Текст книги "100 свиданий с ведьмаком (СИ)"
Автор книги: Дарья Гусина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Учту, – прочавкал Еся. – Как ты ко мне подобралась? Я тебя аурой не услышал. Ты часом нечисти не родственница?
– Все мы, девушки, чертовкам родичи, – сказала я, ни капли не обидевшись. – Так моя бабушка говорила.
– Эй! – крикнул мне вслед ведьмак. – А отчего она умерла? Может, не в свое дело лезу, тогда прости. Я что-то задумался и… У тебя на лестнице фотокарточка висит, ты там с бабушкой? Она ведь не такая старая была. В Сильверграде маги долго живут, тут магический фон высокий.
– Нет, она не была старой. Она погибла в аварии, на своем автомобиле, – сказала я через плечо. Да, это не твое дело, но отчего же не сказать? – Почему-то съехала в реку с серебряного моста в Туманном Квартале. Тело так и не нашли – течением унесло.
– В том квартале в тумане часто люди гибнут, – негромко проговорил за спиной Елисей. – А ты в детстве смешная была. А сейчас – бука.
– Договоришься – больше еды не дам, – пообещала я.
Я, признаться, и на него пирожков напекла. А что? Пусть харчится, не выходя из дому. А то как пить дать, «потеряется» по дороге назад. Объем работ мы в договоре не согласовали, промашка вышла. И точно: после обеда Еся прилег в саду на валуне и нагло задрых.
Я услышала шум и вышла в лавку. Там робко оглядывался по сторонам… дворф. Не Лютый. Кто-то другой из семерки братьев. Лютого я запомнила, он который день приносил мне свежую газету, я угощала его выпечкой, и мы перебрасывались парой фраз о погоде и ценах на муку.
– День добрый, хозяйка, – дворф слегка поклонился. – Добро пожаловать в Торговый Квартал. Торгуете?
Пришлось объяснить, что в лавке ремонт и разрешение на торговлю я пока не получила.
– Что ж делать мне? – расстроился гость. – Я-то губу раскатал, что у вас скуплюсь. Лютик пирогами угощал, мне б таких.
– Увы, – я развела руками. – У меня вообще-то лавка чая. А что же? Разве пекарен в Торговом нет?
– Так они как вашу выпечку попробовали, другую наотрез, – дворф ткнул в окно.
Мимо окон что-то носилось. Маленькое, рыжее и… многочисленное.
– Чем кормить их теперь? Говорят, ваши пироги, как мамкины. Мамка их сейчас в госпитале, седьмого ждем. Что-то рано она в этот раз, не ожидала, что прихватит, не подготовилась. Я на хозяйстве который день. Суп ели, – начал перечислять дворф, – жаркое ели, суп ели. Опять жаркое не хотят, а другого я не умею.
Дворфята ворвались в лавку и рассыпались по углам, как горох.
– Так! – гаркнул их отец. – В круг со-би-райсь!
Малыши сбились в кучку в середине лавки. Ненадолго. Круг быстро стал расползаться. Вскоре один дворфенок висел вниз головой на лестнице, другой сидел под столом, третий тянулся к модели чайного клипера на подставке, а еще трое самых маленьких уже сунули головы в дверь в подвал. Милашки какие! Кругленькие, маленькие, личики только уж больно шаловливые.
– Не слушаются, – пожаловался дворф, стягивая остроконечную шапочку. – Меня Клятый зовут, можно просто Клят. Вы не обессудьте, приняли вас недобро. Не знали, что это вы Ярилы Снеговой внучка. Она про вас говорила. Вас на похоронах не было. Мы думали, муниципалитет дом все-таки продал, вопреки завещанию.
– Нам поздно сообщили о бабушкиной смерти, – объяснила я. – А потом разрешение не дали на въезд, это после белой сыпи было, после карантина.
– Да, помню, – Клят крякнул. – Пойдем мы. В госпиталь, к мамке, вещи ей отнесем. Пришлось всех шестерых с собой взять. Как мне теперь управиться с такой ватагой? Боюсь, в автобус не пустят.
– А вы оставьте их у меня, – предложила я. – А я вам пирогов напеку.
– Так они у вас тут все разнесут, – засомневался Клят.
– Тут пока портить нечего, – рассмеялась я. – Но лучше пусть в саду поиграют.
… – А чей у вас там дядя в саде спит? – спросил меня дворфенок в зеленой шапочке, самый маленький из мини-десанта.
Две пары близнецов. И два малыша без пары, но вполне себе… сработавшиеся – первыми принялись посыпать спящего Есю землицей и червяками из компостной кучи, пока другие осторожно присматривались, кружили по саду и сужали круг.
В саду было вполне безопасно: колодец закрыт каменной плитой, змей нет, у соседей – высокий забор, качели на липе разве что старые, могут оборвать. Оборвали, повиснув вшестером.
– Это дядя – кого надо дядя, – важно сказала я. – Потомственный ведьмак, наследник этого… Первого Ведьмака, охотник на нечисть. Кучу навьих переловил… говорят.
Елисей был бы доволен.
– Да ладно! – восхищенно выдохнули двое младших, округлив ротики.
– Клянусь Правью. Вы его не трогайте, – благодушно попросила я, – пусть поспит.
Дворфики послушно закивали. Слишком уж послушно. Что ж, я сделала, что могла.
Сама бдительно поглядывала в окошко. В саду все было хорошо. Малыши устроили генеральное совещание у забора, Еся спал. Вот уж не верилось, что ведьмак не притворяется. Он же охотник. Затаился, должно быть.
Тесто в это раз я замесила попроще, а сама побежала наверх – принять душ после нескольких часов у раскаленной печи.
Позже выяснилось, что Еся действительно спал, крепко, как младенец. И его разбудили, засунув в нос дождевого червяка. Проверяли, может ли ведьмак одолеть нечисть изнутри. Елисею повезло, что в саду не нашлось ничего посерьезнее, что юные естествоиспытатели сочли бы равноценным навьям.
Я как раз собиралась надеть платье, когда от громкого рева покачнулся дом. Одновременно с воплем мою глупую голову пронзило страшное предположение. А если Веденеев от испуга трансформировался? На него уже один раз «накатило»! Лунатиков вообще будить опасно! Вспомнилась сожженная драконьим пламенем газета на прилавке.
Платье не налезало на влажную кожу. И пуговки! Будьте вы прокляты, крючки и пуговки! Как же страшно! И в окно не посмотришь – не та сторона. Я выпросталась из горловины, замоталась в широкое полотенце и понеслась вниз босиком. Дверь в развороченной рабочими прихожей у выхода в сад заклинило, я уперлась босой ступней в косяк и с треском выломала щеколду, чуть не потеряв полотенце. Сквозь дырку от вынутых досок в потолке на меня завороженно глядели привлеченные шумом тролли.
Я выскочила в сад и замерла, удивленная невероятной картиной. Над лужайкой медленно поднимался в воздух Елисей, наполовину трансформированный, с двумя огромными кожистыми крылами и ушами, как у белки-мутанта. На каждом плече у него, держась за уши и костяные выступы, сидело по паре визжащих от восторга дворфят. Еще двое прыгало внизу, подвывая от зависти. Еся немного повисел в метре от земли, начал осторожно опускаться … и увидел меня, растрепанную и в полотенце. Закачался и рухнул в траву, лицом вниз. Я дернулась было бежать-спасать (не Есю, конечно, а малышей), но те уже вшестером радостно прыгали по ведьмаку, еще больше втаптывая его в землю.
Помочь человеку? Но Елисей поднял лицо от земли и, задумчиво отплевывая травку и одуванчики, осмысленно и… оценивающе осмотрел меня с ног до головы. Полотенце тут же показалось не таким уж широким. Я быстро отступила в прихожую. Эх, что-то ты зарделась как маков цвет, красна девица. А ведь раньше особой смутительностью не отличалась. Омела за такие поглядки раз по шапке получил, а если точнее, пониже – по смазливой морде. Еще девяносто восемь дней впереди. Ну ничего, подкатит ведьмак аль руки распустит – и скалка в дело пойдет.
– Тетя! – ко мне бежал дворфенок, предпоследний по младшинству. – Вот!
В глазах малыша стояли слезы, на ладошках лежала мертвая птица.
– Розоклюв, – ахнула я. – Наш садовый розоклюв!
Птица с заметным оранжевым перышком в хвосте пропела в бабушкином саду лет двадцать. Я даже в школе на уроке биологии о ней рассказывала, но учительница не поверила, сказала, что этот вид так долго не живет. И вот, пожалуйста, – лежит на ладонях у расстроенного мальчонки, мертвая и заметно пожеванная. Не иначе как соседским котом.
– Не расстраивайся, – я погладила дворфенка по голове. – Эта птица прожила долгую и счастливую жизнь. У дяди Еси есть лопата. Почему бы вам не похоронить птичку. Ей будет приятно.
– Она мертвая, – подойдя к брату, скептически возразил дворфенок из старших близнецов.
– Моя бабушка говорила, что со смертью заканчивается тело, но не память. И присутствие – не сразу прекращается. Дух розоклюва пока еще где-то здесь.
Малыши принялись испуганно озираться по сторонам, словно надеясь и боясь увидеть призрак птицы. Я не стала рассказывать мальчикам о том, что вероятнее всего розоклюв пал жертвой кота их дяди, живущего по правую руку от лавки. Здоровенная черная животина постоянно паслась в моем саду, охотясь на мелкую живность вроде ящериц. Есть не ела, но придушивала и игралась.
Спустя час, когда наевшихся и уставших от игр дворфят забрал их донельзя благодарный папа, ведьмак зашел на кухню. Опустился на стул, с благодарным кивком принял тарелку супа и пирожок с печенкой. Проговорил задумчиво, жуя:
– Странно, столько силы на трансформацию потратил, а аура почти полная. Что это было, вообще? Решила детский сад открыть?
– Нужно же как-то выживать. У меня пока нет разрешения на торговлю, смею напомнить.
– Отец обещал – значит, будет. Но я, вообще-то, в няньки не нанимался.
– Да не дай Правь! Ты чуть детей не покалечил!
– Одним больше, одним меньше, никто бы и не заметил… Да шучу я! Они сами кого хошь покалечат. Ну, каюсь: трансформация была новая, еще не опробованная. Горный нетопырь… с вариациями. Но все было под контролем. Сама видела.
Я фыркнула, чувствуя, как опять краснею, отвернулась к плите и неожиданно для самой себя спросила:
– А чем отличается непластичная магия от пластичной? Почему вам, ведьмакам, все ипостаси доступны? Расскажешь?
Еся кивнул.
– Есть Явь, Навь и Правь. Это-то ты знаешь?
– В школе проходили, – уклончиво сказала я.
Еще кое-что я «проходила» в учебнике Розочки сама, пока сестра не видела. Но в книгах Розы меня больше интересовали разные необычные расы. В лавку бабушки приходили самые невероятные существа, люди и нелюди. Они меня завораживали. Вот, например, метаморфы. Кем хотят, тем и оборачиваются, на время, правда. Их ограничивают только резерв ауры и величина копируемого объекта. Или взять мелюзин и некке, исчезающие водные создания, обитающие в Водном Квартале у Залива, подобии национального парка для вымирающих видов. Строят мелюзины, некке и другие редкие виды подводные города, преобразуя водную магию.
Я внезапно задумалась: неужели все эти существа приходили в лавку за чаем? Пьют ли чай некке, которые на суше больше пары часов провести-то не могут? Какой купаж предпочитает мантикоры, мятный или липовый?
– В школе, – снисходительно усмехнулся ведьмак. – Небось до сих пор считаешь, что Навь – это загробный мир.
– Да, – с сомнением подтвердила я. – А что, нет?
– Навь – это мертвый мир, – учительским тоном заговорил Елисей. – Туда уходит все, что должно быть убрано с лица земли: отработанное, отброшенное, искаженное, злобные создания, опасные мутации. Там тоже есть жизнь… специфическая. И черные маги туда отправляются, говорят, после смерти или еще при жизни, потому как Мать-Земля их долго не носит. Время от времени что-нибудь из Нави прорывается к нам. Пожрать, силой напитаться, к себе утащить. Ну вот тогда мы, ведьмаки, в Дозор и выходим.
Я дернула бровью: ну-ну. Вы, ведьмаки. Кое-кого из Дозора выгнали, Изя проговорился. Заметив мою гримаску, Еся слегка смутился, отпил чаю и продолжил:
– Правь – место более спокойное, обиталище ясных душ, которые еще не родились. Там тоже обычному человеку не место, да и своих демонов в Прави предостаточно. Там рождается магия, оттуда она к нам, в Явь, спускается. Ходят туда шаманы, ведуны разные. Некоторые из них, самые сильные, в старые времена в Прави выслеживали дух животного, еще не рожденного, братались с ним, предлагали свое тело и приобретали силы звериные. Их потомки – оборотни. Вторую ипостась в Яви не удержишь, сил не хватит, потому хранятся души звериные в Прави, воплощаются в людях, когда оборотню потребуется. Это и есть непластичная магия.
– То есть оборотни…
– Одной ногой в Прави стоят. В этом их сила и слабость. Вторая ипостась волю подчиняет, силу пьет, голову дурманит. Многие из оборотней… – Елисей нахмурился, – себя забывают. Снаружи человек вроде – внутри дух зверя, который этой оболочкой управляет.
– А ведьмаки?
– Мы не оборотни и не метаморфы. Нам Явь подчиняется. Создает то, что мы хотим, иллюзорное вроде, но как бы и реальное, пластичное… – ведьмак трансформировал руку, держащую (пятый!) пирожок в когтистую лапу. Я невольно подалась назад. – Не знаю, за какие заслуги нам этот талант дарован, думаю, для защиты от навьих. Ограничены мы воображением и опытом – то, чего не видели, повторить не можем. По силе нам равны лишь драконы, мантикоры, грифоны, наги и еще несколько рас. Их ипостаси не из Прави. Им они Древними подарены, за заслуги.
– А медведь? Разве это не ваша ипостась?
– Нас, Веденеевых, Михаил Потапович когда-то по лесам сопровождал. Мы на нем верхом на навьих охотились. Где-то, видно, духом и соединились. А вообще, не знаю, – Еся широко зевнул. – Ну, и где мне спать ложиться? Наверху? Ты где спишь, слева или справа?
– Что? В смысле?! – возмутилась я, очнувшись от грез. Голос ведьмака звучал так расслабляюще, уносил в дальние миры…
– Я про комнату говорил. А ты что подумала? – Еся нагло ухмылялся.
– Дома тебе спать ложиться, сокол ясный, – напевно произнесла я, подражая деревенскому говорку, – Хочь слева, хочь – справа.
– Злая ты. Мне через весь город мотылять. А время позднее.
– Ничего, с ветерком покатаешься. Слышала я, как твои дружки ночами по городу гоняют – мосты серебряные качаются. Монстру свою автомобильную больше у ворот не ставь. Там журналисты.
– Точно! Поцарапают еще!
– Да мне твою зверюгу не жалко. Мне репортеров жаль, – объяснила я. – Дышат выхлопами, брехуны неразумные, понапрасну здоровьичко нежное губят.
– Ты их только кормить не вздумай. Угадал? Ага! По глазам вижу – собиралась.
– Ну и что? – я вызывающе пожала плечами. – Они тут только время теряют. Ничего им здесь интересного не перепадет. Пусть хоть поедят.
– А вот и ошибаешься, перепадет, – Еся встал и кинул на прощанье: – Думаешь, мы с тобой все сто дней в доме прибираться станем, пыль глотать, калории поглощать углеводные? Завтра в ночной клуб идем. Ты уж постарайся, красавишна, приоденься в шелка заморские, в стыд меня не вгоняй.
– Зачем? Куда? Какой еще клуб?! А подвал разгрести?!Какие клубы еще! У меня работы невпроворот! Эй! Ушел?!
Ушел. А рабочие еще раньше уехали, с темнотой. Я вышла во двор, села на любимый камень, еще хранящий тепло солнца. Думала, сменю монотонную жизнь в родительской пекарне на еще более скучную, в шумном городе, где никому ни до кого нет дела и можно потеряться, раствориться в толпе безликой, словно и нет тебя. А вышло иначе.
В кустах что-то зашуршало, захлопала крыльями какая-то ночная птица. Вспорхнула на яблоню, невидимая в темноте, и запела. Розоклюв? Значит, еще один в саду завелся. Добрая примета.
***
– Что она делает? – раздраженно спросила Марья.
– На камушке сидит. Птичек слушает. Лепота, – умиленно проговорил Дух Зеркала. – Розоклювы. Очень редкие птицы, исчезающие.
– Почему она здорова? Что пошло не так? – Лебедь покусала губы. – Магия моя при мне. И сильна я, как прежде. Покажи мне эту, Катарину, нимфу-актриску.
– Так вот она, – Зеркало вздохнуло, продемонстрировав больничную плату с пикающими приборами, и бледную девушку на койке. – В клинике, в коме, под аппаратом. Любимый ваш фокус, госпожа, – кома. Медсестры шепчутся, овощ, мол. Жених, – Дух вздохнул еще горше, – уже засомневался.
– Все они рано или поздно предают, – фыркнула Марья.
– Вы потому ведьмака молодого решили со свету сжить? Заранее? Предусмотрительно, – задумчиво протянул Дух.
– Да нет же! – рявкнула Марья. – Свидетель он! Знает многое!
– А зачем, вообще, кандидатуру его… хм… рассматривали?
– Потому что, – Лебедь усилием воли озвучила сокровенное, страшное: – Отец мой беспокоится. Мне рано или поздно… быть Навью поглощенной, там… в царстве Кощеевом, в избе на курьих ножках, что стоит посреди тропы лесной, одной ногой в Смерти, другой в Жизни.
Зеркало многозначительно крякнуло:
– Н-да, судьба незавидная. Так сами знали, на что идете.
Знала. И Дух в курсе, что ее ждет, просто опять в игры словесные играет. А Марье… вдруг выговориться захотелось, хоть одной живой душе, пусть даже такой.
– Ведьмак, коли полюбит меня, хоть правдой, хоть кривдой, и мужем моим станет, обязан будет жену любимую, – Лебедь горько засмеялась, – от нечисти защищать. Когда придет за мной Рать Навья, мне с ней не совладать – она в своем праве будет. А ведьмак совладает – сильный он, очень, сам силы своей не знает. Я под его защитой время бы выгадала. И, кто знает, мы с отцом успели бы найти треклятый Источник Воды Мертвой и Живой! Лишь бы ничто не помешало! Может, отец и прав: поспешила я, не стоило мне Елисея подставлять. Замену ему найти нелегко, перевелись в Сильверграде ведьмаки с горячим сердцем. Но ведь как хорош план был! И Есю бы проучила, и оборотней против ведьмаков настроила! Начался бы хаос, а мы бы усилили поиски! Дух, ты нашел того, кто Тень мою видел?
– Никак нет. Я по красавицам специалист. Свою работу знаю, чужую не навешивайте.
– Переплавлю!
– А и переплавляйте, – меланхолично отозвалось Зеркало. – Надоело души живые губить. Где ты, свободушка? Вечность, жди меня, я иду.
– Отпущу на волю, – неохотно выдавила Лебедь сквозь зубы. – Обещаю. Ипостась человеческую найду. Станешь опять живым. Хочешь ведь.
Дух долго молчал. Затем отозвался тихо:
– Посмотрю, что сделать можно. Клятву дашь, Навья Дева?
– Дам, – Марья облегченно выдохнула.
Обещать – не сделать. На то она и Навья Лебедь, что ее клятва ничего не стоит.
Глава 7
Глава 7
Вид у Беляны, когда ведьмак явился в лавку на закате, был удрученным. Елисей заметил на столе раскрытый альбом с фотографиями. Ну, понятно. Вспоминала – слезу пускала. Теперь глаза на мокром месте. Нашла время.
Первый вариант «шелков заморских» Еся забраковал. Красиво, элегантно даже, но…
– Ты в клуб собралась или в театр?
– Уж лучше бы в театр, – девица кисло улыбнулась. – Чего я там не видела, в клубах ваших?
– Можно подумать, ты в своей деревне только и делала, что тусовалась, – буркнул Елисей.
– Не тусовалась. Некогда было. Бывала пару раз в столице. Один клуб видел – считай, все видел.
– Вот и проверим. Это элитное место, наше, ведь-магов. Будешь еще детям рассказывать. Попроще есть что? И покороче.
Беляна кивнула, спустилась в другом платье, черном, узком и до колен. Тоже не огонь, но хоть видно, что девушка не из прошлого века в этот забрела. С кем это она в столице по клубам шарилась, интересно.
В «Серебре» как всегда было шумно, кумарно и разнузданно. Изя помахал им из-за столика. Беляна обрадовалась, сразу глазки загорелись, даже в щечку лепрекона чмокнула. И когда только скорешились?
Кто то посадил в прозрачный контейнер из анти-навьего стекла мруна, тварь-метаморфа. Такие сродни суккубам, только тупее. Но и у них смекалки хватает в природе человеческой лазейку найти, небольшую, но чтоб на пожрать хватало. А сколько такой твари в год крови человечьей нужно? Парочка выпивох, после заката на берегу реки встреченных и с пьяных глаз не понявших, кто перед ними, а вернее, что.
Тварь металась по кубу, билась о стенки, присасывалась к стеклу беззубым ртом. Мруну зубы во рту не нужны, они у него в другом… месте. А вот и трансформация: обнаженная девица, все при ней, но видно, что бедняжка немного не в себе: то ли перепила, то ли другим чем-то… догналась. Забрела на бережок ножки в прохладной воде помочить, а одежку в кустах бросила, не иначе. Глаза горят, влажный язык облизывает пересохшие губы, а взгляд призывный-призывный. Чего тебе, девица, надобно? А ты догадайся, добрый молодец, чего мне сейчас желается… в таком виде. И ведь так эволюционировала, навья монстра, что немногие из выживших затем описывали, что с ней разговаривали. Но не то чтобы задушевно очень – не до того было.
Мрун изогнулся, принял позу пособлазнительней. Елисей чертыхнулся, выгоняя из сознания гадкое ощущение. Магия навья на него не действовала, но он мог слышать ее отголоски в голове. Странно, раньше идея посадить навью в куб с полигона Есе бы понравилась, а сегодня… муторно что-то на душе, тревожно.
– Вот же! – Еся пнул ногой контейнер. – Кто додумался?
Навья восприняла это как призыв к более близкому знакомству: подвинулась ближе, отклячила аппетитный зад. Еся показал ей медвежьи клыки. «Обиделась» – огромные глаза слезами наполнила. Действительно, адаптация вида налицо. Еще немного – и навьи заговорят. Пару раз встречались Есе старые ведьмаки, которые клялись: есть в Нави разумная нечисть. Не дай Правь такую в Дозоре встретить. И шепотом приговаривали: а ведь встречалась им мерзость говорящая. И замолкали. О чем ведьмаки и навьи «беседовали»? Не о погоде, уж точно.
Есю по плечу хлопнул Веремей. Осклабился, кивнув на мруна, подошел к кубу, сделал бедрами несколько неприличных движений. Тварь обратилась в монстру, ударилась о стекло, чавкая ртом.
Еся ухмыльнулся, пожал приятелю руку:
– Веря, тебя даже такие девушки не любят.
– Зато я их люблю.
Веремей из рода Нефарьевых, родич дальний южным гоблинам, действительно был некрасив: носат и тщедушен. Харизму заменял деньгами, дежурство в Дозоре – тем же и связями.
– Видал, какую штуку у Охотников выкупили? – похвастался приятель. – А говорили: редкие они, мруны, редкие! Эх, жаль, к шесту красотку не поставишь, попкой повилять.
Еся представил себе мруна у шеста для стриптиза и содрогнулся.
– А ты с кем тут? – полюбопытствовал Веремей. – Чего к нам не идешь?
Будучи представленным Беляне, Веря засуетился, подсел поближе. И остальные подтянулись: Олег, Джефри, Береника. По лицам их Елисей понял: знают, ждали. Поступок его по всему Сильверграду прозвучал. На лицах любопытство: что это было? Влипос очередной? И как? Выкрутился?
Береника первой взгляд от Беляны оторвала. Есе почудилась в нем свирепая злоба. Вот ведь странно: никогда ей ничего не обещал, запросто при ней с девчонками по углам зажимался, но никогда такой ярости в глазах не видел. Ника протянула прямо при Беляне, скривив губы:
– И ты это типа серьезно? На клуше этой жениться собрался? Сбрендил, Веденеев?
Беляна подняла взгляд, посмотрела спокойно внимательно, голову набок наклонив, как будто вывод какой сделала… и отвернулась к Изе, Елисея даже взмахом ресниц не одарила.
Олег напротив, смотрел пристально, даже прищурился. Подумал, руку через стол протянул:
– Олег Ступин, друг Еси. Сяду?
Веремею, который вернулся с коктейлями, Ступин показал глазами: место занято. Тот помрачнел, но спорить не стал – Олега боялись. Он лучше всех из компании помнил, кто он – ведьмак, из древнего рода правьих берсерков. Никогда ни перед кем не отчитывался. Сорил деньгами. Менял автомобили каждые полгода, девушек – чаще, полицменов со всех Кварталов знал поименно, а они его и подавно. Записывался на дежурство в Дозор, когда начинал скучать, и на охоте бешено уходил в отрыв. Старшины не любили брать его в свои дюжины, но против Ступиных идти им было себе дороже.
Взгляд Олега, брошенный на Беляну, Елисею не понравился. А на Веденеева Ступин посмотрел с ухмылкой, мол, что за игру затеял, братан? Не ту ли, в которую можно играть втроем? И зачем Еся вообще девчонку в клуб притащил? Плохая была идея.
Береника не успокаивалась. Заявила при всех:
– Как же так? Еся, я думала, я твоя девушка!
Губы у нее дрожали непритворно. И браслеты на руках, сдерживающие трансмагию, унаследованную Никой от мамы, наливались нехорошим серебристым свечением. Елисей был даже благодарен болтуну Веремею, когда тот лениво бросил Нике:
– Если так рассуждать, ты тут каждому третьему девушка.
Береника взвилась, кинулась на Веремея, выставив трансформированные стальные когти. Дрянь дело.
– Оу! Оу! – испуганно заорал Веря, держа Нику за запястья. – Уберите эту дуру бешеную от меня!
Олег ухмылялся, Джефри равнодушно смотрел из-под густых ресниц. С места поднялся Изя. Мягко проговорил:
– Лови денежку золотую.
Кинул Беренике отполированный до золотистого блеска медный солид. Девушка замерла, опустила руки, пошла за монетой вдоль столиков. Химер Джефри вяло протянул:
– Охолонится и вернется. Как бы чего не выкинула. И что нашло на нее?
– Я ей ничего не обещал, – буркнул Елисей, отпивая из бокала.
И заслужил все же взгляд из-под ресниц, короткий, мельком. Беляна посмотрела на него, как на клоуна в цирке – не то чтобы смешно было, но интересно знать, что еще выкинет.
– Так это правда? Еся тебя похитил и жениться хочет? – спросил Ступин.
Весь подобрался, откинул назад длинные золотистые волосы, которые совсем не делали его хоть сколько-нибудь женственным. Со своей томной аристократической красотой он оставался тем же хищником, только светлой масти.
– Правда, – Беляна кивнула.
– Я его понимаю, – протянул Олег. – Но что-то не верю во всю эту историю. Ребят, расскажите, что там у вас приключилось, с драконом и ритуалом, только честно! – Ступин повернулся к Есе, глаза его смеялись. – Ну не поверю я, что Веденеева в голову вдруг стукнуло своим примером драконью молодежь на путь истинный наставить!
Еся почувствовал, как закипает. Поймал предупредительный взгляд Иззы. Ответила Ступину Белль.
– Насчет молодежи не знаю, а приключилась… любовь, – девушка посмотрела Олегу прямо в лицо. – Любовь. С первого взгляда. Встретились глазами – и всё.
– Не испугалась ведьмака? Мы ведь-маги, говорят, нравом опасные? – Ступин говорил вкрадчиво, ласково.
– Конечно, испугалась… немного, но ведь… чувства, – «простодушно» и проникновенно ответила Белль, округлив глаза. – Думаю, все хорошо у нас с Есенькой будет. Я девушка скромная, хозяйственная. Из города уедем, коровок заведем. Двух. Козочек тоже. Еся не против, правда… милый?
«Милый» угрюмо кивнул. Беляна повела плечом, локон на грудь перебросила, слегка разгладила его тонкими пальцами. В глазах – непонятное что-то. Злится. Сильно.
Елисей видел только профиль Ступина, но прекрасно знал, как и куда тот смотрит: без стеснения, жадно даже, шарит взглядом по фигуре Белль, изучает грудь, губы и круглые коленки, открытые в узком платье. Олег расслабленно улыбнулся, но Еся видел, как приятель подобрался, даже руки на стол поднял, поставил перед собой, костяшку прикусив.
Нужно поговорить с ним, как друг с другом. Ведь они пуд соли вместе съели. Елисей попытался начать разговор, отведя Ступина в сторону. Олег вытаращил глаза, ненатурально «удивился»:
– Да чего ты испугался? Не съем я твою лапоньку. И в мыслях не было! Такие простушки деревенские вообще не в моем вкусе. Да и с драконами связываться… Не, я разве дурак? Ну ты и попал, дружище! Есенька! Ой, не могу!
Хлопнул Есю по плечу. По-дружески. Но Елисея это не успокоило. Ступин – охотник.
Однако, вернувшись за столик, Олег вроде потерял к Беляне интерес, позевывал, посматривал на часы. Еся повел Белль танцевать, покружил по танцполу под внимательным взглядом проникшего в клуб репортера, одного из тех, что дежурили у дома в Лисьем Переулке. Беляна улыбалась, тоже заметив журналиста, но рука ее лежала на плече Еси в такой опасной близости от его уха, что ведьмак нервничал. Но нет, не такая она, чтоб скандал при всех устроить. Видно, дом ей очень дорог. И Есе назад пути нет.
Они уже шли за столик, когда у сцены появилась Береника. Пьяная, растрепанная. Завизжала, как кошка, которой прищемили хвост, привлекая всеобщее внимание, сдернула с руки сдерживающий браслет и со всей силы ударила в куб с мечущимся в нем мруном.
Стекло было особым, серебряным, крепким, но и Береника была дочерью ведьмака и транс-магиссы. Осколки куба хрустальным потоком хлынули под ноги посетителям. Несколько секунд народ молча соображал, потом решил, что настало время для паники. Ника сама чуть не попала под когти мруна, но отмахнулась магией, почти не глядя, вереща на ультразвуке. «Бабы», с тоской подумал Елисей, запихивая Беляну себе за спину.
В голову ударило мруновой магией. Даже Есе стало нехорошо. Пытаясь пробить проход к выходу, тварь добавила свою «ноту» к звуковым модуляциям Береники. Дуэт получился отменный. Жаль, что мечущиеся и затыкающие уши люди его не оценили. Если тот, кто стоял ближе к сцене, еще понимал, что происходит, то задние ряды паниковали на совесть. А ведь опасности в целом и не было, тварь сама боялась. Чтобы питаться, мрунам нужны тихие темные места и заплутавшие горожане, а не шумные клубы и пьяные ведьмаки. Хорошо, если только пьяные. Эх, если бы еще ведьмаки были ведьмаками, а не тучным, ленивым стадом, откормившимся на поле заслуг их отцов, дедов и прадедов.
Тварь прошмыгнула мимо, мотая вытянутой башкой и шипя. Еся выхватил с ее пути остолбеневшего репортера, оттащил его в угол. Чем достать мруна? Голыми руками не возьмешь, когти.
Беляна вцепилась Елисею в плечи.
– Что это? Нечисть?
– Не бойся! Держись рядом с Изей. Вон он. Изя, сюда!
Лепрекону ничего объяснять не понадобилось. Он быстро повел Беляну к выходу, осторожно лавируя в толпе. Девчонка оглядывалась, а Еся пару раз оглянулся на нее. Мало ли, народ носится – топчется. Случись что – ему перед драконами отчитываться. С другой стороны, хорошо, что заварушка началась. Коровок она заведет, козочек. Ей только коровок пасти, с такими… данными!
Ника у сцены сидит, сопли по лицу размазывает, подвывает, таращась по сторонам. Протрезвела, что ли? Поняла, что учудила? Истеричка. Хоть бы раз намекнула, что у нее на Елисея какие-то виды. Он же не химер – чувства считывать. Встретились, покувыркались от скуки – и по своим делам.
Откуда-то вынырнул Олег. Ну хоть этот не растерялся. И оружие где-то взял, короткий изогнутый клинок. Елисей поднял откинутый Никой серебряный браслет. Выгнул в полосу, приложив недюжинное усилие – хоть какое-то оружие. Серебро неприятно укололо его в руку остаточной магией, чужой и недоброй, как все, что бывает связано с транс-волшебством.
Олег и Еся обменялись короткими фразами:
– Где она?
– Кажется, на крышу прорывается.
И точно: стены и пол на лестнице и в коридоре с техническими помещениями и туалетами носили следы лап, когтей и ударов сильным телом. Тварь пометалась по второму этажу и ушла на крышу, через одно из выбитых окон.
– Ты налево, я направо, – сказал Ступин.
Елисей не стал спорить. Сейчас главное не упустить мруна, не дать нечисти добраться до трещины в Яви. Мрун еще на крыше, иначе внизу уже орали бы прохожие, время непозднее, на улице полно народу. Мамок с колясками, детей. Тут центр: фонтаны, игровые площадки. Поимка этой конкретной нечисти стала для Еси принципиальным делом. Он вроде не виноват, в том, что Ника кукухой повредилась… и вроде как виноват. И вот он, Веденеев, стоит на крыше, чувствует неприятный холодок по коже, хотя вечер теплый.
