Текст книги "Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера"

Автор книги: Чарльз Уайтинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Чарльз Уайтинг
БИТВА В АРДЕННАХ
ИСТОРИЯ БОЕВОЙ ГРУППЫ ИОАХИМА ПЕЙПЕРА

 
Я предпочел бы встретиться
С ним за одним столом,
Где мы сидели б как друзья
За пивом, за вином.
 

 
Но нет – мы в разных армиях,
Стреляли наповал.
Как он в меня – так я в него,
Но только я попал.
 

Томас Харди

ВСТУПЛЕНИЕ

На рассвете 17 декабря 1944 года первые немецкие танки, выкрашенные в маскировочные цвета, вошли в маленькую приграничную бельгийскую деревушку Бюллинген. Было тихо. Никаких признаков противника, даже часовые не выставлены. Убедившись, что в этой арденнской деревушке у американцев нет ни танков, ни противотанковых орудий, немецкие командиры стали выкрикивать короткие приказы своим водителям и наводчикам: «К бою! Вперед!»

«Пантеры» быстро набирали скорость. Наводчики пригнулись у пулеметов. Вот танки уже катятся по мощеной улочке. По обеим сторонам в маленьких беленых домиках в окнах вспыхивает свет. Приказы насчет светомаскировки вылетели из головы. Раздаются крики – тревоги, ярости, страха. Первый немецкий танк открыл огонь из пулемета, пули заплясали по стенам одного из домов, во все стороны полетели камни и штукатурка. Из дома выскочил полуодетый янки и упал застреленный, не успев поднять карабин. За ним второй выпрыгнул навстречу пуле и тяжело рухнул на булыжники мостовой. Третий поднял руки вверх.

В течение нескольких минут все было кончено. Около двухсот американцев сдались, другие бежали на запад, не в состоянии противостоять стальному монстру, внезапно появившемуся среди них. Бюллинген оказался в руках немцев. После двадцати четырех часов тщетных попыток оберштурмбаннфюрер Йохен Пейпер, командир лучшего полка первейшей дивизии германской армии – дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер», [1]1
  Пейпер был командиром 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт». (Здесь и далее, за исключением оговоренных случаев, примеч. авт.)


[Закрыть]наконец-то прорвал американскую линию фронта в Бельгии. Началась настоящая Битва за Арденны. [2]2
  В западной историографии Арденнскую битву принято именовать «Битвой за выступ» – «The Battle of the Bulge». (Примеч. пер.)


[Закрыть]

В то серое туманное утро полковник Пейпер, в свои 29 лет – наверное, самый молодой командир полка в немецкой армии, начал одну из самых дерзких и в то же время самых впечатляющих операций за всю войну. Ему удалось провести свое отборное подразделение из 5 тысяч элитных солдат глубоко в тыл союзников, угрожая не только жизненно важным центрам коммуникаций и складам снабжения, но и жизни самого командующего 1-й армией США, генерала Кортни Ходжеса, которому пришлось вместе со своим штабом, откуда он командовал почти полумиллионной армией, бежать, спасаясь от быстроходных танков Пейпера. В конце концов Пейпер был окружен и разбит объединенными силами двух с половиной элитных американских дивизий.

Но фронтовая история Пейпера не заканчивается его последней обороной в окруженной деревушке Ла-Глез. Эта история продолжалась еще много лет после войны и закончилась лишь тогда, когда дети, рожденные в последний год сражений, сами пошли в армию. Дело в том, что Пейпера и его солдат обвиняли в одном из самых крупных массовых убийств Второй мировой войны. Речь идет об известной «бойне в Мальмеди», которая в течение многих лет была предметом внимания тысяч людей, никогда не слышавших названия «Мальмеди» до декабря 1944 года. Пейпер со своей горсткой солдат, выживших в бою у последнего рубежа – деревни Ла-Глез, стали персонами международного значения, предметом внимания архиепископов, журналистов, историков, сенаторов и президентов, а в конечном итоге – и поводом для дискредитации американского военного правосудия.

Итак, перед вами хроника тех кровавых дней на третьей неделе декабря 1944 года, когда Пейпер и пять тысяч его людей дерзали изменить ход войны на Западном фронте. Но это также и рассказ о долгих годах судебных мытарств, которые стали последствием тех дней. Эта история не содержит морали – за исключением того факта, что все мы в той или иной степени виновны.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НАСТУПЛЕНИЕ

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Суббота, 16 декабря 1944 года

Прощайте, герр лейтенант, увидимся в Америке!

Неизвестный солдат 1-й дивизии СС – офицеру группы Пейпера, 5:30 утра.

1

Скоро рассвет. Небо то тут, то там озаряют красно-желтые вспышки над северной стороной горизонта. Но новое наступление проходит слишком далеко отсюда, чтобы можно было расслышать звуки орудийных выстрелов. Здесь на фронте царит тишина и задумчивое зимнее молчание.

Время от времени красные вспышки над горизонтом бросают на все окружающее ледяной отсвет. Часовые глядят вверх из своих одиночных окопов. Замерзшими ногами они топчутся на месте, помня предупреждения по поводу обморожения стоп, которые вбивали солдатам в голову последние несколько дней. Офицеры объявили обморожение стоп наказуемым проступком, потому что в боевых частях некоторые сознательно добивались обморожения, лишь бы убраться с передовой. Но одинокие часовые не ждут никаких боев здесь, на извилистой линии фронта, проходящие то по немецкой, то по бельгийской земле, следуя изгибам горного массива Арденны – Западный Эйфель. Солдаты знают, что пока их задача – тренироваться и готовиться к тому дню, когда их с этого «призрачного фронта» перебросят на один из «горячих» фронтов к северу или югу отсюда.

За передовой спит второй эшелон. Всего девять дней до Рождества, которое, как все абсолютно уверены, станет последним Рождеством войны. Все, фрицам капут, и волноваться уже не о чем. В хижинах посреди замерзших хвойных лесов, в грязно-белых домиках, где под кухонным окном возвышаются кучи навоза, а в каждой комнате стоит по распятию, во сне ворочаются молоденькие необстрелянные солдаты «призрачного фронта».

Но кое-где и за передовой солдатам приходилось и просыпаться, и волноваться. На командном пункте 99-й пехотной дивизии в маленькой приграничной бельгийской деревушке Бутгенбах в то субботнее утро штабные офицеры не спали, беспрестанно подбадривая себя сигаретами и чашками крепкого черного кофе. Молодые капитаны и майоры этой зеленой дивизии, которая и в Арденнах-то стояла только с ноября, понимали, что рассвет может оказаться невеселым. Чуть дальше к северу закаленная германская 2-я пехотная дивизия прорвала линию фронта 99-й американской, пробиваясь в район Рура. Разведка предостерегала, что прорвавшиеся немцы устроят рейд по тылам где-нибудь «на некоторых участках» растянувшегося на тридцать с лишним километров фронта дивизии. Где же именно? Фронт дивизии шел вдоль линии Зигфрида, по обращенной к Бельгии ее стороне, до деревушки Ланцерат, представлявшей собой горстку беленых каменных домиков да несколько ферм. Обитатели деревушки говорили по-немецки, и считалось, что они полностью на стороне нацистов. Здесь, на южном фланге дивизии, на 8 километров растянулись позиции 394-го пехотного полка. Полк прикрывал одну из главных дорог из Германии в Бельгию и поддерживал связь с 14-й кавалерийской группой, которая выполняла – не особенно, впрочем, надежно – задачу по прикрытию промежутка территории между 99-й и соседней 106-й пехотными дивизиями.

Тем, кто учился в Вест-Пойнте, [3]3
  Вест-Пойнт– военная академия в США. (Примеч. пер.)


[Закрыть]известно, что лосхаймский коридор – узкая долина, которую занимали кавалеристы полковника Марка Дивайна, представлял собой классический путь вторжения на запад. Поколениями курсанты Сен-Сира, Намюра, Шпандау, Сандхерста и Вест-Пойнта изучали вторжения немцев в Арденны через этот двенадцатикилометровый коридор в 1870, 1914 и 1940 годах. Теперь же всю защиту этого участка представляли собой лишь правый фланг 394-й пехотного полка да девятьсот спешенных кавалеристов полковника Дивайна, разместившихся в шести укрепленных селениях возле границы. В их позициях были бреши шириной до километра. Поговаривали, что бельгийцы из рядов вермахта ходят через линию фронта домой на увольнение, а недавно немецким лазутчикам удалось даже незаметно выкрасть сквозь нее танк «Шерман».

Первый лейтенант Лайл Бук волновался, сидя в окопе, вырытом на холме возле деревни Ланцерат. Этот офицер разведвзвода 39-го полка уже полтора дня слышал необычный шум на своем участке фронта. Бук уже шесть лет служил в армии и не разделял легкомысленного настроя офицеров из противотанкового отделения 14-й кавалерийской группы, которые располагались перед ним, непосредственно в деревне Ланцерат. 15-го числа он заставил своих солдат всю ночь простоять на карауле, и теперь почти все они отсыпались – но сам Бук заснуть не мог. Что-то происходило, но он не мог понять что.

Сержант Баннистер из взвода лейтенанта Фарренса 14-й кавалерийской группы, тоже волновался. Но у него для того были и видимые причины. Уже два раза перед рассветом он вылезал из спального мешка и выглядывал в окно маленького бельгийского домика, в котором расположился. За день до того он заметил немецких солдат, которые тащили тяжело груженные сани к дому на его участке линии фронта. Что было в тех санях – сержанту установить не удалось, но сам факт его очень беспокоил.

Но если на местах кто-то и волновался, чем обернется завтрашний день, то Верховное командование было уверено, что 16 декабря 1944 года ничем не будет отличаться от 15-го. Генерал Ходжес, командующий 1-й армией, под чью ответственность были вверены Арденны, не волновался за «призрачный фронт» – его занимала атака 2-й германской дивизии на дамбы Рура, являвшиеся жизненно важным участком для его стратегических планов. Надо признать, что более пессимистически настроенный его начальник разведки, полковник Диксон по прозвищу Монк, в штабе, расположенном в отеле «Британика» в курортном бельгийском городке Спа, сказал генералу, что, «возможно, противник предпримет ограниченное наступление с целью создания рождественской иллюзии победоносности своих войск у гражданского населения». Но похоже, что и сам полковник не слишком серьезно отнесся к своему прогнозу, поскольку в тот же день он улетел, с одобрения генерала Ходжеса, на четыре дня в Париж, получив первое увольнение с тех пор, как шесть месяцев назад 1-я армия высадилась в Нормандии.

Генерал Омар Брэдли, командир 12-й группы армий, был еще спокойнее, находясь глубже в тылу, в отеле «Альфа» в Люксембурге. За несколько дней до того он заявил журналистам:

– Хорошо бы они сами на нас полезли! Гораздо легче было бы поубивать их всех, если бы они только выбрались из своих нор!

А сейчас, перед рассветом 16 декабря, он готовился к долгой поездке из Люксембурга в штаб Верховного командования в Версале, чтобы обсудить там проблемы смены личного состава, особенно стрелковых частей, в которых этот вопрос стоял особенно остро в свете тяжелых потерь предыдущего месяца.

В самом же Версале царил дух непоколебимой уверенности в себе. С немцами было покончено. Уже стояли наготове две «Летающие крепости», [4]4
  «Летающие крепости»– бомбардировщики В-17. (Примеч. пер.)


[Закрыть]оснащенные специальной радиоаппаратурой, в ожидании того момента, когда Берлин падет, чтобы послужить тогда мобильными центрами связи.

Итак, 75 тысяч солдат и офицеров 1-й армии США спали предрассветным сном, начиналось утро нового дня, такое же, как и предыдущие, – холодное, тоскливое и все же безопасное. Они не слышали приглушенных шагов четверти миллиона немецких солдат, формирующих фронт атаки, не слышали шума заводящихся моторов «Пантер», не чувствовали, что на них смотрят жерла 2 тысяч орудий всех калибров, у которых уже стоят артиллеристы, а штурмовые батальоны в маскхалатах пробираются по предрассветному хвойному лесу к позициям американцев.

2

В 5:30 утра за дело взялась немецкая артиллерия. Первой открыла огонь огромная пушка, укрепленная на железнодорожной платформе далеко за передовой в районе городка Прюм. Вслед за ней ударили сотни других орудий всех калибров. Лейтенант Бук в ужасе видел со своего наблюдательного пункта над Ланцератом, как весь горизонт полыхнул яростной вспышкой желто-красного огня. Бойцы из взвода лейтенанта съежились на дне своих промерзших окопов, прикрывая голову.

Чудовищный артиллерийский огонь обрушился на каждого из американцев, занявших позиции в лос-хаймском коридоре. Солдаты, вскочив с постели, хватали оружие и бежали в подвалы и укрепленные пункты, вырытые в каменистой горной земле. Мирные жители прятались в подвалах. В Мандерфельде, в штабе 14-й кавалерийской группы, офицеры хватали телефонные трубки и сыпали приказами. Связные разбегались по машинам, моторы ревели и кашляли, и все это заглушали непрекращающиеся разрывы снарядов. С обеих сторон коридора, и с территории 106-й, и с территории 99-й дивизии, хлынули потоки рапортов:

5:50 – 423-я, 106-я дивизии: противотанковое отделение с 5:30 под артобстрелом;

6:32 – 99-я дивизия: по всему сектору дивизии ведется интенсивный артобстрел…

Канонада продолжалась целый час. Потом обстрел прекратился так же неожиданно, как начался. Что же творится, черт возьми? Солдаты высунулись из окопов, потными ладонями крепко сжимая оружие и возбужденно вглядываясь перед собой, пытаясь что-то увидеть в густом тумане, окружавшем их со всех сторон.

Немцы шли, даже не пытаясь скрываться. Три дивизии, тысячи солдат, надвигались из окрестных гор на американские позиции как на параде, выказывая полное презрение к ничтожным попыткам обороняющихся остановить их.

Сержант Джон Баннистер увидел немцев через окно. Они маршировали по дороге по четыре-пять человек в ряд, насвистывая и напевая, как будто никаких американцев не было на несколько километров вокруг. «Они, должно быть, не знают, что мы здесь, – подумалось сержанту. – А может, они просто слишком чертовски самоуверенны?»

Солдаты отделения быстро установили на втором этаже дома пулемет и, дождавшись, пока немцы подойдут на двадцать метров к проволочным заграждениям, которыми бойцы взвода огородили деревню, открыли огонь из всего оружия, которое у них было. Передние ряды немцев рухнули. Их тела лежали тут и там, воздух наполнили ярость и отчаяние. Но немцы не отступали. От основных сил отделилась группа солдат, бросившихся вперед, чтобы перерезать проволочное заграждение. Раздалось несколько взрывов, и тела смельчаков отлетели обратно – они нарвались на расставленные кавалеристами мины.

Другая группа из трех человек под прикрытием двух стрелков выдвинулась правее, где они установили минометы и принялись обстреливать позиции американцев. Пока обороняющиеся лежали на соломенном полу, в деревню ворвались пятьдесят немцев, но позиция, занятая американцами, была идеальной – она позволяла держать под полным контролем снежный вал, через который нападающим пришлось бы перебираться.

Вскоре после рассвета немцы временно отошли. Один из них, уходя, сложил руки рупором и злобно крикнул:

– Передохните минут десять! Мы сейчас вернемся!

Командир Баннистера, лейтенант Фарренс, крикнул ему в ответ:

– Давай-давай, мы уже ждем, сукин ты сын!

Час спустя из Рота, первой укрепленной деревни в зоне 14-й кавалерийской группы, поступил рапорт, что в деревню вошел противник и что танк «уничтожает нас прямой наводкой» с расстояния семидесяти метров. Полковник Дивайн спешно выслал на помощь защитникам легкие танки, они успели проехать лишь небольшое расстояние, как их продвижение прервал огонь батареи 88-миллиметровых орудий.

Рот продержался еще два часа. Потом капитан Стенли Порч, ответственный за оборону Рота, дал радиограмму своему ближайшему соседу, лейтенанту Хердричу в Кобшайде: «Мы отходим! Ваши южные друзья (106-я пехотная дивизия) – тоже. Решайте сами, отступать пешим ходом или на машинах, – я советую выдвигаться пешими». Однако уйти Порч и его солдаты так и не смогли – два часа спустя их взяли в плен.

Хердрич решил отбиваться дальше. Рядовой Склепковский из его минометного расчета схватил несколько гранат и принялся кидать их в наступающих немцев сквозь щель в стене командного пункта Хердрихи. Гранаты взрывались на уровне груди, нанося нападающим страшные раны, и атака сразу же захлебнулась. Противник бежал.

Позиции лейтенанта Бука пока никто не атаковал. Через десять минут после окончания артобстрела лейтенант увидел, как противотанковое подразделение 14-й кавалерийской группы уходит из Ланцерата. Он позвонил в штаб полка и запросил указаний – из штаба приказали послать разведку в Ланцерат и выяснить, что происходит. Отобрав троих солдат, Бук возглавил их лично, и группа осторожно подобралась к опустевшей деревне. Крадучись, он подобрался к дому, который служил командиру противотанкового подразделения наблюдательным пунктом. Дверь была распахнута настежь – признак того, что кавалеристы поспешно бежали. Лейтенант высунулся из канавы, в которой пряталась разведгруппа, – ни малейшего признака неприятеля. Стоит рискнуть. Крепко сжав карабин, Бук махнул рукой солдатам, они вскочили и перебежкой по вымощенной камнем дорожке бросились к дому.

Разведчики вбежали на первый этаж, где повсюду валялись вещи американцев, и поднялись по лестнице в спальню, откуда можно было увидеть немецкие позиции. В дверях Бук замер – в комнате сидел лицом к окну крупный мужчина и разговаривал по домашнему телефону по-немецки. Первым из разведчиков опомнился рядовой Цакаинкас по прозвищу Сак, самый агрессивный солдат во всем взводе. С криком «Руки вверх!» он наставил на незнакомца штык. Тот по-английски не понимал, но быстро поднял руки. Бук лихорадочно соображал. Он знал, что местное население настроено преимущественно прогермански. До 1919 года это была немецкая территория, а когда немцы вернулись сюда в 1940-м, 8 тысяч местных жителей записались в немецкую армию. Те же, кто остался здесь, по мнению американских солдат, представляли собой скопление немецких шпионов, предоставляющих информацию вражеским разведчикам, в изобилии сновавших в округе. Если перед нами шпион, думал лейтенант, его надо убить на месте. Но если это просто мирный житель, которого наступление застало врасплох, то убивать его было бы не лучшим делом.

– Отпустите его, – принял спешное решение лейтенант.

Сак кивком указал мужчине на выход, и тот, оскалившись, вылетел прочь.

Бук через секунду забыл об этом происшествии – из окна было видно, что сюда движутся сотни немцев.

– Сак, – приказал лейтенант, – ты идешь со мной. Робинсон, – обратился он к самому старому и опытному бойцу во взводе, – вы с Грегером остаетесь здесь и следите за дорогой. Когда немецкая колонна вытянется на километр, возвращайтесь в расположение взвода.

Вдвоем разведчики вернулись на свои позиции и попытались по телефону связаться с полком, но эта связь не работала. Тогда лейтенант воспользовался радио, и тут ему повезло, но принимающий сообщение офицер не поверил донесениям о массированном наступлении немцев.

– Черт вас побери, – кричал Бук, – не говорите мне, что я не видел того, что я видел! У меня стопроцентное зрение! Пусть артиллерия, вся артиллерия, какая есть, обстреляет дорогу южнее Ланцерата! Оттуда подходит колонна немцев!

Но ожидания лейтенанта оказались тщетными. Артобстрела так и не произошло. Поразмыслить о причинах этого Бук не успел – сразу же после разговора со штабом по полевому телефону, брошенному кавалеристами при отступлении, позвонил Робинсон:

– Немцы уже на первом этаже. Что нам делать?

К полудню все стратегически важные деревни в двенадцатикилометровом коридоре немцы либо уже заняли, либо упорно атаковали. Дороги вокруг района боевых действий были забиты транспортом – некоторые машины ехали на фронт, но большая часть удирала в тыл.

В Мандерфельде все пришло в смятение. Немецкие минометы обстреливали окраины города. На улицах царила паника, мирные жители, сочувствующие американцам, стремились убраться поскорее, пока на них не обрушился гнев немцев. В самом штабе спешно паковали документы перед отступлением. Незадолго до того полковник Дивайн патетически заявил: «Мы останемся здесь!» Теперь же и у него сдали нервы.

В 11:00 полковник отдал приказ об отступлении. Это был только первый из подобных приказов, которые ему пришлось отдать в тот день. На большую часть из них у полковника не было разрешения от вышестоящего командования; в результате позже он будет смещен с должности, а генерал-инспектор возбудит расследование деятельности его штаба во время начальных этапов битвы.

Хердрич в Кобшайде попал в окружение со всех сторон, путь к отступлению был для него отрезан. Но он не сдался. Бойцы его взвода привели в негодность все тяжелое вооружение и разбрелись по окрестным лесам по трое и по четверо – так начался их трехдневный выход из окружения.

Бойцы взвода Баннистера в Кревинкеле, когда у них кончились боеприпасы, погрузились в три бронетранспортера и пять джипов и бросились прочь. Только они успели уйти, как из лесов со всех сторон в поселок вошли немецкие пехотинцы в маскхалатах. В Мандерфельде на беглецов обрушились насмешки и обвинения в трусости со стороны солдат подходящих с запада подкреплений.

Но и подкреплений хватило ненадолго. Днем некоторые дома в Мандерфельде уже горели, и дороги на запад были забиты потоками отступающих – пешком и на машинах. Боевой дух упал, и это было заметно. Солдаты бросали оружие. Одни срывали каски и военную форму, другие апатично сидели в наскоро загруженных машинах, уткнувшись лицом в ладони. Вскоре и полковник Дивайн со своим штабом умчался в тыл, чтобы больше никогда не вернуться.

В деревнях, брошенных американцами и ждущих прихода немцев, местные жители спешно вычищали следы американского присутствия. Звездно-полосатые флаги, портреты Рузвельта и Черчилля, прочие принадлежности американцев – все вылетало в окна на булыжники мостовой. «Unser Jungs kommen wieder!» [5]5
  «Наши ребята возвращаются!» (нем.) (Примеч. пер.)


[Закрыть]– кричали друг другу местные.

3

К позициям лейтенанта Бука немцы подошли обычным маршем. Они двигались из Ланцерата двумя колоннами, по обеим сторонам дороги; оружие висело у солдат на плече, шли кучно, не подозревая о присутствии противника.

Бук, два года отслуживший инструктором в Форт-Беннинге, распознал в них по длинным бесформенным камуфляжным комбинезонам и шлемам без ободка воздушных десантников. Он сразу же передал информацию в штаб и задумался, что теперь делать. Немцев было несколько сотен, а у него – шестнадцать человек, но хорошо вооруженных и находящихся на замечательной оборонительной позиции. Открывать ли огонь по наступающим? Лейтенант решил подождать основных сил немцев, а пока наблюдал, как колонны немецких десантников идут мимо и уходят направо – в направлении деревни Лосхаймерграбен. Бук постарался примерно подсчитать их численность – вышло что-то около трехсот человек. Потом на дороге появились три отдельно стоящих человека. Горячему парню Саку показалось, что это командир десантников со своим штабом и что вот тут-то как раз стоит стрельнуть. Не предупредив лейтенанта Бука, он поднял оружие и прицелился в первого. И в этот момент из ближайшего дома выскочила девочка. Сак заколебался. Если бы он выстрелил, то мог бы попасть в нее. [6]6
  Двадцать три года спустя, в 1967 году, Уильям Джеймс, как теперь зовут Сака, снова встретится с этой девочкой. Тина Шольцен, как ее зовут, до сих пор живет в Ланцерате. Она вышла замуж, и теперь у нее уже есть собственные дети.


[Закрыть]

А потом было уже поздно. Девочка явно симпатизировала немцам. Она схватила немецкого офицера за руку и стала активно показывать в сторону позиций американцев. Офицер отреагировал моментально – он что-то крикнул, и десантники попрыгали в канаву по обе стороны дороги, сразу же открыв оттуда огонь. С этого момента стрельба продолжалась весь день. Сак принимал в этом процессе активнейшее участие, поливая канавы и лес за ними свинцом из пулемета 50-го калибра. Он был уверен, что к попавшим в ловушку на дороге немцам никто не придет на помощь. Бук тем временем припал к рации и снова просил артиллерийской поддержки. Тщетно. В отчаянии он снова вызвал штаб полка.

– Что же нам делать?

– Держаться любой ценой! – лаконично ответили в штабе, после чего в рацию попала пуля и связь со штабом полка прервалась навсегда. Последнее связующее звено между 106-й и 99-й пехотными дивизиями было разорвано.

В полдень немцы запросили прекращения огня, чтобы забрать раненых, лежащих перед позициями Бука. Внимательно наблюдая за немецкими санитарами, Бук согласился. Для него это была возможность отдохнуть и оценить свое положение. А оно было безрадостным. Потери, правда, были на удивление малы – только один из солдат оказался тяжело ранен, – но все устали и были встревожены. Бойцы понимали, что они окружены и что командование не сможет вытащить их из этой заварухи.

Как только немецкие санитары спустились вниз, из-под Ланцерата снова начали стрелять минометы. Вокруг американских позиций грохотали разрывы. Десантники снова лезли на холм! Трое из них подползли на расстояние выстрела к рядовому Милошевичу, который прикрывал левый фланг с легким пулеметом 30-го калибра. Сак схватил автомат и выпустил по ним очередь. Все трое упали на спину, как будто их снес некий огромный металлический кулак. Сак не мог остановиться, казалось, что его палец прирос к спусковому крючку – он выпустил весь магазин в уже мертвые тела, так что одно из них даже перевернулось от пуль.

К вечеру трупы молодых десантников кучами валялись перед позициями американцев, а Бук стал думать, что пора спасать людей. Улучив момент затишья, он подозвал Сака и сказал, чтобы тот уводил солдат – тех, кто хочет уйти.

– А вы идете? – спросил Сак.

– Нет, у меня приказ держаться любой ценой.

– Тогда мы тоже остаемся, – ответил Сак.

Не успел Бук вступить в спор, как немцы возобновили атаку. Но чуть позже, когда стало темнеть, лейтенант послал капрала Дженкинса и рядового Престона к своим с приказом привести подкрепление. Оба не вернулись.

Под покровом темноты первого вечера операции, которую вскоре Уинстон Черчилль назовет «Битвой за выступ», немцы стали украдкой пробираться на американские позиции. Отказавшись от тактики грубого наскока, они перебегали от окопа к окопу, уничтожая каждого из обороняющихся по отдельности.

Очередь 9-миллиметровых пуль из автомата попала Саку в лицо. Повернув его на бок, Бук ужаснулся – солдату отстрелило всю щеку, и правый глаз лежал посреди кровавого месива, как огромная жемчужина в раковине.

– Я вытащу тебя отсюда! – закричал Бук, поднимая раненого из окопа.

В этот момент к ним уже подбежали нападающие. Немецкий офицер с пистолетом в руке взглянул на лицо Сака и вскрикнул от ужаса. Двое подбежавших солдат, вне себя от сегодняшней бойни, хотели добить раненых (Бук тоже был ранен, в ногу), но офицер заслонил их собой, громко крикнув: «Найн!»

Хромая, Бук с помощью одного из немецких солдат потащил теряющего сознание Сака вниз, в Ланцерат. Так начался их долгий путь военнопленных.

К полуночи эти двое уже находились в смешанной компании немцев и американских военнопленных в единственном кафе Ланцерата. Вдоль одной из стен тянулась стойка бара, покрытая цинком, сейчас пустая, а обычно уставленная отвратительным сливовым бренди местного разлива. На стене напротив висели дешевые часы с кукушкой, непонятным образом пережившие четыре года грабежей солдатни, и кажущаяся чем-то нездешним кукушка добросовестно отсчитывала часы.

Немцы закончили допрос пленных. Теперь все пытались хоть немного поспать, за исключением Бука, который не оставлял безуспешных попыток остановить кровь, сочившуюся из ужасной раны Сака, пропитывая кровью его китель. В воздухе стоял резкий запах мужского пота, оружейной смазки и дешевого черного табака немецких сигарет. Бук не давал себе уснуть.

Дверь в кафе внезапно открылась. Внутрь ворвались клубы морозного воздуха, и вошел высокий худощавый мужчина. На секунду он замер в дверях, явно не заботясь о том, что свет из незакрытой двери выдаст расположение позиций вражеским летчикам, и с неприкрытым презрением оглядел открывшуюся ему сцену.

Потом вошедший захлопнул дверь и прошел через всю комнату туда, где отдыхал полковник – командир 9-го парашютно-десантного полка, который весь день атаковал позиции Бука. Сам Бук смотрел на вновь прибывшего с интересом. В желтом свете ламп на воротнике его камуфляжной куртки серебристо сверкнули руны SS. Это был эсэсовский полковник.

4

Вошедший молодой офицер был не кто иной, как Иоахим (или Йохен, как он сам предпочитал, чтобы его называли) Пейпер, один из самых молодых командиров полка в немецкой армии. В его подчинении находился первейший полк лучшей дивизии немецких вооруженных войск – дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер».

Пейпер родился в семье потомственных военных, и вполне естественным казалось, что и он, получив образование в 1933 году в высшей школе в Берлине, должен был пойти служить в армию. Его отец хотел видеть сына офицером элитного «кавалерийского полка номер четыре» и с этой целью принял предложение полковника фон Райхенау о том, чтобы Йохен вступил в ряды местного СС-райтерштурм – добровольного кавалерийского подразделения СС, которому покровительствовали высшие слои берлинского общества и в рядах которого состояла даже пара принцев. По мнению фон Райхенау, Йохену предстояло пока что научиться всем кавалерийским премудростям, а по завершении образования, уже владея всеми необходимыми навыками, поступить на службу в кавалерию. Отцу Пейпера эта идея пришлась по душе, и так юноша попал в эсэсовское подразделение.

Но когда пришло время переходить в кавалерию, интереса к ней у Йохена уже не было. В отличие от большинства своих сверстников из старинных офицерских династий, он мечтал только о том, чтобы попасть в новое формирование – «Черную гвардию». И молодой человек вступил в ряды нацистской элиты – СС, – хотя это и подразумевало, что, несмотря на диплом высшей школы, ему придется послужить сначала рядовым. (Если бы он пошел на службу в рейхсвер, то благодаря своему образованию автоматически сразу стал бы курсантом офицерской школы.)

По истечении некоторого времени службы в Берлине Пейпера направили на обучение в офицерскую школу в Брюнсвик. Закончив обучение через год, он сразу же был назначен адъютантом в штаб рейхсфюрера Генриха Гиммлера. В штабе молодой человек зарекомендовал себя полезным и образованным офицером – он свободно говорил по-французски и по-английски и всем своим существом опровергал распространенное в берлинском обществе и среди офицеров регулярной армии представление об эсэсовцах как о выскочках с претензиями.

Однажды Гиммлер обнаружил, что его красавчик адъютант до сих пор беспартийный. Удивленный отсутствием на форме Пейпера партийной булавки со свастикой для галстука, рейхсфюрер напрямую спросил адъютанта, член он партии или нет, и тот ответил, что в свое время не вступил, а теперь уже не хочет иметь партийный билет с длинным номером. Гиммлер тотчас же позвонил Мартину Борману и попросил его, как только освободится какой-нибудь из коротких членских номеров в партии, выделить этот номер его адъютанту. Однако короткий членский номер так никогда и не освободился, и вышло, что Пейпер, воплощение и идеал нацистского солдата, так никогда и не вступил в партию. [7]7
  К тому моменту люди уже тысячами вступали в партию ради получения личных и политических благ. Поэтому партийный билет с длинным номером считался признаком оппортуниста.


[Закрыть]

Когда началась война, Пейпер тут же подал рапорт о переводе в «Лейбштандарт Адольф Гитлер», в Польскую кампанию командовал ротой и заслужил Железный крест. Его заслуги были отмечены, и по окончании кампании Пейперу доверили командование батальоном. На тот момент, к возрасту двадцати пяти лет, у него уже сложилась репутация способного и очень перспективного молодого офицера.