Текст книги "Царь зверей"
Автор книги: Чарльз Робертс
Жанры:
Природа и животные
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Олень отчаянно чихал. Но нападение пантеры привело его несколько в себя. Он фыркнул, высоко прыгнул в воздух и начал лягаться, становиться на дыбы, надеясь таким способом сбросить с себя противника. Видя, что это ему не удаётся, он метнулся и сторону и, подняв морду, принялся колотить рогами сидевшую на спине пантеру.
Пантера продолжала терзать его зубами и когтями, решив, по-видимому, ни за что не слезать со спины. Но тут перец, которым была обсыпана шесть оленя, попал в глаза и нос пантеры. Удивлённая, она глухо заворчала и затем начала судорожно чихать. В самый разгар её чихания олень ещё раз метнулся в сторону, и пантера, полуослепшая от перца, свалилась на землю. Мак-Легган едва не погиб из-за этого – он так расхохотался, что чуть не упал с дерева.
Стряхнув с себя пантеру, олень яростно бросился к ней, собираясь нанести ей удар передними копытами. Но пантера успела увильнуть от удара и, обойдя кругом оленя, попыталась снова вскочить ему на спину. Полуослепленная однако перцем, она не рассчитала расстояния и только слегка зацепилась за него когтями. В то время, как она старалась удержаться и увильнуть от ударов рогов, перец снова попал ей в нос. Несмотря на сверхъестественные усилия удержаться от чихания, голова её поднялась вверх, спина выпрямилась, пасть раскрылась, и она разразилась громким, судорожным чиханьем. Как заворчала она от бешенства и разочарования, когда почувствовала, что снова падает на землю, беспомощно размахивая лапами по воздуху!
Придя в себя, она, словно пружина, отпрянула в сторону. Но на этот раз движения её были не так быстры, и одно из воинственных копыт оленя изо всей силы хватило её по бедру. Удар, на её счастье, пришёлся наискось, иначе он мог бы повредить ей кости. Однако и этого было достаточно. Она сердито заворчала, нырнула в кусты, вскарабкалась с трудом на другое дерево и стала ползком пробираться среди переплетённых ветвей наутёк. Она не хотела больше оленьего мяса с таким странным запахом.
С полминуты стоял победитель неподвижно, не спуская с неё сверкающих глаз, сердито фыркал и тряс рогами. Подойдя затем к дереву, он взглянул на Мак-Леггана, как бы говоря: «Видел? Так отделаю я и тебя, если ты спустишься вниз и тронешь меня!»
Бок и шея его были ранены, но он не обращал на раны никакого внимания. Видно было однако, что он устал, так как он не пытался больше сбросить Мак-Леггана с дерева.
– Молодец! – сказал Мак-Легган, вытирая слезы, выступившие у него на глаза от смеха.– Никогда не думал, что олень может так отделать пантеру!
Олень с полным пренебрежением отнёсся к этому комплименту и, повернувшись к имуществу Мак-Леггана, смотрел на него, раздумывая, очевидно, нельзя ли ещё его как-нибудь попортить.
Конечно, можно! Вот там блестит жестянка с патокой. Он бросился к ней и, несмотря на крики Мак-Леггана, так хватил её копытом, что пробил огромную дыру, откуда тотчас же забулькала желтовато-коричневая густая жидкость. Олень с изумлением посмотрел на жестянку и затем с пренебрежением ткнул её рогом. Один из отростков рога проткнул стенку жестянки насквозь. Поспешно подняв вверх голову, олень попытался подбросить жестянку на воздух.
Но, к великому его удивлению, она осталась висеть на роге. Густая и липкая жидкость хлынула из неё потоком, окатив ему голову, уши и морду. С негодованием затряс олень рогами. Из жестянки вытек новый сладкий поток патоки. Патока залила ему всю шею и раненый бок. Видя, что ничтожная, но крайне упорная вещь не хочет расстаться с ним, он склонил рога к земле и с негодованием ударил жестянку задним копытом, пробуя сбить её. Но попытка эта кончилась полной неудачей, и он с бешенством принялся рыть землю копытами. А патока тем временем продолжала литься из жестянки и покрыла густым слоем листья, стебли и землю. Олень, подняв вверх голову, оглянулся кругом с растерянным видом, как бы впервые в своей жизни теряя веру в собственную свою доблесть и силу.
Мак-Легган взвизгивал от восторга. Уцепившись крепко руками и ногами за ветку, чтобы не упасть, он покатывался со смеху. Когда звуки этого смеха донеслись до слуха оленя, он подошёл к дереву и взглянул вверх, но не с яростью, как раньше, а с упрёком.
– Проваливай! – крикнул Мак-Легган.– Ты уморишь меня от смеха.
Глаза оленя сверкнули, и он сердито потряс рогами. Не успел он тряхнуть ими, как жестянка, пустая на этот раз, глухо стукнулась об его рог. Огонь в глазах оленя сразу погас, и он судорожно метнулся в сторону. Жестянка опять стукнулась. Олень метнулся снова и с бешенством потряс головою. Жестянка застучала громче. Мужество доблестного борца, которого не могли устрашить ни соперник, ни пантера, ни даже человек, испарилось, как вода. В паническом ужасе бросился он в кусты. Жестянка продолжала стучать, и олень мчался всё быстрее и быстрее.
Мак-Легган, уставший от смеха, спустился с дерева и занялся осмотром своих исковерканных припасов. Всё было истреблено, кроме топора.
– Спасибо, что хоть топор мне оставил,– сказал он.– Впрочем, я не сердился бы на тебя, если бы ты уничтожил даже топор! За такое представление можно заплатить вдвое больше, чем я заплатил.
ПТИЧИЙ ОСТРОВ
Далеко в стороне от пути, по которому ходят суда, в самой пустынной северной части Атлантического океана, поднимаются к бледному, неприветливому небу чёрные скалы небольшого острова. Окружённый неумолчным грохотом прибоя, островок этот дрожит от криков бесчисленных стай морских птиц.
Почти весь остров состоит из камня – серых зубчатых скал, тяжело громоздящихся друг на друга, и одного высокого обращённого на восток утёса, изрытого трещинами и впадинами. Только на южной стороне острова вместо камня – песок. Здесь в холодном туманном июне появляются пучки жёсткой травы, слегка окрашенной в зеленоватый цвет.
На этом уединённом и бесплодном клочке земли, которого избегали даже китоловы из-за окружающих его вероломных рифов, не было, конечно, людей. Тем не менее он весь был наполнен шумом и гулом бурной жизни, так как морские птицы считали его раем. Каждый фут его почвы, все его скалы и пески были населены миллионами тупиков, поморников, чистиков и полярных чаек, заглушавших своими хриплыми пронзительными голосами даже гром прибоя.
Каждое пернатое племя занимало отдельную часть острова. Тупики, или морские попугаи, как их называют матросы за их большой крючковатый клюв, заселили песчаный откос. Там они устраивали свои гнезда в глубоких норах, защищённых от нападения хищных поморников и полярных чаек. Чистики захватили один из скалистых углов острова и сидели прямо, тесными рядами, как крохотные пингвины. Каждая пара их, уединившись от другой, занималась своим единственным драгоценным яйцом. Неподалёку от них расположились шумными стаями крупные, хищные, с чёрными спинами, морские чайки. Их вопли и дикие крики сливались в оглушительный концерт. А поморники, или, как их называют, ванны, не столь многочисленные, как другие обитатели острова, занимали более низкие уступы и трещины скал под колонией тупиков. Это место им нравилось больше всего. Они не хотели и не умели рыть нор, подобно маленьким смешным тупикам, и слишком ценили свои драгоценные яйца, чтобы нести их на узких открытых выступах утёса, где не хватало места для устройства настоящих гнёзд. Словом, они поселились там, где им хотелось. Полярные чайки, чистики и тупики – все они также были уверены, что занимают лучшую часть острова, и чувствовали себя вполне довольными.
Самыми слабыми в этом многочисленном царстве пернатых были тупики. Но у них были другие качества, заменявшие недостаток роста и силы. Они умели рыть для своих гнёзд глубокие норы, где их яйца и птенцы были в полной безопасности от нападений поморников и морских чаек. Каждый клочок песчаного берега был изрыт их жилищами. На дне каждой норы находилось или одно большое яйцо, или довольно странный птенец с огромной головой, громадным клювом и ненасытным аппетитом. К концу июня большинство из них уже вылезло из яиц. У входа каждой норы сидел на страже один из родителей, тогда как другой ловил рыбу, чтобы наполнять ненасытную утробу своего птенца. Эти серьёзные и странные птицы сидели прямо, неподвижно, бесконечными рядами, охраняя свои дома. Их спокойный, деловой вид был так непохож на шумное поведение остальных птиц.
Слева от страны тупиков, где скалы сразу обрывались, находилась наполненная землёй расселина, в которой можно было устроить только одно гнездо.
Поселившаяся здесь семья тупиков была отделена от других, так как её жилье находилось в восьми или десяти футах от гнезда её сородичей. Из большого единственного яйца благополучно вылупился птенец с почти постоянно открытым клювом. Несмотря на заботы своих родителей, он был всегда голоден. Как водится, его отец сидел на страже у входа в нору, а мать отправилась ловить рыбу за белой полосой прибоя.
Тупик – странная и занятная птица. Туловище у него белое снизу, черновато-бурое сверху с грязновато-серой полосой на шее. Ноги перепончатые, как у утки, крепкий, как у пингвина, хвост, очень небольшие, но сильные крылья и круглая голова. Зато клюв страшно смешной: изогнутый, как у попугая, длинный и высокий, он кажется тяжелее и больше головы. Кроме того он снабжён, неизвестно для какой цели, роговыми пластинками. Над каждым глазом тупика торчит небольшой рог, похожий на бородавку. А в каждом углу клюва, в том месте, где он соединяется с колеёй головы, виден ярко-красный, сморщенный и мясистый придаток, похожий на крохотную розу. Клюв этот, конечно, пригоден для рытья земли и рыбной ловли, но странные наросты совершенно бесполезны и только уродуют его.
Над уступами утёса, над белой пеной прибоя, над свинцово-серыми волнами громко хлопали бесчисленные крылья больших морских чаек и поморников. Туники старались летать как можно меньше. Быстро и прямо неслись они от своих гнёзд к морю, хватали рыбу и с добычей возвращались домой. На всём пространстве их небольшой колонии, на изрытой норами южной части острова, всё было тихо. Слышны были только хлопанья крыльев трёх или четырёх морских хищников, смотревших, кого бы ограбить.
Этих-то разбойников и боялся больше всего тупик, сидевший у входа в своё гнездо, на краю колонии.
Он был стар и опытен. Он знал, что легкокрылые поморники, хотя они и вдвое меньше полярных морских чаек, были гораздо опаснее их, так как очень храбры. В гнезде послышалось нетерпеливое карканье голодного птенца. Тупик повернулся, сунул свой большой клюв в нору и что-то тихо проворчал, как бы успокаивая своё дитя. Когда он вытянул голову обратно и взглянул вверх, перья на его шее взъерошились, и он сердито щёлкнул клювом. Огромный поморник ржавого цвета с черными крапинками, длиннохвостый, с крыльями, как у коршуна, кружился прямо над ним и смотрел на него злыми глазами.
Минуты за две перед этим жена тупика, отправившаяся на охоту в море, заметила жирную селёдку на глубине одного фута под поверхностью прозрачной, зеркальной волны. Расплескав во все стороны воду, она нырнула и пустилась преследовать рыбу, которая плыла с поразительной быстротой. Чтобы догнать её, тупичихе пришлось пустить в ход не только свои сильные перепончатые ноги, но и короткие крепкие крылья. Так мчалась она под водой, похожая сверху на странное существо, на какую-то фантастическую смесь птицы и рыбы. Наконец она поймала селёдку и крепко стиснула её своим сильным клювом. Затем, отчаянно хлопая крыльями и разбрызгивая воду, она выбралась из моря, поднялась на воздух и, как пуля, понеслась прямо к дому с добычей во рту, прорезая высокую пену прибоя.
Тупик поднял глаза и увидел свою летящую подругу. Поморник, следивший за его взглядом, также заметил тупичиху и жирную селёдку, которую она несла. Без малейшего усилия, одним только великолепным взмахом, распустил он свои длинные крылья и пустился ей наперерез.
Тупичиха, несмотря на свой огромный клюв и на тяжесть селёдки, понеслась стрелою над утёсами, когда увидела спускавшегося к ней хищника. Она метнулась в сторону и удачно избежала удара. Но в то же мгновение она почувствовала над собой взмахи крыльев, едва не сбившие её на землю. Длинный, прямой и крючковатый, как у коршуна, клюв громко щёлкнул у самой её головы, пытаясь схватить рыбу, которую она несла. Но птица, несмотря на свой испуг, всё же не растерялась. Стараясь крепко держать свою добычу, она уравновесила крылья и снова полетела к своей норе. Тут и муж заметил грозившую ей опасность. После короткого колебания он бросился вниз по откосу, спеша на помощь жене. Как бомба, он налетел на хищника, который готовился ко второму нападению. Взбешённый тупик набросился на разбойника сзади и едва не перевернул его вверх ногами. Целую минуту поморник отчаянно хлопал крыльями, чтобы удержаться на воздухе и не разбиться о скалы. Когда он наконец пришёл в себя, его противник был уже на море и с наслаждением плавал в волнах. Тупичиха, продолжавшая держать рыбу в своём уродливом клюве, успела тем временем скользнуть в гнездо и принялась кормить своего прожорливого птенца.
Поморник был вне себя от своей неудачи. Будь он коршуном или соколом, на которых он до некоторой степени был похож, и будь у него такие же, как у них, смертоносные когти, нападение на самку тупика окончилось бы совсем иначе. Но его красивые черные ноги не были вооружены ничем, кроме перепонок для плавания. Единственным его оружием были крючковатый клюв и длинные, сильные крылья. Но при его смелости и это оружие почти всегда обеспечивало ему победу. И потому поражение, которое ему только что нанесли две маленькие серьёзные птички, необычайно его рассердило. Со злобным криком понёсся он вдоль стерёгших свои норы тупиков, преследовавших его негодующим щёлканьем своих клювов. Щёлканье это, несмотря на громкий рёв прибоя и на пронзительные вопли морских птиц, отчётливо разносилось по всему острову. Время от времени поморник спускался ниже и наносил удар крылом какому-нибудь из этих бесстрашных часовых. Часовой сразу поднимался, ерошил свои перья и затем с оскорблённым видом снова занимал свой прежний сторожевой пост.
Но не из одной только жажды мести летел поморник над владениями тупиков. Он хотел есть – всё равно что: рыбу, яйца или птенцов. Прекрасный рыболов – хотя он не мог сравниться с тупиками, потому что не умел плавать под водой, как они,– он предпочитал однако, чтобы другие охотились для него, и любил отнимать силою добытую честным трудом добычу. Смелый и бесстрашный разбойник, он любил грабёж ради грабежа, И когда он летел над норами тупиков, несколько кружившихся в воздухе морских чаек поспешно спустились ниже, желая посмотреть, чем всё это кончится. Они надеялись, что в суматохе и им удастся, может быть, чем-нибудь поживиться.
Вдруг поморник заметил над собою тупика, который летел с моря и нёс в клюве какую-то необыкновенно красивую рыбу. Счастливый охотник мчался прямо к своему гнезду, но ловкий разбойник одним взмахом очутился перед ним. Крылья двух противников переплелись. Тупик, получив удар в спину, уронил добычу; рыба упала перед ближайшей норой. Владелец норы протянул с быстротой молнии голову и, схватив неожиданно упавшую ему с неба пищу за хвост, повернулся, чтобы скользнуть с нею в гнездо. Но длинный клюв поморника вцепился в то же мгновенье рыбе в голову. Секунды две каждый из них тащил к себе добычу, хлопая крыльями и глухо ворча. Оскорблённый владелец рыбы, уже успевший оправиться, тоже схватил её клювом поперёк живота и принялся тащить и трясти.
Перья и песок летали по воздуху над тремя бойцами. Но сидевшие вблизи тупики не обращали никакого внимания ни на шум схватки, ни на хлопанье крыльев и лишь изредка поворачивали свои большие клювы. Зато чайки кричали во всё горло и спускались всё ниже, надеясь принять участие в свалке.
Но не успели они погрузить в добычу свои жадные носы, как борьба кончилась. Рыба была разорвана на части. Тупик, схвативший её за хвост, попятился с торжествующим видом назад и скрылся с ним в норе. Настоящий владелец остался только с тем, что поместилось у него в клюве. А разбойник, успевший захватить самую большую долю добычи, пробрался широкими взмахами крыльев вверх сквозь крикливую стаю чаек. Поднявшись высоко над ними, поморник направился к плоскому уступу в глубине острова, где он вместе со своей подругой устроил себе гнездо.
Тем временем рядом с утёсом случилось происшествие, которое страшно взволновало чистиков и полярных чаек.
Каждая пара чистиков, как мы уже говорили, клала одно только яйцо и, не устраивая гнезда, оставляла его лежать на обнажённом узком выступе скалы. Обыкновенно эти яйца были расположены на таком расстоянии друг от друга, чтобы родители могли свободно их высиживать. Все яйца по цвету были так похожи одно на другое, что сами владельцы часто смешивали их. И вот случилось, что две самки, положившие яйца на выступе скалы, объявили своим одно и то же яйцо и захотели высиживать его одновременно. С глухим гортанным ворчанием они затеяли драку. Мужья их, только что вернувшиеся с рыбной ловли, тоже приняли участие в споре. В суматохе яйцо скатилось с уступа и разбилось о скалы. Но чистики в пылу битвы этого не заметили. Мало-помалу борьба двух семейств взволновала ближайших соседей. Соседи тоже присоединились к свалке, и их несчастные яйца посыпались одно за другим через край выступа. Большие морские чайки, жившие шумной колонией на вершине утёса, мигом спустились вниз, спеша воспользоваться неожиданной пищей. Они любили яйца и с радостными криками носились по воздуху ниже того места, где с прежним рвением чистики продолжали сражение. Некоторые из падавших яиц чайки ловко подхватывали клювом и тут же, во время полёта, их высасывали, а другие поедали на скалах. Глупые чистики дрались долго. Множество яиц летело вниз. Восторженно кричали пировавшие. Весь этот шум обратил на себя внимание и тех морских чаек, которые сидели на своих яйцах и должны были оставаться на своих гнёздах, не покидая их ни в каком случае. Кончилось тем, что они забыли лежавшую на них ответственность и, привстав на своих гнёздах, стали смотреть жадными глазами вниз, выставив наружу свои хищные жёлтые клювы. Многие из них не могли побороть искушения и с хриплыми стонами бросились вниз, чтобы присоединиться к грабежу.
Над верхушкой утёса бесшумно летали тёмные поморники. Они страшно любили яйца полярных чаек, большие и жирные. Мигом налетели они на покинутые гнёзда и, разломав их своими длинными клювами, жадно принялись пировать. Кругом них сидели на яйцах сотни других чаек, оставшихся верными своему долгу. Но они лишь сердито ворчали, не делая ни малейшей попытки помешать разбойникам. И вот, прежде чем легкомысленные чайки успели вернуться назад, поморники уже очистили все оставленные гнезда и улетели прочь. Охваченные злобой и жаждой мести ограбленные чайки понеслись внутрь острова. Им хотелось выместить на ком-нибудь свой гнев.
В это время большой поморник, стащивший рыбу у тупика, летел к своему гнезду. Жена его, давно уже ждавшая с нетерпением возвращения мужа, увидела его и, встав со своих красивых, зеленовато-бурых, крапчатых яиц, поднялась на воздух и помчалась к морю. Всего несколько минут оставались покинутые ею драгоценные яйца открытыми, прежде чем самец успел к ним добраться. Но и этого короткого времени было достаточно, чтобы их постигла роковая судьба. Огромная морская чайка с радостным криком упала с неба прямо на гнездо, проткнула клювом одно из яиц, из которого скоро должен был вылупиться птенец, вытащила его и с жадностью съела. Но не успела она проткнуть второе яйцо, как на неё налетел поморник и клювом злобно стащил её с гнезда.
В этой чайке было два с половиной фута длины, считая от острия её жёлтого клюва до конца хвоста, и была она в два раза больше своего бесстрашного и взбешённого противника. Кроме того её собственное гнездо было только что разрушено, и она находилась в самом воинственном состоянии духа. При других обстоятельствах она, конечно, струсила бы и поспешила бы улизнуть от врага. Но теперь она повернулась к нему и нанесла удар. Поморник, более увёртливый, чем чайка, быстро уклонился и схватил её за шиворот. Противники вцепились друг в друга. Вырванные перья полетели во все стороны. Схватка эта происходила возле самого гнезда поморника. Лежавшие в гнезде два яйца оказались на виду у других хищников. Две большие чайки спустились в гнездо и раздавили их. Как ни был раздражён поморник, он увидел беду. Бесстыдный грабитель, он был вместе с тем храбрым воином, не знавшим страха. Отбросив от себя врага, он налетел, как безумный, на новых хищников. Чайки спустились и не знали, что им делать – сражаться или бежать. Заметив однако, что все преимущества были на их стороне, они решили драться. Первая чайка присоединилась к ним, и все вместе они свалили храброго поморника. Смятый, исколотый клювами и истоптанный ногами, он пал. Через полминуты его тёмное тело с истерзанным горлом неподвижно лежало под красными перепончатыми лапами победителей.
Вдруг все три чайки подняли головы и оглянулись. Они увидели жену убитого поморника, которая спешила с моря домой. Они заметили ещё двух поморников, желавших посмотреть, что произошло в их владениях. Чайки не хотели начинать новый бой. Они поспешно удалились, тяжело хлопая крыльями, и затерялись среди миллионов своих крикливых соплеменниц.
Жена убитого поморника спустилась ниже, но не села на своё гнездо. Без единого крика и низко склонив голову, она долго кружилась над разбросанными остатками своего жилья и над трупом своего супруга. А неподвижные ряды тупиков, как выточенные из дерева раскрашенные игрушки, сидели на своих яйцах и торжественно разглядывали несчастную птицу.
МЕЛИНДА И РЫСИ
Глубокий снег, выпавший в середине февраля, скрыл под своим покровом все пни, торчавшие на пастбище, и окутал все извилины и отверстия изгороди, окружавшей небольшую уединённую ферму. Наезженная дорога, которая вела в ближайший посёлок, бесследно исчезла. Бревенчатую хижину с низкой крышей и одной трубой снег засыпал почти до половины – до нижних стёкол трёх крошечных окон.
Засыпал он и бревенчатый хлев и дровяной сарай. Только края их крыш чернели из-под блестящей, волнистой белой поверхности.
Навес над колодцем посреди двора был весь покрыт сплошной белой обледенелой шапкой: стенки колодца покрылись разноцветным льдом, который, нарастая постепенно, добрался до самых краёв колоды, из которой пил скот. От дверей хижины и до дверей хлева через весь двор тянулась расчищенная тропинка, утоптанная и покрытая соломой.
На солнышке против сарая жались друг к другу четыре белые овцы, а в соломе рылись куры и красный кохинхинский петух. Двери хлева были плотно прикрыты, чтобы избавить лошадь и корову от холода, которого овцы почти не чувствовали, благодаря своей густой шерсти.
В хижине была старинная высокая печь, жарко натопленная. У стола стояла худенькая, бледная девушка с белокурыми пушистыми волосами и месила тесто из гречневой муки для оладий. Тонкие руки её были запачканы мукой. На лбу тоже белела мука, потому что девушка беспрестанно поправляла волосы, которые лезли ей на глаза.
У самой почти печки сидела в тяжёлом кресле-качалке толстая старуха с раскрасневшимся от жары лицом и вязала. Вязала она как-то порывисто, нетерпеливо. Казалось, она была недовольна тем, что её сильные старые пальцы вынуждены заниматься такой ничтожной работой.
Изредка она беспокойно взглядывала в окно. За полузамёрзшим оконным стеклом виден был двор и заваленный снегом путь, который вёл в посёлок.
– Сегодня, Мелинда,– сердито сказала старуха,– ровно неделя с тех пор, как мимо нас проехала последняя телега. Пройдёт ещё неделя, пока снова проложат дорогу.
– Ну и пусть себе, бабушка! – отвечала девушка.– Какое нам дело до этого! На целый ещё месяц хватит провизии.
И говоря это, она задумчиво смотрела на засыпанную снегом дорогу. Ей надоели звуки бубенчиков и постоянная езда в посёлок.
Тем временем от опушки леса, который находился с другой стороны хижины, пробиралась ползком по снегу пара больших серых животных. Животные эти были похожи на кошек. Старуха их не видела, потому что они прятались за хлевом и сараем.
Широкие подбитые шерстью лапы, словно лыжи, поддерживали больших кошек на рыхлой поверхности снега. Уши, украшенные пучками волос, были подняты вверх и чутко прислушивались к малейшему шуму. Безобразные короткие хвосты беспокойно шевелились. Большие круглые глаза, бледные, зеленовато-жёлтые, с узкими, как щёлочки, зрачками бросали кругом тревожные взгляды.
Рыси, видимо, чувствовали себя неловко, пробираясь среди бела дня по открытому полю. Но голод до того измучил их, что они забыли о всякой осторожности. Голод заставил их выйти на охоту вдвоём. Вместе они надеялись свалить такую дичь, с которой поодиночке каждая из них не в силах была бы справиться. Голод поборол их природное отвращение к близости человека. Они решились не ночью, а днём пробраться к хлеву и теперь жадно вдыхали тёплый запах овец, проникавший через дверные щели.
Сидя в кустах, засыпанных снегом, они заметили, что овец из хлева выпускают только днём. И вот они, забыв всё, кроме голода, двинулись прямо через поле к хлеву.
Не прошло и нескольких минут, как во дворе послышалось тревожное кудахтанье кур, испуганное блеяние и топот овечьих ног. Старуха привстала, но сейчас же снова тяжело опустилась на кресло. Она страдала ревматизмом, и лицо её искривилось от боли. Девушка уронила на пол большую деревянную ложку и бросилась к окну. Бледное лицо её ещё больше побледнело от ужаса, затем вспыхнуло от сострадания, а большие голубые глаза сверкнули гневом.
– Рыси! – крикнула она, подымая с полу ложку и бросаясь к двери.– Набросились на овцу... терзают её!
– Мелинда! – крикнула старуха так громко и повелительно, что девушка невольно остановилась.– Брось глупую ложку и возьми ружьё!
Девушка отбросила в сторону ложку, словно обожгла себе ею пальцы, и нерешительно взглянула на ружьё. Ружьё висело на бревенчатой стене.
– Я не могу стрелять! – воскликнула она, качая головой.– Я боюсь ружья.
Не успела она произнести этих слов, как во дворе снова послышалось блеяние овец. Девушка схватила топор с длинной рукояткой, распахнула дверь и с жалобным криком бросилась спасать своих любимых овец.
– Чудачка! – пробормотала старуха не то с досадой, не то с одобрением.– Боится до смерти ружья, а не боится сражаться с рысями!
Корчась от боли, двинулась она вместе со стулом к открытой двери и сняла ружьё, внимательно следя за тем, что происходит на дворе.
Мелинда, выбежав во двор, увидела, что одна овца лежит уже, беспомощно дёргая ногами, на покрытом кровью снегу. Огромная рысь, терзавшая овцу, злобно взглянула на девушку зеленовато-жёлтыми глазами.
Две овцы стояли в глубоком снегу позади колодца, а четвертая, случайно отделившаяся от своих подруг, успела добежать только до колоды и находилась в каких-нибудь двенадцати шагах от хижины. Она споткнулась и, упав на колени, отчаянно заблеяла. Вторая рысь, вскочив ей на спину, старалась перекусить горло, защищённое густой шерстью.
Мелинда была робкая девушка. Но в эту ужасную минуту сердце её переполнилось такой невероятной жалостью, что она позабыла всякий страх. Как безумная, бросилась она к огромной кошке и, подняв топор, ударила её по голове. Но слабые руки её не в силах были держать крепко рукоятку. Топор перевернулся и ударил кошку не остриём, а плоской стороной.
Оглушённая рысь разжала когти и, злобно зашипев, свалилась на землю. Окровавленная, но не смертельно раненная овца с жалобным блеянием подбежала к своим товаркам, которые стояли, озираясь кругом с глупым видом и погрузившись чуть не по самое брюхо в рыхлый глубокий снег.
Потерпевшая неудачу рысь очнулась спустя минуту и так грозно заворчала на девушку, что та не решилась тронуться с места и стояла, держа топор наготове.
Несколько секунд смотрели девушка и рысь друг на друга. Наконец зеленовато-жёлтые глаза кошки, не выдержав упорного взгляда голубых человеческих глаз, забегали по сторонам. Злобно фыркнув и пронзительно взвизгнув, рысь прыгнула в сторону и бросилась за колодец. Спустя минуту она была уже подле овец, которые стояли неподвижно, окаменев от ужаса.
Недолго думая, девушка бросилась к ним на выручку. Недовольная своей минутной трусостью, она теперь действовала гораздо решительнее. С быстротою стрелы, пронзительно крича, бросилась она на врага. Рысь, услыша неожиданный крик, потеряла мужество и забыла свой голод. Она сгорбилась, сделала огромный прыжок, успев вовремя уклониться от мстительного топора, и бросилась к сараю, где другая рысь пожирала свою добычу.
Раненая овца была спасена. Но кровь девушки бурлила от гнева. Она была победительницей. Она бесстрашно встретилась лицом к лицу с врагом и обратила его в бегство... спасла одну овцу... а теперь отомстит за другую.
Она с громким угрожающим криком направилась к рысям, собираясь прогнать их.
Но положение её теперь изменилось. Рыси были снова вместе и чувствовали себя сильнее.
Им удалось уже завладеть добычей, и они теперь считали её принадлежащей им по праву. А право своё хищники защищают отчаянно. Шерсть на спине у них стала дыбом, маленькие хвосты-обрубки ощетинились, уши прилегли к голове, и обе они в один голос послали девушке грозный вызов. Оставив свою добычу, они поползли ей навстречу.
Им, правда, не нравился упорный взгляд её блестящих голубых глаз, но они чувствовали, что она молода и нерешительна.
Девушка остановилась, не зная, что лучше – бежать или вступить в борьбу.
Рыси также остановились, прилегли к земле и, вцепившись когтями в утоптанный снег, внимательно наблюдали за ней, готовые ежеминутно прыгнуть.
Тем временем больная старуха, передвигая стул, добралась до самых дверей. Она сразу увидела, что случилось. Старое мужественное сердце её исполнилось гордости при виде храбрости своей слабенькой внучки, на которую она до сих пор смотрела с некоторым пренебрежением.
Гриджсы из Некуика и с Литтль-Ривера всегда славились своими рослыми, здоровыми мужчинами и высокими женщинами. И старухе казалось, что эта худенькая голубоглазая девушка наносит своим видом оскорбление всему роду.
И вот в ту минуту, когда она увидела Мелинду и двух страшных хищников, стоявших друг против друга, сердце её затрепетало от безумного ужаса. Собрав все силы свои, она поднялась почти во весь рост и схватила ружьё, которое сын её Джек, отправившийся на рубку леса, держал всегда заряженным. Тяжело опустившись снова в кресло, она взвела курок и пронзительно крикнула: