Текст книги "Беременна от двоих (СИ)"
Автор книги: Дарья Десса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Как я узнала, что это Максима рук дело? Подсказали добрые люди. Не мне, поскольку круг моих знакомых по-прежнему оставался невелик, а вот у Лиды – другое дело. Ей и сообщили. Мол, эта Щука, Олимпиада Иннокентьевна, приходится Максиму не кем иной, как… любовницей. Узнав это, я была весьма удивлена. Ну, молодые девушки и даже парни – это понятно. Но как он умудрился опуститься до такой тётки страшноватого вида, которая одевается на распродажах в секонд-хендах?!
Впрочем, загадка раскрылась почти сразу же: когда Максим учился на предыдущем курсе, он уговорил Щуку поставить ему сто баллов на экзамене. Только не использовал деньги – Олимпиада Иннокентьевна взяток не берет, а включил всё своё мастерство обольщения. И да, ему удалось влюбить в себя эту пожилую некрасивую тётку. Воспылав к нему страстью, та с удовольствием сделала его отличником по своему предмету. Максим же с той поры продолжал её удачно водить за нос, не приближая к себе, чтобы не пришлось с ней трахаться, но и не отдаляя. Так… романтическая влюбленность.
Вот и теперь, идя на поводу своего чувственного друга, Олимпиада Иннокентьевна решила ему помочь. Максим расписал ей в красках мою подлость (правда, о видеозаписи предусмотрительно промолчал), и Щука возненавидела меня за то, как я поступила с её любимчиком. Естественно, что узнав о демарше, я попробовала встретиться с ней и переговорить. Увы, преподавательница меня начала откровенно игнорировать и даже избегать.
Всё шло к тому, что я не сдам у неё экзамен. Потому что как его сдавать, если тебя даже не допускают? Я пожаловалась в деканат, но там мне ответили: Олимпиада Иннокентьевна – очень уважаемый в нашем университете человек, её мнению мы доверяем, вашему – нет. Потому… делайте, что хотите. Даже посоветовали документы забрать и перевестись куда-нибудь. Но куда же я подамся, если у меня от той свадьбы осталось не так уж много? Да и то – были они отложены на «черный день», который стал неумолимо приближаться.
Самое интересное во всей этой ситуации было то, что Максим не старался со мной увидеться. Поговорить, обругать или даже побить, наконец, как это сделал бы любой другой оскорбленный парень на его месте. Нет, он решил подло действовать, не прибегая к прямым контактам. Исподтишка, и выглядело всё это весьма мерзко. Ну, а чего ещё оставалось ожидать от человека, который так поступал с молоденькими девчонками? В том числе со мной.
Сессия приближалась, и я уже не знала, как мне поступить. Подумывала о том, чтобы вообще бросить университет, найти работу в каком-нибудь кафе официанткой и работать, только чтобы хватило на съем маленькой комнаты где-нибудь на окраине. Было горько и обидно, хотя понимала: Максим нанес удар в очень чувствительное для меня место, поскольку сама же ему сказала однажды – «учеба для меня теперь это всё». Никогда не будьте искренни с людьми, в которых даже уверены на сто процентов. Наверное, такой вывод мне теперь следовало бы сделать.
Но ситуация неожиданно изменилась для меня кардинальным образом. Причем случилось это в один день, когда я пришла в университет, и меня позвали в деканат. Там была сама декан Людмила Юрьевна, и в её кабинете неожиданно оказалась причина моих страданий Олимпиада Иннокентьевна. Увидев меня, обе дамы… стали улыбаться. Но не ёрничать, а по-доброму. Я опешила и замерла у двери, не решаясь сделать даже шаг. Насколько мне рассказывали, Щука и декан были давними подругами, учились вместе в этом же вузе много лет назад в одной группе.
– Ну что же вы, Женечка, проходите, вы вас очень ждем, – сказала Людмила Юрьевна.
Стою и думаю: «С чего бы это они обе, старые грымзы, вдруг стали ко мне такие добренькие?» Но деваться некуда. Может, это и ласковое приглашение в пасть к акулам, придется повиноваться, я ведь не хочу покинуть стены этого милого учреждения, в котором мне, несмотря на незримое присутствие Максима и наличие такой вот Щуки среди преподов, всё равно нравится.
– Евгения, мы вас пригласили с Олимпиадой Иннокентьевной, чтобы сказать: вы допущены к экзамену по предмету «История права». Моя коллега, – сказала Людмила Юрьевна, – внимательно ещё раз ознакомилась со своими документами и поняла, что в них вкралась досадная ошибка. Вы действительно посещали её занятия, у вас даже довольно высокий балл ответов на семинарах, и потому, безусловно, вы можете приступать к сессии.
Да что с ними обеими такое, а? Я смотрела то на одну, то на другую, но они кисленько улыбались, да не говорили об истинной причине столь резкой перемены в своем поведении. То отчислять собирались, а то вдруг будьте любезны. Молча выслушала тираду декана. Щука не разомкнула своих тонких морщинистых губ, настолько плотно сжатых, что даже помады не было заметно.
– Я… могу идти?
– Да, Евгения, конечно, идите. Готовьтесь.
– До свидания.
– Всего хорошего.
Я вылетела из деканата в полном изумлении, но при этом чувствуя себя совершенно счастливым человеком. Мне хотелось нестись по коридору вприпрыжку, кричать и веселиться так, словно сессия была уже позади. Одна лишь мысль колотилась в голове серебряным молоточком: почему Щука передумала?! Что на неё повлияло настолько сильно, раз она даже просьбу своего любимчика решила не исполнять?!
Примчалась в комнату и, оказавшись внутри, бросилась я на шею к Лидке и давай её обнимать и тискать.
– Меня допустили к экзамену у Щуки, представляешь?! Это чудо какое-то!
– Да пусти ты, бешеная, – улыбнулась Лида, снимая с меня свои руки. – Придушишь. Нет в том ничего удивительного. Мне спасибо скажи.
– Тебе?!
– Ну да, мне, – Лида спокойно уселась на стул, положила ногу на ногу и посмотрела на меня с шутливым превосходством. – Да-с, юная леди. Можете мне в ножки кланяться. Это я спасла вашу тощую попенцию от отчисления.
– Ну-ка, рассказывай, – уселась я на кровать и обратилась во внимание.
– Да особенно-то и нечего. Пришла к декану, к Людмиле Юрьевне вашей, представилась твоей подругой, да и положила перед ней смартфон с веселым видео.
– Тем самым?!
– Ага, – кивнула соседка. – Включила и показала. Та ка-а-к рот раскроет, да ка-а-к схватится руками за рот! – У Лидки глаза сияют, как светодиоды.
– За рот? Зачем?
И тут моя соседка не выдержала и рассмеялась.
– Прикинь, эту вашу деканшу вырвало прямо в ведро с бумагами! Так видео на неё повлияло!
Мы обе стали хохотать. Я живо представила себе эту картину, как солидная, раскормленная деликатесами Людмила Юрьевна перевешивается через подлокотник своего большого кожаного кресла и извергает из себя обед. Или завтрак, уж не знаю, что там в ней было.
– А дальше, дальше что?
– Ну, вытерла она рот, сто раз извинилась за свой поступок, хотя подумаешь, стошнило. С кем не бывает, – хмыкнула Лидка. – А потом говорит: «Зачем вы мне это показали? Это отвратительно!» «Затем, – говорю, – что ваша Олимпиада Иннокентьевна неровно дышит к этому, который там раскорячился на мебели, – киваю на смартфон, и у деканши опять рвотный рефлекс. Правда, сдержалась. – И это он уговорил вашу коллегу не допускать мою подругу Евгению Журавлёву к экзамену!»
– И что она?
– Сказала «я непременно во всем разберусь». Вот, как видишь, не обманула.
– Ну ты Лида… вообще… Герой! Была б у меня золотая звезда, вручила бы в торжественной обстановке! – Говорю я.
– Ага, в Георгиевском зале московского кремля, – шутит соседка. – Как там у Твардовского? «Нет, ребята. Что там орден. Не загадывая вдаль, Я ж сказал, что я не гордый, Я согласен на медаль».
– Грамотейка, – шучу в ответ. – Золотая звезда Героя – это и есть медаль.
– Да? И хорошо, – улыбается Лида. – Ну, ты довольная?
– Ещё как! Спасибо тебе, – говорю теперь уже серьезно и очень искренне.
– Свои люди, сочтёмся, – отвечает соседка. – Ты как думаешь, что дальше Максим делать станет?
– Откуда же мне знать? Чтобы представить, надо быть таким же, как он, подлым засранцем. Мне ничего в голову подобного не приходит, – пожимаю плечами.
– Да уж, – задумчиво говорит Лидка. – Ну, я тоже не стервозная, но полагаю, что настала ему пора пойти на крайние меры.
– Это какие? На родителей уже давил, из универа пытался выбросить. Что ещё?
– Давай рассуждать логически. Какие ещё у тебя, Женька, есть слабые места? – Спрашивает Лида. И сама отвечает, не дожидаясь ответа. Заметь: он постоянно пытается у тебя что-то отнять. Сначала невинность. Потом – свободу, когда зачем-то хотел жениться. Наверное, чтобы сделать тебя своей секс-рабыней или бесплатной рабочей силой, а может и то, и другое. Ты же добрая, наивная… кхм, – кашляет соседка с интонацией, – была. Затем задумал окончательно разрушить отношения с родителями…
– Только просчитался, они и так уже в руинах лежат, – вставляю свои пять копеек.
– Верно. Дальше – пробовал отнять образование. Дальше что? Остаются только две вещи, которые у тебя есть. Вот если бы ты имела деньги – на них позарился, но у тебя за душой котик наплакал. Значит, только здоровье и свобода, – продолжает объяснять подруга.
– Здоровье? Он что, попытается меня изувечить? Избить?
– Это вряд ли. Тоже не дурак. Понимает: сразу на него подумают. Помнишь, мы говорили об этом недавно. И ещё у тебя видеозапись, которая может оказаться в интернете. Тогда его карьере в России конец, а он наверняка задумал тут стать каким-нибудь крупным бизнесменом, под стать своему папаше. У, чертов мажор! – Машет Лида кулачком в пространство. – Значит, попробует свободу отнять.
– Как? – Смотрю на неё, и у самой мурашки по телу бегут. Становится страшно.
– Да вот как… ну, подсунуть тебе что-нибудь. Вот! Наркотики! Или краденое что-то, – предполагает Лида и начинает инстинктивно вести глазами по комнате: вдруг это уже случилось? Ох, не хотелось бы так запросто угодить в расставленные Максимом силки.
– Что же делать?
– Рот не разевать, глаза держать открытыми, стараться поздно домой не возвращаться, и всегда быть вместе! – Решает Лида.
– Ну, насчет последнего – как ты себе это представляешь? Мы на разных факультетах учимся.
– Ничего! Зато в одном здании. Будем друг друга страховать.
– Друг друга?
– А ты думала, только тебя одну? Сейчас! – Усмехается Лида. – Этот Максим не дурак, прекрасно понимает, что без меня ты, добренькая овечка, не справилась бы.
– Значит, он попытается не меня одну подставить, а нас обеих. И раз так, то нам нужно не вместе ходить повсюду, как Шерочка с Машерочкой, а следить за своей комнатой, как бы нам чего тут не подложили противозаконного, – говорю Лиде и тоже начинаю озираться. Теперь обе глядим подозрительно по сторонам. Два параноика, блин.
– И как нам быть? Новый замок навесить? – Спрашивает Лида.
– Толку-то! Захотят, вскроют. Вот! У меня идея! Видеокамеру давай установим. Маленькую. Скрытную. Пусть всё пишет, пока нас дома не будет. Подключим к интернету, туда и станет записывать. Если что – стереть никто не сможет, только мы будем иметь доступ, – предлагаю. Соседка смотрит на меня с удивлением.
– Евгения, что я слышу! Слова не мальчика, но мужа! Ты неужто ты поумнела, душа моя девица?
– Увы, уже не девица, – развожу руками, и снова начинаем хохотать. Настроение после такого правда заметно повышается. Взять нас тёпленькими уже не получится. По крайней мере, обе в это верим. И хорошо, у меня остались деньги от «свадьбы». Как раз хватит, чтобы купить камеру видеонаблюдения и нанять специалиста. Он её настраивает, и теперь у нас в смартфонах с Лидой есть доступ к сложному устройству, которое расположилось на шкафу и выглядывает крошечным черным глазком из пыльной коробки, в которой когда-то лежал утюг.
– А если нас поодиночке захотят подставить? – Спрашиваю у Лиды через пару дней, когда мы с ней лежим и готовимся ко сну. Соседка скрипит кроватью, поворачиваясь ко мне лицом.
– Слишком рискованно, – слышу её голос из темноты от противоположной стены. – И где гарантия, что получится? Никакой. А вот обеих сразу накрыть – другое дело.
– Но раньше-то он тебе не пытался ничего сделать, – озвучиваю новый аргумент.
– Так я ему раньше не особо была и нужна. Теперь он же знает, кто деканше видос показал. И со Щукой его рассорил, помнишь?
– Да, точно. У него теперь и на тебя большой зуб вырос.
– А ещё ты главное не забывай: если нам обеим подсунут дрянь какую, то это уже «по предварительному сговору». Банда, короче. Там наказание серьезнее, – тихо говорит соседка.
– Лида…
– Что?
– Можно, я с тобой лягу? Мне страшно, – шепчу из своего угла.
– Приставать не будешь? – Усмехается соседка. – А то смотри, мне парни нравятся.
– Мне тоже, – отвечаю ей и, стремительно, пока она не передумала, перебираюсь к ней на кровать. В тесноте, да не в обиде. Зато мне становится сразу так тепло и спокойно, что засыпаю.
Глава 6
Николай этот мне сразу не понравился. Чего пялится? Интересно посмотреть на нового сотрудника компании? Так подошел бы да спросил, я бы ему ответил. А он украдкой поглядывал на меня, рассматривал как будто. Я однажды не выдержал и подошел к нему, спросил в лоб:
– Привет! Заметил, что ты на меня пялишься. Что-то надо? – Голос я сделал при этом достаточно грубый и вызывающий, Николай аж словно ростом чуть меньше стал от неожиданности.
– Н-нет, я просто… Ты напомнил мне кое-кого. Извини, – и спешно ретировался. Я же заметил, как сильно он смутился, и это мне понравилось. Значит, не такой уж он и противный, как показалось сначала. На это мнение повлияла информация, собранная о Николае: единственный сын очень богатой мамаши, работающей в областном суде. У неё в Подмосковье собственная вилла с прислугой.
– И что такой маменькин сыночек делает в нашей компании, да ещё на такой мелкой должности? – Усмехнулся я. Светлана, моя коллега по отделу, пожала плечами:
– Да кто его знает. Блажь богатенького мальчика. Представляешь, сам устроился к нам, без протекции. Хотя если бы она была, стал бы уже заместителем генерального директора, не иначе, – девушка засмеялась, прикрыв рот ладошкой. Разговор происходил в офис-руме, где мы угощались горячим ароматным напитком из кофемашины. И хотя кроме нас там никого не было, все-таки обсуждать кого-то слишком громко тут не принято. В общем, правильно. Кому захочется узнать, что у него за спиной шепчутся?
Эта самая блажь и стала той причиной, по которой мне захотелось пообщаться к Николаем. Проблема была в том, что я работал в отделе снабжения, а он – сбыта, и мы почти не пересекались, хотя весь департамент располагается в очень большом, на западный манер разделенном невысокими перегородками, помещении. Лишь с одного края выстроена стена, за которой пространство разбито на отдельные комнаты с окнами – там кабинеты руководства.
Но получилось так, что мой интерес к Николаю был подкреплён самым неожиданным образом. Случилось это так. Один из замов генерального, бывший военный, Кирилл Иванович Яровской, решил устроить тимбилдинг с весьма благой, как ему показалось, целью – «сплотить наш корпоративный дух». Хотя, проработав несколько лет в частной конторе, я понял одно: ничто так не настраивает людей на качественную работу, как хорошая зарплата. Оценивай людей по достоинству, давай им премии, и они, если не идиоты, будут очень стараться. Вот единственный принцип. И ещё будут вкалывать, если «Родина в опасности». В остальное время особого рвения не жди.
Все эти игрушки в «мы – одна команда!» притащили к нам к Запада, где с зарплатами всё в порядке. Вот там-то как раз надо людей объединять: много иммигрантов. А у нас что? Чего я стану рвать задницу при отсутствии материального стимула? Я так думал тогда, и ничего в моем мнении не изменилось. Ну, а тот зам генерального, бывший подполковник, получивший эту должность по большому блату… что с него взять? Старый служака, замполит. Нынче их называют «заместители командира по воспитательной работе».
У этого тоже должность теперь не пыльная: заместитель «по общим вопросам». Не пришей к пи*де рукав, проще говоря. Привык, что в армии всё по приказу и неважно, если ли ресурсы, имеется ли желание у людей что-либо делать – поровну. Скомандовал, и пошли. Вот и теперь ему, престарелому хрену (ему за 70, а всё на отдых не уходит – сладкая прибавка к пенсии потому что), захотелось «сплотить командный дух».
Я бы с удовольствием послал подальше эту затею, да решил, что место, в общем, хорошее, зарплата пусть и небольшая, но с перспективой роста, потому поучаствую, чего уж. Словом, вывезли нас на двух больших автобусах на загородную базу отдыха, красиво назвав мероприятие «туристический слёт».
«И слетелись мы, как мухи на говно», – шепнул я Светлане, когда мы ехали в автобусе. Та расхохоталась. Она хорошая девушка. Не модель, но вполне симпатичная, стройная. Одевается простовато, но, с другой стороны, я ведь её вижу только на работе, а там – дресс-код, офисный стиль. Все бродим, как под копирку одетые. Чуть что яркое, так этот зам по общим вопросам (оказывается, ему поручили за трудовой дисциплиной наблюдать) сразу к себе в кабинет: «Это неприемлемо, недопустимо, снимите немедленно» и премии лишать. Козёл.
Мы со Светланой за эти пару месяцев подружились, – наши столы друг напротив друга впритык, поневоле станешь общаться. Человеком она оказалась лёгким, веселым, жизнерадостным. Встречается с каким-то парнем вне нашей конторы, вроде собирается замуж. Нашли мы общий язык, я о себе немного рассказал. Скрыл, что гей, конечно же. Мы пока слишком мало знакомы, чтобы интимностями делиться.
Приехали на базу отдыха, и стали нас там строить. В буквальном смысле. Яровской вспомнил армейскую молодость и давай командовать. Поделил нас на «взводы», решив устроить соревнования. Первые две команды отправились в футбол гонять, другие – канат тянуть, третьи пищу готовить. Он же потрепанным мелким петушком крутился по территории, выслеживая тех, кто отлынивает.
Мы со Светой угодили в футбольную команду. Яровского не парило, что девушки (да и парни некоторые тоже) не знают правил этой игры. Он по старой памяти приказал, а там как хотите, так и гребитесь. Ну, мы и давай девчонкам нашим подсказывать, как и что. Так вот Николай оказался в команде соперников, притом его, как молодого и быстрого, назначили нападающим. Я же сам себя определил в защитники.
В первом же тайме случилось то, что норма для футбола, ну а в корпорациях, как оказалось, не приветствуется. Я про спортивную борьбу. Николай мчался в атаке, я попытался его перехватить и случайно, выкинув вперед ногу и стараясь выбить у него мяч, крепко заехал парню по бедру. Удар получился настолько сильный, что коллега мой отлетел метра на полтора, крепко приложился головой об землю (понятно, что газона тут никто не сажал) и даже потерял сознание.
Набежали все, кому не лень. Стали меня ругать, мол, покалечил человека. Я же стоял и с сожалением смотрел на Николая, ощущая себя распоследним идиотом: ну чего уцепился за этот мяч? Мог бы просто сделать вид, что защищаю ворота. Так нет, всерьез увлекся, так сильно захотелось поиграть. Со школьного детства не гонял мячик, а тут как вожжа под хвост попала. Стал носиться резвым коником. Вот и допрыгался.
Николая на «Скорой» увезли в больницу, а зам генерального Яровской, подойдя ко мне вплотную, глядя снизу вверх (росточком он явно не удался – мелкий такой Наполеончик, метр с кепкой) прошипел злобно, чтобы я писал заявление по собственному желанию и завтра же ему на стол. Я хотел было ответить, а не пошел бы он лесом, поскольку не ему непосредственно подчиняюсь. Но промолчал. Зачем усугублять положение?
Настроение было безвозвратно испорчено, и я, вызвав такси, вернулся домой, на свою маленькую съемную квартиру. Но торчать в четырех стенах долго не смог – совесть замучила. Потому позвонил Светлане и, узнав, в какую клинику отвезли Николая, поехал туда. Я не знал, что он мне скажет. И вообще: пустят ли? Может, скажут «только родственникам» можно. А в друг его в реанимацию отправили? Вопросов было много, ответов – ноль. Пришлось разбираться по ходу пьесы, а заодно премило улыбаться дежурной медсестре. Заодно наплести с три короба. Мол, брат родной попал к вам, куда повезли не знаю, родители старенькие, волнуются.
После такого суровое сердце медицинской работницы растаяло, и мне было указано на отделение травматологии, куда и отвезли Николая. Там – снова мои натужные улыбки и чувствительный рассказ о брате и родителей, и вот я уже на пороге одноместной палаты, за дверью которой мой покалеченный коллега. Только здесь, взявшись за ручку, я вдруг понял, что приперся с пустыми руками. Хоть бы традиционных апельсинов купил, что ли. Ну, ладно, была не была! И, постучавшись, шагнул.
– Добрый вечер, – сказал, увидев Николая. Тот лежал на койке, нога на какой-то конструкции, в гипсе. Увидев это, я расстроился окончательно.
– О, какие люди! – Вдруг весело приветствовал меня коллега. Я аж встрепенулся. Ему что, укольчик сделали, чего так радуется?
– Ты… прости меня, что я тебя… ударил, – начал я оправдываться.
– Ты присаживайся, в ногах правды нет, – сказал Николай и вдруг рассмеялся. Помню, я тогда ещё решил, что у него точно от обезболивающего крыша поехала. Так, слегка. Однажды я такое видел, когда лейтенант Виталий слишком сильно постарался над Егоркой. В тот вечер офицер вытребовал нас поздно, и голос у него был пьяный и жесткий.
Наш командир в тот вечер был как-то особенно груб. Едва мы зашли в его съемную квартиру, как приказал раздеваться. Мы послушно стали стаскивать форму, но лейтенант, желая ускорить процесс, подошел и начал буквально сдирать с нас кители, гимнастерки и штаны. Причем нимало не заботился о сохранности казенного имущества: на это ему было глубоко наплевать, потому вещи летели на пол с треском разрываемых ниток и рвущейся ткани.
Мы с сожалением смотрели, думая о том, как завтра придем в казарму. Благо, стояла теплая весенняя погода, можно было сначала заглянуть на руины ангара и там привести себя в порядок. Правда, всё равно придется потом клянчить у каптёрщика новую одежду. Ничего: скажем, командир выдать приказал.
Но мысли наши были прерваны очередным приказом пьяного офицера. Он повелел встать на четвереньки и в таком виде ползти в спальню. Сам тем временем завалился на кровать, широко раскинув руки и ноги. Он лежал там, беззащитный и голый, и мы, найди в себе хотя бы каплю силы воли и дух сопротивления, могли сотворить с ним что угодно. Но, задавленные армейской дисциплиной и ситуацией, в которой оказались оба, только выполняли.
Виталий пожелал, чтобы мы стали вдвоем делать ему минет. При этом он стонал, получая явное удовольствие от процесса. Видимо, сильно напился: прежде ему оральные ласки не особо нравились, и он прекращал их в ту же секунду, когда осознавал начало эрекции. Теперь же с этим у него была явная проблема – член никак не хотел подниматься, как мы с Егоркой ни старались. А уж в этом мы за время службы толк познали. Лизали и сосали попеременно так, что у мертвого бы поднялся – так, кажется, в таких случаях говорят.
Увы, но Виталий дошел до кондиции, когда чувствительность его органа снизилась настолько, что ни руки наши, ни языки с губами не могли поднять то, что было слишком вяло для соития. Хотя офицеру и нравилось, он все-таки желал большего. Потому минут через двадцать, когда у нас рты стало судорогой сводить, вдруг резко сел:
– Что, хуесосы, ни хера не умеете, да?! – Рявкнул он. – Или просто стараться не хотите для своего командира?
Мы, сидя на полу, смотрели вниз, боясь даже глаза поднять. Кто знает, что взбредет в голову этому пьяному повелителю наших судеб? Но то, что последовало дальше, мы предположить никак не могли. Все-таки лейтенант Виталий был человек молодой, а сам откуда-то вытащил упаковку таблеток для поднятия эрекции – «Виагра» называются – и сразу две штуки отправил в рот, запив водкой прямо из бутылки.
– Сосите дальше, сучки! Сейчас будет вам анальный праздник! – Пьяно расхохотался он, снова повалившись на постель. Мы с Егоркой принялись за старое. И неожиданно стали замечать, как член пошел на поправку. Сначала немного набух, а после вдруг превратился словно в каменный. Налился кровью так, что каждая вена проступила под кожей, образовав целый лабиринт из переплетающихся сосудов разной толщины, из которых самым крупным был тот, что тянется от паха почти до самой головки.
Когда это произошло, и лейтенант понял, что готов к боевым действиям, он приказал нам встать на четвереньки на постели, а потом… Кажется, это продолжалось целую вечность. Он трахал то одного, то другого, вынимая член и перемещаясь слева направо и наоборот. Мы уже плохо соображали от усталости и боли, когда он наконец кончил. Но даже этот момент решил сделать запоминающимся: повелел лечь перед ним, а после густо оросил наши лица спермой.
Потом, глубоко ночью, когда лейтенант громко храпел, я достал из кармана тюбик промедола, который стащил уже не помню при каких обстоятельствах, и вколол его Егорке, – тому досталось слишком сильно от офицера. От боли в анальном проходе он даже уснуть не мог. Но как только сильное обезболивающее подействовало, тут же отключился. Ну, а утром вел себя немного странно. Много шутил, неся какую-то ерунду, и сам же над ней смеялся.
Зачем вспомнил всё это там, в палате, глядя на раненного Николая? Потому что ощутил себя последним мерзавцем. Кем-то вроде того лейтенанта, который позволил себе совершить над человеком акт насилия ни за что ни про что. Конечно, я не насиловал коллегу, но тоже сделал ему очень больно. Иначе бы тот не оказался с подвешенной ногой в гипсе. А ещё вспомнил, поскольку Николай напомнил мне Егорку. В том самом разудалом состоянии после промедола.
– Что у тебя там? – Спросил я, кивнув на повязку.
– Закрытый перелом, – улыбнулся Николай. И чего он улыбается вообще? Ну, точно после укола парень. Чем тут радоваться?! – Хорошо, без смещения. Иначе пришлось бы, наверное, операцию делать. Хотя нет, вру. Кажется, доктор говорил, мне всё равно её сделают. Хотят вставить там какой-то штырь.
Слушая всё это, я ощутил себя не просто неловким, а самым настоящим кретином. Так изуродовал парня! Но ведь не хотел же!
– Ты… прости меня, пожалуйста. Я не специально, поверь, – сказал, от стыда не смея глаз поднять.
– Всё в порядке, не волнуйся, – ответил Николай. – Я понимаю: это спорт, всякое может случиться.
– Я бы хотел как-нибудь… загладить свою вину.
– Как, например?
– Не знаю. Думал, ты подскажешь.
– Я на такое не подписывался, – улыбнулся коллега. – Да и что ты можешь предложить? Денег? Так у моей мамаши их, как у дурака пряников, может ими дороги мостить. Извинения ты уже принес, я их принял. Ну, а больше… ничего. Разве что…
– Да? – Встрепенулся я.
– С тебя поход в ресторан. За твой счет, естественно, – сказал Николай и рассмеялся тихонько. В его голосе мне послышался добрый юмор, никакого сарказма или иронии.
– Без вопросов. Организую всё в лучшем виде, – ответил я, улыбаясь. – А когда?
– Не знаю. Наверное, месяца через два, – пожал плечами Николай. – Кстати, запиши мой номер телефона. А то вдруг решишь ещё раз наведать, а меня или в другую палату переведут, или вообще домой отправят.
– Да, конечно, конечно, – поспешно ответил я, доставая смартфон. Коллега продиктовал свой номер мобильного, а забил его в адресную книжку.
– Ну, тогда до встречи? – Сказал Николай.
– Да, конечно. Если ты не против, завтра приду, хорошо?
– Конечно, приходи. Тут одному скучно.
Я ушел, но обещания своего не выполнил. Стоило мне рано утром на следующий день появиться в офисе, как ко мне подлетела Светлана и встревоженным голосом сказала:
– Тебя к себе Яровской вызывает. Сказал «как придет – сразу ко мне». Чего хочет, как думаешь?
– Уволить, конечно, – кисло улыбнулся я.
– Неужели? – Ахнула Светлана. – Из-за вчерашнего, да?
– Угу, – промычал я и отправился на экзекуцию. Она была недолгой. Бывший политработник, стоило мне переступить порог его кабинета, ткнул пальцем на стол, где уже были приготовлены лист бумаги и ручка, и потребовал: «Пиши. По собственному. И чтобы я тебя здесь больше не видел!»
Я пожал плечами. Мысленно послал подпола куда Макар телят не гонял, чиркнул заявление и вышел, не став закрывать за собой дверь. После этого собрал свои вещички – всё уместилось в один маленький пакет, попрощался с коллегами и ушел. Спустился в отдел кадров, забрал трудовую книжку и оказался на улице. В буквальном и переносном смыслах. Жаль, что так быстро всё получилось. Думал в обед забежать к Николаю, проведать. Но теперь настроение было таким паршивым, что вообще видеть никого не хотелось.
Вернулся домой, купив по дороге две бутылки коньяка и литр сладкой газировки. А потом до вечера пил, разбавляя одно другим. Засыпал, просыпался и пил опять. Поздно вечером сходил в магазин с опухшей физиономией и принес домой ещё четыре литра. Теперь уже водки – на коньяк денег не было. И запил так, что последующие три дня не помню совсем.
Обида – вот чувство, которое пожирало меня изнутри. Да, я повредил Николаю ногу. Признаюсь. Только он же сам признал: это спорт, там и не такое случается. Вон, частенько приходится слышать о погибших спортсменах. В том числе футболистах: получат удар по голове, и готово – «Скорая» приехать не успеет, а он уже бутсы отбросил. У Николая же всего лишь перелом бедра. Самая крупная кость в теле человека. Он молодой, зарастет и следа не останется, ну может шрам небольшой после операции.
Так чего меня было сразу выставлять-то? Я же извинился. А, да пошло оно всё! Не жили богато, не хрен начинать. Куря на балконе в те промежутки, когда мог туда выйти, я с тоской смотрел по сторонам. На людей, у которых семьи, кредиты, ипотеки, работа и прочие заботы – дела житейские. У меня – ничего. Пустая квартира за спиной, и та чужая, да впереди ноль целых ноль десятых. Придется возвращаться на старую работу. Снова колесить по городам, трахаясь с кем попало.
Мне кто-то звонил, что-то писал, но телефон сначала валялся на тумбочке в прихожей, а через несколько дней перестал голос подавать, точнее, вибрировать (осталась привычка от офисной работы – ставить его на беззвучный режим) – аккумулятор разрядился. Втыкать в него зарядку я не собирался даже. Зачем? Кто и что мне может сказать такого особенного? Выперли с работы ни за что ни про что, так чего теперь…
Я эти дни иногда вспоминал Николая. Нехорошо получилось. Обещал навещать, а сам забухал. Ну, прости, теперь уже бывший коллега. Только не хочу никого видеть и слышать. Все опротивели разом. Понятно, что виноват в моем увольнении тот бездельник – бывший политработник, опарыш престарелый. Присосался к компании и сидит на своей тощей заднице, следит за тем, чтобы у девушек юбка была не выше сантиметра от колена, иначе станет приставать и требовать переодеться – «вы неподобающим образом сегодня одеты», «задета честь компании» и т.п. Как в армии этому козлу старому заняться нечем было, так и теперь.
