Текст книги "www.1939.com.pl(СИ)"

Автор книги: Чишевский Марчин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Сегодня, однако – откровенно говоря – только они не потеряли головы, в отличие от остальной части отряда. Уже в самом начале стрельбы "громовцы" организованно отступили за оружием, а когда Курцевич, развалив вражеский бронетранспортёр на мелкие ошмётки, дал сигнал: "Еще Польска не згинэла" – началась собственно их акция. Под прикрытием грузовиков два десятка смертельно опасных воинов незаметно прокрались в сторону вражеской цепи, широкой дугой огибая её правый фланг. И аккурат в момент, когда Курцевич закончил поливать неприятеля пулемётными очередями, "наши", будучи уже в тылу у "чужаков", внезапно атаковали.

Автоматический пистолет MP-5 производства фирмы Heckler-Koch калибра 9 мм – лучшее в мире оружие для боя на коротких дистанциях: по кучности стрельбы, относительно небольшому весу, вдобавок – он прекрасно сбалансирован и практически не имеет отдачи; в умелых руках это настоящая машина убийства. Руки людей из ГРОМ-а были более чем умелые и потому схватка оказалась короткой: полтора десятка метких коротеньких очередей прервали столько же жизней – и, в принципе, делать было больше нечего. Противник наверняка даже не успел сообразить, что собственно произошло. Курцевич своим выступлением нанёс немцам большие потери и подорвал их дух: те же, что выжили, стреляли уже не так кучно и не так метко, как прежде. Командосы завершили истребление – и три четверти личного состава чужого взвода оказались выключены из боя. Остальные – раненые, оглушённые и сильно перепуганные – с большой охотой подняли руки вверх.

Я встал с коленок – перезарядка пистолета казалась мне безопасней в этой позиции – и осторожно выглянул из-за грузовика. Более десятка тел, лежащих в самых нелепых позах; часть из них страшно изуродована взрывом гранаты. Некоторые ещё дёргались в агонии. Зрелище было не из приятных, но я как-то это вынес. В конце концов, никогда не поздно отвернуться.

– Галясь! Борека и врачей сюда! Живо!

– Слушаюсь.

Капрал отправился в лагерь, а я последовал вслед за ним. Остановился посреди площадки рядом с танком Курцевича. Сам герой смотрел на меня с высоты башенки и недоверчиво озирался по сторонам. Я тоже обвёл взглядом поле битвы, пытаясь оценить потери. Не сказать, чтоб я делал это слишком скрупулёзно: адреналин бурлил во мне вовсю и я никак не мог сконцентрироваться.

– Что-нибудь понимаешь из этого? – спросил он.

– Нет. Проверь состояние роты и доложи о потерях.

– Уже делается.

– Пан полковник! – Неожиданно и непонятно откуда появился передо мной Поклевский. Физиономия его была перекошена от ужаса, а голос звучал вызывающе. – Что случилось со связью? Что за люди нас атаковали? Я требую объяснений!

– Не можете дозвониться до вашего полковника, поручик? – спросил я так громко, что меня мог слышать не только Курцевич, но и, по крайней мере, половина его людей. – Запомните раз и навсегда: вы находитесь на службе. И по всякому вопросу обязаны обращаться к вашему непосредственному начальнику, капитану Курцевичу. Вам ясно?

– Но?

– Вам ясно? – повторил я несколько тише – и, видно, было что-то особенное в моём голосе, коль скоро он отказался от прежнего настойчивого тона и ответил:

– Так точно.

– Ну, так доложитесь – и бегом в расположение вашего взвода – проверять людей и технику.

– Так точно, – сорвался он с места.

– Я ему, сука, устрою, – взволновался Курцевич. – Будет с тоской вспоминать службу у тебя.

– Есть дела поважнее, – махнул я рукой.

Определённо есть. Первейшее их них – скрыть дрожь в коленях.

Ко мне подбежал Якуб Борек.

– Пусть твоя рота обеспечит охрану лагеря, – приказал я. – Раздели её на патрули. Каждый в составе отделения. Каждый патруль должен иметь РПГ, пулемёт и двойной боекомплект. Даже нет – тройной. Устрой связь так, чтобы и я слышал доклады патрулей. Ты охраняешь восточное, южное и северное направления. Западное направление будет охранять Станьчак. Скажи людям – пусть смотрят в оба. И на небо не забывают поглядывать. Не желаю видеть здесь никаких самолётов-разведчиков, высматривающих, что у нас на ужин. Попадётся нам лётчик-ловкач, выскочит над самыми верхушками деревьев – и радар не поможет. Люди из командного состава пусть займутся сбором пленных, скуют их наручниками и посадят где-нибудь на отшибе. Пленным следует сидеть спиной к лагерю и не болтать друг с другом. Раненых, разумеется, перевязать. Тот молодый Брегинц, кажется, жив – посади его отдельно. Выполняйте!

– Так точно! – Последние слова Борек произнёс уже не бегу, направляясь к своим людям.

– Станьчак! – рявкнул я в микрофон.

Секунду спустя отозвался командир разведывательного взвода.

– Докладываю, – раздался в наушниках его спокойный голос.

По крайней мере, этот парень никогда не теряет головы.

– Потери?

– Нет.

– Хорошо. Возьми бронетранспортёры и поезжай дорогой, по которой мы приехали. Когда доберёшься до пересечения с шоссе, найди наших друзей из жандармерии и поинтересуйся -какого черта они пропустили к нам сюда гостей с огнестрелом. Если никого не найдёшь, хорошенько спрячься и замаскируйся. Вышли пешие патрули вперёд и по сторонам. Избегай вооружённых стычек. Докладывай о любых перемещениях любого войска. В случае, если кто-то появится и попытается той или иной дорогой добраться до нас, задержи и не пропускай.

– Так точно. Но... Пан полковник... Что, собственно, происходит?

– Пока не знаю. Выполняйте!

– Так точно!

– Савицкий!

– Я!

– Как можно скорее потушите транспортёр. Этот дым, чёрт знает, где виден.

– Уже готовим оборудование. Будет сделано!

– Хорошо. Грабовский!

– Я! – Слабеньким голоском отозвался зенитчик.

– Живой? Потери есть?

– На сей момент не наблюдаю.

– Хорошо. Все "шилки" привести в состояние боевой готовности. Заряди ракеты. Расставь всё так, чтобы наблюдать любой участок неба.

– А от кого нам следует обороняться?

– От инопланетян, Грабовский, не знал? Только что прилетели и ожидают подкрепления от коллег. Выполняйте.

Тишина.

– Грабовский, вы слышите?

– Так точно.

– Вы поняли?

– Да. Нет. Не знаю. Что мне следует выполнять?

Я глубоко вздохнул.

– Поручик, повторяю приказ: вам следует расставить самоходные зенитные комплексы "шилка" в местах, оптимальных для обороны батальона от вражеского нападения с воздуха. Каждая "шилка" должна иметь полный боекомплект. Это касается как ракет, так и боеприпасов для орудий. На всех комплексах должны быть включены пассивные и активные системы наблюдения и перехвата, вместе с радаром. Всё ясно?

Тишина.

– Поручик, прошу вас оставаться на месте. Я иду к вам.

Скверно. Один из командиров слился.

Прошло от силы полтора часа с момента нашего прибытия на полигон, а результаты, достигнутые за столь короткое время, вполне впечатляют: свыше пятидесяти трупов, в том числе – пара наших, более десятка раненых, догорающий музейный бронетранспортёр и его уцелевший брат-близнец, два таких же музейных грузовика, но в нулёвом состоянии, десятка полтора пленных, продырявленные капоты наших грузовиков, всё ещё разносящийся в воздухе смрад кордита и, наконец, психический срыв одного из ключевых командиров. А афганская миссия ещё даже не началась. Ба, ещё не начались даже запланированные учения.

Тогда я подумал, что чем скорее поверю в то, что случилось, тем лучше. Хотя, наверное, удобней было бы думать, что всё это кошмарный сон. Будучи сильно не в себе, я щипал себя за бедро, но почему-то не мог пробудиться. Кошмар продолжался.

Зенитки стояли перед самыми палатками. На первый взгляд они выглядели невредимыми. Да и что им какие-то пули. Бронезащита зениток способна была выдержать куда более мощные удары, чего нельзя было сказать о людях. Экипажи стояли плотной кучкой перед машинами. Почти все, даже некурящие, нервно затягивались сигаретами, были взволнованы и испуганы. Грабовский не особенно старался исправить это положение дел. Сам выглядел погано: серое лицо, ходящие ходуном руки, словно в припадке болезни Паркинсона.

Я встал перед группой, смерил их суровым взглядом мудрого командира. Командующего, на которого они всегда могут рассчитывать.

– Солдаты! Грузите в машины комплект боеприпасов и ракет и устанавливайте их на позиции. Цель задания: оборона лагеря от воздушного нападения. Следите за радарами на всех диапазонах. Режим активный. Всё ясно?

– Так точно! – вяло согласились около двух десятков голосов.

– Выполнять немедленно! – приказал я. – А вас, поручик, я попрошу на пару слов.

Мы отошли немного в сторону – ибо то, что я собирался сказать поручику, ни в коем случае не предназначалось для ушей его подчинённых. В конце концов, в данный момент у них не было времени грузить себя мыслями о судьбе своего командира. Наблюдая их профессиональную суету, я сделал вывод, что, несмотря на шок, вызванный боем, они, однако, решились выполнить приказ. Или рутина решила это за них. И на том спасибо.

– Поручик Грабовский, буду говорить кратко. – Я сам впервые оказался в такой ситуации, а потому, на всякий случай, решил, что лучше держаться официального тона. – Мы были атакованы. Не знаю кем, не знаю почему. Скоро, наверное, узнаю, но сейчас это не существенно. Главное то, что нам угрожает реальная опасность. Вы осознаёте, поручик, что в подобной ситуации нет ничего более важного, чем выполнение приказов. Точное и безотлагательное. От этого зависит безопасность всех. Вам понятно?

– Ддда. – Мне едва не пришлось наклониться к его лицу, чтобы услышать этот утвердительный ответ. – Понятно.

Он поднял голову. От прежнего Грабовского, весёлого парня, не осталось ничего. Я посмотрел ему в глаза, но он тотчас отвёл свой взгляд в сторону. У меня не оставалось выхода, решение могло быть только таким:

– Поручик Грабовский, я отстраняю вас от командования. – Даже эти жестокие слова не вызвали никакой реакции, парень лишь ещё более ссутулился. – Прошу вас немедленно отправиться в лазарет. До особых распоряжений вы будете находиться под опекой врачей.

Я назначил на должность Грабовского подпоручика Валецкого, командира первого взвода, повторил ему приказ, касающийся обороны лагеря, и тяжёлым шагом побрёл назад.

5.

Было похоже на чудо, что при таком плотном огне у нас оказалось только двое убитых. В поле зрения крутились несколько врачей и санитаров, перевязывающих раненых, но я уже знал наверняка: из наших мы потеряли только Гэмбалю и Уилсона. Чужаки стреляли не лучшим образом – и это было единственным нашим счастьем в этот проклятый день.

"Твардый" всё ещё стоял в центре лагеря – со стволом, повернутым на 90 градусов от оси движения. Я пошёл по направлению выстрела в сторону остатков бронетранспортёра. Пожар уже потушили. Люди Савицкого крутились вокруг, собирая разбросанные взрывом вещи. Трупы пока что лежали никем не тронутые.

– Пан полковник, – кто бы сомневался, что в числе сборщиков трофеев обнаружится вездесущий Галясь, – разрешите доложить... Да вы сами посмотрите, что я нашёл.

Он подошёл ко мне и протянул мне тонкую, слегка обгоревшую кожаную полевую сумку с порванным ремешком.

– Планшет с картами? – спросил я.

– Он самый, – подтвердил Галясь уверенным тоном. – Когда пан капитан припечатал в этот головной транспортёр, то офицера, что с нами болтал, разнесло вдребезги. Не много чего от него осталось. Но ремешок сумки взрывом оторвало и видите, пан полковник, отбросило планшет взрывом в лес. Лежал там, чуть в стороне. Загляните внутрь, пан полковник.

Я заглянул. И в очередной раз за этот день вздрогнул от изумления. Что было довольно глупо – так как, после всего случившегося, содержимое планшета было не ахти какой диковиной.

– Карта? – Интересно, что ещё я надеялся обнаружить в планшете для карт.

– Разрешите доложить, так точно, пан полковник. Германская штабная карта.

– И что на ней?

– Ближайшие окрестности. И точное расположение XVI-го Танкового Корпуса фон Хеппнера.

– Фон Хеппнера? – Наш диалог начинал напоминать монолог пациента, страдающего эхолалией.

– Генерала Эриха фон Хеппнера, командуюшего XVI-м Танковым Корпусом в сентябре 1939 года.

– Историческая карта, – уверенно заявил я.

– В любом случае, подлинная, – уклончиво ответил капрал.

Я оставил его замечание без внимания.

Я отправился дальше, чтобы осмотреть уцелевшую технику вражеского отряда. Второй бронетранспортёр остался невредимым. Это была классическая колёсно-гусеничная машина времён Второй Мировой войны. Над бронированной кабиной водителя был установлен пулемёт с характерным дырчатым кожухом вокруг ствола. Подобные транспортёры, пулемёты, а также солдат, одетых в серо-стальные мундиры и характерно изогнутые низко сидящие шлемы, я безусловно видел в десятках военных фильмах. Но эти отсюда совсем не походили на киношных, я в этом был стопроцентно уверен.

– Галясь. – Повернулся я к капралу. – О планшете пока никому не слова. И свои выводы, если сообразил что-то, пока оставь при себе.

– Так точно.

Давно я не видел его настолько серьёзным.

– Пан полковник, – услышал я шёпот в наушнике.

Станьчак. Оставив за спиной капрала, я быстрым шагом отправился в направлении командного поста.

– Докладывайте.

– Я добрался до пересечения нашей дороги с шоссе. Ну, там всё иначе выглядит, чем пару часов назад. Асфальта нет, обычная грунтовая дорога, разве что достаточно ровная. Никаких следов постов жандармерии.

– Вы уверены? – Напрасный вопрос. Я был бы сильно удивлён, если бы они там вдруг оказались.

– Да. Я искал на пространстве в несколько сот метров по сторонам. Но это ещё не всё. По дороге движутся военные машины. В основном, грузовики и мотоциклы. Либо интендатские службы, либо связисты. Немного санитарных машин. Все модели довоенные. Немецкие.

– О, чёрт!

– Абсолютно с вами согласен, пан полковник. Это немцы. Что мне делать, если вздумают сунуться сюда?

– Докладывай. А потом – огонь из всех стволов.

– Есть. Доклад закончен.

– Пока.

Я отключился.

Общее собрание офицеров я назначил на пять вечера – то есть, у меня оставалось ещё немного времени, чтобы всё осмыслить. Ничего позитивного. Из-за нелепой рассеянности я не отключил дурацкого звонка в телефоне, и в итоге поехал на аэродром, а там встретил Нэнси. Минус. Затем оказался слизняком и позволил Дрэшеру навязать мне командование батальоном. Очередной минус. Затем ввязался в драку с гангстерами, несколько из них пострадали; в результате половина командиров в батальоне попали в список разыскиваемых полицией. Минус с восклицательным знаком. Я принял назначение, ибо желал отправиться на войну – и, видно, Господь Бог меня покарал, так как я попал на войну, которая мне и в кошмаре не снилась. Очередной минус. Вдобавок, у меня начали возникать неясные подозрения о том, кто нас во всё это безобразие втянул.

А ведь как красиво виделось будущее ещё накануне.

Командиры собирались медленно, как бы нехотя. Что нисколько меня не удивляло. Бой оказался шоком. И жертвы. И необходимость убивать. И тошнотворный запах крови. Я окинул взглядом знакомые лица и решил, что с ними всё в порядке – они умели скрывать свои чувства и контролировать ситуацию. Вместе с тем, они осознавали, что нам следует извлечь из происходящего какие-то выводы, а это не сулило ничего хорошего.

– Потери? – начал я.

– У меня нет. – Курцевич, как обычно, отозвался первым. – Пара царапин на броне.

– У меня Гэмбаля, – Савицкий вложил массу усилий в равнодушный тон, – и четверо раненых. Легко. Ничего им не грозит. Повреждены два автомобиля. Мелочи. До вечера исправим.

Я взглянул на Борека.

– Двое раненых, один достаточно скверно. – Он говорил негромко, но тоже неплохо держал себя в руках. – Два транспортёра побиты пулями, но ничего серьёзного. Надо заменить фару. Все патрули на своих постах.

– Вуйчик?

– Четверо раненых. Двое легко, отказались идти в лазарет. Пробито колесо в AMOS-е. Не знаю, как это случилось, они вроде бы пулестойкие. Есть запаска, поменяем. Прострелены стёкла в бээмках.

– Войтынский.

– Ничего. – Он слегка улыбнулся мне одобряюще. – Повезло.

– Капитан Санчес? – Я посмотрел в голубые глаза Нэнси и мне очень не понравилось то, что я увидел.

– Сержант Уилсон погиб, – ответила она тихо. – Других потерь нет. Повреждён MDS, не работает связь, мы не видим спутников. Машины в порядке. Совершенно не понимаю ситуацию, в которой мы очутились. Нас атаковали на вашей территории; боюсь, это может иметь серьёзные политические последствия.

– Пани капитан, – ответил я кротким голосом. – Мы тоже не понимаем, что происходит. А пока прошу воздержаться от поспешных выводов, ладно? Попытаемся сперва как-нибудь всё упорядочить.

Она кивнула головой. Я удобно уселся на вращающемся командирском кресле командира и обвел взглядом собравшихся. Все смотрели на меня с ожиданием. От этих людей будет зависеть, как мы справимся с ситуацией, в которую так неожиданно попали. Вот потому я начал осмотрительно и издалека:

– Поручик Войтынский, я буду говорить медленно, а вы, пожалуйста, переводите капитану Санчес на английский очень точно всё, что мной будет сказано. Я желаю, чтобы она была полностью в курсе того, о чём мы разговариваем. Хорошо?

– Так точно!

– Ну и ладно. Капитан Санчес. Господа. Я попытаюсь представить вам ситуацию так, как я её помню. Мы выдвинулись сегодня в два часа пополудни из расположения нашей бригады в городе Л. под Ополем. Дорога заняла у нас около часа. За это время мы проехали шестьдесят километров и оказались, согласно плану, на стрелковом полигоне нашей бригады в лесу неподалёку от деревни Олесно. Разместились, пополнили баки горючим. Кажется, всё это мы успели сделать, да? Транспортные платформы отправились к чёртовой бабушке, а мы начали испытания IVIS-а и силового поля. В это время над нашим лагерем разразилась гроза. До этого места всё сходится? – Ответа не было, только какие-то вялые кивки головами и тихий гул в помещении. – Полагаю, что так. Но с этого момента нам предстоит двигаться в свете фактов, родом из "Матрицы" и моих домыслов, а я, признаюсь, ещё не имел достаточно времени, чтобы всё это обдумать. Гроза приближается и в определённый момент центр её находится точно над нами. Подчинённые капитана Санчес готовятся к испытательному запуску поля. Включают его. Молния огромной силы ударяет в выдвинутый эмиттер поля MDS-а и, по невыясненным пока причинам, энергия молнии входит во взаимодействие с устройствами, генерирующими силовое поле, вызывая мощный сбой в работе как самого поля, так и всего оборудования MDS-а. Вспомним о том, что всё наше подразделение находилось в зоне действия силового поля. Далее следует удар, после которого, как мне кажется, все мы теряем сознание. На сколько? По часам, может быть, на минуту. Спустя приблизительно это время, мы приходим в себя. Никто из нас не получил физических повреждений, хотя поначалу чувствуем себя плохо. Техника также цела, с одним исключением: связь с командованием полностью исчезает, мы не видим спутников, не работают GPS и сотовые телефоны. Внутренняя связь между нашими группами функционирует безупречно. Вскоре после этого капрал Гэмбаля обнаруживает в лесу двух аборигенов, с которыми нам удаётся поговорить – пусть и по-немецки. Из этого разговора следует, что они якобы жители ближайшей деревни, а возраст их, соответственно, сто десять лет и восемьдесят два года, хотя выглядят: первый – на сорок, а второй – на пятнадцать лет. Гэмбаля утверждает, что эта пара имела компаньона, который скрылся на велосипеде и привёл сюда отряд солдат, говорящих по-немецки и выглядящих как Вермахт времён Второй Мировой войны. К сожалению, Гэмбаля нам больше ничего не объяснит, так как погиб. – Как-то не в меру саркастично это вышло, что даже меня самого перекосило. – Отряд этот, силой одного взвода, получив от нас информацию, что мы являемся польскими солдатами, внезапно атаковал нас огнём из автоматического оружия, в результате чего погибли двое наших людей и больше десятка были ранены. В ходе нашего противодействия большинство немцев – условимся пока, что это были немцы – оказались уничтожены, а один из их бронетранспортёров сожжён. В данный момент с востока доносится достаточно отчётливый гул, который мы можем определить как раскаты тяжёлой артиллерии. Незадолго до нападения над поляной пролетел повреждённый военный самолёт со знаками Люфтваффе, который я идентифицировал как "юнкерс" Ю-87 "штукас" времён Второй мировой войны. Вот что, по-моему, мы наблюдали. Кто-нибудь хочет что-то добавить? – Тишина. – Ну что вы, в самом деле, чёрт возьми? Все онемели?

Я оглядел собравшихся и мне не слишком сильно понравилось то, что я увидел. Курцевич смотрел прямо перед собой в никуда и о чём-то интенсивно размышлял. Савицкий – командир транспортников – как обычно сидел с бездумным выражением лица. Остальные уставились взглядом в пол. Один Войтынский из ГРОМ-а смотрел на меня с лёгкой улыбкой. А, может быть, мне это только казалось. Да майор Лапицкий старался подбодрить меня взглядом.

Но никто так и не осмелился отозваться.

– Пан полковник. – Радиоператор Цупрысь на мгновение оторвался от клавиатуры. – Третий патруль докладывает, что в каких-то полутора километрах отсюда лес заканчивается. В четырёхстах метрах за лесом идёт дорога. А по той дороге движется на восток моторизированная колонна. Они говорят, что не уверены точно, но те типы выглядят как немцы из "Четырёх танкистов и собаки": танки, грузовики, такие же бронетранспортёры, вроде того, что сожжён здесь, артиллерия – всё старое и с немецкими крестами. По меньшей мере, батальон. А над ними пролетела группа из двадцати бомбардировщиков. Голову дают на отсечение, что это "штукасы". Летят не на нас, а прямо на восток.

– Сукины дети! – услышал я как Галясь бормочет что-то себе под нос. – Всего две зенитки...

Я вновь оглядел лица собравшихся. Доклад Цупрыся вызвал вполне объяснимое волнение. Часть из нас всё ещё обманывали себя, что недавняя атака была всего лишь какой-то воистину трагической – однако, эпизодической ошибкой.

– Галясь, что ты там бормочешь?

– Разрешите доложить, пан полковник, что у наших там всего две сороковки "бофорсов" на эти "штукасы" и неплохо было бы им немного помочь.

Только теперь я отразил, что Галясь уже в течение продолжительного времени вертится как-то неспокойно, а сейчас даже осмелился подать голос в присутствии офицеров. Конец света! Интересно, что может поведать капрал-сверхсрочник Юзеф Галясь, мой личный Санчо Панса.

– Тише, тише, спокойно, – унял я его. – Какие ещё "сороковки"? Какие "наши"? Кому помочь?

Он думал о чём-то напряжённо и отвечать не спешил. Наконец, громко выдохнул и совершенно серьёзно, без обычной иронической улыбки, сказал:

– Пан полковник, могу я попросить, чтобы господа офицеры внимательно выслушали меня? Это не отнимет много времени.

– Говорите, капрал, – я одобряюще кивнул головой, – но постарайтесь излагать кратко.

– Есть, кратко. Вы знаете, господа, какой техникой располагали немцы в 1939 году? Это только коммунистическая пропаганда и такие фильмы как "Летучая" вешали нам лапшу на уши будто бы немцы двинулись на Польшу лавиной тяжёлых танков. На самом деле, основным немецким танком был Panzer I. Это, скорее, танкетка – и та устаревшая. Остальные типы были немногим лучше. Только Panzer IV, которых у немцев было штук двести, имели орудие калибра 75 мм. Ну, не смех ли? Единственная их техника, которую, действительно, следует опасаться, это 88-ми миллиметровая зенитная пушка, в то время – лучшая в мире.

Тишина в недрах машины достигла такого уровня, насколько это вообще было возможно в данных условиях. Всеобщее изумление стало почти осязаемым. Готов спорить, что ещё никогда в жизни мне не приходилось быть в подобной ситуации. Во-первых: откуда капрал с обычным средним образованием мог располагать столь энциклопедическими знаниями об особенностях германского вооружения шестидесятивосьмилетней давности? Во-вторых: какое всё это имело отношение к происходящему? Однако, как командир, я обязан был реагировать. Все этого от меня ждали. И сам я этого от себя ожидал.

– Галясь, всё это, разумеется, очень интересно, но зачем ты нам об этом рассказываешь?

– Я говорю об этом, пан полковник, эээммммм... ну да, я говорю об этом для того... потому что... – он набрал воздуха в лёгкие и вдруг перестал заикаться, – у нас появился уникальный шанс дать немцам такого пинка в задницу, что они с голодухи сгинут в полёте, пан полковник. Да просто элементарно разхерачить их в мельчайшую пыль! – Он воинственно задрал подбородок и посмотрел на нас вызывающе.

Все уже давно подняли головы и с удивлением к нему присматривались. После последнего его заявления можно было физически уловить звук распахивающихся челюстей.

– Послушайте, капрал, вы не могли бы выражаться чуточку яснее? Кого "расхерачить"? Немцев? Я не знаю, капрал, в курсе вы или нет, но немцы это наши союзники. – Я нёс полную хрень и Галясь прекрасно это осознавал. Но мне хотелось, чтобы собравшиеся самостоятельно пришли к выводам, к которым я пришёл с полчаса назад.

– Особенно те, что стреляли в нас из водяных пистолетов, не так ли? Пан полковник, да вы посмотрите. – Капрал вытащил из кармана часы. Обыкновенные ручные часы. – Я снял их с одного из покойников. Просто так, на память. Вы видите дату?

Я взглянул: на большом узорчатом циферблате стояло бесспорное: 1 Sep 39. Остальные тоже наклонились с любопытством.

– Перестанем обманывать себя: на дворе у нас первое сентября 1939 года. Точное время, – Галясь поднёс часы к глазам столь ловким движением, будто бы готовился к этому событию много лет, – семнадцать тридцать. Немногим более двенадцати часов назад началась Вторая Мировая война.

IV. СЪЕЗД

1.

Даааа... Крайне занимательно.

Предположим на мгновение, что это правда. Что в результате неправдоподобного поворота судьбы и технологически-погодных фокусов нас перенесло во времени и мы всем гуртом приземлились в 1939 году.

С чисто военной точки зрения Галясь был прав. Мы действительно имели гигантский технологический перевес и гигантское превосходство в огневой мощи по сравнению с любым немецким подразделением. Мы были значительно более подвижны и лучше защищены бронёй. А благодаря подаренным американцами приборам ночного видения и тепловизорам, для нас не существовало разницы – вести бой в дневное или ночное время суток. Мы могли значительно быстрее и лучше прицеливаться, а наши орудия стреляли значительно точнее и на несравненно большие дистанции.

Что общего у "твардого" с танками, о которых говорил капрал? Только название. А что общего у штурмового вертолёта Ми-24 с бомбардировщиком "штукас"? Ничего. Даже названий машин. Бесспорно, мы были в силах навязать бой целой германской бронетанковой группировке. В нашу пользу был фактор внезапности. У нас имелись достаточные запасы боеприпасов и горючего, чтобы неплохо накуролесить – может быть, даже больше, чем воображал себе Галясь.

Только... зачем?

Что общего у двадцати– и тридцатилетних парней из 2007 года с людьми из 1939 года? Что общего у нас с той войной? Как можем быть мотивированы для сражений в ней мы – люди эпохи интернета, сотовых телефонов и Big Brother-а? Ещё два часа назад каждый из нас питал надежду, что мы отбарабаним без происшествий эти несколько недель полигона, а потом отправимся в Афганистан, где под нежной опекой американцев проскользнём через эту войнушку без особых огорчений и потерь. И к тому же нам заплатят солидные боевые. Каждый из солдат уже в душе представлял себе как он, обвешенный симпатичными барышнями, с карманами, напичканными жалованьем в баксах, рассказывает героические байки о войне, доказывая всем и каждому, что талибы сгинули благодаря его личному мужеству.

Просто? Просто.

Тогда, в две тысячи седьмом году.

Если же, однако, прав Галясь, то мы ввязались в совершенно иную войну. Нет на ней и речи о зарплате, блеске и почестях. Нет речи даже о высшем руководстве – старший по рангу офицер, который в состоянии худо-бедно командовать батальоном, это я, собственной персоной: подполковник-анархист, вздумавший поехать в Афганистан, потому что ему нравится – хоть сам он себе пытается доказать обратное – одна девушка. Собственно говоря, разведённая. На которую я с некоторого времени зол.

Остальные офицеры Первого Отдельного Разведывательного Батальона не морочили себе голову столь сложными расчётами. Хотя адреналин, высвободившийся в ходе боя, мало-помалу начинал выдыхаться, у людей развязались языки и они принялись спорить, перебивая друг друга.

– Нет, ну блин, это какой-то полнейший вздор! – вопил во всю мочь Ветэска. – Галясь, где ты вчера развлекался, чёрт возьми! До сих пор, небось, похмелье мучит, потому что таких пьяных бредней я давно не слыхал. Вторую Мировую хочется тебе начать?

– Она уже идёт, Джонни, – напомнил я. – И совсем не Галясь её начал. И не дери ты так глотку.

– Вздор, курва, вздор. Она началась шестьдесят восемь лет назад, чёрт возьми! Мозги вам что ли отбило? Путешествия во времени возможны только в научной фантастике!

– Необязательно, – ответил Курцевич. – Теория относительности, в принципе, доказывает, что путешествия во времени, в самом деле, возможны...

– Ага, а как раз нам выпало быть экспериментальными кроликами? Учёный нашёлся, псякрев. Держите меня, а то лопну от смеха.

– Послушай, Джонии, – мягко ответил я. – Не знаю, как это случилось, но похоже на то, что мы, в самом деле, переместились во времени. Ведь отряд, который нас атаковал, не был миражом, правда? Ты сам видел, что он выглядел как немецкая пехота времён Второй Мировой войны. Или ты думаешь, что это Дрэшер так глупо пошутил над нами и подослал тех типов?

– Может быть, Дрэшер, а может, Микки Маус, – буркнул он сквозь зубы. – А может, Аль-Кайда изобрела новый тип террористических атак? Чёрт их знает, этих арабов, что у них там гнездится под их черепными коробками.

– Джонии, Аль-Кайда не нападает таким способом, – убеждал я его и себя одновременно. – Не играет в открытые боестолкновения с армией. И, наверное, жаль ей времени и денег на подобные маскарады. Откуда, в конце концов, они взяли бы целое соединение функционирующих "штукасов"?

– А я знаю? Я что ли энциклопедия? – Капитан Ветэска переставал злиться, зато мышление включил на полную катушку. – Хочешь мне впарить, что полторы сотни людей, несколько тысяч тонн железа, всё в куче, фьюююють, переносится во времени и пижонисто, как на параде, выгружается аккурат первого сентября тридцать девятого года? Что это могло бы быть, какой-нибудь Гарри Поттер для взрослых? Ну, ладно. Предположим, что путешествия во времени теоретически возможны. Но ведь для этого необходимы какие-то машины, какие-то технологии, какие-то, блин, учёные, которые нас должны были бы отправить.