Текст книги "Большой секс в маленьком городе"
Автор книги: Чарльз Дэвис
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
А женщины вообще очень податливы. Обойти этот факт невозможно. Невозможно обойти и большинство маргамонхийских жен, но все равно тот факт, что женщины податливы, неопровержим. Они поддаются каждому, и большинство мужчин так и продолжают поддавать, и женская податливость часто переходит в стремление соответствовать тому, что от них хотят. Когда полная церковь народу восхищается образцовой Большой Мамочкой, женщины обязательно постараются сделать все, что в их силах, чтобы стать Большими Мамочками. Страстное желание – опасная штука, потому что всегда рискуешь получить то, чего желаешь, и только тогда понять, что с этим связаны определенные проблемы. Так что же делать, когда вся округа забита Большими Мамочками?
Милостивый Бог собрал тех, на ком не сказался материнский бум. Он возглавил совещание, на котором присутствовали Джорджи, Рада, я сам и несколько Низких Женщин, которые очень сочувствовали своим одомашненным сестрам и ни в коей мере не радовались наплыву клиентов, сопровождавшему увеличение обхвата талии у местных мам.
Я рад сознавать, что после того, как я столько времени провел рядом с Джорджи, ко мне совсем не пристала его магия. Я не делаю вид, что имею особые связи с потусторонним миром, и надеюсь, что, по крайней мере, научился смотреть на все со стороны. И на этот раз именно я придумал выход. Мне в голову часто приходила мысль, что в мире было бы не так тесно, если бы вместо того, чтобы говорить: «Любовь моя, давай заведем ребеночка», пары говорили бы друг другу что-нибудь вроде: «Любовь моя, давай заведем подростка». Я совершенно уверен, что тогда контрацепции уделялось бы гораздо больше внимания, так как даже самый чадолюбивый потенциальный родитель только с большим трудом заставил бы себя расчувствоваться при мысли о типичном подростке. Каждому хоть раз в жизни приходилось видеть конкурс на самого славного малыша, и в чем он состоит, более-менее понятно, но я очень сомневаюсь, что есть много конкурсов для двенадцатилетних подростков, разве что в темных закоулках Интернета, базирующихся в Юго-Восточной Азии. Поэтому нам нужно организовать конкурс под девизом «Гордость Матери», в котором примут участие все подростки города от пятнадцати до двадцати лет, чтобы выявить среди них нашего самого многообещающего отпрыска. Я самым тщательным образом подбирал прилагательное. Имея в виду мой план, нам никак не годились эпитеты типа «самый красивый» или «мамина прелесть». Во всяком случае, «самый многообещающий» звучало достаточно неоднозначно и никак не оговаривало, что именно должен обещать победитель конкурса.
Состязание проходило в зале миссии, который, вероятно, еще никогда не видел такого количества Низких Женщин, за исключением того раза, когда Милостивый Бог Дональд ненадолго стал Королем Презервативов Санта-Маргариты-и-Лос-Монхес, но это другая история. Жюри состояло исключительно из Низких Женщин, они были выбраны потому, что не имели собственных детей и потому, как предполагалось, могли судить беспристрастно. Кроме того, им дали ясные инструкции.
Конкурс начался. Перед глазами судей неохотно выстроилась вереница подростков, которых чуть менее неохотно подзуживали отцы, которых, в свою очередь, подзуживали гордые, но обездвиженные Большие Мамочки. Все ответили на обычные конкурсные вопросы, ну, знаете, что они хотят знакомиться с новыми людьми, бывать в новых местах и улучшить мир. И тогда я вывел двух своих подопечных. Понимаете, дядя Кен умер, и я остался ближайшим родственником тети Долорес по мужской линии.
– Если вы победите в конкурсе, – спросил Милостивый Бог, который был за ведущего, – что вы будете делать в качестве главной Гордости Матери?
Мальчики подняли друг на друга бегающие глазки. Время, проведенное в кадетах, практически никак не помогло им выкристаллизовать свои амбиции, и воцарилось мучительное молчание, пока они искали ответ. Во всяком случае, для меня оно было мучительным. Я тренировал их так упорно, как позволяли соображения личной безопасности. Они должны были сказать хоть что-то, проявить хоть искру энтузиазма. Я подумал, что смогу пробудить их память незаметным жестом, я начал втихомолку постукивать кончиками пальцев друг о друга. Оба лица нахмурились еще больше, но вдруг на них нашло озарение, и в ответ на мою все более оживленную жестикуляцию они заорали:
– Делать динь-динь!
– Нет, – возразил я, – встречаться, знакомиться с новыми людьми.
– Ну да. Он хочет, чтобы мы знакомились с людьми.
– Да? А еще что? – сказал Милостивый Бог, надеясь подтолкнуть их к развязке.
Мальчики вдохновились:
– Путешествовать?
– Да! – заорал я.
– А еще? – подсказывал Милостивый Бог, но мозг Мальчиков был уже и так слишком перетружен, и они даже под страхом смерти не могли найти третье неизвестное уравнения.
Их лица снова помрачнели, лбы так наморщились, что напоминали листы гофрированного железа.
– Что вы еще будете делать в качестве Гордости Матери, если победите?
Милостивый Бог слишком увлекся. Нельзя было ждать от Мальчиков, что они справятся с условным предложением, даже если в условия входил дружественный к пользователю вспомогательный персонал. Они сосредоточились с такой силой, что пучки волос, которые я сам намасливал и приглаживал, надеясь, что они не будут топорщиться, пока идет конкурс, вздыбились, как пузыри отколупывающейся краски. Но я уже не смел подсказывать им знаками. Если я бы попытался обрисовать форму земного шара, они, наверно, подумали бы, что я намекаю на арбуз, и бог знает, что бы они тогда придумали. Их поросячьи глазки выпятились из глазниц, в которых легко поместилась бы пара бильярдных шаров. И тут к ним явилась муза. Возможно, чуть обалдевшая после того, как ей пришлось с боем пробиваться в черепные коробки Мальчиков, но она храбро продолжала борьбу.
– Путешествовать!
– Да! – воскликнул я.
Они пошли по второму кругу, но лучше уверенно повторить то, что знаешь, чем мямлить о том, чего не знаешь.
– Знакомиться с новыми людьми!
– Да!
– И убивать их!
– Большое спасибо, господа, – сказал Милостивый Бог, спроваживая Мальчиков со сцены, а я бросился вперед с полной сумкой фруктов, чтобы они помалкивали, пока будет заседать жюри.
Когда объявили, что Мальчики победили в конкурсе «Гордость Матери», среди тех, кто не был посвящен в тайну, воцарилась такая мертвая тишина, что по сравнению с ней даже похороны монаха из ордена молчальников показались бы шумными. Вследствие этого пошли скверные слухи о том, что результат подстроен, но нам было все равно. Никто бы не стал жаловаться на сфальсифицированные результаты голосования, потому что на Санта-Маргарите-и-Лос-Монхес это могло стоить жизни. И подобно всем фальсификаторам, мы могли спокойно проигнорировать недобрые шепотки. Ведь мы победили.
Я успел изучить методы Джорджи. Ключ был в том, чтобы лечить подобное неподобным, действие противодействием, банду контрабандой, горесть радостью, войну любовью, тяжесть легкостью, скупость расточительностью, вес противовесом. Когда стало известно, что Мальчики признаны образцовой Гордостью Матери и их торжественно провели мимо домов Больших Мамочек, материнство быстренько вышло из моды. Если материнство приводит к такому итогу эволюционного процесса, то можно забыть о вдохновляющей проповеди Милостивого Бога и не подражать Деве Марии. Большие Мамочки тут же захотели похудеть. Ни одной из них не удалось вернуться в первоначальные размеры, но все смогли снова проходить в двери, а большего мужчины от них и не просили. К тому же какое-то время нам казалось, что мы получили неожиданный бонус в виде тети Долорес, которая так надулась от гордости, что ей грозило никогда больше не выйти из дома. Но тетя Долорес в своем роде не дура. Учитывая, что самым неиссякаемым источником Горестей являются окружающие люди, она вскоре поняла, что ей надо выходить из дома, как всем остальным, и села на голодную диету.
Что касается меня, то я повысился в цене. Когда я пишу эти слова, снаружи занимается чудесный день. Небо чистое, птицы лирически галдят, и солнце светит так ярко, что его твердый, как алмаз, блеск ослепляет. Прекрасный день для прогулки, прекрасный день для того, чтобы зайти к друзьям, прекрасный день, чтобы заглянуть к Раде и возрадоваться. Закрыв глаза от солнца и напевая веселую песенку, я выйду из дома и пойду к Раде. Просто прогуляюсь с собакой, вот и все. Просто прогуляюсь с собакой.
Выгул собак
Будучи скромным клерком, очень скромным клерком, я потратил уйму прекрасных дней на мечты о том, как бы на меня свалилось счастье, богатство и внезапная удача. Эти фантазии о благополучии вдохновили мой первый и, думается, последний экскурс в мир свободного предпринимательства.
Все началось в тот день, когда я прогуливался с собакой по шоссе из столицы. На самом деле асфальтовое покрытие обрывается, чуть-чуть не доходя до нашего городка, и резко переходит из шестирядной автомагистрали в грунтовую дорогу. Это прекращение щедрости испугало не одного беспечного приезжего. Шоссе построили для ПП, который решил, что славная столица, единственный из городов, который его интересовал, должна быть связана с главными центрами деловой активности сетью шоссейных дорог, по которым можно было бы покатать прибывающих с визитом высоких гостей. Так уж случилось, что на Санта-Маргарите-и-Лос-Монхес нет главных центров деловой активности, да и высокие гости заезжают нечасто, но ПП все равно вознамерился построить шоссе, так что при помощи запутанной фискальной комбинации, в том числе займа с покупательских счетов его жены, были собраны средства и вокруг столицы пролегли несколько ведущих в никуда дорожных артерий. Автолюбители пользовались ими редко, однако в нашем лесистом регионе не сыщешь открытой местности, кроме этих дорог, поэтому они популярны в качестве мест для отдыха, там часто прохаживаются, устраивают пикники и гуляют с детьми, которые обожают там играть.
Я тоже выгуливал собаку на шоссе, когда мимо меня проехал лимузин, за которым бежала здоровенная и с виду дорогая псина. Увидев мою дворнягу, породистый пес отстал от лимузина и, демонстрируя демократическую солидарность, которая весьма обеспокоила бы ПП, проявил инициативу к более интимному знакомству. Ввиду того что пес был размером с теленка, я не стал препятствовать знакам его внимания и терпеливо стоял рядом, глядя в кусты и притворяясь, что сопение и повизгивание у моих ног не имеет ко мне никакого отношения, как вдруг к нам подъехал лимузин.
Из кондиционированных недр возник мужчина в сером костюме и фуражке и представился шофером шведского посла. Он объяснил, что ему поручили выгуливать посольскую собаку, но поскольку сам он не расположен гулять пешком, шофер решил проехать по шоссе, чтобы собака бежала за машиной. Я выразил удивление этим новым методом выгула собак, но он заверил меня, что это не такая уж редкость среди собаковладельцев, у которых денег больше, чем сил и времени. Итак, если к кому-то удача стучится в дверь, то в данном случае она ко мне прямо-таки ломилась. Времени у меня хватало с лихвой, а гулять с собакой было моей страстью.
Я назвал свою компанию «Веселый собачник». Позднее я узнал, что в речи некоторых групп людей это слово имеет некоторые не вполне удачные коннотации, но в то время я о них и не подозревал. Я объехал места скопления иностранцев, раздавая распечатанные на мимеографе листовки с рекламой моих услуг по выгулу собак под несколькими завлекательными девизами: «Ваш любимец будет доволен», «У вас большой пес? Тогда я иду к вам», «Погавкаем, дружок?», «Поднимем ножку вместе!», «Чисто, надежно, дешево: профессиональный собачник» и так далее. Задним числом я понимаю, что все это могли истолковать неверно, и поначалу мне пришлось понервничать, пока за мной вокруг бассейнов ходили возбужденные дипломаты, чье возбуждение только увеличивалось, когда я начинал протестовать и уверять их, что хочу только поиграть с их пуделем. Но в конце концов прошел слух, что предлагаемые мной услуги не подразумевают ничего лишнего, и постепенно у меня набралась клиентура из людей, слишком богатых или ленивых, чтобы собственноручно выгуливать своих собак.
Одним из моих первых клиентов стал шофер шведского посла, который был готов заплатить мне из собственного кармана, лишь бы снять с себя эту унизительную обязанность. Он свел меня с посольскими британцами (жирный сопящий Лабрадор и кокер-спаниель с привычкой писать вам на ногу), которые привели меня к американцам (чудовищно дорогая дизайнерская собака с неутомимым аппетитом и прискорбной тенденцией делать кучу на голову какой-нибудь собаки помельче), которые познакомили со мной австралийцев (дружелюбная дворняжка, рядом с которой моя псина сошла бы за победительницу собачьей выставки), которые представили меня новозеландцам (маленькая мирная зверюшка, такая маленькая и такая мирная, что наводила скуку, поэтому иногда я просто про нее забывал), которые жили рядом с французами (второй Лабрадор – стройнее, но еще сопливее британца и мелкая, похожая на крысу декоративная собачка, которая с одинаковым удовольствием как плюнула бы вам в глаза, так и влезла бы на коленки), и так далее, пока у меня в книге записей не оказалось большинство дипломатов, и дело шло вполне успешно.
На том этапе деньги еще не успели меня совсем испортить, но должен признать, что они достаточно разожгли мой аппетит, чтобы я перешел на состоятельных маргамонхийских собаковладельцев, а это было рискованно, притом что в большинстве своем они разбогатели, помогая ПП, причем зачастую такими способами, о которых не говорят в приличном обществе. Вскоре я уже регулярно выгуливал около тридцати собак, и это была очень разношерстная свора, состоявшая из мелких собак, крупных собак, жирных собак, тощих собак, черных собак, коричневых собак, пятнистых собак, гладкошерстных собак, длинношерстных собак и необычайного множества лохматых собак.
На выгул всех этих собак уходило много времени, но у государственных служащих на Санта-Маргарите-и-Лос-Монхес есть неписаный закон (характерный, насколько я понимаю, и для сильноразвитых государств), по которому невозможно застать двух чиновников за работой одновременно, так что у меня всегда хватало свободного времени, которое раньше я тратил на то, чтобы сочинять эти истории. Однако из-за выгула собак у меня не осталось времени для писанины и еще меньше для бюрократии, и часто я целый день проводил на ногах. Это была нелегкая работа, от которой у меня разработались массивные икроножные мышцы и мощные предплечья, как у тропического супермена, но в финансовом смысле благодарная, и, если бы меня не обуяла жадность, это могло бы продолжаться бесконечно.
Однажды, когда я вышел на восьмую прогулку в день и уже начал уставать, мне стукнуло в голову, что было бы здорово как-то автоматизировать выгул собак. Как бы я ни любил гулять, ежедневный километраж уже казался мне довольно утомительным, даже если я выгуливал нескольких собак за раз, и к вечеру я так уставал, что мне еле хватало сил поднять стакан с пальмовым вином. Машину я не мог себе позволить. Даже с учетом моего возросшего благосостояния я еще не вошел в разряд автовладельцев. Но на пару роликовых коньков я наскреб.
Сначала все шло как по маслу. Прицепившись к двум-трем собакам, я разъезжал взад-вперед по шоссе, рассекая воздух, лавируя между отдыхающими, сияя как медный грош. А если это оказалось так просто, зачем ограничиваться группой из двух или трех собак? Если выгуливать дюжину собак одновременно, можно набрать вторую клиентуру, потому что к тому времени я уже был так хорошо известен, что превращался в новую привычку. На роликах я мог бы выгулять всю свору до завтрака. Мне было нужно только попросить клиентов, чтобы они доставили собак в назначенное место и время. Продолжить до обеда, и я смогу удвоить количество клиентов. Утроить, и я стану богатым человеком.
Не знаю, случалось ли вам ехать на роликах за связкой из десятка разных собак. По зрелом размышлении, едва ли. Как бы то ни было, я не могу от всего сердца рекомендовать вам этот опыт. Собаки не отличаются индивидуализмом. Любящий хозяин может утверждать, что его Бобик выказывает острый ум и удивительно независимый характер, но я вас уверяю, это в большинстве своем стадные животные – то есть я хочу сказать, собаки. Если одной вздумается лизнуть тебя в нос, то и все за ней. Другой захочется пометить территорию, и вся компания задирает ноги. Оставь Ньюхауса где-нибудь рядом со своей ногой, и тринадцать пыхтящих донжуанов будут наперебой запрыгивать лапами тебе на плечи. А как только какая-нибудь сопливая псина решит выложить остатки вчерашнего ужина, то вся компания пристроится к твоим сандалиям. Выгуливание своры собак – не самое лучшее средство поддерживать личную гигиену на высоком уровне. Даже когда я стал заворачивать ноги целлофановыми пакетами, а на голову наматывать полотенце вроде тюрбана, я возвращался с прогулки, воняя, как последний фонарный столб. А что касается роликов, то они и вовсе не поддаются описанию, их приходилось очищать едким натром дважды в неделю.
Посторонние люди стали странно на меня посматривать. Друзья перестали заходить в гости, а на мои приходы реагировали натянутым радушием и демонстративно раскрываемыми окнами. Рада «мыла голову» по шесть раз на день, а Бэгвеллы рано ложились спать – насколько я понял, сразу после завтрака. Что касается Дома Низких Женщин, то они дали мне понять, что они не настолько низки, хотя, если вы спросите меня, совершенно необоснованно, при условии что я просто проходил мимо. Полицейские переходили на другую сторону при моем появлении. А еще я вам клянусь, что по крайней мере дважды в моем присутствии завяли цветы. Единственные существа, среди которых я пользовался безоговорочной популярностью, это были собаки моих клиентов и Мальчики, заходившие по вечерам на огонек, чтобы оценивающе принюхаться и выпить пива, которое я теперь мог себе позволить вместо пальмового вина. Это была не та светская жизнь, о которой можно мечтать, но мною полностью овладела жадность. Конечно, если бы все продолжалось так и дальше, меня бы подвергли полному остракизму и мне пришлось бы всю оставшуюся жизнь общаться только с Мальчиками, однако жажда наживы застила мне глаза, скрывая эту ужасную истину.
Ну и что, что от меня несло? Я шел к богатству семимильными шагами. Кому какое дело, если раздраженные матери грозили капризным детям, что за ними придет Собачник? Какая мне разница, что меня выгнали с церковной службы и велели сидеть снаружи? Ну и пусть, что меня сторонились, что я стал современным прокаженным, который был бы вынужден звенеть колокольчиком для предупреждения, если бы передо мной не бежал мой запах. Я мог заплатить за собственное удовольствие. Мне не нужно было снискивать расположение самого себя. А если некоторые не желали, чтобы им платили за мое удовольствие, то деньги составляли мне компанию.
Мой матрас так распух, что через месяц нового режима работы мне понадобилась стремянка, чтобы залезать в кровать. Я испытывал большое удовлетворение, когда лежал там ночью, касаясь носом стропил, и слушал шелест банкнотов, когда ворочался, ворочался и ворочался, и мне снился столб денег, который когда-нибудь достанет до звезд. Иногда ночью мне виделось, что деньги – это огромная лестница, по которой я поднимался все выше, выше и выше, пока вся твердь небесная не засверкала у меня над ушами, а жалкие нищие на земле наверняка позадирали головы, чтобы подивиться на эту сверкающую в небесах новую великолепную планету, которую делают блестящей расстояние и богатство. Кому нужна лестница в небеса, когда можно построить свою лестницу из кипы денег?
Так это продолжалось до того дня, когда я рассекал по шоссе, намотав на запястье семнадцать поводков, мы сделали поворот – и кровь застыла у меня в жилах. Это не фигуральное выражение. Меня буквально как будто набили льдом. Кот тоже не казался особенно радостным.
Я всегда отдавал себе отчет в том, что это возможно, но мне столько раз везло, что я стал беспечным. В конце концов, кошки домашние животные, они лишь изредка отваживаются помучить кого-нибудь мельче себя в нижних уровнях леса, что, кстати сказать, очень похоже на людей. Они не будут торчать посреди шоссе на палящем солнце, если известно, что этот отрезок асфальта патрулирует свора собак. Как правило. Но этот кот не помнил о правилах и сидел на бетонном разделителе, вылизывая гениталии непростительно провокационным манером. Даже в тот момент, когда авангард моей своры поднял носы, нюхая воздух, я попробовал уговорить себя, что все обойдется. Не может быть, чтобы кот оказался так глуп и остался у них на виду. Кот должен убежать за спасением в лес. Он должен залезть на дерево. Возможно, случится небольшая кутерьма, но не более того. Я ошибся. Кот ничего не был должен, и «кутерьма» могла превратиться в нечто гораздо большее.
Кот выгнул спину и зашипел, когда собачья свора дернула вперед и потащила меня за собой. Вцепившись в путаницу ремешков, я удержался на ногах, но собаки не остановились и натянули поводки. Или, скорее, это я натянул поводки, наклонившись назад, а мои подопечные рвались вперед, и дорожные знаки с ограничением скорости ужасающе молниеносно проносились мимо меня. Кот оценил положение и, проявив первый признак разума, спрыгнул с разделителя и бросился бежать. К несчастью, он спрыгнул с нашей стороны дороги, с той стороны, по которой собаки теперь неслись со сдержанным достоинством и грацией набитого гиенами шарабана, объезжающего арену для боя быков. Кот не влез на дерево. Нет, этого кота понесло в столицу, и этот клочок меха во всю прыть летел по шоссе, преследуемый семнадцатью собаками, за которыми, присев, как водный лыжник, несся я. Ветер свистел в ушах, собаки лаяли, ролики с лязгом катились по гудрону, зубы стучали, а мир сузился до подмигивавших мне из-под хвостов семнадцати коричневых глазков, владельцы которых во весь опор мчались за котом.
Что ж, я привык отвечать за свои поступки. Я знаю свои обязанности и не имею желания перекладывать ответственность на чужие плечи. В конце концов, никто не заставлял меня выгуливать собак. Я условился, что буду их холить и лелеять. Я отвечал за них, за их благополучие. Но на скорости около тридцати четырех с половиной миль в час чувство долга становится весьма относительным. Чтобы спасти себя, я должен был отпустить поводки. Я и отпустил. И продолжал мчаться ничуть не медленнее, потому что кожаные ремешки запутались и перекрутились вокруг моих запястий. Я был связан с собаками, а собаки с котом, и мы неслись по шоссе уже со скоростью примерно сорок одна с половиной миля в час, причем скорость увеличивалась, а кот не ослабевал.
Компания отдыхающих бросилась врассыпную, еда взлетела в воздух, а большой жареный банан попал мне прямо в рот. Выплюнув банан, я продолжал мчаться по дороге, лавируя между разложенной едой для пикников. Стайки детей отпрыгивали в стороны, восторженно крича и швыряя в мою сторону одобрительные маракуйи. Один пьяница пару раз взглянул на меня, отшвырнул бутылку и упал на колени в молитвенной позе. Змея, гревшаяся на солнце, проснулась и увидела, что загнулась посередине спины, как кронштейн. Лес пробегал мимо большим зеленым пятном. Гудрон отслаивался под моими ногами. Собаки без устали рвались вперед. Они лаяли, я выл, а кот держал свои чувства при себе. Он перескочил через верхушку холма и исчез внизу с другой стороны. Внизу с другой стороны? Внизу!
По моим расчетам, мы достигли примерно пятидесяти миль в час, когда поравнялись с президентским мотокортежем. О его приближении мне сперва сказали выкрики солдат на ехавшей позади бронированной машине, и, когда мы нагнали их, они наставили на нас укрепленный на машине пулемет. Он казался ужасно большим, примерно четырех с половиной тысячного калибра. Уверенные, что кот вот-вот устанет, собаки припустили вперед с новыми силами, и тут раздалась первая очередь. Набрав около шестидесяти миль в час, мы промчались мимо президентской охраны. Позади меня исчезла большая часть бетонного разделителя, и охранники сильно обрадовались, они кричали и бросали фуражки в воздух и обнимались друг с другом, как мальчишки в кегельбане.
Собаки не ошиблись насчет кота. Он по-прежнему не ослабевал, но мы все-таки его нагоняли, и вскоре ему грозило оказаться в коллективной пасти. И в эту минуту я расслышал какой-то лязг. Лязг не роликов, которые протерлись до металлических втулок, а лязг пуль, отлетающих рикошетом. Собаки почти настигли кота. И кот принял второе разумное решение в жизни, которая явно начинала подходить к концу. Он бросился в единственное видимое убежище. Открытое окно президентского лимузина.
Последовавшие события спутаны. Я мельком заметил ПП и испуганное розовое лицо, выглядывающее поверх его плеча, и в следующий миг обе фигуры потонули в куче завывающих собак, я ослеп, а звуки собачьего теракта замерли вдали.
Ехать сломя голову на дымящихся роликах, когда в воздухе густо от пуль, а глаза перестали видеть, – это еще одно из тех переживаний, которые я не решаюсь вам рекомендовать. Я стал хвататься за то место, где были мои глаза, ожидая нащупать зияющие дыры и комки окровавленного студня, но не нашел ничего более кровавого, чем листок бумаги, залепивший мне лицо. У подножия холма я начал тормозить. Я был один. Ни ПП, ни солдат, ни собак, к тому финальному броску в лимузин все поводки распутались, и остались только я, мои тлеющие ролики и лист бумаги формата А4. Я приковылял домой и позже тем же вечером рассмотрел бумагу.
«Доп. к мба-дикт://СМИЛМ/ПП
Перв. студ.: Оптимальная максимизация дискреционного распределения расходов (особая ссылка на СЗМР-консультирование). Перспективная оценка, базирующаяся на концептуализованном вознаграждении размером в 1 единицу за 20 положений от релитивированных до глобализированных, как предусмотрено в технико-экономическом обосновании проекта, а именно 5 % от высвобожденных капитальных издержек, подлежащих консультативному гонорару (пропорционально подсудебному или квазисудебному административному рисковоздействию на долгосрочные регрессивные цели), причем вознаграждение инкрементирует относительно официализированного статуса в локализованной конфигурации Условной Административной Единицы СЗМР-консультанта, располагающего политически определяемым емкостным потенциалом оперативной фактуализации итогового инициирующего и казуализирующего императива.
Капитальные затраты ($)
Консультативное вознаграждение ($)
Статус СЗМР-консультанта в УАЕ
200 000
10 000
Старший чиновник, за исключением высшего ранга
2 000 000
100 000
Постоянный заместитель министра
20 000 000
1 000 000
Министр / руководитель старшего звена
И выше
10 000 000
Глава исполнительной власти.
Я понял этот документ примерно так же хорошо, как Мальчики понимают квантовую механику, но, по всей видимости, в нем содержалась краткая информация по вознаграждениям правительственных чиновников. Я мог только догадываться, что бумага вылетела из президентского лимузина, когда в него влетели собаки. Больше никто не позволил бы себе переводить бумагу на этакое мутное словоблудие.
Ha следующий день история появилась в «Маргамонхийских ведомостях»:
«НАПАДЕНИЕ ИНОСТРАННЫХ СОБАК
Вчера нашему любимому ПОЖИЗНЕННОМУ ПРЕЗИДЕНТУ едва удалось спастись во время НЕОИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО покушения на его выдающуюся личность, в ходе которого ЗЛОБНЫЕ ПСЫ ВОЙНЫ, оплаченные КРИПТОКОЛОНИАЛИСТ-СКИМИКОММУНАЛИСТИЧЕСКИ-КАПИТАЛИ-СТИЧЕСКИМИ ПРИХВОСТНЯМИ, напали на его мотокортеж и ЗАДЕРЖАЛИ ЕГО ПРОДВИЖЕНИЕ. ПОЖИЗНЕННЫЙ ПРЕЗИДЕНТ совершал поездку по Большому Интерконтинентальному Шоссе с ВАЖНЫМ гостем, консультантом по философии, когда сто пять Псов Войны вероломно ОКРУЖИЛИ ЕГО КОРТЕЖ. ПОЖИЗНЕННЫЙ ПРЕЗИДЕНТ героически сопротивлялся и с помощью своей преданной Президентской Гвардии доказал свою неуязвимость для этих натренированных Псов-Убийц, которых он изгнал силой. Один пес был застрелен, остальные задержаны для допроса.
Именно в такое время все БЛАГОНАМЕРЕННЫЕ ГРАЖДАНЕ должны помнить о своем долге. Проезд ПОЖИЗНЕННОГО ПРЕЗИДЕНТА священен и должен быть СВОБОДЕН ОТ ПРЕПЯТСТВИЙ в любое время. Обнаружив ПОМЕХУ на пути ПОЖИЗНЕННОГО ПРЕЗИДЕНТА, ВЕРНОПОДДАННЫЕ ГРАЖДАНЕ должны как можно скорее УСТРАНИТЬ ПРЕПЯТСТВИЕ. Успешные исполнители будут награждены ОРДЕНОМ ПРОЕЗДА ПОЖИЗНЕННОГО ПРЕЗИДЕНТА и почетной табличкой со словами: «Я облегчил ПРОЕЗД ПОЖИЗНЕННОГО ПРЕЗИДЕНТА». Не допускайте того, чтобы вам нечего было сказать на вопрос вашего ребенка: «А что ты сделал для проезда ПОЖИЗНЕННОГО ПРЕЗИДЕНТА, папа?» Мы в «Ведомостях» говорим: «НЕ ЗАГОРАЖИВАЙТЕ ПРОЕЗД ПОЖИЗНЕННОМУ ПРЕЗИДЕНТУ».
Я огорчился, узнав, что одну собаку застрелили, и еще больше расстроился через несколько дней, когда меня взяли люди ПП и пригласили обсудить это дело в Большом Зале Народа. Однако так и должно было случиться. Как только личности собаковладельцев были установлены, они без угрызений совести принялись спасать свои шкуры, метафорически в случае дипломатов и буквально в случае урожденных маргамонхийцев, и выдали меня как главного заговорщика. Меня проводили в подвал и оставили обдумывать свои неприятности в тесной камере, то есть практически выполнили рекомендацию тети Долорес, которую она давала мне еще с тех пор, как я был мальчишкой. Но я не успел обдумать свое положение. Через десять минут ко мне явился посетитель.
Кроме нашей мимолетной встречи на шоссе, я не видел ПП с тех пор, как мы разделили постель в конце Великой Войны За Народное Избавление, так что меня удивил его меланхоличный вид. В Радиной кровати он казался игривым, даже чуть-чуть развязным, но ПП, которого я увидел в тюрьме, явно был чем-то удручен, и, как мне подумалось, не задержанным проездом. Он, конечно, щеголял внушительным фонарем, но в остальном выглядел не хуже обычного. Что-то другое волновало его.
– Разумеется, это у вас моя… методичка, – сказал он после долгого молчания таким похоронным голосом, что я уже был готов услышать смертный приговор.
– Да? – посмел сказать я, не желая восстанавливать его против себя несогласием.
– Насколько я понимаю, именно поэтому вы… Чем это пахнет? – Он оглядел камеру, очевидно рассчитывая найти в углу что-то мертвое и разлагающееся.
– Это я пахну, – признался я.
Он пристально посмотрел на меня:
– С вами же ничего такого не сделали? Я велел не распускать руки. Но они же рады стараться. Это все американская и английская подготовка. Набрались премудрости у англичан и американцев, теперь руки чешутся применить на практике. Я правда велел им ничего такого не делать. Но вы же знаете, меня никто не слушает.