Текст книги "Преступный человек (сборник)"

Автор книги: Чезаре Ломброзо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 76 страниц)

Этой этнической разницей и объясняется, несомненно, с одной стороны, огромное количество преступлений против личности в Сицилии (кроме восточных провинций ее) и с другой – обилие преступлений против собственности в Сардинии. Сравнивая между собой эти два острова, мы видим резкую разницу между ними в числе простых убийств и особенно ран и увечий.

Но если общая цифра квалифицированных убийств оказывается в Сицилии благодаря восточным провинциям несколько ниже, чем следовало бы ожидать, то зато число всех вообще преступлений против личности, считая в том числе простые и квалифицированные убийства, равно и разбои на больших дорогах, сопровождающиеся убийствами, все-таки в ней значительно выше, чем в Сардинии.

Напротив, по числу преступлений против собственности Сардиния сильно превосходит Сицилию, особенно количеством квалифицированных краж и преступлениями против нравственности, между тем как в преступлениях против собственности, совершаемых с помощью насилия, именно в разбоях, затем в вымогательствах и шантажах перевес остается на стороне Сицилии.

В самой Сардинии наблюдается разница даже между обеими провинциями Сассари и Кальяри как в типе жителей, так и в проявлении их экономико-социальной жизни.

На севере ее более развиты земледелие и промышленность, в то время как на юге процветает разработка рудников около Кальяри и т. д.

В этническом отношении провинция Кальяри находилась, как известно, под влиянием финикиян, а Сассари – испанцев (колония Альжеро); этим и экономическими условиями объясняются большая частота квалифицированных краж, преступлений против добропорядочности в провинции Кальяри и огромное количество простых и квалифицированных убийств и разбоев на больших дорогах с убийствами в провинции Сассари.

Другим характерным примером этнического влияния может служить остров Корсика, который дает, как известно, максимальную для всей Франции цифру кровавых преступлений (кроме отравлений и детоубийств), между тем как число краж остается здесь очень незначительным.

Сравнивая между собой число лиц, осужденных за убийство в течение 1880–1883 годов на Корсике, с числом таких же осужденных в наиболее преступных областях Италии, мы получаем следующие данные:

Цифры эти свидетельствуют о том, что Корсика хотя и принадлежит в политическом отношении Франции, но по природе своих жителей и по характеру их преступности она является страной итальянской. По этому поводу и Реклю говорит следующее: «Из этих двух островов, Корсика и Сардиния, принадлежавших некогда к одному и тому же государству, более итальянской должна считаться по своему географическому положению и историческим традициям именно Корсика, составляющая теперь французское владение».

Таким образом, резкая разница, существующая между преступностью Корсики и Сардинии, объясняется этническими мотивами, подтверждающимися в большинстве случаев сходством между первым из этих островов и Сицилией. Мы знаем, что Сицилией дольше всех других народов владели не столько жадные, сколько хищные сарацины, имевшие огромное влияние и на Корсику. Известно, что «после древнейших обитателей ее (лигуров, иберов или сиканов – как их иногда называют) Корсикой владели фокийцы ^{7} и римляне, но особенно долго сарацины, господствовавшие здесь до XI столетия, после чего явились итальянцы и французы».

Таким образом, Корсика и Сицилия (а отчасти и Калабрия) обязаны сарацинам своими частыми убийствами и сравнительно незначительной преступностью против собственности.

6. Французские расы.Взгляда, брошенного на изображенное деление Франции по расам и преступлениям, достаточно, чтобы убедиться, что максимум кровавых преступлений соответствует лигурийской и галльской расам.

Но более подробные доказательства этнического влияния мы получим, изучая соответственно расам департаменты, превосходящие среднюю цифру убийств. Мы видим, что число последних последовательно увеличивается по мере того, как мы от департаментов, населенных потомками кимврийской расы ^{8} (1 из 18, т. е. 5,5 %), переходим к департаментам с населением галльской расы (8 из 32, т. е. 25 %) и от рас иберийской (3 из 8, т. е. 35 %) и бельгийской (6 из 15, т. е. 40 %) приближаемся к расе лигурийской, где это влияние достигает своего абсолютного максимума (100 %).

Что касается изнасилований, то число их увеличивается по мере перехода от департаментов с населением иберийской расы (2 из 8, т. е. 25 %) к расе кимврийской (6 из 18, т. е. 35 %) и от рас бельгийской (6 из 15, т. е. 40 %) и галльской (13 из 32, т. е. 41 %) к лигурийской расе (6 из 9, т. е. 66 %), где они также достигают своего максимума.

В преступлениях против собственности первое место занимает бельгийская раса (самая промышленная, дающая 67 %, в то время как лигурийская и иберийская дают 60 и 61 %, а кимврийская и галльская еще меньше – 30 и 39 %).

Преобладающее влияние лигурийской и галльской рас зависит от их большей решительности и подвижности, как мы это уже видели в моем «Политическом преступлении».

Лигурийская раса дала во Франции максимум вожаков восстаний и революций (100 %) и в то же время максимум гениальных людей – 66 %, в то время как галльская дала первых 82 % и вторых 19 %, бельгийская – 62 и 33 %, кимврийская – 38 и 5 % и, наконец, иберийская – максимум: 14 и 5 %.

7. Долихоцефалия и брахицефалия.Желая получить более точные данные о влиянии расы на преступность, мы занялись определением отношения, существующего между последней, головным указателем (индексом) и цветом волос.

Изучая преступность по таблицам Ливи, мы убедились, что в 21 провинции Италии, где преобладает долихоцефалия с указателем (от 77 до 80 включительно), средняя цифра убийств и увечий равна 31 %, между тем как общая средняя для всей Италии не превышает 17; таким образом, во всех этих провинциях с долихоцефалическим населением, кроме Лукки и Лечче, пропорция убийств превосходит среднюю для них цифру.

Провинции с преобладанием мезоцефалии (81–82) пропорционально уступают в количестве убийств долихоцефалическим и имеют среднюю в 25 %.

Наконец, там, где превалирует брахицефалия (83–88), средняя цифра убийств и ран достигает всего 8 %, значительно уступая, таким образом, общей средней для всей Италии.

При этом мы должны заметить, что долихоцефалия встречается преимущественно в южных провинциях, кроме Лукки, представляющей собой исключение в смысле соответствия между ней и интенсивностью преступлений, что брахицефалия преобладает, кроме Абруццо, в верхней Италии, ультрабрахицефалия – в гористых местностях, в которых наблюдается значительно меньший контингент кровавых преступлений и, наконец, мезоцефалия встречается повсюду, особенно в Южной Италии и в наиболее теплых северных местностях, как Ливорно, Генуя, так что нельзя не признать, что здесь этнический фактор сливается с влиянием климата.

Относительно воровства между ними наблюдается еще меньшая разница, причем частота его:

Во Франции преступления против личности дают среднюю в 18 на каждые 100 тысяч жителей у брахицефалов и в 36 – у долихоцефалов, считая в том числе и Корсику; без нее цифра эта остается одинаковой – 24 для одних и других, соответствуя, таким образом, нормальной средней, колеблющейся между 24 и 33 на 100 тысяч жителей. Придерживаясь цифр Ферри за период с 1880 по 1884 год, мы получим в этом отношении меньшую разницу между долихоцефалами и брахицефалами, именно: кровавые преступления составляют 13 на 100 тысяч (без Корсики) у первых и 29 – у вторых.

Таким образом, мы видим, что на кровавые преступления больше влияет климат, нежели раса, ибо в Италии, где долихоцефалы сгруппированы почти исключительно в южных провинциях, они, несмотря на это, значительно превосходят брахицефалов.

Относительно Франции, напротив, где долихоцефалия одинаково часто встречается как на юге и севере (Па-де-Кале, Эна, Нор), так и в центре (Верхняя Вьенна, Шаранта), к подобным выводам прийти нельзя, так как здесь у долихоцефалов наблюдается даже меньшая частота этого рода преступлений. Что касается преступлений против собственности во Франции, то разница между долихоцефалами и брахицефалами становится более ощутимой: у первых наблюдается 44 случая на 100 тысяч жителей, а у вторых – только 23.

В общем, преступность, стало быть, все-таки всегда выше в тех провинциях, где преобладает долихоцефалия.

Однако этот факт противоречит тому взгляду антропологии преступления, по которому преступники оказываются почти всегда ультрабрахицефалами и который доказывает, что крайняя брахицефалия является у преступников выдающимся признаком вырождения.

8. Русые и темные волосы.По цвету волос преступники во Франции распределяются следующим образом: в департаментах, где преобладают брюнеты, убийцы составляют 12,6 %, считая в том числе и Корсику, а без нее 9,2 %, между тем как среди блондинов пропорция достигает всего лишь 6,3 %.

Темный цвет волос преобладает преимущественно в теплых департаментах, таких как Вандея, Эро, Вар, Жер, Ланды, Корсика, Устье Роны, Нижние Альпы, Жиронда и др., где, конечно, не может быть исключено и влияние климата. С другой стороны, светлый цвет волос встречается преимущественно в местностях с холодным климатом (исключая департамент Воклюз), как департаменты Па-де-Кале, Нор, Арденны, Манш, Эро и Луара, в которых, соответственно этому, наблюдается и меньше кровавых преступлений.

В Италии пропорция блондинов в южной части ее и на островах меньше средней цифры их во всем государстве, в Беневенто – равна ей, а в провинциях Апулия, Неаполь, Кампания, Трапани и восточной части Сицилии немного уступает ей. Соответственно этому во всей Южной Италии наблюдается в среднем меньше кровавых преступлений, чем в остальных частях, а в Беневенто, хотя число их и велико, доходит до 27,1 %, но все же меньше, чем в соседних провинциях. То же следует сказать и об Апулии, восточной части Сицилии, Сиракузах, Катании, в которых цифра преступности также сравнительно невелика (в Сиракузах 15, Катании 28, а в Лечче – даже 10).

В этих провинциях светлый цвет волос соответствует ломбардской (Беневенто) и греческой (Сицилия) расам, и сообразно этому здесь наблюдается и меньшая преступность.

С другой стороны, я не нашел никакого соответствия между преступлением и цветом волос населения в Перудже, где преобладают блондины, и в Форли, Центральной Италии, где встречаются преимущественно брюнеты.

Русое население, живущее у подножия Альп, находится в тесной связи с населением гор и подобно ему дает слабый процент преступности, но причина этого чисто орографическая. Напротив, в Ливорно и Лукке, где население состоит почти исключительно из брюнетов, наблюдается полная зависимость между черным цветом волос и очень высокой преступностью, особенно по сравнению с соседней Тосканой. А так как цвет волос здесь встречается параллельно с резкой долихоцефалией, не объяснимой какой-нибудь орографической причиной, то это, мне кажется, может служить новым доказательством этнического влияния на кровавые преступления.

Что касается преступлений против собственности, то они не находятся ни в какой очевидной связи с цветом волос: так, например, Трирская провинция, где почти все население имеет светлый цвет волос, дает максимум преступности почти также, как и Феррара, где население, напротив, состоит из одних брюнетов.

9. Евреи.Влияние расы на преступность выступает особенно резко при изучении евреев и цыган, но для каждой из этих наций в совершенно обратном смысле.

Относительно евреев статистика доказала, что среди них в общем наблюдается меньшая преступность, чем среди христианского населения. Факт этот тем более замечателен, что согласно наиболее распространенным среди евреев профессиям их должно сравнивать не с целым населением вообще, а с сословиями купцов и мелких ремесленников, которые дают, как мы это увидим ниже, как раз наиболее замечательные цифры преступности.

В Баварии один осужденный еврей приходится на 315 жителей, а 1 католик – на 265.

В Бадене на 100 осужденных христиан приходится 63,3 осужденных еврея.

В Ломбардии в течение 7 лет приходился 1 осужденный еврей на 2,568 жителя.

В 1855 году во всей Италии в тюрьмах содержалось всего 7 евреев – пять мужчин и две женщины – ничтожная пропорция сравнительно с преступным христианским населением. По исследованиям Серви, сделанным в 1869 году, оказалось, что из 17 800 евреев осужденных было всего 8 человек.

В Пруссии Хаузнер также нашел разницу между преступностью христиан и евреев, причем по его расчету у первых 1 осужденный приходится на 2600, а у вторых – на 2800 жителей.

Исследования эти подтвердил отчасти и Кольб, который нашел, что в Пруссии в 1859 году:

В 1854 году насчитывалось в ней 166 преступных евреев, в 1855 – 118, в 1856 – 163, в 1858 – 142, в 1860 – 123 и в 1861 – 118; то есть в последние годы замечается возрастание преступности среди евреев.

В Австрии число осужденных евреев достигло 3,74 % в 1872 и 4,13 – в 1873 году.

Факт специфической преступности евреев твердо установлен. Среди них, как и среди цыган, преобладают наследственные формы преступности, и во Франции известны целые поколения мошенников и воров среди Церфбееров, Саломонов, Леви, Блюмов и Кляйнов. Между евреями редки убийцы, но те из них, которые были осуждены за это преступление, являлись начальниками хорошо организованных банд, как Графт, Церфбеер, Мейер, Дешам, содержавшими для своих надобностей агентов, ведшими приходно-расходные книги и действовавшими с такой ловкостью и осторожностью, что в течение многих лет ускользали из рук правосудия. Большинство преступников-евреев во Франции занимается разного рода мелкими мошенничествами, кражами или коммерческими надувательствами.

В Пруссии среди евреев больше всего осужденных за мошенничество, клевету, банкротство и укрывательство преступления, которое очень часто остается безнаказанным. Этим, между прочим, объясняется частота еврейских слов в воровских жаргонах Пруссии и Англии, так как вор считает своего укрывателя своим начальником и руководителем и очень легко усваивает себе его язык.

Всякое более или менее крупное предприятие знаменитой шайки Магуйеза (Грома) подготавливалось kochener, утайщиком-евреем. Одно время «почти все начальники крупных шаек во Франции имели любовниц-евреек». Евреев побуждают браться за эти преступления, равно как и за ростовщичество, следующие мотивы: жадность к золоту, отчаяние и невозможность получить какую-нибудь службу или вспомоществование; преступлениями они реагируют на преследования своих более сильных врагов, которые часто заставляли их даже стать соучастниками преступления, если они не желают сделаться их жертвами. Поэтому нельзя было бы удивляться, если преступность среди них была даже большей, чем у других народов, причем нужно отметить, что там, где евреи начинают пользоваться общими правами, специфичность их преступности заметно ослабляется и исчезает.

Отсюда опять ясно, как трудно приходить к каким бы то ни было заключениям в моральных вопросах, основываясь на одних только цифрах.

Если, с одной стороны, доказана меньшая преступность евреев сравнительно с другими нациями, то, с другой – не подлежит также сомнению огромная частота среди них психических заболеваний [9]9


[Закрыть].

Но здесь дело сводится не столько к особенностям их расы, сколько к умственному переутомлению, так как среди других семитов (арабов, бедуинов и т. п.) умопомешательство напротив встречается чрезвычайно редко.

10. Цыгане.Совершенно другое следует сказать о цыганах, которые могут служить олицетворением преступной расы с ее страстями и порочными наклонностями.

Они, говорит про цыган Грелман, питают ужас ко всему, что требует малейшего усилия, и готовы лучше переносить голод и нищету, чем взяться хотя бы за легчайший труд; вообще же они работают лишь столько, чтобы не умереть с голоду Они клятвопреступны даже в отношении друг к другу, неблагодарны, злы и жестоки.

В австрийской армии они составляют зло. Они в высшей степени мстительны. С целью разграбить Лограно они отравили фонтаны Драо и, полагая, что все жители умерли, ворвались туда огромной толпой; жители же спаслись только благодаря тому, что один из них обнаружил этот замысел. Во время гнева цыгане швыряют своих детей в голову своим врагам. Они тщеславны, как преступники, совершенно равнодушны к позору и стыду. Все деньги свои они тратят на спиртные напитки и украшения, так что нередко их можно видеть босых, но в одежде, расшитой галунами и самых ярких цветов, без чулок, но в желтых сапогах.

Они предусмотрительны, как дикари или преступники, суеверны и считают величайшей мерзостью съесть угря или ящерицу, несмотря на то что едят почти гниющую мертвечину.

Они любят устраивать оргии и вообще производить страшный шум во время своих перекочевок. Они без угрызения совести убивают и грабят. Некогда их обвиняли даже в каннибализме.

Особенной ловкостью в воровстве отличаются их женщины, которые обучают ему своих детей с самого раннего детства. Они отравляют скот при помощи известных ядов с целью потом прославиться излечением его или скупить мясо за бесценок. В Турции цыганки занимаются преимущественно проституцией. Вообще же цыгане живут главным образом мошенничеством, сбытом фальшивых монет и продажей порченых лошадей под видом здоровых и хороших. Если слово «еврей» обозначало некогда в Италии ростовщика, то в Испании слово gitanoравносильно мошеннику и барышнику ^{9} .

В каком бы положении цыган ни находился, он сохраняет всегда свое обычное равнодушие; он нисколько не заботится о будущем и со дня на день живет с абсолютной неподвижностью мысли, относясь ко всему совершенно индифферентно.

«Для этой странной нации, – говорит Колоччи, – власти, законы и постановления суть вещи несносные. Для них одинаково противно приказывать, как и повиноваться: одно и другое одинаково тяжело для них. Цыгану также чуждо понятие “иметь”, как и “быть должным”; ему незнакомы последовательность и предусмотрительность, связь прошедшего с будущим» [10]10
  В языке цыган нет слова «быть должным». Слово «имею» ( terava) почти совершенно забыто европейскими цыганами и неизвестно азиатским цыганам.


[Закрыть]. «Когда они хотят уйти куда-нибудь, – писал про цыган Пешон де Руби в XVI столетии, – они направляются в сторону, противоположную той, куда им лежит путь, и, сделав с полверсты, возвращаются обратно».

В заключение заметим, что эта раса, стоящая на такой низкой ступени умственного и нравственного развития, совершенно неспособная к какой бы то ни было гражданственности и промышленности, не перешагнувшая в области поэзии самой жалкой лирики, создала в Венгрии новый род музыки, служащий доказательством того, что неофилия и гениальность могут у преступников часто примешиваться к атавизму.

Глава 4

Цивилизация и варварство. – Скученность населения. – Новые преступления

1. Цивилизация и варварство.Среди множества социальных проблем есть одна, верное и точное разрешение которой особенно важно: мы говорим о влиянии цивилизации на преступления и психические заболевания.

Если мы будем придерживаться исключительно цифр, то придем к заключению, что во всех европейских странах замечается постоянное увеличение преступлений и душевных болезней, непропорциональное, впрочем, росту населения [11]11


[Закрыть].

Но Месседалья совершенно справедливо указывает на неизбежность ошибок там, где на основании одних только цифр решаются сложные проблемы, в которых одновременно участвуют многие факторы.

Огромная, постоянно возрастающая цифра преступлений и психических заболеваний настоящего времени, быть может, объясняется, с одной стороны, переменами в гражданских и уголовных законах и большей активностью полиции, а с другой – значительным распространением специальных убежищ для душевнобольных.

Теперь уже не подлежит сомнению, что цивилизация, как и варварство, создает особого рода специфическую преступность. У дикарей отсутствует всякое нравственное чувство, и благодаря этому убийство не внушает им никакого ужаса. У многих из них оно, напротив, считается даже геройским подвигом. Варварство признает месть долгом, а силу – правом, что способствует умножению кровавых преступлений и развитию религиозных маний, демономаний и умопомешательств в силу подражания. Но варварству же, с другой стороны, свойственны и более крепкие семейные узы, более слабый половой инстинкт и отсутствие чувства тщеславия, благодаря чему среди дикарей реже наблюдаются такие преступления, как отцеубийство, детоубийство и кражи.

По словам Ферреро, человек выработал до настоящего времени два типа цивилизации: один с характером насилия, а другой – обмана и хитрости. Оба этих типа цивилизации коренным образом отличаются один от другого по форме, в какой выражается при каждой из них борьба за существование. В первобытной цивилизации с характером насилия борьба за жизнь ведется исключительно при помощи грубой физической силы: политическое могущество и богатство создаются при ней с помощью оружия за счет соседних чужеземных народов или же более слабых сограждан; торговая конкуренция совершается преимущественно при помощи армий и флота, то есть путем насильственного удаления противников с тех рынков, эксплуатацией которых желательно завладеть; споры и недоразумения разрешаются при помощи поединков.

При цивилизации с характером обмана борьба за существование совершается, напротив, при помощи хитрости, и споры разрешаются в судах при помощи состязаний адвокатов; политическое могущество достигается не оружием, а золотом; деньги переводятся из одного кармана в другой путем разного рода надувательств, называемых биржевой игрой; торговая война ведется при помощи усовершенствованных производств и фальсификаций, производящих на покупателя впечатление дешевизны товара при его доброкачественности.

Примерами цивилизации первого типа служат или, вернее, служили Корсика, отчасти Сардиния, Черногория, итальянские города в Средние века и все вообще примитивные страны.

Примерами второго типа цивилизации являются все современные народы, у которых буржуазно-капиталистический режим достиг значительного развития.

Разница между обоими типами цивилизации не так велика, как это кажется в теории, ибо в действительности у обществ часто наблюдается смесь черт, принадлежащих им обоим.

Подобно этому мы наблюдаем также и двоякого вида преступность, так как патология и в социальном отношении следует по тому же пути, что и физиология.

Мы различаем именно атавистическиепреступления, грубейшими примерами которых являются убийство, воровство и изнасилование, и эволюционные, отличающиеся от предыдущих более тонкими приемами, основанными не на силе, а на хитрости.

Преступлениям первого вида подвержено небольшое число лиц, роковым образом предрасположенных к ним, а преступления второго типа мы наблюдаем у всех тех, кто не обладает достаточно уравновешенным характером, чтобы противостоять окружающим вредным влияниям.

Сигеле справедливо замечает, что оба вида преступности наблюдаются очень интенсивно в массовых преступлениях низших и высших классов населения.

Эволюционная форма преступности покоится на деятельности ума, точно так же, как атавистическая – на работе мускулов.

В современной Италии мы находим достаточно примеров обоих видов преступности: в Сицилии, например, очень часты морские разбои, а в Риме – банковские скандалы и преступления против нравственности, наблюдаемые у высших классов общества.

Следующим примером атавистической преступности может служить Романья. Последние годы здесь наблюдалось гораздо больше преступлений против личности, чем в других местностях Италии. Как доказал Габелли, объяснялось это преимущественно традициями старинной безнаказанности и той нравственной атмосферой, которая создалась благодаря ей.

Несколько лет тому назад редко можно было встретить здесь девушку, которая согласилась бы выйти замуж за человека, ни разу не пустившего в ход ножа.

Пани Росси часто слышал, как в Базиликате матери называют своих сыновей brigantiello(маленькими разбойниками).

«Слово malandrino, – говорит он, – теряет в Сицилии всякое позорное значение и становится эпитетом, выражающим похвалу, которым всякий здесь гордится. Lo sono malandrinoозначает у них человека, который никого и ничего не боится – даже правосудия».

Еще более ярким примером подобной же преступности является Корсика, где причины ее кроются в социально-исторических условиях этой страны.

«Частота убийств на Корсике вследствие мести, – пишет Бурне, – известна всему миру, но вряд ли кто знает, до каких размеров здесь обыкновенно дело доходит. Роччино убил, положим, собаку Тофани, и следствием этого может явиться 11 убийств в обоих этих семействах. В 1886 году здесь было 135 покушений на жизнь, то есть одно подобное преступление приходилось на 200 душ населения, что в четыре раза превышает соответствующие цифры в Сенском департаменте во Франции. Из этих 135 покушений 52 явились последствием ссор и драк. В этой же стране невозможно заставить говорить свидетеля на суде. В Палермо 60 лиц присутствовали однажды при одном убийстве, а на суде все они под присягой показывали, что ничего не видели».

Согласно отчетам жандармерии Бурде считает число бандитов на Корсике равным 5–6 тысячам.

«Корсиканцы, – говорит он, – отличаются гордостью: они презирают всякий физический труд, обращают более внимания на ум, чем на нравственность, и со своеобразной точки зрения смотрят на счастье и совесть людскую.

Организация их очень напоминает устройство древних римских патрициев: 15 или 20 семейств заправляют здесь всеми остальными и делают все, что им угодно.

Здесь всякий, отказывающийся поддержать члена своей семьи, рискует своей жизнью. На этом острове находятся в вечной борьбе два принципа: один, новый – признание абсолютного права и справедливости, а другой, старый – слепая преданность своей фамилии и невозможность подняться выше узких семейных интересов. К сожалению, второй принцип почти всегда побеждает, что особенно резко выступает при отчуждениях земельных участков при постройке железных дорог».

«Суд, – читаем мы далее у Бурде, – под председательством Касабьянки, главы одной наиболее могущественной на Корсике партии, судит, например, таким образом: некоему Бенедетти за отчуждение его участка в 16,96 ара он назначает всего 2 тысячи франков, а какой-то Виргитти за участок в 18,90 ара выдает 13 тысяч франков. Подобные несправедливости кажутся здесь вполне естественными».

«Во всей Франции было в 1885 году констатировано 45 523 аграрных преступления, а в одной Корсике их было за это время 13 405, то есть почти треть».

С одной стороны, прогресс цивилизации, увеличивающей до бесконечности потребности и желания современного человека, а с другой – накопление богатств, дающих возможность удовлетворять возбужденные чувства, ведут к тому, что число душевнобольных, алкоголиков и паралитиков [12]12
  В Бисетре паралитиков было в 1818–1819 годах всего 9 чел., а в 1848–1849 годах их было уже 34.


[Закрыть]в убежищах, равно как количество преступников против собственности и нравственности в тюрьмах, – постоянно растет и увеличивается. Статистика неоспоримо доказывает, что число преступлений, совершаемых в крупных центрах людьми культурных классов населения, в настоящее время заметно возрастает [13]13


[Закрыть].

Сигеле доказал, что преступность, наблюдаемая у масс, отличается в настоящее время именно вышеуказанным характером.

Является вопрос, почему среди зажиточных классов населения преобладает тип преступности в виде обмана, а среди бедных – в виде грубого насилия?

Ответ на этот вопрос прост: состоятельные классы населения отвечают духу времени, в то время как низшие по своим чувствам и мыслям живут еще отдаленным прошлым. Весьма естественно поэтому, что первые должны уйти вперед и в своей массовой преступности, в то время как вторые отстают в этом отношении и в силу атавизма приближаются более к первобытным дикарям.

Бажео писал: «Чтобы убедиться, что инстинкты массы грубеют по мере того, как спускаются все ниже и ниже по общественной лестнице, вовсе не нужно отправляться к дикарям: для того достаточно поговорить с английским простонародьем или с нашей прислугой».

Итак, цивилизация изменяет характер преступлений, обусловливая увеличение их. Факт этот вряд ли может в настоящее время подлежать сомнению, хотя и нелегко мириться с ним.

2. Скученность населения.К только что приведенным нами причинам, влияющим на увеличение числа преступлений, принадлежат еще и другие.

Цивилизация благодаря железным дорогам, развитию промышленности и бюрократии способствует, как известно, появлению крупных центров с огромным населением. Именно в этих центрах скапливается всегда больше всего так называемых привычных преступников, которые находят в них наилучшие условия для своей преступной деятельности и которым легче скрываться здесь от бдительного ока правосудия.

«Человеку, – говорит Бертильон, – свойственна особая, довольно сильная наклонность воспроизводить в области чувств и поступков именно то, что он видит вокруг себя. Благодаря некоторым условиям наклонность эта может до того усиливаться, что воздух как бы насыщается действующими началами тех или других мыслей и поступков, влияющих на людей и заражающих их в известном смысле. Среди лошадей, собранных вместе в больших количествах, часто наблюдается, как известно, наклонность к развитию содомии».

Вышеприведенная причина наряду с хорошим и обильным питанием и известным параллелизмом, существующим между развитием половых органов и центральной нервной системы, объясняет нам отчасти значительное увеличение преступлений против нравственности, характерных для настоящего времени, и огромное распространение, особенно в крупных центрах, проституции. В этих же условиях кроются и причины более сильной преступности, наблюдаемой в цивилизованных странах у женщин, толкаемых на путь преступления преимущественно ложным стыдом их бедности, жадностью к роскоши и почти мужским воспитанием, дающим им, в силу их занятий, возможность совершать такие преступления, как подлоги, мошенничества и т. п.

Помимо этого цивилизация влияет на увеличение количества преступлений, повышая число душевных заболеваний, алкоголиков [14]14
  Возьмем для примера статистику Соединенных Штатов Северной Америки, страны наиболее далеко ушедшей по уровню культуры, и мы увидим, что число душевнобольных в 1850 году достигало в них 15 610, в 1870 – 20 042, в 1880 – 37 432 и в 1890 – 91970, между тем как население с 23 191 876 в 1850 году возросло до 50 155 788 в 1890 году, то есть увеличилось за 40 лет вдвое, а число душевнобольных почти вшестеро. Мало того: в самые последние годы население, согласно той же статистике, возросло на 30 %, а число психических заболеваний – на 155 %. В Англии и Уэльсе душевные болезни в 1859 году составляли 18,6 на 10 тысяч жителей, в 1885 – 28,9 на 20 тысяч и в 1893 году – 30,0 на тысячу В Италии в 1874 году считался 51 душевнобольной на 100 тысяч населения, в 1877 – 54,1; в 1880 – 61,25; в 1883 – 67,7; в 1885 – 66,0 и в 1886 – 74,0. Во Франции душевнобольные составляли 131,1 на 100 тысяч населения в 1883 году, 133,0 в 1884 году и 136,0 в 1888 году В Шотландии и Ирландии, по статистике Легуая, наблюдается 2,6 психически больных на тысячу жителей, в Скандинавии – 3,4, в Соединенных Штатах – 3,3, в Голландии – 5,9 в 1856 году; 6,4 – в 1860 году и 7,5 – в 1863 году.


[Закрыть]и усиливая употребление возбуждающих средств, почти совершенно неизвестных в некультурных странах и ставших насущной потребностью человека цивилизованного общества. Так, в Англии и Америке кроме алкоголя и табака в последнее время распространилось употребление опиума и эфира. Во Франции за период с 1840 по 1870 год среднее употребление водки возросло с 8 до 30 литров в год на каждого человека.

После всего сказанного нам еще более понятно станет и без цифр, каким образом должна влиять на увеличение преступлений скученность в тюрьмах, в которых, по словам самих заключенных, величайшая испорченность окружается ореолом славы, а добродетель считается стыдом. Цивилизация, способствующая умножению крупных тюремных центров, дает тем самым особенное напряжение преступности, особенно когда она связывает с ней благотворительные и филантропические учреждения (школы, патронаты). Современная система наказаний ни в коем случае не может влиять на исправление закоренелого преступника.