Текст книги "Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера"

Автор книги: Чарльз Уайтинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

ДЕНЬ ВТОРОЙ
Воскресенье, 16 декабря 1944 года

Торопитесь, Пейпер, и не сдерживайте себя.

Генерал Кремер, начальник штаба 6-й танковой армии СС

1

Пейпер оглядел еле освещенный зал и остановил взгляд на полковнике – командире десантников. Он выглядел как типичный «этапенхенгст» – «тыловой жеребец», а его солдаты – как будто собирались спать, а не воевать. Пейпер был в ярости. По вине 3-й парашютной дивизии, частью которой было и подразделение полковника, график наступления был сорван. Если бы они прорвали оборону союзников согласно плану, сейчас Пейпер мог бы быть уже на Маасе, а не в этом захолустном бельгийском кафе.

Не считаясь с тем, что по рангу командир десантников занимал более высокое положение, Пейпер начал требовать от него ответов, как от рядового. Каково положение на фронте? Есть ли еще янки в лесах за Ланцератом? Почему полк так медленно продвигается?

Полковник рассыпался в извинениях. Здесь повсюду полно американцев… Деревня тщательно укреплена, повсюду минные поля и вражеские доты… да и танки было слышно… в таких условиях десантники просто не могли успешно действовать без помощи бронетехники.

– Вы лично осуществляли разведку американских позиций в лесах? – настаивал Пейпер.

Полковник замялся. Нет, не лично. Пейпер прекрасно знал из собственного опыта, что молодые солдаты, которых посылают на разведку вражеских позиций, дружно признают позиции «тщательно укрепленными», не подойдя к ним и на километр. Не спрашивая на то разрешения, Пейпер взял полевой телефон и связался с командиром батальона, окопавшегося напротив Ланцерата. Тот признался, что данные о состоянии американских обронительных укреплений получил от одного из своих капитанов. Вызвали капитана – тот тоже лично не приближался к позициям американцев, а информацию получил от одного из своих подчиненных. Пейпер в ярости бросил трубку и приказал перепуганному полковнику выделить передовой батальон, чтобы тут же бросить его в бой на броне танков. Выставив вперед два трофейных «Шермана» в надежде ввести янки в заблуждение, Пейпер собирается лично выехать вслед за ними с отрядом десантников и смешанной группой «Тигров», «Пантер» и полугусеничных вездеходов, в которых будет сидеть его собственная мотопехота, на которую можно возложить задачи стрелков, если десантники, как, скорее всего, и случится, не справятся. Атаку Пейпер начнет с удара по станции Бухгольц в 4:00. «Полковник все понял?»

Да, полковник понял все. Сонное маленькое кафе мгновенно вскипело. Все бросились готовиться к наступлению.

В 4 утра по деревушке Хонсфельд под Бухгольцем медленно, бампер к бамперу, катились американские танки. Это были машины, уцелевшие во вчерашних боях, а теперь – отчаянно пытающиеся спастись. Джипы, артиллерийские установки, грузовики, полевые кухни, полугусеничные вездеходы, набитые изможденными кавалеристами и перепуганными поварами, – все они двигались в первом эшелоне «большого бегства», как назвали это отступление американские солдаты.

За последним из танков посреди дороги появился солдат в непонятно чьей форме. В руке у него был затемненный фонарь. Два раза махнув фонарем – очевидно, это был сигнал, – он пристально посмотрел в темноту, в сторону, противоположную движению танков. Из тьмы показались два темных силуэта, чуть заметные на фоне ночного неба по отблескам на стволах повернутых назад орудий. Человек с фонарем повернулся и медленно и осторожно пошел в деревню, держась метрах в ста за последним из американских танков. За ним катились «Шерманы», в которых наводчики приникли к прицелам, а командиры – сидели в своих башнях, готовые в любой момент захлопнуть люки и начать бой. А за «Шерманами» в фольксвагеновском джипе сидел Пейпер, злясь, что потратил столько времени на планирование захвата станции Бухгольц, а она оказалась абсолютно незащищенной. Теперь он хотел взять Хонсфельд хитростью. Через три-четыре часа рассветет, и у Пейпера не было времени, чтобы тратить его на все эти бестолковые деревушки.

В самом Хонсфельде в это время пытался заснуть на жестком стуле лейтенант Роберт Реппа из подразделения «Черная лошадь», чьи солдаты только вчера смеялись над солдатами Баннистера, бежавшими из Кревинкеля. С улицы доносился непрестанный лязг и шум моторов отступающих колонн. Лейтенант не сразу заметил неладное. Звук стал определенно другим! Вскочив, он выпалил старшему сержанту Уильяму Лавлоку:

– Наши машины шумят не так!

Он бросился к двери и распахнул ее. Мимо тянулась длинная вереница техники, как и всю ночь до того. Но – другой техники. Лейтенанту бросился в глаза полугусеничный вездеход, совершенно не похожий на принятый на вооружение в американской армии «Уайт», затем – огромный танк, в два раза больше «Шермана».

– Господи, – прошептал он, захлопнув дверь, – да это же немцы! – Реппа повернулся к старшему сержанту: – Почему Крил не предупредил нас?

Крилом звали солдата, которому поручили охранять дорогу к югу от города. В этот момент в дом вошел и сам Крил.

– Я сидел в бронеавтомобиле, – начал рассказывать он. – Мимо прошел парень, сигналивший фонарем, а за ним ехал огромный танк, я таких еще никогда не видел; на нем была свастика.

– Какого же черта ты не стрелял?

– Я решил, что правильнее будет всех известить, вот я и здесь.

Реппа не стал тратить времени на спор. Он понял, что, если не выбраться отсюда сейчас же, они окажутся в ловушке.

– Поднимайте солдат, – приказал он, – мы уходим. Сейчас темно, мы можем просто встроиться в их колонну. А на перекрестке – уйдем направо.

Но Реппе не повезло. Только он собрался выходить, как перед домом остановился танк с десантниками. Они окружили дом с оружием на изготовку. Один из них закричал по-английски: «Выходите!»

Реппа посмотрел на своих солдат, взглянул на лестницу на второй этаж, где лежали раненые.

– Не сможем, – прошептал он. – Черт, нельзя.

И медленно подошел к двери, открыл ее и вышел наружу с поднятыми руками и криком «Камарад!» [10]10
  Буквально «Товарищ!» – «Сдаюсь!» на международном военном жаргоне. (Примеч. пер.)


[Закрыть]

Мало кто из американцев оказал в то утро в Хонсфельде сопротивление. Местами солдаты пытались вырваться из деревни в одиночку, но со всех сторон их ждали эсэсовцы и десантники, и попытки эти были большей частью обречены. Противотанковую группу, которая по идее должна была защищать город, быстро одолели десантники, а тыловые служащие – повара, шоферы, клерки – разбегались во все стороны. Все дороги из города намертво забили брошенными орудиями и машинами. Снаряжение – противогазы, каски, кители, винтовки – все было брошено, умами владела единственная мысль: «Спасайся, кто может!»

За шесть тысяч километров от происходящих событий, в Нью-Йорке, читатели утренних воскресных газет к тому времени, как Йохен Пейпер занял Хонсфельд, еще мало что знали о новом немецком наступлении в бельгийских Арденнах. В «Нью-Йорк таймс» новость о наступлении была опубликована только на 19-й странице. Но даже те, кто до этой страницы дошел, вряд бы обратили внимание на сообщение с не особенно сенсационным заголовком «Немцы двинулись на 1-ю армию» и подзаголовком «Дорого даются противнику тщетные попытки задержать наступление Ходжеса».

В штабе генерала Эйзенхауэра царили столь же спокойные настроения, хотя штаб этот находился в Версале, на тысячи километров ближе к месту действия. Начальник разведки Эйзенхауэра генерал Стронг прервал совещание по вопросам замены личного состава в войсках для того, чтобы сообщить Брэдли и Эйзенхауэру о наступлении и о том, что этой ночью разведка насчитала в районе прорыва около семнадцати немецких дивизий, но сам же английский генерал заявил, что «не видит причин для особого беспокойства, и тем более – для паники, и что Брэдли (на чью группу армии было совершено нападение), как и другие офицеры Верховного штаба, убежден, что немецкое наступление вскоре захлебнется из-за нехватки ресурсов».

Эйзенхауэр был настроен не столь оптимистично. Он напомнил офицерам своего штаба об успешном наступлении немцев через Кассеринский перевал в Северной Африке, случившемся сразу же после его повышения. В результате американцы были отброшены далеко назад. И вот Эйзенхауэр снова получил повышение, став пятизвездочным генералом, и немцы снова пускаются в контрнаступление против него. Вообще-то и он склонялся к тому, чтобы последовать совету Брэдли и не раздувать проблему, но Кассерин еще не стерся из памяти главнокомандующего. Поэтому Эйзенхауэр принял решение послать генералу Миддлтону, на чей VIII корпус явно пришелся самый сильный удар, все подкрепления, какие только возможно. В любом случае Эйзенхауэр хотел подстраховаться. Было приказано привести в боевую готовность две воздушно-десантные дивизии – 82-ю и 101-ю, которые восстанавливались после тяжелых потерь, понесенных в Голландии. Несмотря на то что потери дивизий ни в технике, ни в людях до сих пор не были восполнены, а часть личного состава находилась в увольнении в Лондоне или Париже, обе они получили приказ перебазироваться в Бельгию.

Командир 1-й армии США генерал Ходжес тоже оставался спокоен, сидя в своем штабе – гостинице в Спа. Известия о наступлении достигли его с запозданием, а когда все же достигли, он решил, что это ложная атака, призванная отвлечь его от броска на Рур, который севернее осуществлял V корпус генерала Джероу.

Сам генерал Джероу, дотошный пехотинец, командующий V корпусом, год учившийся вместе с Эйзенхауэром в командно-штабной школе перед войной, понял всю значимость наступления 16-го числа раньше своего начальника. Он попросил у Ходжеса разрешения защищать фронт своего корпуса любыми средствами, которые сочтет необходимыми.

Утром 17-го числа, незадолго до рассвета, он получил желанное разрешение и тут же приказал потрепанной 99-й дивизии отходить на более благоприятные оборонительные позиции – к хребту Эльзенборн километрах в десяти от арены боевых действий. Одновременно с этим генерал отменил наступление 2-й дивизии на Рур и взялся за переброску ее вместе с 1-й пехотной дивизией туда же, на линию хребта Эльзенборн, в поддержку необстрелянной 99-й дивизии. По его мнению, помощь ветеранов позволила бы 99-й удерживать линию обороны против любых сил наступающих немцев.

Отвод войск на линию хребта Эльзенборн, самый северный край американского фронта, позднее известный как выступ, в итоге оказался одним из самых важных маневров всей битвы, но в тот момент этого пока еще никто не понимал. Именно это перемещение привело в конце концов к разгрому боевой группы Пейпера; однако в то утро он увидел в происходящем лишь исчезновение угрозы для своего северного фланга и возможность свободно продвигаться дальше, практически не встречая сопротивления.

К рассвету Пейпер оказался перед лицом необходимости нарушить приказ фюрера, предписывавший ему не сворачивать с пути. Система снабжения оказалась неработоспособной, и у наступающих стало заканчиваться горючее. На исходе ночи разведка донесла Пейперу, [11]11
  Добиться точной информации от жителей Арденн нелегко, но из некоторых независимых друг от друга источников известно, что в нескольких пунктах на протяжении своего маршрута Пейпер лично или через своих представителей получал «зеленые конверты», предположительно – содержавшие секретные сведения. Из показаний свидетелей ясно следует также, что с Пейпером были перебежчики – французы и бельгийцы, которые, возможно, выполняли разведывательные задачи.


[Закрыть]что в Бюллингене неопределенно имеется склад горючего союзников, но Бюллинген находился на маршруте, отведенном 12-й бронетанковой дивизии СС, и полковнику было хорошо известно, что за самовольное отклонение от маршрута любой может поплатиться жизнью.

Но это был не «любой» – это был Пейпер! Он и прежде нарушал приказы, и сделать это лишний раз для него не составляло труда. К тому же особого уважения к влиятельным лицам он не испытывал, будь то начальство партийное, армейское или эсэсовское. Чтобы продвигаться дальше к Маасу, ему необходимо было горючее, и именно сейчас. Так что Пейпер приказал свернуть на маршрут С и вскоре был уже в Бюллингене, одолел небольшой американский гарнизон, состоявший из саперов, уничтожил на земле двенадцать вражеских самолетов-разведчиков и получил в качестве трофея сто девяносто тысяч литров топлива, которые тут же заставил взятых в плен американцев закачивать в танки, нервно поглядывая при этом на восток, откуда в любой момент могли показаться танки 12-й дивизии СС. Впрочем, он зря волновался – 12-я дивизия увязла в боях с остатками 99-й пехотной в приграничной деревушке Лосхаймерграбен.

К полудню Пейпер вернулся на свой маршрут, лежавший далеко к западу от Бюллингена. За ним на расстоянии полутора часов езды следовали основные силы его группы. Сам же полковник, как всегда, находился в самом передовом отряде, сидя в своем джипе «фольксваген», который вел рядовой Цвигарт, рядом с командиром мотопехоты майором Дифенталем. Вот они подъехали к перекрестку, на котором стояла Бонье – деревушка из шести домов. Дорога из Бюллингена вела прямо, вниз по крутому склону, и километра через три приводила в небольшой городок Мальмеди; другая же дорога уходила резко влево, на Линьевиль, а оттуда – на Сен-Вит, один их важнейших транспортных узлов в Арденнах.

Сам Сен-Вит, который скоро станет ключевым пунктом предстоящей битвы, был Пейперу не нужен. В его задачи входило проехать восемь километров по дороге на Сен-Вит, до деревни Линьевиль, а там – повернуть и начать крутой подъем по проселочной дороге до городка Ставло, затем – по мосту пересечь реку Амблев, первую водную преграду по пути к Маасу.

Пока Пейпер обдумывал ситуацию, колонна вдруг остановилась. Цвигарт по приказу полковника объехал передовой танк и направил машину вперед, к месту происшествия. Оказалось, что передовой отряд пехоты поймал хорошую добычу. По дороге спокойно ехал американский подполковник, не подозревая о наличии в окрестностях немцев. Теперь он стоял на дороге с поднятыми руками.

Пейпер выпрыгнул из автомобиля и тут же начал задавать не успевшему опомниться пленному вопросы – по-английски. Главное, что хотел выяснить полковник: кого ждал американец на перекрестке в Бонье.

В это время, скрытый от Пейпера за поворотом, вниз по склону из Бонье в направлении Мальмеди неторопливо двигался еще один американский джип. В нем сидел представитель военной полиции – он только что проводил колонну 7-й бронетанковой дивизии США на защиту транспортного узла в Сен-Вите и теперь возвращался обратно. До отправления следующей колонны оставался еще целый час.

Перекресток был пуст. В домиках по правую сторону дороги крестьяне и их «гости» – беженцы (в основном немцы с границ или из Рейнской области) садились за свою скудную трапезу. Мадам Бодарве стояла у себя в кафе «Бодарве» на кухне у раковины и болтала со своим соседом Анри Ле Жоли. Без нескольких минут час они услышали шум двигателей техники, медленно поднимавшейся по дороге из Мальмеди. Ле Жоли выглянул из окна кухни и коротко бросил мадам Бодарве: «Янки». Та рассеянно кивнула. Оба наблюдали за тем, как американская колонна приближалась к вершине холма. Это была батарея В 285-го батальона полевой артиллерии, направлявшаяся из Хюргтенского леса в город Виельсальм. Подразделение было необстрелянное, еще не приписанное ни к одной дивизии; впрочем, вскоре ему предстояло обрести славу ценой собственной смерти. Каким-то непонятным теперь уже образом этот батальон затесался между колонн 7-й бронетанковой дивизии и пытался найти дорогу к боевым действиям, которые, по поступившей информации, начались на так называемом «призрачном фронте».

На перекрестке один из передовых джипов остановился, и солдат, показавшийся Ле Жоли офицером, вошел в кафе в сопровождении двух своих товарищей.

– Виельсальм? – спросил он, указывая на дорогу.

Мадам Бодарве кивнула.

– Avez-vous vu les Allemands? [12]12
  Вы немцы? (фр.). (Примеч. пер.)


[Закрыть]– обратился вошедший к Ле Жоли.

Крестьянин сделал вид, что не понимает по-французски, хотя до того, как вошли американцы, они с мадам Бодарве разговаривали именно на валлонском диалекте французского. Ле Жоли был немец по национальности. Он, как и его отец, родился в Германии, еще до того, как по условиям Версальского мира эта территория отошла к Бельгии. Ле Жоли и не пытался скрыть своих надежд на то, что войну выиграет Германия. Поэтому он только сердито покачал головой. Американцы пожали плечами и собрались обратно на улицу.

В этот момент с восточной стороны показался первый полугусеничный вездеход группы Пейпера. Сразу же раздались выстрелы. Американский грузовик вспыхнул. Колонна остановилась. Какой-то джип несся вперед без водителя, который выпал в кювет. Американцы разбегались во все стороны, а Ле Жоли пытался успокоить мадам Бодарве.

– Может, спустимся в погреб? – спрашивала она.

– Нет, если куда-то прятаться, то только в сарай, – качал головой Ле Жоли. – Если дом сгорит, из погреба нам не выбраться.

Но и до сарая добраться они не успели. Стрельба прекратилась так же внезапно, как началась. На улице американцы выбирались из придорожных канав, бросали оружие и поднимали руки над головой. Кухня же наполнилась восемнадцатилетними немецкими солдатами в вымазанных грязью камуфляжных комбинезонах.

Тут подъехал и сам Пейпер с криком «Прекратить огонь!». От пленного американского подполковника он узнал, что в Линьевиле в отеле «Дю Мулин» расположился генерал-янки. Его нельзя было спугнуть.

Прекратив стрельбу, молодые эсэсовцы занялись окружением пленных, которые выбирались на дорогу, болтая и переругиваясь, как будто в их судьбе только что не произошло ничего страшного.

Пейпер бросил несколько приказов, сел обратно в джип и выехал в направлении Линьевиля вслед за головными «Тиграми». За ним отправились и солдаты, вновь рассевшись по машинам.

И вот перекресток снова пуст – если не считать пленных американцев и горстки молодых солдат с двумя танками, оставленных для охраны пленных. Любопытство вывело обоих бельгийцев из мрачного кафе, чтобы поглазеть на янки; вслед за ними вышел и пятнадцатилетний мальчишка – беженец с границы по имени Пауль Пфайффер.

Немцы находились в злобном и мстительном настроении. В Бюллингене они тоже взяли с сотню пленных, часть из которых заперли в подвале – так трое из них бежали, зарезав охранника карманным ножом. Теперь молодые эсэсовцы жаждали мести. Анри Ле Жоли, как ни рад он был возвращению немцев, на которое всегда надеялся, сразу почувствовал это и волновался, как бы чего не случилось.

Генерал Тимберлейк, командующий 49-й бригадой ПВО, на которую была возложена обязанность охранять город Льеж, находящийся в тылу, в тридцати километрах от линии фронта, только что закончил трапезу в отеле «Дю Мулин» в Линьевиле. Было два часа дня.

Но вот жители деревни чувствовали себя не столь уверенно, как генерал Тимберлейк и офицеры его штаба. Все утро через деревню по направлению к Виельсальму шли отбившиеся от своих частей солдаты – кто с оружием, кто без него, но все выглядели пристыженными и крайне стремящимися поскорее оказаться в тылу.

Незадолго до того в деревне остановилась колонна 7-й бронетанковой дивизии, что на некоторое время успокоило жителей, но потом она ушла дальше, и на защите деревни снова остались лишь зенитчики генерала Тимберлейка и горстка снабженцев 9-й бронетанковой дивизии, которые приехали на грузовиках вчера поздно вечером и встали на постой по приказу своего командира капитана Сеймура Грина. На все вопросы о том, что происходит, он лишь пожимал плечами и говорил, что все, что он знает, – это приказ остановиться в Линьевиле и дождаться появления двух остальных колонн снабжения.

Время текло медленно. Стрельба с востока слышалась все громче. Жителям деревни в целом нечего было бояться возвращения немцев, но все равно некоторые паковали свой нехитрый скарб в холщовые сумки и отправлялись вверх по дороге в Ставло. Большинство же не трогались с места. Месье Юбер Лемер, деревенский казначей, продолжал работать у себя в кабинете. Мадемуазель Лоше пошла в сарай доить коров. Герр Рупп, владелец крупнейшей в деревне гостиницы, тоже не собирался убегать, несмотря на то что был, вопреки своему немецкому имени и тому факту, что родился 69 лет назад, ярым бельгийским патриотом. Однако он нервно посматривал в окно, беспокоясь за дочь и жену, да и за свой отель.

Ровно в 2 часа звуки выстрелов стали гораздо громче. Стреляли теперь совсем рядом. В окно Рупп видел «Шерман», которому экстренно чинили разорванную гусеницу, пока он активно отстреливался вверх, в направлении Бонье. Из-за отеля в перестрелку вступила зенитная батарея генерала Тимберлейка. Дом стал сотрясаться от звуков стрельбы, и Рупп инстинктивно пригибал голову.

Дребезжа на ухабах, с горы съехал бульдозер.

– Там танки! Немецкие! Много! – прокричал водитель капитану Грину, который выскочил из отеля на звуки стрельбы. – В меня стреляли немецкие танки!

Капитан отреагировал тут же.

– Приготовиться к выходу! – приказал он своему старшему сержанту, [13]13
  Старший сержант– четвертое по рангу из семи сержантских званий в армии США.


[Закрыть]вскочил в джип и скомандовал водителю ехать в гору, в направлении немцев. Медленно, на второй передаче, они скрылись за холмом.

Отель охватила паника. Офицеры штаба генерала Тимберлейка не задерживались даже для того, чтобы собрать личные вещи. Хватая оружие и каски, они прыгали по машинам и уносились в сторону Виельсальма. Через несколько минут появился и сам генерал Тимберлейк, с ним – три офицера и женщина с ребенком, и тоже в спешке уехали. Отель опустел, остались только грязная посуда на столе в столовой, карты на стенах с обозначениями подразделений Тимберлейка да форма генерала в шкафу в спальне.

Отель «Дю Мулин» ждал новых постояльцев.

2

Капитан Грин крепко сжал карабин и приказал водителю остановиться наверху, перед резким поворотом горной дороги. Было понятно, что шоферу не по душе задача, и дальше Грин собрался идти один.

– Я пройдусь вперед, посмотрю, что там творится. Если что – возвращайся, – приказал капитан благодарно вздохнувшему водителю, медленно повернул за угол и сразу же увидел, менее чем в пятидесяти метрах, разведывательный автомобиль с большим черным крестом на боку. За ним двигалась колонна полугусеничных транспортеров, набитых тяжеловооруженными пехотинцами. Грин замер как вкопанный, не в силах пошевелиться. Он не шелохнулся, даже когда немцы заметили его. Наконец, капитан выронил карабин и поднял руки вверх. Офицер с пистолетом в руке жестом приказал ему отойти на обочину.

И колонна продолжила движение. Некоторые солдаты из бронетранспортеров, проезжая мимо Грина, пугали его, наставляя автоматы и смеясь над выражением страха, которое появлялось на лице молодого американского капитана.

Повернув, танки быстро скатывались вниз, стреляя на ходу. Немецкий бронетранспортер подбили, он остановился и через секунду вспыхнул. Из него посыпалась мотопехота в горящем камуфляже. Один из «Тигров» остановился и стал целиться в «Шерман». Стрелок американского танка отчаянно осыпал приближающуюся колонну снарядами и успел подбить еще один бронетранспортер; умудренные предыдущим опытом пехотинцы тут же попрыгали с металлических бортов и бросились под прикрытие. Но вот уже «Тигр» подошел к «Шерману» на расстояние выстрела. С первого раза попасть не удалось, со второго раздался гулкий звук лопнувшего металла, «Шерман» зашатался и больше уже не стрелял. Немецкая колонна продолжала движение и проехала за отель «Дю Мулин», стреляя по последним из грузовиков Грина, которые стремительно удирали вверх по холму от более медленных танков.

Американских пленных оказалось двадцать два человека, среди них раненые. Всех их грубо затолкали в холл отеля. Немцы заполонили всю гостиницу – шумные, торжествующие, с автоматами наперевес, они смеялись, показывая друг другу брошенные в шкафах форменные костюмы американских офицеров.

Тем временем сержант Пауль Охманн из штабной роты Пейпера шагал по грязной деревенской улице вместе с двумя своими солдатами в поисках места для размещения восьми американских пленных. Те шли впереди, заложив руки за голову, со стыдом поражения на лицах. Это были сержант Абрахам Линкольн и семь других солдат из 843-го танкового дивизиона, которых Охманн выгнал из отеля под дулом автомата. Ни один из деревенских домиков сержанта не устраивал. Внезапно он остановился перед зданием пекарни. Американцы тоже остановились, глядя на своих охранников. Позади них, на холме, поднимались клубы густого черного дыма от подбитых немецких машин. Стрельба затихла, если не считать орудийных выстрелов где-то за деревней. Мадемуазель Лоше, пересидевшая перестрелку, спрятавшись среди коров в сарае, теперь с любопытством рассматривала улицу через щель между досками. Вдруг глаза ее округлились от страха, а рот раскрылся от ужаса: грузный немецкий сержант поднял пистолет и направил на первого из пленных. Раздался выстрел, и американец упал. Второй пленный закрыл лицо руками, как будто это могло защитить его от свинца. Пистолет стрелял снова и снова; через несколько секунд все было кончено. Рядовые Картер, Саливан, Питтс, Пенни, техники Каспер Джонсон и Джон Борсина, сержант Джозеф Коллинз упали на мостовую вслед за сержантом Линкольном.

Петер Рупп, который все видел, забыл и про жену, и про дочь, и про свой отель – плод тридцатилетнего труда. Он бросил свой наблюдательный пункт возле окна и бросился на Охманна, как только тот вошел в отель:

– Убийца! Я видел, как ты совал пистолет им в рот!

Немецкий сержант, имевший среди товарищей репутацию человека сдержанного, даже не стал спорить – если верить послевоенным свидетельствам господина Руппа, сержант просто ударил его в челюсть, и хозяин гостиницы отлетел назад, сплевывая зубы и кровь.

Прошло, наверное, с четверть часа, когда Юбер Лемер выбрался из подвала, где прятался всю перестрелку. Его глазам предстали восемь тел, сваленных в канаву. В это время с горы скатился немецкий танк и тоже остановился перед трупами.

– Что случилось? – обратился к Юберу, который прекрасно говорил по-немецки, командир танка. Не успел Юбер ничего сказать, как один из членов экипажа сам ответил своему командиру:

– Да и так понятно, разве нет?

– В общем, да, – согласился командир и вновь обратился к Лемеру: – Эй, ты! Закопай их немедленно!

Лемер кивнул, и командир танка приказал двигаться дальше, не в силах при этом оторвать взгляд от трупов. [14]14
  Похоронить расстрелянных Лемеру так и не удалось. Чуть позже командир другого немецкого танка приказал ему забраться на броню. Месье Лемеру пришлось нехотя повиноваться, и только спустя час езды на «Тигре» ему удалось сбежать, чтобы добраться обратно домой.


[Закрыть]

Пейпер решил немного отдохнуть в отеле. Событий за день действительно было предостаточно. Триуфмальное взятие Бюллингена, когда американцы ударились в панику при виде его машин, породило в нем надежду на то, что операция все же может оказаться успешной – если американцы и дальше окажутся неспособными на какое бы то ни было сопротивление. Но потери и нехватка подкрепления, особенно пехоты поддержки, уже начали чувствоваться. Всего час назад Пейпер потерял одного из лучших своих командиров – Арндт Фишер превратился в живой факел, пытаясь выбраться из горящей «Пантеры». Все произошло на глазах у Пейпера, и увиденное так разъярило его, что он схватил фаустпатрон и бросился на вражеский танк, но этот одинокий «Шерман» подбили раньше, чем Пейпер успел до него добраться. Фишер выжил, но Пейпер не мог позволить себе и дальше терять своих лучших людей. Авангард его группы скоро достигнет реки Амблев, и командиру следует быть там, чтобы убедиться, что все идет по плану. Полковник поднялся на ноги и вышел из отеля.

Жена Петера, фрау Бальбина Рупп, была набожная и работящая швейцарка. Когда много лет назад она вошла хозяйкой в отель, в кассе было двадцать пфеннигов, а в сейфе – долговых обязательств на шестьдесят четыре тысячи марок. Ее это не обескуражило, и под ее управлением отель постепенно дошел до трехзвездочной категории и приобрел репутацию гостиницы с самой лучшей винной картой во всей Бельгии. Мадам Рупп была женщиной упорной, которую нелегко запугать и сбить с толку. Но в тот мрачный декабрьский день она действительно испугалась, хоть и не подавала виду. На улице лежали восемь трупов, и ее мужу грозила та же участь. Как только Пейпер ушел, она бросилась в отель, втолкнула мужа в подвал и закрыла за ним дверь. Только она успела это сделать, как вошел офицер в поисках Петера. Впоследствии Бальбина Рупп ходила к священнику каяться в том, что солгала, но в тот момент она не колебалась.

– У моего мужа не все в порядке. – И она многозначительно постучала пальцем по лбу. – Мы никому не говорили об этом, чтобы не повредить репутации нашего отеля. Не принимайте его всерьез.

Офицер ухмыльнулся, козырнул и ушел. Теперь на какое-то время Петер был в безопасности. Но Бальбина Рупп еще не закончила своих дел – теперь предметом ее заботы стали пленные. Она не могла позволить себе отдыхать, пока не позаботится об их безопасности. Она должна поговорить с командиром немцев. Это оказалось на удивление легко. Через несколько минут она уже разговаривала с ответственным офицером. [15]15
  После войны Руппы утверждали, что этим офицером был не кто иной, как сам Зепп Дитрих, разместивший в отеле свой штаб. Конечно, они ошибались – Зепп Дитрих на тот момент находился еще в Германии. В той ситуации он никак не мог пробраться через Бюллинген, даже если бы сильно того захотел. Но легенду о присутствии Дитриха поддерживают и Эйзенхауэр в своей книге «The Bitter Woods», и Толанд в «Battle».


[Закрыть]Офицер внимательно и не перебивая выслушал ее со стаканом шампанского в руке, а женщина уверяла его, что является представительницей швейцарского Красного Креста (в этой лжи ей тоже пришлось потом каяться перед священником) и что ей приказано «заботиться обо всех пленных и следить, чтобы их кормили».

Немец согласился.

– Но и о наших раненых вы тоже должны позаботиться! – назидательно добавил он.

Она поспешила согласиться и, окрыленная успехом, отправилась на поиски еды для американцев.

Тем временем Петер Рупп пришел в себя. Он позвал дочь.

– Мари, – шепнул он ей, – дай-ка охраннику коньяка получше, чтобы я мог зайти и поговорить с пленными.

Дочь сделала то, что просил отец, и Рупп проскользнул в комнату к пленным, держа в каждой руке по бутылке бренди.

– Секундочку, – подозрительно спросил капитан Грин, – вы бельгиец или немец?

– Бельгиец, – ответил Рупп.

Пока американцы по очереди прикладывались к бутылке, Рупп поделился с Грином своими опасениями за безопасность пленных после увиденного на улице. Петер пообещал американцу сделать все возможное для того, чтобы подобное не повторилось, ушел в холл, где уселся среди принесенных Мари из погреба бутылок вина и коньяка, и весь остаток вечера раздавал по бутылке каждому немецкому солдату.

Тех не приходилось упрашивать – не утруждая себя поиском стаканов, они опустошали бутылки одну за другой.

В темном холле обстановка становилась все более теплой и веселой. Стальные эсэсовцы сбрасывали напряжение и оказывались дружелюбными, порой даже немного сентиментальными парнями. Наконец многие начали просто засыпать прямо на полу возле стен, к которым пытались прислониться, чтобы удержаться на ногах.

Рупп с женой таким образом предотвратили трагедию. Пленные американцы представляли собой обузу для немцев, точно так же, как те восемь человек, которых застрелил Охманн, потому что это был самый простой для него способ решить проблему. Несколько часов назад эсэсовцы вполне могли расстрелять и остальных. Теперь желания убивать ни у кого не осталось – молодые немцы, которых Пейпер оставил на охрану, были для этого слишком усталыми и слишком пьяными. В отеле «Дю Мулин» воцарилась тишина. На улице застывали тела восьмерых застреленных американцев.