Текст книги "Царь зверей"

Автор книги: Чарльз Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

ЧАРЛЬЗ РОБЕРТС

ЦАРЬ ЗВЕРЕЙ

Рассказы

Авлад-Файн, Москва, 1993

Scan, OCR, Spellcheck А.Бахарев

Содержание

Царь зверей

Охотник в ловушке

Страшилище подводных пещер

Часовой на страже

Чёрная котловина

Укрощение рыжего Мак-Уэ

Рога карибу

Миссис Гаммит и её свинья

Приключение Мак-Леггана

Птичий остров

Мелинда и рыси

Белый волк

На необитаемом острове

В воде и под водой

Единственный

Лесные воздухоплаватели

На крыше мира

ЦАРЬ ЗВЕРЕЙ

Джонс почувствовал вдруг, что может бесконечно долго держаться на поверхности воды, насыщенной солью и тёплой, как парное молоко. Он был сильный и опытный пловец, и ему ничего больше не оставалось, как плыть свободно, не спеша, пока не наткнётся на какую-нибудь землю или не погибнет от голода и жажды. На пути он мог, разумеется, встретиться с разными опасностями. Тропические воды – родина акулы и пилы-рыбы. Но он знал, что о тех опасностях, которые нельзя устранить, не стоит думать.

Джонс чувствовал себя спокойнее, чем в то время, когда ураган, промчавшийся несколько часов тому назад, утопил судно, на котором он ехал. Правда, на гребнях громадных волн всё ещё скакал ветер, сметая с них пену. Но зато в глубине царила восхитительная тишина. Джонс старался держаться как можно глубже, чтобы отдохнуть и прийти в себя после борьбы с водоворотом, который образовался на том месте, где судно пошло ко дну. Иногда подымал он голову и плечи над водой и окидывал взором поверхность моря, освещённую только звёздами, чтобы посмотреть, не остался ли в живых кто-нибудь из его товарищей. Но, вспомнив, как ему трудно было выбраться из страшного водоворота, несмотря на свою силу и опытность, он больше не удивлялся, что все остальные моряки погибли.

Вся сила его пошла вначале на то, чтобы не утонуть. Нет, тогда он не волновался... Он думал только о сохранении своей жизни. Когда же он почувствовал, что крепко держится на воде и свободно дышит, а взглянув вверх, увидел над собою бархатное небо, усеянное звёздами, его охватило вдруг сознание одиночества. Теперь он в первый раз понял, что значит быть одному в мире, и ему показалось, будто кто-то вонзил в сердце его холодную сталь.

Быть может, он не почувствовал бы себя таким одиноким, если бы у него под рукой была какая-нибудь доска. Даже смерть казалась ему не такой ужасной, как одиночество – стоит только сразу закрыть глаза и броситься в невообразимую глубину, находившуюся под ним.

Большинство людей, очутившихся в таком же положении, подняли бы руки вверх и пошли бы ко дну, испугавшись ужасной мысли иметь своим врагом целый океан. Но Джонс был не такой человек, чтобы сдаваться. Он не мог представить себе, чтобы можно было отказаться от борьбы, даже самой безнадёжной, пока в человеке остаётся хоть малейшая возможность бороться. Он считал, что человек не должен сдаваться до тех пор, пока не умер.

Раньше всего он подумал о том, в какую сторону надо плыть. Ночь была ещё не поздняя, так как корабль пошёл ко дну два часа спустя после захода солнца. Взвесив хладнокровно своё положение, он решил плыть к западу. Он надеялся, придерживаясь этого направления, скорее всего добраться до земли. В сущности всё равно, в какую сторону плыть. Ведь в этом море множество островов. Необходимо лишь твёрдо выбрать какое-нибудь направление и не менять его. Плавая бесцельно кругами, он только выбьется из сил. Узнавать направление он мог по звёздам. Джонс, кочующий журналист, знал кое-что о звёздах. И этих знаний было достаточно, чтобы определить направление. Он надеялся достигнуть земли до восхода солнца. Солнечные лучи могут расплавить мозги его под непокрытым черепом и довести его до безумия от жажды. Он знал, что всякая земля в этом море населена дикими зверями или ещё более дикими людьми. Но вопрос о том, что он станет делать, когда доберётся до земли, решать было рано.

Не спеша, чтобы сохранить свои силы, плыл он, лёжа на боку. Приближаясь к гребню какой-нибудь длинной волны и чувствуя порыв ветра, он напрягал все свои силы, чтобы скользнуть через верхушку волны и скорее попасть в более спокойное и низкое углубление. Скоро, однако, ветер, как бы удовлетворившись всеми своими проделками, начал постепенно успокаиваться, и плыть стало легче. Ураган сменился лёгким ветерком. Ветерок тоже быстро исчез и только изредка, как бы случайно, налетал откуда-то порывами.

Тёмная волнистая поверхность моря сияла фосфорическим блеском. За Джонсом тянулся длинный сверкающий след. Фосфорическое свечение моря давно уже было известно Джонсу, но теперь он гораздо внимательнее присматривался к нему, желая чем-нибудь занять свои мысли. Крошечные искры мгновенно вспыхивающего яркого света, то появлявшиеся, то исчезавшие, казались ему глазами, которые злобно и презрительно следили за всеми его движениями, как бы заранее радуясь его неминуемой гибели. Пусть себе радуются! Он не будет обращать внимания на их злорадные насмешки и обманет их, не утонет. Всю ночь, казавшуюся ему бесконечной, развлекал он себя такими фантазиями, пока звёзды не погасли, пока тропическая заря не вспыхнула на горизонте.

Она осветила низкий риф, находившийся приблизительно на расстоянии двенадцати миль. Волны с шумом и грохотом разбивались, налетая на него. Вдали виднелись пальмы и подёрнутая пурпурово-зелёной дымкой гора.

Джонс тихо засмеялся от радости и, свернув направо, поплыл прямо к рифу. Теперь он плыл ещё медленнее, сохраняя все свои силы для последней борьбы с прибоем.

Когда он находился в нескольких сотнях шагов от грохочущих и разбивающихся о камни волн, которые целыми водопадами перекатывались через рифы, он увидел, что даже такой великолепный пловец, как он, не может пристать к земле с этой стороны. Скоро он заметил мыс, вдающийся далеко в море. Немедленно поплыл он к нему. Через два часа, в течение которых лучи солнца превратились в потоки расплавленной меди, заставляя его всё время смачивать себе голову, обогнул он мыс и очутился вблизи такого места, где прибой, защищённый от ветра берегом, свирепствовал не так ужасно. Выбрав большую волну и рассчитав заранее, где она должна разбиться, он вместе с нею понёсся к берегу. Он почувствовал под собою дно, бросился вперёд и нырнул в лагуну, вовремя избежав следующей волны, которая могла бы захватить его.

За тихой лагуной виднелся золотистый песчаный берег, освещённый солнцем и прорезанный извивающейся, как змея, речкой.

Внимательно всматриваясь в каждое дерево густой лесной чащи, медленно плыл Джонс к берегу. Несколько попугаев, кричавших на деревьях, успокоили его. Значит, поблизости нет ни людей, ни хищных зверей. Он не знал, чего может ждать в этой неведомой стране. Он не знал, принадлежит ли этот остров к Новогвинейскому архипелагу или входит в состав Зондских островов. Если он принадлежит к Новогвинейскому архипелагу, самыми большими зверями на нём могли быть дикие свиньи и змеи. Если он входит в состав Зондских островов, там могут водиться все лютые звери Малайского полуострова. И всё же Джонс надеялся, что попал не в Новую Гвинею, так как никаких животных, обитающих на земном шаре, не боялся так, как дикарей новогвинейских джунглей.

Выйдя на берег у самого устья реки, он прилёг и с жадностью принялся пить чистую, прозрачную, почти горячую воду.

Отыскав неподалёку тенистое место, он сел спиною к дереву, чтобы отдохнуть, и стал обдумывать своё положение, внимательно всматриваясь в чащу леса. Ему отчаянно хотелось спать. Он невероятно устал. Но он решил не спать, а прежде всего хорошенько подумать, что делать. Чувствуя, однако, что глаза слипаются помимо его воли, он поспешно вскарабкался на дерево, переплёл несколько ветвей, лёг на них и сразу крепко заснул.

Всё жаркое время дня он спал мёртвым сном и проснулся от голода и невыносимой боли, вызванной неудобным положением тела. Растерев хорошенько онемевшие члены, он осмотрел дерево. Оно ему понравилось, так как на него можно было скоро и легко взбираться. Он наломал гибких веток и сплёл из них нечто вроде платформы. Покрыв её затем тоненькими веточками и листьями, он устроил себе удобную постель. И сразу обрадовался: у него теперь есть логово. Успокоившись, он спустился на землю и отправился искать пищу.

Он скоро увидел, что пищи здесь сколько угодно. Сидя на собственном своём дереве, он мог протянуть руку к соседнему манговому и нарвать плодов. В сотне шагов от него находилась целая роща диких смоковниц. Он был уверен, что неподалёку найдёт питательный дюриан, а в водах лагуны может наловить множество вкусных, сочных раковин. Наевшись плодов манго и смоковницы, он сломал себе гибкий, но крепкий сук и, выйдя из своего тенистого убежища, двинулся на взморье, словно первобытный человек, голый, но гордый сознанием своего превосходства над четвероногими. Сильный, здоровый и хорошо сложённый, он не стыдился своей наготы и беззащитности. Он, напротив, почувствовал вдруг необычайный подъём духа и готовность смело встретить любые опасности.

Весь берег, как он только теперь заметил, был усеян наносным лесом и обломками судов. Порывшись хорошенько между ними, он выбрал один обломок с острым гвоздём на конце. Это оружие лучше, чем сломанный сук. Держа в руках это удобное, по его мнению, и сравнительно лёгкое оружие, он окинул проницательным взором густые ряды окружающей его зелени, где скрывалось столько неведомых ему опасностей, и принялся собирать ракушки себе на ужин.

Он встретил до сих пор только нескольких мартышек, нескольких попугаев и стаю розовых фламинго. Обломки судов на берегу совсем не тронуты. А ведь они могли бы заинтересовать даже самого глупого дикаря. И Джонс решил, что местность эта необитаема. А о присутствии больших зверей он узнает только после захода солнца, когда они придут к реке на водопой.

Ему недолго пришлось их ждать. Не успело солнце спуститься за деревья, как в чаще раздался топот тяжёлых копыт, и к реке примчалось стадо буйволов. Все они собрались у реки в нескольких сотнях шагов от дерева Джонса, так что трудно было определить, к какой породе они принадлежат.

– Раз здесь водятся такие животные,– с некоторым смущением пробормотал Джонс,– я могу ждать всякую минуту появления леопардов, а быть может, и тигров. Надо смотреть в оба.

И он решил смастерить на следующий день что-нибудь вроде копья или дротика. Ведь копьём можно защищаться на расстоянии, а дубиной только вблизи. Как сокрушался он, что с ним нет ни двуствольного ружья его, ни револьверов, погибших во время кораблекрушения! Отказавшись от бесплодных сожалений, он стал мечтать о том, что хорошо было бы приготовить лук и стрелы. Смастерить было бы нетрудно, если бы он мог достать нож. Но и эти мечты, как мечты о ружье и револьверах, не привели ни к чему. Он махнул рукой, засмеялся и, пожав плечами, стал внимательно рассматривать свои длинные жилистые руки и мускулы обнажённого тела. Он невольно содрогнулся при мысли, что он теперь находится на той же ступени, на которой находился когда-то первобытный человек. И он дал себе клятву доказать своим четвероногим противникам, что сильнее их волей и умом.

Недолго пришлось ждать ему случая доказать это на деле. Не успела река, помутившаяся от грязи, поднятой со дна копытами буйволов, сделаться снова чистой и прозрачной, как пришла на водопой пара небольших оленей. Остерегаясь засады, олени во время водопоя по очереди подымали голову и внимательно осматривались кругом. Несмотря, однако, на всю свою бдительность, они не заметили врага, упорно преследовавшего их. Это был гибкий пятнистый оцелот, который бесшумно, словно призрак, крался за ними и теперь притаился за деревом Джонса. Он плотно прижался к земле и осторожно выглядывал из-за ствола, готовясь к прыжку.

Не успел он прыгнуть, как большие чуткие уши оленя уловили грозный звук, раздавшийся где-то за деревьями. В течение какой-нибудь доли секунды стояли олени неподвижно, насторожив уши, глаза и ноздри, а затем, сделав лёгкий прыжок, понеслись вдоль берега, словно подхваченные внезапным порывом ветра. Разочарованный оцелот оскалил от досады длинные белые зубы и, прыгнув на дерево, спрятался среди веток, внимательно высматривая оттуда, что могло так внезапно испугать его дичь. Но он никого и ничего не увидел, а потому вскарабкался ещё выше, чтобы лучше разглядеть окружающую местность. Но вдруг встретил смелый взгляд человека, в упор смотревшего на него через край платформы.

Оцелот с испугом попятился назад. Прижав уши, он прилёг к ветке и устремил злобный взгляд на человека. Джонс презирал оцелота. Ведь это просто крупная дикая кошка. Тем не менее вовсе не хотел, чтобы оцелот забирался на его дерево.

– Киш! – грозно крикнул он и хлопнул в ладоши.

Удивлённое животное подняло и распушило свой хвост и, прыгнув с дерева, поспешно скользнуло в чащу леса.

– Для таких, как ты, и этого достаточно! – рассмеялся Джонс и стал приводить в порядок свою постель.

Когда сумерки сменились ночью и засверкали звёзды, Джонс не мог уже видеть приходивших на водопой животных. Все они, словно призраки, бесшумно крались вдоль опушки леса, едва притрагивались к воде и куда-то исчезали. По временам он слышал тяжёлый топот ног и громкий всплеск воды. Значит, речку посещают очень крупные звери. Один раз он даже услышал где-то недалеко в лесу предсмертный крик и затем непродолжительное барахтанье. Джонс сейчас же решил, что какой-нибудь олень пал жертвой оцелота. Вслед за предсмертным криком послышался громкий топот ног, удалявшийся от реки. Затем наступила полная тишина. Раздавался только неугомонный шум прибоя, разбивавшегося о прибрежные рифы.

Тёплый морской воздух действовал на Джонса, как опиум, и он скоро почувствовал, что не в силах бороться со сном. Он попробовал было убедить себя, что может покойно спать на своей платформе, несмотря на хищных зверей, шныряющих в джунглях. В глубине души он прекрасно сознавал, что спать сейчас – безумие. А между тем всё больше и больше поддавался сну, и перед ним начинали уже мелькать видения, когда целый поток оранжево-золотистого света, хлынувший на него из-за моря, разбудил его. Всходила луна. Он взглянул на неё, и сердце его сжалось при мысли о том, что, быть может, ему всю жизнь придётся прожить в одиночестве. Какой-то странный звук, раздавшийся вдруг сзади, заставил его обернуться. Он увидел возле воды огромного леопарда. Пятна на шкуре ясно были видны при свете луны.

Джонс знал, что леопард так же легко взбирается на дерево, как и оцелот. Осторожно, не делая ни малейшего шума, потянулся он к своей дубине и осмотрел, крепко ли держится на ней гвоздь. Как жалел он, что не приготовил себе копья! Сердце его билось, и мускулы напрягались, готовясь к сомнительному поединку.

Леопард потянул вдруг воздух, словно почуял какой-то странный, незнакомый запах. Запах этот показался ему очень опасным. Это видно было по его возбуждённому состоянию, по прижатым назад ушам и по нервным взмахам хвоста. Запах человека был, однако, нов для него. Ползком принялся он исследовать почву, пока не напал на человеческий след. На одну минуту замер он на месте, готовясь и к бою, и к бегству. Он почуял что-то зловещее. Осторожно пополз он по следу и дополз вплоть до самого дерева. Затем, обнюхав ствол, поднял голову вверх, всматриваясь пристально, нет ли кого-нибудь между ветками. Человек хладнокровно встретил взгляд этих светлых злобных глаз. Лучи света проникали теперь всюду между ветвями, и Джонс знал, что враг ясно видит его. Ведь у него светлая кожа. Он повернул голову таким образом, чтобы луна осветила всё его лицо, и взглянул пристально в глаза зверя.

– Пошёл вон,– приказал он повелительно и внятно.– Занимайся собственными делами и не смей вмешиваться в мои.

Зверь, видимо, смутился. Два раза отворачивал он глаза в сторону и снова устремлял их на человека. Упорный, повелительный взгляд Джонса ясно говорил ему, что он видит перед собой не трепещущую добычу, но противника, бесстрашного и готового сразиться с ним. Насколько опасен этот бледнокожий враг, он, конечно, не знал. Он видел только, что тот был, по-видимому, одинаковой с ним величины. А какие звуки он издавал! Не громкие, но полные непонятной угрозы. Леопард был лют и кровожаден, но он не хотел бесцельной битвы. Он привык видеть панический ужас в глазах тех, кто встречался с ним. Он искал жертвы, а не противника. Он знал, конечно, что в лесах живут звери пострашнее, чем леопарды. Так, например, он всегда остерегался тигра, а встречая в лесу следы старого буйвола, старался уйти с его дороги. Неужели это существо на дереве также возьмёт перевес над ним?

– Дерево это моё,– продолжал сверху холодный голос, отчеканивая каждый слог.– Уходи прочь

В этом голосе слышалась уверенность и решимость, которая окончательно сбила с толку удивлённого зверя. Мало-помалу он, по-видимому, решил, что ему не следует искать ссоры с самоуверенным незнакомцем, который сидит на ветках дерева и упорно смотрит на него. Он отвернулся в сторону и несколько секунд делал вид, будто совсем забыл о существовании человека. Отойдя затем от дерева, он не спеша направился к лесу.

Джонс торжествовал, одержав неожиданно такую крупную победу. Но тем не менее он вздохнул полной грудью, когда леопард скрылся из виду. Он знал, что исход поединка был бы весьма сомнителен. Зато он окончательно убедился в том, что спать здесь можно только днём. Остаток ночи он провёл, раздумывая, как сделать безопасным своё убежище на дереве и как достать хорошее оружие.

В течение ночи к реке на водопой приходили разные обитатели леса. Между ними он заметил несколько пород оленей, несколько буйволов, двух оцелотов, несколько неизвестных ему маленьких животных и ещё одного леопарда, а может быть, и того же, что приходил раньше. Посещения эти прекратились лишь перед самым восходом солнца, дав ему возможность проспать часа два.

Проснулся он от испуга. Ему показалось, будто леопард карабкается на дерево, собираясь напасть на него. Он схватил дубину и перегнулся через край платформы. Сон мигом отлетел от него, и он был готов к битве. Но вместо леопарда он увидел какаду, который, подняв кверху свой розовый хохол, висел головой вниз на соседней ветке и злобно смотрел на него. Джонс громко расхохотался, и птица с криком улетела, оскорблённая его смехом. Тогда он спустился с дерева и, окунувшись в солёную воду лагуны, принялся завтракать. Завтрак его состоял из смокв и плодов манго. Он был очень доволен, что на этот раз мог обойтись без ракушек, и дал себе слово добыть огонь с помощью трения, как только раздобудет оружие и устроит себе безопасное жильё.

Пересмотрев внимательно весь наносный лес на берегу, он нашёл небольшую полосу перил, прикреплённую к подставке. Он с трудом отделил подставку и заострил её конец, сделав его зазубренным. Кусок найденных перил был сделан из ясеня, твёрдого и неломкого. Он остался очень доволен – теперь у него было копьё. Всё утро рылся он между обломками, прикрыв голову и плечи мокрыми листьями, и нашёл наконец удобную палку. На конце её, подобно острому изогнутому клюву, торчал тяжёлый железный гвоздь.

Поглощённый поисками оружия, Джонс совсем забыл о тех опасностях, которые подстерегали его.

Он услышал неподалёку тяжёлое, хриплое дыхание. Волосы встали у него дыбом. Он обернулся.

В двенадцати шагах от Джонса стоял огромный старый буйвол и злобными глазами смотрел на него.

Джонс почти сразу пришёл в себя. Таинственное хриплое дыхание испугало его, но он сейчас же взял себя в руки, как только понял, в чём дело. Зная прекрасно свою способность быстро бегать, он был уверен, что сумеет перехитрить буйвола и убежать от него, нырнув в лагуну, если это окажется необходимым. Но он не имел никакого намерения бежать, ему хотелось обойтись без этого. Он стоял как вкопанный, спокойно выдерживая взгляд животного.

Сначала казалось, что буйвол, недовольный появлением человека, собирается сейчас же напасть на него. Он рыл копытами песок, злился, а между тем не решался двинуться с места. Но вот он фыркнул и ступил два шага вперёд. Непонятная однако неподвижность человека охладила ярость громадного животного. Хвост, которым буйвол сердито бил себя по бокам, внезапно опустился, и он отвёл глаза в сторону, словно вспомнил о чём-то. Затем глухо заревел и, повернувшись назад, направился к реке. Раза два останавливался он и с вызывающим видом оглядывался, как бы надеясь, что человек будет преследовать его. Но Джонс стоял по-прежнему неподвижно, опираясь на своё копьё, и не двигался с места, пока буйвол не перешёл вброд на другую сторону реки.

– Надо пойти и выспаться теперь, чтобы не спать ночью,– сказал Джонс, поспешно направился к дереву и взобрался на него с лёгкостью шимпанзе.

Джонс крепко спал в течение всего полуденного жара, а остаток дня провёл, стараясь получше укрепить своё жилище. Он притащил к дереву корабельные обломки и целую кучу длинных побегов дикой виноградной лозы, состоящих из необыкновенно крепких волокон. Пользуясь побегами винограда вместо верёвок, он устроил себе очень прочную платформу с загнутыми вверх краями. Эти загнутые края не дадут ему свалиться вниз во время сна. Жилище его показалось ему теперь очень удобным для такого, как он, заброшенного человека. Только бы леопарды оставили его в покое. Если же они не согласятся на это, он вынужден будет дать им хороший урок.

Незадолго до захода солнца он принёс к себе на дерево целый пучок веток смоковницы, затем сухой сосны, собранной среди обломков, и полудюжину раковин с острыми краями. Он надеялся прогнать сон, занимаясь приготовлением тонких, мягких волокон, которые должны были служить ему вместо трута при добывании огня. Но ему не удалось провести спокойно вечер, так как он не успел ещё изучить всех свойств тропического леса.

Где-то вдали раздался вдруг оглушительный рёв. По спине Джонса забегали мурашки. Леопарды не могут так реветь. Таким рёвом возвещали о своём приближении только лев и тигр. Но львы здесь не водятся. Как будет он таким жалким оружием бороться с тигром? Сердце его замерло, и он стал прислушиваться к малейшему скрипу, готовый вскарабкаться, словно испуганная обезьяна, на самую верхушку дерева. Скоро однако к нему снова вернулась прежняя вера в силу человека. Он сказал себе, что он, даже голый и одинокий, всё же господин над всеми этими зверями. Сколько раз читал он, как совершенно голые дикари, не имея никакого оружия, кроме заострённой палки, охотились в одиночку на тигров и ягуаров. Нет, он даст урок тигру, когда это понадобится, и заставит его уступить ему дорогу, как леопарда и буйвола. До самой темноты сидел он и острой раковиной стругал конец копья, пока копьё стало острое, как игла.

Рёв тигра распугал всех обитателей леса, и никто не вышел к реке на водопой. Продолжительное безмолвие это казалось зловещим Джонсу. С необыкновенным напряжением прислушивался он к малейшему шуму, и ему начинали уже чудиться несуществующие звуки. Один раз ему показалось даже, что он слышит тяжёлые шаги под самым деревом. Он взглянул вниз, но никого там не увидел.

Но вот наконец взошла луна. Красный вздутый диск её выглянул из-за горизонта, когда из чащи леса на расстоянии ста шагов от дерева вышел тигр. Ясно было, что он сразу почувствовал присутствие человека, так как с грозным видом потянул в себя воздух и сразу направился к дереву.

Когда полосатое зловещее животное подошло к дереву и устремило на Джонса свои страшные глаза, Джонс выругался и бросил в него обломок дерева.

Обломок ударил тигра по морде. Тигр заворчал от удивления и бешенства. Попятившись назад, он прилёг к земле и прыгнул на самую нижнюю ветку, которая росла с правой стороны ствола. Крепко вцепившись когтями передних лап в развилину ветки, он провисел в таком положении секунды две, упираясь задними лапами в ствол дерева, и вскарабкался затем на сук.

Этого только Джонс и ждал. Он лежал, растянувшись на платформе, и держал копьё наготове.

Легонько взмахнув им, он два раза ударил тигра по морде и попал ему остриём прямо в глаз. Тигр заревел от боли, поднял заднюю лапу на следующую ветку и, повернув голову в сторону, чтобы избежать ударов по морде, подставил в то же время шею и горло.

Джонс решил рискнуть и изо всех сил махнул копьём. Он рассчитал верно: острие копья ударило тигра позади челюстей. Джонс изо всей силы нажал копьё обеими руками, и оно вонзилось ещё глубже. Тигр глухо заревел, судорожно откинулся назад и упал на землю, увлекая за собой и копьё. Несколько минут катался он по земле, цеплялся за неё когтями, кашлял, выплёвывая сгустки крови. Через несколько минут он вытянулся и замер на месте.

– Сломал копьё, чёрт возьми! – проворчал Джонс, но сердце его трепетало от восторга.

Вскоре он спокойно заснул, решив, что труп тигра под деревом произведёт сильное впечатление на других посетителей и будет держать их на приличном расстоянии.

Проснувшись на следующий день, Джонс задумался над тем, что ему делать с тигром. Ему очень хотелось снять с тигра шкуру, но у него не было ножа, и он отказался от своего намерения. В конце концов он решил оставить на месте мёртвого зверя. Пусть все хищники знают, что с обитателем дерева шутить не следует. Оттащив труп, он оставил его на берегу в нескольких шагах от опушки леса, чтобы хищники могли его видеть. Он был уверен, что слухи об убийстве тигра разнесутся по всему лесу и его не будут больше беспокоить.

Джонс был прав. Среди диких животных, как и среди людей, слава очень много значит. Он был победителем короля лесов, и, следовательно, сам стал королём. «Даже слон будет теперь меня бояться»,– думал Джонс.

Но счастье во всём благоприятствовало Джонсу, и ему недолго пришлось поддерживать свою славу.

На следующий день после приключения с тигром у острова бросило якорь голландское торговое судно. Оно выслало к берегу лодку с людьми, чтобы запастись пресной водой из реки Джонса, которая была известна некоторым торговым судам, ведущим торговлю с островами. На расстоянии одной-двух миль от рифов находился узкий вход в реку, вполне доступный для баркасов и катеров, и Джонс праздновал своё счастливое отречение от трона.

Суровые спасители не сразу поверили его рассказу. Но, осмотрев внимательно труп тигра с самодельным копьём в горле, они перестали сомневаться. Таким образом, Джонс, ступив на полированную палубу шхуны, захватил с собою и свою славу. Багаж, как видите, не тяжёлый, но весьма драгоценный.

ОХОТНИК В ЛОВУШКЕ

Рёв водопада и грохот бешеных стремнин, оставшихся за густой чащей леса, стихали по мере того, как Бернс спускался в долину.

Удушливый неподвижный воздух среди густых зарослей кустарника был полон всевозможными насекомыми. Бернс решил идти к реке, надеясь, что в этом месте она не такая бурная и ему легче будет найти более удобную и открытую дорогу. Поспешно свернув влево, он увидел перед собой сплошной тёмный лес. Но деревья скоро поредели, и среди них замелькало голубое небо, засверкал золотистый свет, заблестели спокойные воды. Так дошёл он до окраины леса, откуда начинались густые заросли кустарников. Он зашагал между кустов, стараясь ступать как можно осторожнее.

Вдруг он почувствовал, что летит куда-то вниз, увлекая за собой целую стену кустарников, склонившихся под ним, словно под напором сильного ветра, С отчаянием ухватился он обеими руками за росшие по сторонам молодые деревца, но и те потянулись вслед за ним. Полузадушенный и ослеплённый непроницаемой, густой листвой, он выпустил из рук ветки и почувствовал, что опускается ещё ниже... сначала, как ему казалось, медленно, так как за это время он успел много чего передумать. Он чувствовал, что сердце готово каждую минуту выпрыгнуть у него из груди. Затем спуск ускорился, и он полетел вниз вместе е кустами, судорожно цепляясь за них, и погрузился в тёмную воду.

Вода оказалась холодной. У Бернса даже дух захватило: так быстро закрыла она его с головой. Через минуту он почувствовал вдруг, что нога его довольно сильно ударилась о какой-то странный предмет, который раздвинулся под нею. Бернс невольно подпрыгнул вверх. Голова его вынырнула на поверхность воды среди водоворота пены, листьев и обрывков веток. Он поспешил наполнить свежим воздухом свои лёгкие. Не успел он прочистить себе глаза и нос и немного прийти в себя, как его снова потянуло вниз. Только тут понял он, к невыразимому ужасу своему, что нога его в чём-то застряла.

Бернс был искусный пловец и с помощью рук скоро поднялся на поверхность. Но не успел он вздохнуть как следует, как его, несмотря на самое отчаянное барахтанье, снова потянуло вниз. Вторичная встряска окончательно отрезвила его, и он ясно понял, какая опасность ему угрожает. Напрягая всю силу своей воли, он перестал барахтаться и только слегка поводил руками, чтобы держаться в вертикальном положении. Вода доходила ему теперь до подбородка. Пена плескалась у его губ, а сквозь пелену струившейся по его лицу воды он смутно различал солнечный свет. Тем не менее он был очень доволен, что ему удалось наполнить лёгкие свежим воздухом прежде, чем снова погрузиться вниз.

Вынырнув опять из воды, он распростёр руки, чтобы сохранить некоторое равновесие, хотя дышать он мог только тогда, когда откидывал голову назад.

Ему удалось, стоя неподвижно, успокоить взволнованную поверхность воды, и он попытался привести в порядок свои мысли.

Он находился в глубоком спокойном заливчике, где не было заметно почти никакого течения. В десяти шагах от берега воды реки журчали как-то глухо, словно утомлённые вечным грохотом водопада и стремнин. У противоположного берега, покрытого лесом, врезывалась далеко б воду песчаная коса, отливавшая золотом под лучами солнца. На всём протяжении реки ничего не было видно, кроме тёмных вод и нависших густых ветвей. Он осторожно оглянулся, причём губы его оказались под водой, и увидел то, что ожидал: высокий, почти отвесный берег и красноватую расселину, только что образовавшуюся от обвала.

Совсем близко он увидел покрытую густой листвой верхушку молодого тополя, упавшего, по-видимому, недавно в воду, так как корни его не успели ещё отделиться от берега. Осторожно протянул он к нему руку, желая узнать, настолько ли он крепок, чтобы с помощью его можно было выкарабкаться из воды. Но тополь согнулся под его рукой. Бернс потерял равновесие и снова погрузился в воду.

Бернс был в отчаянии, но не лишился, однако, самообладания. Не прошло и минуты, как он успел снова занять положение, при котором мог свободно дышать. Солнце немилосердно жгло ему голову, а потому он притянул к себе ветвистую верхушку тополя и укрылся в её тени. Тополь не уплывал по течению, потому что корни его ещё держались в воде, и тенью своей избавил голову Бернса от жары.