Текст книги "Путь чести (СИ)"

Автор книги: Даниил Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Виктория взяла меня за руку, и мы степенно словно каравелла выплыли из-за деревянных кулис.

– Ох! Какие же они красивые! – раздалось в толпе.

– Не то что ты! Корова! – раздался еще один голос и толпа громко засмеялась.

За нами колесом выкатились Веселые слуги.

– О! Вы посмотрите, народ, – обратился один из них визгливым голосом к зрителям, – какая красота! Во всех королевствах не найти подобной красоты! Видите?!

– Да!!! Видим!!! – взревела публика.

– А ведь коварный Капитан давно влюблен с Сюзанну! – продолжил слуга, а из-за кулисы куда направлялись мы с Викторией вышел в маске сам Капитан. В руках его было две рапиры.

– Я вызываю вас на поединок чести! – произнес актер с испанским акцентом. Зрители неодобрительно загудели.

Вот тебе и роли без слов.

Я сжал ладонь Виктории и шепнул ей на ухо.

– Не волнуйся, все будет хорошо. – и резко повернулся к Капитану. Играть так играть!

– Подлец! – взревел я. – О какой чести ты смеешь говорить?! Особенно в присутствии моей обожаемой Сюзанны! – Виктория картинно упала в большое кресло.

Публика загудела слова поддержки. А глазах Капитана я увидел настоящее уважение, он явно не ожидал подобного.

– Я принимаю вызов! Готовьтесь к смерти, сударь!

– Да!!! Заколи этого испанца!!! – закричали в зале. – Молодец! Не спускай такое!

Рапира при ближайшем рассмотрении оказалась просто тупым куском метала.

Слава Богу. Хватит с меня настоящих рапир.

Наши клинки сошлись под топот, крик, свист и аплодисменты. Мой сценический противник был весьма неплох, но это для меня. А ведь я так и не нашел себе никакого учителя. Мы кружили в танце значительное время, в этот же момент Виктория заламывала руки и закатывала глаза, а Веселые слуги, принимали ставки. Климинни хорош, деньги можно собрать со всего, что вызывает эмоции.

Капитан сделал выпад, я отскочил назад. Мой соперник глазами показал, что ударить его следует в грудь. Я изящно крутанул рапирой и нанес укол. По белой сорочке Капитана начало расползаться кровавое пятно. Публика умолкла.

– Это тебе за Сюзанну! – я отсалютовал своим оружием в сторону толпы.

– Да!!! – народ взорвался радостными воплями. У меня по спине пошли приятные мурашки.

– Злодей повержен, а влюбленных ждет шикарная свадьба! – второй слуга, с более приятным голосом, уже спустился со сцены к людям со шляпой, в которую снова посыпались медяки.

Маэстро Климинни был очень хорош. Человек кое-что знает о деньгах и людях.

Я взял Викторию за руку, и мы под радостные вопли поклонились и ушли.

– Это было гениально! Elegante! Бесподобно! – кружился вокруг нас маэстро. – Вы посмотрите, как вас любит публика! У нас запланировано здесь еще две постановки, не откажетесь и в них принять участие? Вы нас очень обяжите. А благодарность будет звенеть.

– Маэстро! Маэстро! – к нам троим бежал его худосочный помощник. – Вы просто не поверите сколько монет мы собрали! Я чуть чувств не лишился!

– Десять талеров. – выгнула бровь Виктория. В финансовых вопросах она была намного прижимистей меня. Дочь купца – это не простые слова.

– Для меня было бы грехом отказать, синьора. Особенно лучшим Влюбленным на свете.

Когда толстый и худой скрылись, а мы переоделись и вышли на улицу, девушка приникла ко мне и шепотом сказала.

– Я хочу, чтобы наша с тобой пьеса никогда не заканчивалась. Никогда.

Глава 22

Хунд легонько встрепенулся под седлом – коню передалась моя нервозность и напряжение... Наверное я, уже успевший побывать в битве под Калязином, поучаствовать в дорожных стычках и разгроме воровского лагеря, «раз на раз» истребить литовскую хоругвь силами поредевшего эскадрона… Наверное я должен был спокойно принять то, что напротив нас, на Каринском поле у Александровской слободы, вновь разворачивается войско Сапеги. Вся эта многотысячная масса конницы и пехоты, включая роты крылатых гусар…

Но вот «спокойно» почему-то совсем не получается!

Очевидно, несколько недель, прошедших со дня моего последнего боя, невольно расслабили меня, позволив в относительной тишине практически «мирных» маневров и регулярных тренировок подзабыть вкус настоящей опасности – и ощущение близкой смерти. А тут еще, как назло, сны о чужой жизни – и чужой, но кажущейся уже столь желанной женщине…

Долой сны. Долой чужые воспоминания, отвлекающие от грядущего сражения!

– Проверить пистоли! Лучникам напомню – стрелять издали, хоть со ста шагов, целя по лошадям! Пистоли разряжаем в упор, с пятнадцати, самое большое двадцати шагов. И то – первый по скакунам, а уже второй в лицо гусарам!

Н-да… Крылатые польские гусары… Сколько же их здесь, на этом поле? Много сотен – скорее даже, не менее двух тысяч. А сколько денег вложено в формирование их рот?! Ведь броня одного всадника сколько стоит! Не говоря уже о попонах из шкур леопардов, пистолей с колесцовыми замками – и огромных, мощных скакунах… Да один единственный польский «лыцарь» несет на себе целое состояние!

Хренова элита…

А ведь напротив нас построилось сразу несколько гусарских хоругвей. Казалось бы, учитывая дороговизну их снаряжения, подобные роты тяжелой кавалерии должны были составлять лишь королевскую гвардию – но нет же! Большинство присутствующих здесь хоругвей сформированы на деньги магнатов – и они же предприняли участие в бунте-рокоше против короля. Хотя последний, кстати, лично подписывает разрешение на их формирование…

А что мои «рейтары», защищенные в большинстве своем лишь бахтерцами и мисюрками (что по бронированию ставит их в один ряд с литовской панцирной кавалерией, то есть на класс ниже), могут противопоставить таранному удару ляхов, вооруженных самыми длинными из всех возможных пик? Пару, в лучшем случае тройку пистолей – да вострую саблю… Ну, и еще иногда кавалерийский карабин, имеющийся лишь у четверти моих всадников.

Вот только пистоли, между прочим, есть и у поляков – правда, те не очень часто используют их в бою, но используют же! Короче, дело швах – если не сумеем дружными залпами «остудить» пыл панов и затормозить их напор, то нас просто раздавят… С легкой тоской я оглянулся назад, в сторону спасительных полевых укреплений лагеря Скопина-Шуйского. Эх, а ведь где-то сейчас там стоит Тимофей со своими стрельцами, не зная горя…

…– Ну что, «орелики»! Где наша не пропадала! Вот кто говорил, что зря мы окапываемся и укрепления возводим, кто завидовал детям боярским да наемникам, брезговавшим лезть в грязь, а?! Хочешь выжить на войне – копай!

Я победно оглянулся на стрельцов, сегодня довольно ухмыляющихся в ответ. Словно и не было злой брани по поводу раскисшей земли, что мы копали дни напролет…

Выдвинутый чуть вперед основных позиций «ромб» из дерева и земли, имеющий множество узких бойниц для ведения огня на все четыре стороны, построен по типу «блокгаузов» Морица Оранского. Еще один шаг Михаила Васильевича в освоении тактики одного из лучших полководцев семнадцатого столетия! По сути своей, этот ведь тот же бастион – только не крепостной, а используемый при возведении полевой фортификации.

Н-да… Князь время зря не терял, очень глубоко проникнувшись мыслью о том, что возведение полевых укреплений есть половина составляющей ратного успеха. И приняв на вооружение принцип «хочешь выжить/победить – копай», одинаково справедливый с семнадцатого по двадцать первое столетие, он в буквальном смысле зарыл свою пехоту в землю, выжидая появления Сапеги у Александровской слободы!

…В сторону бывший царской резиденции народное войско Скопина-Шуйского выдвинулось еще до того, как мы с рейтарами вернулись в княжеский лагерь. Впрочем, «народная» рать уже включает в себя значительное число служивых людей и «бригаду» Делагарди (назвать ее корпусом язык теперь не поворачивается)… Так что встретились мы в пути. Не сказать, что князь был уж очень доволен результатами нашего рейда – и наличными потерями! – но хоругвь (речь о знамени) какого-то знатного литовского шляхтича и трофейные пушки все же подсластили пилюлю. Тем не менее, эксперимент с формированием первого драгунского подразделения князь посчитал «завершенным». А меня и уцелевших «драгун», включая и трех поправившихся от ран служивых, Михаил вернул к соратникам в еще только формируемую стрелецкую сотню – активным обучением которой я и занялся…

В свободное от землеройных работ время!

Собственно, возведением острога у бывшей резиденции «Грозного» царя Ивана Четвертого занялся еще воевода Григорий Валуев, возглавлявший передовой отряд. К слову, наш авангард практически без боя выбивл отсюда поляков и прочих тушинцев... Ну а уж когда пришли мы, то и работа закипела с новой силой!

Так что теперь уже все вытянувшееся в линию русское войско прикрывают рвы, относительно невысокие валы с вбитыми в них кольями, заостренными и склоненными в сторону врага – надолбами. А также позиции артиллерийских батарей, для укрытия которых возведены земляные редуты – ну и рогатки, куда же без них! Впрочем, учитывая относительную «мобильность» последних, рогатки прикрывают относительно узкие участки сплошной линии обороны, этакие бреши в ней… За противоконной же оградой построилась «стройная» крестьянская рать с пиками – и собственно шведско-германские пикинеры. Кроме того, «бреши» расположены между вынесенными вперед блокгаузами» – и служат они для отхода конницы, которой ныне у Михаила Васильевича в значительной степени прибавилось!

Да, у Александровской слободы с князем объединились отряд Федора Шереметева из Астрахани (в основном служивые казаки да дети боярские), а также полки Ивана Куракина и князя Бориса Лыкова-Оболенского, прибывшие к нам на помощь из Москвы. В их составе помимо легкой дворянской конницы пришли и стрельцы, и значительное число пушкарей при орудиях… Все одно конницы у нас по-прежнему меньше, чем у противника – и она качественно уступает гусарским ротам и хоругвям панцирной литовской кавалерии. За исключением разве что вновь развернутого в две сотни эскадрона Себастьяна, да рейтар-наемников.

Но выдвинув вперед детей боярских, князь и не ждет, что они добудут ему победу в лобовом столкновении с гусарией! Нет, задача наших легких всадников – сблизиться с противником и начать обстрел из луков, карабинов и пистолей (это если враг не пойдет в атаку сходу). После чего – как можно скорее отступить за позиции пикинеров, обязанных разобрать рогатки при отходе нашей кавалерии… И подставить преследующего врага под огонь батарей, стрельцов, вставших за валом и скрытых «бруствером»-переростком по самую грудь – да гарнизонов блокгаузов! Каждый из которых составляет по полсотни шведских мушкетеров и паре легких орудий – так что трофейные фальконеты пришлись еще как кстати.

При этом лишь моей сотне – единственной во всем русском войске! – выпала честь также оборонять «блокгауз». Именуемый московскими служивыми также «острожком»…

Ну, а если враг каким-то невероятным чудом прорвется за линию оборону Михаила Васильевича, этакое «Скопинское Мажино» – что же, в тылу у нас отстроен крепкий острог, с башен и стен которого пристреляно все близлежащее к нему пространство! Впрочем, в настоящий момент в остроге по большей части собран обоз; также в нем развернуты хранилища с продовольственными запасами и порохом при малом гарнизоне.

И там же находится Рада – женщина, похитившая мое сердце дерзким взглядом горящих серо-зеленых очей! И ведь вкус жарких поцелуев любимой еще помнят покусанные женой губы, а легкий сладостный запах ее ладного тела еще слышен от нательной рубахи…

…Горны заиграли сигнал к атаке практически одновременно с обеих сторон. Оглянувшись назад, я нервно облизнул губы: если под Калязином мой эскадрон начинал бой отдельно, то сейчас вперед тронулась вся масса московских всадников, включая и детей боярских, и наемников-рейтар. Неужели дойдет до рубки?!

Тогда столкновения с гусарами точно не избежать…

– Братцы, не жалейте пуль, но стреляйте только в упор! Кирасу ляхов пистоль наверняка возьмёт только с десяти шагов! Помните, первый пистоль – по жеребцам, второй в лицо или живот гусара, вернее будет. А после – сразу в сабельки, и не бойтесь: они живые люди, с такой же кровью и плотью, как и у нас! И также как и мы, боятся ран и смерти… Вперед!!!

Верю ли я сам тем словам, что выкрикивал только что? Кажется, что в тот миг, когда кричал – действительно верил. Да и сейчас, когда кровь начала быстрее бежать по жилам, а мощный жеребец подо мной принялся набирать ход... Сейчас то, что могло казаться ранее чем-то фантастическим, ныне представляется вполне возможным. Как там говорили в фильме про Великую Отечественную, название которого я подзабыл? Сойдемся – а уж там посмотрим, чьи зубы крепче?!

Ну, так вот именно так и есть… Кто там ненавидит рубку? Себастьян фон Ронин?! Быть может – и вполне обоснованно.

Но не я.

Не сегодня!

…Гусария перешла на тяжелый галоп со ста шагов – и я принялся считать метры, разделяющие нас с врагом, потянув из кобур сразу оба пистоля, просто накинув поводья на левую руку. Моему примеру следует примерно половина эскадрона – хотя большинство ратников на скаку рискуют вытащить лишь один самопал из седельной кобуры. С другой стороны, лучники, коих в обеих сотня человек шестьдесят, не меньше, уже достали из саадаков составные луки степного типа, наложив стрелы на тетивы…

– Срезнями по лощадям – бей!

В полет по моей команде отправляются одни из самых распространенных у детей боярских стрел с плоскими, широкими наконечниками – наносящями столь же широкие резанные раны бездоспешным всадникам и их скакунам. И если у бронированных гусар срезень может поразить лишь ограниченные участки тела (локоть, ногу или лицо), то лошади их совершенно беззащитны! И пусть плотность нашей стрельбы из луков не столь велика, как у английских йоменов при Азенкуре, и погасить вражеский удар одними лишь срезнями мы не сможем – все же доставить ляхам определенные неудобства получается вполне.

Особенно, когда раненый жеребец в плотном строю роты падает наземь, и через него, не успев затормозить, летит следующий во втором ряду всадник, стремительно приближаясь к земле!

...Расстояние между нами и скачущим навстречу врагом сокращается в считанные мгновения. Вот нас разделяет уже семьдесят метров… Вот шестьдесят…

Пятьдесят метров.

– Стрелки с карабинами, приготовились! По команде – бей по лошадям!!!

Кавалерийские карабины, доставшиеся рейтарам моего эскадрона в «наследство» от драгун Орлова, за пятьдесят шагов могут, в теории, пробить и кирасу – но это если стрелять по всадникам прицельно и неподвижно на месте. И желательно в плотном линейном строю... Сейчас же рейтары не смогут вести более-менее точный огонь из седла – а потому крупные вражеские скакуны являются приоритетной целью.

Вскинув мушкеты с колесцовыми (или кремниевыми) замками к плечу, вчерашние дети боярские все же довольно сносно держаться в седлах, крепко стиснув конские бока ногами – и потому, как я надеюсь, пули их полетят совсем не в молоко!

Вот и метров тридцать пять осталось… То есть как раз пятьдесят шагов.

– Пали!!!

Ряды эскадрона затянуло пороховой дымкой – но скачущие рейтары оставили ее за спиной в одни миг. Со стороны же противника из седел вылетело не менее двух десятков гусар – весьма эффектное зрелище, скажу я вам! И пусть лучники «набили» не меньший результат – но их жертвы падали наземь вразнобой. А тут ляхи отправились в полет, под копыта жеребцов своих сослуживцев, словно по команде!

Эх, жаль, что не успеваем перезарядить карабины…

– Самопалы приготовить! Цельсь!!!

Я первым склоняю руку с пистолем в сторону стремительно сближающимися с нами панами, но разряжать оружие не спешу – ещё слишком большое расстояние… Рейтары эскадрона дисциплинированно следуют моему примеру – но на всякий пожарный я уточняю:

– Ждем!!!

Двадцать пять метров… Двадцать… Пятнадцать! Все, с двадцати шагов скакунов и так достанем!

– По лошадям… Пали!!!

Правую руку дергает от сильной отдачи, пороховая дымка закрывает обзор – но тут же я пролетаю сквозь нее; мгновением спустя вскинув пистоль, зажатый в левой руке, я разряжаю ее в грудь всадника, нацелившего наконечник пики мне в живот! Тяжелая пуля ударила в кирасу гусара, буквально отбросив его на лошадиный круп; раненый лях не смог удержать в руке пики, и наконечник ее скользнул вниз, разминувшись со мной всего на пару мгновений…

А следом бургиньот с чудовищной силой рвануло с моей головы так, что лопнул кожаный ремешок под подбородком; я едва сумел удержаться в седле! Спустя мгновение, из дымного облачка сгоревшего при выстреле пороха вылетел гусар второй шеренги роты, занеся саблю для удара!

Я бы не успел выхватить собственный клинок и поставить блок под вражеский удар. Нет – но вместо этого разрядил с левой руки «отцовский» пистоль, буквально от пояса, с четырех шагов угодив тяжелой пулей в лицо противника…

А уже после рванул из ножен трофейную саблю, ударив навстречу падающему на голову палашу! Налетевший на меня гусар рубанул от души, вложив в резкую, стремительную атаку вес тела и всю доступную ему силу; на мгновение подумалось, что именно такими ударами противников рассекают от шеи и до пояса! Запястье правой пронзило болью, но пусть и с трудом, я все же парировал выпад, на мгновение раскрыв противника – и тут же коротким, резким прямым выпадом направил елмань в лицо гусара! Клинок ткнулся во что-то упругое – и враг заорал от боли, прижав к ране раскрытую ладонь безоружной левой руки… А мгновением спустя он в буквальном смысле потерял голову – попав под размашистый удар шотландского корзинчатого палаша налетевшего на шляхтича Лермонта!

Несколько ошеломленный жутковатым зрелищем словно взлетевшей в воздух головы противника, я едва не пропустил укол кончара, коим меня попытались проткнуть, словно пикой! Враг направил скакуна прямо на меня – но все же сильным ударом сабли по граненому клинку мне удалось отвести его острие в строну... И тут же, крутанув саблю запястьем (как учил «Тимофей»), я рубанул еще раз, с протягом, направив елмань сабли к открытому бедру гусар! Наточенное едва ли не до бритвенной остроты лезвие оставило на ноге отчаянно завопившего противника широкую, рубленно-резаную рану – после чего ошеломленный болью лях просто вывалился из седла…

И в этот же миг где-то за спиной горнисты воеводы Шереметева затрубили «отступление».

…Из блокгауза не очень хорошо видно конную сшибку, окутанную к тому же пороховой дымкой. Но момент, когда над строем московских всадников заиграли горны, отдав приказ к отступлению, я не пропустил, тут же обратившись к пушкарям, приставленным к трофейным фальконетам:

– Что братцы, все у вас готово?

Командир «расчетов», смуглый, этакого цыганского вида дядька с несколько шальным взглядом карих очей, довольно резко ответил:

– За стрельцами своими присматривай – а мы свое дело знаем.

– Экий ты… За моих «ореликов» не переживай, сами не оплошайте! А то три шкуры спущу!!!

Уже не отвлекаясь на ответ головы пушкарей (скользкий какой-то тип, явно себе на уме), чьи имя просто вылетело из памяти, я обратился к полусотне:

– Каждый ратник стреляет из бойницы, меняемся, как и в пешем строю в четыре ряда! Первый залп – по моей команде! После – палите сразу, как только встанете к бойницам!

Глава 23

Я продолжаю напряженно вглядываться вперед, пытаясь разобраться, как протекает бой между московской конницей и кавалерией Сапеги. Задние ряды детей боярских, даже не успевших вступить в схватку, уже развернулись, и споро подгоняя коней, устремились назад. Следом потянулись и их соратники, кто успел быстро выйти из схватки – но это те «везунчики», кто находился примерно в середине строя. Однако же рейтары атаковали в первых рядах! И им же теперь придется как-то отбиваясь от врага, отступать в арьергарде…

Вот у них самое пекло!

От волнения я до крови закусил губу, не замечая боли, и среагировав только на солоноватый привкус во рту… Однако же всего минуту спустя по центру русской конной рати, где атаковал эскадрон Стаса «фон Ронина» и прочие наемники-рейтары, раздался очередной густой залп! И у меня немного отлегло от сердца – ну конечно, часть рейтар или вовсе не использовали парные пистоли, или имели по три самопала, приберегая их до самого последнего мгновения. Теперь же, когда пришло время оторваться от противника, их залпом разрядили в упор по врагу, спешив первый ряд преследователей и мешая их соратникам продолжать гонку. Кроме того, рейтары пусть и ненадолго, но поставили за собой «дымовую завесу»! Да, это вышло не специально – но сгоревший при выстрелах пороховой дым образовал густое, непроглядное сизое облако, что развеется только через несколько секунд… Так что, надеюсь, эскадрон моего друга сумеет отступить под его прикрытием без особенных потерь – а сам капитан обойдется без ранений.

– Разбирай рогатки!

За спиной уже раздалась отрывистая команда сотника московских пикинеров, принявшихся быстро расступаться в стороны и разбирать противоконную преграду. Ее, к слову, изначально растянули практически у задней оконечности вытянутого ромбом блокгауза… Мне же остается только ждать – наши фитильные пищали давно уже заряжены и приготовлены к бою. Осталось лишь запалить сами фитили – но это вопрос всего нескольких секунд, коих в запасе предостаточно…

Минуты ожидания потекают особенно томительно, медленно, как это обычно и происходит в подобных ситуациях. Я мог бы сказать, что до того момента, когда первые наши всадники поравнялись с «острожками», прошло и пять, и десять, и пятнадцать минут… Но уже предчувствуя скорое «дело», я приободрился – и громко скомандовал:

– Фитили пали!

В этот раз вымоченные в пороховом растворе тонкие веревки подпаливают от заранее зажженных факелов, передаваемых друг другу по очереди – после чего последние возвращаются в подставки, оборудованные на внутренней стенке блокгауза.

– На плееечо-о-о-о!

Хорошо, когда порядок действий при заряжании оружия вдолблен в солдат до автоматизма…

– Фитиль крепи!

Стрельцы принимаются синхронно крепить тлеющие веревки в жаграх – а я, отвлекшись на наших всадников, преследуемых ляхами, литовцами и черкасами, пытаюсь найти среди отступающих и рейтар моего друга… Однако среди плотной массы детей боярских, на скаку пролетающих мимо нашего блокгауза, знакомых лиц я совершенно не наблюдаю.

Зато враг уже показался в зоне досягаемости пищалей! И хотя стрелять пока еще рано – иначе наверняка заденем своих, все же «момент истины» и для моих «ореликов», и для людей Сапеги наступит уже очень скоро…

– Полку крой!

Заполнив «корытца» полое малой мерой пороха, стрельцы синхронно закрывают их – после чего со всех сторон раздаются дружных хлопки ладоней по ложам пищалей.

– Первые номера – цельсь!

Учитывая, что стрелять сегодня мы будем не шеренгами, а разбившись по бойницам, разделение по «номерам» вполне обоснованно – благо, что стрельцы народ сообразительный, и что я хочу от них, поняли сразу, быстро сориентировавшись в паре новых команд. Так что все первые номера, коих у меня двенадцать человек, уже выдвинулись вперед, встав к бойницам по правой стороне «острожка».

Вперед также покатили фальконеты и пушкари – у них свои «орудийные люки» в стене… Сам же я, поднявшись на небольшой помост и лишь немного высунув голову наружу, наблюдаю за тем, как последние дети боярские подгоняют плетьми итак отчаянно скачущих коней, спеша уйти от врага. И как «зазевавшихся» служивых, чьи кони оказались не столь проворны или охромели на бегу, срубают на ходу разгоряченные погоней тушинцы…

Выждав еще пару секунд (и вскинув один из собственных колесцовых пистолей, ловя на мушку раскрасневшегося литвина, ловко крутящего окровавленную саблю на скаку), я мягко потянул спусковую скобу указательным пальцем – и одновременно с тем закричал во всю мощь глотки:

– Пали!!!

…Грохнуло знатно! Вся правая сторона блокгауза окуталась густым пороховым дымом – а впереди раздались отчаянные вопли раненых людей и животных, жуткий, протяжный визг покалеченных… Свою лепту добавили и фальконеты, для разнообразия пальнувшие во врага картечью!

А всего пяток секунд спустя со второго блокгауза «поприветствовала» воров слитном залпом еще одна полусотня моих стрельцов. Последние действуют под началом бывшего «временного» командира сотни, автоматически ставшего «замом» по моему возвращению. «Зам», опытный воин, ветеран сотни – и к слову, один из старых приятелей «Орла», – командует служивыми уверенно и толково. Все-таки Матвей Истомин попал в ряды стрельцов еще до Добрыничей…

Как я и условился с ратниками, вторые, третьи и четвертые номера меняют друг друга и стреляют без команд – потому все последующие залпы вышли, быть может, и не такими дружными, как хотелось бы. Но одновременно с тем стрельцы отстрелялись быстрее, чем если бы палили только по моим командам! Огонь служивые вели уже вслепую, «по направлению» (то есть чуть склонив пищали из бойниц к дороге) – благо, что высоты возвышающегося над местностью блокгауза, окруженного, к тому же рвом, достаточно, чтобы практически исключить потери от «дружественного огня». И мало того, когда уже отстрелялась вся полусотня, по врагу вновь открыли фронтальный картечный огонь оба орудия – пушкари перезарядили фальконеты на удивление быстро! Похоже, цыганского вида голова свое дело знает на отлично – от того и спесь, ибо слишком себя уважает…

Когда пороховой дым, наконец, рассеялся, то моему взгляду предстала жутковатая картина перебитых людей и животных, устлавших все пространство между блокгаузами своими изувеченными телами. Аж замутило от увиденного… Но по всей видимости, до пикинеров не доскакало ни одного вора! По крайней мере, у едва-едва сплотивших свои ряды ратников вражеских тел не видать.

Зато справа и слева от нас все еще гремят орудия, посылающие во врага артиллерийские гранаты! Да стрельцы добивают по неосторожно приблизившимся к укреплениям тушинцам последние залпы … Литовцы и черкасы уже показали спину, развернув лошадей в сторону от позиций московской рати князя Скопина-Шуйского – и в это же время за спинами пикинеров вновь заиграли горны наших кавалеристов!

С жадностью осушив едва ли не половину фляжки студеной водицы, я с сожалением оторвался от горлышка: горнисты вновь заиграли атаку! И понимая, что уцелевшие рейтары, коих пока все еще больше полутора сотен (слава Богу, включая и моих ближников Тапани да Джока, а также сотника Ушакова), не успели перезарядить даже половины своих пистолей, я все же отрывисто воскликнул:

– Вперед, братцы! Ляхи бегут, самое время ударить! Самопалы на беглецов не тратьте – рубите в спины, пока не озлятся и не развернуться! А вот тогда уже палите в упор, чтобы вновь оторваться, и вновь подвести воров под залпы стрельцов и пушкарей!

– Да-а-а-а!!!

Только что озвученный план Михаила Васильевича на бой пришелся служивым по душе – хоть и совершенно не имеет изюминки. Провоцировать врага атаками кавалерии, каждый раз вытягивая его на себя и подставляя под артиллерийский и плотный ружейный огонь? Серьезно – и это все?!

Под Тверью князь хотя бы порадовал ночной атакой, а под Калязином – удачным маневром всадников, приведшим к истреблению передового отряда воров…

Впрочем, и наш противник, Ян Петр, ничего гениального не смог продемонстрировать под Калязином – хотя в той битве у него имелись под рукой профессиональные германские ландскнехты, а вот «крестьянская армия» Скопина-Шуйского была сформирована на живую нитку. Теперь же у врага не осталось пехотного «ядра» наемников, в то время как наши новобранцы неплохо подучились. Да и «корпус» Делагарди вернулся в строй… Н-да – похоже, что Сапега совсем не блещет полководческими талантами. Или же не имеет возможности оперативно управлять разношерстной, разнокалиберной армией, где с одной стороны дикая вольница воров и черкасов, а с другой панский гонор и спесь.

Более того, возможно, что имеют место быть оба обстоятельства. Но, так или иначе, Сапега – это вам не победитель шведов Ходкевич, и даже не решительный Жолкевский, железной рукой способный заставить гусар выполнять отданные им приказы!

…Все это проносится в голове, пока заметно уставший Хунд (ну еще бы, столько скакать взад-вперед!) несет меня сквозь ряды пикинеров – и по полностью заваленной трупами людей и животных площадке между блокгаузами, занятыми шведскими мушкетерами. Впрочем, у преследовавших нас тушинцев кони не свежее… Жаль только, вперед вырвались не гусары, чьи жеребцы хороши лишь на коротком разгоне, а панцирная литовская кавалерия и черкасы.

Но с теми и на сабельках схватиться полегче будет!

…Первым я настигаю запорожца (или косящего под казака чубатого разбойника) на заморенной тощей кобыле. Враг успевает лишь только обернуться в мою сторону – в то время, как моя сабля уже устремилась к его шее!

Подставить под нее собственный клинок враг не успел…

Вторым мне достался литовец в «пансырной» броне; последний не только успел заметить настигающего его «московита», но еще и пальнуть в меня из пистоля! Хорошо хоть, целил он именно в меня, а не Хунда – так что, заметив ствол вражеского самопала в вытянувшейся в мою сторону руке, я тут же распластался на холке верного жеребца…

Пуля вжикнула довольно высоко над головой. Очевидно, мой противник не сумел толком прицелиться на скаку – и вряд ли бы попал, даже если бы я преследовал его с гордо выпрямленной спиной… Спустя какое-то время расстояние между нами существенно сократилось – хоть сам я почуял, что Хунд скачет уже на пределе сил. Но ведь мой противник об этом не знал! И решив подороже продать свою жизнь, он развернув практически обессилившего жеребца, рванул мне навстречу с гортанным вскриком!

«Пятигорец» что ли?!

Уж больно лихо крутанул саблей над головой…

Сильно вымотанный прошлой рубкой – и беря во внимание все сильнее ноющее запястья правой – я решил не экономить последний заряженный пистоль. А потому разрядил его в упор, всего с пяти шагов – и не промахнулся! Враг, явно не ожидавший выстрела с левой руки – и в правый бок которого угодила тяжелая пуля, – безмолвно вылетел из седла... В свою очередь я, замедлив Хунда еще на сближении с литовцем, полностью его остановил – после чего закричал насколько возможно громко:

– Всем остановить преследование! Стройся в линию, перезаряжай самопалы!!!

В моем приказе не просто имеется смысл – в нем бесконечно много смысла. Во-первых, уставшим скакунам вновь нужен короткий отдых – нам ведь еще назад скакать! А уж вернувшись под защиту пикинеров и мушкетеров, я ни за что не отправлюсь в бой, не получив заводного коня… Во-вторых, перезарядиться нужно обязательно – ведь чем больше у нас готовых к бою пистолей, тем выше процент потерь у врага, и тем ниже он у нас самих… Ну и в-третьих, враг уже обратил внимание на погоню, на гибель товарищей. А кроме того, осознал, что мы уже достаточно отдалились от собственной пехоты, чей огонь нам теперь никак не поможет…