Текст книги "Тайный наследник криминальной империи (СИ)"
Автор книги: Дари Дэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
21
21
Гром.
Хасан с трудом оторвал взгляд от девчонки.
– Стрелку с правобережными помнишь три года назад?
Я откинулся в кресле, моментально вспоминая события того страшного дня. Дня моего второго рождения.
Неспокойное время. Борьба за нераздельную власть. Бесконечные переговоры с врагами. И зачастую эти переговоры кончались кровавым побоищем. В тот день тоже все закончилось кровью. Моей. И всех тех, кто был в машине со мной.
Действовали ребята с правого берега грязно, не по понятиям нашего мира – просто открыли стрельбу по машине, превратив ее в решето. И от массовой информации в сми спасло лишь одно – такие переговоры всегда назначались в глуши, подальше от города и мирных людей, имеющих шансы попасть под шальные пули.
Не помню, как выбрался из горящей машины с кровоточащей раной в боку. Плохо помню как добрался до ближайшего поселения – глухой, забытой богом, деревни.
Тело билось в конвульсиях, а я мысленно прощался со своими, когда дверь одного из косых старых домов, мне открыла девчонка.
В какой-то момент промозглый ливень и раскаты грома сменились теплой кроватью с догоревшей лампадкой, танцующими тенями на древесных стенах, и женском запахе трав, свежих ягод и сладких цветов.
На языке ощутился горький привкус какой-то настойки, а рана в боку наконец перестала так ныть, прекратив кровоточить.
Агония, бред, и снова агония. До утра то сладкие муки странных ведений, то адская боль.
А еще девушка. Худенькая блондинка с двумя длинными косами. Ее нежные руки, гладящие мою горящую кожу груди, плеч, живота. Ее нежные губы.
Я помню в ней все. И не помню совсем ничего.
Я не увидел даже лица незнакомки. Но почему-то точно знаю, какие на вкус ее губы. И насколько ласковые нежные руки.
Я в ту ночь с трудом глаза мог держать открытыми, но в видениях, вероятно, чтоб облегчить агонию, подсознание подкидывало мне жаркие сцены нашего с лесной нимфой секса.
Я ухмыльнулся, вспомнив как долго потом еще рисовал себе ее образ.
Интересно, какого цвета у нимфы глаза? Какой формы губы? Я не мог представить себе ее голос, но отчетливо знал, как она стонет.
Утром, еле продрав глаза ото сна, я не обнаружил в старом доме ни единой души. Нимфа и есть. Привиделась и тут же исчезла.
На табуретке возле кровати лежала моя сухая одежда, оружие, обувь.
А дыра в боку была аккуратно заштопана и закрыта повязкой с какой-то странно пахнущей мазью. Скорее всего не аптечной. Самодельной похоже.
Стиснув зубы, сквозь боль, я оделся. Вышел из дома и побрел в сторону трассы. К тому моменту Хасан уже послал наших ребят прочесать все окрестности – в сгоревшей машине мой труп не нашли. Меня искали. Живого. Или мертвого. И нашли практически сразу, стоило только выйти на трассу.
Большой кусок того дня стерся из памяти. В себя я пришел уже вечером в частной больнице, утыканный иглами и напичканный капельницами.
– Вам повезло, – доктор, мой старый друг, осмотрел зашитую рану придирчивым взглядом, – если бы пулю вовремя не извлекли, а рану не зашили, вы бы умерли от потери крови. Думаю, у вас оставалось не больше пары часов…
– Нимфа, – выдавил я идиотскую улыбку сухими, потрескавшимися губами.
– Че? – Встрял Хасан, все это время придирчиво смотрящий за действиями старого доктора. Порой Хасан себя как ревнивая супруга ведет… – Доктор, он че бредит? Или че?
– Или «чо», – передернул его строгий врач.
– Да не брежу я, – прохрипел, успокаивая Хасана, – девица в деревне, первый дом от дороги. Она пулю вынула и зашила меня. Съезди туда, хорошо? Денег ей дай. Поблагодари от меня. В общем, ты знаешь.
– Понял, Гром. Все сделаю в лучшем виде. Ты это, лежи тут. Не вставай, жри нормально, че там еще надо, чтобы огурцом быстрей стать?
Доктор посмотрел на Хасана с нескрываемым скепсисом, а я уже не слышал их разговора – снова отъехал, провалившись в безвременье и забытье. И там, среди белого тумана моего подсознания, я снова обнимал хрупкую нимфу с двумя длинными белокурыми косами. И она снова пахла лесными травами, а на губах вновь оседал вкус сладких ягод.
В больнице я провел меньше недели, быстро пошел на поправку. И мысли о девчонке, спасшей меня, превратились в навязчивую идею.
– Хасан, ты к девочке в деревню ездил? – Спросил я товарища после.
– Ездил, да. Денег дал.
– Денег? Взяла?– что-то внутри меня зазудело. Но я ведь сам ей обещал заплатить. Так с чего за грудиной сейчас это мерзкое сосущее чувство?
– Взяла, – пожал плечами Хасан.
– И… ничего не спросила?
– Все нормально, Гром. Она будет держать язык за зубами, – не верно меня поняв, отозвался приятель.
Еще через месяц, посреди пьянки с товарищами, мы тогда как раз отмечали конец бессмысленных войн и резни – власть в городе окончательно утвердилась за мной, я, еле ворочая языком, спросил у своего подчиненного:
– Хас, а красивая она? Девчонка та?
– Какая? – концентрировал он на мне мутный взгляд.
– Та. Из деревни.
Хасан замолчал на секунду, вспоминая лицо лесной нимфы, и в этот миг меня затопила острая зависть. Он ее видел. И мог с легкостью нарисовать в памяти ее черты. И губы. И даже глаза.
А я нет.
Мне оставалось только додумывать.
– Ну… да, – друг безразлично повел плечом, – такая… смазливая. А че?
– Ни-че, – равнодушно ответил, и сжимая в руке стакан с горячительным на дне, отвернулся к окну.
– Не помнишь даже как выглядит?
– Не видел. Темно слишком было.
– А че спрашиваешь?
– Хасан… – предупреждающие зарычал на товарища, напоминая, где его место.
– Понял, Гром. Не горячись. Ну… может сам к ней съездишь? Если хочешь убедиться, что девчонка будет держать язык за зубами. Узнать точный адрес?
Адрес я помнил. И, случись еще одна такая же темная ночь, я бы тот дом наощупь нашел. Не знаю, почему так в этом уверен.
– Нет, Хас. Не поеду.
– А че?
– Ты же знаешь.
Друг за спиной громко вздохнул.
Он знал. И я тоже.
В нашем мире опасно. Рядом со мной опасно вдвойне. Потому, взяв себе за негласное правило никогда не приводить в этот мир обычных людей, я пользовал шлюх, которых, если что, и в расход не жалко пустить.
В шлюх не влюбляешься. К ним не привязываешься. И врагам не придет в голову искать мое слабое место с помощью шлюхи.
Потому, я никогда не путался с простыми хорошими девочками.
Однажды, увидев изнанку своей привычной реальности, они уже никогда не смогут вернуться в нее… И будут заживо сожраны и перемолоты в прах лопастями нашего жестокого мира.
Мира, где царят свои законы.
Мира, где я всегда ношу красную точку оптического прицела на лбу, как символ, наделяющий властью.
Под таким же прицелом все, кто ко мне приближён.
Привести в этот мир человека, значит собственноручно поставить его под прицел.
22
22
Гром.
Деталь недостающего пазла вросла в общее полотно, рисуя наконец в моей голове цельную картину событий.
Карандаш, который я держал все это время в руке, жалобно хрустнул. Мои пальцы переломили его пополам.
Фея, дрожащая на диване всем телом, проследила за этим движением, и в ее глазах явственно читался вопрос: «С моей шеей ты теперь то же самое сделаешь?»
А я не мог поверить глазам. Жадно всматривался в каждую деталь ее внешности, пожирая глазами. Теперь смотрел уже абсолютно по-новому.
Мне даже объяснения Хасана о том, что эта та самая нимфа теперь не потребовались. Все в голове и так встало на место.
Вот почему она мне показалась знакомой. И, хоть лица той девчонки я даже не видел, узнавание сработало на каком-то абсолютно другом уровне. На уровне наших первобытных инстинктов.
Вкус ее губ. Откуда я его знаю вообще? Наш поцелуй в машине сегодня был разве не первым? Ее легкий стон в мои губы сквозь всхлипы. Я точно знаю, как она стонет, когда принимает в себя мое тело.
Каждую мою клетку прострелил электрический импульс.
Не бред. Не видения, спасающие меня от предсмертной агонии.
Это все правда. В ту ночь мы с нимфой занимались любовью. У нас с ней был секс. Вот почему я так отчетливо знаю, как она пахнет. Какие мягкие наощупь ее нежные пальчики. Насколько шелковистые волосы.
Ч-черт, – прошипел я про себя и на миг зажмурил глаза.
Догадка была так близко и так далеко.
– Я-я все… объясню? – то ли спросила, то ли сказала Есения, не прекращающая дрожать у меня на диване. С каждой секундой она все больше куталась в плед, будто намереваясь в нем исчезнуть совсем.
– Хасан, выйди, – отдал я тихий приказ, и друг тут же скрылся за дверью, оставляя нас с Феей одних.
Как же вовремя он тут появился. Вероятно, узнавая всю подноготную Феи, он упустил из виду только одно – ее фото.
Если бы Хасан не зашел в кабинет именно в этот момент, неизвестно сколько еще хитрая Фея водила бы за нос меня.
В кабинете повисло гробовое молчание.
И лишь наш с девочкой взгляд прятал в себе километры немых диалогов.
А ведь я еще долго тогда себя сдерживал, чтоб ее не найти. Пытался вытравить нимфу из мыслей сотнями ничего не значащих телок, которых штабелями укладывал тогда в свою койку.
И все равно каждую ночь мне снилась девица с двумя длинными белокурыми косами. Это превратилось в навязчивый фетиш, и в какой-то момент я смирился.
Шлюхи, эскортницы, киноактрисы. Все они с определенного времени старательно выкрашивали свои волосы в пепельный цвет, и заплетали две аккуратные косы. А брал я их исключительно сзади.
Нутро содрогнулась от понимания того, кто сейчас сидит предо мной.
Девушка, который я так долго болел. Масштаб мой болезни она и близко не сможет представить. Лишь годы спустя я отпустил идею навестить нимфу в том доме, и наконец перестать мучится мыслью о ней. А сны, наполненные запахом трав и ее сладких стонов, все еще время от времени являлись ко мне.
– Ты… – прохрипел я в конец севшим голосом, – ты меня спасла тогда…
– У тебя было сильное кровотечение… – Фея опустила глаза. – Я… не могла поступить по-другому, и ты вообще не оставил мне выбора, ввалившись в мой дом среди ночи. Скорая туда приехала бы, дай бог, если утром.
– И у нас был секс. – Сухо констатировал я.
Щеки Есении залило пунцовым стыдом.
– Я-я… я не хотела, я просто…
Я грязно выругался сквозь сжатые зубы.
– Черт побери! Фея! Я что, тебя изнасиловал?!
Она вскинула на меня огромные, как блюдца глаза.
– Ч-что?... Н-нет... Ну... то есть...
Я встал. Рабочее кресло подо мной жалобно скрипнуло и со скрежетом отъехало в сторону. Воздух в кабинете тут же стал тяжелее.
– Четко сейчас и по делу. Я взял тебя силой?! Ты сопротивлялась?!
Подавив тонну стыда, которая прямо в этот момент прибивала Фею к дивану, она гордо задрала подбородок:
– Нет. Я дала свое согласие на нашу… близость.
От моего сердца в момент отлегло. Я кто угодно, но не насильник уж точно.
Отлегло, пока Фея не продолжила дрожащим от напряжения голосом:
– Но ты был моим первым мужчиной, – один бог знает, какого труда ей сейчас стоит в этом признаться, но Фея продолжала говорить, а я ее внимательно слушал: – А утром ты исчез. Потом приехал этот твой, – она с обидой кивнула на дверь, и еще выше задрала подбородок. Нежный голосок дрогнул, а светлые глаза наполнились слезами обиды. – И всучил мне конверт с деньгами. Велел держать язык за зубами и никогда не вспоминать о том, что ты был у меня.
Я прикусил язык от досады. Ясно, что самодеятельность Хаса имела вполне рациональный окрас. Он хотел, чтобы девчонка держала язык за зубами, это могло обернуться проблемами. Для нее же самой, в первую очередь.
Но, не зная контекста, он усложнил ситуацию, выставив меня перед Феей совсем уж уродом.
Подбородок Есении тем временем задрался уже почти до потолка.
– Вот я и не вспоминала. – Поджала она дрожащие пухлые губы, гордо встречая мой взгляд.
– Ясно. – Я осел в свое кресло.
Ясно. Что не ясно вообще ни-чер-та!
Голова гудела, а черепная коробка трещала по швам от наполняющих мыслей.
А делать-то с этой Феей мне теперь что?!
В дверь постучали. Тихо ее приоткрыв, Марта бросила на меня кроткий растерянный взгляд.
– Гурам Баширович, простите, что беспокою. Но у мальчика поднялась температура. Кажется, он заболел.
Какого еще, к чертям собачим, мальчика?! – собирался я зарычать на домоправительницу, пока не увидел, как Есения обеспокоено подскочила на ноги.
– Петька?! Где он?! Почему вы раньше мне не сказали?! Он наверное простудился!
Догадка прострелила мою гудящую голову быстрее, чем я успел осознать обстоятельства. Ввиду всего, что случилось, я напрочь забыл, что у Феи есть сын.
Сын, который как две капли воды похож на меня…
«Я не отдам тебе сына»
«Ты был моим первым»
«Я не отдам тебе МОЕГО сына»
Мать твою, Фея…
Нашего?
Нашего сына?!
23
23
Гром.
В немом исступлении я уставился Фее в глаза, а та, в свою очередь, прикусила язык, бегая взглядом от меня и до Марты, будто прямо в этот момент решала, что хуже – плюнуть на все и признаться, или продолжать делать вид, что ее ребенок не имеет ко мне отношения.
Озверев, я уперся руками в столешницу и зарычал. Слов не осталось.
– Да! – Звонкий голос Есении до предела взвинтился. – Да! Да! Ты все правильно понял! – Поняв, что отпираться теперь бесполезно, она наконец-то призналась.
А сразу после сорвалась с места и побежала на поиски сына.
Моргая, я проводил ее взглядом. Кивнул на дверь ничего не понимающей Марте. И сам отправился следом.
– Высокая? – уточнил, пока мы поднимались по лестнице.
– Лоб очень горячий, – ответила Марта, покорно идя со мной рядом, – боюсь, придется вызывать доктора, не все дети в таком возрасте нормально переносят температуру, Гурам Баширович, могут быть осложнения.
– Тогда чего ты ждешь? – зарычал на нее, – немедленно вызови!
– Конечно, – Марта кротко повесила голову и тут же развернулась, чтобы спуститься и найти телефон.
К двери гостевой спальни я подходил с замирающим сердцем, слыша как Есения лепечет с сынишкой:
– Малыш, что-то болит? Боже, какой горячий у тебя лобик… Сейчас… Сейчас… Сейчас я что-то придумаю…
Она суетилась. И, очевидно, очень переживала за сына.
За… нашего сына.
О, черт, ну как мне уложить эту мысль в голове? Осознание приходит не скоро. Мне приходится еще пару минут постоять возле двери, стискивая в кулаки свои руки и насильно заставить себя поверить в то, что у меня есть ребенок.
Пару медленных вдохов, чтобы опять не перепугать Фею рычанием, и, дернув на себя ручку двери, я прошел внутрь спальни.
Мальчишка сидел на коленях у матери, уткнувшись лицом в ее шею. Бледная, до смерти перепуганная Есения подняла на меня взгляд, без слов вопрошая: что ты теперь собираешься делать?
А я как истукан застыл посреди помещения, потому что от этой картины защемило в груди.
– Ты… – тихо выдохнул, – ты… не бойся меня.
Какая глупая фраза.
Уверен, Есения прекрасно знает, кто я такой. Иначе бы в ее глазах не плескалось сейчас три тонны страха, да и сбежать она бы не попыталась тогда.
Но почему-то мне показалось жизненно важным сказать, что я не причиню им вреда.
Медленно выдохнув, Фея не спускала с меня настороженных глаз. А я тихо подошел ближе к кровати и так же тихо сел рядом.
Вскинул руку, но не решился коснуться ребенка.
Есения крепко зажмурилась, преодолевая себя, прежде, чем прошептать:
– Он… Ты можешь к нему прикоснуться, Гурам…
Недоверчиво, будто от одного моего касания этот маленький мальчишка может рассыпаться, я взял в свои его пальчики. Малыш поднял голову и посмотрел мне в глаза.
– Привет… – поздоровался он. Я боялся, что мальчик вырвет свою руку из моих пальцев, но он сидел неподвижно и лишь жался к маме плотнее.
– Все… хорошо, – голос, рвавшийся из моей глотки, будто был не моим, низким и хриплым, волнительным, – я… не обижу тебя.
Мальчик нахмурился, будто оценивая то, что услышал, а потом просто кивнул.
Я склонился чуть ближе, проверяя насколько горячий у него лоб.
– Марта уже вызвала доктора, – сообщил притихшей Есении.
– Хорошо, – абсолютно беззвучно, одними губами, ответила моя гостья.
Повисло молчание.
Но в этом молчании было так много всего… Так много важного. Гораздо важнее всего, что происходило в моей жизни за последние годы.
Сын.
У меня есть сын.
И я не знал о нем несколько лет, но злиться по этому поводу сил просто нет. И, быть может, так даже лучше. Может быть, только благодаря тому, что этот малыш рос вдалеке от меня, он жив до сих пор. Ведь я прекрасно осознаю, какой опасности подвергаю людей с собой рядом.
– Петь, – тихо шепнула Есения, приглаживая непослушные волосы сына, – помнишь, про наш секрет?
– Угу, – буркнул мальчик, с интересом глядя на мать. Фея шумно сглотнула, явно пребывая в волнении.
– Теперь пришло время открыть этот секрет. Твой папа… – она молчала, похоже не в силах закончить эту короткую фразу.
– Я, – прохрипел, смотря на мальчишку, – я твой папа, Петь. И я… я очень этому рад.
Есения посмотрела на меня с недоверием, а глаза сына загорелись радостным блеском.
– Папа? – задумчиво прошептал он мне в ответ, будто на вкус пробуя новое слово. – А что обычно делают папы?
Я усмехнулся. Напряжение медленно растворялось в воздухе спальни.
– Папы… Обычно папы очень любят своих детей.
– И покупают им много игрушек? – с легкой хитринкой спросил мальчишка в ответ.
Я рассмеялся, и даже Фея неуверенно улыбнулась, кусая губу.
– Очень много, Петь. Я подарю тебе очень много игрушек, каких ты только захочешь.
– Обещаешь?
– Клянусь.
Я уже успел оценить, что Фея с сыном жили явно не в роскоши. На мальчишке хорошая одежда и обувь, а вот сама Есения точно не балует подобным себя. Поношенные ботинки и видавшие виды легкие джинсы. Но, удивительным образом, все это нисколько не портит ее красоту. На ней и мешок из-под картошки смотрелся бы просто отлично.
Невольно я залюбовался своей лесной нимфой, и сам не заметил, как губы растянулись в нелепой улыбке.
– Гурам, – Фея смутилась и спрятала взгляд, – что с тобой?
Но ответить я не успел, в комнату вошла Марта, чтобы сказать, что доктор будет через двадцать минут.
Все эти двадцать минут я не отходил от нашего сына, и был с ним до самого вечера. Проследил, чтобы Марта дала ему правильные лекарства от простуды, строго по назначению доктора, а потом дождался, пока мальчик уснет.
– Наверное, – тихо шепнула Есения, когда за окном уже были глубокие сумерки, а Петька безмятежно посапывал в мягкой кровати, – нам надо все это… обсудить?
Блеск потаенной надежды в ее глазах говорил сам за себя. И сколько бы Есения не храбрилась, я видел, что она все равно боится меня. Почему? Ведь по сути пока я не причина ей никакого вреда. Почему она так уверена, что я намерен забрать ребенка себе? Переживает, что я разозлюсь, из-за того, что она не сказала о сыне?
– Конечно, – согласился я с ней, – нам действительно надо все обсудить. Я буду ждать тебя в гостиной внизу.
– Прямо сейчас? – Фея скользнула испуганным взглядом на настенным часам. Стрелка на них перевалила почти что за полночь.
– Прямо сейчас, – безапелляционно ответил.
24
24
Город окончательно укутался в тьму, когда я спустилась в гостиную. В камине потрескивали поленья, окрашивая комнату в теплый оранжевый свет, похожий на свет той тусклой свечи, что горела в моем старом доме в нашу первую ночь.
Гром сидел на диване. Спиной к двери. И я застыла в проходе, так и не решаясь сделать шаг внутрь гостиной.
– Почему ты застыла?
– Я… – я обхватила себя руками крест на крест, – я очень боюсь того, что ты мне скажешь, Гурам, – честно призналась.
– Почему? – он по-прежнему не оборачивался, а я по-прежнему не решалась войти. Но… так даже легче, потому что когда мы смотрим друг другу в глаза, в голове образуется вакуум и нужные мысли оттуда исчезают как по щелчку.
– Тогда… три года назад… я тебя видела, – я опустила голову ниже, – я тогда в клинике работала, и видела тебя там… С женщиной. Она утверждала, что беременна от тебя. А ты… Ты меня не заметил. А ей сказал, что, если бы она действительно была от тебя беременна, то своего ребенка она бы никогда не увидела. Ты бы его забрал. – Я горько сглотнула, но дала себе только мгновение. Не успевая опомниться, горячо зашептала: – Гром, если ты отберешь у меня моего сына, то знай… – из груди вырвался всхлип, – знай, что я тогда… я тогда просто не смогу жить! Я умру в то же мгновение! Он самое дорогое, что есть у меня! И… я просто не смогу без него! Я знаю. Я все знаю… Я знаю, какая власть в твоих руках! Я знаю, что ты можешь это сделать… Но… тогда лучше сразу меня убей, потому что я не смогу без него, и…
Не в силах договорить, я закрыла руками лицо и горько заплакала. Перспективы, нарисованные воображением в моей голове, были безрадостными. Гром не простит, что я так долго скрывала от него сына. Уверена, что он захочет забрать его, а меня наказать. Но никакое наказание не может быть страшнее того, что я никогда больше не увижу своего малыша.
Поддавшись безрадостным мыслям, я не заметила, как Гром поднялся с дивана и в два шага оказался рядом со мной.
Он замер, а потом аккуратно взял за запястья, сосредоточенно глядя в мое заплаканное и наверняка некрасивое в эту секунду лицо.
– Я не такой зверь, как ты себе представляешь, – с горечью произнес он.
– Но… та женщина… И ты… ты сам ей сказал…
– Ей я так сказал, потому что она была одной из многих. Одной из многих, кто всеми правдами и неправдами пытался зачать от меня, думая, что так обеспечит себе лучшее будущее. Все они даже не представляли, как опасно рядом со мной находиться. И ты… – его голос, глухой и безрадостный, пробирал до костей, – ты, Есения, к сожалению этого тоже не представляешь. Я даже… Я даже благодарен тебе, что мальчишки все это время не было рядом со мной. Так ты уберегла его от огромной опасности. А дальше… Дальше я буду думать, как уберечь от опасности вас… обоих.
Я шумно сглотнула, моргая сырыми ресницами и глядя на него во все глаза.
– Ты… не собираешься забирать его у меня?…
По губам Грома скользнула печальная полуулыбка.
– Ты хорошая мать, Фея. И ты любишь нашего сына. Я это вижу.
– Это так… – Я опустила глаза, но сильные пальцы коснулись моего подбородка, заставляя вновь посмотреть Грому в глаза.
– Мне не за что тебя наказывать, – твердо сказал он.
От его прикосновения по моему телу пробежались тонны щекотных мурашек. Поленья в камине все продолжали потрескивать, и внезапно мне стало до ужаса жарко, будто температура в гостиной подскочила до ста.
