Текст книги "Последняя охота Серой Рыси"

Автор книги: Чарльз Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Полчаса почти двигался вперед Пит Ноэль, полный упорства. Когда же короткий северный день стал подходить к концу и тени начали сгущаться, упали и его силы. Он заметил, что спотыкается на каждом шагу, и старался придумать извинение такому замедлению. Несмотря на все усилия своей воли, он не мог отделаться от видении… густых, благодетельных лесов то с одной, то с другой стороны или тихого бревенчатого лагеря, полузасыпанного снегом, но с полосами света, вырывающегося из окон. Негодуя на себя, он встряхивался – и соблазнительные видения исчезали. Очнувшись от одного такого видения, он заметил, что потерял ружье. Оно пропало бесследно. Удар этот ошеломил его на несколько минут. Что ж, у него оставался еще нож. Нож важнее ружья. Он занырял вперед, еще раз придя в себя и стараясь бороться с судьбой.

Тени быстро сгущались и, войдя в союз с зловещей бурей, двинули со всех сторон странные, чудовищные образы. Пит Ноэль старательно распутывал эти видения. Но один из бредовых образов не повиновался ему. Пит уже собирался наброситься на привидение, когда оно вдруг фыркнуло и, подпрыгнув вверх, пустилось прочь. Все способности Пита пробудились в одну минуту, наполнив его восторгом и надеждой. То перескакивая с места на место, то погружаясь еще глубже в снег, следовал он за видением с ножом в руке. Огромный самец карибу, до половины погрузившийся в снег, несколько раз уклонялся от него. Когда же дикая борьба эта утомила его, он остановился вполоборота и одним рогом нанес сильный удар в левое плечо своего врага. Не обращая внимания на удар, Ноэль схватил карибу за левый рог и вонзил ему в горло нож.

Пит Ноэль терпеть не мог сырого мяса. Но теперь он боролся за свою жизнь. Он знал, что животное, которое находится у него в руках, может подкрепить его. Он отнял нож от горла и поднес его к сердцу карибу. Когда жизнь покинула животное, Пит подполз к нему и, как зверь, принялся пить теплую красную жидкость, которая текла из перерезанного горла. Напившись вдоволь, он почувствовал, как по всему телу его разливались постепенно тепло и сила. Он был сыт. Подкопав снег под трупом, он прилег возле него, чтобы отдохнуть и подумать.

Успокоенный, Пит завернулся в одеяло. Тут в нем заговорили чувства охотника. Со всех сторон слышалось при каждом порыве ветра то фырканье, то тяжелое дыханье. Он, оказалось, попал в самую середину утомленного стада. Ему представился случай вознаградить себя, хотя до некоторой степени, за потерю хижины и съестных припасов. Он мог убить несколько штук беспомощных животных, спрятать их в снегу и прийти за мясом, когда кончится метель. Мясо он продаст в ближайшее селенье.

Вытащив снова нож, он осторожно пополз туда, откуда слышалось тяжелое дыханье. Прежде чем он различил очертание животного среди непроницаемой тьмы, он был уже подле него. Протянутая рука его упала на тяжело вздымающийся бок.

Испуганное животное вскочило с громким фырканьем и пыталось убежать. Но, истощенное долгим переходом, почти сразу упало снова на снег, покоряясь неизвестному року, вынырнувшему среди бури из тьмы. Рука Пита опустилась снова на него, как только оно легло. Он чувствовал, как по телу животного пробегала дрожь от его прикосновения. Невольно принялся он гладить жесткую шерсть животного, тогда как изменница рука его все ближе и ближе подвигалась к его боку. Тяжелое дыханье сделалось более спокойным, фырканье прекратилось. Утомленное животное, видимо, успокоилось под влиянием этого тихого прикосновения.

Когда рука Пита добралась до самой шеи животного, он почувствовал вдруг мучительное сомнение. В другой руке у него был нож. Но что-то мешало ему воспользоваться им. Это было бы изменой. А между тем он потерпел страшный убыток, и сама судьба дает ему в руки вознаграждение за него. Он колебался, с нетерпением подбирая разные доказательства. И несмотря на это, он продолжал гладить крепкую, теплую, живую шею, и от этого прикосновения среди дикой тьмы между человеком и животным установилась дружба. Человек и животное находились в одном и том же положении и одинаково боролись за свое существование со слепым и грубым безумием бури. Ведь стадо спасло его. Ему следовало уплатить свой долг. Ласка, сначала ложная, превратилась в честную и искреннюю. Улыбаясь от смущения, Пит сложил нож и спрятал его обратно в карман.

Теперь он уже обеими руками гладил карибу, чесал ему за ушами и у основания рогов. Животному это очень нравилось. Только когда рука его коснулась длинной морды, карибу вздрогнул и фыркнул от испуга, почувствовав запах человека. Но Пит продолжал нежно держать его, и животное снова успокоилось. В конце концов Пит решил, что ему здесь лучше всего провести ночь или пока успокоится буря, согреваясь подле этого мирного и покоренного им животного. Он вырыл яму в снегу, завернулся в одеяло и, прижавшись ближе к карибу, спокойно и доверчиво уснул.

Чувствуя близость живого существа, Ноэль спокойно спал, не обращая внимания на шум бури. Его разбудило наконец движение под самым его боком. Он проснулся и увидел, что странный товарищ его вскочил и убежал. Буря стихла. Небо над ним было сплошь усеяно звездами. Кругом двигалось стадо, пыхтя, откашливаясь и фыркая. Вскоре Пит остался один. Начинало уже светать. Мороз стал еще сильнее. Прозрачный воздух был полон изморозью. Пит встал и взглянул на восток, вслед за стадом. И сердце его забилось от радости. В полумиле от него, подымаясь прямо кверху, выделялся на бледно-шафранном фоне востока серебристо-желтоватый столб дыма. Дым этот, говорил ему опытный глаз его, выходил из печной трубы. Он догадался, что дровосеки из Оттакунзиса перекочевали ближе к нему.

ЧЕРНАЯ КОТЛОВИНА

I

Поздно получил урок страха Хендерсон. Но зато вызубрил он этот урок хорошо. В Черной котловине научился он бояться.

Медленно, лениво следовали друг за другом еловые и сосновые бревна, – все вокруг да вокруг большой каменной котловины. Вода в ней была спокойная, глубокая, мрачная, покрытая сверху пеной. На одной стороне ее каменной стены находилась трещина, соединенная с шумным течением реки, которая стремительно и бурно неслась вперед, превращаясь затем в водопад, с ужасным ревом низвергавшийся в бездну. Над этой грохочущей, кипящей и бурлящей бездной подымалась белая завеса брызг, которая взлетала вверх, орошая зеленые березы. Трещина, которая соединялась с протекавшей мимо рекой и снабжала медленно текущей водой Черную котловину, находилась в двенадцати футах от краев водопада.

Хендерсон сидел у подножия старой белой березы, склонившейся над краем котловины. Он держал в руке незажженную трубку и, как зачарованный, следил за движущимися бревнами. Он смотрел, как они неслись с какой-то панической торопливостью по пенистому течению реки прямо к краю водопада, а оттуда делали чудовищный прыжок вниз. Когда бревно неслось вблизи берега, судьба его находилась всего только секунду-две под сомнением. Оно или перескакивало через край водопада, попадало в белую завесу брызг и мгновенно исчезало в ужасной бездне, или в последнюю почти минуту, попав в полосу воды, текущей в котловину, начинало бесцельно кружиться. Здесь был отдых для бревен, передышка перед прыжком. Совершив круг, бревно снова подплывало к отверстию, через которое вошло. Отсюда оно или снова шло в бесцельное круговое путешествие, или подхватывалось волной и безвозвратно уносилось в объятия ужасного потока. Случалось, что два бревна после небольшой остановки, во время которой между ними происходило, по-видимому, тайное состязание на жизнь и смерть, принимались толкать друг друга и затем вместе валились в бездну. Иногда, напротив, оба они благополучно обходили несколько раз кругом котловины. Но всегда у трещины происходила минутная остановка, полная невыразимого ужаса.

Этот последний миг так мрачно действовал на воображение Хендерсона, что он совсем забыл свою трубку. Он и раньше бывал подле Черной котловины, но не в то время, когда там плавали бревна. К тому же сегодня утром он чувствовал себя усталым, потому что всего только три дня тому назад испытал невероятное напряжение всех своих сил, преследуя отчаянного преступника, которого он, как депутат-шериф, обязан был арестовать и отдать в руки правосудия.

Преступник этот, полуфранцуз по своему происхождению, известный под названием «Рыжий Пимо», был одним из самых опасных членов шайки, которую Хендерсон задумал уничтожить во что бы то ни стало. Хендерсон был избран депутатом года два тому назад и с самого начала решил посвятить все свои силы на уничтожение шайки. Незнакомый ни с каким страхом, он в то же время не имел себе равных в стрельбе, в сметливости и выносливости.

Ровно два года прошло с тех пор, как он посвятил себя этому делу, и за это время одного из шайки повесили, а двух присудили к пожизненной каторге. Все находили, что Хендерсон вполне оправдал свое назначение. Не находил этого только сам он. Пока Пимо и его пронырливый помощник Митчель не были повешены, Хендерсон чувствовал себя неловко. Митчеля он презирал. Но Пимо, умом которого держалась вся шайка, он удостаивал ненависти и даже зависти, ибо Пимо, жестокий и вероломный зверь, имеющий на своей совести убийство женщины, был в то же время прирожденным вождем и отличался несомненным, мужеством.

Добравшись до водопада, Хендерсон вынужден был сознаться, что Пимо еще раз сбил его с толку. Убежденный в том, что разбойник находится среди путаных оврагов и лощин по ту сторону «Двух гор», он отпустил обоих усталых речных сторожей, которые были его помощниками, приказав им отправиться вниз по реке до Гринсвилля и ждать его там. Он решил остаться один и поохотиться еще дня два в надежде, что соперник его перестанет остерегаться. У Хендерсона была бесценная и никому неизвестная союзница – быстроногая дикарка, которая жила одна со своим отцом на прогалине леса. Она с детским обожанием смотрела на Хендерсона, как на героя. Эта робкая маленькая дикарка, известная в колонии под названием «Байсляева Сайси», изучила всю эту дикую местность, все дороги до таких мельчайших подробностей, что могла соперничать даже с самим Хендерсоном. Неукротимый депутат очень гордился ее дружбой. И вот теперь собирался он на прогалину, чтобы предложить несколько вопросов девочке. Но он хотел сначала кое-что сообразить. Надо собрать усталые мысли. Он поставил ружье между двумя молодыми деревьями, набил трубку, закурил ее с наслаждением и уселся под старой березой, откуда мог хорошо видеть, как кружатся бревна в Черной котловине.

Он так засмотрелся на путешествие этих бревен, что не в состоянии был больше думать. Трубка его погасла, а любопытство к попавшим в котловину бревнам дошло постепенно чуть ли не до бреда. Подхваченные капризным течением бревна избегали на некоторое время своей участи, а затем по какой-то непонятной причине выталкивали друг друга и неслись в стремительные волны потока. Хендерсон дошел наконец до того, что одухотворял каждое бревно и, наделив его чувствами, представлял себе его ощущения всякий раз, когда оно, затрепетав у входа в трещину, плыло дальше, еще раз избежав, хотя и не навсегда, своей гибели.

Затем он задремал с открытыми глазами, и ему приснилось, что сам он превратился вдруг в одно из этих бревен. И было это именно то, которое в эту минуту вертелось у роковой трещины. Пройдет ли оно мимо еще раз? Нет! Оно было уже в трещине. Течение сначала так нежно-предательски тянуло его, а затем с такой неудержимой силой повлекло за собой. С напряженными нервами и бьющимся сердцем старался Хендерсон удержать бревно своей волей и пристально устремленным взглядом. Все было напрасно. Медленно повернулось бревно в сторону от товарищей, с минуту стояло, вздрагивая, возле трещины, затем скользнуло быстро вперед и исчезло в потоке. С чувством невероятного ужаса пришел в себя Хендерсон и инстинктивно схватил револьвер, висевший у него за поясом. В ту же минуту кто-то накинул ему петлю на плечи, притянул ею руки к бокам и с такою силою дернул его, что он сразу перекинулся через корни березы. Падая, он ударился о ствол дерева и потерял сознание.

Когда Хендерсон пришел в себя, он увидел, что находится в каком-то небывалом положении. Он лежал на бревне лицом вниз, так что рот его был прижат к коре. Руки и ноги его были в воде и висели по обе стороны бревна. Сначала он подумал, что это все еще ему снится, и начал барахтаться, чтобы проснуться. Тут он увидел, что крепко привязан к бревну. Голова его сразу прояснилась, и им овладел страх, или, скорее, отчаяние, какого он никогда еще не испытывал в своей жизни. Скоро однако нервы его успокоились, и он вернулся к обычному самообладанию.

Он понял, что с ним случилось. Враги выследили его и захватили врасплох. Он очутился в том положении, в каком видел себя во сне. Он был привязан к одному из бревен, плавающих в Черной котловине.

II

Кровь на минуту, на две застыла у него в жилах. Он представил себе, как бревно его скользнет в поток и вместе с ним свалится в грохочущую бездну. Тут он заметил, что другие бревна обгоняют его. Что-то, конечно, задерживало его. Он хотел оглянуться, но был так туго притянут к бревну, что мог только на несколько дюймов приподнять лицо. Он увидел поверхность воды и роковую трещину, а за ней стремительный поток и белую завесу брызг, колыхавшуюся над бездной.

Он попытался растянуть свои путы и услышал вдруг грубый смех. Бревно его сделало внезапно скачок и начало двигаться. Он заключил, что его что-то удерживало перед этим. Спустя секунду он увидел острый облитый сталью конец багра, который уперся в передний конец бревна в двенадцати дюймах от его головы, и бревно снова остановилось. Медленно, очевидно под давлением чьей-то руки, оно повернулось так, что правое плечо Хендерсона опустилось, и он, подняв слегка голову, мог видеть все пространство над окраиной котловины.

На выступе, в трех футах от воды, он увидел прежде всего Рыжего Пимо, который держал багор и улыбался. Несколько выше его сидел на корточках Митчель. Он смотрел мрачно и каждую минуту хватался за нож.

Когда глаза Хендерсона встретились со злобно улыбающимися глазами врага, они смотрели твердо и холодно, Хендерсону, который всегда и во всяком деле чувствовал себя хозяином положения, теперь ничего не оставалось, как сохранять твердость воли и духа. Он считал, что не так ужасна смерть, как трусость перед соперником. Как ни был он беспомощен, нервы все же не отказывались служить ему. С холодным презрением встретил он улыбку Рыжего Пимо.

– Я давно уже мечтаю о том, – сказал разбойник мягким голосом, который покрывался грохотом водопада, – чтобы посадить человека на бревно и посмотреть, как это он, черт возьми, поплавает здесь, пока его не затянет водопад!

Хендерсон не ответил ему.

– Да, я твердо решил посадить сюда человека, – продолжал Пимо, – хотя до сих пор мне не удавалось найти ни мужчины, ни женщины, которые согласились бы устроить мне это прекрасное зрелище. Я чувствую, что вы согласны доставить мне это удовольствие. Я оставил ваши руки и ноги свободными, так что вы можете свободно грести ими. Стены котловины очень гладки, и там не за что уцепиться. Я надеюсь, что вы доставите мне любопытное зрелище. Но если вы устанете и не захотите плыть больше, то, пожалуйста, не обращайте внимания на мои чувства. Вас ждет водопад. И я никаких претензий не буду иметь против вас, если вы не пожелаете оправдать моих ожиданий.

Кончив свою длинную речь, Пимо сразу отнял багор. Бревно тотчас же двинулось вперед и присоединилось к остальным. В течение нескольких минут Хендерсон держал глаза закрытыми и зубы крепко стиснутыми, решив скорее плыть к неизбежной гибели. Но затем, устыдившись своей трусости, сразу переменил намерение. До последнего дыхания будет он бороться за свою жизнь и поможет случаю спасти его. Пусть судьба его, а не сам он, будет виновата в том, что он не в силах был противостоять ей. Нет, лучше бороться! И он тут же ясно представил себе, как Рыжий Пимо и Митчель сидят на выступе, курят и потешаются над мучениями своей жертвы. Но в ту минуту, когда бревно приближалось к трещине, он совсем забыл о них. Все способности его устремились к одной цели.

Бревно, к которому он был привязан, плыло на крайнем наружном конце процессии бревен. Хендерсон сразу сообразил, что оно, по всей вероятности, первое полетит в водопад. С отчаянными усилиями удалось ему ухватиться за ближайшее к нему бревно, толкнуть его вперед и в ту самую минуту, когда бревна находились на стороне, противоположной трещине, поместить на его место свое собственное. Немного погодя это бревно скользнуло в отверстие, а Хендерсон, обливаясь холодным потом, медленно проплыл мимо ужасной трещины.

Враги, спокойно сидевшие на выступе, приветствовали его громкими насмешливыми поздравлениями. Но он не слушал их и не обращал на них внимания. Он отчаянно боролся за свою жизнь и греб то одной, то другой рукой, стараясь направить неповоротливое, сидящее глубоко в воде бревно во внутренний поток. Он успел уже заметить, что бревна на окраине котловины сразу мчались к своей гибели, так как течение там было сильнее в глубине, чем на поверхности, а потому его бревно, обремененное тяжестью, должно было раньше других рухнуть в пропасть. Руки его были привязаны только выше локтей, ниже они двигались свободно. Левой рукой он снова успел схватить другое бревно и как раз вовремя. Он увидел, как его сразу же затянуло в бездну… Сам же он опять очутился на внешней окраине вращающейся процессии бревен.

На этот раз Хендерсон совсем не слышал, смеялись или нет сидевшие на выступе, когда он миновал трещину. Он отчаянно придумывал какой-нибудь новый и менее утомительный план. Упорно и равномерно греб он назад обеими руками и ногой до тех пор, пока бревно его почти совсем остановилось. Тогда он опять схватил плывшее мимо бревно и поплыл под его прикрытием. Вот он сделал половину круга. Здесь он снова принялся грести назад, остановил свое бревно и ловким движением толкнул другое вперед, вследствие чего между ним и трещиной оказались теперь два бревна. Самое крайнее из них было мгновенно, с безумной быстротой, втянуто в поток. Чувствуя, что силы его совсем падают, Хендерсон тем не менее продолжал грести назад, стараясь в то же время приблизиться к внутренней части котловины, и добился того, что между ним и крайним рядом бревен находилось уже три бревна. Глаза его ослабели, он почти ничего не видел, кровь так сильно шумела в ушах, что он не слышал даже грохота водопада. Ах, если бы силы снова вернулись к нему!

Хендерсон волновался только до тех пор, пока проплыл два раза кругом котловины и два раза увидел, как бревна одно за другим скользнули почти прямо из-под его локтя в пену потока. Напрягая всю силу своей воли, постарался он вернуть себе спокойствие, чтобы отдохнуть хотя бы минуту. Он был теперь хладнокровен, мог строить планы и собраться с силами. До последней секунды решил он поддерживать свою жизнь. Авось подоспеет неожиданная помощь.

Когда он снова проплывал мимо трещины, между ним и смертью оставалось только одно бревно. И он увидел, как бревно это исчезло. Находясь совсем близко у стены котловины, он попытался замедлить движение своего бревна, упираясь в камень левой рукой и ногой. Но каменная поверхность так отполировалась водой в течение долгих лет, что все усилия его принесли ему мало пользы. Не успел он еще ничего сделать, как проплыл кругом котловины и только благодаря своему отчаянному барахтанью спасся и на этот раз. Вблизи него не было больше бревна, которое он мог бы схватить и толкнуть вперед вместо себя. Весь вопрос заключался теперь в том, чтобы с помощью рук и ног бороться с течением. Целую минуту стояло бревно как бы в нерешительности перед отверстием, а Хендерсон в это время греб назад не только руками и ногой, но каждой частичкой своей воли, каждым нервом своего тела. Дюйм за дюймом отвоевал он наконец себе спасение. Бревно двинулось мимо ворот смерти, и Хендерсон снова услышал, хотя и смутно, насмешливые восклицания, прорывавшиеся сквозь рев водопада.

Пройдя мимо, Хендерсон опять принялся грести назад, не так сильно теперь, пока к нему подплывали другие бревна. Он ухватился за них и поплыл под их прикрытием. Он скоро убедился, что, держась под прикрытием самого крайнего из них, он всегда будет иметь бревно между своим собственным и водопадом. Но в то же время он увидел, что самое крайнее бревно будет скоро вне его власти. Все кругом да кругом плыл он, стараясь беречь силы и закрывая глаза всякий раз, когда бревно рядом с ним исчезало в бездне. Мало-помалу от постоянно повторяющегося ужаса чувства его начали притупляться. Нужно было во что бы то ни стало приободриться. С бешенством, не останавливаясь, хватал он бревно за бревном. Наконец ему повезло. Он очутился с внутренней стороны процессии, а не с наружной. Тут в его затуманенном мозгу блеснула вдруг новая мысль, и он проклинал себя, что не подумал об этом раньше. В самом центре котловины не может быть течения. С неимоверными усилиями добрался он до него и остановился. Осторожно и не спеша поместил он свое бревно на самой оси водоворота, где собралась целая куча щепок и палок. Здесь бревно его завертелось медленно-медленно вокруг своего собственного центра, и Хендерсон после нескольких минут блаженного отдыха погрузился в забытье.

Он пришел в себя от выстрела и от стука пули, которая попала в бревно на три дюйма выше его головы. Несмотря даже на потрясающий грохот водопада, он все-таки узнал звуки своего собственного тяжелого кольта. Детская злоба овладела им при мысли, что собственное его испытанное оружие направляется против него. Не подымая головы, лежал он и бранился, бессильно стиснув зубы. Спустя несколько секунд раздался второй выстрел, и пуля на этот раз попала в бревно почти у самой его правой руки. Тут он понял все и пришел в себя. Стрелял Пимо, который хотел заставить Хендерсона принять снова участие в кружении бревен. Находясь в центре котловины, Хендерсон уже не развлекал своих палачей. Он не боялся получить пулю в голову. Мгновенная смерть принесет ему только успокоение. Но вдруг пуля прострелит ему руку, и он будет не в состоянии бороться с течением? Душа его наполнилась паническим страхом. Напрягая последние силы, принялся он снова грести и направил еще раз свое бревно к ужасному круговороту. Пимо стал насмехаться над ним, но он не слушал его.