Текст книги "Слишком много колдунов(СИ)"
Автор книги: Цокто Жигмытов
Соавторы: Ч. Цыбиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
– Почему это недопустимо? – обиделся и Жак.
Перед входом в театр была толпа. Друзья выбрались из экипажа.
– Дело новое, – заметил Аслан, – модное.
– А что это такое вообще – мюзикл? – спросил Питер, поправляя галстук и напуская на себя светски небрежный вид. Аслан пожал плечами, вопросительно посмотрел на Жака.
– Мюзикл, в общем, там ээээ… музыка, – сказал Жак.
– Так, – сказал Аслан.
– И там… ээээ… актёры.
– Я верю в тебя, друг мой, – сказал эвакуатор. – Продолжай.
– И актрисы, – помог Питер.
– И актрисы, – повторил Жак. Он смотрел на гигантскую афишу с названием мюзикла и смутным женским силуэтом.
– В общем, мюзикл, – сказал Аслан, – это когда актеры и актрисы на сцене что-то делают под музыку.
– Поют? – спросил Питер.
– Ммммм, – замотал головой Жак. – Она там не поёт, а как бы говорит.
– Танцуют?
Жак произвел сложное движение плечами.
– Месье Делакруа!
К ним приближался барон Дебатц, наряженный по последней моде. Узкие штаны в чёрно-серую полоску, сюртук с пышными рукавами, белые перчатки в чёрную стрелку, бежевый платок на шее, цилиндр и трость, подобранные в тон – настоящий герой нового времени, романтический отшельник и воплощение успеха. Жак, прищурившись презрительно, смотрел мимо него, внезапно осознав, что со вкусом подобранная одежда – вовсе не такое уж достоинство, как ему казалось раньше.
– Господин барон, – произнёс он, едва шевеля губами.
– Рад видеть вас всех среди поклонников таланта нашей Нони, – произнёс Дебатц как ни в чём не бывало. – Вы, надо полагать, капитан аль-Джазия. Наслышан. Я барон Дебатц, всегда к вашим услугам.
Аслан, ничего не понимая, коротко поклонился. Барон обратился к Жаку.
– Насколько я слышал, вы по-прежнему стоите на своём?
– О, господин барон, – светски усмехнулся свободный финансист. – Увольте меня от разговоров о делах. Предадимся же неге искусства сегодня вечером.
– Впрочем, – продолжил Жак неожиданно и совершенно другим голосом, – я действительно стою на своём, и если вам мало стряпчих нашей гильдии, то, возможно, сам господин министр Кокен в скором времени возымеет к вашему ведомству несколько вопросов.
– Вы, пожалуй, правы, – ответил барон Дебатц медленно и без улыбки. – Предадимся магии сцены и неге искусства. Всего хорошего, господа.
– Про что он говорил? – спросил Питер встревоженно. – Опять про дом?
– Не обращай внимания, – хмуро сказал Жак. – Сволочь, он сказал «нашей Нони».
– Куда он пошёл? – задумчиво произнёс Аслан, глядя вслед барону. – Вход же не там. Он что, так вырядился, чтобы с тобой поговорить?
– Он думает, что премьера провалится, – предположил Питер.
– Я нанял три дюжины клакёров, – мрачно сказал Жак. – Она не может провалиться.
– Это те, кто будет хлопать? – догадался Аслан. – А Нони знает?
– Да, – произнёс Жак в пространство. – Всё же не зря у вас, эвакуаторов, изображена молния на эмблеме. Ты регулярно поражаешь меня примерно с той же силой и неожиданностью.
– Это не молния, – начал было объяснять Аслан, но не успел. От толпы отделился невысокий полный человечек, чьи вертлявые манеры и некий налет сальности мгновенно выдавали в нем мелкого театрального деятеля. Человечек направлялся к ним; лицо Жака потемнело.
– Какая честь, какая честь! – закричал он еще издали. – Пройдемте со мной, пройдемте со мной! Вас уже ждут, вас уже ждут!
И, не добежав до друзей, он развернулся и помчался в толпу, расталкивая людей. Друзья поспешили за ним, Жак отстал, будто задумавшись.
– Интересно, он всегда всё два раза повторяет или это только для Аслана? – подумал Питер вслух. Эвакуатор ткнул его кулаком в спину.
Их долго вели какими-то коридорами, и чем дальше они шли, тем больше людей им встречалось, они с трудом следовали за вертлявым типом, фамилия которого была Равайи. Разумеется, буквально через три поворота тип потерялся. Исчез. Друзья встали, задумчиво разглядывая окружающую действительность, изредка поглядывая на Жака; и действительность, и Жак их игнорировали. Трудно придумать состояние глупее и беспомощнее, думал Питер, чем когда ты стоишь за кулисами, брошенный полузнакомым типом, который обещал тебя провести и всё устроить, но забыл на полпути. Они стояли спинами друг к другу, словно обороняясь – а вокруг них носились люди в масках, в гриме, в лёгких пестрых костюмах, а порой и почти без одежды – эти пробегали без тени смущения, более того, Питеру показалось, что они даже рады такой возможности.
Равайи вынырнул из обтекающего их людского потока совершенно неожиданно.
– Сюда, сюда, – его голос слегка сел, видимо, пришлось покричать.
Места оказались превосходными – второй ряд над партером, подъём амфитеатра. Именно сюда в любом театре садятся знатоки, желающие в полной мере насладиться спектаклем; билеты сюда не продавались, а доставались, причём порой с большим трудом. Здесь громкое звучит громко, а тихое – тихо; здесь собираются критики, здесь садятся инкогнито авторы из конкурирующих театров, здесь сажают серых кардиналов, меценатов мира искусства. Наши друзья не были ни знатоками, ни инкогнито, ни тем более серыми кардиналами, поэтому всё это им было совершенно безразлично. Равайи вручил Жаку, который упорно смотрел сквозь него, листочек цветной бумаги и исчез.
– …Значит, она уже шьёт шляпку для этого… как его, – шептал Жак через минуту, поглядывая то на сцену, то в листок. – Суть в том, что она смертельно больна.
– И ты молчал! – возмутился Аслан. Он впервые в жизни был в театре.
– Тихо, чёрт тебя дери. Не она сама, а та, кого она играет. Шарлотта. А этот старый тип – с ним у неё будет любовь.
– О мой бог, – раздельно произнёс Питер. – Как ты это допустил?
Он бывал в театре, но упустить такой возможности не мог.
– Это театр, придурки. Мюзикл!
– …А что они сейчас делают?
– Он эээ… уговаривает её надеть шляпку.
– Его шляпку?
– Да нет, дьявол, шляпа была не для него, а для неё.
– А чего он её уговаривает?
– Ну она не знала об этом.
– Не знала, что это её шляпка?
– Тихо ты. Да, не знала. Он сказал, что это для другой женщины.
– А зачем ей шляпка другой женщины?
– Он соврал ей! Он сказал, что заплатит ей кучу денег, чтоб она сделала хорошую шляпку, она сделала, а он вручил шляпку ей.
– Мда. Шляпка точно хорошая или у нас просто места такие?
– Убью.
– …А сейчас он что делает?
– Он танцует с ней. Ой, нет. То есть да. Ну в общем, тут написано, что они танцуют.
– А что у него с ногой? Там написано что-нибудь про ногу?
– Похоже, что она не очень довольна.
– Кто – нога? Или Нони?
– …О! Он отдал ей часы.
– Ах он проклятый богач.
– Зачем ей часы?
– Часы тоже не для неё, видимо – да, Жак? Я, кажется, начинаю понимать основную идею.
– Аслан, ты баран.
– Не кипятись.
– Прости, но я правда нервничаю.
– А при чём здесь я?
– При том, что ты баран!
– Тихо. Дай сюда. Я буду читать.
– Здесь есть гнилые фрукты?
– Жак, зачем тебе?
– Так, знаешь ли. Захотелось гнилых фруктов. Поувесистее.
– …Ну что там?
– Жак, тебе не стыдно? Ты же ходил на репетиции.
– Да, ты должен наизусть знать.
– Да я тоже перестал понимать, что происходит.
– Почему он так долго ищет врача?
– Ага, врача. Он хочет её вылечить.
– Это что, так трудно – найти врача?
– Видимо, да.
– Она же всё равно умрёт. Зачем ей врач?
– Аслан.
– Им что, не досталось этих листочков? Они умеют читать?
– Аслан!
– Всё, молчу, молчу.
– …В общем, он её любит, но она всё равно умрёт. Но он станет лучше.
– Перестанет корчить такие тупые рожи? Или просто помолодеет?
– Нет, станет чище душой. Признает своего ребенка.
– У них уже есть ребенок? Чёрт, я всё проспал.
– Придурки. Это ребенок от предыдущего брака. Вон та, рыжая.
– Старшая жена? Ничего, симпатичная.
– Нони говорит: редкостная стерва и потомственная шлюха.
– Ну разумеется. Люди искусства.
– Богема.
– …В общем, вроде всё. Сейчас она споёт песню умирающей девушки. А он споёт прощальную партию. Больше она на сцене не появится.
– А её будут вызывать на бис?
– Мёртвую?
– Аслан!!!
Когда Нони стала выходить вместе с труппой на бис, Жак встал и пошёл к проходу, где оставил свою корзину с цветами.
– Пойду поздравлю её с премьерой, – сказал он хмуро. Питер и Аслан кивнули. Надо будет осторожнее шутить с ним, что ли, подумал Аслан.
Через несколько минут они наконец выбрались в вестибюль театра. У выхода была толпа, и они решили не торопиться, тем более что надо было подождать Жака, чтобы всем вместе ехать домой. Неожиданно в них врезались двое мужчин, Питер гневно обернулся, но увидел на их лице такое искреннее сожаление, что не стал затевать скандал и кивком принял их извинения. Аслан тоже отнёсся к столкновению спокойно, лишь проводил их долгим взглядом.
– Знакомые, что ли? – осведомился Питер.
– Вроде нет, – сказал эвакуатор. – Одежда какая-то странная.
– Одежда как одежда, – произнёс Питер, разглядывая спины. – Обычная. Как у всех.
– В том-то и дело, – непонятно сказал Аслан. – Ну где он ходит.
Питер полез в боковой карман за платком – становилось жарко.
И замер.
– Что такое? – Аслан поднял бровь.
Питер медленно и осторожно вытащил из кармана продолговатый предмет, обернутый в тряпку. На грубой ткани медленно, но явственно проступала тёмная жидкость.
У входа раздался крик:
– Вот они!
Аслан и Питер посмотрели туда и увидели шлемы уличного патруля: полицейские пробивались в их сторону, и вне сомнения их целью были либо Питер, либо Аслан, либо они оба вместе. Друзья одну секунду смотрели друг на друга, затем Питер выдохнул:
– Жак.
Аслан, оттолкнув локтём какого-то подвернувшегося господина, рванулся обратно к зрительному залу; Питер последовал за ним. Пока он бежал, он слегка развернул тряпицу на ходу и глянул, что ему подбросили. Это был нож, и лезвие его было в чёрной крови по самую рукоятку.
Они увидели Жака сразу, он стоял на сцене среди поздравляющих и поклонников рядом с Нони, в руках у которой был огромный букет, а ещё несколько букетов поменьше, в том числе и корзина Жака, лежали рядом на сцене. Нони сияла, улыбаясь и кивая поздравлениям, а к Жаку подбирался тот же самый тип в сером, что толкнул Питера – или очень на него похожий. Жак его не видел, он смотрел лишь на актрису.
– Жак!!! – заорал Аслан, свободный финансист вздрогнул и завертел головой, но было поздно – тип уже стоял у него за спиной и сунул руку за пазуху. Питер перехватил свою трость пониже рукоятки, коротко размахнулся и швырнул её на манер копья. Реакция у Жака была отличной – он заметил резкое движение Питера и инстинктивно наклонился, трость, криво вихляя в полёте, просвистела сбоку и слева над его головой и ударила набалдашником в плечо серого типа. Тип дёрнулся и споткнулся, в падении схватившись за какую-то актрису и сорвав с неё и без того скудную одежду, быстро вскочил и исчез в кулисах.
– Я за ним, – бросил Питер и несколько шагов ему удавалось держать спину гада в поле зрения, но сбоку вынырнул кто-то и сшиб его на всём лету; они вместе закатились в кулисы, обрушили и намотали их на себя. Раздался истошный визг внезапно обнажившейся актрисы, подхваченный всеми остальными. Поднялась суматоха.
– Полиция! Полиция, – орал человек, сбивший Питера. Питер рывками выбрался, отошёл, огляделся. Типа в сером видно уже, разумеется, не было. Подбежал Аслан, за ним Жак, с удивлением наблюдая за полицейским, боровшимся с кулисами.
– Ушёл, сволочь, – сказал Питер.
Полицейский выбрался из ткани и сразу же закричал:
– Вы арестованы по обвинению в убийстве!
– В убийстве кого? – устало спросил Питер. Он стоял, уперевшись руками в колени, восстанавливал дыхание.
– В убийстве Жака Делакура, – менее уверенно ответил блюститель порядка. Он увидел всех троих друзей, мрачно глядевших на него.
– Не Делакура, а Де-лак-ру-а, – раздельно, по слогам, произнёс Жак. – Это я.
– Как видите, жив и здоров, – сказал Аслан.
Через несколько минут разбирательств они поняли, что много вытрясти из юного патрульного не удастся. Его начальство было здесь, но только что почему-то уехало, и этот факт немало обескуражил и самого полицейского. Кто им сказал, что Жак Делакруа убит, он не знает. Он получил приказ – арестовать Питера Кэтфорда и Аслана аль-Джазия за убийство по горячим следам, и выполнял его как мог. На этом месте полицейский внезапно осознал, что его допрашивают, и немедленно ощетинился, но друзья уже узнали всё, что им было надо.
– Дебатц, – сказал Жак быстро. – Надо ехать домой, скорее.
– Эй, стойте, – неуверенно сказал полицейский. – Вы поедете со мной.
– Что происходит? – произнёс женский голос с лёгким акцентом.
Это была Нони, она по очереди оглядывала всех четверых.
– Нони, – сказал Жак. – Нам надо срочно домой. Я приду позже.
– Даже так, – произнесла актриса, глядя ему в глаза. – Это из-за меня, да?
– Нет, нет, – Жак замотал головой. – Я скоро вернусь. Пошли, скорее!
– Стойте, – прикрикнул полицейский уже увереннее. – Вы никуда не пойдётё.
Нони распахнула свои бездонные глаза и повернулась к нему.
– Господин офицер, может быть, я могу вам помочь?
Её голос был негромким, и Питер слышал его много раз, но всё равно мурашки пробежали по его спине, а сердце замерло на несколько секунд. Юный патрульный окончательно впал в ступор, не отрывая взгляда от обнажённых плеч примы. Жак коротко сморщился и дёрнул Аслана за рукав.
– Пошли уже.
Экипаж им удалось поймать не сразу, пришлось перейти на другую улицу. Жак назвал адрес и молча сунул деньги извозчику вперёд. «Плохая примета, не к добру» – пробурчал кучер, но деньги, разумеется, взял. Ехали молча, вглядываясь вперёд, в темнеющие улицы.
– Что происходит-то вообще? – требовательно произнёс Аслан.
Питер коротко рассказал ему про Геркулеса Мюко, про три обвинения, про Дебатца и про свой дом. Аслан шевельнул желваками.
– Дознавателем стал… Ясно. Значит, так они распределяют… недвижимость и активы.
На Жака он при этом смотрел без вызова и злорадства, и не было в его голосе сарказма, просто констатация факта. Свободный финансист глянул на него и кивнул хмуро; отвечать ничего не стал. Когда выехали на Рю де ла Пэ, Жак заметил в руках Питера тряпку с ножом:
– Это что?
Питер показал ему окровавленный нож.
– Дела, – сказал Жак. – Надеюсь, это не человеческая кровь.
– Может, свиная, – с отвращением произнёс Аслан. – Она похожа, говорят.
Питер угрюмо кивнул.
– Приехали, – сказал извозчик.
Все трое быстро выскочили из фиакра.
– Дверь, – сказал Питер негромко.
– Вижу, – ответили ему Жак и Аслан одновременно. Дверь была не просто открыта, а сорвана с верхней петли и висела на нижней, бросая на крыльцо косую колышущуюся тень от зажжённого внутри света. Питер уже перехватывал трость поудобнее, Аслан закатывал второй рукав, Жак слегка отстал.
Питер заскочил на крыльцо бесшумно, заглянул.
Вроде чисто. Отодвинул дверь, вошёл и застыл.
– И когда только успели, – сказал Аслан у него за спиной.
Картина полного разрушения предстала их взору. Со стен были содраны обои, кое-где пробита штукатурка до кирпича. Паркет выломан в нескольких местах, кресла распотрошены, с камина содрана облицовка и отколото несколько кусков. Столик и стулья были перевернуты, перила на второй этаж оторваны, несколько ступенек выдраны с гвоздями. Питер, часто моргая, с усилием поднял взгляд наверх. Двери всех четырех комнат были выбиты, включая комнаты Жака и Аслана.
– Они что-то искали, – сказал Аслан, глядя на своих друзей по очереди.
– Да я уж понял, – злобно сказал Питер. – Дверь-то зачем ломать. Вот же записка: «Ключи у мадам Потье, на соседней улице».
– Торопились, – хмуро ответил Аслан.
Жак быстро прошёл мимо них и забежал по лестнице в свою комнату.
– Дьявол! – раздался его злобный крик. Питер и Аслан переглянулись и уже через секунду были рядом с ним. Жак с видом полнейшего отчаяния шарил в тайном кармане, оборудованном в крышке его сундука с одеждой. Затем, поняв, что тайник пуст, он захлопнул крышку, сел на сундук и покачал головой отрицательно.
– Документы пропали, – сказал Питер утвердительно и спокойно.
Жак кивнул.
Некоторое время царила тишина.
– Всё равно спасибо тебе, – сказал Питер.
Финансист с мрачным удивлением посмотрел на него и вздохнул.
– Надо было и правда отнести их нотариусу.
– Вы про что? – медленно проговорил Аслан.
– Сначала Дебатц хотел отобрать дом у Питера с помощью Геркулеса и полиции, – объяснил Жак неохотно. – Затем, когда я навешал ему лапши с три короба, он решил, что на дом положила глаз наша Торговая гильдия. А это уже серьёзнее.
– А! – сказал Аслан.
– Да, серьёзнее, – досадливо ответил куратор королевской службы поставок. – И тогда он решил устранить всех, и захватить документы. Наполовину ему это удалось, как видим… Если бы меня убили, то вас посадили бы в тюрьму, где у него всё схвачено. На разбирательстве в комиссии преимущество у того, у кого на руках документы. Ну а выбить нужную подпись из Питера в тюрьме – это не проблема.
Некоторое время царила тишина. Питер и Аслан смотрели на свободного финансиста и молчали.
– Хоро-ошенькие у вас методы приватизации активов, скажу я тебе, – проговорил эвакуатор наконец. – Прямо лихо. Очень лихо.
– Мы так не делаем, – сумрачно ответил Жак, но в глаза друзьям он не смотрел. – Это они.
– И что, это всё из-за одного моего дома? – спросил Питер, оглядывая комнату.
– Не совсем, – сказал Жак. – Дом этот, Пит, извини, никакой ценности не представляет. Но земля, на которой он стоит, практически золотая.
– Точно, – сказал Аслан. – Это же последний жилой дом на этой улице. Больше нет, сплошные ювелирные лавки.
– Этажей мало, чердак нежилой, – добавил Жак. – Неслыханное расточительство. Пит, что…
– Чердак, – выдохнул Питер и рванулся из комнаты.
6
В городе Лютеции, носившем когда-то имя Париж, была поздняя ночь или очень раннее утро. В доме семнадцать на Рю де ла Пэ, за кое-как прилаженной к косяку дверью, в покорёженных креслах сидели трое друзей; рядом валялось несколько оплетённых бутылей. Обычно они не бросали их под ноги, но вокруг царил бардак, а давно ведь замечено, что именно разгром и беспорядок сильнее всего способствуют падению требовательности к себе.
– Маленькая девушка, совсем крохотная, – говорил Питер. Его глаза одновременно и косили, и не косили; кажется, он уже был основательно набравшись.
– Ты опять, – сказал Аслан. Они с Жаком обменялись взглядами, полными комического отчаяния. – Жак, он опять.
– Мда, – сказал финансист. – Признаю, идея насчёт опустошить запасы напоследок, похоже, оказалась не самой удачной.
– А я сразу предупреждал, – с достоинством сказал мусульманин. – Заливать неприятности вином, пусть даже очень хорошим…
– Если она позволит взять себя в руки, то как раз поместится на ладони, – говорил Питер тем временем.
– С булавку, – произнёс Жак задумчиво. – Нет, с иголку.
– Да, с иголку, – подхватил Аслан. – Золотошвейную.
– Золл..шшшшв? – спросил Питер. Выражения тяжёлой утраты и живого любопытства сменялись на его лице быстро, словно в детской игрушке «калейдоскоп».
– Хозяйство у тебя с иголку швейную, размером, – любезно пояснил Аслан.
– Но мы никому не скажем, – сказал Жак. – Нам это неинтересно.
– Мы напишем, – сказал Аслан. – В «Монитёр». Им интересно.
– «Тайные дефекты молодого учёного становятся навязчивым кошмаром», – произнёс Жак газетным голосом.
– «…кошмаром для его друзей», – добавил Аслан.
– «…для его умных, симпатичных, перспективных и холостых друзей», – сказал Жак.
– Адрес и мой л-литографический портрет, – Аслан очертил пальцами рамку в воздухе, оттопырил губу, прищурился, оценивая воображаемую передовицу. – Надо, кстати, заказать. Пока мундир не отобрали.
– С-скоты. Мол-люски. Нас-секомые, – выговорил Питер.
– Помедленнее, помедленнее, мы записываем, – сказал Жак.
– Питер, ну ты действительно уже как бы немножко осточертел со своими человечками, – Аслан смотрел на друга. – Мы же обсудили. Это был мысленный эксперимент. Имбецилы. Воображение. Помнишь?
– Человечки размером с ладонь, – задумчиво произнёс Жак. – С правую. Это наводит.
– Не с ладонь, кретины. Помещается она на ладони, глупцы. Если, конечно, она позволит таким, как вы, взять себя в руки.
– Упаси боже. Конечно же, не позволит, – сказал Жак. – Я бы не позволил. Тем более таким, как мы.
– Мы недостойны, – подтвердил Аслан. – Увы, но факт.
– Так вы пойдёте со мной? – спросил Питер требовательно. – Пойдёте или нет, я вас спрашиваю. А?
Аслан коротко вздохнул.
– Прямо сейчас я не могу, – сказал он. – Не могу бросить. Все бросают, а я не могу.
– Я тоже не могу, – сказал Жак. – Его пахучество барон Дебатц. Я его слишком люблю, чтобы делать такие подарки.
– Трусы, – сказал Питер. Двое его друзей молча глядели на него. Питер смутился, затем торопливо проговорил, с пьяной тщательностью выговаривая слова:
– Я просто думаю, что зимой туда не попадешь. И будет уже поздно. И не смогу ничего никому доказать.
– Настоящим математикам для доказательства достаточно карандаша и бумаги, – сказал Аслан. – Мне, например, было достаточно.
– Когда это ты был математиком? – удивился Жак.
Аслан не стал ему отвечать.
– Я археософ, но теперь скорее физик, – сказал Питер. – Физик и много ещё кто.
– Физик, но теоретик, – сказал Жак, – то есть недалеко, в общем-то, ушёл от математики.
– Всевышний простит ему эту досадную слабость, – сказал Аслан.
– И философ, – продолжил Питер. – И механик. И штурман.
– И немножечко шью, – задумчиво добавил Жак.
– То есть вы не идёте? – спросил Питер после паузы. Брови его были нахмурены, и сидел он, весь слегка набычившись. Картину решимости и воли, которую являла его фигура, портило лишь то, что он заметно покачивался из стороны в сторону.
– Я не иду, – ответил Жак и поглядел на Аслана.
– Я не иду, конечно, – сказал Аслан. – Куда?
– Мы не идем, – сказал Жак, качая головой. Он смотрел на Питера почти с сочувствием.
– Пит, ты тоже никуда не идешь, – заключил Аслан. – Где эта твоя Микропутия? На запад, через океан? А может, на восток, через леса и болота? Как ты можешь знать?
– А давай ему ноги сломаем, – предложил Жак. – Обе. В семи местах. А всем скажем, что он грязно приставал к Нони. Народ поймёт.
– Точно, – сказал Аслан. – Это будет акт дружеской верности, замаскированный под приступ дружеской ревности. Что он говорит?
Питер низко склонился над столом, почти касаясь его поверхности лбом, и глухо говорил:
– Нельзя было ей лететь. Оба погибнут.
– Раздвоение личности, – заметил Аслан. – Или беременность.
– Почему она улетела так рано, – горько выговаривал Питер столешнице. – Почему. Надо же было испытать. Надо же было раздобыть карты… Проклятый Дебатц.
– Полностью поддерживаю, но больше не наливать, – сказал Жак. – И вообще поздно уже. Аслан, сегодня твоя очередь.
– Очередь? – эвакуатор искренне удивился.
– Да, – невозмутимо ответил Жак. – Устанавливаем дежурство по Питеру. Ты первый, по алфавиту. В следующий раз я.
– Если он будет, этот следующий раз, – пробурчал Аслан, но встал с кресла и потормошил друга. – Пит, спать пора.
Тот не сопротивлялся, тоже встал и, поддерживаемый Асланом, пошел в сторону своей комнаты, у лестницы на второй этаж. Уже взявшись за ручку двери, он неожиданно остановился и громко сказал:
– У меня есть гипотеза.
– Версия, – отозвался Аслан из-под его руки. – Излагай.
– Понимаешь, нехристь, – говорил Питер, осторожно открывая дверь и обняв друга за плечи, – это как ржавчина. Что-то вроде процесса гниения. Континуум гниет, и кто-то это… – они скрылись за дверью.
Жак рассеянно бродил взглядом по гостиной и учинённому разгрому. Допил бокал, встал, подошел к камину. И вдруг увидел. Маленький клочок бумаги, с ноготь размером, накрытый мощной лупой. Сначала он, конечно, увидел лупу. Но как только заметил бумажку, сразу понял, что главное – это она.
– Дела, – сказал себе Жак. Помедлив, он взял лупу, легонько подвинул пальцем клочок бумаги, и попытался разглядеть подробнее. Бумага была исписана микроскопическими печатными буквами. Жак вытер обильно вспотевший лоб, пододвинул стул, опёрся на него коленом и начал читать, изо всех сил напрягая глаза и стараясь дышать в сторону, чтобы не сдуть.
«Гарри совсем больной. Внизу какой-то шум. Места для взлёта хватит. Через окно я попробую с бочкой. Топлива, я надеюсь, достаточно. Спасибо. Мы обязательно встретимся ещё – в Америке или в Лютеции. Твоя Дюймовочка».
Стукнула дверь. Эвакуатор, почёсывая темя с весьма озадаченным видом, аккуратно закрыл дверь и сел в своё кресло.
– Вот это я и называю научной белой горячкой, – назидательно сказал он, наливая себе воды, – надо же додуматься до такого… Я понимаю, религия. Но он-то учёный!
– Ты случайно не слышал про такой город – Америка? – медленно спросил Жак. Он по-прежнему глядел в лупу на листочек.
– И ты туда же, – неодобрительно сказал эвакуатор. – Вы что – вдвоём читаете этого флорентийца? Нет никакой Америки. Есть Ин-ди-я. Индия. Она очень далеко, но она есть. Микропутии, кстати, тоже нет. И вообще я спать пошёл. И тебе, кстати, советую. Возможно, это наша последняя ночь в своих постелях.
– А вот она сейчас не спит, – сказал Жак. Он осторожно положил лупу на место. – Она сейчас летит над океаном. С бочкой через окно.
– Бочкой? – переспросил Аслан рассеянно. – Плывёт, может?
– Может, и плывёт, – сказал Жак, неотрывно глядя в одну лишь ему видимую точку. – Нет, пусть лучше летит. И пусть ей хватит топлива.
– Да уж, пусть лучше летит, – сказал Аслан, от души потягиваясь. – Я лично плаваю так себе. У нас говорили – «вода для скота»… И топливо, конечно. Кстати, кто – она?
– Маленькая девушка. Совсем-совсем крохотная, но очень, очень, очень храбрая, – сказал Жак. – Если она разрешит взять себя в руки, то как раз поместится на ладони.
Глава пятая, где Ирма Прелати рассказывает правду
Жители домов близ площади Буальдьё уже, в общем-то, привыкли к шуму и гаму – с тех самых пор, как здесь появился театр. Вот и этой ночью толпа актёров, актрис, поклонников, покровителей, содержанок, содержанцев и прочего околобогемного сброда отмечала успешную премьеру; и, несмотря на загадочное отсутствие администратора Равайи и барона Дебатца, главных меценатов подобных сборищ, праздник удался: начали скромно, прямо на сцене театра, затем побывали по очереди во всех забегаловках в округе, и глубокой ночью отдельными группами разбрелись по подворотням и съёмным углам, нетрезвые и весёлые.
Всё утихло лишь в пятом часу утра, и Нони добралась наконец-то домой – в сопровождении трёх самых стойких воздыхателей, которых она путала между собой. Все трое лично убедились, что её здесь никто не ждёт, кроме суровой горничной, постояли немного под окнами да и пошли вместе обратно, слегка разочарованные, но не утратившие надежд. Если бы они побыли там ещё минут двадцать, их взору предстало бы удивительное зрелище: окно спальни Нони распахнулось, и из него с треском и стеклянным хрустом протиснулось чудище, похожее на огромного серебристого паука с изогнутым кверху брюшком. Чудовище с невероятной для своих размеров грацией спрыгнуло на мощёную улицу и помчалось по парижским улицам, распугивая случайных прохожих.
Ещё более удивительным было то, что вслед ему из того же окна высунулась пожилая горничная и, яростно потрясая кулаками, завопила:
– Будь ты проклята, Меффрэ! Будь ты проклята!
1
Аслан проснулся от грохота и крика. Кричал Питер, неразборчиво, уныло и безнадёжно; за окном уже начинало светать. Капитан эвакуации вскочил, наспех натянул штаны, схватил саблю, стал у двери и толкнул её аккуратно.
Прямо в лоб ему уставился чёрный зрачок штуцера.
– Не дёргайся, – сказал человек в форме Иностранного легиона, державший его на мушке. Нижнюю часть его лица закрывал платок, поэтому голос звучал глухо. – Выходи.
И качнул стволом, делая шаг назад. Аслан, держа саблю одними лишь пальцами клинком вниз, неторопливо выставил руки вперёд, чтобы их было видно, и медленно вышел из комнаты к перилам. В центре гостиной на первом этаже лежал Питер, правой щекой в пол. Его руки были на затылке, а ноги скрещены в голенях. Судя по выражению его лица, он ещё не совсем понял, что происходит, и вообще, похоже, подозревал, что ему это всё снится. Вдоль стен стояли ещё несколько легионеров, тоже со штуцерами и в масках. Рядом с Питером переговаривались двое, один в чине полковника без указания рода войск, а второй со скромным шевроном дознавателя.
– О, привет, Геркулес, – сказал эвакуатор как ни в чём не бывало. – И вам привет, капитан, то есть – ого! уже полковник! – полковник Цейтлих. Совместная операция?
Геркулес посмотрел на него и промолчал, а Цейтлих даже не взглянул. И тут Аслан заметил очень странную вещь – у младшего дознавателя руки были скованы наручниками. Он не успел разглядеть толком, потому что боец, что шёл за ним, толкнул его прикладом и одним движением ловко отобрал саблю. Эвакуатор спустился в гостиную, стал на колени, затем лёг ничком рядом с Питером и тоже положил руки на затылок.
– Понятливый, – с одобрением сказал Цейтлих. – Я знал, что проблем не будет. Мюко, запускайте ваших людей, делайте обыск. Главного их, похоже, нет.
– В наручниках? – угрюмо спросил Геркулес.
– Именно в наручниках, – любезно подтвердил Цейтлих. – И пусть пошевелятся.
Через полминуты в дом вошли ещё двое и начали неловко шарить среди разгрома и беспорядка. Аслан осторожно повернул голову к Питеру, чтобы подмигнуть, ободрить его как-то, потому что было ясно, что Геркулесу тоже пришлось худо, и в этом была надежда для них, но увидел, что заведующий кафедрой проявил поразительное равнодушие к событиям и бессовестным образом задремал в похмельном сне, пуская слюни на пол.
Аслан повернул голову обратно и самым дружелюбным тоном поинтересовался снизу:
– А что случилось-то, господин полковник?
Цейтлих сделал к нему один шаг, и лишь инстинкты уберегли эвакуатора от травмы – он успел собраться; бывший капитан полиции Бриза от всей души, с подскоком, ударил его ногой сверху по рёбрам. Аслан издал короткий сдавленный звук и выгнулся от боли, хватая ртом воздух.
– Уффф, хорошо-то как, – отдуваясь, произнёс Цейтлих. – Попортил же ты нам крови, сраный муслим.
– Есть, – произнёс один из полицейских Геркулеса, обыскивающих дом. Скованными руками он держал продолговатый предмет, завёрнутый в грязную тряпицу. – Вот он.
– Положи на столик и отойди, – холодно сказал Цейтлих. – Это он?
– Да, это он, – подтвердил Геркулес. – Этим самым ножом господин Делакруа и убил господина Равайи.
– Вы что, уже нашли труп?
Геркулес лишь засопел.
– Понятно, – с насмешкой произнёс полковник Цейтлих. – А мне сдаётся, что это был вовсе не господин Делакруа. Говорят, что в театре видели парочку братьев Раклёр, а уж они-то известные мастера таких дел.
– А ещё говорят, – здесь тон Цейтлиха стал совсем елейным, – будто их выпустили под залог по требованию вашего отдела дознания. А?
