Текст книги "www.1939.com.pl(СИ)"

Автор книги: Чишевский Марчин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Остальные двое нападавших, по-видимому, решили побить мировой рекорд в спринте – что, принимая во внимание их многочисленные переломы и ушибы, было для них деянием не из разряда пустяшных. С поля боя они удалялись с такой скоростью, что если бы им удалось сохранить заданный темп, у них имелся неплохой шанс в течение часа достичь окраин Берлина. Витэска снова поднял пистолет, но я в последнюю секунду успел крикнуть:

– Оставь! Надо смываться как можно скорее.

Нэнси стояла на коленях посреди улицы. Видно было, что она ещё не успела переварить всё случившееся, но прилагала титанические усилия, чтобы взять себя в руки. С момента нашего страстного поцелуя прошло не больше двух минут. Но теперь на расстоянии одного метра от неё лежали трое раненых человек, да и я выглядел немногим лучше.

– С тобой всё в порядке? – хрипло поинтересовался я.

– Да. Кажется, да. – Она посмотрела на меня. Со слезами на глазах – но, в конце концов, это была самая естественная реакция. – А с тобой?

– До свадьбы заживёт, – я неловко попытался приободрить её. – Надо делать ноги отсюда – и как можно скорее.

– А полиция? Разве ты не вызовешь полицию? – удивилась она.

Ох уж эти американцы. Едва душа в теле, а лепечет о законности.

– Сама приедет, – пробормотал я, осторожно ощупывая нос. Вроде не сломан.

– Но ведь мы должны им всё рассказать. Дать показания.

– Этого мы не можем. Мы не на службе и за пределами гарнизона. Нами сильно травмированы семеро человек – включая тех, в ресторане. Если начнём разговаривать с полицией, то никуда завтра не выедем. Дело затянется на неопределённый срок. На месяцы. Старик будет в ярости. К тому же, ещё неизвестно – какие показания дадут свидетели из ресторана. Может быть, они боятся тех типов больше, чем нас. Почём знать, что не посадят нас самих?

Тем временем к нам подоспели наши спасители. Уже никому было не до шуток. Войтынский умелым движением открутил глушитель от ствола пистолета.

– Стоило стараться, – пробормотал он. – Мне и в голову не пришло, что пан капитан Ветэска захочет поднять на ноги всю округу.

– А что пан капитан Ветэска должен был делать? Подождать, пока нашу очаровательную пани капитаншу порежут на кусочки?

– Благодарю за помощь, – пробормотал я, ощупывая разбитые губы. – Что вам стоило стрелять чуть менее эффективно?

– Дружище! Ты думаешь, что мы с такого расстояния могли терять время на игры в снайперов? Все живы – и довольно. Радуйтесь, что в вас не попали, голубки лобзающиеся.

Он прав. Я жив. И Нэнси тоже жива.

Курцевич, не обращая внимания на наши разговоры и стоны нападавших, вытянул из кармана одного из них ключи от наручников. Спустя пару секунд Нэнси была свободна.

– Идёмте, – сказал Войтынский. – Сейчас сюда сбегутся пол-города.

– Думаю, да. Но сначала надо найти мой пистолет. И лучше, если бы мы все сегодня ночевали в гарнизоне, а завтра в городе не показывались.

Несогласных не было. Поиски заняли немного времени. Я вложил найденный ствол за пояс, быстрым взглядом окинул поле сражения – и мы умчались в ночь.

III. ЛАГЕРЬ

1.

На следующее утро я пробудился в таком нездорово блаженном состоянии, что лишь через добрых десять минут стал припоминать о малоприятных происшествиях предыдущего вечера. Я чувствовал себя законченным идиотом: это ужасное похмелье, едва ли не сломанный нос, разбитые губы. К тому же меня, наверняка, разыскивала полиция половины воеводства. У моих коллег, подстреливших вчера трёх типов, проблемы были ещё покрупней. Их, безусловно, разыскивала полиция трёх воеводств и отборные отряды Центрального Следственного Бюро. Учитывая, что в эту забаву были замешаны мафиозные тузы, финансирующие половину официальных и неофициальных структур в регионе, можно было надеяться, что следствие будет осуществляться крайне энергично.

Несмотря на подобные мысли, я не мог подавить радостного настроения. Однако, поразительная непоследовательность.

Я неспешно встал, привёл себя в какой-никакой порядок и показался на белый свет. Работа в батальоне кипела как в улье. Рёв танковых двигателей, лязг гусениц, крики, смех, ругань – идеальный камуфляж. У входа в здание стоял Курцевич, наблюдающий за погрузкой танков на транспортировочные прицепы. Он выглядел свежо и браво. Ну, в конце концов, вчера ему ни в кого не пришлось стрелять.

– Привет! – буркнул я. – Ничего интересного не пропустил?

– Ничего особого, – ответил он. – Карский тут недолго крутился и совал нос туда-сюда. Но, в общем, всё тихо.

– Ну, может, повезёт. Видно, что по зубам прилетело?

Он внимательно присмотрелся.

– Губы немного опухшие. И нос тоже. Но, вроде, не сломан.

– Сам вижу. – Скривился я. – Могло быть и хуже. Видел Нэнси?

Он посмотрел на меня с интересом.

– Нет. Наверное, со своими людьми.

Я вздохнул.

– Ты готов?

– В принципе, да. Через час будет забит последний гвоздь.

– Это хорошо. На текущий момент.

О Курцевиче можно было не беспокоиться. Он был прирождённым импровизатором, но, когда вынудили обстоятельства, прекрасно сумел организоваться.

Вообще, я недооценил людей. Все командиры встали значительно раньше меня и неплохо выполнили свою часть работы. Даже Савицкий, у которого штат роты увеличился почти троекратно, доложил о готовности к выезду. Лапицкий, командир штаба батальона, определённо держал всё в руках. Его назначили без моего ведома и согласия, но было ясно, для чего Дрэшер настоял на своём. Майор представлял собой полную мою противоположность: он мог бы поспорить с самим Савицким – кто из них более собранный, пунктуальный и дисциплинированный.

Я уже было уверовал, что всё пройдёт гладко и мы, без ущерба кому бы то ни было, выедем на полигон, когда раздался звонок моего мобильника. Я в это время размышлял сразу о нескольких вещах одновременно, из которых лишь малая часть имела что-то общее с армией, и потому неосмотрительно принял вызов.

– "Палковник Грабицкий"? – Вот блин! Карский. Знал бы, выбросил бы этот проклятый телефон в ближайший канализационный люк.

– Да.

– У пана "палковника" найдутся десять минут для разговора со мной, да?

– Я очень занят. Может, после возвращения с учений, ладно?

– Сейчас, пан "палковник", сейчас. Много времени это не займёт, а дело крайне важное.

Я на секунду задумался. Как бы то ни было, он мог мне неслабо напакостить во время моего отсутствия.

– Хорошо. Сейчас подойду.

– Да, я жду. – Отключился он.

О, Боже. А так хорошо день начался.

Я направился в командный корпус. На обширном гарнизонном плацу техника батальона постепенно занимала походный порядок. Остающиеся офицеры – те, которым не светили высокие командировочные и будущие медали – смотрели на меня с неприязнью. Ну что ж, я получил повышение и самостоятельное командование – достаточная причина меня недолюбливать. Строгое блюдение военной тайны не было высшей святостью в Пятой Бронетанковой Бригаде.

Я быстро взбежал по ступенькам и на повороте столкнулся с Галясем. Он летел сверху, где находился кабинет и секретариат Дрэшера.

– Добрый день, пан полковник. Поздравляю вас с повышением.

– Спасибо. А ты что здесь делаешь? Не следует ли тебе находиться на плацу, готовым к отъезду?

– Разрешите доложить, так точно, пан полковник. Но секретарша генерала меня вызвала, потому что должна была передать вам какие-то бумаги, но не смогла до вас дозвониться.

– И где эти бумаги? – спросил я въедливо.

– Ну... ыыы... то есть, разрешите доложить, пан полковник, что они ещё не готовы. Она сказала, что пан генерал сам вам их принесёт перед отъездом.

Я взглянул на него строго.

– Что-то недоговариваешь, Галясь.

– Богом клянусь, пан полковник, никогда в жизни. Так она и сказала.

– Сомневаюсь. Иди в расположение и ожидай меня там.

– Так точно. – Он быстро сбежал по лестнице.

Странно. Вообще-то не должно было его здесь быть.

Погружённый в мысли, я быстро преодолел оставшееся расстояние до кабинета моего бывшего шефа, постучал в двери и, не дожидаясь приглашения, вошёл внутрь. Тот сидел за своим письменным столом и выжидающе ухмылялся. К сожалению, в кабинете он был не один. У единственной свободной стены стоял лишний стул, на котором восседал "мой любимчик" поручик Станислав Поклевский. Он также приветливо улыбался.

– Присаживайтесь, "палковник Грабицкий".

– Спасибо, я постою. У меня мало времени.

– Ну, хорошо. – Сам Карский отнюдь не собирался вставать, только удобней развалился в своем кресле. Поклевский последовал его примеру. – Знаете, пан "палковник", у вас нет времени и у меня тоже, так что я вам сразу, с порога сообщаю: командир третьего взвода поручик Дрецкий чувствует себя недостаточно хорошо. Он мне признался, что так плохо себя чувствует, что отправиться с нашей военной миссией он не в состоянии. Ну, не может – так не может, никто силком тянуть его не станет. И вот что я вам скажу: третий взвод получит поручик Поклевский – и выкиньте, пан "палковник" эту проблему из головы.

Он многозначительно посмотрел на меня, ожидая согласия, а я в душе горько смеялся над собственной глупостью. Едва услышав в трубке голос Карского, я заранее уверовал, что грядут какие-то неприятности. Теперь увидел двух этих идиотов вместе и уже знал какие. Каким-то искусным, лишь им известным способом, они удалили Дрецкого. И за десять минут до отъезда сделали мне предложение, от которого нельзя отказаться. Зачем им это? Очень просто. У Поклевского будет личный канал связи с Карским и задача докладывать обо всех оплошностях в ходе учений. Сообщать обо всём, что я говорю. А может быть, в их планах и мелкий саботаж? Кто знает? Организованная в нужный момент ревизия на полигоне позволит удалить меня и возвратить назад в игру Карского. Но я не собирался сдаваться без боя.

– Я не согласен. Генерал Дрэшер дал мне свободу действий в подборе командиров, а я для поручика Поклевского вакансии в составе своего батальона не вижу.

– "Гинирал", говорите, пан "палковник"? – как-то неприятно проартикулировал он и поднялся из-за стола. От его добродушной усмешки не осталось и следа. – А что пан "палковник" скажет, если я пойду до "гинирала" и расскажу, что вы, пан "палковник" с коллегами вчера вечером вытворяли, а? Те трое подстреленных и пол-больницы перекалеченных, о которых только и говорят в городе – это, извините, чья работа, а? Или, пан "палковник" думает, что у меня приятелей в полиции нет и я не в курсе чем они сейчас озабочены? Один только звоночек, маленький такой звоночек – и жандармерия с полицией заинтересуются: отчего это у пана "палковника" такая побитая рожа. А если кое-кто ещё и пули посчитает в кое-чьих револьверах, сколько интересных вещей можно узнать, пан "палковник", правда?

Речь его была хаотична, но не бессмысленна. Недурной из него игрок, эффективный. Старая советская школа. Дал мне время на размышление. Явного давления не оказывал. Знал, что и так держит меня за яйца. Охотнее всего, я достал бы пистолет и застрелил обоих на месте.

– Хорошо, – процедил я сквозь зубы, – через десять минут я наблюдаю поручика Поклевского на гарнизонном плаце.

И вышел, захлопнув за собой дверь. Сделанную из добротной древесины, на совесть закреплённую в дверном проёме. Только потому не слетевшую с петель. Сразу после моего выхода от Карского Поклевский, в самом деле, немедленно доложился Курцевичу и побежал принимать руководство третьим взводом. Он вёл себя тихо, как мышь, и старался пока что никому не попадаться под горячую руку. Однако, моего приятеля-танкиста чуть удар не хватил. Он попытался сорвать свою ярость на мне, а потом нашёл Дрецкого и устроил ему такой скандал, что крики слыхать было по всему плацу, несмотря на рёв включенных двигателей. Поклевского он пока что не трогал – вероятно, оставил его себе на десерт.

Я тоже был в ярости, чего там скрывать. Уже вчерашний вечер доставил мне чёртову кучу пренеприятнейших эмоций. Не скрою, я любил мордобой. Любая хорошая драка возбуждала адреналин в крови, уровень которого из-за монотонности казарменной жизни был низок до безобразия. Хотя выезд на полигон предоставлял возможность легально и тактично слинять из поля зрения всевозможных правдоискателей, я отдавал себе отчёт в том, что совершил ошибку, согласившись на командование батальоном. Проигранная стычка с Карским была дьявольски выразительным знамением ожидавших меня впереди неслабых проблем.

Я настолько был взбешён, что в помрачении ударил ногой в поребрик. У меня болел нос, болели зубы, болела голова, а теперь, вдобавок, разболелся и большой палец на ноге. И только тогда я, наконец, вспомнил, что плевать мне на эту войну с Усамой и на командование. Что в гробу я видел армию и военные забавы, а единственная причина, которая побудила меня ввязаться в эту авантюру, совсем иная, не имеющая ничего общего с амбициями стать генералом, подвиги которого запишут золотыми буквами в анналы мировой истории.

Причина, безусловно, была совсем другая, хоть в тот момент я ещё не отваживался её внятно сформулировать. Похоже, старею, глупею. Меня аж передёрнуло.

На подходе к гарнизонному плацу я попытался хоть немного взять себя в руки. Пятьсот солдат, вытянувшись по струнке, внимательно смотрели на меня. Лапицкий мастерски отдал честь, коротко и ясно отрапортовал, что все готовы к отъезду хоть сейчас и ждут только сигнала своего Солнцеподобного Полковника, Который Сейчас Даст Им Команду "Вольно". Вольно. Дабы не упасть лицом в грязь в присутствии "всего лишь майора" Лапицкого, я тоже произнёс напутственное слово солдатам, поведав им в самих общих чертах, что именно нам предстоит. По моей скромной оценке, лаконичностью и чёткостью формулировок я побил эффект речи майора как минимум вдвое. Тем временем подошёл Дрэшер и добавил свои пару слов. Очень трогательно.

– Ну, полковник. Всё, что мне осталось, это пожелать тебе удачи, – обратился ко мне генерал, приветливо улыбаясь в знак искренности своих слов. – Можете трогаться.

– Так точно, пан генерал, спасибо. – Я отдал честь и крикнул так, что эхо отразилось от столовой третьего батальона, если не от штаба дивизии: – Бойцы! По машинам!

Не будет преувеличением сказать, что собранная мною команда погрузилась в танки и транспортеры со скоростью, приближённой к абсолютному рекорду мира. Не иначе, вздумали покрасоваться перед генералом. Я полагал, что ещё успею обменяться с Дрэшером парой слов, но рёв более чем сотни газующих двигателей временно сделал невозможным какое-либо общение. Мне полагалось ехать на предназначенном мне "хонкере" см кондиционером, но сам я решил сесть в идущий во главе колонны транспортёр разведвзвода. Воображая себе, что там буду смотреться столь же живописно и фотогенично, как командиры предыдущей войны, идущие в бой, стоя в открытых люках танковых башен.

Дрэшер всё же умудрился прервать мои торжественные проводы. Просто наклонился ко мне и высказал прямо в ухо:

– Помните, пан полковник, я не случайно выбрал командиром батальона именно вас – и что бы ни случилось, вы можете на меня рассчитывать. Сосредоточьтесь на задании и не думайте о проблемах.

Я внимательно посмотрел на него, но он и намёком не дал мне понять – ради чего была произнесена та последняя фраза. Некоторое время я полагал, что до него дошли слухи о вчерашних приключениях бравых ресторанных рыцарей и он пытался дать знать, чтобы я особо не заморачивался этим, что он всё знает, понимает, не осуждает и уж наверное не облегчит соответствующим органам их поисков. Спустя всего сорок восемь часов я скрежетал зубами от такой своей наивности.

Я попрощался с генералом, взял у него толстую папку со списком задач, директивами и регламентами, и ловким прыжком очутился на башне БРДМ-а. Поискал взглядом Нэнси, но она находилась среди своих людей. MDS занимал место в середине колонны и момент был явно неподходящим, чтобы общими усилиями анализировать вчерашние происшествия.

Сам не знаю почему, я рассмеялся, как идиот, хлопнул пораженного Станьчака по плечу и жестом показал ему, что пора отправляться. Водитель скрежетнул рычагом переключения скоростей, машина дёрнулась вперёд – и мы тронулись. Вся колонна, к удивлению, безупречно выехала с территории гарнизона и через пять минут мы были уже на шоссе.

2.

– Стоооооооой! – ни дать ни взять, как безумный танкист Удбол из "Золота для лихачей", молодецки рыкнул я в микрофон, наслаждаясь простым фактом, что все командиры меня слышат. Поднял руку вверх. – Паркуйтесь аккуратно и чтобы никто мне потом палаток на поразъезжал. Вы, капитан Витэска, будьте добры, посадите свой ржавый утиль на таком расстоянии, чтобы дуновение ветра от лопастей не потрепало наших причёсок.

Разумеется, это были шутки – место парковки машин, как и место посадочной площадки для вертолётов, были заранее старательно определены и командиры хорошо знали об этом. Тем не менее, в ответ я услышал какие-то нецензурные трески, которые счёл за лучшее списать на счёт атмосферных помех. Скорбя в душе по поводу падения дисциплины, я спрыгнул с башенки транспортёра и обратился к вытянувшемуся по уставу Галясю:

– Напомни командирам, чтобы сразу же долили горючего в баки. Завтра с самого утра не будем терять времени. Кухня пусть начинает готовить ужин. И пусть немедля подходят на инструктаж.

– Повара? – издевательски ухмыльнулся Галясь, на что я одарил его самым свирепым взглядом из репертуара командира батальона в ранге подполковника. Капрала, как ветром сдуло, с глаз моих в какой-то неуловимый отрезок секунды. Даже уставного "так точно" не успел сказать. Я облегченно распрямил плечи и огляделся вокруг.

От прекрасной солнечной погоды, которая сопутствовала нам во время марша, остались одни воспоминания. Затянутое тучами небо и душный, насыщенный влагой, воздух предвещали приближающуюся грозу. И я уже слышал даже отдалённые раскаты грома. Возможно, от того симпатичная лесная поляна, наша база, приобрела несколько угрюмый колорит. Вокруг неё располагался сосновый лес, наполненный чудесным ароматом, тишиной и спокойствием. Когда бы не эти несколько тысяч тонн металла, нарушившие своим присутствием гармонию природы, я мог бы всецело предаться наслаждению жизнью в отрыве от цивилизации. Но и без того, я с беззаботной улыбкой и добродушием наблюдал за действиями моих подчинённых.

Танки со скрежетом сползли с транспортировочных прицепов и выстроились в короткий ряд. Шестнадцать приземистых широкоплечих силуэта, покрытых камуфлирующей раскраской почти совершенно слились с окружающим фоном. Рядом примостились бронетранспортёры. Более неуклюжие, меньшие, чем танки, они смешно топорщились тощими стволами своих "тридцаток". Далее стояли гаубицы "краб", миномёты AMOS, немного напоминающие технику из "Звёздных войн", ракетные установки, зенитные орудия, множество грузовиков, цистерн, штабных автомобилей, радаров, инженерной и прочей тяжёлой техники. Даже удивительно, как все они поместились и никто никого не переехал. Машины встали в виде правильной буквы "U", разомкнутой в сторону дороги, по которой мы только что прибыли.

Позади этой стальной площадки чьей-то доброй рукой уже были установлены правильными рядами несколько десятков палаток. На самом краю лагеря заранее были размещены четыре стационарных контейнера с боеприпасами и несколько цистерн с горючим.

Разумеется, капитан Ветэска не был бы самим собой, если бы не отомстил мне за публичные насмешки. Ведомое им звено тяжёлых бронированных вертолётов с рёвом пронеслось над лагерем на такой высоте, что с меня едва не сорвало шлем – и с мастерской точностью, как бы нехотя, приземлилось на размеченной неподалёку посадочной площадке. Я всегда обожал смотреть на Ми-24, особенно когда на них летал Ветэска. Выделенные нам машины, по-моему, были модернизированными настолько, насколько вообще позволяла их древняя конструкция. Вооруженные американскими суперсовременными пятиствольными артиллерийскими комплексами GAU-12 (калибра 25 мм), переоборудованные для стрельбы ракетами "сайдуиндер", в руках капитана и его приятелей они превращались в круглосуточных хищников, способных обеспечить батальону превосходство в любой мыслимой ситуации. И, разумеется, доставить всем нам неоценимое удовольствие.

Экипажи машин усердно трудились, заливая в баки горючее, укладывая в палатках своё скромное солдатское имущество. Или болтались бесцельно тут и там.

Я услышал шаги за спиной и догадался наверняка, что это Нэнси Санчес.

– Как вам поездка, пани капитан? – спросил я, прилагая все старания, чтобы это не прозвучало излишне любезно. Так, обычный служебный разговор.

– Нормально, – как ни в чём не бывало, ответила она. – А тут красиво. Просто страшно представить, что здесь будет, когда начнутся стрельбы.

– Стрельбы будут не в лесу, а там дальше, в открытом поле. – Показал я рукой на запад. – Но, в самом деле, мы варвары. Не уклоняйся от темы.

– Я и не уклоняюсь, – ответила она и тут же сменила тему разговора: – А ведь мы даже не успели обсудить вчерашнего вечера. Положа руку на сердце, я вынуждена признать, что чувствовала себя словно в дьявольской мельнице: сперва меня развлекают, потом бьют, потом целуют, а под конец хотят похитить и снова бьют. У вас в Польше так принято?

– В общем, да. Стараемся предоставить иностранцам максимум развлечений...

– Понимаю. Такая местная разновидность самодеятельной туристической индустрии...

– Что-то в этом роде. Кроме того, это ты целовалась, а не я.

Она улыбнулась, а потом посерьёзнела.

– Тебе не кажется, что мы тех уродов немножко чересчур поколотили? А всему виной я.

– Не ты, Нэнси, – возразил я, в свою очередь, принимая серьёзный вид. – Это бандиты. И они получили по заслугам.

– Возможно, – согласилась она неохотно. – Но ведь они и люди одновременно... Я знаю, что у Ветэски и Войтынского не было выбора. И я очень благодарна им за то, что они сделали. – Она перевела вздох. – Вам это не навредило?

– Пока нет. Но хорошо, что мы смылись.

– Не чувствую в этом ничего хорошего. – Снова глубоко вздохнула она.

Злость прошла, как не бывало, но я начал опасаться, сумеет ли Нэнси с её впечатлительностью приспособиться к положению, в котором мы оказались. В конце концов, нас ожидает война, а она единственная женщина среди пятисот парней. Мне даже мысль в голову не пришла, что очень скоро я с блаженством буду вспоминать наши теперешние недоразумения, а пани капитан избавится от своей врождённой чувствительности, словно от зимней куртки, убранной за ненадобностью в шкаф.

– Хорошо, давай поговорим о профессиональных делах, – я попробовал перевести диалог на безопасные рельсы.

– Ну, разумеется, – она с благодарностью подхватила эту тему. – Я хотела бы протестировать системы связи IVIS-а, а также произвести пробную активацию силового поля. И вынуждена попросить, чтобы все солдаты находились в пределах лагеря. Мои люди обозначат жёлтыми маркерами линию, переступать которую категорически нельзя.

Холодная профессионалка, быстро же она переключилась. Так было даже лучше. Мне более не в мочь было болтать ни о стрельбе, ни о том, что творится в моей башке. Я распорядился в микрофон:

– Внимание, всем командирам. Сейчас начнутся испытания MS-а и системы безопасности. Командирам и связистам находиться в своих машинах. Никому, повторяю, никому не разрешается выходить за пределы лагеря, за линию, обозначенную жёлтыми предостерегающими маркерами. Подтвердите выполнение приказа!

Слушая очередные доклады, я вошёл в машину командного пункта. "Стар" своим комфортом и оснащением близко не равнялся MDS-у. Простой металлический лист, на котором стояли закреплённые компьютеры и оборудование связи, обычные и не слишком удобные кресла, мой скромный пост – всё это изначально вызывало искреннее удивление американцев. У мониторов сидели Галясь и Цупрысь. Я встал за их спинами. Нэнси подошла очень близко, я даже чувствовал тонкий запах её духов. Столь тесное соседство определённо не было вызвано малым пространством помещения. Я усёк это наверняка когда, как бы случайно, коснулся её ладони. Она могла бы отступить, но не отступила. За нами встал старший информатик, ответственный за системы связи – Рик Холден, а рядом – Войтек Курцевич и Лапицкий.

– Начинай, Галясь, – распорядился я, краем глаза поглядывая на Нэнси. – Только без глупостей.

Капрал с серьёзной физиономией кликнул мышью. В окне монитора показалась цветная карта, центральным пунктом которой были поляна и лагерь. На поляне размещались несколько десятков точек, образующих изящный прямоугольник. Я наклонился над экраном и увидел, что эти точки представляют собой крошечные силуэты танков, бронетранспортёров и вертолётов – изображённые, кстати, весьма реалистично. Капрал кликнул в один из этих символов и тут же развернулось обширное меню, информирующее о типе машины, состоянии её заправки топливом и боекомплектом, а также парой десятков иных параметров. Ещё один клик и мы увидели нашу поляну с точки зрения камеры, установленной на одном из танков.

– Фантастика, – сказал я по-английски, склоняя голову в знак признания. – Немного напоминает компьютерную игру.

– Создатели компьютерных игр не поспевают за нами, – высокомерно улыбнулся Холден. – Уверяю, они заплатили бы любые деньги, лишь бы узнать коды доступа ко всему этому. – Он кивнул подбородком в сторону компьютера.

– Вы хотите сказать, что эта штука быстрый и лёгкий источник обогащения? – с серьёзной миной поинтересовался я. – Пожалуй, я поразмыслю над этим...

Холден впился в меня раздражённым взглядом. Уровень его чувства юмора в этот момент явно упал на самое дно. Я ощутил лёгкое пожатие холодных пальцев Нэнси и продолжил:

– Положение машины нанесено на карту с помощью GPS-а?

– Не только, – ответил Холден. – Эта система двоична, поскольку сам GPS временами ошибается, особенно в горах или в лесу. Поэтому на каждую машину дополнительно установлен цифровой передатчик и простой позиционер, который независимо от GPS-а передаёт данные о положении машины. Это далеко не так точно, зато надёжней.

– Прекрасно. Армейский аналог "Матрицы", да? – Улыбнулся я. – Командир отлично знает, во сколько чихнул капрал из третьего отделения и способен дать географические координаты этого чиха, а также химический состав соплей. Круто.

– Вот увидишь, ты полюбишь его. – Нэнси, по-видимому, не разделяла моего сарказма в отношении этого чуда техники. – В Ираке он не раз спасал нам жизнь.

– Верю, – ответил я, немного развеселившийся, немного рассерженный. Скорее всего, она имела в виду не капрала из третьего отделения. – Просто я не люблю, когда техника становится важнее меня. Я понимаю, эту систему можно считать активированной?

– Разумеется, – подтвердил Холден. – Сюда сходятся все потоки информации. У вас в компьютере заложены данные, касающиеся всех жизненных составляющих батальона.

Больше я ни о чём не спрашивал. Я устал, мне хотелось выпить чашечку горячего кофе и определённо не было желания далее болтать на тему продвинутых военных технологий. Я рассчитывал на то, что сумею тактично выскользнуть из машины, быстренько использую продвинутые военные технологии, чтобы шепнуть на ухо Нэнси где и во сколько мы встретимся и помчусь в лес (временно оставляя Первый Отдельный Разведывательный Батальон на волю судьбы), чтобы раз и навсегда выяснить характер наших отношений.

Обычно предчувствия меня не подводят, но в этот раз подвели абсолютно.

Снаружи мощно громыхнуло. Мы были так поглощены фокусами системы, что не заметили начала грозы, которая была уже почти над нашим лагерем. Первые капли дождя ударили в крышу машины и идею свидания – во всяком случае, на свежем воздухе – я вынужден был признать за несколько преждевременную. Или, в зависимости от точки зрения, за чуть запоздавшую. Вдобавок, и у Нэнси голова была занята совсем не свиданиями. Вероятно, она услышала что-то в наушниках, так как негромко ответила в микрофон:

– Всё в порядке. Подождите нас! – После чего предложила: – Возможно, вы хотите увидеть собственными глазами, как это действует?

Разумеется, мы хотели.

Мы вышли наружу. Лило неслабо, но мы не особо промокли, так как, в конце концов, бежать было недалеко: всего четыре ступеньки вниз, полтора десятка метров бегом, шесть ступенек вверх – и мы уже в MDS-е. Внутренность машины напоминала космическую ракету: бесконечные ряды контрольных лампочек, глубокие, удобные кресла операторов и множество компьютерных и телевизионных экранов. На крупнейшем из них я увидел графический силуэт MDS-а. Как раз в этот момент из его крыши медленно выдвигалась двадцатиметровая телескопическая мачта, заканчивающаяся могучим эллипсоидальным устройством, про которое я на аэродроме думал, что это антенна радара, а в итоге оказалось эмиттером силового поля. Все техники, сидящие перед компьютерами, были предельно сосредоточены, суровыми физиономиями ясно давая понять, чтобы мы воздержались от каких бы то ни было вопросов. Курцевич, будучи моим заместителем, обладающим полномочием доступа к MDS-у, стоял за моей спиной и с благоговейной сосредоточенностью всматривался в экран. Он совсем не обращал внимания на стоящую рядом Нэнси.

Мачта завершила свой короткий путь ввысь. Из эмиттера вырвались полтора десятка лазерных пучков, которые соединились с установленными по окружности наземными маркерами, словно спицы гигантского зонта. Холден вопросительно посмотрел на Нэнси.

Она кивнула головой и Холден повернул неприметный переключатель. Короткая дрожь, словно электрическая искра, пробежала через моё тело. В итоге ничего сверхъестественного. На экране к силуэтам MDS-а, маркеров и лазерных пучков присоединился голубой купол силового поля. Должен признать, что зрелище было красивое: громада укрощённых сил природы и крохотные мурашки машин и людей внизу. Вскоре, однако, я осознал, что по сути восхищаюсь компьютерным изображением. Глубоко вздохнул.

– Выйдем? – предложил я.

Мы вышли.

Всё ещё лило, но прозрачный зонтик силового поля эффективно защищал нас от такой мелочи, как капли дождя. Крупинки воды долетали до эллипсоидального купола и с небольшой вспышкой испарялись. Мне представилось, что я попал в сон безумного проектировщика рождественских декораций: тысячи вспышек на идеальной геометрической поверхности. Зрелище было необыкновенное – я чувствовал себя как в гигантском театре, отделённый от сцены невидимым стеклом.

Громыхнуло ещё сильнее. Последней вещью, которую я запомнил, была пронзительно яркая вспышка в вершине купола, как раз в том месте, где могучее устройство на выдвинутой колонне эмиттировало силовое поле. Вспышка длилась мгновение, затем я почувствовал сильный, но безболезненный удар, внезапно утратил остроту зрения, почувствовал, что падаю в бездонную пропасть, потом сильная боль в голове – просто я ударился ею о землю – и, в конце концов, я потерял сознание.