Текст книги "Сироты Цаво"

Автор книги: Дафни Шелдрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Жизнь в поселке

Попытка разбить сад отняла у меня не один месяц. У Дэвида был очень красивый сад, и я решила, что мой скоро будет его достойным соперником. Я засеяла лужайку травой, разбила террасы-цветники и засадила их выносливыми, красивыми однолетними петуньями, галадиями и ноготками, посадила яркие бугенвиллии, нежные и ароматные франгипании. До сих пор помню свою радость, когда, проснувшись утром, увидела, как распустились первые цветы. Садоводство в Вои – занятие нелегкое. Вскоре я обнаружила, что ночные гости – водяные козлы и малые куду – по достоинству оценили плоды моих трудов. Зловредные жуки и гусеницы устремились в мой сад со всех сторон. С этими вредителями мне приходилось вести неустанную борьбу. Однако за труды свои я получила вознаграждение – мне все же удалось создать крохотный оазис среди моря сухого кустарника.

После этого все усилия я направила на посадку фруктовых деревьев: бананов, манго, авокадо, и с нетерпением ждала, когда смогу насладиться результатами своих трудов. Особенно гордилась я бананами, которые хорошо принялись и вскоре выбросили мощные гроздья плодов. Оставалось дождаться, когда их можно будет рвать.

И вот однажды ночью, когда я была в доме одна (Билл отправился в рейд на браконьеров), меня разбудил треск ломаемых сучьев. Я вскочила с постели и выглянула в окно. Ночь была темная и на небе виднелся только тонкий серпик луны, но я без труда распознала громадное тело слона, расположившееся ниже террасы в опасной близости от моих бананов. Только чудо могло спасти их. Завернувшись в халат, я кинулась к краю террасы и громко хлопнула в ладоши. Однако, вместо того чтобы испугаться, слон угрожающе качнул головой, хлопнул ушами и приблизился на несколько шагов. Я отступила в дом, мгновенно захлопнув за собой дверь. Прошло не менее десяти минут, прежде чем я решилась еще на одну спасательную операцию. На сей раз, крадучись, выбралась наружу и бросила камень в стоявшую передо мной громаду. Не дожидаясь результата, бросилась назад в дом. Оказавшись в безопасности, я стала с тревогой прислушиваться. После краткого перерыва снова послышался треск. Ошибиться было невозможно – слон слишком увлекся моими бананами, и ничто уже не могло оторвать его от этого приятного занятия. Мне пришлось признать свое поражение и отправиться в постель.

На следующий день рано утром я вышла в сад, чтобы посмотреть, что стало с моим садом после ночного визита. Увы, исчезли знакомые листья бананов – только обгрызанные стволы возвышались на несколько футов над землей, но сбоку, в стороне, я заметила нетронутую гроздь бананов, словно кто-то снял ее с дерева и осторожно положил в сторону. Мне оставалось только поблагодарить слона за внимание.

Наибольшую угрозу саду представляло, однако, нечто другое. У Дэвида был любимец – бушбок, которого объездчик когда-то принес ему совсем крошкой. Его звали Буши. Жил он у Дэвида уже несколько лет и обожал петуньи. Это было очаровательное создание со светло-коричневой шкуркой, с белыми полосами, элегантным белым воротником, с большими бархатными глазами и спиральными рогами. Сердиться на него было невозможно. Как и все сироты Цаво, Буши пользовался абсолютной свободой. Он то исчезал на несколько дней, то появлялся снова у сада, иногда в сопровождении друга. В этом случае он прилагал все усилия, чтобы побудить товарища подойти поближе и познакомиться с нами, но гости всегда были слишком застенчивы, и, оставив свои безнадежные попытки, Буши один изящно шествовал к дому, ласковый и послушный, как всегда. Он вел естественный образ жизни, но никогда не забывал регулярно навещать Дэвида. Скоро я стала ждать его посещений, хотя они наносили ущерб моему саду. Но однажды бедного Буши постигло несчастье. Его тело было найдено за домом Дэвида, у самого подножия холма. Буши убил леопард.

Еще через несколько месяцев я пришла в ужас, увидев, что на некоторых моих цветущих деревьях кора ободрана почти до земли. Я позвала Билла, и он, изучив следы вокруг, сообщил, что здесь побывали дикобразы.

Следующей ночью, услышав в саду странные звуки, я спешно разбудила Билла и попросила выйти посмотреть, в чем дело. Он поднялся нехотя и исчез в ночи. Скоро в саду раздался устрашающий шум и топот ног Билла, преследующего дикобраза, пойманного на месте преступления, когда он сдирал кору еще с одного дерева. Но урок не пошел дикобразу впрок – на следующую ночь он появился снова.

Я пожаловалась Дэвиду на свои невзгоды, и он сознался, что этот дикобраз – тоже один из его приемышей. Он добавил, что я не одинока в своих несчастьях. Многие деревья его сада постигла та же судьба.

Этот странный дикобраз достался Дэвиду следующим образом. Управляющий соседней плантацией нанял специального человека для ловли дикобразов, которые, по его утверждению, вредили посевам сизаля. Ловил он их прямо в норках, ослепляя светом факела. Дело это совсем нетрудное, ибо в норе дикобразы не могут распускать свои иглы. Взрослых особей он убивал, а малышей приносил в Вои и продавал по пять шиллингов за каждого и довольно успешно: мясо дикобразов считается у африканцев деликатесом.

Дэвид был как-то в городе и встретил там этого охотника за дикобразами с двумя детенышами в корзинке. У них был такой несчастный вид, что Дэвид пожалел малышей и купил за десять шиллингов. Он построил им небольшую оградку и сделал внутри нее уютную нору. В мгновенье ока съев предложенное им лакомство, оба дикобраза без промедления исчезли в своем убежище и устроились там как дома. Ночной образ жизни и неудобство обращения с ними приводят к тому, что дикобразы никогда не приручаются полностью, хотя и привыкают к человеку и появляются, когда их зовут, чтобы покормить.

Когда приемыши подросли и уже могли защитить себя, Дэвид отпустил их на свободу. Они немедленно устроили себе резиденцию у подножия холма за домом Дэвида: звери вырыли там великолепную нору. Поначалу они вели себя вполне прилично, но вот как-то один из них обнаружил, что если прогрызть защитную сетку кладовой, то можно без особых усилий получать прекрасный корм. Раз от раза этот дикобраз становился все более нахальным и, наконец, стал по ночам бродить по комнатам и пожирать в столовой все фрукты, какие только мог обнаружить. Если Дэвид просыпался, то брал метелку и выгонял вора через заднюю дверь.

Иногда дикобразы все-таки доставляли Дэвиду немало веселых минут. Он рассказывал, что как-то забыл предупредить оставшегося на ночь друга. А ведь к нему мог пожаловать визитер. Ночью ничего не подозревавший гость проснулся с неприятным чувством, что в комнате кто-то есть. Прислушавшись, он убедился, что мягкий топот лап ему не почудился. Гость вообразил, что это лев. Не в силах выдержать далее такого нервного напряжения, друг Дэвида схватил тяжелую пепельницу и изо всех сил запустил ею в темноту. К его удивлению, никакой реакции не последовало и, естественно, он решил, что лев-людоед забрался в примыкающую к спальне ванную. Собрав все свое мужество, гость Дэвида бросился в темноту. Добравшись до ванной, он с силой захлопнул дверь и, почувствовав себя при этом спокойнее, крепко заснул. Проснувшись на рассвете, гость осторожно подкрался к двери, приложил ухо к замочной скважине и, убедившись, что там царит полная тишина, осторожно приоткрыл дверь – ванная была пуста.

Когда пришел Дэвид, гость в драматических тонах поведал ему о злоключениях минувшей ночи. Хозяин сразу понял, кто был здесь виновником и, конечно же, обнаружил на веранде следы пыльных лап, ведущие к комнате гостя.

Однажды утром я с удовлетворением присутствовала при том, как одного из дикобразов, того самого, который доставлял мне наибольшие неприятности, за его безобразия постигла заслуженная кара. Утром, в половине девятого, я пришла к Дэвиду, чтобы выяснить кое-что по поводу перепечатки.

– Не открывайте дверь в коридор, Вас может ждать там колючая встреча, – крикнул он мне.

Я поинтересовалась, что он хотел этим сказать. Тогда Дэвид слегка приоткрыл дверь, и я смогла туда заглянуть. В углу, свернувшись в клубок, лежал дикобраз. Вид у него был страшно недовольный. Оказывается, Дэвид услышал ночью подозрительные звуки в столовой и застал там этого преступника, занимавшегося поисками фруктов. Он попытался выгнать зверя в дверь, выходящую во двор, но дикобраз бросился в коридор и там, растопырив свои иглы, принял угрожающую позу. Подумав, что настало время преподать зверю урок, Дэвид запер дверь, решив разделаться с грабителем утром. Дикобразу, естественно, заключение не понравилось, и, как только Дэвид ушел спать, он стал немедленно прогрызать себе путь. Если не принять срочных мер, подумал Дэвид, то утром в стене окажется дыра. Вооружившись метелкой, он выскочил в коридор. Но у дикобраза было определенное преимущество – подняв иглы, зверь блокировал весь проход. Тогда Дэвид снова запер его и вернулся в постель. На этот раз дикобраз решил покориться своей судьбе и, обиженный, забился в угол до утра.

В тот день в доме тоже был гость, который проспал все эти события. Когда я пришла, дверь в его комнату оказалась приоткрытой и оттуда доносился раскатистый храп. Дэвид не смог устоять перед соблазном. Призвав на помощь слугу, он вытащил дикобраза из коридора и направил его в комнату гостя. Зверь стрелой промчался в ванную и забился под раковину. Мы тихо закрыли дверь и стали с нетерпением ждать результатов.

Приблизительно через полчаса мы услышали вопли. Из двери выскочило чудище с всклокоченными волосами, растрепанными громадными усами и срывающимся голосом сообщило, что какой-то дикий зверь забрался к нему в ванную. Он был поражен и страшно возмущен, когда в ответ раздался наш дружный хохот. В свою очередь дикобраз стал проявлять крайнее беспокойство: ведь здесь было так светло, а он оказался далеко от своего дома. Мы вытащили его и преследовали всю дорогу до норы. Этот случай пошел дикобразу на пользу, никогда больше он не пытался проникнуть в дом и переключил свое внимание на поселок объездчиков.

Несколько месяцев спустя мы заметили, что семья дикобразов выросла, и теперь по вечерам цепочка зверьков часто катилась мимо, направляясь к поселку объездчиков, где они могли рассчитывать поживиться отбросами.

Первое время в Цаво я не пропускала ни одной даже самой маленькой возможности выбраться из поселка и узнать что-либо новое о жизни парка. Я видела чудо преображения природы с началом дождей. Много часов провела я, любуясь несказанной красотой тысяч диких цветов, которые, казалось, расцветали в одну ночь, а вместе с ними мгновенно появлялись тучи ярко расцвеченных и порхавших повсюду бабочек. Я видела сказочную картину, которую представлял собой буш, сплошь покрытый, словно снегом, ковром белых цветов и вьющихся растений. Я слышала ни с чем не сравнимое кваканье бесчисленных лягушек и жаб, разбуженных от долгой спячки потоками воды, заполнившими русло реки. Я видела, как иссушенные жарой остатки водоемов, покрытые плотной корой растрескавшейся грязи, неожиданно заполнялись водой и становились настоящим раем для множества птиц – нильских гусей, уток, цапель, колпиц и священных ибисов. Гораздо менее приятным было другое открытие: с первым ливнем буквально из ничего появлялись мириады насекомых всех видов, форм и размеров. Они тучами вились вокруг лампы, не давая возможности спокойно сидеть, читать или просто открыть вечером окно.

Мне никогда не казался утомительным путь до Муданды, который нужно было преодолеть, чтобы полюбоваться на стада слонов, собирающихся на берегу озера у подножия этой гряды скал. Я могла часами слушать Билла и Дэвида, когда они обсуждали особенности поведения слонов. От них я узнала, что в основе жизни слонов лежит матриархат, что стадо состоит из нескольких небольших семей, обязательно возглавляемых слонихами. Самцы живут вне стада и допускаются туда только в определенные периоды, а потом уходят. Наблюдая за слонами, я убедилась, что слонихи и маленькие слонята редко купаются, глубоко в воду заходят только подростки. Они очень любят устраивать там шумную возню, а иногда уходят в воду с головой так, что на поверхности виден только кончик хобота, напоминающий перископ подводной лодки. Когда они затевают свои шутливые драки и поливают друг друга водой, то очень напоминают толпу шаловливых мальчишек. Интересно посмотреть, с какой исключительной вежливостью ведут себя слоны при встрече разных стад, как одинокие слоны неспешно прогуливаются вокруг озера, поглядывая на проходящих слоних, точь-в-точь как холостяки посматривают на девушек, мысленно подбирая себе невесту. Слоны-соперники всегда внимательно оценивают друг друга, и тот, у кого клыки меньше, без спора уступает дорогу. Не менее занимательно и то, что «интересные» слонихи всегда становятся супругами слонов с большими бивнями, хотя их прежние поклонники не оставляют попыток исподтишка увести своих дам, оставаясь, тем не менее, на безопасном расстоянии от грозного соперника.

В Муданде было множество и других интересных животных, которых мы изучали, когда внизу наступало временное затишье. Дэвид показал мне крохотных, изящных креветок, носившихся на мелководье в небольших озерках, словно стаи подводных бабочек. Под карнизами нависших скал мы встречали колонии летучих мышей, отличающихся необычайным разнообразием видов; вися вверх ногами, они постоянно вращали своими крохотными головками, стремясь уловить малейший звук.

С каждым посещением Муданды я узнавала что-то новое, но всякий раз понимала, как много еще остается непознанного мною. Возвращаясь домой с громадным букетом пышных диких фиалок, набранных среди скал, я чувствовала себя очень маленькой и незаметной, понимая, что мы представляем собой лишь нечто ничтожно малое в величественном храме природы.

Браконьерство

Браконьерство в Восточном Цаво причиняло Биллу и Дэвиду множество хлопот. Объездчики постоянно доносили, что почти у каждого водопоя они находят шкуры, запасы мяса и тайники со слоновой костью. Следы вокруг водоемов позволяли четко восстановить все происходившее.

Браконьеры пользовались богатым арсеналом средств: отравленными стрелами, всевозможными капканами, ямами-ловушками и самым ужасным из них – проволочными петлями. Меня всегда поражало, что люди способны причинять такие страшные муки созданиям, которые не хотят ничего другого, кроме спокойного существования.

Много раз я слышала рассказы егерей, которым приходилось пулей прекращать мучения несчастных жертв. Слышала я о жирафе, медленно задыхающейся в проволочной петле; об антилопе, умирающей от жажды в яме; о леопарде с лапой, раздавленной железными зубьями капкана, и о крохотной антилопе дик-дик, самой маленькой из антилоп, тратившей свои последние силы на отчаянные попытки выбраться из семифутовой ямы. Каждый раз она доставала до ее края и падала без сил на дно. Этой крошке повезло больше, чем другим, – ее спас наш патруль. Я слышала о слонах с хоботом, поврежденным петлей, которые после этого не могли самостоятельно питаться. Мне рассказывали о многочисленных слонах, схваченных проволокой за ногу. Их мучительная агония длилась месяцами. Раненая нога гноилась, ее разъедали личинки мух и так продолжалось до тех пор, пока слон, будучи не в силах сделать следующий шаг, не падал и не погибал медленной смертью под палящими лучами солнца.

Хотя я и слышала об этом много раз, но всегда, когда видела муки зверей своими глазами, мне становилось скверно на душе и очень стыдно за людей.

Однажды утром один из туристов сообщил, что встретил слона, тащившего за собой обрубок ствола с проволочной петлей, в которую попала его задняя нога. Мы тут же помчались на поиски животного. За одним из поворотов внимание Дэвиса привлекло какое-то движение в кустах. Остановив машину, он зарядил свое ружье 416-го калибра. Затем Дэвид дал знак быстро следовать за ним. Мы тихо подкрались к слону и, когда он вышел на открытое место, я замерла при виде ужасного зрелища. Морда несчастного животного выражала страдание, он вяло качал хоботом и тяжело дышал. Нога его представляла собой кишащую массу червей и синих мясных мух; зловоние было страшное. Время от времени с чрезвычайным усилием, которое причиняло ему мучительную боль, слон делал очередной шаг и останавливался, опустив голову, чтобы набраться мужества для следующего шага.

При каждом движении петля, к которой был привязан громадный кусок дерева, все глубже врезалась в разлагающееся мясо, а мухи взлетали с жужжанием, напоминая рой раздраженных пчел, и снова садились, облепляя рану темным облаком. Я закрыла лицо руками, не в силах смотреть на несчастное животное, и благословила гром выстрела Дэвида, избавившего слона от страданий.

По границам парка лежали территории, населенные африканскими племенами, но только одно или два из них были тесно связаны с браконьерами, которые вели с охраной парка самую настоящую войну. Одни браконьеры считали охоту всего лишь побочным занятием, ею они занимались только тогда, когда был собран урожай и им становилось нечего делать. Другие – были профессионалами и никакой другой работы не знали. Они считались высококвалифицированными специалистами своего дела, и поймать их было делом очень трудным. Они знали, где проходят звериные тропы, где найти воду даже в разгар сухого сезона, у каких растений съедобны плоды и корни. С большим луком и отравленными стрелами они могли долгое время жить в чаще, не имея никакого другого снаряжения, кроме горшка для варки пищи, одеяла и своего оружия. Даже на спички они смотрели, как на ненужную роскошь, так как добывали огонь дедовским, традиционным способом: закругленный конец палочки из дерева твердой породы вставляли в тщательно выделанное углубление в дощечке из мягкого дерева, палочку быстро вращали между ладонями, пока дерево не нагревалось настолько, что дощечка начинала тлеть. Древесную пыль ссыпали затем в лунку, проделанную в комке сухого слоновьего помета, который может тлеть часами; поэтому его всегда можно носить с собой и, когда потребуется огонь, стоит лишь подуть на тлеющий помет, как пламя пробуждается к жизни.

Обычно браконьеры действовали небольшими группами – от трех до восьми человек, создавая себе тайные базы в ключевых пунктах. Причем тайники эти иногда делались очень искусно. Для тайника, как правило, выбирали густую заросль кустарника, посередине расчищали площадку, устраивали два или три выхода и копали удобную, надежно скрытую от глаз землянку. Такие тайники были хорошо известны браконьерам (имели даже свои названия) и в течение ряда лет служили базой разным группам, пока их случайно не находили патрули. Добытые бивни слонов и рога носорога закапывали до конца охоты, затем доставляли в селения, где и сбывали скупщикам слоновой кости.

Большая часть профессиональных браконьеров – охотников на слонов и носорогов – принадлежала к небольшому племени лиангулу, жившему в четырех или пяти небольших деревеньках вдоль восточной границы парка. Это были жизнерадостные, очень приятные люди, имевшие, однако, слабость к выпивке, и все, что они добывали продажей своих охотничьих трофеев, исчезало очень быстро.

Главные браконьеры были нам хорошо знакомы, но арестовать их оказалось почти невозможно. При первом же намеке на опасность они покидали границы парка, а преследовать их дальше патрули не имели права. Стало очевидно, что если егеря не получат разрешения преследовать нарушителей за пределами парка, то контролировать их действия нам не удастся и, более того, под угрозу будет поставлено само существование парка как заповедника для животных.

К счастью, нашлись люди, которые понимали опасность создавшегося положения и развернули широкую кампанию по охране природы. Большую роль в пропагандистской работе среди населения сыграло общество защиты диких животных Кении, а его председатель – Ноэль Саймон стал нашей главной опорой. Благодаря его исключительному энтузиазму и энергии собрали средства для найма людей, необходимых для эффективной борьбы с браконьерами. Значение его вклада в успех всей кампании нельзя переоценить.

К концу 1956 года были укомплектованы еще два полевых отряда, уже накопившие тот же опыт, что и наш старый отряд, кстати сказать, тоже увеличенный. Полиция предоставила в наше распоряжение легкий самолет для поддержки действий наземных патрулей и прикомандировала офицера, который имел право на составление протоколов и мог обеспечить содержание арестованных. Армия передала нам несколько радиостанций для связи между полевыми группами и центром управления в Вой, а также портативные станции для связи групп между собой и с самолетом поддержки.

Мой брат Питер, служивший до последнего времени в Западном Цаво, был переведен в помощь Биллу, возглавившему наш прежний полевой отряд, который на время кампании получил наименование «силы Вой». Хью Месси и Дэннис Кэрни были назначены командирами одного из основных отрядов, а Дэвид Браун и Дэвид Маккейб – другого. Мой скромный вклад состоял в том, что я исполняла секретарские обязанности и вела картотеку. На каждого браконьера, который становился нам известным, заводилась особая карточка. Во время допроса задержанных все, что мы узнавали о деятельности каждого из них, а также их товарищей, записывалось. При аресте мы фотографировали браконьера и прикрепляли его снимок к карточке «деяний». Благодаря этой, в общем-то простой мере, любой браконьер довольно легко нами опознавался.

Штаб в Вон действовал весьма активно, и, по мере того как перед нами проходил постоянный поток задержанных, наша информация становилась все полнее и содержательнее. Опираясь на ее анализ, устраивали засады на браконьеров и торговцев слоновой костыо. На это горячее время были приостановлены работы по развитию парка. Буквально все имеющиеся силы собрали в кулак и бросили на борьбу с браконьерством.

Естественно, что Билл бывал при этом дома только наездами, и я неделями оставалась одна. Джилл исполнилось уже два года. Я наняла няню-африканку, чтобы она присматривала за ребенком и играла с ним в саду, пока я на работе. За время моего одиночества случилось одно не совсем обычное происшествие. Жизнь продолжалась, а так как я жила в Цаво, месте довольно своеобразном, то время от времени здесь происходило что-либо из ряда вон выходящее.

Однажды я была приглашена на ужин и около десяти часов вечера возвращалась домой. В глубине души я всегда боялась приходить домой поздно, так как мой сад не был ничем огорожен. За террасой он переходил прямо в заросли, и всегда можно было ожидать, что голодный лев прыгнет на меня из-за цветущих кустов, окаймлявших дорожку от стоянки машин до дома. Возвращаясь вечером домой, я каждый раз невольно ускоряла шаги, подгоняемая неприятным ощущением, что за мной кто-то пристально следит. В конце дорожки у ступенек дома я, как правило, почти бежала, все время думая о том, что рабочие, проходившие несколько месяцев назад вечером за домом Дэвида, столкнулись со львом и были вынуждены искать убежища на веранде. Пробегая на этот раз по ступенькам, я заметила, что окно моей спальни разбито и осколки усеяли весь пол. Это меня неприятно озадачило, и, проверив, как спит в своей кроватке Джилл, я вышла наружу, чтобы осмотреть все повнимательнее. Меня беспокоила судьба моей кошки, сиамской полукровки Люси, которая любила сидеть на подоконнике. Ее нигде не было видно, и я начала думать, не утащил ли ее филин, разбив при нападении окно. Я осмотрела дом и вышла в сад. «Люси, Люси…» – звала я кошку, но ни один звук, кроме моего голоса, не нарушал тишину африканской ночи. Наконец я оставила свои попытки и отправилась спать, моля бога, чтобы Люси вернулась домой как обычно к утреннему чаю.

Едва алые лучи солнца окрасили небо, как я открыла дверь и, к моему великому облегчению, увидела Люси, мчащуюся через полянку, чтобы радостно меня приветствовать. Но тут же я заметила, что висевшие на веранде оленьи рога – трофей, привезенный Биллом из последней отпускной поездки в Шотландию, – повернуты куда-то в сторону. Я поправила их, и тут мне бросились в глаза глубокие царапины на стене пониже рогов. Это меня еще больше удивило, и я вышла в сад посмотреть, нет ли там еще каких-либо следов. Действительно, на мягкой земле цветника отчетливо виднелись отпечатки громадных лап льва.

Я рассказала об этом Дэвиду, и он решил осмотреть все сам. Судя по следам, лев несколько раз обошел вокруг дома, прыгнул на веранду, рванул когтями по стене, видимо, с целью сорвать рога, и при этом случайно разбил стекло в окне спальни.

– Вы думаете, он сделал это из любопытства? – спросила я Дэвида нерешительно.

– Да нет, скорее от голода, – последовал ответ, который меня совсем не успокоил.

Только через пару недель я решилась снова выйти из дома вечером. А через несколько месяцев произошел еще один инцидент, опять-таки сильно меня взволновавший.

На сей раз я была приглашена на барбекю [4]4
  Барбекю – праздник на открытом воздухе; угощением часто служит зажаренная целиком туша крупного домашнего или дикого животного. – Прим. пер.


[Закрыть]и, уходя, оставила на веранде лампу, чтобы отпугивать ночных мародеров. Подъезжая к дому, я заметила, что свет не горит. Посидев в машине и прислушавшись, я наконец набралась храбрости, чтобы преодолеть дорогу к дому. Все было тихо, и я стрелой помчалась к веранде. То, что я там увидела, буквально меня потрясло. Лампа разбита, кресла перевернуты и даже стол лежал на боку. Решив, что здесь скорее всего напились и передрались слуги, я помчалась к машине и поехала за Дэвидом. Он сразу же пошел к нам. Слуги объяснили Дэвиду, что весь этот погром учинил лев, загнав на веранду водяного козла. Расследование на месте подтвердило правоту их слов. Действительно следы копыт водяного козла, едва заметные на бетоне дороги, были отчетливо видны на веранде. Льва же, очевидно, напугала разбившаяся лампа, ибо его следы вели от веранды в противоположную сторону. Водяной козел скорее всего примчался к дому в поисках спасения.

Мне и раньше довольно часто приходилось слышать, как дикие звери, когда им не остается ничего другого, ищут помощи у человека. На территорию госпиталя в Вои забежал как-то малый куду, таща за собой обломок дерева, привязанного к проволочной петле, охватившей шею животного. Здесь антилопа спокойно легла на автомобильной стоянке, не обращая никакого внимания на шумную толпу африканцев, привлеченных столь необычным зрелищем. О несчастном случае с куду сообщили в полицию, и вскоре на место происшествия прибыл помощник дежурного офицера. Подойдя к антилопе, он был крайне удивлен тем, что она не оказывала никакого сопротивления, пока снимали петлю с ее шеи. Полицейский еще больше удивился, когда антилопа, избавившись от ловушки, неожиданно вскочила на ноги и мгновенно исчезла в кустарнике, очевидно, вполне удовлетворенная результатом своего эксперимента.