Текст книги "Тень подозрения"

Автор книги: Чарльз Вильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Вы мне уже помогли, – ответил я. Значит, в конце февраля она уехала отсюда и в сентябре начала преподавать в Галиции. Где она была в течение этих шести месяцев и чем занималась? – Наверное, она получила что-нибудь по страховке?

– Боюсь, сумма была небольшая, – она грустно улыбнулась, – учителя зарабатывают немного, как вам известно. По-моему, договор был на пять тысяч.

«С пунктом о возмещении ущерба это будет десять», – подумал я.

– Может быть, кто-нибудь в городе знает, куда она уехала? Кто-нибудь из его семьи, например?

– Нет. Он приехал из Орландо. У нас в городе есть еще Спрейги, но они не родственники.

Она допила кофе. Я поблагодарил ее, и мы вместе вернулись к ней в контору. Очевидно, я снова зашел в тупик. Ничего в этой истории не подтверждало ее связи со Стрейдером, и я не смог найти ни одной ниточки, чтобы выяснить, где она провела эти шесть месяцев. Я уже сел в свой фургон и потянулся к ключу зажигания, как вдруг меня осенило. Как можно быть таким тупоголовым? Я полез в портмоне и вытащил клочок бумаги, на котором записал те сведения, что раздобыл для меня Лейн. Даты совпали. Теперь, воодушевленный и очень взволнованный, я вернулся в закусочную и направился к телефону.

Ее я не обману – она узнает мой голос. Но начну я именно с нее. Я набрал номер офиса телефонной компании и попросил Эллен Бизли.

– Это все тот же любопытный субъект. Ответьте мне еще на один вопрос, и я оставлю вас в покое.

– Конечно, – ответила она.

– Кто теперь занимает должность директора средней школы?

– Мистер Эдсон. Джоэл Эдсон. И он, по-моему, сейчас в городе. Он недавно вернулся из Гейнсвилла, где работал в каникулы.

– Тысяча благодарностей, – сказал я.

Я нашел номер Эдсона и позвонил ему. И мне повезло.

– Да, я слушаю, – он сам взял трубку, – кто говорит?

– Моя фамилия Картер, мистер Эдсон, – приветливо представился я. – И я очень надеюсь на вашу помощь. Я работаю на «Белл и Хауэлл» и хочу узнать, нельзя ли устроить небольшую демонстрацию для вас и кого-нибудь из совета попечителей школы…

– Какое оборудование вы предлагаете?

– Кинопроекторы. Вы увидите, что…

Он рассмеялся:

– Вам стоит внимательнее вести учет. У нас уже есть ваш проектор, и работает он отлично.

Я почувствовал, как меня обдало жаром от волнения.

– Как странно, – удивленно продолжил я, – в офисе об этом нет никаких записей. Вы уверены, что ваш проектор нашей фирмы?

– Конечно. Он у нас уже около четырех лет.

– Вы купили подержанный?

– Нет. Нам продал его ваш представитель. Теперь я вспомнил, когда это было, – в октябре 53-го, как раз за несколько месяцев до того, как Боб погиб. Боб Спрейг, он был здесь директором до меня. Я преподавал физику и химию и попал на демонстрацию, когда Боб, его жена и ваш сотрудник пытались уломать школьного инспектора и школьный комитет. Ваш сотрудник пробыл здесь несколько дней и в результате убедил комитет приобрести еще один проектор для начальной школы.

– Теперь я вижу, что это действительно был наш человек, мистер Эдсон. Видно, в офисе что-то напутали. Извините за то, что оторвал вас от дел.

– Не стоит извиняться.

– А вы не помните, как звали того продавца?

– Нет. Ничего не могу сказать о нем, кроме того, что это был довольно крупный парень и неплохо разбирался в футболе.

– Большое вам спасибо.

Мне действительно начинало везти. Я понял, что приближаюсь к разгадке. Вернувшись к фонтанчику с содовой, я выпросил у продавца полную горсть мелочи и позвонил в контору Лейна в Майами.

– Его сейчас нет, – ответила мне девушка. – Впрочем, погодите-ка минутку. Недавно он звонил и сказал, что встречается с кем-то в Майами-Бич, и дал мне номер. Дайте мне ваш, и он перезвонит вам через несколько минут.

Я продиктовал ей номер, сел за столик и стал ждать.

Ошибки быть не могло – предположение было таким логичным, а все кусочки мозаики так идеально подходили друг к другу, что я не мог ошибиться. Я смотрел в окно на залитую солнцем площадь и размышлял обо всем этом, а потом начал думать о Джорджии Лэнгстон.

«До чего это глупо, – подумал я. – Но очень приятно».

В кабинке зазвонил телефон. Я вскочил и нырнул внутрь.

– Междугородная вызывает мистера Чатхэма, – раздался механический невыразительный голос телефонистки.

– Чатхэм слушает, – ответил я. Я взял на себя оплату за переговоры и сунул в щель четвертак, чтобы она успокоилась. – Алло… Лейн?

В ответ я услышал его голос:

– Да. Моя помощница только что связалась со мной. Рад вас слышать – я сам собирался звонить вам.

– Отлично. Но сначала я хочу задать вам вопрос.

В 53-м году Стрейдер торговал кинопроекторами для школ, церквей и тому подобное. Какая фирма их выпускала?

– «Белл и Хауэлл».

Все шло отлично – я так и думал.

– Тогда вот что. За ним была закреплена какая-то определенная территория?

– Нет. Не совсем так, как я понял. Определенная территория у него была, я вам называл ее, но на ней работали два продавца.

Это уже было хуже. Но такой расклад устраивал меня больше, чем сухое математическое пятьдесят на пятьдесят.

– Какие у вас новости?

– Есть парочка. Мне пока так и не удалось узнать насчет его подружки из Галиции, но я и не копал глубоко в этом направлении. Господи, этот парень… жаль, что до того, как его кокнули, он не успел написать письменное руководство и разослать его по почте. Но начну сначала. Я заполнил некоторые подозрительные пробелы в его послужном списке. Помните, я говорил вам, что он, судя по всему, провел какое-то время в Новом Орлеане?

– Да.

– Так вот. Я отработал это направление. И собираюсь ограбить вас на небольшие дополнительные расходы – оплата пары междугородных звонков и двадцать пять долларов для парня, который время от времени выполняет для меня поручения, но мне кажется, вам хочется услышать о результатах.

– Естественно. Что ему удалось выяснить?

– Стрейдер был там в 54-м. Провел там всю весну и лето – с марта и почти до конца июля. Естественно, он был с подружкой – миленькой особ яркими волосами цвета бургундского вина, и называл он ее Син. Не могу сказать, было ли это проявлением его чувства юмора или это просто сокращенное от Синтии. Ни в каком криминале он замечен не был.

Но в это время он не работал ни на кого. У него был бар на Декатур-стрит. По крайней мере, до тех пор, пока он не разорился. Не знаю, кто дал ему деньги, чтобы купить этот бар…

– Страховая компания, – ответил я. – Муж этой самой Син попытался принять ванну, вися на электрическом проводе.

– Господи, так, значит, им удалось уйти!

– Там фигурировало всего пять тысяч, – если учесть возмещение ущерба, то десять.

– Понятно. К тому же она, видно, достаточно сообразительна, чтобы больше не связываться с этим.

Обычно именно на этом и прокалываются.

– Как бы там ни было, этого уже не докажешь. Но у нас свои проблемы. Вы нашли еще что-нибудь?

– Еще один пункт. Я выяснил, что он делал в этой самой «Электроник энтерпрайзез» в Орландо. Они занимались охранной сигнализацией. Какой-то новой системой.

– Вот как? – Это меня насторожило.

– Да. Во время службы во флоте он приобрел большой опыт по этой части. Во всяком случае, он успешно продавал эти системы и руководил их установкой в Джорджии, Алабаме и Флориде. В основном это были ювелирные магазины. Вы хотите, чтобы я еще что-нибудь разузнал? Похоже, девицу вы уже нашли?

– Да, – ответил я. – Я ее нашел. Может быть, я не смогу ничего доказать, но я знаю, кто она. – Я помолчал и нахмурился, уставившись на белую стену кабинки. – Вы должны сделать еще одну вещь. Какая газета у вас считается самым крупным изданием с обзором по всем южным штатам?

– «Геральд».

– Не могли бы вы снять копии со старых номеров? Меня интересует восьмое ноября прошлого года.

Это тот день, когда заварилась каша с Лэнгстоном.

Пошлите мне ее авиапочтой.

– О Лэнгстоне заговорили девятого. Это было в утреннем номере – я сумею его достать.

– Хорошо. Однако поторопитесь, чтобы я успел просмотреть их и перезвонить вам. Я и сам не знаю, что в них найду. Может быть, ничего. Во всяком случае, пришлите мне счет, и я вышлю вам чек.

– Обязательно. С вами приятно иметь дело, мистер Чатхэм.

– Вы проделали большую работу. Если окажусь в Майами, загляну к вам, и мы выпьем по рюмочке.

– Непременно.

Я снова вышел на улицу и сел в фургон. Теперь я знал, кто была подружка Стрейдера, хотя это знание не стоило и ломаного гроша. Доказать я по-прежнему ничего не мог. Стоило мне только заявить об этом вслух, и моя голова разлетится на куски. Я так и не знал, что связывало ее со смертью Лэнгстона.

И все еще не нашел доказательств, что это именно она хотела меня убить.

По крайней мере, пока не нашел.

Глава 12

Было уже пятнадцать минут пятого, когда я свернул к «Магнолия-Лодж» и остановился у офиса. Джорджия Лэнгстон, в легких брюках, стояла на приставной лестнице и красила стену и стойки крыльца.

– Сдаюсь, – сказал я.

Она улыбнулась и спустилась ко мне. На ней была соломенная шляпа, какие носят на Кубе или в Мексике, из краев которой торчали травинки.

– Вы можете сложить с себя обязанности сиделки, – сказала она. – Сегодня я была у доктора Грэхэма, чтобы получить результаты своего обследования, и он сказал, что со мной все в порядке. Нужно было просто отдохнуть пару дней, а они уже прошли.

– Чудесно, – ответил я, – чтобы отметить это событие, мы сходим куда-нибудь поужинать. Но сначала давайте войдем – мне нужно рассказать вам кое-что.

Джози уже ушла домой. Я смешал нам пару мартини, и мы расположились в гостиной.

– Держите крепче вашу шляпу, – объявил я. – Синтия Редфилд – давняя пассия Стрейдера. В 1954 году она около шести месяцев прожила с ним в Новом Орлеане. После того как ее первый муж погиб в результате несчастного случая, который мне кажется вовсе не случайным. – И я рассказал ей обо всем, что мне удалось узнать.

Она поставила на стол свой бокал и с ужасом посмотрела на меня:

– Это кажется совершенно невероятным. Но почему до сих пор об этом никто не узнал?

Я закурил.

– Этому есть несколько объяснений. Первое вы назвали сами – это кажется не правдоподобным. Она не производит такого впечатления. Почему кто-то стал бы ее подозревать? Единственный факт, который ей нужно было скрыть, пока она там жила, – факт ее знакомства со Стрейдером. А все остальное выглядело совершенно заурядно… и безобидно. И здесь, и в Майами полиция проверяла досье на Стрейдера, но ведь это случилось в другом штате. Если бы им заинтересовалось ФБР, они обязательно выяснили бы все подробности, но данный случай их не заинтересовал.

ФБР могло бы вмешаться в расследование, если бы он был и раньше замешан в каких-нибудь преступлениях, а он в них замешан не был. А потом она вышла замуж за Редфилда. Кто после этого осмелится задавать ей вопросы?

– Вы думаете, это она… в ту ночь?

– Я думаю, что в этом нет никаких сомнений.

– Но как мы сможем это доказать?

– Никак.

– Никак? Это ужасно. В это невозможно поверить…

– Я знаю. Понимаете… мы можем привезти сюда .свидетелей из Нового Орлеана… – это непросто, поверьте мне… и все, что мы сумеем доказать, так это то, что она была знакома со Стрейдером. Если я пойду к окружному прокурору с такими обвинениями, он просто рассмеется мне в лицо. А если я пойду с этим к Редфилду, он, убьет меня.

Она беспомощно всплеснула руками:

– Что же нам делать?

– Ничего, по крайней мере с теми фактами, которые у нас есть. Нужно найти еще что-нибудь.

– Еще доказательства?

– Ни одно доказательство не может считаться лишним, – ответил я. – Я хочу сказать, что за ее знакомством со Стрейдером кроется что-то более серьезное.

То, что она встречалась с ним, не могло послужить причиной для убийства вашего мужа. Но они его убили.

Почему?

Она устало покачала головой:

– Это какое-то безумие.

– Слушайте, я уже спрашивал вас, но спрошу снова, так что не спешите вцепиться мне в горло. Есть ли хоть малейшее подозрение, что ваш муж был увлечен ею?

– Нет, – ответила она. – Это совершенно невозможно предположить.

– Постарайтесь отнестись к этому объективно, – настаивал я. – Представьте, что он узнал, кто она такая. Знаете, это вполне возможно. Может быть, он видел ее со Стрейдером несколько раз, или она сама решила завести с ним игру…

– Нет, – твердо ответила она. – В это я никогда не поверю, Билл.

– Расскажите мне, что он был за человек.

Она мрачно уставилась на кончик своей сигареты.

– Он был практически сломлен, по крайней мере физически, и ему пришлось полностью пересмотреть свое отношение к жизни. Он жил очень скромно, хотя и залатал основные бреши. Все вокруг считали его идеально счастливым человеком, который ушел в отставку, купил мотель, дававший ему необходимые средства, и мог проводить все свободное время на рыбалке. Но ведь человек не может за один день полностью изменить свои привычки и цели и отказаться от амбиций.

Я надеюсь, что помогала ему и была ему нужна.

Он привык жить без оглядки – как паровая машина, которая работает на полных оборотах с закрытым аварийным клапаном, и в конце концов это его погубило. Мы познакомились с ним в клинике» в кабинете врача. Я работала техником в лаборатории, а он пришел на прием к кардиологу.

Это случилось вскоре после его развода с первой женой. Вы скажете, что я воспользовалась его состоянием, но я не думаю, что он тогда находился в каком-то особом состоянии, – он жил на полную катушку, и в его жизни всегда происходило множество событий – громкий бракоразводный процесс, потеря большей части состояния, инфаркт и проигранный процесс, который его практически разорил. Во всяком случае, если бы я смогла припомнить разные детали, сложить их в одно целое и передать вам свое впечатление, – то я не думаю. Он был, конечно, более или менее благополучен, но все же жестоко побит жизнью. Правда, он старался не терять чувства юмора и даже строил планы на будущее, по крайней мере тоже старался. Он объявил, что собирается прожить остаток жизни так, как живут пожилые дамы, – если можно вообще рассчитывать на какой-нибудь остаток, а я просто помогала ему. Во-первых, мы нравились друг другу и сообща проводили время за спокойными занятиями. О серьезных поездках на рыбалку ему пришлось забыть, но мы выяснили, что оба любим ходить под парусом. Нам нравилось устраивать пикники и погружаться в воду с масками и трубками и лежать, наблюдая за подводной жизнью. Музыка казалась ему скучной, но мы оба любили читать…

Я могу продолжать дальше, Билл, но нужно ли? Он просто не был способен на такой поступок. Он слишком порядочный человек, чтобы пойти на это. И Редфилд был его другом.

Я улыбнулся ей:

– Я не собираюсь обвинять его. Просто в таком деле важно ничего не упустить. А знаем мы еще очень мало. – Я встал и беспокойно принялся расхаживать из угла в угол. Все казалось чертовски запутанным. – Вы точно передали ему, что Редфилд отменил свою поездку?

– Конечно.

– И он вас понял?

– Билл, неужели вы думаете, что кто-нибудь окажется не в состоянии понять такую простую вещь?

– Разве он никогда не бывал рассеянным? Может быть, он забыл?

Она покачала головой:

– Нет. По крайней мере, перед тем как уехать, он пообещал, что будет особенно осторожен, потому что я беспокоилась из-за того, что он едет один. Чего вы добиваетесь своими вопросами?

– Хочу понять, зачем в то утро он заезжал домой к Редфилду.

Она уставилась на меня:

– Вы думаете, он заезжал туда?

– Похоже на то. А как вы думаете, где она встречалась со Стрейдером?

Она нахмурилась:

– В его доме? В его…

– Да. На случай, если вы еще не вполне уяснили, – эта девица не слишком щепетильна. Я, думаю, что они именно там и были и там-то все и произошло.

– Но почему? – жалобно спросила она.

– Не знаю, – ответил я.

Я по-прежнему ничего не понимал, но в эти трагические пятнадцать минут все трое должны были где-то встретиться, а он был единственным из этой компании, кто уже находился в дороге, поэтому именно он и мог к ним приехать. Но, даже если все это так и было, почему они убили его? Конечно, такая ситуация могла представлять опасность, но это только в том случае, если бы у нее не хватило ума или хладнокровия. Ведь ей нужно было просто подойти к двери и сказать Лэнгстону, что ее мужа нет дома.

За этим явно кроется что-то еще. Гораздо более серьезное. Ведь в этом замешан еще один мужчина – тот, который принес кислоту и пытался расстроить здоровье Джорджии Лэнгстон гнусными телефонными звонками. Зачем? Не потому же, что Синтия попыталась подставить ее, но эта попытка провалилась, – ее единственной целью было отвести подозрение от себя, и в этом она преуспела. Зачем ломиться в открытую дверь? Кто она – садистка? Или сумасшедшая?

– Мы только сломаем себе мозги, – сказал я. – На сегодня нам нужно забыть об этом. Мы просто поужинаем и не будем больше говорить на эту тему. – Потом я вспомнил, как я выгляжу. – Если, конечно, вас не смущает перспектива показаться на публике с субъектом, у которого выбрита голова и забинтована рука.

– Нисколько не смущает, – ответила она с улыбкой, которая показалась мне натянутой только самую малость.

Около половины седьмого я побрился и надел самый легкий из двух своих костюмов. Этот серый фланелевый костюм я купил в Сан-Франциско, да так ни разу и не надевал из-за жары. Дополнив его свежей белой рубашкой и темным галстуком, я бросил взгляд в зеркало и остался вполне доволен результатом. К тому же я буду в шляпе, и мы можем заказать отдельный кабинет. «Стейк-Хаус» – самое подходящее место.

Я прошел через офис. Она крикнула откуда-то из-за занавески, что будет готова через минуту. Я уселся в бамбуковое кресло, вяло перелистывая журнал. Наконец она вышла – на ней было платье темно-зеленого цвета, темнее, чем авокадо, которое оттеняло и подчеркивало кремовую бледность ее лица и шеи и красноватое сияние волос. Она надела маленькие золотые сережки в форме ракушек и золотую брошь в виде морского конька, нейлоновые чулки и очень открытые туфли на высоких каблуках.

Я встал.

– Ух ты! – сказал я. – Вы делаете мне честь.

Она ответила мне церемонным реверансом:

– Ну что вы, благодарю вас.

– Вы слишком хороши, чтобы красоваться так перед деревенщиной. Почему бы нам не поехать ужинать в Майами-Бич?

Она улыбнулась:

– Ни за что на свете. Хотя бы потому, что придется проехать тысячу миль, а я умираю от голода.

– Ну что же, зато мы сможем позавтракать перед возвращением.

Ее серые глаза остались холодными, хотя в них и промелькнули искорки смеха.

– Скажите мне, Билл, – вы предложили это от души или так нужно для вашего расследования?

– Вы сами понимаете, что это не совсем уместный вопрос, – ответил я. – Мое предложение было совершенно искренним и шло из самой глубины моего сердца. Может быть, оно было напрасным, но… Назовите это жестом с моей стороны. Сочтите это актом поклонения искусству.

Она с облегчением рассмеялась, мы вышли и направились к машине, наслаждаясь своей беспечностью, поскольку успели выпить по два мартини. С тех пор как я здесь оказался, это был первый по-настоящему приятный момент, когда я не чувствовал в ее поведении никакой напряженности или неловкости.

Однако продлилось это недолго. Я поставил машину в переулке за углом от ресторана, и мы пошли, как будто окруженные коридором молчания, чувствуя на себе недружелюбные и откровенно злобные взгляды.

Когда мы вошли внутрь, на нас устремилось множество глаз, но тут же все отвернулись. Никто не заговорил с ней. Мы нашли свободный столик в глубине зала и сели. Она постаралась улыбнуться.

Я потянулся через стол и взял ее за руку:

– Не обращайте внимания. – Потом я догадался, какую сморозил чушь. Вот уже семь месяцев она несла свой крест в полном одиночестве и не нуждалась в моих дурацких утешениях. – Хотел бы я иметь такое же самообладание.

Она покачала головой:

– Не смейте жалеть меня. Давайте выпьем мартини.

Мы выпили мартини и стали разглядывать отполированные воловьи рога, укрепленные на стене над нашими головами, недоумевая, почему их никогда не называют бычьими, коровьими или бизоньими. Может быть, их ценность определяется в зависимости от пола?

– Что такое буйволы? – спросила она.

– Больше, чем один буйвол.

Она сморщила нос:

– Пусть так, но что это такое? Есть разница между ними и быками?

– Практически никакой… По крайней мере, с фрейдистской точки зрения. Я думаю, все дело в их занятии. Если они работают, то называются буйволами.

Она поставила на стол локти и посмотрела на меня с насмешливым восхищением:

– Вы знаете массу удивительных вещей.

– О, в моей голове хранится куча еще более бесполезной информации. Если вспомню – обязательно поделюсь с вами.

У нас снова поднялось настроение, и обед прошел отлично. Она рассказала мне о себе. Ее отец был капитаном авиации в те дни, когда еще использовались летающие кастрюли, а потом служил на «ДС-4». Она прожила в Майами год, до того как поступила на курсы медсестер. Однажды она была помолвлена с парнем, который уехал в Корею, а после того, как прождала его два года, поняла, что на самом деле не хочет за него выходить. Ей нравилось работать в медицинской лаборатории больше, чем быть медсестрой, но учиться на врача ей не хотелось, даже если бы представилась такая возможность. Не хочет ли она снова вернуться в Майами, когда мы поставим мотель на ноги и сможем его продать? Она сказала, что да, но в результате между нами снова воцарилась неловкость, и мы умолкли.

Я заплатил по счету, мы вышли на улицу и снова прошли сквозь строй глаз, которые уставились на нас, как шляпки гвоздей, вбитые в окружавшую нас стену молчания. Но на этот раз тишина была нарушена. На углу, где нам нужно было свернуть, прислонившись к стене, стояли двое. Мы как раз проходили мимо, когда один из них сказал достаточно громко, чтобы не сомневаться, что мы его услышим:

– Думаю, у него кишка тонка.

В мгновенном порыве ослепившей меня ярости я повернулся и посмотрел на них, но тут же – она даже не успела потянуть меня за рукав – вспомнил о своем долге. Мы прошли мимо, и когда отошли ярдов десять, она прошептала:

– Спасибо, Билл.

– Я уже говорил вам, что завидую вашему самообладанию. Я не умею держать себя в руках.

Открывая перед ней дверцу машины, я оглянулся и увидел странную картину. Тот здоровенный коп, Колхаун, стоял на углу перед этими двумя. Было слишком далеко, чтобы я мог расслышать слова, но вид у него был как у сержанта, отчитывающего новобранцев. Потом он взял одного из них за рубашку и оторвал от стены, как криво приклеенную афишу. Когда он отпустил его, оба перешли на другую сторону улицы и исчезли.

Я обратил ее внимание на это происшествие. Она кивнула:

– Я знаю. Он часто так делает.

Я вспомнил свой первый день, когда чуть не подрался с Фрэнки:

– Но ведь…

– Да. Он всегда смотрит на меня так, как будто не видит. Но таких вещей он никому не позволяет.

Он странный человек, Билл. Я никогда не смогу его понять.

Я свернул направо, на Спрингер, и направился к мотелю. Мы как раз проезжали последний светофор, когда я услышал, как она ахнула:

– Билл, там этот человек!

Я бросил взгляд в том направлении, которое она указывала. Там было довольно много народу.

– Тот, что в белой рубашке! С закатанными рукавами!

Тогда я его увидел, но мы уже выехали на перекресток, и мне пришлось проехать дальше. Он шел в противоположном направлении, нам навстречу. На следующем углу я повернул налево, описал восьмерку вокруг квартала и вернулся обратно. Мы проехали всю Спрингер до самой реки, но его нигде не было видно. Я несколько раз сворачивал в переулки, но тоже безуспешно.

– Вы уверены, что это был он? – Я видел его мельком, и он соответствовал тому описанию, которое она дала мне утром, – высокий, худощавый, волосы песочного цвета, загорелый.

– Почти уверена, – ответила она. Потом засомневалась:

– Конечно, я не успела рассмотреть его как следует. К тому же на нем не было очков. Или были?

– Не было. Но в тот раз он мог надеть их только для бутафории.

Мы покружили еще минут десять, а потом остановились на Спрингер и осмотрели все закоулки, но безрезультатно.

– Я отвезу вас домой, – сказал я, – а потом вернусь сюда. Наверное, он все еще в городе, где-нибудь в пивном баре.

– Вы ничего не сделаете? – с тревогой спросила она.

– Нет. Мы даже, не можем требовать, чтобы его задержали, если вы не уверены, что опознали его. Если это не тот человек, он может подать на вас в суд за ложное обвинение. Если мне удастся его найти, я позвоню вам, чтобы вы еще раз на него взглянули.

Я поехал в мотель. Она открыла парадную дверь офиса, и я вызвал такси. Ключи от машины я отдал ей, и мы прошли в гостиную. В углу горела неяркая настольная лампа, отбрасывая слабый отсвет на ее волосы.

Она обернулась. Ее серые глаза внимательно смотрели на меня, как будто она хотела запомнить мое лицо – Вы ведь постараетесь быть поосторожнее?

– Конечно.

Она улыбнулась и протянула мне руки:

– Вечер был просто чудесный, Билл.

Я понял намек и скользнул ладонями по ее рукам до самых локтей, а потом прижал свои губы к ее губам, как будто собирался поцеловать ее перед сном, но не смог удержать себя в руках! В следующее мгновение я уже свирепо сжимал ее в объятиях и впивался в самые приятные и возбуждающие губы на свете, а ее руки сплелись у меня на затылке. Потом она уперлась руками мне в грудь и слегка оттолкнула, сердитая прежде всего на себя.

– Я сама не лучше вас, – нетвердым голосом произнесла она и отступила в сторону, покрасневшая и сконфуженная. – Дайте сигарету, – попросила она, прерывисто вздохнув.

– Это я во всем виноват.

– Спасибо, – лаконично поблагодарила она.

– За что?

– Не будем показывать пальцем, но виноваты мы оба. Это немного глупо, правда? Я знаю вас всего три дня.

– Я и не заметил, – ответил я. – Мой календарь и часы остались в другом костюме. Все, что я могу вам сказать, – вы настоящее чудо.

Она улыбнулась:

– Не беспокойтесь, Билл. Я не сомневаюсь, что вы – нормальный, здоровый тридцатилетний мужчина. Вам не нужно доказывать это.

– Я и не собирался.

– Было немного страшно. Я и не догадывалась, как девушки могут легко переходить к слезам.

– Это все?

– Не знаю. Не спрашивайте меня. Но вы не представляете, каким вы кажетесь мне храбрым, просто до безумия, когда беретесь за что-нибудь. Или насколько заманчивым мне несколько раз казалось ваше плечо.

– Оно свободно, – ответил я.

– Для чего?

Я взял ее лицо в ладони и запрокинул:

– Я скажу вам для чего. Я считаю вас изумительной. Вы очень славная, милая, сердечная женщина и знаете разные уловки, чтобы становиться все красивее всякий раз, когда я вас вижу.

Я поцеловал ее, – в этот-раз очень нежно, и посмотрел на прекрасные темные ресницы, которые отбрасывали тени на ее щеки. Она открыла глаза и улыбнулась.

– Ладно, может быть, вы тоже мне нравитесь, – прошептала она. – А теперь, Билл, не будете ли вы так любезны выйти отсюда?

– Не пожелав вам спокойной ночи?

– Мы уже пожелали друг другу спокойной ночи.

Я просто хотела, чтобы этот поцелуй остался воздушным. – Серые глаза стали задумчивыми и такими глубокими, что в них можно было утонуть. – Выметайтесь отсюда вместе с вашими проклятыми плечами.

На улице просигналило такси.

Мне нужно было закончить с делами. Я вынырнул из розовой дымки, затуманившей мои мозги, и вышел на улицу.

– Ладно, Джорджия, – сказал я, направляясь к шоссе, – я позвоню, если найду его.

К тому времени, когда мы подъехали к городу, я стер с лица следы помады и навел в голове порядок, чтобы вернуть себе способность здраво рассуждать.

Скорее всего, это вовсе не тот человек, который разлил кислоту. Описание было слишком неточным.

К тому же вряд ли он был настолько глуп, чтобы возвращаться в город. Но проверить стоило. Каким бы призрачным ни казался этот след, но пока что он был единственным.

Было уже половина десятого. Я расплатился с таксистом и начал пеший обход. Со вчерашнего дня я прекрасно ориентировался среди местных пивных баров. В первых двух я не встретил ничего интересного, кроме нескольких бессмысленных или неприязненных взглядов, но в третьем меня ждал выигрыш. Это был прокуренный, несмотря на кондиционер, подвальчик на улице, расположенной к югу от Спрингер, напротив железнодорожных путей. Я открыл дверь и в то же мгновение увидел его. В зале сидело шесть или семь человек, но мне в глаза бросилась белая рубашка, и мельком увидел в зеркале отражение его лица. Он меня не заметил. Я сделал вид, что не смотрю на него, и не спеша прошел на свободное пространство у витрины. Там у левой стены стояла пара автоматов для пинболла, а в глубине – пустая телефонная кабинка и музыкальный автомат, который сейчас молчал.

Я быстро соображал. Перед ним стояла наполовину пустая бутылка пива. В следующую минуту он заказал вторую, и я понял, что уходить он не собирается. Я нырнул в телефонную кабинку и позвонил ей.

Мы могли посидеть в машине перед входом, пока он не выйдет. Она как следует разглядит его лицо, и, если будет уверена в том, что опознала его, тогда им займусь я. Я подумал, что никому не покажется странным, если я вызову сюда полицию, – вид этого заведения говорил о том, что такая необходимость здесь возникает нередко.

Заходя, я даже не взглянул на остальных клиентов, и теперь меня поразила странная и довольно зловещая тишина, которая воцарилась в зале. Я огляделся. Слева от меня сидел Фрэнки, тот самый парень, который в меня врезался. Рядом с ним маячило еще одно знакомое лицо с тем же выражением, напрашивающимся на неприятности. Это был тот бездельник, который отпустил замечание в наш адрес, когда мы возвращались из ресторана. Остальные были мне незнакомы, лица у всех были одинаково злобные. Бармен, толстый парень со слуховым аппаратом, бросал на них беспокойные взгляды.

Ну, что же, значит, будет еще один бессмысленный скандал. Их было слишком много, чтобы справиться в одиночку, к тому же меня беспокоило кое-что более важное. Оно было снаружи.

– Она дала тебе выходной? – спросил Фрэнки.

Я ударил его левой, и только успел поставить пиво, которое держал в правой руке, как сам получил удар, прежде чем Фрэнки потерял равновесие после того, как прыгнул на парня в белой рубашке и сбил его с ног. Третий, тот самый бездельник с угла, попытался вклиниться между ними, размахивая пивной бутылкой. Я схватил его за рубашку, вытащил из толпы и изо всех сил ударил в лицо. Падая, он увлек за собой Фрэнки, и они вместе обрушились на автомат для пинболла – послышался грохот разбитого стекла, и по полу покатились стальные шарики.

Кто-то, должно быть, сунул в музыкальный автомат монету, потому что он вдруг разразился бравурной музыкой, покрывшей шум драки, – зловещий топот и мясницкие удары кулаков, проклятия и хриплое сдавленное дыхание. Они все навалились на меня. Шансы мои равнялись нулю – я даже не чувствовал ударов, когда кому-нибудь из них удавалось до меня дотянуться. Я осознавал только то, что вокруг меня клокочет настоящий океан злобы, из которого, как мишени в тире, выплывают чьи-то лица. Они оттеснили меня за стойку бара, причем двое повисли у меня на руках, в то время как трое других приплясывали передо мной, выбирая подходящее положение, чтобы ударить. Их было так много, что они сами себе мешали: им не хватало места как следует размахнуться. Я рванулся вперед, пытаясь освободить руки, и мы все рухнули на пол сплошной брыкающейся массой. Я попытался пробиться сквозь них и вдруг, в самый разгар хаоса, начал смутно осознавать странный феномен. Они исчезли. Другого слова я подобрать не могу.