Текст книги "Том 1. Авиация превращений"

Автор книги: Даниил Хармс

Даниил Иванович Хармс
Собрание сочинений в трех томах
Том 1. Авиация превращений

Валерий Сажин. Зажечь беду вокруг себя. Конспект биографии Хармса

[текст отсутствует]

Стихотворения

1925

Посвящается Тылли и восклицательному

 
иван иваныч расскажи
ки́ку с ко́кой расскажи
на заборе расскажи
 
 
ты расскажешь паровоз
почему же паровоз?
мы не хочим паровоз.
 
 
лучше шпилька, беренда
с хи ка ку гой беренда
заверте́ла беренда
 
 
как то жил один столяр
только жилистый столяр
мазал клейстером столяр
делал стулья и столы
делал молотом столы
из орешника столы
 
 
было звать его иван
и отца его иван
так и звать его иван
 
 
у него была жена
не мамаша, а жена
НЕ МАМАША А ЖЕНА
 
 
как её зовут теперь
я не помню теперь
позабыл те́-перь
 
 
иван иваныч говорит
очень умно говорит
поцелуй [1]1
  «В оригинале стоит неприличное слово» (Прим. автора).


[Закрыть]говорит.
 
 
а жена ему: нахал!
 
 
ты муж и нахал!
убирайся нахал!
 
 
я с тобою не хочу
делать это не хочу
потому что не хочу.
 
 
иван иваныч взял платок
развернул себе платок
и опять сложил платок
 
 
ты не хочешь, говорит
ну так что же, говорит
я уеду, говорит
 
 
а жена ему: нахал!
ты муж и нахал!
убирайся нахал!
 
 
я совсем не для тебя
не желаю знать тебя
и плевать хочу в тебя.
 
 
иван иваныч поглупел
между протчим поглупел
у усики́рку поглупел
 
 
а жена ему сюда
развернулась да сюда
да потом ещё сюда
 
 
в ухо двинула потом
зубы выбила потом
и ударила потом!
 
 
иван иванович запнулся
так немножечко запнулся
за п… п… п… п… п… пнулся
 
 
ты не хочешь, говорит
ну так что же, говорит
я уеду, говорит
 
 
а жена ему: нахал!
ты муж и нахал!
убирайся нахал!
 
 
и уехал он уехал
на извощике уехал
и на поезде уехал
 
 
а жена осталась тут
и я тоже был тут
оба были мы тут.
 

1925 ноябрь.

 
баба́ля мальчик
тре́стень гу́бка
рукой саратовской в мыло уйду
сыры́м седе́ньем
ще́ниша ва́льги
кудрявый носик
платком обут —
капот в балах
скольжу трамваем
Владимирскую поперёк
посельницам
сыру́нду сваи
грубить татарину
в окно.
мы улицу
валу́нно ла́чим
и валенками набекрень
и жёлтая рука иначе
купается меж деревень.
шлён и студень
фарсится шляпой
лишь горсточка
лишь только три
лишь настежь балериной снята
и ту́кается у ветрин.
холодное бродяга брюхо
вздымается на костыли
резиновая старуха
а может быть павлин
а может быть
вот в этом доме
ба́баля очередо́м
канды́жится семью попами
соломенное ведро.
купальница
поёт карманы
из улицы
в прыщи дворов
надушенная
се́лью рябчика
распахивается
под перо —
и кажется
она Владимирская
садится у печеря́
серёжками —
 – как будто за́ город
а сумочкою —
 – на меня
шуро́ванная
так и катится
за ба́баля кале́ты
репейником
простое платьеце
и ленточкою головы —
ПУСТЬ
 – балабошит бабушка
Бельгию и блены
пусть озирает до́хлая
ро́станную полынь
сердится кошечкой
около кота
вырвится вырвится
вырвится в лад
шубкою о́конью
ля́женьем в бунь
ма́ханьким пе́рсиком
вихрь таба́нь
а́льдера шишечка
ми́ндера буль
у́лька и фа́нька
и ситец и я.
 

ВСЕ

<1925>

I Михаил

 
крючником в окошко
ска́ндит ска́ндит
рубль тоже
ма́ху кинь
улитала кенорем
за папаху серую
улитали пальцами
ка́-за́-ки́
ле́зет у́тером
всякая утка
шамать при́сну
бла́-гослови
о-ко-я́нные
через пояс
по́яс у́ткан
по́яс у́бран
до́ заре́зу
до́ Софи́и.
ду́ет ка́пень
Симферо́поля
ши́ре бо́рова русси́
из за мо́ря
ва́ром на́ поле
важно фы́лят
па́-ру́-са́
и текло́
текло́
текля́но
по немазаным усам
разве мало
или водка
то посея – то пошла,
а́ се́ го́ дня́ на́ до́ во́т ка́к
до́ по́с ле́ дня́ го́ ко́в ша́
 

II Михаил

 
Ста́нем би́ться
по гуля́не
пред ико́ною ами́нь
руковицей на коле́ни
заболел́и мужики.
вытерали бородою
блюдца
было боязно порою
оглянуться
над ерёмой становился
камень
я́фер
от кабылку сюртука́ми
забоя́ферт —
– и куда твою деревню
покатило по гурта́м
за ело́вые дере́вья
задевая тут и там.
Я держу тебя и холю
не зарежешь так прикинь
чтобы правила косою
возле моста и реки
а когда мостами речка
заколо́дила тупы́ш
иесусовый предте́ча
окунается тудыж.
ты мужик – тебе похаба
только плюнуть на него
и с ухаба на ухабы
от иконы в хоровод
под плясу́лю ты оборван
ты ерёма и святый
заломи в четыре горла
– дребеждящую бутыль —
– разве мало!
разве водка!
то посея – то пошла!
а сегодня надо во́т как!
до последняго ковша.
 

III Михаил

 
па́жен хо́лка
мамина була́вка
че́-рез го́-ловы
после завтра
если на вера́н-ду
о́зера ману́ли
ви́дел ра́но
ста́-ни́-сла́в
ву́лды а́лые
о́-па́-саясь
за́ дра́ жа́ли
на́ ки́ та́й
се́рый выган
пе́ ту́ ха́ ми́
станисла́ву
ша́р ку́ ну́
бин то ва́ла
ты́ моя карбо́лка
ты мой па́рус
ко́ ра́ лёк
залету́ля
за ру ба́шку
ма ка ро́ны
бо́ си́ ко́м
зуб аку́лий
не пока́жет
не пока́жет
и сте-кло́
ляд́а па́хнет пержимо́лью
альмана́хами нога́
чтобы пел́и в комсамо́ле
парашу́ты и ноган
чтобы лы́ко станисла́ву
возноси́ло балабу́
за московскую заста́ву —
пар ра шу́ ты
и но га́н
из пеще́ры
в го́ру
камень
буд-то
в титю
мо ло ко
тя́нет го́лы-ми рука́ми
по́сле за́втра
на́-ба́л-ко́н
у́ ко́-го́
те́ пе́рь не вста́нет
возле пу́па
го́-ло́-ва́
ра́зве ма́-ло
и́ли во́д-ка
то посе́я
то пошла́
а́ се́ го́ дня́ на́ до́ во́т ка́к
до́ по́с ле́д ня́ го́ ко́в ша́.
 

всё

Примечания к «Михаилам»

Позма (1 Михаил) читается скандовочно – и нараспев.

Второй Михаил выкрикивается.

Третий Михаил сильно распадается на слоги, но напева меньше чем в первом.

Четвертый Михаил – глупый. Вышел в комнату пошаркивая ногами и раскачиваясь: «выплывают расписные», говорит и слушает боком и таращит мускулы вокруг глаз. В молчаливых моментах долго думает и затем обращается к кому-нибудь с официальным вопросом – ему не нужным. Разговаривает с человеком, у которого умирает мать под щелк пишущей машинки.

 
Откормленные лы́лы
вздохнули и сказали
и только из под банки
и только и тютю́
кати́тесь под фуфо́лу
фафа́лу не перма́жте
и даже отваля́ла
из мя́киша кака́ —
– косы́нка моя у́лька
пода́рок или си́тец
зелёная сало́нка
ча́ничка купры́ш
сегодня из под а́нды
фуфылятся рука́ми
откормленные лы́лы
и только
и тютю́.
 

ВСЕ

<1925>

Посвящаю тем, кто живет на Конюшенной

вступ

 
вертону́ финики́ю,
зерном шельдону́
бисире́ла у зака́та
криволи́ким типуно́м
полумёна зырыня́
калиту́шу шельдону́.
 

начало

 
приоткрыла портсигары
от шумовок заслоня
и валяша как репейник
съел малиновый пирог
чуть услыша между кресел
пероченье ранда́ша
разгогулину повесил
варинцами на ушах
Ира маленькая кукла
хочет ка́кать за моря
под рубашку возле пупа
и у снега фонаря
 
 
а голубушка и пряник
тянет крышу на шушу
живота островитяне
финикийские пишу
 
 
Зелено́ твое ры́ло
и труба́
и корыто зипунами
барабан
полетели панталоны
бахромой
чудотворная икона
и духи
голубятина не надо
uberall
подарила выключатель
и узду
 
 
а куха́ми нижет а́лы-е
торапи́ покое был
даже пальму строить надо
для руины кабалы
на цыганах уводи́ла
али жмыхи половя́
за конюшни и уди́ла
фароонами зовя
финикия на готове
переходы полажу
магомета из конюшни
чепраками вывожу
валоамова ослица
 
 
пародила окунят
везело́нами больница
шераму́ра окиня́
и ковшами гычут ла́до
землю пахаря былин
даже пальму строить на́до
для руины кабалы
 
 
Сы́на Авроа́мова
о́ндрия гунты́
по́том зашело́мила
бухнула гурты
 
 
ма́монта забу́ля
лёда карабин
от́арью капи́лища
о́трок на русси
бусами мала́нится
пе́нистая мовь
шлёпая в предбаннице
лысто о порог
 

(Рефрен «Тоже сапоги» звучит одним тоном)

 
ны́не португалия
то́же сапоги
рыжими калёсами
тоже сапоги
уранила вырицу
тоже сапоги
калабала девочка
то́же говорит
 

(Прочеркнутое место – речитатив)

 
| а лен-ты
| дан-ты
| бур забор
| лови́
| хоро-ший
| пе-рехо́д
| твоя́ колода (Верх дуги)
| пе́-региб
| а па́-рахода
| са́-поги
 
 
надо ки́кать лукомо́рье
для конюшенной езды
из за острова Амо́нья
винограда и узды
 
 
и рукой ее вертели
и руина кабала
и заказаны мете́ли
золотые купола
 
 
и чего-то разбеля́нет
кацавейкою вдали
а на небе кораблями
пробегали корабли
 
 
надо ки́кать чернозёмом
а наки́кавшись в трубу
кумачёвую алёну
и руи́ну кабалу
 
 
не смотри на печене́гу
не увидешь кочерги…
 
 
…а в залетах други́ми спа́ржами
телегра́ммою на версты́
алекса́н – дру так и кажется
кто-то ки́кает за кусты́
…целый день до заката ве́чера
от парчи до палёвок князевых
встанут че́ляди изувечено
тьмами синеми полуазии
…александра лозя́т ара́бы
целый остров ему бове́кой
александр лози́т корабль
минотав́ра и челове́ка
…и апостола зыд́а ма́слом
че́рез шею опраки́нул
в море остров в море Па́тмос
в море ша́пка финики́и.
 

ВСЕ

<1925>

 
Под ло́готь
Под ко́ку
фуфу́
 
 
и не кря́кай
не могуть
фанфа́ры
ла – апошить
деба́сить
 
 
дрынь в ухо виляет
шапле́ ментершу́ла
кагык буд-то лошадь
кагык уходырь
и свящ жвикави́ет
и воет собака
и гонятся ли́стья
сюды и туды
 
 
А с не́ба о хря́щи
все чаще и чаще
взвильнёт ви ва вувой
и мрётся в углы́нь
 
 
С пинежек зире́ли
потянутся ко́кой
под логоть не фу́кай!
под ко́ку не плюй!
 
 
а если чихнётся
губа́стым саплю́ном
то Ки́ка и Ко́ка
такой же язык.
 

II

 
Черуки́к дощёным ша́гом
осклабясь в улыбку ки́ку
распушить по ветровулу!
разбежаться на траву
обсусаленная фи́га
буд-то ки́ка
на паро́м
буд-то папа пилигримом
на камету ускакал
а́у деа́у дербады́ра
а́у деа́у дерраба́ра
хахети́ти
Мо́нна Ва́нна
хочет пить.
 

III

 
шлёп шляп
шлёп шляп
шлёп шляп
шлёп шляп.
 

ВСЕ

1925

 
Тише целуются
– комната пуста —
ломкими изгибами —
– полные уста: —
ноги были белые:
пу снегу устал.
 
 
Разве сандалии
ходят по песку?
Разве православные
церкви расплесну?
Или только кошечки
писают под стул?
 
 
Тянутся маёвками
красные гробб
ситцевые девушки —
пу небу губа;
кружится и пляшется
будто бы на бал.
 
 
Груди как головы
тело – молоко
глазом мерцальная
солнцем высоко…
Бог святая Троица
в небо уколол.
 
 
Стуки и шорохи
кровью запиши;
там где просторнее
кэкиши куши:
вот по этой лесенке
девушкой спешил.
 
 
Ты ли целуешься?
– комната пуста —
так ли сломалися
– полные уста?
: Ноги были белые:
пу снегу устал.
 

всё

<1925>

(gew. Esther)

 
И говорит Мишенька
рот открыв даже
 – ши́шиля ки́шиля
Я в штаны ряжен. —
Н ты эт его —
финьть фаньть фуньть
б м пи́льнео —
фуньть фаньть финьть
 

(Кочать укоризненно головой)

 
И́а И́а Ы́а
Н Н Н
Я полы мыла
Н Н Н
дриб жриб бо́бу
джинь джень баба
хлесь хлясь – здо́рово —
ра́зда́й мама!
Вот тебе ши́шелю!
финьть фаньть фуньть
на́кося ки́шелю!
фуньть фаньть финьть.
 

ВСЕ

<1925>

1926

писано 1 января 1926 года

 
метит балагур татарин
в поддёвку короля лукошке
а палец безымянный
на стекле оттаял
и торчит гербом в окошко
ты торчи себе торчи
выше царской колончи
· · · · · ·
распахнулся о́рлик бу́бой
сели мы на бочку
рейн вина
океан пошёл на убыль
в небе ки́чку не видать
· · · · · ·
в пристань бухту
серую подушку
тристо молодок
и сорок семь
по́ют китайца жёлтую душу
в зеркало смотрят
и плачат все.
· · · · · ·
вышел витязь
кашей гурьевой
гу́жил зи́мку
рыл долота
накути Ерёма
вздуй его
вздулась шишка
в лоб золотая
· · · · · ·
блин колокольный в ноги бухал
переколотил в четвёртый раз
суку ловил мышиным ухом
щурил в пень
солодовый глаз.
· · · · · ·
приду́ приду́
в Маргори́тку
хло́пая зато́рами
каянский пру
па́ла́ша́ми́
ка́лику едрит твою
около бамбука
пальцем тпр
· · · · · ·
скоро шаровары позавут татарина
книксен кукла
полька тур
мне ли петухами
кика пу подарена
чи́рики боя́рики
и пальцем тпр
· · · · · ·
зырь манишка
пуговицей плйсовой
грудку корявую
ах! обнимай
а в шкапу то
ни чорта лысого
хоть бы по́лки
и тех нема.
· · · · · ·
шея заболела на корону у́была
в жаркую печку затылок утёк
не осуди шерстяная публика
громкую кичку [2]2
  «именно ки́чка а не кличка» (прим. автора)


[Закрыть]
Хармса – дитё.
 

ВСЕ

1 янв. 1926

Сергею Есенину.

 
ах вы се́ни мои се́ни
я ли гу́сями вяжу́
при́ходил ко мне Есе́нин
и четы́ре мужика
и с чего́ бы это ра́доваться
ло́жкой стучать
пошивеливая пальцами
гру́сть да печа́ль
как ходи́ли мы ходи́ли
от поро́га в Кишинё́в
проплева́ли три неде́ли
потеря́ли кошелёк
ты Серё́жа рукомо́йник
сарынь и дуда́
разо́хотился по мо́йму
совсе́м не туда́
для тебя́ ли из корежё́ны
ору́жье штык
не тако́й ты Серё́жа
не тако́й уж ты́
по́й-ма́й
щё́ки ду́ли
скарлоти́ну перламу́тр
из за во́рота поду́ли
Váter Únser – Líeber Gótt
я пляса́ла сокола́ми
возле де́рева круго́м
ноги то́пали пляса́ли
возле де́рева круго́м
размога́й меня заты́ка
на кало́ше и ведре́
походи́-ка на заты́лке
мимо за́пертых двере́й
гу́ли пе́ли ха́лваду́
чири́кали до́ ночи́
на́ засеке до́лго ду́мал
кто́ поёт и бро́ви чи́нит
не по́полу пе́рвая
залуди́ла пе́рьями
сперва́ чем то ду́дочны́м
вро́де как уха́бица́
полива́ла сы́пала
не ве́рила ле́бе́дя́ми́
зашу́хала кры́льями
зуба́ми зато́пала
с тако́го по ма́тери
с э́такого ку́барем
в обнимку целу́ется́
в о́чи ва́лит бли́ньями
а лета́ми плю́й его́
до бе́лой доски́ и ся́дь
добреду́ до Клю́ева́
обратно заки́нуся́
просты́нкой за ро́дину
за ма́тушку ле́вую
у де́рева то́ненька́
за Ду́нькину пу́говку́
пожури́ла де́вица́
неве́ста сику́рая́
а Серё́жа де́ревце́м
на груди́ не кла́няется
на груди́ не кла́няется
не бу́кой не ве́черо́м
посыпа́ет о́коло́
сперва́ чем то ду́дочны́м
 

14 января 1926

 
волчица шла дорогаю
дорогаю манашенькой
и камушек не трогала
серебрянной косой
на шею деревянную
садились человечики
манистами накрашеннами
где-то высоко́.
 
 
никто бы и не кланялся
продуманно и холодно
никто бы не закидывал
на речку поплавок
я первый у коло́дица
нашел ее подохлую
и вечером до ку́зова
её не повалок
 
 
стонала только бабушка
да грядка пересто́нывала
заново еро́шила
капустных легушат
отцы мои запенелись
и дети непристойные
пускали на широкую
дорогу камыши
 
 
засни засни калачиком
за синей гололедицей
пруда хороший перепел
чугунный домовой
щека твоя плакучая
румянится цыганами
раскидывает порохом
ленивую войну
 
 
идут рубахи ры́жики
покрикивают улицу
веревку колокольную
ладошки синяки
а кукла перед ужином
сырому тесту молится
и долго перекалывает
зубы на косяк
 
 
я жду тебя не падаю
смотрю – не высыпаются
из маминой коробочки
на ломаный сарай
обреж меня топориком
клади меня в посудину
но больше не получится
дырявая роса —
 

всё