Текст книги "Тень подозрения"

Автор книги: Чарльз Вильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 8

Я вышел, взял трубку и сказал оператору, что разговор будет за мой счет. Послышался голос Лейна:

– Мистер Чатхэм?

– Слушаю. Вам удалось справиться с поручением?

– Вполне. После нашего разговора мне удалось раздобыть те сведения, которые собрали о нем во время следствия в ноябре прошлого года. Полное имя Стрейдера Альберт Джеральд Стрейдер, на момент смерти ему было тридцать пять лет, и если задаться целью найти подходящее слово, чтобы его охарактеризовать, то наилучшим будет «бездельник». Или бабник, но это мне кажется не совсем приличным.

Однако придраться не к чему. Никаких связей с криминалом в его прошлом не было – по крайней мере, насколько это удалось выяснить, – если не считать нескольких мелких правонарушений вроде нанесения словесных оскорблений, оскорбления действием, да пару раз его задерживали за вождение в нетрезвом виде, – а они копались в его прошлом достаточно основательно. У ФБР на него ничего нет.

Я понял, главное, что вас интересует, впрочем, так же, как и всех остальных, – какого черта он вообще оказался в этом городе. Я думаю, шансов выяснить это практически никаких – никаким криминалом он не занимался, если не считать преступлением то, что он не пропускал ни одной юбки. Следствие почти со стопроцентной вероятностью пришло к выводу, что он приезжал туда из-за женщины. Возможно, замужней.

Он был довольно крупным парнем, к тому же атлетически сложенным, и вряд ли у него была необходимость ездить так далеко. Он играл в футбол, когда учился в военной школе. Этакий красавчик Джо – темноволосый, смуглый, сероглазый, к тому же умел хорошо одеваться. Женщины, по крайней мере определенного сорта – озабоченные, скучающие и неугомонные, – бегали за ним толпами. Так что давайте посмотрим фактам в лицо: такие женщины обычно знают, что к чему, и, должно быть, он спал со всеми.

Он занимался торговлей. Не слишком удачно, как это ни странно: о человеке с подобными внешними данными и с такой уверенностью в себе можно предположить, что он проныра, но я думаю, для успеха в деле нужно что-то другое. Возможно, от заинтересованности в своем деле тоже что-нибудь зависит. Начиная с июля прошлого года и до того времени, когда он был убит, он занимался продажей недвижимости, вернее, пытался заниматься. Он работал на фирму, которая называется «Уэллс и Меррит» и находится в северо-восточной части города, занимался продажами и сдачей в аренду и жил в маленькой холостяцкой квартирке недалеко от места работы, на Северо-Восточной Шестьдесят первой улице…

– Как долго он жил в Майами? – спросил я.

– С перерывами примерно с 1945 года, когда проходил службу во флоте. В сведениях имеются пробелы, какие-то записи не сохранились. В тот же период он посещал Флорида-Кис, а именно Марафон и Ки-Уэст, и, как мне кажется, какое-то время провел в Новом Орлеане. Но неизменно возвращался в Майами. Сейчас я взгляну в свои записи…

– Мне тоже нужно будет кое-что записать. – Я пристроил листок из регистрационного журнала на край стола и снял колпачок с ручки. – Давайте.

– О'кей. Он вырос в маленьком городишке на севере Луизианы. Его отец был адвокатом, а потом окружным судьей. Обоих родителей сейчас уже нет в живых, и теперь из всех его родственников осталась только замужняя сестра, на три года старше его, которая по-прежнему живет в том же городе – Уайтсборо. Это она приезжала в Галицию, чтобы забрать тело. Очевидно, Стрейдер не был трудным ребенком, он просто бездельничал. Наверное, был из тех, у кого в голове только девочки. Он умудрился провести четыре года в военном училище в Пенсильвании, но из Тулана его отчислили с первого курса из-за плохой успеваемости. В 1942 году он поступил во флот, а после увольнения записался в колледж и стал заниматься электроникой, в «Трежер-Айленд» в Сан-Франциско, по-моему, и к концу войны окончил его, получив звание второго радиста.

– Он, случайно, не служил в секретных отделах?

– Нет. Был рядовым. Во всяком случае, в 1946 году, если верить его послужному списку, он работал диктором на маленькой радиостанции в Майами. И проработал год, может, и немного дольше. О большей части 1948 года ничего не известно, но я выяснил, что почти всю зиму он жил с одной своей бывшей подружкой, шустрой девицей, которая держала скаковых лошадей.

Потом, в 1950 году, он занимался продажей автомобилей и в течение двух последующих лет работал на три или четыре агентства в Майами, а также на Флорида-Кис. Осенью 1953 года он перешел на разъездную работу и стал продавать кинопроекторы. Сотрудничал в основном с ложами, школами и церковными общинами. Он работал в Джэксонвилле, Флориде, части Южной Алабамы и Джорджии. Очевидно, он, как обычно, работал без огонька и погорел примерно через полгода. Дальше какой-то пробел, а потом сообщается, что осенью 54-го он вернулся в Майами и вновь занялся торговлей автомобилями. Потом, в 1955-м и до июня 1956-го, он снова был занят на разъездной работе и поступил на службу в компанию «Электроник энтерпрайзез», которая имела штаб-квартиру в Орландо. Я не знаю, что он там продавал, может быть, звуковоспроизводящую технику. Когда контора распалась, он ухитрился сдать экзамены и получить лицензию на право заниматься недвижимостью и перешел на работу в фирму, о которой я уже упоминал, – «Уэллс и Меррит».

Простым рекламным и разъездным агентом. Я думаю, женщины были для него существенной поддержкой.

– Нигде в записях не упоминается о его знакомстве с Лэнгстоном?

– Ни разу, а они копались в его досье не одну неделю. Эти двое относились к разным кругам. Лэнгстон был крупной фигурой, пока не разорился, а Стрейдер по своей бедности не мог иметь ничего общего с такими людьми.

– А что известно о первой миссис Лэнгстон?

– Тоже пусто. Казалось бы, что именно здесь и нужно надеяться на удачу, потому что она любила красиво пожить, особенно после развода, к тому же у нее были деньги, но никакой связи между ними установить не удалось. А уж найти ее пытались, можете мне поверить. Не забывайте, что Майами – большой город. И конечно, после этого им не оставалось ничего другого, как приняться за вторую миссис Лэнгстон, вдову. Я думаю, что причины для этого более чем очевидны. Стрейдер приезжал сюда для того, чтобы встретиться с женщиной, предположительно замужней, вот он и решил отделаться от мужа, а о женщине известно, что он пытался избавиться от трупа в ее присутствии, – так чего еще искать? Мы расколем ее за час, ребята. Прошло уже семь месяцев, но до сих пор никто не нашел никаких доказательств того, что они вообще были знакомы. Она просто не такого сорта. Единственное, что между ними оказалось общего, так это то, что она тоже довольно долго жила в Майами. Она работала техником в медицинской лаборатории и не имела ни гроша, кроме своего жалованья, ни с кем не встречалась и не имела никаких связей с тамошними толпами богатых бездельников. Я думаю, и с Лэнгстоном ее связали провода, которыми она его опутала, когда снимала кардиограмму.

– Понятно, – ответил я, – чем дальше, тем интереснее. Я надеюсь, они не стали цепляться за идею, что кто-то нанял Стрейдера, чтобы совершить убийство?

– Конечно. Прежде всего потому, что они не смогли найти никого, кто желал бы устранения Лэнгстона. Страховая компания связалась с его двенадцатилетней дочерью. Я думаю, если бы даже всю ее школу перетрясли профессионалы, они бы все равно не усомнились в том, что эта девчушка была без ума от своего отца. И в бизнесе Лэнгстон не имел особых врагов. Бабником он тоже не был. С первой женой у него установились довольно напряженные отношения, но какая ей была корысть в его смерти? Она уже развелась с ним, получила хорошую сумму и кубинского музыканта. И даже если предположить, что кто-то все же нанял убийцу, то почему он выбрал именно Стрейдера? Стрейдер не был сумасшедшим, а нормальные люди не становятся преступниками, сразу же взявшись за заказное убийство. В таких делах повышают в звании постепенно – или понижают, это уж зависит от точки зрения. К тому же нужно учесть способ, каким убили Лэнгстона. Его ударили по голове. Для профессионала это слишком сложно. Нет, с этим парнем они зашли в тупик еще раньше, чем признались в этом.

– Это все?

– Да. По крайней мере, пока. Все время приходится возвращаться к предположению, что он ездил на свидания с женщиной. Эти поездки не могли быть связаны с его работой, потому что никому в голову не придет торговать в таком месте недвижимостью в Майами, пусть даже он ее только продавал. К тому же если бы он приезжал по делу, то тот человек, с которым он встречался, обязательно заявил бы об этом.

Вот что мы имеем. За два месяца он приезжал трижды, а туда и обратно – около тысячи миль. А у Стрейдера только одно могло вызывать такой интерес.

– Ладно, – ответил я. – Сейчас я не могу решить, в каком направлении вести расследование дальше, но завтра просмотрите его досье еще раз. Может быть, вы сможете выяснить, чем он занимался в те периоды, о которых ничего не указано в послужном списке. Попробуйте найти его бывших подружек, выясните, где они сейчас. Я думаю, что он вряд ли вел переписку, но, может быть, заказывал междугородные переговоры по телефону?

– Вы правы, писем не было. Но ему два раза звонили. И каждый раз накануне отъезда. Но тут ниточка обрывается – звонили из автомата.

– Смышленый малый. Хорошо. Позвоните мне завтра, если удастся выяснить что-нибудь новенькое.

Я вернулся к миссис Лэнгстон. Она сидела в постели, обхватил колени руками.

– Вы что-нибудь ели? – спросил я.

Она покачала головой:

– Нет, я проснулась всего полчаса назад.

– Не откажетесь пообедать со мной?

Она улыбнулась:

– Я думала, вы не разрешите мне встать.

– Я и не разрешаю. Вы любите бифштекс? Это единственное блюдо, которое я умею готовить.

– Пожалуй, это было бы неплохо. Но готовить вам не придется, это могу сделать я или Джози.

– Вам нужно отдыхать. А Джози я отпустил на весь вечер. Мне нужно поговорить с вами.

Я вышел и вымыл фургон из шланга, добавив в воду немного порошка, застелил мокрое сиденье сложенным одеялом и направился в город. Там я купил пару бифштексов, авокадо, несколько французских рогаликов, джин, вермут и бутылку бургундского. Вернувшись в мотель, я побрился и переоделся, надев рубашку с длинными рукавами, чтобы прикрыть повязку на левой руке.

Лекарства, которые я купил, так и лежали в фургоне. Я отложил в сторону снотворное, хотя она на удивление быстро очнулась после него, а остальное перенес в офис. Джози как раз собиралась уходить.

– Постарайтесь вернуться не позднее полуночи, – попросил я ее. – Хорошо бы вы поставили раскладушку в гостиной, чтобы всю ночь быть поблизости от нее. Она выглядит гораздо лучше, чем я ожидал, но все равно эта идея насчет раскладушки кажется мне нелишней, по крайней мере сегодня.

– Хорошо, сэр, – ответила она и ушла.

Я прошел на кухню и собрал все необходимое для того, чтобы приступить к готовке. Оказалось, что Джози оставила на сковороде две картофелины. Я открыл джин и вермут и, смешивая коктейль, услышал за спиной шаги и обернулся. В дверях стояла Джорджия Лэнгстон. Она была в комнатных туфлях и темно-синей пижаме, поверх которой накинула голубой халат.

Она слегка подкрасила губы и тщательно расчесала свои волосы цвета красного дерева – по сравнению с бледным лицом и серыми глазами волосы казались темнее, чем на самом деле. «Ради такого Стрейдер мог проехать и больше, чем какие-то пятьсот миль», – подумал я. Если не считать того, что не настал еще тот день, чтобы она согласилась играть в его лиге.

– По-моему, я не разрешал вам вставать.

Она покачала головой и слегка улыбнулась:

– Я не хочу, чтобы мной командовали в моем собственном доме.

– Вы все еще нездоровье Доктор сказал, что вам нужно отдыхать.

– Тогда у меня есть для вас новость – и для вас, и для доктора. Когда женщина чувствует себя достаточно хорошо, чтобы смутиться при появлении в ее спальне мужчины, значит, она достаточно здорова, чтобы не лежать в постели. Это самый надежный клинический тест.

Я пожал плечами и попробовал коктейль.

– Вас не переспоришь. К тому же я не думаю, что женщина, которая серьезно больна, может выглядеть так великолепно, как вы. Наверное, вы правы.

– Спасибо, – поблагодарила она, и по ее лицу скользнула тень улыбки. – Однако будет лучше, если вы расскажете мне о ваших приключениях поподробнее, пока у меня не разыгралось воображение. Вы можете не слишком церемониться.

– Ox! – воскликнул я и понес коктейль в гостиную.

Она села на диван и подобрала под себя ноги. Я поставил бокалы на кофейный столик, сел напротив нее и закурил.

– Извините меня за то, что я обрушил все это на вашу голову. Такое уж было настроение. Это оттого, что у меня слишком много свободного времени, которое я заполняю жалостью к самому себе. Нужно чем-нибудь заняться.

Она кивнула:

– Вам не кажется, что после таких слов вы должны со мной объясниться?

– Мне нечего объяснять. Все это правда, за исключением того, что меня не уволили. Я был отстранен и сам не стал возвращаться на службу, как только понял, что не гожусь для полицейской работы Это меня и мучит.

– Конечно, я не имею права совать нос в чужие дела, – уверенно ответила она, – но все равно считаю, что вы должны мне все объяснить. Недавно вы заявили, что мы с вами друзья, а это накладывает обязательства на нас обоих. Тот человек был арестованным?

– Нет.

– Тогда, – холодно продолжила она, – это совсем другое дело. Что-то личное?

– Тоже нет. Подождите минутку… Точно. Это не касалось меня лично, но я повел себя так, как будто касалось. Видите ли, я был не просто профессионалом, я был фанатиком.

– Что он сделал?

– Он был пушером. Торговал наркотиками.

– Ах вот что…

– Хотя и это меня не оправдывает. Предполагается, что на страже закона стоят уравновешенные люди, а не фанатики и крестоносцы. На самом деле я был таким же уравновешенным, как и все остальные, но только до тех пор, пока не получил задание, связанное с этими делами, и не разобрался в этом бизнесе как следует. Это грязное занятие, которое я не могу сравнить ни с каким другим, особенно когда в него вовлекают детей. Может, вы и не знаете всех подробностей, скажем, на что способна шестнадцатилетняя девчонка, когда ей нужно заработать на дозу, но лучше вам и не знать об этом…

Я замолчал.

– Не думайте об этом. Я не собирался произносить речи с трибуны. В конце концов жена ушла от меня.

Она понимала, к чему я приду, хотя сам я этого не видел, к тому же у нее была навязчивая идея, что я должен время от времени приходить домой. В конце концов я потерял работу. Я выслеживал одного пушера, хитрого подонка лет двадцати трех, который сбывал свой товар детям, – злость и стремление во что бы то ни стало поймать его настолько ослепили меня, что я все испортил. Я задержал его, не имея серьезных доказательств, и он ушел. Посмеялся надо мной и ушел восвояси. Уже через три дня он снова занимался своим делом. Потом однажды вечером я наткнулся на него в баре. Он сказал мне что-то вызывающее, а потом не придумал ничего лучше как выйти в туалет.

Я помолчал, разглядывая сигарету, которую вертел в пальцах.

– Так вот. Тогда был, конечно, большой шум, но еще раньше, чем, меня отстранили от работы, я сообразил, что со мной происходит, и решил убираться оттуда.

Она кивнула:

– Да, я думаю, это было несправедливо. И еще я думаю, что вы слишком строги к себе. Никто не может полностью отключить свои чувства.

– Не может. Но предполагается, что полицейский должен добывать доказательства, чтобы отстаивать их в суде, а не с помощью кулаков – в запертом туалете. Впрочем, хватит об этом. Давайте поговорим о наших делах.

Она поднесла свой стакан к губам:

– Насчет мотеля?

– Да. Вы сказали, что не хотите продавать его за бесценок. А если бы вам предложили подходящую сумму?

Она кивнула.

– Тогда посвятите меня в подробности. Сколько вы заплатили за него, сумма закладных, если они есть, и какова, по-вашему, его теперешняя стоимость.

– Чуть больше года назад мы заплатили девяносто пять тысяч. Тридцать пять наличными, остальное – в пятипроцентных бумагах. Мы собирались сами привести в порядок участок, но здоровье моего мужа все ухудшалось, и мы так и не собрались. А после его смерти все еще больше разрушалось. Я не справляюсь одна.

На самом деле я понимаю, что единственный разумный выход – продать сейчас, и лучше потерять часть денег, чем все, что у меня есть, но для этого я слишком упряма. В последнее время я нашла в Талахасси фирму, которая занимается недвижимостью, и там мне сказали, что они даже не внесут меня в список, если я хочу получить больше семидесяти пяти тысяч.

– Вы можете сделать ремонт. Я думаю, что тогда вы получите даже больше ста тысяч. Для этого не нужно сажать большие деревья – просто ваш участок слишком уж невзрачный. Потом, вам нужны бассейн, детская площадка, газоны, кустарники, клумбы…

– Конечно. Но на это у меня нет денег. Я не знаю даже, на что отремонтировать ту комнату…

– К этому я клоню, – ответил я. – У меня есть небольшая сумма, которую я получил по наследству, а я уже говорил вам, что ищу какую-нибудь тяжелую физическую работу, чтобы с потом из моего организма вышло все, что не дает мне покоя. Мне нравится ковыряться в саду и заниматься благоустройством участков – мой дядя работал ландшафтным архитектором недалеко от Сан-Франциско, и я часто помогал ему во время летних каникул, когда учился в школе, и потом, когда провел два года в Стэнфорде. Я знаю, как это делается, могу даже построить бассейн, и мне хочется попробовать. Думаю, что мне удастся сделать из этого местечка настоящую картинку.

Она задумчиво склонила голову:

– Вам хочется стать совладельцем ради прибыли?

– Вот именно. Я готов вложить сумму, равную вашей доле, наличными, чтобы обустроить участок.

А поскольку всю основную работу я собираюсь выполнить сам, раз уж она мне по душе, то мы сможем рассчитывать на выгодную продажу. По крайней мере, могли бы рассчитывать.

– Мне кажется, вы кое о чем забыли. Вы только что на себе испытали, насколько озлоблены здесь люди. Если кто-нибудь ненавидит меня настолько, что решился на такое, он не остановится только потому, что заодно со мной навредит кому-то еще. Вы уверены, что вас это не остановит?

– Я как раз собирался к этому перейти. Есть способ остановить этого человека. Не думаете же вы, что этот случай – дело рук ненормального? Какого-то шутника с мозгами набекрень, который выплескивает на вас свою злобу потому, что уверен в вашей причастности к смерти мужа?

– Думаю. – Она нахмурилась. – А вы?

– Нет. Я думаю, что это те люди, которые убили его.

Она едва не пролила свой коктейль и поставила стакан.

– Но ведь это был Стрейдер…

– И какая-то женщина. Я думаю, она живет здесь и у нее есть соучастник. Может быть, это ее новый дружок. Послушайте… когда вас допрашивали в полиции, не намекали ли они, что кто-то мог намеренно подставить вас?

– Нет, – удивилась она. – По крайней мере, я не заметила.

– Может быть, конечно, они и не говорили об этом прямо. Но не учитывать такую возможность они не могли.

– Вы думаете?

– Да. Я думаю, почему она оставила машину именно здесь. Ей нужно было избавиться от нее, но сделать это в таком месте, которое никак не указывало бы на нее, и было бы логично отогнать ее туда, куда ее мог поставить сам Стрейдер. Я думаю еще и о телефонном звонке.

– О том, из-за которого я тогда проснулась?

– Да. Видите ли… – Я не стал продолжать. – Извините меня. Мне не хочется сейчас углубляться во все эти подробности и портить вам вечер. Я хочу, чтобы вы съели ваш бифштекс.

Она улыбнулась:

– Не беспокойтесь. Я и сама хочу съесть его, и наш разговор не испортит мне вечер. После того, что мне пришлось испытать, ваши вопросы, которые вы задаете с таким участием, для меня как плечо, на котором можно выплакаться.

– С вами так грубо разговаривали? Я имею в виду, во время допросов?

– Довольно грубо.

– Кто вас допрашивал? Шериф?

– В основном да. Иногда Редфилд. А чаще всего они вместе.

– Что за человек ваш шериф?

Она задумалась.

– Я бы сказала, что он очень опытный человек. Ему лет шестьдесят, и, как мне известно, он занимает свой пост уже больше двадцати лет. Но у него неважно со здоровьем, вот уже месяц или даже больше он лечится в клинике Майо. Но они обращались со мной без грубости, если вы это имели в виду, просто мне было очень страшно. Сам шериф – очень обходительный пожилой джентльмен, и если я сразу поняла, что Редфилд ко мне относится очень неприязненно, то в обращении шерифа со мной я не заметила никакой злости или недоброжелательности. Они не применяли ко мне методов третьей степени.

– Они содержали вас под арестом?

– Да. Но не сразу. Сначала они просто пытались выяснить, был ли мой муж знаком со Стрейдером и не собирались ли они на рыбалку вместе, спрашивали, в котором часу муж уехал и не слышала ли я, как Стрейдер уезжал на машине или возвращался обратно. Потом, часов в девять утра, они узнали от повара из «Сильвер Кинг», что тот видел, как сюда подъезжала машина и что за рулем сидела женщина. Меня привезли в офис шерифа, а потом, уже к вечеру, объявили, что я задержана по подозрению в убийстве, и отвели в камеру. В течение трех следующих дней они часами допрашивали меня, пока наконец не сняли с меня обвинение из-за отсутствия улик и не отпустили.

– И все это время они придерживались одной и той же линии? Они требовали признания или доказательства того, что вы со Стрейдером… то есть, я хочу сказать…

Она слабо улыбнулась:

– Что мы с ним любовники, – спокойно закончила она. – Да, и через некоторое время это начало меня пугать… Мне казалось невероятным, что они могут поверить в такое, а потом я начала понимать, что не только они могут в это поверить, но вся эта история и в самом деле представляется настолько ужасной, что им, пожалуй, удастся убедить и присяжных. Во-первых, я сразу же заявила, что незнакома со Стрейдером и даже не знала, что он зарегистрировался в нашем мотеле. Мне только что сообщили, что мой муж убит, и я была оглушена этим известием, так что, конечно, это имя мне ни о чем не говорило. Я даже не сообразила, кто это такой. Потом, когда снова смогла думать, я вспомнила, как накануне вечером он вошел в офис и спросил свободную комнату. Тогда они захотели узнать, не видела ли я его раньше. Я сказала, что не видела, и это была правда – я просто не помнила. Тогда они показали мне две регистрационные карточки за предыдущий месяц – это был октябрь, – и на обеих значилась его фамилия и номер его машины. Дело в том, что оба раза его регистрировал мой муж, который в те дни как раз был в офисе, но теперь эти совпадения росли как снежный ком, и уже каждая моя неточность вызывала подозрение. И то, что я примерно в середине октября ездила без мужа в Майами, как раз между двумя приездами Стрейдера сюда…

– Вы ездили в Майами? – Я слышал об этом впервые.

– Да. – Она взяла еще одну сигарету, и я протянул ей огонь. – Я ездила к врачу. Они, конечно, спросили зачем, ведь у нас здесь есть наш семейный врач – доктор Грэхэм. К тому моменту мои нервы были уже на пределе, а я сама – на грани истерики, поэтому моя реакция на этот вопрос только усугубила подозрения.

Я вышла из себя и отказалась отвечать, зачем я ездила туда. Естественно, когда до меня дошло, как глупо себя веду, я все объяснила, и они позвонили туда по телефону, но все равно это произвело на них неприятное впечатление, потому что мой визит к врачу можно было расценить как предлог для поездки в Майами на свидание со Стрейдером. Ведь в течение двух дней я проводила у врача всего по часу, а все остальное время – два дня и две ночи – была в городе совершенно одна, если не считать нескольких старых знакомых, с которыми я там встречалась. И поскольку речь шла не о болезни… – Она замялась.

– Не беспокойтесь, вам не обязательно рассказывать мне все подробности.

Она слабо всплеснула руками и улыбнулась:

– В этом нет ничего такого, о чем неловко говорить.

Мы с мужем очень хотели ребенка и уже начинали беспокоиться. У нас ничего не получалось. Но, когда они задали мне этот вопрос, я очень разозлилась.

– Вот что, – сказал я, – одной из самых серьезных улик против вас было то, что вы не спали, когда они пришли к вам в половине шестого утра. Вы объяснили это тем, что вас разбудил телефонный звонок. Не знаете, они хотя бы потрудились проверить это?

Она покачала головой:

– Нет. По крайней мере, я об этом ничего не знаю. А что?

– Потому что именно это должно было навести их на мысль, что их ведут по ложному следу. Как я понимаю, та женщина хотела поговорить с кем-то, кто не проживал в вашем мотеле, она говорила так, как будто порядочно выпила, по крайней мере, ей явно хотелось затеять с вам» спор на эту тему?

– Да, так и было.

– Вы не помните, как звали того парня, с которым она хотела поговорить?

– Да. Она просила мистера Карлсона.

– Значит, вы не знаете, предпринимали ли они попытки выяснить, был ли мистер Карлсон в тот день зарегистрирован в какой-нибудь другой гостинице?

– Они ничего мне об этом не говорили.

– Конечно, сдай могли сделать это и не ставя вас в известность. Но проверить они были обязаны, потому что половина пятого утра – неподходящее время для пьяных разговоров в городе, где в это время бары давно уже закрыты. И рановато для того, чтобы разыскивать знакомых по гостиницам. Они не высказывали вам свои сомнения по этому поводу?

– Да. Несколько раз они обвиняли меня в том, что я говорю не правду.

– Естественно. Это означает, что ни в одной гостинице им не удалось найти никакого мистера Карлсона.

А это говорило о том, что вряд ли кто-нибудь мог его разыскивать. Если вы лжете, значит, что вы виновны.

Но, принимая такую возможность, они были обязаны рассмотреть и обратную ее сторону. А именно – если вы говорите правду, значит, вы невиновны, а та женщина, которая вам звонила, и есть убийца вашего мужа.

Она пристально посмотрела на меня:

– Что это за женщина, которая могла такое сделать?

– Тем не менее такая нашлась. Причем в уме ей не откажешь. Давайте представим себе эту особу. За какой-нибудь час с небольшим она умудрилась убить человека, при этом ее любовника на ее же глазах застрелил полицейский, однако она сумела выкрутиться и подставить вместо себя вас, а сама осталась в тени.

Может, она и не профессиональный душитель, но истерична и непредсказуема, как кобра.