Текст книги "Симфония Луны и Солнца (СИ)"

Автор книги: Че Иван

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Мать Шишига и будущий староста Дабрахот, не сговариваясь, решили усыновить бездомного дворфа, лишь заслышав его грустную историю. Дело в том, что своих детей супругам так и не удалось завести, несмотря на все их старания, молитвы и обряды. Отчаявшись, они поехали в Торвий – столицу герцогства, где в храме Латандера, бога рассвета, рождения и юности, поклялись принять в свой дом всякого сироту, которого судьба сведёт с ними в ближайшие семь дней. И ровно на седьмую ночь после данного супругами обета, в Лешенку приехал молодой сирота-дворф, бежавший с вечно неспокойного востока в поисках дома и очага.

Поселившись в деревне, Борбас с первых дней зарекомендовал себя, как трудолюбивый и искусный помощник. Он с лёгкостью выполнял любые задачи, которые ставили перед ним приёмные родители. Очень скоро они решили, что таланту дворфа будет тесно в рамках полевых работ и нехитрого деревенского хозяйства. Тогда Борбаса отдали в ученики местному кузнецу, который, зная, что дворфы прирождённые мастера по обработке железа, с радостью принял его. Многие годы Борбас провёл в кузне, с лёгкостью и необычайным интересом обучаясь новому ремеслу. Он ковал всё, что требовалось крестьянам – гвозди, топорища, окольцовки для колёс, наконечники для плуга и для охотничьих стрел, помогал кузнецу изготавливать железные замки и ключи, цепи для сундуков и многое другое. Это время дворф, пожалуй, назвал бы лучшим в своей жизни. Ему нравилось работать с железом, нравился жар очага и звонкие удары молота о наковальню. Он ценил суровый нрав своего старого учителя, его неразговорчивость и увлеченность своим делом.

Однако несколько лет назад деревенский совет посчитал, что гораздо выгоднее будет закупать в городе уже готовые изделия, чем завозить необработанное железо и отдавать его кузнецу. Это было связано с тем, что с недавних пор в стране был введён налог на оружие и на основной материал, из которого оно изготавливалось. На такие меры король был вынужден пойти, чтобы остановить незаконный экспорт кармеолских клинков в Ярнборийские горы, где обитали агрессивные и дикие варварские племена, представлявшие угрозу для всякого, кто вторгнется в их владения. Король не хотел, чтобы оружие, изготовленное кармеолскими мастерами, попало в нехорошие руки. Кроме того, речь шла именно о незаконной торговле, которую вели некие авантюристы в обход всех налогов и королевских пошлин. Они просто покупали в Кармеоле оружие по обычной рыночной цене и втридорога продавали его горцам. Единственным действенным способом борьбы с ними оказалось решение существенно повысить цену на оружие внутри самого королевства, так, чтобы покупать его стало невыгодно для контрабандистов. Вместе с налогом на оружие был введён и налог на необработанное железо, так как никто не мог гарантировать королю, что из него не будет изготовлен меч или секира. Однако на уже готовые изделия из железа, не связанные с оружием, налог не распространялся – король не желал, чтобы его верноподданные пострадали в результате предпринятых мер.

Обо всех этих тонкостях Борбасу известно не было, так как дфорф был очень далёк от политики. В этой истории его волновало только одно – кузнецы деревне больше не нужны. Решение совета прозвучало, как гром среди ясного неба. Борбас не мог поверить своим глазам, когда увидел, что мать Шишига и уже избранный к тому моменту старостой Дабрахот, его приёмные родители, голосуют за закрытие кузни. Лешенка больше не покупала в городе железо и ковать Борбасу было не из чего. Так дворф и его учитель оказались не у дел. Старого кузнеца это решение совета буквально свело в могилу. Через полгода мастер тихо умер, так и не оправившись от горя собственной невостребованности.

Борбас же снова вернулся к крестьянским обязанностям и деревенскому быту. Однако до самой смерти своего учителя, дворф навещал старика, заботился о его здоровье и часто помогал по хозяйству. По вечерам Борбас и старый мастер приходили в свою пустующую кузницу, зажигали огонь в очаге и тихо беседовали, вспоминая свою тяжёлую, но столь привычную работу под кружечку эля или горячей травяной настойки. Иной раз бывало, старик приносил из дома старые железные предметы из числа личных вещей и они, посильнее растопив пламя в горне, переплавляли их и изготавливали какие-нибудь безделушки. В такие моменты Борбас снова становился учеником кузнеца, а старик вновь чувствовал себя мастером, передающим бесценные знания кузнечного ремесла будущему поколению.

Однако этот период жизни закончился для дворфа очень быстро. Длинная холодная зима подкосила здоровье оставшегося не у дел кузнеца и по весне Борбасу пришлось хоронить учителя. Его тело дворф обнаружил в кузне в тот самый день, когда лучи весеннего солнца начали растапливать первый снег и воздух стал заметно теплей. Чувствуя, что умирает, старый мастер, собрав все оставшиеся силы, поднялся со своей кровати, оделся и пришёл в кузницу. Там он привычно растопил очаг, сел на пол, прислонившись спиной к большому дубовому пеньку на котором стояла наковальня, и больше никогда не встал. Старик предпочёл умереть там же, где провёл всю свою жизнь. С тех пор Борбас никогда больше не заходил в старую кузницу.

От завладевшей дворфом хандры не спасали ни крестьянская работа, ни родительская любовь, ни целые бочки эля, которые Борбас заливал в свой непробиваемый для алкоголя живот. Он чувствовал, что с потерей кузни и кузнеца-учителя, он навсегда потерял нечто очень важное, возможно самое важное и потому не чувствовал больше комфорта от своей спокойной, безопасной и сытой жизни.

Последним развлечением дворфа, приносящим некоторое облегчение его унынию, стали молодецкие забавы, регулярно устраиваемые в деревне ради потехи и отдыха от крестьянских обязанностей – кулачные бои, борьба и драки на палках. Благодаря присущей его расе силе и выносливости, дворф во всех состязаниях без труда одолевал своих соперников – людей. Самый сильный и ловкий из них – молодой парень по имени Фок, искренне восхищаясь бойцовскими навыками Борбаса, часто просил того потренироваться с ним. Дворф иногда внимал его просьбам, так как сам любил хорошенько подубасить кого-нибудь палкой или кулаками, однако на его взгляд, Фок был слишком глупым для того, чтобы из него мог выйти какой-то толк. Впрочем, в деревне всё равно не было никого лучше и дворфу приходилось довольствоваться тем, что есть.

Кроме молодецких игр и драк, Борбас с недавних пор увлёкся охотой. Крестьяне поначалу не хотели его брать с собой, так как дворф упорно не мог научиться обращаться с луком. Быть может, сказывался его невысокий рост, густая борода, в которой путалась тетива или свойственная его расе неловкость, а быть может, он просто сам не хотел всерьёз изучать стрелковое ремесло. Так или иначе, но дворф предпочитал ближний бой, его основным оружием был большой тяжёлый топор-колун и собственные кулаки. Однако, хорошо понимая особенности охоты, Борбас научился достаточно точно и ловко метать свой топор в зверя. Старый деревенский колун не был предназначен и сбалансирован для метания, это был инструмент для работы с деревом, но дворф кидал его с такой силой, что даже если топор попадал в цель обухом, а не лезвием, то он гарантированно сбивал с ног любое животное, ломая ему кости и позвоночник. Кроме того, в стране ещё не перевелись разбойники, предпочитавшие короткую жизнь авантюриста честному труду работяги, а в лесу по ночам бродили волки. Поэтому деревенские охотники быстро оценили бойцовские навыки Борбаса и стали брать его с собой ещё и в качестве охранника.

Так протекала жизнь молодого дворфа в королевстве людей – в труде, сытости и размеренности, пока в одну летнюю ночь его не разбудил незваный гость.

Борбас проснулся в ту же секунду, когда незапертая дверь дома, в котором он проживал вместе с приёмными родителями, отворилась. Дворф никогда не отличался чутким сном, а после сочного мяса и бочонка эля разбудить его казалось невозможным. Однако ночной посетитель не пытался вести себя тихо, напротив – он громко топал, скрипел дверью и возбуждённо дышал, как после длительного бега или десятка оплеух тренировочной палкой. Незваный гость, отворив входную дверь, быстрыми шагами направился в спальню, где ночевали староста Дабрахот и мать Шишига. Кровать Борбаса стояла сразу в прихожей дома, как раз напротив входной двери – такое стратегическое положение позволяло дворфу возвращаться домой в любое время, не боясь разбудить родителей.

Борбас приоткрыл один глаз, до конца ещё не веря, что кто-то осмелился беспокоить семью деревенского старосты прямо посреди ночи. Убедившись, что фигура зашедшего в дом человека не пропала, дворф открыл второй глаз. Ночной гость, громко топая и тяжело дыша, уже почти подошёл к двери в спальню, не обращая внимания на лежащего в своей кровати Борбаса.

– Далеко собрался, малёк? – тихо, чтобы не разбудить родителей, но сухо и уверенно бросил незваному посетителю дворф.

Человек остановился. Слегка отдышавшись, он ответил:

– Надо поговорить со старостой или с матерью Шишигой. Дело срочное.

По голосу Борбас тут же опознал в ночном госте Фока – молодого деревенского парня, вместе со своим братом Хоком уехавшего неделю назад в город по торговому поручению. Парень говорил чересчур громко, рискуя разбудить родителей, а то и соседей – и это сразу не понравилось дворфу.

– Вали отсюда малёк, пока не нахлобучил. Завтра поговоришь, – заявил гостю Борбас и, натянув на себя одеяло, отвернулся к стенке, искренне полагая, что уже избавился от Фока.

Однако, к его удивлению, парень не ушёл и лишь немного замешкался, остановившись у двери в спальню. Не смотря на дворфа и чуть более тихо он, вдруг, заявил:

– Борбас, прости, но это очень срочно. У деревни проблемы...

Дворф вдруг понял, что Фок испуган. Его голос дрожал и срывался, выдавая какой-то почти осязаемый ужас. Это заинтересовало Борбаса и он решил повременить с избиением незваного гостя. Тем более, что драться с полным желудком не самое приятное занятие.

– Чего стряслось? – просто спросил дворф и снова посмотрел на Фока.

Парень секунду поколебался, будто бы размышляя, стоит ли рассказывать Борбасу то, что он хочет рассказать старосте или нет. Наконец, решившись, он выпалил:

– На нас напал вампир!

Борбас не повёл и глазом. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чём говорит Фок. Дворф вспомнил, как в юности в наказание за какие-то шалости мать Шишига рассказывала ему и другим провинившимся детям на ночь истории про восставших из мёртвых существ, которые пили кровь людей и эльфов. Сюжет и прочие особенности этих бредней Борбас почти не помнил, так как обычно засыпал под них, не дослушав даже до середины.

– Ну, ты же живой. Закопал обратно мертвяка что ли? – спросил дворф.

– Такого противника в одиночку не одолеть! Он одним ударом сломал моё копьё и раздробил мой щит, мы с братом еле успели унести ноги, – с широко раскрытыми от ужаса глазами, заявил Фок.

Борбасу становилось интересно. Сон понемногу уходил. Дворф сел на кровати, деловито сложил на груди руки и бросил внимательный взгляд на собеседника. Несмотря на ночной час, в свете луны он сумел кое-что увидеть. Одежда Фока была вся мокрая и грязная, а местами порванная. Парень действительно походил на человека, получившего хорошую трёпку. Он уже порядком наследил в доме – комья грязи обильно сыпались на пол с его ботинок и одежды.

Борбас прищурился и, опустив одну руку, стал привычным движением поглаживать бороду.

– А не брешишь, малёк?

По иронии судьбы, дворф был самым низкорослым жителем деревни, так как представители его расы традиционно ниже людей на две, а то и на три головы, а других дворфов в Лешенке не водилось. Однако напоминать ему об этом никто не осмеливался, так как Борбас был не только ниже людей ростом, но и заметно их сильнее, что неоднократно демонстрировал перед всей деревней. По той же причине люди вынуждены были терпеть и его подколки – Борбас называл 'мальками' всех, кого хоть раз побивал в кулачном бою, в борьбе или на палках, а также тех, кто отказывался биться с дворфом. Взирая на Борбаса сверху вниз с высоты своего роста, крестьяне стоически выносили данное им дворфом прозвище и даже с готовностью откликались на него.

– Клянусь моим сломанным копьём! – воскликнул Фок, не придумав ничего лучше. – Можешь спросить у моего брата, он подтвердит.

– Он подтвердит всё, что ты ему скажешь, – напомнил Фоку Борбас. – А чем бился этот кровосос?

– Голыми руками! – съёжившись от ужаса, воскликнул парень. – У него когти, как кинжалы, а клыки длиннее языка. Он быстрее волка и сильнее медведя. Клянусь!

– И как же тогда вы от него убежали, а, малёк? – снова сложив руки на груди, спросил Борбас.

– Я не знаю...Мы просто бежали со всех ног. Наверное, он был сыт, потому что когда мы его увидели – по его подбородку уже текла кровь, – предположил Фок.

– А вы его хорошо рассмотрели? Ты уверен, что это был кровосос? Может, просто зверь какой повадился...

– Он стоял всего в паре шагов от меня, как вот ты сейчас! У него были уши, как у эльфа и седые, как у мертвеца волосы. А кожа до того была перепачкана могильной землёй, что казалась чёрной. Я хорошо помню, что видел.

Борбас задумался. Ему было нечего больше предположить, и допрос на этом этапе закончился. Однако дворфа всё же терзали сомнения. Он не сильно боялся вампиров и прочую нечисть, существует она или нет. Но поверить в то, что вот так просто в большом и сильном королевстве людей завёлся вампир, прямо на дороге нападающий на путников, было не просто. В детстве и ранней юности Борбас повидал множество городов и деревень на востоке, где далеко не так мирно и спокойно, как здесь в Кармеоле. Там тоже живут люди, встречаются эльфы, дворфы и некоторые другие расы, однако закон там не имеет такой силы, как на западе. Местных королей то и дело свергают тираны, которых затем сменяют соседние царьки-завоеватели только лишь для того, чтобы быть убитыми в ходе очередного восстания. Каждый из них пишет собственные законы и правила и народу приходится постоянно перестраиваться. В таких условиях хорошо жить получается только у торговцев и аристократов, все остальные сословия бедствуют и зачастую в поисках пропитания вынуждены выходить на большую дорогу. На востоке всё ещё процветает рабство, а бандиты и разбойники создают целые государства. Там до сих пор можно встретить орков и гоблинов, которые, вылезая по ночам из своих пещер, нападают на беззащитные крестьянские деревни и сёла. Но даже там, на востоке Борбас никогда не сталкивался с вампирами и другой нечистой силой. И теперь он всерьёз сомневался в том, что встретит её на западе.

– Иди спать, малёк. Завтра пойдём и изловим твоего кровососа – он не стоит того, чтобы беспокоить старосту и мать, – сообщил о своём решении дворф.

– Но надо же предупредить деревню... – начал было Фок, но Борбас его тут же оборвал.

– Завтра и предупредим. Нечего по ночам людей пугать, – проворчал дворф нетерпящим пререканий голосом и кивнул на дверь.

Фок нехотя подчинился, помня о тяжёлых кулаках Борбаса. Перспектива снова встретиться с 'вампиром' приводила его в ужас, однако он понимал, что если дворф потребует пойти с ним – деваться будет некуда. С этими нехорошими мыслями он и ушёл к себе в дом, где перебудил своим рассказом всю семью и до утра так и не сомкнул глаз.

Что же касается Борбаса – через десять минут он снова сладко ворочался во сне, продолжая переваривать обильный ужин и напрочь забыв о вампире и незваном госте.

***

Огромный багрово-жёлтый диск Луны поражал своим величием и необузданностью всех существ, бодрствующих в столь поздний час. Лес наполнялся жизнью – не той размеренной и непринуждённой, которая свойственна для дневного образа бытия, а хищной, стремительной и дерзкой, к которой привыкли ночные создания. Восторженное уханье филина, поймавшего на ужин жирного зайца, растворялось в аккомпанементе волчьей песни, прославлявшей полновластие ночного светила. Дремучий медведь-губач, забравшись на высокий дуб, хрипло подвывал в тон волкам, с которыми в любое другое время схватился бы в смертельной битве. В высокой траве затянули свой стрекочущий мотив тысячи кузнечиков. Их безобидная на первый взгляд песня была посвящена охоте – множество бабочек, гусениц и жуков в эту ночь насытило своей плотью их зелёные брюшки. Мудрая сова-прорицательница ритмично ухала, соревнуясь с филином и готовясь к охоте. В эту ночь ей предстоит полакомиться зазевавшимся ежиком или спящей змеёй. А быть может, добычей совы станет другой ночной хищник – летучая мышь. Эти существа, ставшие для людей воплощением ночи и ночных страхов, вылетают из своих пещер только под светом Луны и, выходя на охоту, присоединяются к дерзкому песнопению ночных созданий. Их тонкий писк изящно дополняет уханье, рычание и вой, разносящиеся по лесу в полнолуние. Кто не слышал этой прекрасной, разрывающей душу песни, тот ничего не знает о ночи.

Эльф с обсидиановой кожей не мигающим прямым взглядом смотрел на Луну и слушал песню ночных охотников. Это разумное и не менее хищное, чем все остальные бодрствующие в это время существа, знало о ночи не понаслышке. С самого момента своего пробуждения в глухой чаще леса, эльф не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Ему было не тепло и не холодно, он не чувствовал голода, но не ощущал и тяжести в натруженном желудке, он не хотел спать, но и не желал бодрствовать. Он просто хотел лежать и смотреть на Луну – это было лучшее, что он видел за свою жизнь. Эльф знал, что находится в полной безопасности. Его обострившийся слух улавливал мельчайшее движение каждого насекомого на тридцать шагов вокруг, а зрение позволяло посмотреть в глаза ёжику, спрятавшемуся за лесным пнём в десять раз дальше. Но темнокожий мужчина продолжал, не мигая, смотреть на ночное светило, ибо больше ничего на свете его сейчас не интересовало. Человеку сложно понять тот спектр чувств, который охватывал в этот момент эльфа. Однако если всё же попытаться объяснить, то нам непременно придётся опираться на такие понятия, как свобода, лёгкость, вечность, бесконечность, судьба и предназначение. Чувства эти, разумеется, были положительными или на худой конец нейтральными, среди них не нашлось места ни для тревоги, ни для злобы, ни для ненависти, ни для отчаяния. Эльф получал неподдельное удовольствие от того, что пребывал в этом состоянии. Созерцание жёлто-багрового диска полной Луны, сопровождаемое многоголосой песней ночных охотников вызывало искренний восторг и блаженство у этого необычного существа.

Вглядываясь в небесное светило, эльф вдруг со всей очевидностью осознал – кто он и для чего здесь находится. Нет, к нему не вернулись воспоминания о прошлой жизни, как и не получил он ответов на другие мучившие его вопросы. Но он неожиданно понял – то состояние, в котором он сейчас находится, та божественная картина, которую он наблюдает в небе над своей головой и та прекрасная дерзкая песня дикой природы, которая обостряет его слух – всё это гораздо трогательнее и важнее всей его судьбы, важнее судьбы и предназначения всякого разумного существа. Эльф осознал, что эта ночь и эта Луна посвящены ему, точно также, как и он всецело посвящён им. Он был порождением тусклого света в ночном небе и дикой песни хищных зверей в глухом лесу. Это было всё, что ему требовалось знать.

Телега остановилась в сотне шагов от леса – лошадь не осмелилась входить в ночную чащу, полную волков и медведей. Да и двигаться по мокрой грязной земле всё ещё было трудно. Новый извозчик не давал ей никаких указаний, и животное действовало на своё усмотрение. Заметно устав после нескольких дней дороги, а затем незапланированного 'отдыха' под проливным дождём, лошадь решила немного вздремнуть. С новым хозяином она почему-то чувствовала себя гораздо безопасней, чем раньше и даже рискнула бы прилечь для капитального отдыха, если эльф освободил её от упряжи. Однако темнокожий мужчина до первых лучей солнца не подавал признаков жизни, если не считать размеренного глубокого дыхания.

Как только на небе появились первые признаки рассвета, эльф неожиданно спрыгнул с телеги и распряг уставшее животное. В отличие от прошлых хозяев он не стал привязывать его к дереву длинной шероховатой верёвкой, натиравшей шею, а сразу же вернулся в повозку. Вскоре и лошадь и её освободитель забылись крепким и безмятежным сном.

Глава V Тикирикс

С первыми лучами солнца, упавшими на ещё тёмный и казавшийся в ночные часы совсем дремучим лес, появились и первые тени. Самую большую отбрасывал гигантский дуб, добрую тысячу лет растущий в сорока лигах севернее того места, где тёмнокожий эльф встретил рассвет. Дуб стоял на обочине лесной дороги неподалёку от Торвия – резиденции герцога Мердока Торвийского, чьими прямыми вассалами была семья фон Гиммильшильдов.

Суеверные крестьяне и горожане, при поддержке местных жрецов, считали это дерево священным – сюда приходили, чтобы получить благословение Шиаллии – некоего полубожества, покровительствующего лесу и лесным опушкам. Охотники молились здесь об успехе ближайшего предприятия, а путешественники – об удачной дороге по лесным чащам. Даже эльфы Эл'Тариэля с благоговением преклонялись перед могучим дубом, иногда совершая сюда многодневные паломничества.

Как только на крону священного дерева упали первые лучи солнца, в его гигантскую тень въехала группа всадников. Они передвигались молча и очень тихо, выдавая походкой своих коней настоящих мастеров тёмных дел. Однако поджидавшее их в тени дуба существо без труда различило гостей ещё задолго до их остановки под кроной дерева. Оно отметило, что походка одного из всадников, двигавшегося в середине колонны, явно отличается от походки его спутников. Он управлял лошадью гораздо увереннее, но вместе с тем производил и гораздо больше шума. Существо поняло, что дела вести придётся именно с этим человеком. А в том, что это был человек – сомневаться не приходилось. В этих краях все дела подобного рода ведутся только с людьми.

Остановившись в тени священного дуба, всадники неуверенно спешились и стали молча осматриваться по сторонам. По их озадаченному виду было ясно, что эти люди рассчитывали на то, что их встретят. Существо тем временем спокойно стояло, прислонившись спиной к шероховатой коре дуба, и с улыбкой наблюдало за своими гостями. Они были одеты в большие тёмно-зелёные плащи с капюшонами, из-под которых проглядывала дублёная кожа тщательно подогнанных по размеру доспехов и рукоятки длинных ровных мечей. К луке их седёл крепились чехлы с луком и колчаны со стрелами, а все кони, как на подбор были чёрными и явно породистыми. Существо отметило, что в своём наряде эти люди чувствуют себя весьма уверенно и, скорее всего, носят его с завидной регулярностью. Однако один из них вёл себя не так естественно, как остальные – тот самый, который больше всех шумел на дороге. Он явно не привык к кожаным доспехам и большим плащам с капюшонами, целиком скрывающими лицо и тело. А значит, стал участником этого маскарада лишь с одной целью – скрыть от посторонних глаз свою истинную личность. К таким выводам существо пришло, лишь несколько секунд понаблюдав за людьми. Оно не спешило раскрывать перед ними своё присутствие, получая нескрываемое удовольствие от того, что остаётся незамеченным буквально в двух шагах от этих суровых и явно непростых ребят.

Наконец, один из людей не выдержал и расчехлил небольшой факел, чтобы осветить пространство под дубом. И когда он достал два маленьких камешка, призванных вызвать искру, стоявшее у дуба существо непринуждённо поздоровалось с незнакомцами.

– Надеюсь, это утро для вас не хуже, чем другие.

Услышав звонкий и спокойный голос, почти над самым своим ухом, всадники машинально отпрянули в стороны и похватались за мечи. В их глазах читалось нескрываемое удивление и испуг. Существо мелодично рассмеялось.

– Вы приехали драться или говорить? – сквозь смех, спросило оно у людей.

В этот момент всаднику, расчехлившему факел, удалось ловким движением выбить искру из камней и тотчас пропитанные смолой и маслом тряпки, намотанные на деревянную рукоятку, вспыхнули уверенным и ярким огнём, освещая поляну под дубом.

В глаза всадникам немигающим мёртвым взором смотрела лисья морда, расплывшаяся в некоем подобии ужасной предсмертной улыбки, растянувшейся через всё лицо. Секундой позже люди осознали, что это всего лишь капюшон из лисьей шкуры, натянутый незнакомцем на самые глаза. Его обладателем было невысокое существо, грациозно облокотившееся на ствол гигантского дуба. Одна его нога была поджата и упиралась в кору дерева, а руки непринуждённо скрещены на груди. На поясе существа висели ножны с коротким прямым мечом и несколько мешочков с зельями и какими-то приспособлениями, а из обоих сапог торчало по рукоятке кинжала. Осветив факелом своего собеседника, люди также заметили, что из-под лисьей морды-капюшона выглядывали длинные заострённые уши.

– Эльф?! – выдавил из себя один из всадников. – Какого чёрта ты здесь шляешься?

Испуг и озадаченность всадника мгновенно сменились злостью и некоторым облегчением.

– Полагаю, что 'шляется' из нас двоих кто-то другой. А я жду гостей, как было условлено.

Говоривший всадник хотел было продолжить свою гневную тираду, но услышав последнее изречение эльфа снова замешкался и вопросительно посмотрел на своего предводителя – того самого, которого уже приметил ранее обладатель капюшона из морда лисы.

– Ты 'Мастер сновидений'? – спросил предводитель всадников. Его голос звучал властно и уверенно. В нём не было волнения и страха. Это был человек, нетерпящий никакого неповиновения.

– К вашим услугам, – эльф изящно поклонился, и никто из присутствующих не смог бы сказать наверняка – было ли в этом жесте больше вежливости или иронии. Уголки губ обладателя лисьей морды весь диалог были слегка приподняты и ни на секунду не опускались. Глаз же своего собеседника ночные гости не видели и вовсе, довольствуясь лишь мёртвым взглядом лисьей головы, закрывавшей большую часть лица своего обладателя.

– Не думал, что это будет эльф, – признался всадник.

Судя по низко-натянутому на лицо капюшону, этот человек действительно делал всё, чтобы скрыть свою личность. Впрочем, эльфу это совсем не казалось чем-то необычным, ведь в делах подобного рода лишняя маскировка никогда не повредит.

– Если бы человек мог справиться лучше – ты бы не прибегал к моим услугам.

Предводитель всадников немного подумал, а затем слегка кивнул в знак согласия. Однако тут же парировал собственный жест:

– Я нуждаюсь в твоих услугах не только потому, что тебя рекомендовали, как лучшего, но ещё и потому, что ты не местный. Это дело очень деликатной важности.

– Все мои услуги деликатны и очень важны для заказчиков. Верно, Болтун?

Произнося последние слова, эльф поднял согнутую в локте руку и плавно покачал ей из стороны в сторону. Всадник заметил, как ярко в свете восходящего солнца блеснул на его пальце маленький драгоценный камень, вставленный в серебряный перстень.

– Ыыыы, ууууу, – послышался хриплый рык прямо из-за ствола могучего дуба, возле которого шла беседа. Всадник с зажженным факелом сделал несколько шагов вперёд, чтобы осветить пространство за деревом и тут же в ужасе отпрянул. Прямо на него из тьмы вышел широкоплечий гигант, которого люди поначалу приняли за чудовище. Он был на несколько голов выше предводителя всадников – самого крупного человека, стоявшего на поляне. А эльфа он превышал, пожалуй, сразу в два раза – как ростом, так и сложением. Он был горбат, бос и раздет по самый пояс. Ужас его виду придавало отсутствие носа и верхней губы. На месте последней торчали чёрные изогнутые зубы, характерный запах которых тут же почувствовал каждый из находившихся в тот момент под дубом. В руках гигант держал громоздкий двуручный цеп с тремя цепями и набалдашниками.

Увидев это чудовище, предводитель всадников тотчас выхватил меч и закинул за спину края своего плаща. Его примеру последовали все присутствующие, кроме эльфа.

– 'Мастер сновидений' должен был явиться один, – яростно прошипел человек. – Тебе придётся поплатиться за свой обман!

– Это не обман, это всего лишь Болтун – скажем, мой компаньон, – заявил эльф, с трудом сдерживая смех. Ситуация его явно забавляла. Даже обнажённые мечи дюжины хорошо подготовленных воинов не сбили его с толку.

– Ыыыыыы, – промычало чудовище, остановившись и поигрывая цепом.

– Вот видите – он подтверждает мои слова, я вас не обманываю, – тихим вкрадчивым голосом заявил эльф и тут же заливисто рассмеялся, не в силах более сдерживать себя.

– О контракте должен знать только 'Мастер сновидений', – продолжал своё предводитель всадников, грозно надвигаясь на собеседника. – Это его правила, так мне объяснили.

– И он верен своим правилам, – перестав смеяться, снова тихо и вкрадчиво ответил эльф. Болтун – глухонемой, а потому не узнает из нашего разговора ни слова и не запомнит ваших голосов. А если что-то и узнает, то никогда не сможет рассказать об этом.

Люди, уже взявшие к этому моменту эльфа и его компаньона в полукольцо, по знаку своего лидера остановились. Теперь они жадно всматривались в лицо Болтуна – в их взглядах эльф без труда распознал нездоровый интерес, граничащий с отвращением – то самое чувство, которое зачастую подвигает людей на постыдные и нелепые деяния.

– Его изуродовал собственный брат в раннем детстве. Он откусил Болтуну нос и губу, а потом вырвал ему раскалёнными кузнечными клешнями язык. Болтун, однако, в долгу не остался – малыш перегрыз брату горло, когда тот спал и перебил позвоночник матери, которая пришла ему на помощь.

Эльф любил рассказывать эту историю людям. Он видел, как их лица воротит от отвращения, но вместе с тем они всегда продолжали слушать – желание обладать знаниями, даже самыми бессмысленным и ненужными обычно брало верх в их сердцах над разумом и здравым смыслом. Любознательность – это главное проклятие человечества. Проклятие и дар одновременно.

– Ууууу, – словно в подтверждение слов эльфа радостно промычал гигант.

– Не болтай попусту! – пригрозил ему пальцем эльф, после чего снова обратился к людям. – Штуковина в его руках называется 'Колоколом смерти' – в бою набалдашники бьются друг об друга и издают глухой лязг, похожий на похоронный звон. Рукоятка к слову, сделана из бедренной кости одного дворфа, которого Болтун в своё время разорвал голыми руками... Я, надеюсь, что вас не сильно смутит присутствие моего скромного и искалеченного судьбой друга. Опыт показывает, что когда он рядом, все дела проворачиваются быстрей, а заказчики почему-то становятся вежливей и пунктуальней.