаете? – Игорь выразительно усмехнулся. – И я знаю, что никакого письменного разрешения у вас нет. Следовательно, я могу вас засудить за использование чужого лица.

– Это и есть «очень плохая новость»?

– А что, к судам вы уже привыкли? – парировал Игорь.

Не то чтобы Роме было в тот момент очень смешно, но все же он заставил себя расхохотаться в лицо Юниному женишку максимально правдоподобно и раскатисто.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​– Это ее снимки, – сказал Кулешов, когда смех стал больше напоминать кашель. – Только она может подать на меня в суд, а она этого делать не будет.

– И откуда такая уверенность?

– Просто в отличие от вас я понимаю, как сильно вам повезло с невестой, – последнюю фразу Рома произнес без малейшего сарказма, и это, как ни странно, подействовало на Игоря отрезвляюще.

На мгновение на его лице промелькнула растерянность, и Рома понял, что попал в больную точку. Что именно это означало, правда, так и осталось загадкой. То ли Игорь заволновался, что Рома сможет отговорить Юну от свадьбы, то ли почуял конкурента… Трудно было разобрать по снобистской физиономии. Но все же Кулешов убедился в том, что подозревал и раньше: все это странное поведение Игоря, включая необъяснимую ревность и истерику вокруг конкурса, было вызвано чувством бессилия. Уязвимостью. Страхом. Значит, не так уж идеальны отношения между будущими молодоженами, и Игорь об этом отлично осведомлен. Рома знал, что у него нет ни малейшего шанса отбить Юну у этого богатенького Буратинки. И плевать даже на классовые различия, – а кто бы что ни говорил, они актуальны даже в двадцать первом веке, – просто Юна считает своего фотографа геем. Пусть она трижды расстанется с Игорем, пусть отменит свадьбу, в Роме она мужчину все равно не увидит. А если он признается, то не простит лжи. И все-таки Рома испытал облегчение от одной мысли, что вся история со свадьбой держится на шаткой трехногой табуретке, и Игорь, сам того не подозревая, лишь расшатывает ее каждым своим шагом.

– Я не собираюсь ничего запрещать Юне, – Игорь снова взял себя в руки и нацепил маску хозяина положения.

– Отлично, потому что она взрослый человек и вправе сама…

– Но я сообщил о конкурсе ее отцу, – перебил Игорь, и на сей раз Роме стало не по себе. – Вижу, вы в курсе, кто он такой. И какие у него политические взгляды.

– Есть немного.

– Значит, вы понимаете, что прыгать от восторга от этой новости Лев Львович не будет, – почувствовав слабину противника, Игорь ухмыльнулся и подошел к Роме. – Видите ли, Юна – его дочь. Ей за это ничего не будет, разве что небольшая семейная ссора. А вот вы, человек, который уговорил ее сниматься обнаженной… Который ее фотографировал, а вдобавок еще и разместил снимки на конкурсе… На таком конкурсе… – Игорь цокнул и покачал головой. – Я бы на вашем месте задумался, Роман. Стоит ли все это тех шишек, которые на вас полетят? Пара кликов – или конфликт с влиятельным человеком?.. Ну, не буду вас задерживать, – и, довольный и самоуверенный, как никогда, он исчез за дверью.

*********

‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌Рома остался в студии один, и это был, пожалуй, первый раз за всю его жизнь, когда тишина нервировала, а не радовала. Как бы мерзко Игорь себя ни вел, он говорил правду. Озвучил то, о чем Рома и сам догадывался, отправляя анкету Юны на конкурс. Надеялся, конечно, что обойдется. Псевдоним, как-никак. Но нет. И что теперь делать дальше, Кулешов не представлял вообще.

Мужская гордость требовала бороться до последнего. Собственно, так бы Рома и поступил, если бы его решение рикошетом не отскочило по Вадику. Лебедев не станет разбираться, кто именно разместил снимок. Даже если по правилам девяностых депутаты больше не играют, просто так «Кукушкиному гнезду» подобный фокус с рук не сойдет. Благо, у слуг народа из городской думы полно легитимных рычагов. Натравить налоговую? Засыпать проверками? Докопаться до арендодателя? Лебедев по щелчку пальцев мог лишить Рому и Вадика бизнеса, и это – еще меньшее из зол. Потому что помимо ООО парням было, что терять. От дорогого оборудования до здоровья и, в конце концов, жизни. Кто станет поднимать шумиху, если одного никому не известного человечка собьет случайная машина без номеров и скроется с места происшествия? Не то чтобы Кулешов грудью рвался на амбразуру и мечтал по-рыцарски погибнуть ради девушки, пусть и такой нежной, красивой, удивительной, как Юна. Но подставлять Вадика? Нет, это чистой воды эгоизм.

В идеале Роме следовало сию же секунду посоветоваться с партнером, но он медлил, не решаясь открыть ящик с котом Шредингера. Австрийский физик считал: кот, заключенный в коробку с ядом, одновременно не живой, но и не мертвый. И убьет его тот, кто поднимет крышку и выяснит правду. Выходит, если Рома позвонит Вадику и услышит, что фотографию надо немедленно снимать с конкурса, то тем самым лишит Юну шансов. А пока то, что не запрещено, – разрешено.

И для начала Рома решил убедиться, нужна ли эта борьба самой Юне. У женщин семь пятниц на неделе, разве нет? Вдруг уже передумала снова, вдруг расхотела участвовать? Или не хочет рисковать свадьбой с этим хорьком или отношениями с отцом? Вот дети алкашей обычно самостоятельнее некуда. Потому что ну нету у горе-папаши инструментов для давления. От таких бегут, и чем быстрее, чем дальше, тем лучше. А вот если отец-добытчик, если заработал на жилье и сытое безбедное существования для чада, то кнут сам собой вкладывается в заботливую родительскую длань. Поползновение в сторону? Размах, удар «больше не получишь ни копейки и ночевать можешь на вокзале» – и вот уже нет в мире чада послушнее. И неважно, шестнадцать лет дитю, двадцать или сорок с хвостиком. И Рома боялся, что Юна не настолько безрассудна и свободолюбива, чтобы отказаться от всех плюшек отца-депутата.

В растерянной задумчивости Рома взялся за телефон и открыл мессенджер. В столь позднее время не рассчитывал увидеть Юну в сети, однако повезло: напротив ее имени ободряюще горела зеленая точка. «Не спишь?» – написал Кулешов, так и не решившись сразу сообщить о проблеме. Вместо ответа Юна перезвонила.

– Ром, слава Богу! – выдохнула она в трубку с таким облегчением, словно очень давно мечтала услышать его голос. Ощущение было странным, но приятным, и Рома даже на мгновение забыл, по какому поводу собирался поговорить с Юной. – Слушай, я должна тебя предупредить…

‌Глупая улыбка мгновенно сползла с Роминого лица: неприглядная реальность хлестнула по щекам.

– Насчет конкурса, – перебил он обреченного.

– Ага, тут такое дело… – она запнулась.

– Твой отец знает, – снова закончил за нее Рома.

– Откуда ты?

– Игорь.

Оба замолчали, и тишина на линии затянулась так надолго, что если бы их в это время прослушивал добросовестный сотрудник службы безопасности, то он бы занервничал и проверил, работает ли техника.

– Слушай… – вдруг произнесли Рома и Юна одновременно, а потом он, спохватившись, добавил: – говори сначала ты.

– Слушай, – повторила она. – Я знаю, что папа может быть довольно… Бескомпромиссным. Может, даже начнет угрожать тебе. И я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности.

По идее, Юна сама предлагала ему отступить. Снимала всякую ответственность. Одно движение мышкой – и проблема исчезла бы, как по волшебству. Ни обид, ни дилемм. Тишь да гладь. Но отчего-то Роме именно сейчас захотелось сделать наоборот. Доказать и Юне, и себе, что он не трус, не слабак. И вообще, не запугать его всякими там депутатами. И дума-то ведь городская, даже не государственная! Делов-то! Ну, выселят студию. Что, помещений в Москве мало? Или проверка: чего ее бояться? Вроде, миллионов Кулешов от родной казны не утаивал.

– Юн, речь не обо мне, – Рома крепче сжал смартфон. – Ты только скажи: тебе самой нужен этот конкурс или нет?

– Нужен, – без промедления отозвалась она. – И я отцу ответила, что не снимусь ни за какие коврижки. Ну, в смысле с конкурса, а не на камеру… Короче, ты понял.

– Понял, – кивнул Рома, хоть Юна и не могла этого увидеть. – Но?..

– В смысле?

– Ты так начала, как будто дальше будет большое «но».

​​​‌​‌‌‍

– Ах, да… В общем, я только потом, когда ушла из дома, вспомнила, что он и до тебя может докопаться. Ты там обозначен, как фотограф. И ты подавал… Короче, я не хочу, чтобы мои ссоры с папой как-то тебя коснулись.

– Погоди-погоди, – Рома напрягся. – Что значит «ушла из дома»?

– То и значит… Забей. Это сейчас неважно. Просто если тебе так будет проще…

– Не будет, – уверенно ответил Рома. – Если этот конкурс тебе нужен, значит, ты будешь в нем участвовать. И точка. Только вот что…

– Да?

– Разрешение. Ты можешь написать мне разрешение на использование твоих фотографий? Задним числом, в идеале.

– Конечно, без проблем. Постой, это Игорь, да? Он тебе судом угрожал?

– Не бери в голову, – Рома постарался звучать как можно беззаботнее. – Разрешение только подпиши – и все.

– Не вопрос вообще.

– Ты в порядке там? – он понимал, что она не станет с ним откровенничать. Кто он ей? Даже не друг. И все-таки переживал и чувствовал на себе вину, ведь это именно из-за их с Вадиком затеи с конкурсом у Юны теперь проблемы и с женихом, и с родителями. Ушла из дома? Господи, неужели до такого дошло? Неужели вообще можно выгнать человека из-за одного снимка?

– Ага, – полувопросительно протянула она и вздохнула. – Ром, знаешь, спасибо тебе за все.

– Ерунда! Тебе спасибо! Мне нравилось с тобой работать. Жаль, конечно, что со свадьбой так вышло…

– То есть?! – удивилась Юна.

– Ну, Игорь сказал, что мои услуги на свадьбе не нужны, так что…

– Он так сказал?! Серьезно?

– Ну да… – настал черед Ромы удивляться. Если Игорь не предупредил невесту о таком решении, выходит, Кулешов поступил, как ябеда… А как бы ему ни претила мысль о том, что Юна свяжет себя на всю жизнь с этим гнусным типом, выступать в роли яблока раздора Рома не хотел.

– Ясно. Извини, мне надо кое-что сделать, – и Юна отключилась.

Рома не сразу отложил телефон, а потом еще долго сидел, пялясь на потемневший монитор компьютера. Пора было вкалывать, чтобы наверстать потерянное время, но в голове царила странная пустота. Вакуум. И руки будто кто-то крепко держал, не позволяя коснуться клавиатуры. Потребовалось нешуточное усилие воли, чтобы, наконец, справиться с оцепенением и заставить себя вернуться к ретуши, но Вселенная будто задалась целью порушить Роме все планы. Потому что едва он, взъерошив волосы и почесав бороду, вывел, наконец, компьютер из сна, телефон зазвонил снова. И вновь на дисплее замигало короткое слово «Юна».

– А ты сейчас где? – робко спросила она, когда Рома сдвинул зеленый кружок вверх.

– В студии.

– Ясно. Уже уходишь, да?

– Вообще-то собирался всю ночь работать. А что?

– С Вадиком, да? – продолжала темнить Юна.

– Нет, один, – терпеливо пояснил Рома. – Что ты хотела?

Несколько секунд она тихо сопела в микрофон, потом все же решилась:

– Слушай, а я очень помешаю, если сейчас приеду?

– Нет, – сглотнув, соврал Кулешов. – Совершенно не помешаешь.

– Тогда жди, – донесся до него Юнин голос, и телефон захныкал короткими гудками.

ГЛАВА 16

ЮНА Лебедева

3 часа

Друзья, у меня к вам два вопроса.

1. Ни у кого нет вакансии для будущего политолога? Могу писать статьи, пресс-релизы. Или, например, пригожусь в качестве спичрайтера. В офисе тоже буду полезной: с компом на «ты», печатаю быстро.

2. Если кто-то снимает квартиру, с удовольствием займу свободную комнату и разделю аренду. В быту неприхотлива, как фикус, зато всегда выслушаю и составлю приятную компанию.

Прошу репоста! Все предложения – в личку.

Юна знала, конечно, что ее отец не умеет проигрывать и никогда не сдается, но все же не ожидала от него такой жесткости. Сам факт, что родная дочь посмела выступить против его воли, которая всегда приравнивалась к истине в последней инстанции, довел Льва Львовича до бешенства столь разрушительного, что измерить оное можно было только по шкале Рихтера. И если мы сейсмологи в тот момент присутствовали в комнате Юны, то, несомненно, приписали бы крикам депутата максимальную магнитуду и включили семейный скандал Лебедевых в число мощнейших мировых землетрясений.

Когда падшая дочь принялась собирать вещи, Лев Львович, изрыгая проклятия и языки пламени, сказал, что каждая тряпочка в этом доме, от майки до трусов, была куплена на заработанные политическим потом деньги, а посему не покинет родных закромов.

Юну лишили всего: денег, одежды, банковских карт и даже ключей от машины. Однако чем громче разорялся отец, тем отчетливее понимала Юна, что назад пути нет. Именно теперь она поняла, сколько времени потеряла, исполняя роль образцово-показательной дочурки. И все ради чего? Чтобы стать одной из подчиненных отца? Раньше Юне казалось, что он любит ее. По-своему, конечно, но все же любит. А сейчас усомнилась даже в этом. Одно слово поперек – и вот ее уже вышвыривают без выходного пособия, как проворовавшуюся прислугу.

Розовые очки треснули, осыпались грудой маленьких колючих осколков, и свет неприглядной правды больно резанул по глазам. Все эти годы Юна была никем. В собственном доме, в родной семье – нулем без палочки. Пустым местом без права голоса. Она осознавала, что без денег придется туго, но расплачиваться собственным достоинством за еду, одежду и коммуналку больше не могла физически. Ее страшило не столько то, что она уходит в никуда, сколько простая горькая истина: она не нужна родителям. Разумеется, ее слова «я ухожу» не были пустой угрозой или попыткой припугнуть папу, чтобы выторговать разрешение на конкурс. И все же где-то в глубине души Юна надеялась, что отец одумается. И уж если не попросит прощения, то хоть захочет остановить ее. Или мама вмешается и встанет на сторону единственного ребенка.

Но нет. Лев Львович разошелся не на шутку, а Елена Геннадьевна шепотом посоветовала Юне немедленно извиниться, пока не стало слишком поздно. Вот только к своей досаде девушка поняла, наконец: поздно стало уже давно. Она видела перед собой не любимого папу, а человека, для которого власть превратилась в наркотик. И неповиновение, поставившее непререкаемый авторитет главы семьи под угрозу, выпустило на свободу всех его внутренних демонов. Лев Львович будто сбросил домашний халат, обнажив самого настоящего Халка. И Юна поняла, что никогда не сможет жить в мире с собой, если будет прогибаться и дальше.

Она не стала говорить отцу ничего. Нет, не боялась. Просто нечего было сказать. Взяла сумочку, повесила на крючок ключи от квартиры и ушла, твердо пообещав себе, что не вернется.

Когда прохладный вечерний воздух помог девушке немного остыть, а эмоции отступили на второй план, Юна огляделась и поняла, что стоит посреди улицы и понятия не имеет, куда идти дальше. Ползти на пузе к Игорю означало сменить одного диктатора на другого. В кошельке сиротливо болтались несколько купюр, на которые если и можно было снять номер в гостинице, то от силы на сутки-другие. А что потом?

Юна набрала Ирку, но в ответ услышала печальную историю о недоступном абоненте. Заглянула к подруге в инстаграм: на последней фотографии рыжеволосая ведьмочка красовалась в зале ожидания Шереметьево. Нет, может, Ира и рассказывала что-то о своих планах на девичнике, но алкоголь отлично справился с очисткой памяти. И именно в тот момент, когда Юна уже всерьез задумалась о том, где удобнее спать: на лавочке в сквере или в комнате ожидания ближайшего вокзала, на дисплее высветилось сообщение от Ромы.

В любой другой ситуации Юна бы ни за что не стала навязываться малознакомому человеку, но сейчас, живо представив уютную небольшую студию, симпатичного фотографа, который по какой-то необъяснимой причине одним своим видом поднимал ей настроение и вселял уверенность, поняла, что ей нужен именно он. Конечно, внутри тут же зазвучал гаденький голосок: «Ты для него просто клиентка. Узнает, что нет больше денег, сразу сделает ручкой!» Но Юна решила: раз уж пошла такая пьянка, раз уж день откровений начался, то неплохо бы выяснить до конца, есть ли у нее вообще друзья.

Поднимаясь на третий этаж, Юна снова и снова повторяла себе, что не будет плакаться, давить на жалость и унижаться. Мужчины, какой бы они ни были ориентации, терпеть не могут женские слезы. И Рома ясно дал это понять, когда Юна раскисла на фотосессии. Нет, нельзя платить нытьем и неблагодарностью за гостеприимство. Однако едва ступив на порог «Кукушкиного гнезда», увидев взъерошенного и такого теплого Рому с шоколадкой в руке, Юна почувствовала, как внутренняя дамба осыпается кирпичик за кирпичиком.

– О, привет, – он непринужденно улыбнулся и встал с кресла. – Чай, кофе?

– Угу, – выдавила Юна, старательно запихивая подступающие слезы поглубже.

– Так чай или кофе? – нахмурился Рома, обеспокоенно взглянул на нее, и на его лице проступило понимание. – Все так плохо, да?

Юна честно собиралась ответить, что все пучком. Никаких проблем. Норма, абсолютная норма. Подумаешь, взрослая девица выбралась, наконец, из родительского гнезда? Стыдно, что только сейчас. Некоторые вон вообще живут на улице. Однако заготовленные слова застряли в горле.

– Юн? – Рома настороженно прищурился.

И вот тут последний кирпичик, который удерживал водную стихию внутри, рухнул. Громко всхлипнув, Юна кинулась на шею к ошарашенному фотографу, повисла на нем, как жертва Титаника на обломке доски, и, содрогаясь всем телом, зарыдала в мужскую рубашку.

Рома под натиском ее слез поначалу окаменел от неожиданности, и Юна рада была бы остановиться, попросить прощения и, как ни в чем не бывало, выпить чашечку кофе, но не могла. И Кулешов, видимо, осознав, что так просто этот соленый ливень не прекратится, сдался и обнял Юну обеими руками, мягко поглаживая по спине.

Девушка будто ощутила себя в теплом коконе. На маленьком безопасном островке посреди бушующего океана. Около камина в лесной хижине, за стенами которой темно, холодно и воют волки. От Ромы пахло одеколоном и еще чем-то неуловимо родным, и Юна вдруг поняла, как же давно ее никто не обнимал вот так. И как остро ей этого не хватало. И от этого внутри защемило еще сильнее, а чувство жалости к себе – и благодарности Роме перевалило через критическую отметку.

– Ничего-ничего, тише, – неловко пытался ее успокоить парень. – Все же будет хорошо, да?

Юна уже не понимала, что для нее хорошо, а что – плохо. И не представляла, как разгребет то, что уже успела наворотить. А потому слезы хлынули с новой силой.

*********

​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​Время остановилось. Все, что накопилось за долгое время, все, о чем Юна сама не подозревала, выходило наружу, оставляя на Роминой рубашке мокрые пятна. Выплакав из себя всю жидкость до капли, рискуя залить студию вместе с аппаратурой, Юна вдруг ощутила ни с чем не сравнимое умиротворение. Она была опустошена – и вместе с тем спокойна и чиста, как белый лист бумаги.

Выдохнув, Юна подняла зареванное лицо и виновато посмотрела на Рому. Впервые она видела его так близко, что могла разглядеть каждую пору, щетинку и ресничку. Разве законно мужчинам иметь такие длинные и пушистые ресницы? Юне страшно захотелось провести кончиками пальцев по его лицу, погладить скулы, подбородок, ощутив приятное покалывание короткой бороды. Рома гипнотизировал ее своим взглядом, внутри все сжалось и будто бы зазвенело туго натянутой струной. Против воли Юна почувствовала то, что, как она думала, давно приказало долго жить: желание. Поцелуи с Игорем превратились в ритуал вроде приветствия или прощания. В банальную формулу вежливости. А вот сейчас Юна вспомнила, каким волнующим и нежным может быть первый поцелуй, и приятное тепло разлилось по венам.

Да, Рома не любит женщин. Да, он никогда не сможет ответить ей взаимностью. Все это Юна понимала – и вынуждена была смириться. Но искушение прижаться к его губам было так велико, что справиться с собой Юна не смогла. И пусть для Ромы это останется коротким ничего не значащим эпизодом, минутным помутнением или досадным недоразумением, Юна получит свой кусочек радости. Ведь не оттолкнет же он ее, в конце концов, брезгливо отплевываясь?

Затаив дыхание, Юна медленно приподнялась на цыпочках, ожидая, что Рома пресечет ее, пока не поздно. Но он замер, не шевелился, будто бы сам не хотел ее отпускать. И Юна решилась. Зажмурившись, поцеловала его. Горячие и мягкие губы с привкусом шоколада… Тело окутала сладкая, почти болезненная истома. В кровь будто кто-то впрыснул расплавленный металл, живот налился жаркой тяжестью, колени подкосились. Юна застыла, стараясь продлить мгновение хоть ненадолго. Знала, что не может продолжить, не имеет права запустить руки под его рубашку, сорвать всю лишнюю ткань, чтобы прижаться к обнаженной коже. Господи, как же сильно она хотела Рому в те мучительно короткие секунды! Будь на его месте любой другой, Юна бы, не задумываясь, отпустила вожжи морали и приличий, и позволила себе до дна испить чашу удовольствия, чтобы заполнить ноющую пустоту.

Игорь. Во всем виноват Игорь! Разве справедливо было так долго ее держать на сухом пайке? Посадить на диету не только гастрономическую, но и сексуальную? Голод стал таким всеобъемлющим и сильным, что без труда растоптал все доводы здравого смысла. Юна чувствовала, что если не нарушит хоть один запрет прямо сейчас, то сойдет с ума. Она, черт возьми, заслужила утешиться! А Игорь… Нет, он не достоин таких страданий.

Мысленно взяв себя за шкирку, Юна рывком отстранилась от Ромы, тяжело дыша.

– Прости… – она схватилась за ворот футболки и потрясла ее, чтобы хоть чуточку охладиться. – Я не хотела…

– За что? – Рома осоловело посмотрел на Юну и облизнул верхнюю губу. На лбу у Кулешова выступили капельки пота, дыхание участилось. Кажется, парень перенервничал из-за нее, и Юне стало стыдно вдвойне.

‌– Ну, ты… И Вадик… – она с трудом отвела взгляд о его губ. – Я ничего такого не хотела… Вы же не поссоритесь? Из-за меня?

– Ах, это… – окончательно смутился Рома и, спешно отвернувшись, склонился над электрическим чайником. – Ему знать необязательно.

– А?.. – Юна осознала, что не расслышала последнюю фразу, потому что пялилась на узкий мужской зад, обтянутый джинсами. Да что ж, черт побери, с тобой творится, Лебедева?! Даже стриптизер на девичнике, этот мускулистый бронзовый Адонис, не вызвал в ней и крохотной доли подобных эмоций!

– Вадик, – не оборачиваясь, повторил Рома. – Ему не скажем.

– Да. Разумеется. Не скажем, – закивала Юна и сделала вид, будто что-то ищет в сумочке. – Слушай, а у тебя нет шоколада?

– В смысле – чтобы есть? – Рома выпрямился и нахмурился, потом хлопнул себя по лбу. – Ну да… Прости, туплю… Есть, шоколад, есть, да… Черный, молочный… Коробка вот. С орехами. У тебя же нет аллергии? Мы бабульку снимали. На камеру. Ну, бесплатно. И вот она принесла в благодарность… «Золотые купола»…

– Пойдет, ага, – Юне казалось, что она вот-вот станет первым человеком в мире, который умер от неловкости.

Вцепившись в коробку, как в спасательную соломинку, Юна дрожащими пальцами разорвала пленку, со второй попытки подцепила конфету и, разодрав фольгу, целиком запихнула в рот, радуясь, что запретная сладость помешает ей наговорить еще каких-нибудь глупостей.

Шоколад… Боже, как она соскучилась по этому вкусу! Конфета таяла на языке, даря радость, покой и блаженство. Прикрыв глаза, Юна застонала и рухнула в кресло на колесиках.

– Как вкусно… – прошептала она с набитым ртом.

И лишь засунув за щеку еще одну дозу калорий, заметила, что Рома застыл, напряженно глядя, как она безбожно и не слишком эстетично расправляется с плохими углеводами.

​– Прости… – Юна виновато подняла брови. – Ты, наверное, думаешь, что я дикая… Но если я сейчас не сделаю что-то очень плохое и постыдное, то взорвусь.

– Понимаю… – Рома прерывисто втянул воздух и, опустившись на корточки, открыл шкафчик под чайником. – Тебе черный? Зеленый? Есть кофе три в одном, но у него мыльный привкус…

– Чай будет в самый раз, – Юна выбросила третью золотистую обертку и только потом почувствовала, что накал страстей отпускает.

Они с Ромой в неловком молчании выпили по кружке горячего напитка, и Кулешов, извинившись, засел за обработку фотографий. Юна тихонько устроилась на одном из ящиков, слушая, как пощелкивают клавиши и едва различимо жужжит системный блок.

Правила вежливости предписывали не злоупотреблять гостеприимством, но Юне страшно было даже представить, как она пойдет куда-то в ночь одна. И, собравшись с духом, выложила Роме всю историю ссоры с отцом.

– Понимаешь, какое дело… – подытожила она свою печальную исповедь. – Я бы поехала к Ирке… Ну, к подруге… Но она куда-то уехала. И если ты не против…

– Оставайся, – перебил Рома. – Вообще не вопрос!

– А Вадик?

– Да Бог с ним, с Вадиком! – отмахнулся Кулешов. – Могу постелить тебе, отдохни…

– Правда? – спросила она с плохо скрытой надеждой. – Я завтра уйду, обещаю! Поговорю с Игорем, он одолжит…

– А вот с этим спешить не надо! – Рома вскочил и сдвинул ящики в ряд около стены, потом закинул сверху матрас. – Еще решит, что тебе некуда идти. Будет этим манипулировать…

– Но мне действительно некуда идти!

– Необязательно ему об этом знать, – Рома взбил подушку и указал Юне на импровизированное ложе. – Не парься, мы что-нибудь придумаем.

– Даже не знаю, как тебя благодарить! – Юна скинула кроссовки и с наслаждением вытянулась на матрасе. На деле постель оказалась удобнее, чем выглядела со стороны.

– Отдыхай, – улыбнулся Рома. – И скажи, если хочешь побыть одна. Я могу и дома поработать.

– Нет! – она приподнялась на локтях и умоляюще посмотрела на него. – Только не уходи! Я… Не хочу сейчас быть одна. Пожалуйста. То есть, если тебе надо…

– Не надо, – он присел рядом и успокаивающе пригладил ее волосы. – Лежи, я буду здесь.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, вздохнул и собрался уже встать, но Юна нервно схватилась за его запястье.

– Побудешь со мной?.. – прошептала она. – Совсем чуть-чуть.

– Ох, Юна, Юна… – Рома качнул головой. – Давай, поворачивайся на бочок и считай овец.

– А ты?..

‌– И я, Юна, и я. Посчитаем вместе.

Она послушно повернулась к стене, чувствуя себя глупо счастливой. Со стуком упали на пол ботинки, и ящики скрипнули под тяжестью второго тела: Рома улегся рядом. Юна накрыла себя его рукой, как одеялом, и, уютно поежившись, закрыла глаза.

– Пять минуточек, – выдохнула она и впервые за последние дни уснула с улыбкой.

ГЛАВА 17

РОМАН Кулешов

8 часов

Друзья, по техническим причинам сроки выдачи заказов немного откладываются. 1–2 дня – максимум. Приносим свои извинения!

В качестве бонуса – распечатаем два любых понравившихся вам снимка в формате 15х20.

Спасибо за понимание.

Это была самая длинная ночь в Роминой жизни. Даже подготовка к экзаменам во время сессии не отнимала столько сил. Он знал, что надо встать и вернуться к обработке фотографий, что программа сама не откорректирует цвета и не отретуширует мелкие недочеты. Но оторваться от Юны… Гораздо проще было бы отрезать себе руку, которая мирно покоилась на мягком и теплом женском теле.

Юна поцеловала его. Роме неоднократно представлял себе, каково это: прижаться к ее губам, попробовать их на вкус, разделить дыхание на двоих. Но эти фантазии оказались жалким оттиском реальности, как если бы кто-то распечатал шедевр великого гуру вроде Мика Рока или Энни Лейбовиц на черно-белом принтере.

Юна была щемяще открытой, волнующей, терпкой. Простой, но вместе с тем абсолютно цельной. Ничего лишнего, только эмоции, от которых внутри все взрывается и поднимается, как атомный гриб. Так остро Рома еще никого не хотел. Никогда. Конечно, как любой здоровый мужчина он иногда испытывал потребность в сексе. Но не до такой степени, чтобы балансировать на грани помешательства. Мозг отключался, и в крови пульсировало одно-единственное желание: бросить эту женщину на стол, взять ее всю, без остатка, заставить забыть о придурочном женишке. Вообще обо всех, кто когда-либо ее касался. А потом утащить в свою пещеру, завалить вход камнем и никуда больше не отпускать.