Текст книги "Айя (СИ)"

Автор книги: Даниэль Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Eri… Eria…

– Не нужно меня жалеть! – провизжала она. – Не хочу! Слышишь?! Кто угодно, только не ты!!!

– Ударь меня, – произнес Бронан.

– Что? – не поняла Эрика, глядя на него своими абсолютно красными глазами.

– Ударь. Я заслужил.

– Не буду я тебя бить!

– Лучше ударь! Не могу я смотреть, как ты занимаешься самоистязанием! Я тоже виноват! О чем я думал?! Не почувствовал ничего! Пойми я, возможно, исход был бы другим!

– Другого исхода уже не будет, – прошептала она, качая головой. – Не могу смотреть на себя в зеркало. Не могу на тебя смотреть. Ты прикасаешься – а мне хочется кричать. Ты говоришь, что любишь, а мне хочется оглохнуть.

– Мы переживем это, – прошептал он, стирая с бледной щеки соленую влагу.

– Мы?

– Конечно, мы.

– Я так хотела, чтобы ты возненавидел меня… Чтобы наказал за то, что я сделала… И стало легче на время… А потом снова больно… Почему так? Почему, Бронан?

– Потому что ты хотела от меня ребенка.

Эрика опустила голову и отвернулась.

– Зашей мне рану, пожалуйста.

– Придется ждать Айю, потому что я понятия не имею, где у нее могут быть нитки.

Эрика вздохнула и уперлась головой в его плечо.

– Она теперь такая же, как и мы все. И не плачет… Смеется только…

– Думаю, она на самом деле плачет, Eri. Внутри плачет.

– А по ней не скажешь…

– По ней много не скажешь. Орайя первым среди нас разглядел что-то. И увяз.

– Ты тоже заметил?

– Да тут только слепой не заметит. Видела бы ты, как они вокруг фонтана бегали. Она его водой обливала, а он делал вид, что пытается ее нагнать. Никогда его таким не видел. Даже когда он с Айрин глаз не сводил.

– Ловко наша Малышка обошла стерву-Белови, – засмеялась Эрика.

– И не говори.

Они замолчали, глядя друг на друга. А затем Бронан просто наклонился и прикоснулся к ее губам. Маленькие губы, соленые, горькие… Но, это – ее губы. А других ему и не нужно.

– Eri… прости меня… – прошептал он, прижимая ее к себе.

Почему два чужих существа могут стать самыми близкими на свете? Почему она способна ненавидеть его в один миг, а в другой понимать, что не может прожить без него ни минуты? Время лечит все. И «когда-нибудь» может наступить уже сейчас, точно так же, как и прощение прийти внезапно и освободить измученную душу.

Бронан остановился первым, ощущая, что больше не может спокойно удерживать полотенце на ее затылке. Утыкаясь носом в ее шею, он тяжело вздохнул и провел пальцем по ее обнаженной груди, задевая напряженный сосок.

– Мне нравится, когда у меня спрашивают разрешения на то, чтобы потревожить твой покой, – прошептал он. – Мне нравится, что они не смеют даже поднять на тебя глаз, пока я не позволю им сделать это. Сегодня, как никогда раньше, я почувствовал себя необходимым тебе. Мы столько пережили, столько преодолели, и вот мы здесь, а я по-прежнему боюсь, что ты оставишь меня, Eri. Я не могу привязать тебя к себе еще больше, чем уже привязал. Но и отношения без обязательств меня тоже не устраивают. Я люблю тебя и спрашиваю: ты готова принять меня таким, какой я есть, и выйти за меня замуж?

– Принять тебя? – тихо произнесла она. – Этот вопрос я должна задать тебе, Бронан. Ты готов принять меня, такой, какая я есть?

– Я давно принял, – ответил он, приподнимаясь и заглядывая ей в лицо. – Так, ты выйдешь за меня?

– А если не выйду? – улыбнулась Эрика.

– Напоминаю, что матриати не отказывают своим зрячим, – прошептал Бронан.

– Почему тогда спрашиваешь?

– Потому что меня интересует твой ответ.

Эрика обняла его за плечи, прижимаясь к самому уху.

– Если ты и дальше будешь только водить пальцем по моей груди, я отвечу «нет».

– А что нужно сделать, чтобы ты ответила «да»?

– Поцеловать мою грудь.

Бронан склонился ниже и захватил губами сосок. Этого ему показалось мало, и он начал ласкать его языком, втягивая в свой рот.

– Да… – прошептала она.

– Да? – улыбнулся Бронан.

– Да!

Глава 19

День для Айи пролетел незаметно. Бронан зашил рану спящей Эрики, предварительно напоив ее «Djada». Еще очень долго они вели полемику на тему необходимости строительства больниц в Изоне. Однако у Кейти – главной стороны аппозиции – на все был один ответ: это целая ветвь социальной организации, и на данном этапе они не в состоянии ее создать.

Имайя ушла домой довольно поздно. Террей и Йори вызвались проводить ее, но она вежливо отказалась. Кейти шел за ней до порога, а когда она обернулась, чтобы сказать ему «до свидания», развернулся и ушел.

Айе не хотелось идти спать. Она знала, что, закрыв глаза, – уснет, а открыв, – проснется. Она не желала просыпаться, не хотела, чтобы новый день сменял предыдущий. Сказав всем «спокойной ночи», она поднялась в свою комнату и, просидев на кровати с полчаса, тихо подошла к двери. Приоткрыв ее, она шмыгнула вниз и прошла на задний дворик своего дома. Безусловно, деревянная веранда пострадала от ее вмешательства, но зато новая джакузи с горячей водой размещалась теперь здесь.

Айя шмыгнула в воду, вытягивая ноги и глядя на бескрайнее зеленеющее поле перед своими глазами.

– Мне кажется или ей действительно чего-то не хватает? – засмеялся Йори, высовываясь из-за двери вместе с Терреем и Орайей.

Айя уронила голову на борт ванной и засмеялась.

– Я полагала, что все вы уже спите!

– Да, ладно тебе! – махнул рукой Террей, протягивая Айе бокал с лимонадом, на дне которого плавал кубик льда.

– Именно этого мне и не хватало, – улыбнулась Айя, подтягивая ноги и позволяя мужчинам в трусах залезть в воду. – Кейти удар хватит, если он узнает, что я купаюсь здесь с тремя полуголыми мужиками! – засмеялась Айя.

Орайя присел напротив нее. По сторонам расположились Йори и Террей.

Айя пригубила лимонад и хмыкнула:

– Мне не нравится этот вид!

Движение рукой, и все вокруг застлала пелена ночи.

– Ого! – воскликнул Террей. – А в нашей комнате так сделаешь?

– Уже сделала, – улыбнулась Айя.

Орайя схватил ее за стопы и подтянул их к себе.

– Расслабься. Я ничего крамольного не делаю!

– Даже во Внешнем Мире это показалось бы…

– Замолчи, – отрезал Орайя и прикоснулся пальцами к ее ногам.

Айя поежилась, ощущая знакомую негу, разливающуюся по всему телу.

– Так, значит, ты это делал?

– Что делал? – спросил Орайя.

– Ничего…

– Расскажи, пожалуйста, о том, чем здесь занимаются посвященные, – попросил Йори.

– Хранители Равновесия, ты имеешь в виду? Многим. В основном, они управляют жизнью города. Обеспечивают нашу безопасность. Есть отдельные группы хранителей, которые заняты лишь регламентом перемещений оболочек из Внешнего Мира.

– Это как? – не понял Террей.

– Ну, как тебе объяснить… – задумалась Айя. – Ну, допустим, человек умирает во Внешнем Мире и появляется здесь. Его оболочка существует на земле I-ho еще несколько часов, а потом распадается, исчерпав свой энергетический запас. Сущность освобождается и возвращается к Амиру. Но не все хотят умирать. Есть те, кто пытаются вернуться обратно.

Террей приподнял брови и засмеялся:

– Я ничего не понял!

– Посмотри на себя. На свое тело, – ответила Айя.

– Ну, смотрю.

– Чем оно отличается от материального?

– Это – оболочка, – ответил Террей.

– Я не о том спрашиваю. Чем оно отличается от того тела, которое ты утратил? Ты чувствуешь себя по-другому? Ты стал другим или остался прежним?

– Прежним, вроде.

– Вот это – главное отличие детей Амира и коренных жителей от обычных оболочек умерших людей, попадающих сюда. Твоя оболочка – это то же тело, только существует оно на другом энергетическом уровне. Ты можешь есть, пить, подпитывая свою оболочку энергией и сохранять свой энергетический запас на постоянном, стационарном уровне. Проще говоря, жить вечно. Когда ребенок Амира погибает здесь, его тело рассыпается, как тела фантомов, и сущность растворяется в энергии Амира. У коренных жителей все происходит несколько иначе. Они так же поддерживают свои оболочки едой и питьем, но они не способны к сохранению постоянного энергетического уровня. Они обмениваются энергией с окружающим пространством и стареют, а потом и вовсе умирают. Как обычные люди во Внешнем Мире, но только здесь. Их тела сжигают на кострах, и только после этого они распадаются. И, наконец, оболочки умерших, пришедшие сюда. Они не могут ни пить, ни есть. Они лишь тратят энергию и умирают в течение полутора-двух часов. Проблема заключается в том, что сознание у этих оболочек такое же, как и у тебя. Но ты – взрослый, здоровый мужчина, а люди могут умирать в разном возрасте и по разным причинам. Это может быть младенец, который вообще ничего не понимает. А может быть и старец, который умер от тяжелой болезни. Некоторые из них, попав сюда, просто сходят с ума. Никто не хочет умирать, Террей. Каждый желает вернуться туда, откуда прибыл. Это – их инстинкт. Но если тела нет, куда им возвращаться?

– В другое тело, – тихо ответил Орайя.

– Верно! В другое тело, возможно, умирающее, возможно, только что появившееся на свет, но другое, чужое тело. Это называется «незаконное перемещение». То есть, оболочка пытается забрать то, что ей не принадлежит. Среди людей народа I-ho всегда были те, кто одарен больше других. Именно эти люди – дети Великих Семей ami – занимались поисками и преждевременным уничтожением таких оболочек.

– Убийствами? – приподнял брови Йори.

– Да, они убивают их, восстанавливая Равновесие. Тот, кто должен жить в теле – живет в теле, тот, кто умер – должен умереть.

– А что делать, когда оболочка появилась здесь с целью трансплантации в новое тело? – спросил Террей.

– Это называется «законное перемещение». В этом случае хранитель Равновесия должен обеспечить возвращение к Амиру той оболочки, которую трансплантат вытолкнет из своего нового тела.

– «Трансплантат»?

– Оболочка, которая внедряется в новое тело, называется «трансплантат».

– Но «вытолкнутые» оболочки не имеют собственного сознания… – произнес Орайя.

– Почему же, – вторила Айя, – это сознание есть, но оно не успело приобрести свой опыт. Это – младенцы. Они появляются здесь, растворяются в Амире, а вместо них в материальных телах зарождаются новые оболочки.

– Но, эти-то все равно погибают…

– По этой причине народ I-ho всегда был против трансплантации, – ответила Айя.

– Тогда почему они помогают трансплантатам?

– А они и не помогают им. Они их убивают.

На этот раз Орайя по-настоящему удивился.

– Убивают?

– Да. Для ami не существует «законных» и «незаконных» перемещений. Все перемещения для них – незаконны. «Праведниками» ami назвали тех детей Амира, которые приняли Закон Великих Семей и стали контролировать перемещения оболочек умерших людей. Тех же, кто отказался принимать во всем этом участие, назвали «заблудшими». Термин «законные перемещения» был придуман именно праведниками, после того, как они начали щадить трансплантаты.

– То есть, они стали выделять тех, кому можно вернуться, а кому – нельзя? – спросил Йори.

– Именно. Есть тело – пожалуйста, нет тела – не повезло. Этот подход стал одной из предпосылок к началу войны между I-ho и детьми Амира.

– Какой войны? – не понял Орайя.

– Мне было всего четыре, когда она началась. И, если честно, я совсем ее не помню. В общем, отцы Великих Семей ami, которые помогли построить семь городов для детей Амира, подняли бунт. Их не устраивало, что новые жители I-ho используют коренное население в своих целях, влияя на слабых. Пока существовала иллюзия взаимного согласия на это влияние, Великие Семьи терпели. Когда же они узнали о том, что большинство чужаков в буквальном смысле блокируют сознание коренных и те, в результате, утрачивают свое «я», терпению отцов пришел конец. В ходе той воны три города из семи были разрушены. Земли I-ho раскололись на две части: территория свободных земель, куда ушли ami, и земли vecto или чужаков. С тех пор коренные жители оборвали все связи с детьми Амира. Они контролируют перемещение оболочек на своей территории, в то время, как на земле vecto этим занимаются только праведники.

– И как заблудшие относятся к этому? – спросила Орайя. – Хранители Равновесия ведь должны наведываться и в их города?

– Раньше заблудшим было все равно. После окончания войны с народом I-ho праведники подняли вопрос о статусе ami в четырех городах. «Новая жизнь – новые законы», – говорили они. Печальный опыт подавления зрячими их матриати довлел на их совесть, и они решили отказаться от инициализации ami как таковой, оставив за собой право лишь изредка влиять на коренных. Каждое из этих «влияний» они регламентировали в своем Законе Равновесия. Например, поступая на службу к управленцам города, будь готов к тому, что можешь оглохнуть или ослепнуть на некоторое время. В этот Закон вошли и положения, которые освещали права и обязанности матриати, зрячих и аркаинов. Этот Закон стал постулатом, на основе которого праведники пытались создать равноправное общество. Одни дети Амира приняли этот закон, другие – нет. В общем, произошел раскол. Те, кто хотели жить согласно новым правилам, ушли в Солерон и Изон. Поскольку они примкнули к праведникам и их Закону, их тоже стали называть «праведниками». Несложно догадаться, как назвали тех, кто решил остаться в Ероне и Тарто.

– «Заблудшие», – произнес Йори.

– Да. Их всех назвали «заблудшими». В общем, отношения между городами были напряженными, но все же, никто не лез на рожон. Врата каждого из городов были открыты для хранителей Равновесия. Пока, семь лет назад, что-то пошло не так. Заблудшие изолировали Ерон и Тарто от посвященных. Два города заблудших против двух городов праведников. Четыре года назад Ерон и Тарто без предупреждения напали на Солерон. Вырезав практически всех праведников, они объявили город своим. Все мирное население Солерона было инициировано и порабощено.

– А в чем заключается «инициирование»? – спросил Террей.

– Сильные зрячие проникают в сознание и стирают все воспоминания, подменяя их ложными. И, безусловно, они внушают своим жертвам страх. Я не знаю, почему фантомы таким изощренным образом убивают мирных людей. Но подозреваю, что именно на это их «запрограммировали».

– Месть – единственное, что интересует заблудших? – предположил Йори.

– Месть и власть, я полагаю. Ничего кроме.

– Скажи, а почему вообще ami начали контролировать перемещения оболочек? – спросил Йори. – Пусть бы Внешний Мир сам с этим разбирался. Какое им до этого дело?

– Я могу ответить на этот вопрос с точки зрения двух мировоззрений: моего и народа ami.

– Мы слушаем, – улыбнулся Орайя.

– Ami верят, что это – их предназначение. Они должны охранять Внешний Мир от незаконных перемещений, чтобы жить на земле I-ho. Для этого их сотворил… …Амир.

– А твоя версия? – улыбнулся Орайя, зная, что вместо «Амир» она хотела сказать «Создатель».

– В «Летописи Времен» – священной книге ami, которую написали наши предки, – сказано, что, когда ami перестали исполнять свои обязанности, на землю I-ho пришла засуха. Дождей не было около года, и народ ami почти что вымер. Я верю в это, потому что во время войны между детьми Амира и коренными, когда никто не контролировал перемещение оболочек, началась засуха. Вы еще не спрашивали себя, что такое I-ho? Что там, за горизонтом, что в небе, за золотыми облаками? Каждый из живущих здесь задавался этим вопросом. Я знаю лишь то, что I-ho – это планета, площадь которой сравнима со всеми обитаемыми и необитаемыми планетами системы Амира. Слоеный торт Гроссиха. И мы – лишь второй слой. А сколько всего таких слоев? Я не знаю, да и вы тоже. Я была там, в облаках. Летала туда, но так и не смогла вылететь за их границу. Чуть не погибла, если честно, – засмеялась Айя. – Но I-ho – это планета. Она круглая и существует по своим законам, с дождем или без него.

– Ты все-таки не ответила… – прошептал Орайя, сжимая ее стопы в своих руках.

– Ах, да… В общем, я полагаю, что убийство свободных оболочек высвобождает большое количество энергии в один момент. Бах! – и возникает сгусток в материи. Бах – бах – бах, – и выделяется достаточное количество энергии для создания грозовой тучи. Бах – бах – бах – бах, – и пошел дождь. Если пустить перемещение оболочек на самотек, в этом мире будут погибать лишь слабые оболочки, те, которых вытолкнули из их тел, а это, в основном, – младенцы. И тогда энергии станет недостаточно. Нет энергии – нет дождя. Сейчас время засухи. И она началась два месяца назад. Именно два месяца назад заблудшие начали убивать праведников в пустыне. Вот так, – вздохнула Айя.

– Объясни мне тогда, – обратился к ней Орайя, продолжая массировать ее ноющие стопы, – почему праведники сдались на милость судьбе и не приняли меры еще тогда, когда Солерон был свободен? Почему ничего не сделали, когда его поработили? Почему и пальцем не пошевелили, когда праведников начали убивать в пустыне? Почему только сейчас твоя мать собрала армию? Почему, Айя?

– Мне не известен ответ, Орайя. Квартли Соу – Пастырь Изона. Есть еще и Совет Праведников в составе десяти человек. Правда, последние пять лет их всего восемь, ведь Учитель и его сестра Паола ушли вместе со мной, но все равно. Решения принимают они. Солерон пал, потому что они просчитались, полагая, что заблудшие не станут нападать на своих же. Но, как видишь, их поступки свидетельствуют об обратном. Почему мама не собрала армию после падения Солерона? Ответ прост, Орайя. Изон все еще не пленен только потому, что не представляет опасности для заблудших. У нас есть сильные зрячие, но их всего лишь пятьдесят человек. Пятьдесят против сотен и тысяч таких же сильных заблудших. Эта война… Этот первоисточник… Мама говорит, что собрала армию. Но она лучше, чем кто-либо другой, понимает, что это – армия смертников, которые не вернутся с поля боя домой. У них – одна цель. Разрушить проход. Только это и ничего больше. Последний стон перед неминуемой гибелью Изона. Вот почему информация о точном месте расположения первоисточника имеет такое огромное значение. Один бой, один пчелиный укус в большое тело заблудших, но он должен быть направлен прямо в сердце – их первоисточник. Никто не знает, что будет после этого. Ни мама, ни Совет Праведников, ни я. Мы только надеемся, что Амир пошлет нам Спасителя, который сможет изменить ход этой печальной истории, – Айя подняла глаза на Орайю и смолкла.

– Значит, послезавтра мы все умрем по-настоящему? – нарушил молчание Террей.

– Возможно, – выдохнула Айя.

– Что ж, тогда мне еще многое нужно успеть! – улыбнулся Террей, глядя на Йори. – Ты со мной? Или есть другие планы?

– Многое успеть, говоришь… – улыбнулся в ответ Йори. – Тогда, стоит поторопиться!

Йори и Террей подорвались со своих мест и, не прощаясь, скрылись с глаз долой.

Айя не смогла не рассмеяться.

– Как представлю, что они там делают друг с другом, становится не по себе – улыбнулся Орайя. – А ведь я сплю у них за стеной!

– Можешь прилечь внизу, если страдаешь гомофобией, – Айя поставила пустой бокал на пол и откинулась на борт ванной.

– Не хочу я спать внизу, – серьезным тоном произнес Орайя.

– Да, что ты! – расхохоталась Айя, обрызгивая его водой.

– Нет, внизу не хочу спать! – засмеялся Орайя, и, резко потянув ее за щиколотки, погрузил в воду.

Они обливали друг друга и топили. Они смеялись и дурачились, как дети, как люди, обреченные на погибель, у которых не осталось ничего, кроме этих моментов их простой и беззаботной жизни. Последний выход на сцену, после которого занавес рухнет, и спектакль будет окончен.

Наконец, их силы иссякли, и на смену веселью пришла усталость.

Айя улеглась поперек ванной, расслабляясь в воде и совершенно не обращая внимания на тот факт, что лежит практически на Орайе, и он поглаживает руками ее обнаженный живот. Нет, она, конечно, задумывалась над этим. Очень даже сильно задумывалась, но предпочитала молчать и наслаждаться моментом.

– Я хочу прикоснуться к твоим волосам, – произнес Орайя, подтягивая ее поближе к себе и склоняясь к самому уху.

– Зачем?

– Хочу почувствовать, что значит прикасаться к ним.

– По-моему, ты несколько минут назад чуть не выдрал мне все волосы на голове, – засмеялась Айя.

– Я хочу прикоснуться к твоим волосам, – тихо повторил Орайя и Айя, наконец, оборвала смех.

– Если только ради этого – можешь потрогать.

– А если не только? – произнес Орайя, проводя пальцем вдоль линии ее лба.

– Что ты делаешь?

– Я пока ничего не делаю, – прошептал Орайя ей на ухо и коснулся пальцем ее шеи, поглаживая нежную кожу.

– Нет, ты делаешь!

– Вопрос в том: противоречит это твоим убеждениям или тебе просто не нравится?

– Это противоречит моим убеждениям.

– Почему?

– Ты не последователен! – воскликнула Айя, поворачиваясь к нему.

– Если тебе нравится то, что я делаю, почему это противоречит твоим убеждениям?

Айя попыталась собраться с мыслями, но поняла, что просто не в состоянии сосредоточится.

– Ты говорила, что прикосновение к волосам – интимный жест. Это все равно, что поцеловать тебя или более поверхностно?

– Поцелуй для таких, как ты, ничего не значит, – Айя поджала губы.

– Откуда такая уверенность?

– Для вас секс может ничего не значить. Что уж говорить о поцелуе?

– Поцелуй поцелую рознь. Точно так же, как и секс сексу, – добавил он. – В любом случае, ты не ответила на мой вопрос.

– Поцелуй – более интимно, чем прикосновение к волосам.

– Значит, я снова могу поцеловать тебя?

– Что значит «снова»? – с подозрением произнесла Айя.

– Потому что утром я уже это сделал. И ты мне ответила. Я же говорил тебе, помнишь?

– Ты…

– Я не лгал на счет этого, – ответил Орайя и вновь провел пальцем по ее лицу.

– Я – не игрушка, – прошептала Айя, убирая его руку и отстраняясь. – Не смей осквернять меня своими грязными помыслами!

Орайя вскинул брови и, чуть было, не расхохотался.

– А если они чисты?

– Это – похоть, Орайя! Она не может быть «чистой»!

– Айя…

– Да…

– Если я скажу, что хочу расплести твои волосы, чтобы запустить в них свои пальцы, ты расценишь мои слова, как проявление похоти?

– Вне сомнений!

– А если я скажу, что хочу почувствовать твой язык у себя во рту – это тоже будет похоть?

– И это!

– То есть, если я, в данный момент, мысленно снимаю с тебя купальник и ласкаю твою грудь – это оскверняет тебя?

– Да!

– Тогда, почему ты, зная, что похоть оскверняет чужую душу, рисовала меня так проникновенно на своем планшете?

Лицо Айи залила краска стыда. Она открыла рот, чтобы ответить хоть что-нибудь, но кроме протяжного «я-я-я», оттуда ничего не вылетело.

Орайя наклонился к ее лицу, заглядывая в широко распахнутые, наполненные испугом глаза.

– Почему теперь ты боишься? Когда умирала на моих руках – не боялась.

– Потому что ты идешь на поводу у своих желаний, а это – всегда страшно.

Орайя наклонился еще ближе, замерев от ее лица всего в нескольких сантиметрах.

– Что знаешь ты о желаниях? – прошептал он, прикасаясь своими губами к алой кромке ее рта. – Ничего не знаешь… – произнес Орайя, раскрывая ее губы и прикасаясь к ним языком.

Айя закрыла глаза, расслабляясь в воде. Орайя вновь раскрыл ее губы и заполнил маленький ротик. Нежное прикосновение и такое мимолетное. И снова. Айя распахнула губы и прикоснулась к нему в ответ. Почему от этого стало так хорошо? Почему она начала ерзать на месте, не зная, куда деть свои руки? Ладони Орайи легли ей на лицо и погладили алеющие щеки. Его пальцы коснулись ее волос, а губы впились в рот совсем с другой силой. Он не пробовал, он – властвовал.

Рванувшись в центр ванной, он потянул ее на себя, раздвигая ее ноги и усаживая на свои бедра. Айя прижалась к нему, позволяя поглаживать свою спину. Он делал это. Он возбуждал, провоцировал, и сама Айя вдруг осознала, что готова отдать ему все, что он только захочет. Нет, не попросит, а захочет. В голове всплыли образы тех рисунков. Желание. Наслаждение. Экстаз. Маленькая девочка выросла, желая увидеть все это на его взрослом лице. Уже недостаточно было просто стоять за его спиной и слушать, как он просит Югу освободить его от бремени принятых решений. Недостаточно было стоять в стороне, в толпе тех, кому наплевать, и видеть, как он улыбается другой, провожая ее глазами и опуская их в тот же миг, когда брат поворачивался к нему. Можно ли любить так долго? Можно ли расти и любить того, кто вырос рядом с тобой? В дом Ри Сиа ее привел интерес. Этот же интерес и погубил ее. Маленькая девочка, не знающая языка дерев, не понимающая, о чем они говорят, глядящая только на одного юношу из двоих. А потом она выбрала другой путь. И этот путь столкнул ее лицом к лицу со своей слабостью. Почему он решил помочь ей? Почему вцепился в нее обеими руками, оставив при этом право решать самой? Она боялась. Его боялась все это время. Что узнает… Что поймет… А поняв, отвернется и больше никогда не посмотрит…

Орайя прижал ее к борту ванной, не позволяя двигаться больше.

– Что ты делаешь? – прошептала она, когда он отстранился и вновь посмотрел на нее.

– Рисую, – ответил он, вновь целуя ее.

Рука Орайи скользнула под ее трусики и прикоснулась к лону, наполненному влагой. Айя вздохнула и тут же снова замерла. Орайя погладил ее и коснулся клитора, проводя по него пальцем и надавливая.

– Что ты делаешь? – вновь прошептала она, позволяя продолжать.

– Я знаю, что никто не прикасался к тебе вот так. Тебе нравится? Тебе нравится, Айя?

Его палец обволок лоно и скользнул в него, не проникая глубже, а просто поглаживая. Айя закрыла глаза и уперлась головой в борт ванной. Он никогда не видел ее такой. Уязвимая, ранимая, беззащитная, отдающее все, что у нее есть и не просящая взамен ничего.

– Каждый раз, когда вижу тебя, я слышу, как бьется твое сердце. Стоит тебе посмотреть на меня, и оно замирает на мгновение. А потом несется вскачь, будто ты насильно загоняешь его. Ты не провидец, но нарисовала меня так проникновенно, будто узрела самую суть. Я сам не знаю, как выглядит мое лицо, когда я занимаюсь любовью. А ты вот знаешь. Откуда, Айя?

Второй палец скользнул внутрь, и Айя почувствовала боль. Ее лицо исказилось и Орайя замер. Как же сильно он хотел ее?! Погрузиться и услышать ее стон, двигаться и чувствовать, что это такое, быть с ней одним целым, посмотреть, как изменится ее лицо, когда она испытает оргазм. Смотреть на нее вновь и вновь, чувствовать ее вновь и вновь. И кончать. Кончать вместе с ней.

И вдруг – ее вопрос. Он замер, отрываясь от нее и глядя в наполненные этим вопросом глаза. Орайя нахмурился, пытаясь найти вразумительный ответ, и в этот момент она опустила свои веки. Он видел этот момент. Он запомнил его. И не противился, когда она с ненавистью оттолкнула его от себя, выбираясь из ванной и убегая в дом.

Простой вопрос. Такой логичный в данных обстоятельствах. «Ты женишься на мне?»

Ее голос продолжал звенеть в его голове, а перед глазами вновь и вновь появлялся тот миг, когда она закрыла свои глаза. «Ты женишься на мне?», – спросила она, а он… …он не ответил.

Айя вбежала в комнату и упала на ковер, прижимая ладонь ко рту. Не отвечает тот, кто не любит. Это Айя знала наверняка.

***

Никогда, ни разу в своей жизни Орайя не спал ночью по причине того, что стыд пожирал его. Чувство вины. Оно, и еще так много чувств, что он и сам уже не мог разобраться во всех них. Он промолчал, потому что на самом деле не знал ответа. Женитьба. Когда? Почему? Словно его загнали в угол, не позволяя ступить и шагу назад. «Ты женишься на мне?». Она на самом деле спросила не это. «Ты любишь меня?» – вот в чем заключался ее вопрос. В ее понимании тот, кто любит – женится. Но он… Он видел, что такое любовь. Видел это во взгляде своего брата, когда тот смотрел на Данфейт. Обожание. Преклонение. Нежность. Забота. И усмешка. Да, усмешка над самим собой. Такие яркие, рвущиеся на свободу и готовые покорить весь мир чувства. А у него? Какие чувства у него, когда он смотрит на нее? Желание. Желание. Желание. Это слово въелось в его мозг, раскалывая голову на части. Орайя уперся головой в подушку и застонал. Ублюдок – вот он кто. Простой ублюдок.

Отец так часто повторял ему: «Ты способен на большее». «Большее». «Большее». «Большее» стало для него проклятием. Он бы многое отдал сейчас ради этого «большего». И пусть сердце его неслось вскачь, сбиваясь с ритма, когда он смотрел на нее, этого Орайе все равно казалось мало. Недостаточно для нее… Нужно «большее»…

Он начал отключаться, когда в комнате стало жарко. «Рассвело, наверное», – подумал Орайя и закрыл глаза.

Когда он спустился вниз, все уже собрались на завтрак в столовой. Айя сидела рядом с Имайей и молчала, глядя куда-то в пол.

– Доброе утро, – произнес Орайя и присел за стол напротив Айи.

Взмах руки – и стены были перекрашены в багровые тона. Эрика приподняла брови и хмыкнула:

– Под цвет моей кожи подбирала?

– Прости, – извинилась Айя и вновь перекрасила стены, на этот раз в темно-зеленый цвет.

– Интересно, я буду каждый день видеть тебя здесь или, может, ты дашь мне передышку? – спросил Кейти, обращаясь к Имайе.

– Успокойся, – ответила Имайя. – Твое поведение вызывает не столько неприязнь, сколько смех!

– Посмейся! Давай! Над детьми смеяться не запрещено! Ты же так ко мне относишься? Как к ребенку?!

– Перестань! – прокричала Имайя, подскакивая со стула. – Здесь не место для выяснения наших с тобой отношений!

– Мне тридцать лет, Имайя, и в своем возрасте я сам могу решить, где, когда и с кем обсуждать свои проблемы! Тебе же хватает наглости заявляться сюда, и, как ни в чем ни бывало, садить свой зад на эти стулья! Может, и салат тебе подать?!

Имайя занесла руку, чтобы ударить его, но Кейти ловко перехватил ее и с силой сжал запястье.

– Остынь, девочка!!!

– Да, как ты…

– Я сказал «остынь»!!! – проревел Кейти, да так громко, что Айя и Эрика невольно пригнули головы.

Имайя с ужасом в глазах смотрела на Кейти. Звук его голоса отразился от стен и проник под ее оболочку, заставив содрогнуться саму душу. Она никогда не слышала, чтобы он так кричал. Чтобы вообще когда-либо кричал на кого-то.

– Все? Закончила? Теперь вернись на место и посади свой зад на стул. Салат я подам.

Кейти отшвырнул ее руку от себя и потянулся к тарелке, наполняя ее до краев. Когда Имайя молча присела обратно, он с грохотом поставил тарелку перед ее носом и так же громко положил вилку на стол.

– Приятного аппетита! – с издевкой произнес Кейти и, развернувшись, покинул кухню.

– Ты куда? – прокричала Айя.

– Не твое дело, – огрызнулся брат и хлопнул входной дверью на прощание.

– Извините… – прошептала Имайя, отодвигая от себя тарелку.

– Бывает, – пожала плечами Эрика и включила чайник.

– Как вам в новом месте? – вежливо поинтересовалась Имайя, просто ради поддержания разговора.

– Мы еще не поняли, – улыбнулся Террей и присел рядом с ней на стул. – Может, расскажешь нам что-нибудь интересное?