Текст книги "Преступный человек (сборник)"

Автор книги: Чезаре Ломброзо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 76 страниц)

Преступная деятельность непобедимыхотчасти обусловливается в некотором роде исторической традицией, так как они почти точка в точку повторяют те же преступления, которые в 1830 году производились шайками белых и черных ног, побуждавшими население не платить налогов и убивать сборщиков податей. А эти шайки в свою очередь происходили по прямой линии от уайтбоев(белых ребят), которые, десятью годами раньше объявив войну помещикам-протестантам, суровее прочих относившимся к народу, совершили целый ряд убийств и поджогов.

Нечто подобное произошло и в Испании с Обществом черной руки, представлявшим собой странную смесь религиозного фанатизма с преступностью на социалистической подкладке. Разгар деятельности этого общества совпал с неурожаем 1881–1882 годов в Андалузии и со страшными бедствиями, зависевшими как от неурожая, так и от тягости налогов.

В уставе этого общества было сказано, что оно создается для защиты бедных и угнетенных от тех, которые грабят их и угнетают, а программа гласила следующее:

«Земля создана для блага людей, которые все имеют равное право ею пользоваться; современный социальный строй несправедлив; богатые обращаются с рабочими, как с рабами, нельзя поэтому относиться без страшной ненависти к политическим партиям, которые все одинаково достойны презрения; всякая собственность, нажитая чужим трудом, незаконна. Общество провозглашает богатых стоящими вне закона: для истребления их годятся все средства, не исключая огня, железа и даже клеветы».

Вообще программа составлена в кратких и категорических выражениях; вся буржуазия приговаривалась к поголовному истреблению; каждый член общества обязывался представлять ему проекты наилучших способов поджигать дома, производить убийства и прочее. В России имеется подобное же общество бегунов, в состав которого может быть принят всякий, отказавшийся от своего общественного положения и даже имени. Новичок получает особое крещение и дает клятву не подчиняться ни военной, ни гражданской власти, порвать с обществом и жить как бродяга. Члены этого общества считают императоров антихристами, а весь современный строй общества – делом сатаны.

9)  Подражание.Выше мы видели, что во время народных движений преступность, сумасшествие и галлюцинации в силу подражания могут распространяться эпидемически и сделаться могучим фактором бунтов. Это явление повторяется иногда в широких размерах, представляя собой настоящую эпидемию революций. Так было, по словам Феррари, в 1348–1494 годах, когда простой народ всей Европы по примеру Италии возмутился против феодальных сеньоров. В самом деле, в течение этого периода почти одновременно возникли восстания: в Риме – Колы ди Риенци; в Генуе – Адорно; во Флоренции – ремесленников; в Палермо – Алесси; в Неаполе – Лаццари; в Богемии – гуситов; в германских городах – рабочих и крестьян; в Генте – горожан (из-за налогов); в Швейцарии – война за независимость; в Швеции – восстание Инглеберта; в Хорватии – Хорвата; в Англии – религиозное движение Виктора.

Революционеры 1893 года старались подражать героям Плутарха, как Наполеон I копировал Цезаря.

Во Франции почти все департаменты подражали сентябрьским избиениям, а затем белому террору.

Как на причину революций сам Аристотель указывает на близкое соседство двух стран, управляемых различно. Подражание олигархическому строю страны часто ниспровергало демократию Афин, и наоборот.

10)  Исторические традиции.«Всякая революция, – пишет Макиавелли, – служит пробой для следующей». И в самом деле, революции часто воспроизводятся в тех же формах, в которых они происходили во времена очень отдаленные. Трибунат, например, несмотря на страшные различия в положении, после многих веков возник в Риме в лице Колы и Барончелли, а потом – в лице Чичеруаччо и Коккапиллера.

«Исламизм возник потому, что был во многих отношениях продолжением или, скорее, отплатой за назаретизм ^{85} . Христианство, каким его сделали греческие политеисты и метафизики, не удовлетворяло сирийцев и арабов, стремившихся возможно глубже отделить Бога от человека и упростить религию. Сирийские ереси IV и V веков являлись протестом против усложнений, введенных греческими Отцами Церкви в догматы.

Говорят, что Мухаммед был ариец, но это неверно. Он был назаретянин – иудей-христианин. Через него семитический монотеизм восстановил свои права и отомстил за политические усложнения, введенные греческим духом в теологию первых учеников Христа».

Парижская Коммуна вдохновлялась революцией 1789 года, а эта последняя – жакериями. Можно сказать, что баррикады сделались настолько же обычными в Париже, насколько военные бунты – в Испании, политические убийства – в России, политическое разбойничество – в Греции и т. д.

В 1848 году в Италии возродился старый гвельфизм, заставивший сделаться революционерами даже таких людей, которым, в сущности, не было никакого дела не только до политических новшеств, но даже и до независимости родины.

Наоборот, традиции Римской империи заставили даже великих итальянских политиков Данте и Петрарку стремиться к восстановлению этой империи под скипетром германских монархов, забывая о взаимной враждебности народов и неспособности правителей.

Последним доказательством влияния традиций служит то, что революции, не сумевшие поддержать их престижа, не удаются, так что чем дальше отходит новый строй от старого, традиционного, тем менее прочным он оказывается.

Вот почему революции, опирающиеся на старые правовые понятия и учреждения, почти всегда оказываются удачными. Такова была, например, революция, руководимая Брутом, который сохранил плебеям их царя в лице верховного жреца, или превращение республики в империю, причем сохранились и трибуны, и сенат, и вся республиканская внешность, а монарх замаскировался титулом военачальника ( Imperator). Точно так же Великая Хартия вольностей ^{86} ( Magna Charta) англичан опирается на старые обычаи. Восстание против Иакова II достигло цели только потому, что облекло новые права народа в древние формы правительственного уклада.

Японцы могли так легко совершить свою антифеодальную революцию 1868 года потому, что она возникла во имя восстановления древней власти микадо, узурпированной сегунами.

Вообще, по выражению Флорантэна, «реформируя государство, следует удерживать хотя бы тень древних форм».

11)  Преждевременные, неудавшиеся политические реформы.Насильственное введение реформ, преждевременных или неприятных народу (хотя бы в силу мизонеизма), весьма часто вызывает против себя вполне законное восстание. Я говорю законное, потому что такие реформы сами по себе суть бунты против порядка вещей.

Только люди, совершенно не знающие натуры человека или чересчур властные, могут вводить реформы, не соответствующие условиям времени, разрушая старые учреждение и заменяя их новыми не потому, что это нужно народу, а потому, что так принято в других странах и при других условиях. Такие реформы возбуждают всеобщее недовольство и создают неустойчивое равновесие, ведущее к беспрестанному повторению революций. К этому привели реформы Савонаролы и Колы ди Риенци, стремившихся в те времена навязать Италии политические реформы, которые лишь недавно успел ввести Кавур, да и то не вполне. Та же судьба постигла во Франции реформы Этьена Марселя, который пробовал основать республиканскую федерацию, ввести пропорциональные налоги, общественное и административное равенство, всеобщую политическую свободу, замену королевской власти властью нации, и все это тогда, когда даже простое представительство было невозможным. В результате – реакция, и сам народ, мизонеист по натуре, разорвал новатора в клочки.

Точно также когда Кромвель, при всей своей гениальности, задумал ввести в Англии республиканское правление, то встретил суровое противодействие, потому что монархические чувства глубоко коренились в народе: в течение двух лет последний организовал семь восстаний и кончил тем, что взял верх над протектором.

Для республиканского образа правления сочувствие народа особенно важно. «Монархический строй еще, может быть, и бывал вводим силою, – пишет Гизо, – но республика, введенная вопреки инстинкту и желанию народа, не может быть прочной». К этому следует прибавить, что она не может быть прочной и тогда, когда вводится вопреки традициям и физическим условиям страны или степени цивилизации народа. В самом деле, тот же самый республиканский строй, который дает такие прекрасные результаты в штатах Северной Америки, будучи введен в республиках южноамериканских и в Мексике, где народонаселение невежественно, а климат слишком жарок, дал только ряд бессмысленных волнений и бунтов.

Точно так же образцовая английская конституция, медленно и органически выработавшаяся из характера, нравов и обычаев англосаксонского племени и вполне им соответствующая, будучи перенесена к латинским народам, столь отличающимся от англосаксов, послужила лишь препятствием к политическому их прогрессу и вызывает, особенно во Франции и в Испании, беспрерывный ряд парламентских революций.

Мания все сплошь реформировать неизбежно вызывает контрреволюции. Излишняя свобода утомляет людей, как и всякое сильное возбуждение. Но когда желают навязать ее народу уже развращенному, то выходит еще хуже. После Тарквиниев Рим мог удержать свободу, а после Цезаря и Калигулы уже не мог, так же как Милан после Филиппа Висконти и Флоренция по смерти Александра Медичи. Реакция во всех этих случаях была неизбежна, потому что «бунты не вредны там, где натура еще не испорчена, но где много развращенных людей, там и хорошие законы ни к чему не послужат» (Макиавелли).

«Желать все реформировать – значит желать все разрушить», – пишет Коко по поводу неаполитанской революции 1799 года. Тамошние революционеры были деятельны только в теории и неуместно. Они уничтожили феодализм так, что повредили этим народу; они совершенно бессмысленно разделили страну, соединив, например, Абруццо с Апулией; из подражания французам они изгнали всех дворян и бывших королевских чиновников, которые, конечно, сделались потом главными факторами реакции.

Так было всюду, где неблагоразумные правители считали возможным изменить религиозную веру и общественное чувство народа одним приказом. Так было во Франции с законами против гугенотов и с провозглашением Богини Разума; так было в Англии, где англиканцы и пресвитериане восстали против гонений на Стюартов.

По мнению Аристотеля, самые лучшие законы ни к чему не послужат, если не соответствуют нравам народа. В Испании Карл III, пользуясь своей властью, мог забрать в руки духовенство и улучшить положение страны, несмотря на то что народ единогласно требовал восстановления иезуитов, но тотчас же после него все реформы отменены, потому что оказались несвоевременными. В 1812,1820 и 1836 годах в испанском правительстве тоже имелись ярые реформаторы, но они пали, потому что намерения их не соответствовали желаниям народа. В 1814 и 1823 годах кортесы (либеральные) были разогнаны во имя общественного негодования. Квин рассказывает, что при проезде короля толпа повсюду ругала либералов, конституцию и кортесы.

А когда Фердинанд VII восстановил инквизицию, то приказ его был встречен криками радости со стороны народа. То же случилось и в 1845–1851 годах, когда духовенству было возвращено его имущество. Напротив того, когда в 1855 году правительство вновь собралось отнять это имущество, то народ взялся за оружие и поднял карлистское восстание при криках: «Религия в опасности!» Кончилось все это в 1857 году восстановлением старых конкордатов.

К этому следует прибавить, что Росас и Кирога в то же самое время в Америке подняли реакцию во имя тех же самых принципов, за которые так упрямо стояла их старая родина, – этнологические законы могущественны до такой степени, что в самых различных средах приводят к одним и тем же результатам.

В древности за правлением Соломона, значительно опередившего свой век революционера в искусстве и торговом деле, последовала контрреволюция Иеровоама ^{87} .

Даже тогда, когда вводятся реформы вполне справедливые, предназначенные к истреблению позорных, недостойных натуры человеческой предрассудков, и тогда при малейшем насилии или несвоевременности они вызывают реакцию и во всяком случае не удаются. Против жестокости Ивана Грозного народ в России не восставал, а против Петра Великого, когда он захотел слишком быстро цивилизовать Россию и затронул духовенство, бунты не прекращались. Точно так же в современной Японии начинает уже проявляться реакция против некоторых реформ, введенных слишком либеральными министрами.

Г. Лебон объясняет бунты во французских владениях на Дальнем Востоке той ошибкой, которую совершило французское правительство, введя самые либеральные реформы среди народов, погруженных в азиатскую спячку, тогда как им и мусульманская цивилизация еще не по плечу.

Именно поэтому гуманные законы против невольничества, да еще введенные слишком круто, вызвали в Америке войну за целость Союза, хотя надо признаться, что в ней и коммерческие интересы играют большую роль. Те же законы против невольничества служили главной причиной восстания в Судане. Это настолько справедливо, что сам Гордон, фанатик аболиционизма, признал необходимым отменить их для того, чтобы успокоить страну.

Первоначальным источником нигилизма были волнения, вызванные освобождением крестьян.

Восстание в Египте последовало за первыми реформами Теффика-паши.

12)  Плохое управление.Правительство, не заботящееся о благе народа и преследующее честных людей, постоянно вызывает против себя бунты и революции. Преследование идей превращает последние в чувства.

В тех странах, где политические реформы соответствуют настроению народа, бунты бывают редко, как это мы видим на примере Италии, где современный строй при всем его несовершенстве все же гораздо лучше старого режима, хотя надо заметить, что в Италии излишнее стремление к политическому и законодательному объединению недостаточно считается с различием климата и нравов в разных областях.

Во Франции порядки, приспособленные ко вкусам классов высших по культуре и неудобные для классов низших, как это было при Луи-Филиппе, послужили причиной бунтов и политических преступлений, количество которых тотчас же сократилось при демократической империи Наполеона III, успокоившего народ попытками социальных реформ, блеском и роскошью. В этом можно убедиться при первом взгляде на следующую таблицу, в которой показано число судимых и осужденных по политическим преступлениям (включая сюда и дела о печати) за 1826–1880 годы.

Из этой таблицы видно, что за время второй империи (1851–1870) политических дел возникало даже меньше, чем при республике.

Накануне американской революции Бенджамин Франклин в брошюре, озаглавленной «Как сделать из большой империи маленькую», следующим образом характеризует дурное управление, доведшее его родину до восстания:

«Вы хотите раздражить колонии и довести их до восстания? Вот вам самое верное средство: считайте их склонными к бунту и обращайтесь соответственно; наводните их солдатами, которые бы вызывали бунты своим нахальством и потом усмиряли их пулями и штыками.

Не назначайте в губернаторы благоразумных людей, которые бы уважали законы, религию и нравы населения, а назначайте кутил, проживших свое имущество, игроков, неудачных аферистов – они как раз годятся для этого.

Чем они будут упрямее и нахальнее, тем лучше.

Если вы боитесь, что этого будет недостаточно, чтобы вызвать недовольство, то остерегайтесь выслушивать жалобы, к вам обращенные, а еще лучше – наказывайте жалующихся.

Если жители колоний думают, что пользуются свободой личности и совести, то спешите рассеять эту иллюзию.

Постарайтесь затем помешать их торговле нелепой регламентацией, которая сделала бы пошлины, взимаемые вами, еще более ненавистными; пришлите из столицы чиновников самых необразованных, наглых и тупоумных.

Затем, когда выколотите от население подати, назначьте вашим чиновникам крупные жалованья, чтобы и они могли жить в бесстыдной роскоши за счет крови и пота рабочего народа».

Вот как поступала Англия с североамериканцами, и все мы знаем, что из этого произошло.

Но то же самое произошло и в Южной Америке, где испанское правительство заботилось только о том, чтобы выжимать соки из своих колоний, чем вызвало революцию, которая в свою очередь, не издав ни одного прочного учреждения ни по части правосудия, ни по санитарной части, ни по народному просвещению, дала повод к беспрестанным бунтам, только теперь как будто бы начинающим затихать.

13)  Религия.В странах азиатских и африканских религия не только вмешивается в политику, но даже составляет самую ее суть, иногда революционную, а чаще реакционную.

В VI веке до P. X. Будда основал в Индии свою новую религию. Подобно христианству, она не была принята на родине, но распространилась по всей остальной Азии. С виду она не имела политического характера, но на деле сильно задавала политику, так как уничтожила касты. Адепты ее поэтому принимали большое участие в борьбе между маленькими государствами, создавшимися после вторжения Александра Македонского.

В той же Индии Нанак (1469 год), творя чудеса, основал религию сикхов, главными чертами которой является единобожие, уничтожение каст и блаженство нирваны ^{88} . Прозелитов этой религии было мало, но все же они при Хаговинде, одном из преемников Нанака, а затем и после несколько раз восставали против мусульманского фанатизма. Будучи побеждены, они потом вновь усилились, учредили особого рода республику, и теперь их насчитывается до двух миллионов.

Мухаммед уничтожил фанатизм, покорил Аравию и, будучи сам совершенным невеждой (предлагаем кому угодно найти смысл в сурах его Корана), произвел революцию даже в науке, так как с 750 по 1250 год арабские ученые под предлогом объяснения Корана переводили греческих писателей и написали обширные лексикографические сборники, разошедшиеся потом по всей Европе.

Как бы для того, чтобы еще раз подчеркнуть параллелизм религии с политикой, Конвент декретировал поклонение высшему существу и организовал банкеты с участием сумасшедшей Екатерины Тео, «матери божией», которая еще раньше проповедовала бессмертие тела и надеялась помолодеть в 70 лет. Конвент покровительствовал также обществу теофилантропов, завладевших Нотрдамским собором, который превратился в «храм разума», и церкви Св. Роха, посвященной «гению». Там они пели классические сентиментальные стихи и возлагали на алтарь фрукты и цветы, а также праздновали дни Сократа, св. Винцента, Руссо и Вашингтона.

За последние века в исламе возникло поклонение новой духовной силе – святым, или махди, отличающимся не только религиозным рвением и высокой нравственностью, но также экстазом, который считается частью творческой силы. Способы достижения экстаза сделались предметом особого культа среди мусульманских религиозных братств ^{89} . Многие из новых святых провозгласили себя богами, но в большей части случаев они довольствуются званием представителей Бога. Были такие в Персии, Аравии, Тунисе, Египте, а теперь есть и в Судане.

Все стремятся к реформам в реакционном духе и вызывают у своих адептов сильную экзальтацию. Такими образом, в Европе все сильнее и сильнее развивается национализм, а в мусульманском мире – стремление объединиться в религиозные группы, жаждущие обновления веры и возврата к древним традициям. Последнее вполне естественно, так как основная религия этого мира консервативна и возврат к ней может быть только реакционным.

Реакция проявляется всякий раз, когда европейцы пробуют идти против обычаев или даже суеверий населения. Одной из причин восстания аннамитов против Франции было, например, непочтительное отношение французов к старым рукописям, даже просто ко всякой писаной бумаге, которая пользуется у аннамитов особым уважением, как нечто, обладающее таинственной силой.

В Индии все восстание против англичан были обусловлены нарушениями обычаев и оскорблениями религии народа. Таким образом, бунт сипаев в 1857 году был вызван не столько занятием княжества Ауд английской Ост-Индской компанией, сколько проповедями протестантских миссионеров и их излишним усердием, восстановившим против Англии как браминов, так и мусульман. Немало повлияло также на сипаев приказание смазывать патроны свиным салом или по крайней мере слухи о том, что такое приказание будет дано, вот потому-то Англия с тех пор и стала относиться гораздо терпимее не только к невинным предрассудкам индусов, но даже и к таким обычаям – вроде полигамии, полиандрии и чересчур ранних браков, – которые повсюду считаются предосудительными.

В Азии некий Мухаммед ибн Абд аль-Ваххаб, отрицавший миссию пророка или, лучше сказать, сам желавший стать на его место, основал секту ваххабитов, которая в 1808 году вторглась в Сирию и, хотя была отбита, заразила своим учением бедуинов, которые в 1887 году участвовали в восстании против афганистанского правительства. Не без участия ваххабитов возникла, как кажется, и китайская революция 1855 года ^{90} .

В Африке реакционные революции были делом секты санусси – мусульманских иезуитов, главная цель которых состоит в том, чтобы восстановить первобытную чистоту нравов и укрепить в новой форме каноническую власть. Помимо прочих экономических, все восстания в Судане, Алжире, Тунисе и Триполи следует приписать влиянию этой секты.

Даже в настоящее время в России религиозные секты, в состав которых, по недавнему подсчету, входит до 13 миллионов членов, вмешиваются в политику, отрицая государство, общество и семью – настоящий возврат ко временам доисторическим.

В самом деле, оставляя в стороне чистых мистиков, каковы, например, бегуны – считающие брак смертельным грехом, хлысты – отрицающие плотскую любовь, и скопцы – уродующие себя, чтобы избежать последней, остаются еще духоборы – отрицающие семейную власть, военное ремесло, и даже власть административную допускающие только в известных границах как необходимое зло, немоляки – отрицающие необходимость молитвы и не признающие никаких властей, наконец, ренегаты – настоящие нигилисты, которые верят только в борьбу добра со злом, причем первое всегда побеждает.

Но самой распространенной в России сектой, несмотря на недавнее ее возникновение, является та, которая основана тверским крестьянином Василием Сутяевым. Сам Лев Толстой выступил ее защитником. Она отрицает не только церковную иерархию, таинство и внешний культ, но также государство, военную службу, суд и торговлю. А так как все беды рода человеческого произошли от учреждения личной собственности на землю, то сутяевцы проповедуют земельный коллективизм, который, однако же, стремятся ввести не насилием, а проповедью и проведением в жизнь принципов любви, равенства, братства, справедливости и самопожертвования. Сам Сутяев первый показал пример подчинения своей доктрине: роздал бедным деньги, который были у него в звонкой монете, а бумажные ценности как фиктивные, обманные – сжег.

Сутяевщина значит не что иное, как религиозный социализм, только по средствам осуществления отличающийся от светского. Вообще, в странах варварских всякое чрезмерное расширение или сужение власти духовенства, всякое появление новой религиозной секты, какого-нибудь фанатика, сумасшедшего или галлюцинатарной эпидемии непременно вызывает бунт, превращающийся в революцию, если во главе его станет гениальная личность, стремления которой совпадут с народными.

14)  Экономические причины.«Исторические факты – особенно такие сложные, как политическая революция, – справедливо говорит Коньетти, – не могут быть правильно поняты при рассмотрении с одной только стороны, потому что содержат в себе элементы самые разнообразные, логически друг с другом связанные. Для правильного понимания их следует внимательно рассмотреть все, причем окажется, что экономические причины играют в революциях крупную роль».

«В Древнем Риме, – говорит Карде, – вопросы политического права принимали как будто бы частный характер, потому что все крупные движения возникали там обыкновенно из-за кодификации частного права – из-за домов, обременяющих плебейство, или из-за аграрных законов».

Влияние экономических причин на большинство важнейших революционных движений последнего времени было неопровержимо доказано Лориа.

Борьба классов в Англии возникла в то время, когда аристократия стала вотировать законы, покровительствующие земельной собственности в ущерб промышленникам. Буржуазия сплотилась тогда вокруг Елизаветы и вместе с ней одержала победу над аристократией, сплотившейся около Марии Стюарт. То же произошло при Кромвеле и при возведении на престол Вильгельма Оранского.

Также шло дело и в Германии, в XVI веке, когда дворянство в лице электоров, обладающих всей полнотой политической власти, стало издавать законы, враждебные капиталу и торговле, то есть налагать ввозные и вывозные пошлины ^{91} . Понимая всю невыгоду этих законов для торговли и промышленности, богатая буржуазия не только добилась от Карла V их отмены, но и взяла сторону крестьян, которые в это время восстали против помещиков. Впрочем, союз этот скоро разрушился, так как буржуазия почувствовала, что в крестьянском восстании дело идет не только о земле, но и о капитале.

В Италии равным образом за борьбой гвельфов и гибеллинов скрывалось соперничество капитала с земельной собственностью, промышленников с феодалами; по крайней мере так полагает Лориа [92]92
  Мысль несколько смелая, но не лишенная доказательств. Бонаккорси, например, подеста Реджо, оказавшийся слишком снисходительным к бедным, был через 8 месяцев уволен гибеллинами.


[Закрыть].

«Все итальянские революции, – пишет Кине, – были социальными; общественные классы свергали друг друга: аристократы превращались в буржуазию, буржуазия – в аристократию, и обе терялись в пролетариате, чтобы вновь возникнуть из него с новой силой. В постоянном коловороте, который представляет собой средневековое итальянское политическое право, общественные классы и сталкивались между собой, и поочередно разбивались при каждой революции; трудно встретить где-либо подобное непостоянство права собственности».

Лориа видит влияние экономических причин даже в бунтах янычаров, потому что в Турции, как и в других восточных государствах, собственность являлась в двух главных формах: как результат производительной деятельности купцов и промышленников и как военная награда, как лен, даваемый не только военачальникам, а и простым солдатам. Янычары, например, были вассалами короны; в награду за службу они получали земельную собственность. И вот эта военная собственность сталкивалась иногда с безоружной гражданской собственностью, что мы видим и в Риме в последние годы империи, и во всей Европе в Средние века.

Во Франции лига времен Генриха III была союзом духовенства, владеющего собственностью, с лимузенскими и овернскими нищими, с угольщиками и водоносами Парижа против аристократии и буржуазии. Во время своего эфемерного триумфа она старалась разорить последних против их собственности, как, например, сложением квартирной платы с бедных жильцов.

В свою очередь буржуазия, долгое время бывшая бессильной против короны и аристократии, подстрекнула народ к бунту и вместе с ним победила своих угнетателей, но, победив, она отделилась от народа, который продолжал революцию уже на свой страх и довел ее до террора, причем обрушился на свою прежнюю союзницу, подвергнув ее прогрессивному налогу, грабежам и всяческим насилиям.

Буржуазия, впрочем, успела наверстать свое в дни термидора, когда преобладание класса собственников было восстановлено; но воцарение Наполеона вновь создало поворот не в ее пользу благодаря высоким налогам и континентальной системе, тогда как простой народ извлек выгоду из повышения заработной платы, обусловленного постоянными войнами. Потому-то буржуазия и постаралась ускорить падение Наполеона, понизив пятипроцентные бумаги до 45 франков во время войны с союзниками.

Реставрация со своими наклонностями к феодализму тоже плохо была принята буржуазией, которая, вновь соединившись с народом, создала июльскую революцию, возведшую на престол Людовика-Филиппа.

Современный нигилизм, по мнению Рошера, также порожден столкновением капитала с земельной собственностью, особенно же покровительством торговых классов выкупу земельных участков крестьянами в ущерб дворянству, которое реагировало на это, вступив в союз со всеми разоренными и врагами буржуазии.

Шень говорит, что благоденствие Китая зависит от расширения сети каналов, орошающих землю, и что те богдыханы, которые мало заботились об этом расширении, всегда были свергаемы.

15)  Налоги и земельные единицы ценности.Часто сами правительства своим непониманием экономических законов увеличивают существующее уже нарушение экономического равновесия и тем вызывают бунты. Одной из причин революции во Франции в 1360 году при Валуа было изменение ценности золота, совершенное 26 раз в один год; а в Сицилии недовольство низкопробной монетой, по словам Амари, ускорило Вечерни.

«Каждый год, а иногда несколько раз в году, в Мессине и Бриндизи чеканили мелкую разменную монету из сплава, очень бедного серебром. И так как никто ее добровольно не брал, то правительство насильно заставляло всех покупать ее по высокой цене, уплачиваемой полноценной серебряной или золотой монетой, причем казна получала восемьдесят процентов выгоды».

Чаще, однако ж, бунты вызываются чрезмерными налогами. Так, в России восстание случались только по этому поводу. При одном из них население, выведенное из терпения, возмутилось, бежало за границу и избрало своим вождем разбойника Стеньку Разина, который взял несколько городов, а потом был убит. Другой бунт из-за тяжести налогов был в Нижнем Новгороде (? – перев.), но кончился тотчас же, как только царь пожертвовал своими советниками.

В Лондоне в 1739 году были бунты из-за вотированных парламентом налогов на некоторые пищевые вещества; тем же кончилась попытка Уолпола основать финансы страны на одних только косвенных налогах.

В 1382 году в Париже налог на торговлю овощами вызвал страшный бунт «майотенов» (молотобойцев), и вот при каких обстоятельствах.

По смерти Карла V герцоги Анжуйский, Беррийский и Бургонский составили регентство ввиду малолетства их племянника, Карла VI, которому было только двенадцать лет.

Предавшись роскоши и кутежам, регенты скоро растратили богатства, накопленные покойным королем, а потому для пополнения государственной казны должны были возобновить множество давно уже отмененных налогов и между прочим налог на продажу жизненных припасов. Решение это было принято без ведома генеральных штатов.