Текст книги "Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)"

Автор книги: Dark Window

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Глава 46. Полнолуние съеденного металла

Громадный шар страшной багровой Луны полыхал в просвете между скособоченными домишками, ютившимися на пригорке. Небо заволакивала серебристая дымка. В дальних кустах то вспыхивали, то погасали зелёные переливчатые огоньки. Кошки ждали, но нападать пока не решались.

За спиной была стена. Кирпичная, надёжная. Ириска, что есть силы, вжалась в шероховатые кирпичи. Пальцы медленно поглаживали бугорки застывшего цемента, пробираясь то влево, то вправо. Будто надеясь отыскать дверь. То ли в лето, то ли в прежнюю, спокойную жизнь.

Но на дворе осень, а обратный путь закрыт тупиком.

Но почему кажется, хлопни десять раз глазами, и проснёшься?

Так хочется проснуться.

Или перескочить в утро, не похоже ни на что. Туда Ириску пока ещё не пускали ниточки прошлого. Ниточки, истончившиеся до еле заметных паутинок.

Кто сказал, что нельзя перескочить в радостное, счастливое утро?

Крутя тоскливые спирали, в глубине Ирискиной души бродила медленная тягучая мелодия. То затихая, то набирая силу, она подчёркивала грусть, которую испытываешь, когда наплывает неопределённость. Грустно, оттого что непонятно. И в то же время с замиранием сердца предвкушаешь бешеную, неудержимую радость будущего приключения. Даже если после него не будет уже ничего.

"Ничего", просигналенное зелёными семафорами.

Огоньки приближались. Кошки подкрадывались ближе и ближе. Огоньки вспыхивали уже не парами, а десятками и сотнями. Трудно представить, что в одном месте может собраться такая уйма кошек.

Куда исчезло время, когда Ириска любила гладить кошек? Почему оно забылось? Может, нарочно? Может, потому что оно запрещало дорогу к радостному утру?

Да наплевать. Разве сейчас это важно?

Сейчас важно знать, почему пауза затянулась.

– Они не нападают. Чего ждут? – шёпотом спросила Ириска.

– Подхода главных сил, – глухо ответил Рауль.

Голос его, всегда звучавший приятной мелодией, сейчас перекатывался хриплыми комками, словно не он стоял рядом, а Тоскующий По Эпохам. Ириска даже обернулась, чтобы проверить страшную догадку. Но нет, безжалостным взглядом смотрел вперёд именно Рауль. Сияние Луны окрасило красивое лицо кровавыми оттенками и проложило тёмные борозды морщин, заскользивших лучами от носа к уголкам рта. Рауль превратился в древнего языческого идола, чью милость можно купить лишь кровавыми жертвоприношениями.

Это жесткое лицо беспокоило Ириску, и она предпочла отключить картинку, погрузившись в мир звуков. Пускай уже начнётся хоть что-то. Где он, сигнал, трубящий начало последней битвы? Но трубы кошачьей армии молчали.

Тихо играл ветер в изрядно поредевшей листве. Капала вода из прохудившейся водопроводной колонки. Медленно перекатываясь, шуршал комок бумаги. Из кустов доносились несмолкаемые шорохи, но они не казались страшными, если забыть о неисчислимом множестве кошек. И где-то, очень далеко, тикали часы. Несмотря на расстояние, тикали отчётливо и зло.

Невидимые часы почему-то донельзя испугали Ириску, и она вернулась. Звуки притихли. Кусты перестали чернеть, наполняясь зеленоватым сиянием, перед которым меркла даже Луна, у которой крыша далёкого дома отгрызла нижнюю половину.

Ириска никогда не видела столько кошек. Вернее, она могла только догадываться о них, потому что ночная тьма и колючая проволока веток надёжно скрывали хозяев мрака от Ирискиного взора. Сияние само по себе ничего не выдавало. Протуберанцы призрачного света расплёскивались, как волны болельщиков на стадионе. Поднимаются десять, двадцать людей, а то и полторы сотни, и по трибунам перетекают спазмы азартного восторга. И тот, кто даже не думал вскакивать, уже обнаруживает себя на ногах с бестолково машущими руками и разинутым ртом, откуда несётся истошный нечленораздельный рёв.

Только в кустах колыхался не восторг и не веселье, а ужас. Ужас непонятного. Потому что ждать хорошего бессмысленно.

– Рауль, – прошептала Ириска, – Мы не сможем разделаться с ТАКОЙ оравой. Мы не сумеем даже убежать. А уж биться…

– Утихни, глупышка, – неожиданно голос Рауля прозвучал мягко и ласково.

Казалось даже лениво, словно Ирискиного спутника совершенно не заботила неисчислимая орда, готовая вот-вот броситься на них.

– Зачем нам с ними биться? – рука ободряюще хлопнула по плечу.

Ириска вздрогнула, то ли от испуга, то ли от холода. Но потом тепло пальцев постепенно просочилось сквозь куртку. И сквозь кожу, заползая всё глубже и глубже и убаюкивая волнение и страхи, напряжённо ворочавшиеся в душе. Даже сияние перестало пугать. Теперь оно казалось переливами светомузыки полуночной демонической дискотеки.

– Разве они – наша цель? – рука соскользнула с Ирискиного плеча и обвела вражьи полчища. – Мы пришли за Панцирной Кошкой. Когда отступают тени, Панцирную Кошку чувствуют даже люди. А уж коты и подавно. Мы уничтожили тени. Осталась лишь сама уродица.

– Я её увижу? – прошептала Ириска, сглотнув комок волнения.

– Ты её видела и до этого. Но её прикрывали тени.

Три остроухих головы на кирпичной стене. Три тени. А за ними темнеет что-то неопределённое и страшное. Тени рассеивались, но девочка упрямо ставила их на места. Картинка прошлого. Того, что случилось давным-давно. Когда Ириска не знала про пять главных сторон света. И про спицы, которые их укажут.

– Боюсь, – призналась Ириска. – Боюсь, что не справлюсь с ней. Даже, если рядом будешь ты.

Ну! Ну, скажи же что-нибудь тёплое. Согрей меня в эту мёрзлую мёртвую ночь.

– Это уж не котёнка задушить, – недобро усмехнулся Рауль. – Нам с тобой её не победить.

– Тогда зачем мы здесь? – удивилась Ириска, – Хотим геройски погибнуть?

Пауза затягивалась невыносимо. Чтобы прогнать пустоту, девочка кубик за кубиком принялась строить новую картинку. Перед Ириской предстала крепость, осаждённая врагами. Из-за разбитых каменных зубцов взвивались столбы смолисто-чёрного дыма. Ворота покосились, норовя рухнуть. В оглушительной тишине подползала к замку армия нелюдей. И только в глубине двора тоскливо выла собака, потерявшая конуру, хозяина, щенков, раздавленных горелым бревном, всех разом. Ветер нёс запах гари, и кусочки пепла застревали во всклокоченной шевелюре Рауля. В его руках сверкал длинный меч, а пальцы Ириски сжимали отполированную рукоятку тяжёлого боевого топора. Рауль повернулся к девочке, тряхнул головой, отмахиваясь от трепыхающегося куска тлеющей ткани, и хрипло сказал:

– Про героев помнят, на то они и погибают. А бесцельно дохнут лишь дураки.

Картинка рассыпалась. Когда ничего не понимаешь, то и картинки никакой нет. Вместо неё опять дурманит голову пустота, отнимающая слова и мысли. Только озноб от неминуемого, которое непременно должно произойти. Непременно и прямо сейчас. Словно держишься за оголённый провод, выпустить который не в силах. И где-то в глубине пульсирует жилка беспомощности: "Ну когда? Когда же время сдвинется с места?"

– Тогда кто разделается с Панцирной Кошкой?

– Помнишь, ты назвала Панцирную кошачьей королевой? – Рауль придвинулся совсем близко.

Вместо ответа Ириска просто кивнула.

– А что ты знаешь про королев?

Господи, как трудно заглянуть за пустоту. Заглянуть, чтобы вытащить хотя бы одну мыслишку. Заглянуть, когда тысячи кошек приготовились к броску. Сияние замерло, словно окуталось дымчатым льдом. Кошки ждали. Казалось, что они тоже хотят знать, что ответит Ириска. Так слушайте! Но знайте, если вам не понравится, вы сами напросились!

Мы были королевами и королевами остались,

Пленяя совершенствами изящных тел.

Пусть горько плачут те, кому мы не достались,

Пусть сгинут к чёрту те, кто нас не захотел.

Вызов терялся в жалости, в скулении щенка, настырно просящегося домой. Строчки звучали не насмешливо, а вымученно и очень неправдоподобно. Как неуклюжая заплата. Тем более под багровой Луной. Когда вокруг лишь ночь, а не праздничный стол с пузырящимся шампанским. Ночь и тысячи немигающих зелёных глаз.

"Трахается, как кошка, – вертелось в голове, – трахается, как кошка". Непонятно, откуда выползла эта мыслишка. Но теперь её было не прогнать, настолько безграничной оказалась раскрывшаяся в Ириске пустота. В пустоте ворочался страх. Сияние напряглось, стало интенсивнее, острее, словно читало Ирискины мысли, которые ему ужасно не нравились.

– Королевами чего?

Ириска не ответила.

– Снова подмена, – горько признался Рауль. – "Люблю" всегда звучало проще и понятнее, чем "I'm blue!". И желаннее. Вот и замещают одни слова другими. Не потому что так правильно, а потому что если нельзя, но очень хочется, то можно.

Ириска не понимала и не хотела понимать.

Зелёный фонтан выстрелил струёй в небо. Высоко. Почти до самой Луны. Заворожено задрав голову, Ириска следила за кошачьим полётом. Пустота мешала понять, как кошки могли в едином порыве взметнуться в таком гигантском прыжке. Бритва взгляда Рауля полоснула по сверхъестественному фонтану. Тот съёжился и опал, снова прижавшись к влажной земле.

Как шлюхами мы были… так шлюхами остались…

Пленять хотели мы… изгибом своих тел…

Но довольнёхоньки все те… кому мы не достались…

И очень счастлив тот… кто нас не захотел…

Рауль выдавал слова чёткими порциями. Не на едином порыве, как Ириска. Очередь, тишина и снова очередь. Злая Луна затопила его глаза багрянцем. Голос звучал ехидно, и в то же время горечь никуда не делась. Не шестнадцатилетка стоял рядом с Ириской, но умудрённый жизнью старик-философ, к словам которого после каждого удара физией по стене добавлялась капелька цинизма.

О тепле Ириска уже не мечтала. Хотелось хотя бы ободряющей улыбки. Но только, прошу тебя, не подменяй её ухмыляющимся оскалом.

– Это какая-то перепевка, – ни о чём прошептала Ириска. – Очень злобная.

– Именно, – Рауль торжествующе вскинул руку, словно ждал от Ириски чего-то подобного. – Но так как имя ей "Марш откосивших от СПИДа", заметь, она ещё и радостная в придачу.

Сияние содрогнулось. То ли испугалось боевого жеста Рауля, то ли тоже услышало, что хотело. Ириске показалось, что оно чуть потеплело, словно стародавняя вина перетекла с безвинно оклеветанных кошек обратно на людей, любивших бросаться хлёсткими эпитетами.

– Шлюхой назваться трудней, чем королевой, – пояснил Рауль. – Попробовать, конечно, можно. Шёпотом и в полном одиночестве. А если и не в одиночестве, то не о себе. А если и о себе, то ожидая полного и безоговорочного прощения. Но спрятанная суть выпирает неприглядной гнильцой. Я ведь не даром спросил: "Королевой чего?"

Зачем он это говорит? Зачем столько ненужных, пустых слов? Обволакивающих мягким туманом. Застилающих нечто по-настоящему важное.

Ириске начало казаться, что главный враг не пялится из кустов, а стоит рядом. Она зябко поёжилась, но рука со спасительным теплом не согрела плечо. Рука с тихим свистом рубила и рубила воздух. Словно битва уже началась, и под ударами гибли невидимые Ириске разведчики.

– Есть королевы двора, королева Англии, королева разбитых сердец, наконец! Но "просто Королев" не бывает. Цепляя блямбу "Королева", не забывай обозначить пределы владычества. Иначе, кем была, той и останешься. Итак, кто у нас Панцирная Кошка?

– Кошачья королева, – Ириска проваливалась в пустоту.

Пустота засасывала. Весь мир уже находился далеко за горизонтом. Рядом оставался лишь Рауль, но его присутствие не грело, а кололо острыми ледяными иголочками.

– Королева кошек и котов, – переиначил Рауль. – Отбираем её подданных, и королева исчезает. А с ней и Панцирная Кошка. Ну, поняла ход мысли?

Спросил с видом, словно ему не хотелось видеть Ирискино понимание. Девочке тоже не хотелось. Не хотелось понимать. Не хотелось думать.

– Панцирная Кошка сильнее нас, – повторил Рауль. – Её победят они, – рука вновь указала на сияние.

Сияние прижалось к земле. То ли устыдилось чего-то, то ли до прыжка оставались считанные секунды.

– Они порвут и тебя, и меня. Даже Крушило здесь бессилен, – подтвердил намерения врагов Рауль. – Но так же, как нас с тобой, они могут разорвать и королеву.

"Полетят клочки по закоулочкам", – цитата скользнула по Ирискиной пустоте, как белая полоса, остающаяся после реактивного самолёта.

– Не будут, – мрачно заметила Ириска.

Ощущение того, что все здесь понимают гораздо больше, чем она, разрасталось до совершенно неприличных размеров. Словно Рауль, миллионы кошек и даже Луна видели картину панорамно, а Ириска смотрела на происходящее из окна, да ещё в таком неудобном ракурсе, что даже доступное взору, виделось искажённым и перевёрнутым.

– Ещё как будут, – непреклонно сказал Рауль.

Слово прозвучало камнем, скалой, бетонной плитой, нависшей над Ирискиной головой.

– Если Панцирная Кошка начнёт убивать подданных, они восстанут. Безумные королевы народу не требуются.

Нехорошей получилась улыбка. В который уже раз.

"Полетят клочки по закоулочкам".

– И с кого ей начать? – мстительно спросила Ириска. – Может нам показать ей, кого следует загрызть в первую очередь. Ну? Чего молчишь? Советуй!

– Скажем, с министров. Смерть первого кота покажется случайностью. После второй смерти народ вспомнит, о провинностях и карающей когтистой лапе. Но смерть третьего так просто не списать. Кошки – хищники. Инстинкт самосохранения и всё такое. А тут вынесена верхушка. Грядут массовые репрессии. Им не захочется такой судьбы, не так ли?

– Подожди, – Ириска почесала лоб, – ведь министры уже мертвы. Мы их прикончили. Ты знаешь, как это свалить на Панцирную Кошку? Перебить стрелки – не слишком простое дело.

– Смерть министров прошла на глазах у котов. По крайней мере, второго, – жёстко ответил Рауль. – Достаточно трёх значимых жертв. Всего трёх, чтобы убедить народ в безумии. Чтобы не осталось королевы.

– Кстати, о министрах, – кивнула Ириска, замечая, что пустота испарилась, а ей на смену пришло злое веселье ожидания Раулевой ошибки, как при явлении Вовы. – По крайней мере, котикам с выставки мозги уже не впарить. Какие уж тут репрессии?

– Помнишь котёнка?

Ириска содрогнулась. Содрогнулось и многоглазое чудище, казавшееся теперь гигантским драконом.

– Маленького чёрного котика. Безвинно пострадавшего, кстати. Чем тебе не начало массовых репрессий от когтей безумной королевы?

"Полетят клочки по закоулочкам".

– Но она ни при чём!

– Почему ты так уверена? Почему ты решила, что убийства совершались без участия Панцирной Кошки.

– Подожди…

– Девочка моя, – от Рауля повеяло вечной мерзлотой. – Подумай на досуге, а что если ты и есть Панцирная Кошка. Только быстрее думай, ведь времени у тебя всего ничего.

Сначала Ириске показалось, что Рауль нырнул в подвальное оконце. Но секунду спустя она увидела, что оконце слишком мало, чтобы пролезть даже ей.

Рауль исчез. Вместе с фирмовым кейсом. С улыбкой изо льда. С отблесками багряной Луны в странно округлившихся глазах. Злых и печальных одновременно.

Глава 47. Погоня

Кошки стремительно приближались. Можно ли с ними договориться? Наверное. Но не здесь и не теперь. К Ириске летела неуправляемая лавина, объятая зелёным пламенем.

Бочком-бочком, немного суетливо, Ириска отступала вдоль стены, обдирая локоть о шершавые кирпичи. Когда морды первых рядов, объятых колдовским светом, стали видны до мельчащих подробностей, Ириска повернулась спиной к неминучей гибели и понеслась прочь. Ветер свистел в ушах. Глаза застилали слёзы злого бессилия. Ноги подкашивались, и, когда перед ними из тьмы выросла согбенная железяка, радостно подвернулись. Выбросив руки вперёд, Ириска полетела в неизвестность. Пальцы погрузились в холод противной жирной грязи. Девочку чуть не вырвало. Отвращение, однако, прочистило голову. Вскочив, Ириска принялась отряхивать руки от липкой жижи и огляделась. Город исчез, девочка стояла на узкой дороге, огороженной низкими заборчиками. Из-за заборов виднелись странно знакомые домишки.

– Второй переулок, – прорезал безмолвие свистящий шёпот невидимого перепевника.

Вслед раздался беспокойный мяв дикой пятнистой кошки, похожий на тявканье простуженного щенка. Кошки шли следом. Кошки не отставали.

"Когда придёшь сюда в следующий раз, ты превратишься в Чёрную Розу"

Радоваться или огорчаться? Грустить или ликовать? Ведь ты уже на переулках. Надо только добраться до Пятого, чтобы стать Чёрной Розой. А если Роза – враньё? А если ждёт Ириску лишь тьма, да холод. "Но ведь Рауль никогда не врёт", – мелькнула тоскливая мысль.

А следом жалкая надежда. А что, если Рауль пошутил? Вот сейчас выпрыгнет из тени, ухватит за руку и подмигнёт. И жизнь снова станет ПРАВИЛЬНОЙ.

Справа разнеслись бурлящие звуки, которыми самка леопарда подзывает потерявшихся детёнышей. Словно узкая горная речка мечется, прорываясь сквозь каменные уступы.

Слева раздался шорох. Из дыры в штакетнике выглянула остроухая кошачья голова и взглянула на девочку ПО-ОСОБОМУ. Жёлтые, змеиные глаза, налитые холодной беспощадностью. Желтоглазка не издала ни звука, но неслышимые сигналы достигли адресатов. Из чёрных кустов, из-за покосившихся оград снова хлынула неукротимая лавина. Грозный мяв запульсировал в ушах, едва не разодрав барабанные перепонки.

"Если я – королева, почему ни черта не понимаю?" – пронеслось и рассыпалось из-за полной бесполезности. Может и не понимаю, потому что не из их числа. Теперь уже не из их. Что-то полоснуло по ноге. Когтистый нахалюга отточенным взмахом продрал толстую ткань джинсов и разрезал кожу.

"Ходу!" – прикрикнула на себя Ириска и понеслась прочь, не разбирая дороги. Если ей суждено стать Розой, то она окажется на Пятом Переулке. А если не суждено… Что ж… Тогда надо прорваться к выходу. Если добраться до квартиры… Ведь ни одна кошка не сможет открыть дверной замок… Будь она хоть тысячу раз волшебница. Человеческие замки не подвластны кошачьей магии… По крайней мере, вера успокаивала.

Из дальних далей прорвался глухой рёв леопарда, похожий на прерывистое хриплое лихорадочное дыхание. Ирискино дыхание звучало ему в такт. Сколько нестись ещё неведомо куда? А почему неведомо? А потому что никто не нарисовал карту Переулков. Ну так и что, Ирисочка? Кто нам мешает остановиться и хотя бы попробовать сориентироваться.

– Не нам, – мстительно прошептала Ириска призрачному образу, – не нам, а мне.

И остановилась.

Не сказать, что обстановка сильно изменилась. Однако сейчас Ириска стояла на маленькой площади. Кроме привычных избушек здесь же пристроился магазин. "Промтовары" значилось над его левой дверью. Табличка "Продукты" красовалась над правой. Обе двери перечеркнули широкими засовами. В язычки с трудом влезли толстенные дужки замков сокрушительного размера. Ириска подёргала левый, тот и не пошевелился, словно прирос к петле навечно. Ириска рванула правый. Жалобно взвизгнув, дужка выскочила из гнезда, и увесистый замок оказался в Ирискиной руке.

Тишину разорвало клокотание тигрицы, несущейся сквозь джунгли подобно торпеде. Оставаться на виду было смертельно опасно.

"Отсижусь внутри", – полыхнуло счастьем.

Дверь приоткрылась, чуть скрипнув. Не чуя ног от радости, девочка перешагнула порог и быстренько заперлась. Как тут было хорошо. Тихо и спокойно. Запах пыли и почти свежего хлеба. От одной витрины полз манящий аромат копчёностей. Ириска вытащила палку сервелата и, не тратя время на обдирку скользкой кожуры, вонзила зубы во вкусную мякоть. После убийства котов, воровство не казалось ей чем-то отвратным. Стараясь не чавкать, девочка разделалась с половиной палки и принялась шарить по полкам в поисках напитков. Почти сразу пальцы наткнулись на холодную гладь пол-литровой бутылки.

"Лимонад", – значилось на жёлтой наклейке похожей на расплывшийся опрокинутый месяц. Отточенным движением Ириска ударила зубчатым краем пробки по ребру прилавка. На тёмном отполированном тысячами локтей дереве молнией протянулась свежая царапина. Пробка, жалобно звякнув, затерялась в тёмном углу. Девочка глотнула прохладную колючую приторно-сладкую жидкость. Сухой комок растворился под напором миллиона шипящих пузырьков. Теперь можно жить дальше.

Сердце бешено колотилось. Сквозь усталость и боль девочка чувствовала, что оно колотилось где-то не там. Словно не одно, а два сердца стучали, отсчитывая секунды новой и пока ещё очень непонятной жизни.

Сумрак разбавился странным призрачным светом. Пара дюжин глаз наблюдала за девочкой сквозь пыльное окно. По всклокоченной шерсти преследователей перекатывались волны пульсирующего зелёного сияния. Потом удивительный свет изгибался протуберанцем, отрывался от колышущейся основы и воспарял к небесам, а на освободившемся месте уже танцевал следующий.

Из-за стекла доносилось хоровое мурлыканье. Кошки были довольны Ириской. Довольны тем, что она залезла в ловушку.

Девочка холодно усмехнулась. Радуетесь? Давайте-давайте! Вам сюда не пролезть. Иллюзия безопасности тут же рассыпалась осколками тоскливой обиды. В углу, куда улетела пробка, раздалось тихое шебуршание. Затем из-за ящика вылез герой-одиночка. Глаза его заливал зелёный туман. Мех взъерошился. Хвост недовольно постукивал по выщербленным доскам пола. В ощерившейся пасти на месте левого клыка торчал уродливый обломок. Кот кинул на Ириску ненавидящий взгляд и изготовился к прыжку. А шебуршание не утихало. В Ирискин блиндаж прибывали новые бойцы. Из угла уже раздавалось щёлканье гепарда, приветствующего друга. Самое противное, что входную дверь тоже скребли безжалостные когти.

Ну нет, смерть в продуктовом магазине не казалась Ириске достойным венцом жизненного пути. Потихоньку, незаметными шажками она отступила за прилавок. Трёхзубый обиженно мявкнул и вознёсся на гладкую стойку. Мягко приземлился. Скребанул когтями. Следом на стойке очутилось вытянутое полосатое тело. Тигр-малютка тоже не собирался стоять в стороне от последней битвы. А из-за близкого горизонта полились злобные клокочущие звуки львиной глотки, переходящие в усталый рёв. Потом девочка увидела ещё одну остроухую голову.

Спина вжалась в стену, а та скрипнула и ушла в сторону. Незамеченный выход! Не медля ни секунды, девочка нырнула во тьму и тут же захлопнула дверь. В толстое полотно с той стороны мягкими шлепками врезалась негодующая масса. Магазин содрогнул отчаянный вопль кота, сходящего с ума от одиночества. Охотники протестовали. Охотники не желали смириться с таким наглым обманом.

А выхода не было. Маленький закуток, заставленный пыльными картонными коробками, с которых смотрели на Ириску портреты усталых разномастных рыб. И окно. Полотно решётки чернело на нём красивым узором. Дверь дрожала от ударов, словно кошачья армия сплотилась в единый кулак и теперь дробила мощными ударами деревянную преграду. Язычок замка жалобно всхлипывал, словно намекал, что долго не выдержит подобных издевательств.

Стук постороннего сердца утих. Зато появилось удивительное шевеление. Кто-то скользил внутри Ириски, впотьмах ощупывая путь. То ли исследовал новый мир, то ли рвался наружу.

Сквозь щель неслась песнь зова подруги для спаривания, напоминающая порыв ветра в узкой полости. Коты издевались. Коты чувствовали близкий финал.

Рауль? Если ты всё-таки здесь, выручи, а? Ведь ты же не приклеил мне ярлык Панцирной Кошки. Ты всего лишь сказал "Подумай". Только поспеши, потому что дверь сейчас треснет, и в пролом хлынет пушистая река, по которой звёздными брызгами расплескалась лунная дорожка, собранная из тысяч глаз. А утром придут продавцы и ужаснутся растерзанному телу и залитому кровью складу, где будут разбросаны ошмётки окровавленных коробок.

Словно узник, которому вечное заточение заменили казнью, Ириска подошла к окну и обняла пальцами холодные прутья решётки. Решётка радостно дрогнула.

Так не бывает. Если вмурованная в стену решётка… Постойте, а кто вам сказал, что решётка вмурована? Вот петли, а вот два приваренных полукруга, в которые просовывают дужку замка. Никто и не хотел делать решётку нерушимой. Быть может, именно так и выглядит пожарный выход, обычно запертый на крепкий замок. Да только кто бы назвал эту ночь обычной?

Рауль, это ты подстроил? Это просто ещё одно испытание, да? Ну не молчи же!

Ириска потянула рамку решётки, та бесшумно подалась, освободив проход к стеклянной преграде, отделяющей девочку от прохладной ночи на просторах загадочных Переулков.

Пальцы выдавили стеклянную пластину. Та медленно упала в густую траву. Следом, примяв траву, приземлилась Ириска. И побежала, и понеслась.

За спиной раздался лязг, грохот и звон. Тысяча кошек могут сотворить бардак не хуже слона в посудной лавке. А Ириске всё равно. Она на шаг впереди. Вот так-то! Её ждут Переулки. И больше всех – Пятый.

Из разгромленного магазина нёслось жалобное мяуканье покинутого, отвергнутого миром кота. Только в сотни и тысячи глоток. Коты уяснили, что их оставили в дураках. И, видимо, не в последний раз.