Текст книги "Хороший сын, или Происхождение видов"

Автор книги: Чон Ючжон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Неожиданно донесся какой-то странный звук, и я резко открыл глаза. В лунном свете я увидел темную прыгающую тень. Я поднялся и побежал туда. Это был заяц. Серый заяц, задняя лапа которого попала в кольцо, от чего он бился из стороны в сторону. Когда я подошел поближе, в нос резко ударил запах крови. Зажатая кольцом лапа была вся в крови. Его испуганные глаза влажно сверкали, отражая лунный свет. Мое сердце забилось быстрее.

– Тихо. Я тебя освобожу.

Я начал освобождать железное кольцо от палок. Проволока несколько раз обмоталась вокруг, и, чтобы распутать ее, потребовалось время. Заяц не собирался ждать и сидеть тихо. От страха он бился и подпрыгивал. Как только я его освободил, он сразу же убежал. Я бросился за ним. Ловить его у меня и в мыслях не было, мне просто было любопытно, что произойдет дальше. Куда он побежит? Сколько сможет пробежать с тонкой проволокой на лапе? Выживет ли, потеряв столько крови?

Заяц миновал пролесок, перебрался через реку и, поднявшись на холм, поскакал между деревьев. Я не упускал его из виду и бежал за ним. Я бежал, полагаясь не на глаза, а по запаху крови – сильному, как жареное мясо, и отчетливому, как лунный свет. Более того, движения зайца становились все медленнее. Сперва я бежал, потом перешел на шаг, а еще через некоторое время совсем остановился на поросшем травой склоне. Заяц спрятался под колючим кустарником. Он не пытался убежать, когда я подошел, и не двигался, когда я его схватил. А когда поднял за уши, он совсем обмяк.

Я подумал, что заяц умер. И неожиданно потеряв к нему всякий интерес, выбросил его в заросли. То, что происходило потом, я помню не совсем четко, но это не так уж и важно. Важно то, что сейчас у меня появился вопрос. Все это было случайным совпадением или неизбежностью?

Заяц и женщина. Позавчерашняя ночь и та ночь шестнадцать лет назад. Оба события были идентичны. Почувствовав запах крови, исходящий от жертвы, я поздно ночью преследовал испуганный объект и, в конце концов, в моих руках оставался труп. Оба случая произошли во время перерыва в приеме лекарства. В ту ночь шестнадцать лет назад было посеяно семечко, которое позавчера ночью распустилось цветком. Единственное отличие – девушка с жемчужной сережкой не была ранена, как заяц.

Я задумался. Как можно источать запах крови, не будучи раненым? Может быть, у нее была менструация? Но это предположение показалось мне странным. Почувствовать специфический и ясный запах крови во время месячных в закрытом помещении – в аудитории или классе – это одно, там даже точно вычислишь эту женщину, но на улице – это совсем другая история. Разве такое возможно, не будучи охотничьей собакой?

Оглядываясь назад, я вспоминаю, что каждый раз, когда прекращал прием лекарства, на меня набрасывались запахи, в основном, неприятные. Запах крови и рыбы, вонь из канализации, запах отсыревшей земли и застоявшейся воды, резкий запах деревьев и растений, даже аромат духов и душистых трав, которые так любят обычные люди. Все они становились для меня противными. До сих пор я думал, что это симптомы надвигающегося припадка или галлюцинаций, что это предупреждение о приступе. Сейчас, когда я понял, что все это не так, я не знаю, как объяснить это ощущение, такое странное и чрезмерное.

По опыту я знаю, что снова становился собой, когда прекращал принимать лекарство. Но тогда я отличался от других, было во мне что-то особенное, что заставляло меня воспринимать по-особенному мир и влияло на мою жизнь особенным образом, ведя его особым направлением… Тогда, наверно, это могло быть проблемой. Может быть, именно поэтому тетя прописала мне лекарство?

28 июля. Пятница.

Хэвон рассердилась. Она сказала, что девятилетний ребенок, насмехаясь, ведет с ней свою игру. После возвращения из лагеря и с началом приема нового лекарства он совершенно не слушается и закрывается от нее на сеансах по психоанализу. Когда Хэвон проводила с ним беседу, он хитро и умело противостоял ей, чем совершенно выматывал ее, а во время сеанса в группе с другими детьми он всех провоцировал и накалял атмосферу. А когда она пыталась проводить лечение гипнозом, он притворялся, что вошел в гипноз, и врал. Вчера он вообще сделал вид, что гипноз был слишком глубоким, и он не может прийти в себя. Хэвон чуть со страху не умерла.

Я бессильно пала на колени перед статуей Богоматери и молила: «Мать, премудрая мать, что мне делать?»

Помню, я очень долго боролся с тетей. Примерно около двух месяцев после того, как мама запретила мне ходить в бассейн из-за случая с коробкой брата. После переезда в Инчхон я стоял перед выбором снова заниматься плаванием или бросить, тогда мама предложила мне сделку. Она разрешит мне ходить в бассейн, если я буду добровольно и старательно проходить лечение. Я принял ее условие, и можно сказать, что тетя в конце концов победила.

Я спустился вниз. Стирка уже давно закончилась, я переключил на сушку, достал из холодильника бутылку воды и вернулся в комнату. Следующая запись была за июнь.

3 июня. Суббота.

Прошло сорок девять дней после смерти Юмина и мужа. После ранней утренней службы я посадила Ючжина в машину. Хэвон и отец настаивали поехать вместе с нами, но я отказалась. Я хотела остаться с ним наедине. Я должна побороть в себе все, что кипит внутри, если я хочу и дальше с ним жить. Я надеялась, что эта короткая поездка станет определенной вехой.

Заехав на цветочный рынок в районе Сочходон, я без остановки поехала в сторону города Мокпхо. Он тенью сидел рядом. Ему, конечно, было тяжело, но он не двигался и все время молчал. Даже не говорил, когда был голоден или хотел в туалет. Вжавшись в сиденье, он смотрел в окно или собирал кубик Рубика.

Вдруг я вспомнила, что ни разу не сажала Ючжина рядом с собой. Когда я была за рулем, на соседнем сиденье сидел либо муж, либо Юмин. Мне больше нравилось, когда рядом был Юмин. Он всегда отвлекал меня всякой болтовней, и я не чувствовала усталости, даже когда мы ехали далеко. Я никогда не обращала внимание на Ючжина, который сидел на заднем сиденье. Только сейчас, когда Юмина не стало, я остро ощутила, какой же Ючжин тихий ребенок. Я вспомнила слова Хэвон: «Ючжину нужно что-то особенное, чтобы его сердце забилось быстрее. Мне страшно, потому что я не знаю, что же это».

Дорога до порта Мокпхо заняла больше пяти часов. Мы еле-еле успели сесть на паром, ходивший только раз в день. На острове уже наступило лето. Со стороны мутного моря, которое поглотило моего мужа и Юмина, дул жаркий и влажный ветер. На горизонте надвигались грозовые тучи, и нежно-зеленый лес становился все темнее и темнее. На сибирских яблонях, которые скученно росли тут и там, уже облетели цветы и завязались зеленые плоды. Все было таким безмятежным, что я чуть не расплакалась.

Я остановила машину во дворе пансиона, навстречу нам выбежал администратор. Он проводил нас в домик, где мы останавливались раньше. Две чистые аккуратные спальни, маленькая длинная гостиная, фотография заката на стене, терраса, откуда виднелась колокольня. Все было как в прошлый раз, только намного тише. Даже не было слышно колокола, издававшего звон от ветра.

Я распаковала вещи и аккуратно разложила их. Затем мы вышли из здания – он с букетом хризантем, а я с коробкой в руках. Мы шли по дороге вдоль леса, которая раньше казалось мне такой длинной, будто ее никогда не пройти до конца, но сегодня мы быстро, как до соседней деревни, добрались до места назначения. Мы шли медленно, почти прогулочным шагом, но дошли до обрыва всего за двадцать минут. Вечернее солнце уже садилось за серый каменный остров.

Я открыла ящик и вынула оттуда одежду Юмина и мужа. Несколько дней назад, когда я разбирала их вещи, я отложила красную куртку, которую больше всего любил Юмин, и темно-синий пиджак, который муж носил чаще всего. Я чиркнула зажигалкой, пламя сильно вспыхнуло, раздуваемое западным ветром. Сидя возле огня, я вспомнила один летний день десять лет назад.

В тот день я узнала, что у меня есть дар делать детей. Три месяца спустя после того, как я родила Юмина, я забеременела Ючжином. Юмина я зачала в самую первую ночь, которую провела с моим мужем, еще до свадьбы, а Ючжина – после первой близости после родов. Я думала тогда, что не забеременею, поскольку еще кормила малыша грудью, но залетела.

У меня было плохое настроение. Не просто плохое, а отвратительное. Муж, который был единственным сыном в семье, был очень рад, но я была другая. В то время муж только начал бизнес по импорту мебели, а я работала редактором в издательстве и набиралась опыта. Родив второго ребенка, мне, возможно, пришлось бы полностью оставить работу. Мне было ужасно грустно, казалось, что я состарюсь, пока буду заниматься детьми. Несколько дней я мучилась, размышляя, сохранить ребенка или нет.

Но утром, отправляясь в клинику на аборт, я повстречала их. В момент, когда я покормила Юмина, и он уснул, за окном раздалось кошачье мяуканье. Я вышла на террасу и выглянула на улицу. У ограды, мяукая, сидела белая кошка. У нее не было хвоста и уха. Словно кто-то отрезал их огромными ножницами.

Я пошла на кухню и открыла банку с тунцом. Положила в миску оставшийся рис, смешала его с рыбой и вышла на улицу. Когда я появилась, Беляночка попятилась на два шага назад. Она и боялась, и ожидала чего-то. Я поставила миску у ограды и, отойдя на несколько шагов, прошептала: «Иди поешь».

Кошка боязливо подошла к миске. Она была среднего размера: не котенок, но еще и не кошка. Живот почти вжимался в спину. Я подумала, что от недоедания она толком не могла расти. Лапы совсем тонкие, как сухие палочки, шрам на лбу и перекошенная мордочка. Длинный разрез воспаленных от болезни глаз. Она, наверно, толком и не видела ничего и могла легко погибнуть, переходя через улицу. Я вся распереживалась. Какой урод сотворил с ней такое? Меня душила жалость к кошке и злость к тому жестокому человеку.

Беляночка переводила взгляд с миски на меня. Когда я отошла на шаг, она подошла к еде. Ткнув в миску носом, она понюхала ее содержимое, тут же подняла мордочку и замяукала еще громче. Я переживала, что она разбудит Юмина. Думала, что мое угощение пришлось ей не по вкусу или она не голодна, хотя живот вжался в спину.

Мяуканье становилось все громче и громче, как у мартовского кота. Только когда из-за угла ограды появилась полосатая кошка, я поняла, что Беляночка кого-то звала. Она отошла назад и наблюдала, как Полосатая полностью съела все, что было в миске. Пока она ела, Беляночка поглядывала на меня. Только в этот момент я заметила у нее под животом соски. Полосатая была котенком Беляночки. Казалось, она впервые ела что-то, кроме материнского молока, если, конечно, в худосочном теле Беляночки, не отличающемся от котенка, оно вообще было. Можно было подумать, что котенок родил котенка.

Через некоторое время Полосатая отошла от миски, и только тогда к ней приблизилась Беляночка. Она вылизала языком миску, где не осталось ни рисинки и, подняв голову, посмотрела на меня. Голодные синие глаза говорили: «А для меня еще риса не найдется?».

Ни риса, ни консервов не осталось. Не было даже супа с морской капустой. Я несколько дней не ходила в магазин, и холодильник был пустым. Я покачала головой. Больше ничего нет, извини.

Мне показалось, что Беляночка поняла меня и пошла восвояси с радостной и сытой Полосатой. Глядя им вслед, я испытала очень сложное чувство. Удивление от того, что после такого жестокого насилия кошка выжила и при этом родила котенка. Грусть от того, что она ходит и клянчит еду для своего котенка-переростка. Восхищение ее терпением, когда она, подавив в себе чувство голода, ждала, пока поест ее детеныш.

С того дня я начала кормить бездомных котов. Я не пошла в больницу, решив родить и вырастить этого ребенка. Вторая беременность отличалась от первой, как и характер детей. Юмин был очень активным. Он без конца пинал меня в живот, от чего я каждый раз ужасалась. С ним у меня был сильный токсикоз, и до самых родов я почти ничего не могла есть. Похоже, ему очень нравилось в животе – я родила его после стимуляции, переходив на пятнадцать дней больше от предполагаемой даты родов.

С Ючжином все было наоборот. Не будь живота, я бы вообще забыла, что беременна. Таким он был тихим. Он будто знал, что в самом начале его жизнь висела на волоске, и рос тихо и осторожно. Он родился, не досидев в животе положенных девяти месяцев. Случилась отслойка плаценты, и меня срочно прокесарили. У меня было сильное кровотечение, я потеряла сознание. Борясь за мою жизнь, врачам пришлось удалить мне матку. Ребенок родился, чуть не убив меня, словно мстил за то, что я хотела сделать девять месяцев назад.

Два ребенка, жизнь которых началась так по-разному, с возрастом становились все больше непохожи друг на друга, разве что только внешне были одинаковыми. Характер, поведение. Юмин был веселым, добродушным и милым ребенком. Все его любили. Ючжин – полная его противоположность, казалось, основная функция молекул его ДНК – молчание. Он был настолько молчалив, что я и не помню, когда он вообще начал говорить. Он всегда бесшумно двигался и не оставлял следов, однако внимание людей привлекал именно он. Он приходил и уходил, но все равно незримо чувствовалось его присутствие. Прохожие часто смотрели на него. Он обладает странным магнетизмом, который нельзя объяснить его заметностью или притягательностью. Он может не общаться с другими, не реагировать на них, но эта сила заставляет нервничать и обращать на себя пристальное внимание.

По словам Хэвон, самая большая разница между мальчиками заключалась в их способах восприятия. Юмин принимал себя через отношения с людьми, а Ючжин был полностью настроен только на себя, поэтому его критерий оценки людей работал только через призму того, что выгодно или вредно лично ему.

Тогда я обиделась, но сейчас мне даже любопытно. Я для Ючжина – выгода или вред?

В тетради осталось всего несколько листов. Но я встал, спустился на первый этаж и, открыв дверь стиральной машины, достал оттуда белье. Оно было полностью сухим. Я загрузил в стиральную машину одеяло и простыню, насыпал стиральный порошок, налил хлорку и включил стирку на высокой температуре. Я понес сухое белье на кухню и вдруг почувствовал голод. Я вспомнил, что со вчерашнего вечера съел только один пирожок. В кастрюле на газовой плите остался суп с морской капустой, который сварил Хэчжин. Я включил огонь и подогрел суп. Положил на стол палочки, достал из холодильника закуски. В голове, как стрекотание цикады, постоянно трещали слова тети, сказанные шестнадцать лет назад.

Ючжину нужно что-то особенное, чтобы его сердце забилось быстрее. Мне страшно, потому что я не знаю, что же это.

* * *

Ючжину нужно что-то особенное, чтобы его сердце забилось быстрее. Мне страшно, потому что я не знаю, что же это.

Слова тети не шли у меня из головы, когда я вошел в душ с зубной щеткой во рту. Что-то особенное… Как она могла знать то, о чем я и не подозревал все эти годы? Она заставляла меня пить лекарства, чтобы подавить мою натуру, требующую чего-то особенного? Если так, значит, мама узнала об этом раньше тети, ведь именно она привела меня к ней. Само собой, для этого был повод. Но какой? В прочитанных мною записях я пока не нашел никаких зацепок.

Я вышел из ванной и голым сел за стол. Мне не хотелось одеваться, к тому же было жарко. Словно на женщину во время климакса, на меня волнами накатывал жар. Я открыл сотовый, который оставил на столе, и вошел в интернет, думая, что, возможно, появились какие-то новости.

Появились. Новости, в которых, ссылаясь на известного профайлера, говорилось, что преступником, предположительно, был молодой человек крупного телосложения и с опрятной наружностью. Мне стало любопытно, по какому критерию определяют опрятную наружность. Может быть, под этим имелась в виду «невинная» внешность, из-за которой женщины, не боясь, могут идти за этим человеком? Или же это «красота»? И еще – что значит «молодой»? Сорокалетний моложе пятидесятилетнего, тридцатилетний – сорокалетнего, двадцатилетний – тридцатилетнего, а тинейджеры так и того моложе. Наверно, он имел в виду человека, которому чуть за двадцать. «Крупного телосложения» было мне понятно. Чтобы подавить сопротивление жертвы и сразу же убить, для этого нужна сила.

В поисковую строку я ввел словосочетание «население района Кундо в Инчхоне». В первом и втором микрорайоне проживало всего 24 343 человека. А сколько же среди них крупных двадцатилетних мужчин с опрятной внешностью? Неважно, сто или тысяча. Маловероятно, что я в их списке буду где-то в конце. Поэтому, может быть, уже завтра утром ко мне придут полицейские, ведь в нашей квартире проживают сразу два человека, подходящих под описание профайлера. Я не могу запретить им прийти. А что я могу сделать? Просто ждать, делая то, что я должен делать. Я перелистал тетрадь.

12 мая. Пятница.

Я пошла с Ючжином в детскую клинику. Она была больше, чем я ожидала – шесть отделений и шесть крупных специалистов. Среди них главный врач Ким Хэвон, которая пользовалась огромной популярностью и уважением. Когда я хотела записаться к ней на прием, мне сказали, что ждать придется очень долго. Я проигнорировала медсестру, которая предлагала мне другого врача, и пошла в зал ожидания.

Мне до смерти не хотелось встречаться с Хэвон, хотя я сама к ней пришла. У меня было тяжело на душе. Не из гордости, а из-за страха. Я очень боялась, что предупреждение, данное ею три года назад, может оказаться правдой.

Это было летом, когда Ючжину исполнилось шесть лет. Я все еще работала в издательстве, а Хэвон – в больнице при университете, специализируясь на поведенческих расстройствах у подростков и набираясь опыта. В тот день в пятницу мы договорились встретиться вечером. По закону подлости, когда я должна была уходить с работы, появились срочные дела, и я задержалась. К тому же из-за сильного дождя на улице были пробки. А сестра закончила в тот день на редкость вовремя. Поэтому Хэвон сама поехала в изостудию, забрала Ючжина и Юмина и ждала в назначенном месте.

Я в спешке вбежала в ресторан. Хэвон сидела за столом одна и внимательно во что-то всматривалась. Дети играли в детском уголке. Юмин прыгал с незнакомыми детьми в сухом бассейне с шариками, а Ючжин сидел, прислонясь к стене, и играл с кубиком Рубика. Я села за стол. Хэвон, словно ожидала меня, протянула мне то, что она до сих пор разглядывала.

Это был выдранный из блокнота неразлинованный лист бумаги. Он был весь мятый. Когда я разгладила его, то увидела какие-то каракули, нарисованные красным масляным мелком – раскрытый зонт, на острие которого воткнута голова девочки. Лицо закрашено темно-серым цветом, вместо рта крестик. Глаза нарисованы двумя кружками. На зонтике торчали черные длинные волосы, похожие на морскую капусту. В волосах диадема, по ручке зонта стекают капли, а за зонтом поднимаются черные тучи.

Хэвон пояснила, что это рисунок Ючжина. И спросила, видела ли я раньше такого рода картинки. Я не видела ничего подобного. На самом деле я никогда внимательно не просматривала альбомы и детские дневники с рисунками Ючжина. Тем более, такие небрежные каракули, оставленные в блокноте. Поэтому я не могла ничего ей рассказать о картинках своего шестилетнего сына. Возможно, это прозвучит как оправдание, но я была слишком занята, а Ючжин обычно и не настаивал на внимании. С тех пор, как он все научился делать сам, он и делал все сам. Классный руководитель всегда выделял его, как очень самостоятельного ребенка, будто он был таким с самого рождения.

Я спросила Хэвон, в чем проблема, хотя и сама понимала, что мой голос был очень раздраженным. Так я говорила ей: Ты что, хочешь проводить психоанализ по каракулям шестилетнего мальчика? Или ты хочешь критиковать его нравственность? Перестань. Кто знает, вдруг эта мазня окажется первой картиной гениального художника, который удивит весь мир. Жан-Мишель Баския тоже был ребенком, рисовавшим непонятные граффити на улице.

Хэвон пустилась в объяснения. Когда она приехала в изостудию, как раз закончились уроки. Юмин первым выбежал из студии навстречу тете. Затем появился Ючжин. Он шел под зонтом вместе с девочкой в белом платье. Девочка была очень красивой, это было видно даже издалека. Зонтик склонился над ней, они оба глядели друг на друга и смеялись. Видимо, Ючжин с ней дружил.

На дороге были пробки, и мы очень долго добирались до ресторана. Все это время Ючжин, сидевший сзади, что-то рисовал мелками. Он не обращал внимание на болтающего Юмина, который сидел на переднем сиденье. Ючжин перестал рисовать, только когда Хэвон припарковала машину. Он положил блокнот на колени, собрал цветные мелки и положил их в сумку. В этот момент Юмин быстро протянул руку к блокноту, Ючжин схватил его, и в одно мгновение Юмин вырвал из него лист. Ючжин сердито смотрел на брата.

Хэвон отняла у Юмина картинку. Она просто хотела вернуть ее хозяину, но случайно увидела рисунок. На картинке была та самая девочка. Длинные волосы с аккуратной челкой и ободок, похожий на диадему. Когда Хэвон уточнила, та ли это девочка, мальчики промолчали. Ючжин попросил вернуть рисунок. Хэвон не отдала, а Юмин тихо и грустно сидел на переднем сиденье. Он все пытался угадать настроение Ючжина. Наверно, он чувствовал себя виноватым.

Хэвон отдельно поговорила с Юмином. Тот сказал, что Ючжин нарисовал такую картинку не в первый раз. Когда появляется девочка, которая ему понравилась, он рисует подобный рисунок и на следующий день втайне кладет в ящик ее стола или в сумку. Девочки, поневоле получавшие подобные подарки, ужасно плакали, но учителя до сих пор не нашли виновника.

Хэвон предложила мне провести тесты. Сказала, что у Ючжина, возможно, есть серьезная проблема. Я почувствовала, как горело мое лицо, будто ни с того ни с сего меня ударил по нему незнакомый прохожий. Я не могла сдержать раздражения. Спросила ли она и самого Ючжина, а не только Юмина? Дала ли ему объясниться?

Хэвон кивнула головой. Когда она спросила Ючжина, почему он нарисовал такую картинку, он ответил одним словом. Интересно. Он не объяснил, что ему было интересно. Рисовать картинку. Или наблюдать, как испугавшиеся девочки плачут.

Я не могла согласиться на предложение Хэвон. Более того, мне было ужасно неприятно. А что такого? Дети же часто воображают то, что может шокировать взрослых, или могут это нарисовать, или просто поиграть с этим. Я сказала про это Хэвон. Может, она забыла, что Ючжину всего шесть, а не шестнадцать.

Хэвон ответила, что в шестнадцать уже и не нужно было бы проводить тесты, потому что он бы уже сидел в детской тюрьме.

Она сказала, что обычные дети творят такие дела, не задумываясь о последствиях, а Ючжин прекрасно знает, что он делает. То, что я никогда не видела его картинки, как раз тому свидетельство. Если человек что-то прячет, значит, он знает, что это надо прятать. Раз такое уже повторялось несколько раз и его не поймали, говорит о том, что он очень дотошный.

У меня закружилась голова, щеки пылали, я была в ярости. Мне казалось, что она считает Ючжина потенциальным преступником.

Но даже увидев мое разгневанное лицо, Хэвон не отступала. Она указала на голову девочки на картинке и сказала: «Это вообще-то не та девочка, это ты. Для мальчиков в возрасте Ючжина все женщины являются воплощением мамы. Ребенок отрезал голову мамы и воткнул ее на кончик зонта, значит, у него серьезные проблемы, и я предлагаю узнать, в чем они заключаются. Почему ты сердишься?»

Я забрала детей и вышла из ресторана. Останься я еще ненадолго, я бы, чего доброго, оттаскала бы Хэвон за волосы. Если уж говорить начистоту, мы с Хэвон всегда были скорее соперницами, чем сестрами. Поскольку мы были погодками, у нас была общая одежда, общие книги. Хэвон всегда была первая в учебе, но терпеть не могла, когда на конкурсе сочинений я получала хотя бы грамоту. Ей все без конца делали комплименты, говоря, что она умная, но, когда изредка хвалили меня, она становилась чернее тучи. Назло мне она крупно подписала своим именем книгу из серии мировой литературы, которую я особенно любила. А на грамоте исправила один слог в имени и превратила ее в свою. Иногда она крала мои эссе по художественной литературе и сдавала их как свои. Когда мы стали взрослыми и каждая стала жить своей жизнью, между нами всегда чувствовалась какая-то напряженность. Это нельзя назвать безразличием, это было противостояние. Иногда мой муж жаловался на то, что Хэвон относилась к нему, как к малолетке. Вот и этот случай из той же серии.

С того дня я перестала общаться с Хэвон. Даже услышав, что она открыла свою собственную клинику, я не поздравила ее. Во время праздников или в день рождения отца я старалась с ней не сталкиваться. Хэвон тоже не связывалась со мной. Мы впервые встретились месяц назад на похоронах Юмина и моего мужа.

Уходя с похорон, Хэвон сказала мне прийти к ней, если понадобится помощь. Я прекрасно знаю свою сестру – это было сказано не из простой вежливости. Она предлагала «как-нибудь пообедать вместе», только когда и правда собиралась это сделать. Значит, предложение прийти к ней означало, что она хочет мне помочь, несмотря на то, что было. Возможно, я выглядела так жалко, что ее обида полностью испарилась. Или она уже предвидела, что вскоре я приду к ней вместе с Ючжином. Так это или нет, но сейчас мне действительно была очень нужна ее помощь. По правде говоря, она была моей единственной надеждой.

Примерно через час мы с Хэвон сидели напротив друг друга. Увидев меня, она особо не удивилась. Не спросила, зачем я пришла или как я поживаю. Мне бы хотелось, чтобы она что-то сказала мне, облегчив тем самым ситуацию. Но она просто молча смотрела на меня. Мне пришлось начать. Перед тем как рассказать о причине моего визита, я напомнила ей о врачебной тайне. Секреты пациента, которые она узнает во время лечения, должны остаться между нами.

Хэвон ответила не сразу. В ее глазах, которые смотрели прямо на меня, читались противоречивые эмоции. Но читались они четко, как рекламный щит на улице. Замешательство от того, что она должна поклясться сохранить тайну; неприязнь к человеку, который просит о помощи и при этом сам выдвигает условия; любопытство узнать причину моего визита; чувство ответственности перед сестрой, нуждающейся в помощи. Я подождала, пока она вернет контроль над собой. Я должна была получить обещание сохранить тайну, иначе я не могла ей ничего сказать.

Я попила воды, которую принесла медсестра. Хэвон заговорила только тогда, когда я уже почти выпила всю воду. В конце концов она пообещала. В этот момент я потеряла дар речи. Все слова, которые я готовила несколько дней, сразу смешались в голове. С чего же мне начать? Да, надо начать «с ночи того дня».

Я начала рассказывать. Я очень старалась говорить ясно и, по возможности, равнодушно, но максимально логично. Пока я не закончила рассказ, Хэвон хранила молчание. Выражение ее лица также не менялось. Мне показалось, что она даже ни разу не моргнула. Выслушав меня, она спокойно спросила, что я хочу от нее.

Я хотела протестировать его. Сделать ему тест, который она предлагала три года назад. Мне казалось, что, если между «серьезной проблемой, о которой мы тогда говорили» и «событием того дня» не было связи или причинно-следственных отношений, если «событие того дня» было случайным, я могла бы простить Ючжина, и даже смогла бы избавиться от ненависти к нему и не бояться его. Смогла бы жить с ним и дальше.

Хэвон вместо того, чтобы просто согласиться сделать тест, задала мне вопрос, которого я больше всего боялась. Если результат будет таким, каким она ожидала, что я буду делать? Смогу ли я повести себя в этой ситуации здраво? Я с силой сжала пальцы. Словно стон, из меня вырвались слова. Хэвон, пожалуйста… На глаза наворачивались слезы. Я опустила голову, и по щекам рекой полились слезы, как каждый раз в детстве, когда мы ссорилась с Хэвон. Только когда я чуть не умерла, она глубоко вздохнула и с сердитым лицом приняла мою просьбу.

Она объяснила мне, что анализ будет проходить несколько дней. Сперва в своей клинике Хэвон проведет основные исследования и психологические тесты, а после этого попросит своих коллег из центра по исследованию мозга при больнице университета, где она работала до этого, провести детальный анализ. Я немного переживала из-за слов «попросит своих коллег», но решила довериться ей. Она просто так не обещает, а уж если пообещает, то держит слово.

В глазах кололо. Я ненадолго оторвался от тетради и прислонился головой к спинке стула. Ладонью я нажимал на глаза и думал о голове девочки. Но сколько ни пытался, никак не мог вспомнить эту картинку. Однако мне было ясно, что дело не только в ней, мама отвела меня на лечение к тете из-за чего-то еще. Ведь мама стала бояться меня только через три года после того, как я в своем воображении художника убил маму. Значит, все из-за событий «того дня».

Чтобы узнать, что это за события и когда они произошли, я снова вернулся к тетради.

Следующая запись была неделю спустя.

19 мая. Пятница.

Прошла неделя, показавшаяся целой вечностью. Это были очень тяжелые дни, мне казалось, что я умираю. Сегодня утром перед тем, как выйти из дома, я посмотрела на свое отражение в зеркале, висевшем в прихожей, оттуда на меня смотрел живой труп. Желтая кожа, впалые глаза, под ними черные круги, будто меня ударили кулаком. Растрепанные волосы и одежда, как у сумасшедшей. Я было подумала, не подкраситься ли немного, но потом, как и была, спустилась в гараж. Сил, да и настроения, для этого не было.

Хэвон краем глаза посмотрела на меня, покачала головой и отвела взгляд к анамнезу. Посадив меня перед собой, она тянула время, просматривая результаты тестов. Я наблюдала за ней, и мне казалось, что у меня вот-вот разорвется сердце. Я будто ждала исполнения смертной казни. Точно не зная, чего я хочу, я просто обратила все свои мольбы к Деве Марии. Любящая Богоматерь…

Сестра сказала, что результаты оказались не такими, как она ожидала. Не потому, что она ошиблась, а потому что все оказалось намного серьезнее. Я сильно сжала руки в кулаки, потом быстро разжала их и положила на колени. Спина покрылась потом. Хэвон добавила, что она в замешательстве. Не только она, но и коллеги из университета столкнулись с подобным случаем впервые. Наверно, поэтому результаты пришли с опозданием. Сестра сказала, что они несколько раз основательно все обсудили: вдруг они что-то упустили или неверно оценили.

У Ючжина, по крайней мере, не было выявлено отклонения в физическом развитии. Его умственные способности были очень высокими, и он обладал бÓльшим самообладанием, чем дети его возраста. Его сложно было чем-либо взволновать. Странность заключалась в том, что ритм дыхания и пульс сильно падали именно тогда, когда ему надо было на чем-то сконцентрироваться. Все это не потому, что он такой послушный, тихий или терпеливый. Чтобы у Ючжина быстрее забилось сердце, ему нужно что-то особенное.

Хэвон сказала, что ей страшно, потому что она не знает, что это. Сначала они провели тесты и анализы, предполагая, что у него детское поведенческое расстройство, а оказалось совсем не так. По выводу врачей, у Ючжина была дисфункция миндалины в мозгу. Значит, в пищевой цепочке он являлся хищником.

Я, как дура, моргала глазами. Как он может быть хищником?

Хэвон безапелляционно заявила: «Ючжин опасен. Среди социопатов он находится на самом верху иерархии, он – хищник».

Хищник?.. Это бессмысленное слово объясняет прошлые шестнадцать лет?.. Этот абсурдный диагноз управлял моей жизнью?..