Текст книги "Эта ложь убьет тебя"

Автор книги: Челси Питчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

17
Ветер пустыни

Руби чувствовала себя одержимой. Свои длинные красные волосы она уложила в узел на макушке и заправила под вязаную шапочку. На ней были черные брюки для занятий йогой и такая же черная толстовка. Не слишком подходящий костюм, чтобы соблазнить парня, но, с другой стороны, она всегда могла его снять.

И ей необходимо было стать незаметной.

Она стояла у трейлера Ферриков, в дальнем левом углу парковки, и спрашивала себя, что она делает здесь в субботний вечер. Паркер убил бы ее за это. Потом он бы убил Шейна и, вероятно, Брианну, просто так, потому что он придурок.

Таким Паркер был парнем. Руби понимала это в ту ночь, хоть и не подозревала об этом, когда они начали встречаться. Паркер был собственником, и, хотя он никогда не обижал ее, он буквально проник во все аспекты ее жизни. Она ощущала его присутствие, даже оставаясь одна.

Руби постучала в окно Шейна. Она разговаривала с ним всего несколько раз после того скандально известного медленного танца в коридоре, но между ними проскакивали искры, и им не нужны были слова. Этот огонь вспыхнул, когда он посмотрел в ее глаза в день бури, и Руби с тех самых пор горела ярким пламенем.

Шейн открыл окно.

Она тихо взобралась на его измятые простыни.

– Мне нужно было тебя увидеть, – сказала она, стягивая с головы вязаную шапочку. Волосы рассыпались и окутали ее, и она в смущении запустила в них пальцы.

Сидящий напротив Шейн улыбнулся. Господи, он был красив. Дугообразная прядка волос упала на его левый глаз, напоминая черный полумесяц на сапфировом небе. Напоминая о чем-то таком, чего нельзя даже увидеть на этой планете, но что имело смысл где-то в другом месте. Это был Шейн, инопланетянин и житель Земли одновременно.

«Посмотрите на него, так небрежно вытянувшегося на своей кровати, – подумала Руби. – Он даже не нервничает из-за того, что я здесь». Никто не обращался с ней так. Никто, с тех пор, как она начала встречаться с Паркером. Не успев сдержаться, она спросила:

– Ты не слышал, да?

– О твоем бойфренде?

Три слова, произнесенные так легко. В голосе Шейна не было страха. Но Руби боялась за двоих, и голос ее дрожал, когда она сказала:

– Он набросится на тебя, если узнает, что я была здесь.

– Но ты все равно пришла.

– Да.

– Потому что тебе надо было меня видеть.

– Да.

Его улыбка стала шире. Она была озорной и лукавой, и Руби почувствовала, как звезды просыпаются во всей вселенной. Темные галактики теперь налились светом.

– Ну, – сказал он, придвигаясь к ней ближе, – мне этого достаточно.

– Правда?

Он кивнул, теребя свои простыни. Его постельное белье было небесно-голубого цвета и цвета слоновой кости. Стены – темно-синие, как сумерки.

– Я видел тебя с этим бойфрендом. Я видел, как ты вздрагиваешь, когда он прикасается к тебе. И как ты придумываешь предлоги, чтобы ускользнуть от него туда, куда он не может последовать за тобой. Он тебе хотя бы нравится, Руби?

Руби опустила глаза. Ей больше нравилось, когда он называл ее Клубничкой, больше нравилось, когда они оба вели себя сдержанно. Игриво. Ей лишь хотелось прийти сюда и сделать какую-нибудь глупость. Раздеться и заставить его потерять голову. Позволить себе тоже потерять голову.

В кои-то веки.

Но сейчас, глядя в эти сапфировые глаза, она решилась на нечто более опасное. Она решила рассказать ему правду. Что она семь раз пыталась порвать с Паркером, и каждый раз он просто являлся к ней домой, играл в прятки с ее сестрами или делал сэндвичи с мамой на кухне. Однажды вечером, после особенно неприятного разрыва, она обнаружила его в столовой, стоящим над индейкой с гигантским разделочным ножом в руке. И не могла ничего сказать, ну, из-за этой индейки.

Вот что отличало Паркера. Пусть он навязчиво преследовал ее, но он был умен. Все, что он делал, он делал под маской защитника, любящего человека. Все, что он делал, заставляло ее сомневаться. Например, что он, возможно, просто милый, преданный парень, который не понимает, что все кончено. И он был таким добрым с ее сестрами. Ее мать его любила. Может быть, она неправа, пытаясь разорвать отношения с ним.

Теперь, в тишине спальни Шейна, все это звучало смехотворно. Но Шейн не винил ее в потворстве собственнику-Паркеру.

– Все восстания начинаются с маленького вызова, – сказал он, гладя пальцами кожу на внутренней стороне ее запястья. Руби чувствовала, как в ее венах сливаются гром и молния. – Вы ведь вместе с ним ходите на ланч?

Руби кивнула. Каждый день в последний год она ходила на ланч вместе с Паркером, хотелось ей этого или нет. В дождь и снег, в бурю и в солнце. В выходные и в будни Паркер был с ней.

– Итак, в понедельник ты пойдешь на ланч без него, – сказал Шейн. – Я найду тебя после третьего урока, и мы всей компанией сядем вместе.

– С кем?

Он пожал плечами.

– С друзьями, которые у меня появились. – Он имел в виду девочек, но Руби не ревновала. Паркеру будет не так удобно устроить скандал, если за этим будет наблюдать группа девочек. – Безопасность в численном перевесе, правильно?

– Он все равно поедет за мной домой. Настигнет меня у двери. Заставит меня принять его снова. Прости, знаю, я кажусь тебе безумной…

– Мне это не кажется безумием. Я просто ненавижу это слово. – Он опустил глаза, поиграл лоскутным одеялом, лежащим в ногах кровати. – Мне кажется, что ты очень давно живешь в страхе. Поверь, мне знакомо это чувство.

У Руби перехватило дыхание. Она вспомнила тот день, в коридоре школы, когда они танцевали и маска Шейна слетела с него. Печаль в его глазах была зеркальным отражением ее собственной печали. Теперь он не хотел встречаться с ней взглядом и не прекращал теребить свое одеяло. Это одеяло состояло из разноцветных квадратиков, и Руби заметила слова, вывязанные на одном из уголков.

«Шейну с любовью».

– Твоя мать? – спросила она, и, возможно, этот вопрос был немного слишком личным. Может быть, до нее дошли слухи в школе о том, что мать Шейна исчезла однажды ночью. Только что была из плоти и крови, а потом превратилась в пар.

А потом в ветер.

– Она сделала по одному одеялу для каждого из нас, – ответил он, загибая уголок одеяла, чтобы Руби не было видно имени на нем. Она поняла, что сидит на одном из квадратов, и вытащила его из-под себя, из чувства уважения.

– А она… – голос Руби замер, она не знала, как закончить предложение.

– Она ушла.

– Ох. – Один удар сердца. – Мой отец тоже ушел.

– Вот как? – Шейн провел рукой по волосам. – Я, гм, я говорил в переносном смысле.

Сердце Руби дало сбой. Замерло, потом забилось быстрее, чтобы возместить паузу. На секунду ей показалось, что она может все ему рассказать. Мрачную, грязную правду о той ночи, когда исчез отец. Но хоть Руби уже побывала в роли жертвы по сценарию Паркера, она терпеть не могла говорить так о себе. Будто мальчики могли опутать ее своей липкой паутиной и заставить делать все, что они захотят. Удушить ее. Пить из нее кровь по капле. Она вырвалась из отцовской паутины, и она вырвется из паутины Паркера, с помощью Шейна или без нее.

В данный момент ей хотелось помочь ему.

– Ты должен рассказать мне о своей матери, – сказала она.

– Должен? – Шейн поднял одну бровь. – И почему же?

– Потому что тебе не нужно носить в себе эту тяжесть. – Руби сжала его руки. – Поверь мне, я много месяцев жила с ощущением, будто мне на грудь сел слон. И все это время я винила в этом Паркера, думала, что он меня преследует…

– Он тебя преследует.

Руби кивнула, вернее, дернула головой, это движение больше напоминало движение марионетки, чем человека.

– Паркер – это Паркер. Это его дело. Но я держала это в тайне. Я хранила это в тайне ради него и даже не понимала этого, пока не проговорилась. – Она подняла глаза и встретилась взглядом с Шейном. – Поэтому расскажи мне о своей маме.

Он рассмеялся, но его смех быстро стих.

– Она любила водить нас в цирк, – начал он. – И рассказывала нам о животных, а когда Бри заволновалась, что канатоходцы упадут, она сказала ей, что у них есть невидимые крылья. – Он с трудом сглотнул, теребя потрепанный край своей майки. Она была черной, как его волосы, и Руби хотелось снять ее с него, чтобы самой надевать ее в постель на ночь. Но она сидела неподвижно и молча слушала его. – Потом мы повзрослели, и она начала читать нам о том, как плохо обращаются с животными. Сказала, что видит дырки в крыльях канатоходцев. Однажды, когда мне было восемь лет, я зашел к ней в комнату, готовый ехать, а она лежала в постели еще в ночной сорочке.

– Она была…

– Что, в депрессии? – Шейн с горечью фыркнул. – Моя мать была самым веселым человеком из всех, кого я знал. Она всегда рассказывала нам сказки или пела песни. Но иногда она ложилась в постель, и ничто не могло вытащить ее оттуда. Как будто огромный шатер упал и накрыл ее, и она не может найти выход. – Он взглянул на Руби. – Как будто у нее на груди сидит слон.

Руби улыбнулась, ее улыбка была легкой, как перышко, которое мгновенно улетело прочь. Она почти видела мать Шейна, темноволосую, с блестящими глазами, которая старается объяснить детям, что чувствует человек в депрессии. Это было мило, и это надрывало сердце, и Руби захотелось проникнуть в его память и обнять Шейна, раз его мать уже не может этого сделать.

– Я решил не уезжать в тот год, – сказал он, прервав ее мысли. – Сказал отцу, что останусь дома, но маме не сказал. Я хотел привести цирк к ней. Поэтому собрал всех своих мягких тигров и слонов и даже надел цилиндр, словно я инспектор манежа. – Он помолчал, улыбаясь. Но руки его дрожали, когда он продолжал. – Пока я их расставлял, она пошла принять ванну. Иногда, в самые темные дни, это помогало, понимаешь? Зажечь дюжину свечей и окружить себя теплом. Но это было странно, потому что кран оставался включенным так долго, что я подумал: должно быть, вода уже остыла. Она там замерзнет насмерть.

Снова пауза.

– Она не ответила, когда я постучал. Но задвижка на двери слабая, и если толкнуть посильнее, то можно, гм, ее одолеть. Я толкнул, дверь распахнулась, и вся ванна была розовая. Я сказал себе, что она положила туда пищевой краситель. Она так делала, когда мы были маленькими и Бри устраивала скандал и не хотела купаться. Мама говорила ей, что это океан, и подкрашивала воду синим цветом. Брала пластмассовых дельфинов и акул и заставляла их нырять и выпрыгивать из воды. В конце представления Бри уже смеялась и плескалась, и никто из нас не хотел вылезать.

– Это был не пищевой краситель, – сказала Руби. – Правда?

Шейн покачал головой.

– Наверное, где-то глубоко внутри я это знал. Но в такие моменты мозг играет с тобой забавные шутки.

Руби прикусила губу. Она кое-что знала о шоке. Мысли разбегаются, унося тебя в странные места, очень темные или необычайно ярко освещенные.

– Что ты сделал? – спросила она через минуту и осторожно прикоснулась большим пальцем к руке Шейна.

Он отдернул руку, испуганно.

– Я вызвал полицию и выпустил из ванны всю воду. Я не мог найти бинты, но на ней было такое длинное кружевное платье, и я оторвал подол и перевязал ей запястья. Я все время думал: «Она на меня ужасно рассердится за то, что я испортил ее платье», но к тому времени, когда приехала «скорая», я уже понял, что надеюсь на то, что она на меня рассердится, потому что иначе…

– Это, должно быть, было ужасно.

– Так и было… невозможность, ставшая реальностью, – ответил он. – Но настолько более реальная, чем все остальное.

– Более яркая, более живая.

– Да. – Он посмотрел ей в глаза. – Откуда ты это знаешь?

Руби пожала плечами, вдруг смутившись.

– А откуда я узнала, что надо надеть клубничный кардиган в первый день нашей встречи? Вселенная мне подсказала.

Он улыбнулся, глядя на одеяло. На одном из квадратиков двое темноволосых детей держались за руки, один одетый в белое, другой в черное.

– Страх не уходит, когда самое ужасное уже случилось. Он нарастает, и ты ждешь, что произойдут еще более ужасные вещи. Ты их ожидаешь.

– Брианна, – прошептала Руби, но она даже не совсем понимала, почему произнесла ее имя. Брианна не стояла по другую сторону от окна. Она не стучала в дверь. И все же с того момента, как Шейн рассказал о матери, лежавшей в ванне, Руби представляла себе Брианну, плавающую в ванне. В длинном кружевном платье. Имитируя миссис Феррик, как другая девочка могла бы нарядиться в подвенечное платье матери. Нацепить ее нитку жемчуга. Танцевать по дому в слишком больших туфлях.

– Бри очень похожа на нашу мать, – сказал Шейн. – Слишком похожа на нее, если хочешь знать правду. Они обе здороваются с ветками деревьев, и обе танцуют в полночь в саду. Обе это делали, – поправил он себя, словно вспомнил, что его мать ускользнула в другую плоскость существования и не ждет его в соседней комнате.

Руби это понимала. После исчезновения отца она каждое утро просыпалась, забыв о том, что его нет. Это тянулось много дней, потом недель, потом месяцев.

В конце концов она осознала правду.

– Я знаю, что Бри – не моя мать, и она ни разу не заговаривала о том, что собирается уехать, но мне все равно тревожно. – Он опустил голову. – Каждый раз, когда я слышу, как вода льется в ванной, я сижу неподвижно и слушаю. Я вижу ее там, лежащую в воде, и я…

Руби завладела его руками, просто так, ее пальцы скользнули вверх по предплечьям, потом в его волосы. Потом она прижалась лбом к его лбу.

– Мы не допустим, чтобы с ней что-то случилось, хорошо? Я обещаю.

– Мы не допустим, чтобы что-то случилось с тобой. – Руки Шейна, накрывшие ее ладони, были теплыми. – Мы перестанем бояться. Вместе.

– А потом? – спросила Руби, затаив дыхание. – После того, как мы перестанем бояться?

Шейн улыбнулся. Это была улыбка Чеширского кота, полумесяц, разрезавший его лицо. В нем объединились озорство и магия.

– Потом мы просто будем вместе.

Она выдохнула, ее пальцы вцепились в его волосы. Ей хотелось защитить его. От печали. Он боли. От совершенно ужасного понимания того, что любимый человек никогда уже не вернется, разве что в ночных кошмарах.

– А как же Паркер?

Шейн приблизил к ней лицо. Почти прижавшись губами к ее губам, он произнес:

– Паркер Эддисон – это песчинка на земле пирамид и богов. Нам только надо подождать ветра, и его унесет прочь.

– Я так долго ждала этого ветра. Мы не можем просто… – Она прижалась губами к его шее, и когда он выдохнул, она поняла, что он это чувствует.

– Руби…

– Разве меня так зовут?

– Клубничка, – протянул он, тихо и страстно, и тело Руби загорелось. Она чувствовала себя лунной богиней на земле пирамид и песка, до краев наполненной светом, страстным желанием.

Потом Шейн скользнул губами по ее подбородку, шепча: «Скажи мне, чего ты хочешь», и все ее тело застыло. Ее сердце отяжелело под грузом желания. И опасности.

– Я не знаю, – ответила она.

– Это ничего. – Он отстранился, приподнял пальцами ее голову за подбородок. – Тебе не обязательно знать.

– Не обязательно? – Никто, за всю историю существования Руби, не говорил ей, что быть неуверенной – нормально. Не знать, чего она хочет. Дать себе возможность понять это. – Ты сошел с ума?

– Ты шутишь? – Он рассмеялся. – С тех пор, как я тебя встретил, я повторял себе эту сказку о том, что ты придешь ко мне под окно. Я знал, что это фантазия. Я знал, что эта невероятно прекрасная, невероятно сильная девочка не может залезть в окно моей спальни только потому, что мне этого хочется.

– И все-таки…

– Ты пришла. – Он поцеловал ее в нос. – Ты появилась, и это было настолько лучше всего, что могла придумать моя память. Настолько лучше всего того, что могло сотворить мое воображение. Ты была противоположностью всем моим ночным кошмарам, противоядием от всех моих страхов.

Руби поняла, в тот самый момент. Он был великой любовью ее жизни. Она видела их будущее, простирающееся перед ними: грандиозный побег из города, список рабочих вакансий на стенах домов, они бы нанимались на работу в каждом городке. Всегда открывали бы новые места, ели бы новую пищу. Кормили ею друг друга из рук. Возможно, будут дети, потом. Руби еще не была в этом уверена. Но она была уверена в нем, возможно, ей не следовало быть так в нем уверенной.

Они ведь только что познакомились.

И все же она нутром чувствовала, что они предназначены друг другу, как была уверена, что Паркер причинит ей зло, если узнает о них. В этом была загвоздка. Как они собираются отобрать ее у Паркера?

Вот так, в ту ночь, когда они заползли под одеяло Шейна, они шептались об освобождении. Они уснули на рассвете. Впервые после исчезновения отца Руби спала, не видя кошмарных снов и не просыпаясь в ужасе. А когда она все же проснулась, один раз, разбуженная собачьим лаем снаружи, Шейн прижался к ее телу, повторяя все ее изгибы. Она чувствовала, что он хочет ее. Когда он прижался к ее спине, у него вскипела кровь. Но он не пытался взять. Его пальцы не скользнули в разрез ее рубашки. Его губы не простонали «пожалуйста». Он даже немного отстранился, чтобы она не чувствовала себя неловко. Но Руби снова притянула его к себе, прижала его руку к своему сердцу, наслаждаясь ощущением, что она в безопасности и одновременно желанна. И она поняла, что сделает все что угодно, чтобы избавиться от Паркера и чтобы снова быть вместе с любовью всей ее жизни.

Все что угодно.

18
Охотница за ураганом

Джунипер чувствовала, что у нее начинается морская болезнь. В глазах у нее все расплывалось, в животе бурлило. Из всех тайн, в которые Руби ее не посвятила, эта был самой худшей.

– Ты была влюблена в него. Ты знала Шейна Феррика всего две секунды и влюбилась в него, точно так же, как раньше в Паркера.

– Шейн совсем не такой, как Паркер, – огрызнулась Руби, оправдываясь. – Он был моим самым лучшим защитником, противоядием от всех моих страхов.

– И что ты от этого получила? Он снял это видео, чтобы тебя защитить? Он показал его всей школе, потому что…

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Так скажи мне, Руби! Расскажи мне хоть что-нибудь. Потому что все это время я считала тебя жертвой. Девочкой, которую унес ураган, искорежил ее тело, сорвал с нее одежду, и ты ничего не видела в двух шагах перед собой. Но сейчас…

– Скажи это, – с вызовом бросила ей Руби, приближаясь к ней. – Скажи, что я заслужила то, что со мной делают. Скажи, что я сама виновата.

– Я этого не говорю! Но, боже мой, есть люди, которые закрывают окна досками, когда слышат приближение урагана, и есть люди, которые выбегают из дома навстречу ему.

– А я?

– Ты лезешь на крышу с вилами в руках. Ты призываешь молнию. Ты охотишься за ураганом.

– Ты ошибаешься, Джунипер. Я не охочусь за ураганом. Я сама – ураган. Я богиня в стране пирамид и песка, и если я захочу, то пущу все это по ветру.

Джунипер с трудом сглотнула, отшатнувшись назад.

– Он по-прежнему у тебя в голове, – с горечью сказала она. – Ты сделала из него героя, как раньше из Паркера. А еще раньше из своего папы.

– А, теперь мы подобрались к самой сути, да? K настоящей причине, почему ты донесла на моего отца.

– Я пыталась тебя защитить, – возразила Джунипер, но в ее груди вспыхнул пожар. У нее возникло это странное, щекочущее ощущение у основания шеи, будто Руби знала нечто такое, что должна была знать она, нечто такое, что ей следовало знать уже давно. – Он тебя обижал.

– Да, но как долго он меня обижал? Как давно ты знала, что это происходит? Но ничего не предпринимала?

– Я не знала! – настаивала Джунипер, и это было правдой. У нее всегда были только подозрения. Подозрения и то самое щекочущее ощущение у основания шеи, которое ей подсказывало, что она должна что-то знать.

Глаза Руби прищурились и превратились в щелочки.

– Ты ждала, пока я не начала встречаться с Паркером, и тогда ты донесла на моего отца. Почему?

– Это было совпадение. Или… не знаю, может быть, я что-то увидела в Паркере. Что-то, напомнившее мне твоего отца. Только человек определенного сорта может забросить ребенка в мусорный бак, а потом заключить в объятия, даже глазом не моргнув. Может, я подумала, что повторяется какой-то цикл.

– Правильно. – Руби фыркнула. – Будто я – глава в учебнике психологии, озаглавленная «Проблемы с папой». Будто я вовсе не личность.

– Ты личность. – Джунипер сделала шаг вперед. Она хотела опять взять Руби за руки. Притянуть ее к себе, чтобы они посмотрели друг другу в глаза и увидели там правду. Почувствовали ее.

– Ты самая потрясающая личность из всех, кого я знала. Ты необузданная, чудесная и немного злая, и моя жизнь стала настолько лучше, когда ты появилась в ней. Я бы провела все детство, свернувшись в клубок у себя в комнате, и читала бы о приключениях, вместо того, чтобы в них участвовать. Каждый раз, когда ты стучала в мое окно…

– О, значит, можно залезать в окна некоторых людей?

– Конечно, можно. Если ты их знаешь.

– Но я не знала тебя, – возразила Руби, и это было правдой. В первый раз, когда она постучала в окно Джунипер, они даже не были подругами, они были одноклассницами. Но утром того дня, когда учительница их третьего класса сказала им, что они будут рисовать генеалогические деревья для школьного проекта по составлению родословной, Джунипер расплакалась и выбежала из класса. Она не слышала, что Руби Валентайн (следующая по алфавиту в списке класса за ней) назначена ее напарницей. Она не ожидала увидеть это бледное лицо в своем окне, стекло которого затуманилось от ее дыхания. И в типичной для Джунипер манере она предпочла не открывать окно и не рисковать, впуская незнакомого человека к себе в комнату. Вместо этого она начертила на стекле знак вопроса, как какой-то злодей из фильма о Бэтмене, и Руби, увидев его, расхохоталась.

– Впусти меня, – произнесла она, преувеличенно шевеля губами. Потом стучала – тук-тук-тук – в окно, пока Джунипер не открыла его.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – И как ты нашла мой дом?

– Посмотрела в интернете, – сказала Руби, залезая на кровать. – Мне необходимо было узнать, почему ты плакала. Это из-за проекта семейного дерева? Ты сирота?

– Это невежливо. Нельзя задавать такие вопросы.

– Почему? Сироты редко бывают дерьмом. – Руби произнесла это так небрежно, будто ругаться на чужой постели в полночь нормально. Будто они двадцатилетние девицы, собирающиеся закурить по сигарете.

– Гарри был сиротой, – прибавила она и взяла с тумбочки Джунипер книгу «Гарри Поттер и тайная комната». – О-о-о, это хорошая книга. Эй, угадай, что я сделала?

– Что? – спросила Джунипер, даже не пытаясь следить за ходом мыслей одноклассницы. Она смотрела, как Руби достала из кармана пачку фотографий. – Я нашла их у себя в подвале, – сказала Руби. – Я воображала, что это тайная комната, и покопалась в ящиках, и я нашла эти фотки моих прадедушки и прабабушки из Ирландии. Для проекта!

А, значит, в беспорядочных мыслях Руби была логика. Но от этого Джунипер не стало легче. На ее глаза навернулись слезы, и, к ее изумлению, Руби поднесла палец к ее ресницам и поймала слезу раньше, чем она успела упасть.

– Загадай желание.

– Что? – Джунипер так удивилась, что на секунду перестала грустить. – Это же не ресница.

– Слезы лучше! Вот почему они всегда действуют в сказках. Они, ну, вроде как чистые эмоции. Так говорит моя мама. – Руби улыбнулась, сморщив носик в веснушках. – Она говорит, что плакать – это выставлять на свет свои эмоции. Ты можешь увидеть все свои чувства, сверкающие в одной-единственной слезе, и если загадаешь желание, то вселенная услышит тебя, потому что она поймет, что у тебя настоящие чувства. Итак… дунь.

Джунипер дунула. Но слезы тяжелее ресниц, и как бы сильно она ни дула, слеза не шевельнулась. В конце концов Руби подбросила слезу в воздух с криком «загадывай!», и к этому моменту они обе так хохотали, что Джунипер забыла о своей печали. И когда Руби спросила: «Почему ты грустила?», она заставила себя ей ответить.

– У меня нет никаких фотографий моих прадедушек и прабабушек. Все они сгорели во время пожара.

– Как начался этот пожар?

– Гм… его устроили мои прабабушка и прадедушка, – начала Джунипер, и ее сердце сжалось от страха. Она прежде никому еще не рассказывала об этом. – Они родились на Кубе. Но там было небезопасно, поэтому они пустились в долгое и опасное приключение и оказались здесь.

– О! Счастливый конец, – сказала Руби так просто, словно жизнь – это волшебная сказка. Словно у всех детей есть в подвале тайная комната, и поиск убежища в этой стране не влечет никаких последствий.

– Это был счастливый конец, – согласилась Джунипер, уставившись на свои руки. – Но это было еще и опасно, потому что, если бы кто-то узнал, что они родились не здесь, их могли выдворить, поэтому…

– О! Они сожгли все снимки.

– Снимки их родных на Кубе, да. – У Джунипер вырвался длинный, медленный вздох. – Позже все изменилось. Люди решили, что им можно остаться здесь, потому что там, дома, все было плохо. Но к тому времени они уже уничтожили все снимки и… – у нее в горле встал комок, – я уже никогда их не верну. Мое семейное дерево будет невысоким, как какой-то обрубок, потому что я даже не могу посмотреть на своих родных на снимках, не то что встретить…

– Это неправда. – Руки Руби нашли ее руки, и было удивительно, как точно совпали их пальцы. Словно они были созданы для того, чтобы найти друг друга. – Когда мы вырастем, ты сможешь поехать со мной в Ирландию, а я смогу поехать с тобой в, гм…

– На Кубу.

– Правильно! И мы будем как Индиана Джонс, только мы будем искать людей, а потом ты сможешь встретить всю свою семью. Поедем туда вместе, хорошо?

Джунипер с трудом сглотнула, дыхание трепетало в ее грудной клетке. Это звучало чудесно. Это было похоже на волшебную сказку, и ей очень, очень хотелось в это верить. Ей хотелось поверить, что они вместе отправятся путешествовать по всему миру, и узнают историю семей друг друга, и всегда будут лучшими подругами.

И все это могло бы осуществиться. Они бы до сих пор были друг у друга, если бы не Паркер. Паркер вмешался, и Паркер похитил у нее Руби, а Руби даже не понимала, какой он отъявленный собственник. Какой агрессивный. Какой наглый.

Но Джунипер это поняла. И да, возможно, поэтому она и позвонила в полицию именно тогда. Возможно, она увидела, как Паркер схватил Руби за руку, и возможно, это было похоже на повторение истории, и возможно, она сорвалась. Может быть, она рыдала до поздней ночи, про себя считая дни, оставшиеся до того момента, когда Руби попадет в больницу (или произойдет что-то еще ужаснее), и может быть, она сделала то, что необходимо, чтобы спасти жизнь подруги.

Теперь она опять спасет Руби.

Джунипер потянулась к ней, несмотря на опасение, что ее снова отвергнут, и взяла Руби за руки.

– Я уведу тебя отсюда – сказала она. – Нам надо будет закричать, когда будем уходить, чтобы парни поспешили вернуться сюда. Они будут сторожить Гэвина, пока мы съездим за помощью.

– Но машины…

– Мы не сядем в машину. Мы добежим до соседнего дома и позвоним в полицию. Они быстро приедут сюда, это приличный район. – Она повела Руби к двери и отодвинула загораживающий ее стеклянный кофейный столик. – Что скажешь? Отправимся в наше последнее приключение?

Руби втянула воздух. В конце концов, после мучительно долгого колебания, она кивнула.

– Ты уверена, что он не придет за нами?

– Клянусь, – ответила Джунипер и припала ухом к двери. Она ничего не услышала. – Призрак Шейна Феррика не придет за нами.

– Я понимаю. Я просто… Все время невольно представляю себе, как его призрак проникает сквозь стены. Представляю себе его мать, скользящую к нам в белом кружевном платье…

Джунипер резко вскинула голову.

– Что ты сказала?

– Его мать, в платье…

– Оно было белым? Ты мне не говорила, что оно было белым.

– Какое это имеет значение? – Руби нахмурила брови, и на ее переносице появилась эта маленькая складка, как у тогдашней, восьмилетней Руби. Это было бы очень мило, если бы сердце Джунипер не пыталось забраться в горло.

– Там, наверху, была кукла, – начала она, потом умолкла. Сколько она должна рассказать? Им нужно выбраться отсюда. – На ней было белое кружевное платье. Она мне показалась знакомой, потому что у нее синие глаза, но волосы у нее светлые, и это опровергало мою теорию.

– Какую теорию? Ты хочешь сказать, что все время это знала?

– Я говорила себе, что это невозможно. У меня была паранойя, и в любом случае ты заперлась с Паркером, и я не могла выбежать за дверь. Не могла и не должна была, потому что волосы были белые, а у Брианны волосы черные.

– У Брианны? – Щека Руби побледнели, губы приоткрылись. Проклятье. Джунипер не следовало ничего говорить, пока они не выбрались из дома.

Она потянулась к ручке двери.

И, конечно, конечно же, Руби ее остановила.

– У нее был… парик, – сказала она и положила ладонь сверху на руку Джунипер. – Она надевала его на похороны.

– Неужели? Боже, я даже не помню. Тот день прошел, как в тумане.

– В черном тумане. Но волосы у нее были белые. Трудно было разглядеть, потому что на ней была вуаль, но в какой-то момент она зарыдала так сильно, что вуаль соскользнула. И волосы, и вуаль соскользнули, и мне показалось, что я вижу под ними кожу.

– Кожу? – Джунипер прищурилась, встревоженная этой картиной. – Будто у нее выпали волосы?

– Я… я не уверена, но знаю, что на ней был парик. Почему она его надела? – Руби прикусила губу. – Мы должны предупредить Паркера. Брет может понести Гэвина, и мы вместе можем обыскать дом. Вероятно, тут есть кабинет! Мы найдем компьютер и по нему вызовем полицию.

– Ты сама себя слышишь? Нам нельзя заходить еще дальше в дом! Нам следует выйти из него, и уж Паркера ждать совсем незачем. Он решительно настроен удержать тебя здесь.

– Пожалуйста, я не могу этого объяснить, у меня очень плохое предчувствие. Если ты выйдешь в эту дверь… – Руби умолкла, опустила глаза. – Если пройдешь мимо бассейна, мы обе знаем, что случится.

– Нет, мы не знаем. – Голос Джунипер звучал четко, но ее всю трясло. Ей не хотелось делать этого сейчас. Ей хотелось никогда этого не делать. – Мы не ходили на ту вечеринку. Я ходила…

– Вместе с половиной младшего класса. Все видели, что ты сделала. – Руби подошла ближе, ее теплое дыхание коснулось щеки Джунипер. – Ты подстроила все так, что Шейн напился, и заманила его в бассейн. Ты стояла над ним и смеялась, пока он погружался на дно. А когда он выплыл наверх глотнуть воздуха, ты опять толкнула его вниз…

– Все было не так! – Сердце Джунипер стучало, легким не хватало воздуха, будто она уже тонула. «Уже? Нет», – подумала она, встряхиваясь. Брианна не могла толкнуть ее в воду, потому что она тогда не толкала Шейна.

Однако она заманила его, заставила задыхаться.

– Мне сейчас некогда защищаться, – резко бросила она, бросив взгляд на лежащего на диване мальчика. – Гэвину нужна медицинская помощь, и если ты не идешь со мной за помощью, тогда охраняй его со своим револьвером. С заряженным револьвером, – прибавила она, берясь за ручку двери.