Текст книги "Башня Королевской Дочери"

Автор книги: Чез Бренчли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

11. НОЧЬ КРОВИ

Звучный вибрирующий голос колокола будил её ото сна каждую ночь, но на этот раз Джулианне показалось, будто он зазвонил во второй раз. Тогда, в первый раз, она ещё пробормотала коротенькую молитву и снова уснула. Нет, ей не показалось.

Колокол зазвенел снова, заставив тело Джулианны отозваться дрожью, а саму её – поднять голову с подушки. Это не был обычный призыв к молитве – три медленных удара, пауза, ещё три удара, нет, это был беспорядочный, торопливый звон, будто громкий нечленораздельный крик перепуганного человека. Джулианна никогда прежде не видела перепуганного монаха, разве что когда этот парень, Маррон, пытался налить вина, а Элизанда строила ему глазки сквозь вуаль. Монахи не пугаются по мелочам. Это была тревога – к оружию, к оружию!

Джулианна вскочила с постели и подбежала к окну, пытаясь разглядеть сквозь резные ставни, что происходит, но так ничего и не увидела. С усилием отодвинула засовы, распахнула ставни – и опять ничего не смогла разглядеть. Чернильная, угольная тьма и серебристые лунные блики на стенах и на выступах – больше ничего не было видно. Ни факела, ни бегущего человека, в общем, ни следа тревоги.

Элизанда уже была рядом. Она высунулась из окна так далеко, что Джулианна в ужасе схватила её за плечо. Подруга только посмотрела на неё блестящими глазами, неестественно изогнула шею в тщетной попытке заглянуть за угол и спросила:

– Что случилось?

– Не знаю. Колокол…

Он всё еще продолжал звучать; воздух дрожал, зубы у Джулианны ныли, а каждая волосинка встала дыбом.

– Это я слышу, – с терпеливой улыбкой и с долей юмора ответила Элизанда, – но почему он звонит?

– Я не могу разглядеть.

Элизанда тоже ничего не видела.

– Прислушайся, – посоветовала она.

Она оказалась права. Хотя звон колокола звучал громче остальных звуков, он не мог перекрыть их полностью – слишком низким был его тембр. Вслушавшись как следует, Джулианна различила далёкие звуки боя, бряцанье оружия и крики людей.

Она не заметила, как Элизанда выскользнула у неё из-под руки. Обернувшись, Джулианна увидела, что подруга копошится в тени её постели, выуживая какие-то тряпки из сумки, с которой она путешествовала.

– Что ты делаешь?

– Ну не могу же я выйти вот в этом!

Пальцы Элизанды поспешно пробежали по завязкам ночной рубашки, превратив ленты в узлы; девушка взялась за подол и потащила рубашку через голову, как ребёнок. Потащила, изогнулась, дёрнула и отбросила в сторону.

– Куда выйти?

– Посмотреть, что происходит, куда же ещё! Или ты собираешься сидеть тут сложа руки и ждать, пока тебе не скажут, что делать? Ты ведь ещё не замужем, Джулианна.

Это было последней каплей. Джулианна вернулась к своей постели и потянулась к платью. Элизанда уже была одета в крестьянский бурнус, в котором её впервые увидела Джулианна, и теперь натягивала на ноги обувь с явным намерением сбежать как можно скорее. Однако Джулианне для того, чтобы надеть своё платье, понадобилось бы гораздо больше времени, и она не была уверена, что подруга станет её ждать. К тому же, доведись им бежать или прятаться, платье могло только помешать.

– Слушай, у тебя нет ещё одного такого же наряда?

– Есть, конечно, – широко улыбнулась Элизанда, блеснув в полумраке белыми зубами.

Элизанда помогла Джулианне вырядиться в такой же костюм, что был на ней, накинула на неё бурнус и перетянула его обрезком верёвки. Жёсткая ткань тёрла кожу, а сапожки для верховой езды вообще были не к месту, но выбирать приходилось между ними и домашними тапочками – больше у Джулианны не было ничего подходящего.

– Ещё одно, – сказала Элизанда. – Возьми кинжал. – Она протянула Джулианне оружие рукояткой вперёд.

Джулианна невесело улыбнулась.

– Оставь себе, – ответила она, поворачиваясь к своим ящикам и коробкам. – У меня есть.

По крайней мере в этом она оставалась дочерью своего отца, а не покорной женой какого-нибудь барона. Пока что…

Кинжалы Джулианны были богато разукрашены драгоценными камнями и представляли собой обычную деталь наряда. Серебряные клинки оканчивались закруглением – этакое милое украшение милой жёнушки, если, конечно, барон Имбер сочтёт её милой или станет заботиться о её украшениях. Но это было не единственное оружие Джулианны. Любая девчонка, бегавшая в одиночку по улицам Марассона, носила с собой один-два клинка, чтобы в случае необходимости поучить вежливости какого-нибудь мужлана. А уж если эта девчонка была дочерью королевской тени, она просто обязана была уметь защищать себя. И Джулианне уже не раз приходилось благодарить Господа за хороший острый кинжал в руке и за преподанное ей умение обращаться с ним.

Два таких кинжала она извлекла из саквояжа, не устояв перед искушением по-жонглерски подкинуть клинки, прежде чем заткнуть их за верёвку, заменявшую ей пояс. Элизанда одобрительно кивнула и сделала то же самое со своим оружием.

Лампа за дверью давно погасла, и девушкам пришлось спускаться по тёмной лестнице, вытянув перед собой руки. Они шли медленно, но всё же спуск наконец окончился, и подруги побежали по замковым коридорам туда, откуда доносились звуки битвы. Девушки ступали мягко, производя не больше шума, чем лёгкий ветерок – по крайней мере так казалось Джулианне. Сама она не слышала своих шагов, так разве мог услышать их кто-нибудь другой? Особенно в раздававшихся впереди и вверху криках, гвалте и лязге оружия?

Если соблюдать осторожность, решила Джулианна, их с Элизандой заметят нескоро. Серовато-коричневые бурнусы днём сливались с выжженной землёй и пылью, а по ночам совсем исчезали в темноте. Даже когда на них светила луна – а уж этого обе девушки избегали, не сговариваясь…

Они по-шпионски подкрались к месту битвы, к большому внутреннему двору у северной стены замка. Элизанда без слов продемонстрировала Джулианне, как следует поворачивать кинжал лезвием внутрь. Так он оказывался лежащим вдоль руки и совсем скрывался под рукавом бурнуса, но был готов к бою и надёжно укрыт от света, который мог бы выдать его. Пригибаясь, девушки перебегали с места на место, пока не нашли, где устроиться. Это был контрфорс одной из башен, тень которого защищала девушек надёжнее кинжала: их было не видно, а они видели все.

Поначалу, пробегая мимо места схватки, Джулианна разглядела только рукопашный бой и путаницу тёмных ряс, блестящих клинков, бледных и смуглых лиц. Однако даже с такого расстояния не удавалось различить отдельные звуки: колокол наконец перестал звонить, но бряцанье, стоны, тяжёлое дыхание, вопли и крики перемешались между собой.

Очутившись под прикрытием контрфорса – тут она присела на корточки, прижимаясь к холодному камню и к тёплому плечу Элизанды, – Джулианна закрыла лицо волосами, чтобы белизна кожи её не выдала, и стала глядеть сквозь пряди. С такого расстояния видно было гораздо лучше; теперь девушка могла отличить братьев в бесформенных рясах от тех, с кем они сражались – на нападавших были бурнусы, сильно отличавшиеся от ряс, нападавшие сражались кривыми ятаганами, у нападавших были тёмные бородки, а головы скрывались под капюшонами. Шарайцы, подумала Джулианна, несколько десятков шарайцев, не более того. Конечно, они обречены. Зачем они затеяли столь странный налёт? В замке ведь несколько сотен братьев и сотня рыцарей! Кстати, рыцарей девушка видела – они сражались отрядом, в развевающихся белых одеждах, показывая все своё мастерство, силу и умение. Ей показалось, что они равны шарайцам по силам, а то и превосходят их, в то время как братья только пытались парировать удары, делали отработанные выпады и падали раненые, умирающие или мёртвые. В схватке искупителя и шарайца один на один исход был бы предрешён, подумала Джулианна, и нападавшие вполне могли бы заполучить её и Элизанду в качестве приза. Однако, присмотревшись, девушка не увидела особой опасности, и её страх улетучился. Даже без помощи рыцарей монахи могли бы смять нападавших просто численностью.

Как заметила Джулианна, когда первое потрясение у братьев прошло, дисциплина начала брать своё; а может, она просто начала замечать порядок в том, что сначала показалось ей хаосом. Она увидела, как старшие монахи собирают вокруг себя свои отряды, как рыцари делают то же самое, подталкивая друг друга вперёд или отзывая назад. Появлялся порядок. У шарайцев тоже видна была какая-то дисциплина, но они отступали, хотя отступать им было некуда. «Дисциплина смерти», – подумала Джулианна, и ещё подумала, что цель этого боя для них достаточно важна, чтобы умирать за неё.

Элизанда подтолкнула её локтем и указала подбородком куда-то вверх. Джулианна проследила за ней взглядом и высоко на стене увидела на фоне звёзд какое-то движение. Человек в белой рубашке (ночной, кстати сказать), должно быть, рыцарь, сражался на самой верхушке лестницы едва ли не в одиночку – только один юноша в просторной белой рясе стоял рядом с ним, видимо, его оруженосец. На двоих бойцов наседало с полдюжины шарайцев, но в узком проходе можно было сражаться только один на один, а иногда двумя парами, когда шарайцы выпрыгивали из-за стены и бросались на юношу.

Джулианна не сразу поняла, почему Элизанда указала именно на них – разве что обращала внимание подруги на искусное фехтование: и юноша, и его господин были воплощённой грацией, выгодно отличаясь от грубых рубак во дворе, несмотря на то что у тех было предостаточно места для красивого боя.

И тут, присмотревшись, Джулианна узнала и рыцаря, и оруженосца. Это были её друзья – или почти друзья – сьер Антон д'Эскриве и тот юноша, Маррон. Оруженосец был в белом – накануне его осудили и отправили (или собирались отправить) в кельи кающихся грешников. Что же получается, Орден освободил осуждённых и призвал их к оружию? Да, наверное, так оно и было, хотя вокруг не было видно ни одного человека в таком же одеянии. Или в ночной рубашке, как д'Эскриве…

Ни один рыцарь или брат не поднялся по лестнице, чтобы помочь им. До этого Джулианна старалась воспринимать ситуацию аналитически, внимательно рассматривая, как учил её отец. Внезапно она снова стала собой и испугалась за людей, которых знала и о которых тревожилась.

Она огляделась и увидела самого прецептора, стоящего в стороне от схватки. Вышлет ли он людей на помощь рыцарю и оруженосцу, если попросить его об этом? Ведь если шарайцы захватят стену, они получат возможность отступить или пополнить свои силы и будут держаться за неё, пока их не выбьют оттуда…

Джулианна, в свою очередь, толкнула локтем Элизанду, желая сказать: «Идём со мной, мы можем помочь им», – но подруга поняла её неправильно, нет, намеренно сделала вид, что не поняла. Элизанда кивнула, встала с корточек и ринулась в совершенно противоположную сторону. К ступеням…

– Вернись! Куда ты?!.

Это был только шёпот, слишком тихий и запоздалый. Элизанда не замедлила шага и продолжала быстро, но осторожно пробираться по двору, пригибаясь даже тогда, когда приходилось перепрыгнуть через лежащее тело или через лужу крови. Наконец она нашла новое укрытие в тени стены, совсем недалеко от ведущих наверх ступеней.

Она была едва видна – только бледное лицо проступало из темноты, когда девушка двигалась, – но очень уязвима. Джулианна разглядела свисающие с зубцов стены верёвки, по которым во двор спустились шарайцы; что, если ещё кто-нибудь спустится со стены в нескольких шагах от притаившейся Элизанды? А если вдруг шарайцы решат отступать и начнут пробираться назад, к верёвкам, чтобы выбраться из замка?

Джулианна вскочила на ноги и побежала за подругой. Конечно, двоих заметить вдвое проще, чем одного, но их вполне мог разглядеть какой-нибудь магистр или остроглазый монах, разглядеть и подвести своих людей поближе. А если нет – что ж, двое могут сражаться вдвое эффективнее. «И погибнуть во вдвое большем количестве», – но эта мысль пришла уже потом.

Пытаясь смотреть одновременно в три стороны – вперёд, на Элизанду, налево, на бой, и направо, на прецептора, который так её и не заметил, – Джулианна совсем забыла посмотреть ещё и под ноги. А сами по себе её ноги не могли перенести хозяйку через тела погибших; одна споткнулась о чью-то вытянутую руку, другая заскользила по грязи, и Джулианна упала на четвереньки. Оглядевшись, чтобы понять, слышал ли её кто-нибудь, она обнаружила, что ей повезло – или наоборот, это как посмотреть, – и взглянула вперёд, решив поаккуратнее выбрать путь к Элизанде.

И увидела, как Элизанда, выпрямившись в полный рост, выходит из тени на лунный свет, увидела, как она отводит руку и резко выбрасывает её вперёд. Джулианна разглядела даже холодный блеск летящего кинжала Элизанды, который её подруга метнула вверх, на стену.

Проследив за его полётом, Джулианна подняла глаза. На фоне звёзд стоял шараец с занесённым над головой мечом. Он застыл, так и не нанеся удара. Д'Эскриве сделал выпад, его меч разрезал темноту, а кончик клинка скользнул по горлу шарайца. Тот начал оседать и упал.

Всего одно мгновение Джулианна следила за этим падением, боясь за оказавшуюся внизу Элизанду. Потом ночь прорезал дикий вопль, привлёкший её внимание. Кричал не падавший, нет – тот молча ударился о землю. Элизанда увидела ещё одного шарайца, судя по голосу, совсем юного, хотя в потёмках безбородое лицо казалось тёмным пятном, который упал на колени, следя за падением товарища, а потом дико посмотрел на д'Эскриве. Вскочив, юноша стал пробиваться сквозь толпу своих соплеменников, намереваясь добраться до рыцаря, но его стали отталкивать назад, туда, где кто-то из шарайцев тянул вверх болтавшуюся на стене верёвку.

Решив, что пора включаться в события, Джулианна вскочила на ноги и помчалась к основанию стены, где увидела Элизанду, стоящую на коленях у тела шарайца. Это был тот самый человек, которого убили она и рыцарь; Элизанда вытащила из его тела свой кинжал, и Джулианна увидела слезы на глазах подруги.

– Элизанда…

Широкий рукав мазнул по глазам; лёгкое покачивание головы, злой взгляд и несколько тяжёлых слов, произнесённых хриплым голосом:

– Уйди. Я должна помолиться за него…

Элизанда положила ладонь на лоб мертвеца, не обращая внимания на заливавшую его кровь. Девушка забормотала что-то, запела, негромко, со всхлипами, на незнакомом Джулианне языке. Впрочем, казалось, что Элизанда тоже не слишком хорошо его знает или по крайней мере давно им не пользовалась. Не страдание было повинно в том, что она то и дело запиналась, заикалась и повторяла слова по нескольку раз. Глаза её были закрыты, а тело покачивалось туда-сюда, словно в ритуальных движениях, помогавших совершать церемонию даже тогда, когда память окончательно отказывала.

Джулианна выполнила её просьбу и отошла назад. Посмотрев вверх, она обнаружила, что ситуация на стене в корне изменилась. Один из шарайцев сдерживал д'Эскриве, давая своим товарищам время бежать из ловушки, которой стал для них замок. Этот шараец был храбрецом: он неплохо дрался, но Джулианна видела, что сьер Антон фехтует лучше и у его противника нет никаких шансов. Вероятно, на стене осталась всего одна верёвка – Джулианна видела, как люди протискиваются в амбразуру и исчезают.

Д'Эскриве отразил удар, сделал обманное движение, выпад – и его противник упал. Рыцарь переступил через его тело – следовавший за ним Маррон сделал то же самое, продолжая, впрочем, оглядываться вокруг – и подошёл к амбразуре. Там д'Эскриве занёс было свой меч, словно собираясь перерезать невидимую Джулианне верёвку, которая все ещё должна была оставаться там, но помедлил и не стал наносить удара. Негромко сказал что-то своему оруженосцу, обернулся, поглядел на двор и пошёл к лестнице. Джулианна вжалась в стену в самом тёмном месте; опасность уже миновала, последних нападавших окружили в дальнем углу двора, но девушке не хотелось, чтобы её заметили и отчитали, как непоседливого ребёнка, а потом под охраной отвели в комнату. И кроме того, ей не хотелось, чтобы Элизанде помешали петь. Что бы ни означал этот ритуал, он был важен для её подруги.

Когда рыцарь с оруженосцем скрылись из виду – Джулианна надеялась, что они отправились в лазарет, если пятна на повязке Маррона были тем, что она подумала, – девушка поспешно взбежала по лестнице на стену, старательно изображая целеустремлённость и уверенность в собственной безнаказанности. То есть изображая саму себя. Её действительно не имели права покарать – она была гостем, а не пленником. Что же касалось целеустремлённости – цель у неё действительно была. Она до сих пор не понимала, каков был смысл этого нападения. Вряд ли горстка бойцов намеревалась справиться с гарнизоном такой большой крепости. А неведение Джулианна ненавидела сильнее всего, особенно если оно было её собственным. Отец неустанно внушал ей: «Старайся понять все вокруг, малышка, почаще задавай вопросы. Спрашивай о себе, о мире, о собеседнике. И помни главный вопрос: почему?»

С того места, где очутилась Джулианна, видно было довольно далеко, хотя высота и пугала девушку. Увидев, что вся равнина вокруг мерцает движущимися огоньками, она сперва ничего не поняла.

Повсюду вокруг огромной скалы, служившей основанием Року, сидевшему на ней подобно сторожевой птице – «гигантской чёрно-красной зловещей птице», – подумалось Джулианне, – всюду сновали тени с огоньками в руках, все вместе превращавшиеся в толпу с факелами. Всадники, поняла Джулианна. Они находились слишком далеко, чтобы в свете луны или факелов можно было разглядеть подробности, и уж, конечно, чересчур далеко, чтобы можно было расслышать стук копыт, но что-то в движениях этих теней говорило о том, что люди с факелами едут верхом.

Вряд ли там могло обойтись без лошадей. Сколько людей оказалось в поле её зрения, сотни три? По меньшей мере сотня огоньков, а ведь далеко не у всех были факелы. И их могло оказаться во много раз больше, если они окружили утёс плотным кольцом. Такая армия не могла бы идти пешком и сохранять свои передвижения в тайне; слухи намного обогнали бы её.

Схватившись за зубцы стены и глядя вниз, превозмогая страх высоты, Джулианна раздумывала над увиденным, как недавно раздумывала о нападении, выискивая цель, смысл и значение действия, поначалу казавшегося бессмысленным и хаотичным. Сперва ей показалось, что огоньки на равнине снуют туда-сюда без всякого порядка: у реки огоньков и теней не было чётких очертаний, у неё, как и у всякой реки, было единое течение, и текла она на север, прочь от замка. На глазах у Джулианны отступала целая армия, отступала не поспешно, не спасаясь бегством – нет, ровным походным шагом.

Значит, осады не будет. Нападавшие намеревались захватить замок с налёта. Небольшая группа должна была вскарабкаться по северному склону утёса, а потом по откосу и по внешней стене, пробиться к воротам и впустить главные силы. И это должно было случиться в полночь, пока братья стояли на молитве, а стражники утратили бдительность…

Потерпев поражение, армия стала отступать. Командующий оказался умным человеком и решил не рисковать и не импровизировать на ходу. Джулианна не сомневалась, что её отец одобрил бы его действия. Да и сама она считала, что так все и должно быть. Составь план, ударь, удержи крепость, если побеждаешь, и отступи, если проигрываешь, чтобы потом придумать новый план. Джулианна от души надеялась, что на этот раз армия нападёт на какое-нибудь другое место. Захватив Рок-де-Рансон, шарайцы смогли бы удерживать его не меньше времени, чем искупители. Это подорвало бы северную границу Чужеземья и лишило бы его защиты. Таллис оказался бы открытым для набегов или чего-нибудь худшего, Элесси был бы потерян… Это могло означать для Королевства медленную смерть – а может быть, и не такую уж медленную. Рок был ключом, по крайней мере так казалось Джулианне в эту ночь, а если ключ повернуть в замке…

Хотя прежде ей не приходилось путешествовать по Святой Земле, не говоря уже о том, чтобы жить в ней, она оставалась дочерью своего отца и унаследовала его беспокойную любовь к стране. Этой ночью она словно наяву увидела, как шарайская орда сметает все на своём пути, от Таллиса до Лёсс-Арвона и загадочного Сурайона, как она приходит к воротам Аскариэля – воротам, которые некому больше защитить. Воцаряется ужас, горе, кровь и жестокость; и все это из-за крохотной точки на карте, из-за одной крепости, потерянной страной, в которой есть сотни и тысячи других крепостей и замков.

Да, Рок был не обычным замком, и, наверное, именно поэтому шарайцы пришли сюда такой армией, положившись на удачу. Именно поэтому король отдал Рок под защиту искупителей – лучших бойцов, собиравшихся в большие отряды ради того, чтобы оберегать, наблюдать и всегда быть готовыми к бою.

Оберегать и наблюдать, сражаться и молиться – молитва не шла из головы у Джулианны. В своём плане шарайцы не забыли о молитвенных часах. Для того чтобы рассчитать нападение во время молитвы, нужен был изощрённый холодный ум. Про шарайцев так и говорили: они хитры и холодны, они всегда держат нож за пазухой. Кочевники пустыни, вынужденные противопоставлять эти качества своей дикой горячей родине.

А ещё они были терпеливы. Джулианна стояла и смотрела, как уходят, исчезают в полной тишине тени и огоньки, и знала, что они вернутся снова. И снова, и ещё раз, и так до тех пор, пока Чужеземье не лопнет, пока ему не настанет конец. Даже отец Джулианны не верил, что шарайцев удастся сдерживать вечно.

Джулианна забыла о страшной высоте. Теперь ей хотелось стоять час, два – сколько понадобится, пока шарайцы не исчезнут за горизонтом и заря не поглотит свет их факелов. Но с минуты на минуту на стене могли появиться люди – монахи, чтобы убрать тела, магистры, чтобы увидеть, как отступает враг. Джулианна всё ещё надеялась обойтись без встречи с ними, без холодных слов и возвращения в комнату. К тому же внизу, под стеной, всё ещё сидела Элизанда, а её не следовало оставлять одну надолго – Джулианна и так потратила много времени на наблюдения.

Бросив на равнину последний взгляд, Джулианна повернулась, собираясь уходить. Она посмотрела, как пройти мимо лежащих на стене убитых и раненых, как вдруг один из них встал и преградил ей путь. Его зубы поблёскивали сквозь бороду, в руке мерцал кинжал, а глаза казались белыми и блестели в лунном свете. Вся его фигура говорила о боли и о решимости заработать себе место в раю, убив ещё хотя бы одного неверного.

Джулианна все ещё сжимала в руке рукоять кинжала, но внезапно забыла, что с ним делать. Её искусство ей изменило. Она неподвижно стояла перед шарайцем, даже не опустив подбородок, чтобы не так легко было нанести удар, и прощаясь с отцом, со всеми его замыслами и с собственными навязчивыми страхами. Меч начал падать, и она почувствовала нечто вроде облегчения, неожиданно подаренной свободы.

И тут она полетела назад, потому что воздух вдруг загустел и отшвырнул её, словно ударив тугим кулаком. Джулианна влетела в амбразуру – от падения в пропасть её отделяла площадка шириной всего в ладонь, – задохнулась от ужаса и изо всех сил вцепилась в зубец, чтобы удержаться. Умирать ей всё-таки не хотелось, по крайней мере таким образом, и она замерла на месте, тяжело дыша и глядя во все глаза.

Перед ней крутился вихрь, сотканный из света и тьмы, похожий на чёрную верёвку, которая поглощала лунный свет и блестела золотом. Вихрь чуть наклонился и остановился в воздухе между девушкой и шарайцем.

Джулианна сразу поняла, что это, однако не могла оторвать глаз, поражённая его появлением и не находя в себе сил для благодарности.

Шараец тоже знал, что это такое. Он выпустил меч, упавший со стуком, невероятно громким в наступившей тишине, и задержал дыхание. Джулианна тоже не дышала, а джинн – что ж, если эти существа и умели дышать, девушке об этом слышать не доводилось.

Шараец упал на колени и издал не вздох – стон боли. «Хватит, оставь его, он мне больше ничего не сделает», – подумала Джулианна. И только тут поняла, как удивлена этой своей мыслью, только тут осознала, что джинн следил за ней и защищал её даже от её собственной глупости.

Джинн – она помнила его имя, Шабан Ра-исс Халдор – либо не слышал её невысказанных мыслей, либо не обратил на них внимания. Он медленно двинулся с места и полетел, почти поплыл по воздуху, двигаясь против ветра и явно имея определённую цель. С жестокой медлительностью он приблизился к шарайцу, в ужасе выпучившему глаза. Человек поднял руки («Не надо – подумала Джулианна, – не трогай его!» Она помнила, что случилось с мальчиком, который притронулся к джинну и потерял руку от прикосновения к живому вихрю) и открыл рот, пытаясь не то закричать, не то просто разорвать тишину хоть каким-нибудь звуком. Это ему не удалось.

Джинн едва коснулся его груди самым кончиком своего тела-вихря, и этого оказалось более чем достаточно. Джулианна услышала треск рвущейся материи, скрип и хлопок, заметила обнажённую блестящую кость, а затем увидела хлынувший на землю тёмный поток. Человек подпрыгнул, нет, взлетел от этого прикосновения, и на мгновение его распростёртое тело зависло, распятое в воздухе.

Потом шараец упал, ударился о зубец и полетел дальше вниз. Джулианна не стала смотреть, как он покатится по крутому обрыву у крепости, а потом вновь полетит вниз и в конце концов очутится на равнине. Несомненно, он умер ещё прежде, чем начал падать. На месте его сердца осталась рваная дыра, а лёгкие все ещё работали, хотя окружавшие их рёбра торчали в стороны, словно растопыренные пальцы.

«Спокойно. Если он ждёт твоего крика, он его не услышит», – сказала себе Джулианна.

Казалось, джинн чего-то ждал или же просто решил потратить несколько минут своей вечной жизни на то, чтобы задержаться на месте, рассматривая чуть искоса окружавший его мир. Нет, всё же он чего-то ждёт, решила Джулианна. Причём ждёт от неё. И не крика, потому что опасность уже миновала. Может быть, он хочет поговорить с ней? Хочет, чтобы она спросила: «Что тебе от меня надо?» – или задала ещё какой-нибудь вопрос, не думая о последствиях. Но Джулианна помнила наставление Элизанды: «Никогда не задавай джинну вопросов». И пусть этот совет в своё время запоздал, во второй раз она такой глупости не допустит.

И становиться на колени перед джинном она тоже не станет. И поклона он не дождётся. И реверанса, потому что это существо раз уже обмануло её. Хитрость – орудие бесценное, вот только уважения оно не вызывает.

Выпрямившись перед джинном, Джулианна произнесла:

– Я благодарна тебе, джинн, хотя, – уточнила она, – я и не просила тебя о помощи.

Джинн рассмеялся серебристым смехом, в котором не было ничего человеческого.

– Это не зачтётся тебе в долг, высокородная дама.

– В таком случае, я вынуждена предположить, – осторожнее, не споткнись на собственных словах! – что твоя забота обо мне связана с какими-то делами джиннов, которые мне неясны.

– Вынуждена – предположи. И они должны остаться для тебя неясными, дочь тени. Я велю тебе только одно: поезжай туда, куда ты послана, и выйди замуж там, где должно тебе.

– Ты уже говорил мне это, я помню. Но… – всё же она была дочерью королевской тени и, вспомнив об этом, обрела величественную осанку и уверенный голос, – я повинуюсь приказу моего отца. – А не твоему, подумала она, надеясь, что эта мысль явственно читается у неё на лице.

– Пока что. Я ещё напомню тебе свои слова, и в третий, и в четвёртый раз, Джулианна де Ране. Будь готова. И помни, что ты у меня в долгу.

Да, в долгу, но не за сегодняшнее и не за прошлый раз, когда он возник на равнине перед её скачущей лошадью. В долгу за первую встречу, за беззаботно заданный вопрос и непонятный ответ. Джулианна не знала, стоит ли признавать за собой долг из-за такой мелочи, которая ничего не значила для обеих сторон. Она уже готова была сказать это прямо сейчас, но не успела. Золотые искры, составлявшие тело джинна, завертелись все быстрее и быстрее, пока Джулианна не отпрянула, опасаясь обжечься. Потом вихрь стал толщиной со шнурок, с верёвку, с чёрную нитку, а после этого и вовсе исчез.

После него остался только шёпот, голос в темноте, едва ли громче шелеста ветра: «Скажи Лизан, что внизу есть ещё один человек, за которого надо помолиться. Пожиратели падали доберутся до его тела и не оставят ни одной косточки, над которой можно будет сказать кхалат. Этого человека звали Камаль иб Шофар».

– Ты что, знаешь все на свете? – зло спросила Джулианна и осеклась, хоть и слишком поздно, виновато прикусив язык. Она ждала смеха джинна, ответа «да» или «нет» как знака, что на неё лёг ещё один долг. Однако она услышала только свист ветра, далёкие голоса на стенах и голоса потише – поблизости. Они смешивались со стонами, хрипом и редкими криками боли – это монахи уносили своих раненых в лазарет.

«Что они сделали с ранеными шарайцами?» – подумала Джулианна и тут же поняла, что ничего они с ними не сделали – просто несколько раз занесли и опустили нож, решая задачу самым простым способом.

Мысль о раненых шарайцах напомнила ей об Элизанде, которая осталась внизу, среди братьев. Осталась одна над телом поверженного врага, напевая молитву, которую люди Ордена наверняка сочли бы ересью, да ещё в их собственных стенах…

Джулианна сбежала по ступеням гораздо быстрее, чем поднималась, и увидела, что Элизанда уже не поёт, а просто стоит на коленях у тела, не в силах двинуться от усталости и охватившего её горя. А ведь обычно она была такой живой, такой любопытной…

– Элизанда…

На этот раз подруга не стала гнать её прочь. Она с видимым усилием подняла голову, и Джулианна поняла, что девушка изнурена до предела.

– У меня… у меня для тебя новость. – Джулианна не могла осмелиться умолчать о словах джинна.

– Откуда?

– От джинна, – нехотя призналась Джулианна. – Он снова назвал тебя Лизан и сказал… сказал, что ты должна помолиться ещё за одного человека, сказать кхалат, правильно? Он сказал, что этот человек упал со стены, и назвал его имя, только я не запомнила…

– Не важно, – пробормотала Элизанда. – Всех имён уже не узнаешь. И погибших никто не станет хоронить по обряду, которого они вполне достойны. Я помолюсь за всех за них. Этот человек, – она показала на тело, – он для меня особенный, потому что убила его я, но молитвы заслуживают все они.

– Они были храбры, – нерешительно сказала Джулианна, – но они убили бы нас, если бы захватили ворота и сумели впустить армию…

– А, вот для чего они все затеяли… Я так и думала. Да, ты, наверное, права. Тут была бы большая бойня. Их обычаи и религия запрещают это, но с каждой стороны погибло столько людей… А шарайцы были моими друзьями, Джулианна. Я гостила у них, они кормили меня и приютили на целый год, они бывали у меня в гостях…