Текст книги "Черные дрозды(ЛП)"

Автор книги: Чак Вендиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Пожалуйста, – говорит пожилая женщина.

Лицо Харриет не выражает никаких эмоций, но внутри, словно газель, скачет сердце. Это её любимая часть работы. Внутри мозга пульсирует маленький центр тепла.

– Если я зажгу огонь в зажигалке, – продолжает Харриет, – в присутствии баллона с драгоценным кислородом, то трубочка очень быстро разнесет пламя по всему вашему хрупкому иссушенному телу. Вы когда-нибудь видели, как человек сгорает заживо?

– Мой сын…

– Забудьте о нем. Подумайте о себе. Я была… на месте аварии, когда горела машина. Мужчина и его жена оказались в ловушке, их зажало покореженным металлом и оплавившимися ремнями безопасности. Смерть была не быстрой. И крики. Вокруг все бегали. Вот только весь этот кипиш волнует кислород и дает огню больше пищи.

Миссис Гейнз тихо всхлипывает, когда Харриет вытаскивает трубки из носа пожилой женщины. Из свободного конца слышится шипение: фссссс, некогда животворящее, ныне смертоносное. Харриет подносит зажигалку ближе, откидывает крышку, поглаживает пальцем.

– Итак. Ваш сын. Где он?

– Я не могу…

– Говорите. Ваш сын. Или вы сгорите. И этот дом тоже.

Старуха рыдает, кричит:

– Он невиновен!

– Невиновность – это миф. – Харриет высекает огонь, но держит зажигалку в стороне, медленно приближая; так мать игриво подносит ложку с едой расшалившемуся малышу. – Скажите, где ваш сын или умрете в стенах, что распирает от ваших дурацких кошек.

– Северная Каролина, – доносится из-за спины Харриет голос Фрэнки. Женщина хмурится и оборачивается, закрывает зажигалку и укрощает пламя.

Напряжение покидает миссис Гейнз и она просто заваливается вперед; она плачет и стонет.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Харриет.

В одной руке у Фрэнки банка с имбирным элем, из которой он делает большой глоток, словно желая убедиться, что его губ не коснется никакая зараза. В другой же он держит почтовую открытку.

– Тупой придурок отправил ей открытку из Северной Каролины, а эта идиотка повесила её на холодильник, как какой-то рисуночек. Штемпель недельной давности. – Фрэнки хмурится и снова читает содержимое открытки. – Как она и говорила, он присылал ей деньги.

Харриет берет открытку. Просматривает. На лицевой стороне приветствие из Северной Каролины! С названием штата нарисованы горы, океан и холмы. На обратной стороне Эшли пишет: «Мама. Я в городе Провиденс. Недалеко от Эшвилля. Познакомился кое с кем, кто присоединится к команде и повысит мои продажи. Скоро все изменится к лучшему. Не болей. Скоро пришлю деньги. Люблю тебя. Эш».

– Мда, – разочарованно говорит Хирриет. – Больше вопросов нет.

Она понимает, что должна быть довольна. У них есть ответ на вопрос и получили они его без всяких усилий. И нет тел, чтобы подчищать за собой. А огонь – это неуправляемая, хаотичная стихия.

И тем не менее, так хочется порой сжечь старуху.

– Эшли, – бормочет пожилая женщина.

Харриет пытается найти способ вывести своё настроение из штопора. Она думает о том, чтобы воткнуть его в старуху, рассказав, чем её сын зарабатывает на жизнь. Но пожилая женщина уже и так догадывается и, кроме того, Харриет устала.

Вместо того она говорит:

– Убей её, Фрэнки. Я жду в машине.

* * *

Снаружи Харриет крепко сжимает открытку в ладони.

Позади неё раздается два выстрела. Оружие Фрэнки.

Она напоминает себе, что это и есть дар Фрэнки. У каждого инструмента своё предназначение. А Фрэнки подчищает следы. Может, он и жалуется. Может, он брезгливый. Однако сейчас, он делает то, что велено и Харриет ему за это благодарна. Она знает, что сама бы не смогла, и не потому, что ей не хватило бы мужества, как раз наоборот. Ей вполне достает смелости. Она бы справилась. И ей бы понравилось.

Фрэнки выходит из дома с видом, словно ничего не случилось.

– Спасибо, – говорит она.

Он приподнимает бровь. Обычно Харриет его не благодарит.

– Мы должны ввести Ингерсолла в курс дела. – Она бросает ему телефон. – Звони.

– Но ты ему нравишься больше.

– Звони ему.

– Дерьмо.

Он берет в руки мобильник.

Глава четырнадцатая

Вокзал

Мириам оказывается в самом эпицентре.

Стоит ночь. Она уже не уверена, который сейчас час. Мириам вдыхает выхлопные газы, когда один за другим проезжают автобусы, выплевывая людей, словно у них булимия. Через дорогу на синей скамейке сидит Эшли, нетерпеливо водит указательным пальцем, будто говорит: двигайся, двигайся, двигайся.

Мириам снова подумывает о побеге. Может, просто запрыгнуть в автобус и уехать; не то чтобы она такого не проделывала прежде. Но ноги девушки по-прежнему приклеены к земле. И она не понимает почему.

(Он тебе нравится. Ты всё это любишь. Ты это заслужила)

Автобусный вокзал Шарлотты напоминает гигантский ангар для самолетов – открытое небо, большой арочный навес, мансардные окна, пропускающие внутрь слабое лунное свечение. От этого Мириам чувствует себя совсем крошечной.

Выставив руки, она продирается через толпу.

Тот же план, что и час назад, и два часа и три часа – её руки пасутся среди других рук или дотрагиваются до плеч, когда кто-то проходит мимо. Мириам делает шаг и…

Три года спустя. Женщина хватается за края больничной кровати, она исходит потом; тужится, тужится, пытается вытолкнуть шар с кулачок. Появляется головка ребенка, увенчанная скудными черными мокрыми волосенками. Видно лицо, но оно закрыто чем-то похожим на салат из красной амброзии. Однако потом показатели начинают сходить с ума, а доктор, чем-то похожий на Зулу из фильма «Звездный путь», говорит: «Она истекает кровью». Льется кровь, женщина кричит, ребенок выходит полностью, скользя по красному ручью.

Мириам смаргивает картинку. Она успокаивается, ведь раньше тоже такое проворачивала. Она поражена тому количеству больниц, что успела увидеть изнутри. Мириам позволяет своему оголенному плечу соприкоснуться с плечом мужчины, который тянется, чтобы обнять жену…

Мужчина один, прошло тридцать три года, он в больнице. Совершенно лысый. Его, словно крысы стены, поедает рак. Мужчина сидит в кресле в углу, тянется к тумбочке и берет пузырек с таблетками. Достает одну, потом вторую, медлит. Он смотрит на эти две таблетки, потом просто опрокидывает пузырек и высыпает на ладонь около десятка. Закидывает их все в рот. Он сидит некоторое время, ничего не чувствуя и просто разглядывая плиточный пол, потолок. На его лице печать одиночества; мужчина начинает плакать. В тело закрадывается онемение. Голова мужчины опрокидывается вперед. Челюсть опускается. Сочится слюна. А потом…

«Хорошо, пусть так», – думает Мириам. Парень постарел, заболел и покончил собой. Она не будет сожалеть. Он достаточно пожил и хорошо. Большинство доживает. Вот что осознала Мириам. Многие доживают до шестидесяти и страдают от какой-нибудь болезни «пожилых людей»: рак, инсульт, инфаркт, рак, инсульт, инфаркт – и так далее и тому подобное. Немного сахарного диабета. Немного воспаления легких.

Большинство людей, по крайней мере, здесь, в Америке, не умирают молодыми. Трагедия неизбежна, но обычно в этой стране она происходит не из того, как человек умирает, а из того, как он живет. Разрушенные браки, испорченные дети, надругательство над собой, надругательство над женой, надругательство над собакой, одиночество, депрессия, ненависть, скука и прочее. «Поздравляю, – думает Мириам, – большинство из вас, придурков и мудаков, проживет свою дерьмовую жизнь, наслаждаясь лишь своими золотыми годами».

Безусловно, это лишь затрудняет ей работу.

Эшли хочет, чтобы она нашла метку. Метку того, кто скоро умрет, а они смогут забрать у него все, чем он владеет. Что более важно, Эшли хочет найти место, где бы можно было остановиться. Как оказалось, тот дом ему не принадлежал; он украл ключи у парня в аэропорту, тот улетал за границу. Воспользовался домом, сделал своей резиденцией, спрятал все фотографии.

Эшли считает, если они найдут кого-то, кто скоро умрет и у кого есть деньги и дом, там они и смогут поселиться, пока находятся в городе. Он просмотрел календарь Мириам. В нем не нашлось ничего, что смогло бы удовлетворить его. Эшли жаждет не только еды.

И он сказал, что нужно пойти в такое место, где много народа.

Мириам предложила дискотеку. Там много людей, большинство из них молодые и ведут себя рискованно. Кокаинщики, незащищенный секс, пьяные водители и много кто еще. Эшли ответил отказом. Автобусный вокзал. «Давай пройдемся по автовокзалу».

За исключением того, объяснила Мириам, что это не лучшее место, потому что, по крайней мере, половина людей не стоит, а идет. А это значит, если только она не найдет того, кто захочет её укусить, они с Эшли окажутся вне игры. Конечно, если они не сядут на автобус до Де-Мойн. Но никто не захочет ехать в Де-Мойн.

Но Эшли не согласился. Он считает, что всё знает. Думает, что он чертовски умен. Мириам проворачивает это на протяжении многих лет, неужели он собирается ей указывать? Приструнить её, помочь играть в «её игру»?

Хорошо. Автовокзал. Мириам уступила. Всё равно.

И вот они здесь.

На той стороне Эшли выглядит нетерпеливым. Постукивает ногой. Голова откинута назад. Рот открыт. Сидит мух считает, как будто для него это пытка. Что за засранец. Пытка. Для него.

Вот умора.

Сейчас Мириам устала и сердится. Она сходит с тротуара, чтобы перейти дорогу перед автобусом, и тут…

Он едет на своём велосипеде. Это шоссейный велосипед, у которого покрышки такие тонкие, словно их выдавили из пипетки. На парне облегающий костюм из лайкры, как будто его спонсирует Goodyear или Kellogg's, или еще какая-то херня. Колесо напарывается на камень, его заносит, он переворачивается. Слышится визг тормозов, в него врезается бампер, дробя бедра, и тело (как будто у марионетки обрывают нити) скользит по капоту. На шлеме трескается визор. Потом все становится размытым, темнеет, в мозгу начинается кровотечение и…

…она оборачивается и находит взглядом мужчину. Он машет другому, прощается. Они могут быть просто друзьями или любовникам, да и неважно это. Подобного Мириам не ожидала. Она просто шла сама по себе, заблудившаяся в собственных мыслях, и его рука, должно быть, случайно коснулась её. Это не помогает. Да, он умрет. Но не завтра. Через год… ну, вернее, через один год, два месяца и тринадцать дней. Но все же. Похоже, у него есть деньги. Он достаточно близок к тому, чтобы Мириам записала его в свой календарь (если ты окажешься рядом, потом…).

Стряхнув с себя видения, она перебегает перед отходящим автобусом (гадая в этот момент, не собьет ли он её? пришло её время?) и идет к Эшли, который одаривает её пронзительным взглядом.

– Есть что-нибудь? – интересуется он.

– Это как рыбачить без наживки.

– Это значит нет.

– Да. Нет.

Он пожимает плечами.

– Ну, возвращайся туда. Делай свои… экстрасенсорные штучки.

– Так вот в чем состоит твоя идея о партнерстве? Ты сидишь на заднице ровно, пока я делаю всю работу?

– Мой дар не может вступить в игру, пока ты не поймаешь рыбку, милая.

– Твой дар? Ты серьезно? Не смеши меня. До сих пор, единственный твой дар – это улыбка победителя. В остальном ты лишь переводишь драгоценный воздух и пространство.

– Улыбка – это просто показуха. Но при этом, исключительное оружие в моем арсенале обаяния.

– Арсенал обаяния, – повторяет Мириам. – Я проголодалась.

– Мне всё равно.

– Но не должно быть.

Эшли зевает.

– Послушай, нам негде ночевать. Нам нужно место, где остановиться. Когда у нас появится укрытие, тогда мы подумаем о еде. Кроме того, ты же не хочешь, чтобы я, эм, не знаю, бросил тебя на произвол судьбы, позвонил в полицию, позвонил твоей матери или что-то типа того?

– Понятно. Все козыри у тебя на руках. Прекрасно. Но вот тебе небольшой урок биологии – девочкам нужно есть. Я человек. Мы, люди, жадные до еды, не говоря уже про выпивку и сигареты. У меня есть деньги. Давай заглянем в Ваффл-хаус? А потом уже мотель. Это на мне.

Он размышляет. Потом кивает.

– Хорошо. Ладно. Давай так.

Интерлюдия

Интервью

– Мальчик с красным шариком, – говорит Мириам и её лицо становится непроницаемым.

– Да, – подтверждает Пол. И ждет.

Она ненавидит эту историю. Ненавидит думать об этом. А пересказывать её – самая ненавистная для Мириам часть.

– Это случилось примерно через два года.

– После того как вы…

– После того как я заслужила эту уникальную способность.

Пол вскидывает бровь.

– Интересное слово. Заслужила?

– Ага. Не бери в голову, – отвечает Мириам и отмахивается от него. – Я проголодалась, разъезжая по пригороду этих яппи в округе Колумбия, поэтому решила заехать к Венди за их… этим молочным-продуктом-без-всякого-молока. Навозная жижа.

– Морозная свежесть.

– Да по фигу. Я расплатилась. Получила в чашке свой химический-подслащенный-продукт-производственной-пены-смазки и пошла, как порядочный гражданин, выбросить мусор. А там был он.

– Он?

– Остин. Маленький светловолосый человечек с веснушками. И у него был красный шарик с изображением синего праздничного торта с желтыми свечками. Ему было девять лет. Я знаю, потому что он сам мне сказал. Подошел ко мне и говорит: «Привет, меня зовут Остин; сегодня мой день рождения, мне исполнилось девять лет».

Мириам переживает за свой ноготь. Она знает, если продолжит в том же духе, сгрызет его до кутикулы, поэтому, чтобы это предотвратить, она достает очередную сигарету и закуривает.

– Я ответила, ну и прекрасно. Парень, это просто отлично. Я вообще-то не сентиментальна, но Остин мне понравился. У него был тот дерзкий, глуповатый взгляд на мир, что бывает у детей, когда все вокруг твои друзья и лучшее, что может с тобой случиться – твой день рождения. В том возрасте, днюха – это… большая корзина возможностей – пиньята разрывается конфетами и игрушками, всё это падает на пол. Ты становишься старше и начинаешь смотреть на день рождения, как на очередную пройденную веху, что затягивает тебя дальше и дальше, глубже и глубже. Внезапно день рождения становится не потенциалом, а неизбежным событием.

– А потом вы его коснулись, – говорит Пол.

– Их твоих уст это звучит так, будто я затащила его в фургон. Для протокола, он меня коснулся. Парень схватил меня за руку и принялся её трясти, словно мы были деловыми партнерами или что-то типа того. Вероятно, этому его научил отец. Как надо пожимать руку, будто ты уже взрослый. Он пожал, тогда я и увидела.

Мириам описывает:

Остин выбежит на проезжую часть. Маленькие кроссовки будут топотать по земле.

Он потянется. Посмотрит наверх. Пока он бежит, его маленькие пальчики потянутся вверх, попытаются поймать.

Он погонится за воздушным шариком.

Белый внедорожник появится из ниоткуда.

Он собьет его с ног и отправит тело мальчика кувыркаться по дороге, словно сломанную куклу.

И это случится через двадцать две минуты после того, как Мириам с ним познакомится.

Пол притих. Он хочет что-то сказать, но не говорит.

– Вот именно, – говорит Мириам. – Мертвый малыш. До того момента, я много раз видела, как умрет куча людей. Да, я видела, что с этим столкнуться и другие дети, и они всё равно умрут… лучшего слова не найти. Но через сорок, пятьдесят лет. У них вся жизнь впереди. Печально, но мы все вынуждены выкуривать свою трубку. Но этот парень. Умереть в девять. В свой день рождения.

Мириам глубоко затягивается.

– И это должно было случиться у меня на глазах. Я была там. И я поняла, вот он, мой шанс. Я могу это предотвратить. Я могу действовать… как это называется? Проактивно. До того момента, я вела себя пассивно. Чувак должен был умереть через два года в автомобильной аварии, где он был пьяным. Я ему говорила: «Эй, тупой придурок, не пей и не води пьяным, по крайней мере в июне», и он мог делать с этой информацией что захочет. Но здесь? И сейчас? Парнишка должен был выбежать на дорогу? Насколько сложно не пустить его на дорогу? Я подумала, что надо увлечь его чем-нибудь. Я просто… или взять и опрокинуть его на землю. А может, засунуть его мусорный бак. Что-нибудь. Хоть что-то.

Понимаешь, во мне поселилась эта чертова надежда. Как мыльный пузырь. Я внезапно поняла… вот оно. Вот моя цель. Всё то ужасное, что со мной случилось, этот сраный «талант», может быть, всё это было ради одного момента. Если мне удастся остановить маленького идиота и не позволить ему удариться о бампер, значит всё случившееся того стоило.

Мириам закрывает глаза. Она всё ещё чувствует, как внутри растет гнев.

– А потом я встретила ту манду.

Пол краснеет.

– Что? – интересуется Мириам. – Не нравится слово?

– Это… плохое слово.

– Плохое слово в тяжелые времена, Пол. Не веди себя, как девчонка. В Англии они постоянно так говорят. Это лишь часть языка.

– Мы не в Англии.

– Неужели? – Мириам щелкает пальцами. – Тогда, полагаю, надо перестать ездить по левой стороне дороге. Это объясняет то, что мне все сигналят. Да и смертельные аварии тоже объясняет.

Губы Пола складываются в мрачную линию.

– Так значит вы встретили какую-то… женщину.

– Стерва и сука, мать-шлюха. Одетая как сумасшедшая проститутка. Со своей дизайнерской сумкой, ботексной улыбочкой и волосами, стянутыми так сильно, что она не сможет моргнуть, не порвав веки, её крутым телефоном, приложенным к уху или к заднице. Я подошла к ней и сказала: «Леди, мне нужна ваша помощь. Ваш сынишка. Он скоро умрет, если вы не поможете мне его спасти».

– И как она отреагировала? – спрашивает Пол.

– Я не пойду с «не очень хорошим» за 200 баксов, Алекс.

– Мне кажется, это на самом деле было что-то типа: «Все это не очень хорошо». Это из игры Jeopardy.

Мириам делает последнюю затяжку, появляется вишневый огонек.

– А ты знаешь, как сделать рассказ энергичнее, да, Пол?

– Простите.

– Эта манда посмотрела на меня так, будто я только поссала на её набор для интимных игрищ и DVD, так что я подошла ближе и повторила свои слова ещё раз. Тетка пробормотала что-то на счет того, что я сумасшедшая, поэтому я схватила её за руку – я вцепилась в рубашку, до кожи не дотронулась, – а ей это не понравилось.

Двадцать минут спустя я ору на копа, она орет на меня, а коп пытается понять в чем смысл…

– Подождите. Коп? – переспрашивает Пол.

– Да, Пол, коп. Я сказала, все случится через двадцать минут. Она позвонила в полицию и сказала, что какая-то сумасшедшая угрожает её сыну.

– И вы не убежали?

Мириам стряхивает пепел в сторону Пола; тот отмахивается.

– Нет, помнишь, я пыталась спасти парнишке жизнь? Решила, что полицейский скорее поможет, чем навредит. Вдруг он утащит нас в центр, а это в принципе решит проблему, хоть и несколько иначе. Я не собиралась просто… простоя взять и уйти, позволить этому случиться.

Рука Мириам сжимается в кулак, девушка бьет костяшками по столу.

– Однако не стоило. Нужно было убежать. Потому что, пока мы все стояли и орали друг на друга возле этого сраного Венди, Остин увидел на земле пенни. Даже сейчас, когда я слышала его голос, я не придавала этому значения, понимаешь? Я была так увлечена тем, чтобы достучаться до его тупой мамаши, что полностью упустила из вида происходящее.

Остин говорит: «Видишь пенни, подними!» и нагибается, чтобы подобрать этот… этот пенни. А потом воздушный шарик выскальзывает у него из рук. Сейчас я и не знаю, как долго он ходил с этим шаром, но гелия уже было недостаточно, чтобы улететь. Вместо того шарик просто парил в воздухе, пока ветер не подхватил его и не понес прочь.

Пол пытается сглотнуть ком в горле.

– Шарик набирает скорость. Остин бежит за ним. Я вижу его. Пытаюсь кричать, но мать орет на меня и не смотрит на сына. А коп пялится на мать, потому что она выглядит так, словно вот-вот выцарапает мне глаза. Я кричу и делаю шаг, чтобы бежать, но коп меня отталкивает.

Эта картинка всё ещё там. В моей голове. Шарик уплывает. Внедорожник. Его тело. Его ботиночки. Все как-то не по-настоящему. Как будто ты всё это увидел в интернете. Словно это шутка какая-то.

Тишина.

Мириам смаргивает выступившие слезы. Она не позволит себе расплакаться.

– Всё пошло наперекосяк, – наконец говорит Пол.

Мириам скрипит зубами.

– Нет, наперекосяк всё пошло потом. После того, как всё закончится, как ты прогонишь прочь из головы картинки случившегося, твой мозг продолжит с тобой играть, ты начинаешь проводить параллели. Ты понимаешь, что вся наша жизнь записана в книге, у каждого она одна, и когда книга заканчивается, мы умираем. Хуже того, у некоторых из нас книги короче, чем у других. Книга Остина была простой брошюркой. Она заканчивается и всё кончено. Выбрось её прочь. Пока-пока, Грейси [14].

– Это ужасно.

Мириам встает, ногами отодвигая стул, потом берет его и подбрасывает – тот тяжело падает на пол и разлетается на кусочки.

– Пол, ты не понимаешь, да? Я пыталась спасти жизнь этому глупому мальчишке, а пока пыталась, стала той, кто обрёк его на смерть. Я убила его. Если бы у меня не было этого видения, если бы я не стала ничего предпринимать, его долбанная мамашка, возможно, затащила бы его в очередной обувной магазин или увезла домой. И её не стала бы отвлекать сумасшедшая девка, а сын никогда не выбежал бы на шоссе. Это похоже на какую-то змею, кусающую свой собственный хвост. У судьбы есть план и я была частью этого плана, хоть и думала, что смогу её перехитрить и вывернуться из хватки. Пытаясь предотвратить, я лишь позволила этому случиться.

Стул сейчас далеко, поэтому Мириам усаживается прямо на пол. Она молча курит, сгорбившись и тяжело дыша.

– Вот именно поэтому я не пытаюсь спасать людей, – наконец говорит Мириам.

– О.

Мириам растирает окурок о железобетонный пол.

– Итак, – говорит она. – Что ты хочешь знать по-настоящему, так это то, откуда у меня эта особенность?

Глава пятнадцатая

Уроборос

Ваффл-хаус – основной продукт юга Америки, по сути он является засаленным желтым гробом. Он маленький. И квадратный. Половина людей внутри – не более, чем ходячие трупы, набивающие свой рот оладьями, сосисками и, конечно же, вафлями. Их тела раздуваются, а сердца умирают. Мириам считает, что это потрясающе. Она ест здесь, потому что это еще один гвоздь в крышке гроба; девушка почти слышит, как засоряются артерии, они становятся ломкими и хрустящими, как жареная курица.

«Ирония в том, – думает Мириам, – что теперь здесь нельзя курить. Теперь только официантка торгует здесь смертью».

Мириам стоит снаружи. Льет проливной дождь. Мимо проезжают автомобили. Сквозь пелену смога девушка видит Серкит-сити [15] и небольшую корейскую забегаловку на противоположной стороне автострады рядом с магазином тканей Джо Анны. Вдалеке виднеются желтые огоньки и темный силуэт горизонта Шарлотты, а рядом аккуратным штакетником выстроились небоскребы, которые едва ли напоминают тех монстров, что растут в Нью-Йорке или Филадельфии.

Мириам чувствует себя так, словно балансирует на краю. Ненадежно. Она не хочет думать о будущем – она так редко что-то делает, обычно она позволяет судьбе нести её по течению, как пластиковый стаканчик плывет по ленивой, чокнутой реке. Но это гложет её. Беспокоит своими острыми маленькими зубками.

Мириам слышала, что в научных лабораториях крысы и обезьяны, которым внушали иллюзию выбора, доживают свои жизни вполне здоровыми. Даже если у них только два варианта: рычаг, который бьет током, и рычаг, который бьет током, они всё равно довольны и счастливы. Крысы и обезьяны, которых бьют током произвольно, и у которых нет выбора, начинают волноваться, жевать свою шкурку, прежде чем умирают от рака или сердечного приступа.

У Мириам такое ощущение, что у неё не осталось самообладания. Она гадает, сколько времени пройдет до того момента, как она начнет жевать свои пальцы.

Или же всё дело в Луисе.

Он преследует её. Несмотря на то, что он ещё жив, она видит его призрак. Небольшой шанс встретиться с ним существует, а Мириам видит его повсюду: вот он стоит в толпе, сидит за рулем минивэна, отражается в витрине Ваффл-хаус…

– Мириам?

Она оборачивается.

К ней обращается призрак.

– Привет, – говорит призрак-Луис. За исключением того, что обычно у привидения глаза перемотаны изолентой. А на этих глазах её нет. Они настоящие. Теплые. Они смотрят.

– Ты не привидение, – вслух говорит Мириам.

Луис молчит. Похлопывает по телу руками, словно желает убедиться в своем физическом присутствии.

– Неа. Как и ты, если судить по тому, что я вижу.

– Это спорно. – Она чувствует себя разбитой.

У неё в голове Луис уже мертв. Так проще. Сейчас тяжелее.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Мириам.

Луис смеется.

– Ем.

– Полагаю, в этом есть смысл. – Девушка чувствует себя неловко. К её щекам подкрадывается краска; такого никогда прежде не случалось. Она пытается придумать остроумный ответ. Но не может. Мириам чувствует себя пристыженной, беззащитной. Обнаженной.

– Хочешь присоединиться?

Она хочет сбежать.

Вместо этого Мириам говорит:

– Только что поела.

– Конечно, – соглашается Луис.

А потом они просто стоят, разделяя молчание и шепот дождя.

– Слушай, – наконец говорит он, – думаю, я, наверное, тогда в грузовике всё неправильно понял. Думаю, может, я неправильно выразился, как какой-то идиот. И черт побери, я такой и есть. Я просто… я не часто встречаю хороших людей. Я не хотел выглядеть странным или вести себя странно, и я не хотел давить на тебя и настаивать на встрече.

Мириам пытается не засмеяться, но тут же хохочет. Луис выглядит обиженным, Мириам отмахивается от него.

– Я не над тобой смеюсь, чувак, я над собой смеюсь. Над ситуацией. Ирония жива и здорова. Ты очень далеко от того, кого можно назвать странным. Ты в миллионах миль от странности. Уж поверь мне. Я точно знаю. Только не ты. Ты просто парень. Очень хороший парень. Это я сумасшедшая сука, у которой случился припадок.

– Нет, я всё понимаю – длинная ночь, длинный путь, стрессовая ситуация, все понятно. – Луис тянет из кармана скомканный счет и достает ручку. Он прижимает бумагу к витрине и что-то пишет. – Это мой номер. Мобильный; домашнего у меня больше нет. Я не смогу в ближайшее время взять новый груз (экономика странны свалилась с лошади и это больно ударило по таким парням, как я), но это значит, что я буду здесь поблизости.

– Да, ты всё ещё поблизости, – говорит Мириам. Нож в глаз. Чмокающий звук. Мириам? – Хорошо.

– Кто это? – интересуется Эшли, выходя из Ваффл-хаус и держа руки скрещенными, будто защищаясь. – Твой друг?

– Нет, – отвечает она. – Да. Не знаю. Он просто меня подвез.

Луис возвышается над Эшли. Столп, монолит. Эшли – трава в его тени. Но это не останавливает его от того, чтобы выпятить грудь и подбородок. Двое мужчин сверлят друг друга взглядами.

– Это твой прежний парень? – спрашивает Луис.

– Что? Парень-фингал? – Мириам не может удержаться, чтобы не засмеяться. – Нет, Господи. Нет.

– Приятно познакомиться, здоровяк, – говорит Эшли. – Нам пора. Увидимся.

– Окей, – говорит Луис. – Я понял. Пойду, зайду, поем вафель.

Эшли улыбается.

– Очень умный поступок, дружище.

Луис ухмыляется и это похоже на то, будто кто-то всосал воздух. Он здоровый парень, как и сказал Эшли, но внезапно он как-то съеживается. Луис бросает на Мириам грустный взгляд и направляется внутрь заведения. Эшли машет ему рукой.

– Пока-пока, придурок, – смеясь говорит он.

Глава шестнадцатая

Гравитация

Всё ещё ночь. Всё ещё идет дождь.

Эшли прижимает Мириам к кирпичной стене. Он припарковал машину. Сказал, что хочет что-то показать. Они вышли и вот теперь стоят здесь. Вокруг них играет городской шум – мягкий для города, но всё ещё громкий: автомобильные гудки, крики, смех, музыка.

Мириам спиной чувствует кирпичи. Эшли плотно прижался к ней.

– Отвали от меня, – говорит она, отталкивая молодого человека. Но он возвращается обратно, как один из тех клоунов, что если ударить, то обязательно поднимется.

– Ты знакома с ним, – хихикая шепчет он. – Дальнобойщиком.

– Он меня подвозил. Просто парень.

Мириам чувствует дыхание Эшли. Мята. Девушка удивлена, заметив у него на языке леденец. Мириам надеется, что у неё изо рта пахнет не как их пепельницы.

Эшли носом касается носа Мириам; его щека у её щеки. У него гладкая кожа. Никакой щетины. Почти как у женщины. Дыхание обжигает Мириам ухо.

– Просто парень? Я на это не куплюсь. Он тебе нравится.

– Он мне не нравится.

– Нет, это я тебе не нравлюсь. А он нравится.

Он прикусывает её мочку уха. Недостаточно, чтобы пошла кровь. Но довольно ощутимо.

Мириам отталкивает его. Эшли смеется. Его руки держат девушку за бедра.

– Срать я хотела на того парня. Срать мне вообще на всех.

Эшли всматривается Мириам в лицо. Она чувствует, как он смотрит на неё. Его взгляд бродит, словно пара рук. Мириам кайфует. Её сердце трепещет, будто птичка со сломанным крылом.

– Кое-что все-таки происходит, – говорит он. Его большой палец находит кнопку на джинсах девушки. Пальцы лениво бороздят пояс. Глаза Эшли широко открыты. Откровение. – Это и есть твоя метка.

– Пошел ты. Убери руки от моих штанов.

Она произносит это, но не всерьез.

Он задает неуместный вопрос.

– Когда он умрет?

Рука Эшли скользит глубже. Пальцы дразнят Мириам. Она становится влажной, как в солнечный день; промокает, будто в болоте. Мириам это ненавидит.

– Катись в ад.

Его пальцы орудуют внутри неё. Мириам ловит ртом воздух.

– Позволь, я помогу.

– Мне нужна твоя помощь. – Мириам хочет застонать. Она душит этот порыв.

– Он дальнобойщик. А у дальнобойщиков есть деньги. Я помогу тебе достать их.

– Я же говорила, мне не надо… – К большому пальцу присоединяется указательный. Мириам затыкается. Она чувствует себя слабой. Контролируемой. Как будто она робот, а у Эшли пульт управления.

– Тебе определенно кое-что нужно.

Его пальцы напирают всё сильнее.

Эшли смеется.

* * *

Комната мотеля. Цветочный принт на покрывале. Зеркало в золотой оправе со старомодными светильниками по периметру. Картина с магнолией на стене. Комната чистенькая, но пахнет плохо скрытым дезинфектантом.

Мириам сидит на краю кровати и курит. У неё перед глазами железный чемоданчик, девушка гадает, что же внутри.

Мириам обнажена, она трет пальцами ноги ковер. Другой мотель. Другой партнер. Другая сигарета. Снова и снова, вращающаяся карусель. Она хочет утопиться в алкоголе.

Из спальни выходит Эшли, он чистит зубы одной рукой, держа в другой трусы.

– Насильник, – говорит она.

– Нельзя изнасиловать ту, что сама согласилась, – огрызается Эшли, подмигивая.

– Я знаю. Однако я могла бы сломать тебе челюсть. Я просто хотела, чтобы ты почувствовал себя мерзко, вот и всё.

С зубной щеткой во рту он радостно бормочет:

– Я не почувствовал.

– Это я тоже знаю.

В ванной Эшли сплевывает пасту, полощет рот, снова сплевывает.

– Нет, значит нет, – бросает она ему в спину.

– Так не всегда, – отвечает он, прежде чем выйти из ванной. Эшли стирает остатки зубной пасты с подбородка тыльной стороной руки. – Давай-ка обсудим детали.