Текст книги "Амет-хан Султан"

Автор книги: Бута Бутаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

«Летчики не умирают, а улетают из жизни»

В один из последних дней января 1971 года я, наконец, услышал в телефонной трубке голос Амет-хана Султана:

– Привет тебе из Дагестана! Я еще согрет солнцем твоей родины и сердечным теплом земляков моего отца! Приезжай, расскажу тебе о встречах в Цовкре и Махачкале.

– Спасибо, Амет-хан. Я обязательно приеду. Только очень прощу тебя: найди время для продолжения нашей давней работы – я поэтому и позвонил.

– А, Бута, опять ты за свое! Пока не поздно, займись более интересным делом, – начал Амет-хан, как обычно, отговаривать меня. – Ничего интересного для книги ты в моей жизни не найдешь…

Однако я уже знал характер Амет-хана, его почти болезненную скромность, и настойчиво повторил свою просьбу.

– Ладно, – со вздохом ответил Амет-хан наконец. – Приезжай через два дня, поработаем, будь по-твоему.

Не мог я представить тогда, что это наш последний разговор…

1 февраля 1971 года. Хмурый зимний рассвет. Ночью прошел мокрый снег. Пушистые хлопья его клочьями висели на ветвях деревьев, окутывали телеграфные провода.

Приехав в тот день в свой ЛИИ – Летно-испытательный институт, где он работал уже четверть века, – Амет-хан поднялся по стертым ступенькам узкой лестницы на второй этаж, в командно-диспетчерский пункт. В летной комнате еще раз просмотрел задание на этот летный день. Дело предстояло в общем-то знакомое. Испытывался новый мощный авиационный двигатель. Его подвешивали внутрь самолета, представлявшего собой «летающую лабораторию», и, когда он достигал заданной зоны, открывали люк и выпускали двигатель наружу. Амет-хану и второму пилоту Евгению Николаевичу Бенедиктову нужно было точно выдерживать режим полета.

Турбинный гром расколол небо над аэродромом ЛИИ. Мощная вытянутая серебристая машина стремительно взвилась в небо. Тугие струи воздуха взметнули снежные вихри. Повеяло острым запахом горючки…

– Командир, выходим в зону! – услышал Амет-хан в шлемофоне голос штурмана-испытателя Вильяна Александровича Михайловского. Отжат рычаг. Медленно стали расходиться створки люка. Пока инженер-испытатель Радий Георгиевич Ленский опускал двигатель, командир воздушного корабля приказал бортрадисту Алексею Васильевичу Воробьеву доложить на землю, что начинается выполнение полетного задания.

Это сообщение командира экипажа Амет-хана Султана на командный пункт было последним.

Никто из членов экипажа не вернулся из этого испытательного полета. Части взорвавшейся в воздухе «летающей лаборатории» искали на земле долго.

Амет– хан Султан навсегда улетел из жизни, как сказал о летчиках другой отважный пилот, мечтатель и страстный защитник планеты Земля -Антуан де Сент-Экзюпери. Улетел, сжимая в руках штурвал самолета – как уходили из жизни многие избранники неба, чтобы навсегда остаться в истории авиации…

Не могу судить о причинах трагедии. Вероятно, только спустя годы будут объяснены причины неожиданной катастрофы. Пока же могу только сослаться на горькое свидетельство товарища Амет-хана по испытательной работе И. И. Шелеста, приведенное им в книге «Лечу за мечтой»:

«Амет погиб 1 февраля 1971 года на «летающей лаборатории» при испытании мощного двигателя. Но двигатель, строго говоря, здесь ни при чем. Так уж нелепым образом осложнилась обстановка… Не поднимается у меня пока рука описать это ошарашившее всех нас происшествие… У каждого по-своему был в сердце Амет-хан, я два дня мы между собой старались поменьше разговаривать. Трудно было поверить в гибель этого редкостной отваги, исключительного летного умения и мудрой осмотрительности человека. Но похороны убеждают, ставят точку».

Жестокую точку. Амет-хану едва исполнилось 50. Горечь потери в какой-то мере сумел выразить известный татарский поэт

Сеит– Умер Эмин, посвятивший герою поэму «Сын Алупки». Вот несколько строк из нее:

О чем, о ком вы, вести черные?

Закрыты сокола глаза.

Над караулами почетными

Пустыми стали

Небеса.

О чем вы, струны телеграфа?

Виски мне ломит.

Ложь!

Обман!

Но повторяется стократно:

Вчера… Сегодня… Амет-хан…

Не верю! Будет непогода,

Плоды и травы град побьет,

Но не погибнет

Сын народа,

Покуда жив его народ!

Прошло несколько лет, прежде чем я смог вернуться к работе над очерком об Амет-хане Султане. Помогло, немного подтолкнуло знакомство с родственницей Амет-хана по матери Л.Э. Софу. Неутомимая и бесконечно преданная памяти племянника, Лютфия Эмировна многое рассказала мне о нем, щедро поделилась уникальными материалами, которые пролили свет на драматические страницы его биографии, – о них Амет особенно не любил рассказывать.

В конце 70-х годов Л.Э. Софу опубликовала журнальный вариант документальной повести об Амет-хане Султане в татарском журнале.

Мне удалось первый вариант биографического очерка об Амет-хане завершить лишь через 10 лет после его гибели. Книга вышла в Дагестанском книжном издательстве в 1983 году, и хотя тираж ее был очень мал. она позволила мне найти новых друзей прославленного героя, которые поделились своими воспоминаниями о нем, дополнили мой рассказ новыми фактами. Особую признательность за помощь в работе над этой книгой я должен выразить дважды Герою Советского Союза А. В. Алелюхину, заслуженному штурману-испытателю П.А. Кондратьеву, космонавту-2 Г.С. Титову, ушедшей из жизни Л.Э. Софу, П.Д. Хрюкиной и многим другим боевым друзьям, соратникам и близким Амет-хана, которые помогли мне восстановить страницы жизни бесстрашного воина, талантливого летчика-испытателя и скромного в жизни, честного до конца своих дней человека.

Глава первая

«Никогда не робел Амет-хан перед неприятелем, даже если он в несколько раз превосходил численностью отряд его самолетов. Он побеждал врага изобретательностью, хитростью, бесстрашием…

…Амет– хан умел каждый вылет совершать с максимальной пользой для дела. И не случайно летчики любили ходить с ним на задание, они знали: он обязательно найдет противника…

Не знаю, чем это объяснить, но Амет-хан почему-то нередко попадал в самые невероятные ситуации и блестяще выходил из них».

В. Д. Лавриненков,

дважды Герой Советского Союза,

генерал– полковник авиации.

1

– Тревога! В короткий летний сон ворвались протяжные звуки сирены. Амет-хан вскочил с койки, мгновенно оделся, выскочил из казармы. В последнее время тревоги в 4-м истребительном авиаполку Одесского военного округа были нередки, и он вначале не придал значения необычному поведению летчиков – вместо того чтобы бежать к самолетам, они строились на плацу, перед казармой. И только заметив командира волка в окружении штабных работников, Амет-хан почувствовал недоброе: во время учебных тревог командир полка и его штаб яаходились всегда на командном пункте.

Предрассветный сумрак постепенно рассеивался, все четче обозначались встревоженные лица стоящих рядом летчиков.

– Только что стало известно, что войска гитлеровской Германии перешли границу, – голос командира полка звучал твердо, разве только был чуть звонче обычного. – Местами фашисты завязали бои с нашими пограничниками. Возможно, это очередная провокация. Наша задача, как и до сих пор, – не поддаваться на эти их действия. Командование полка до выяснения всех обстоятельств и получения боевого приказа решило произвести воздушную разведку…

В напряженной тишине застыли шеренги летчиков. Все знали о тревожной обстановке на границе, о концентрации на той стороне значительного количества фашистских вовек. В полку было много разговоров о неизбежной, рано или поздно, войне с Германией. Однако эта неизбежность казалась Амет-хану и его товарищам чем-то отдаленным. Но в этот предрассветный час они безошибочно почувствовали, что час войны настал.

Со стороны границы донеслись приглушенные расстоянием глухие раскаты, как будто там началась скоротечная летняя гроза.

– Воздушная разведка поручается первой эскадрилье, – продолжал командир полка, прислушиваясь к далекому гулу. – Остальному составу полка объявляю полную боевую готовность!

– Леднев, Мацура, Амет-хан Султан – к командиру полка! – послышался зычный голос командира первой эскадрильи, как только прозвучала команда разойтись.

Через несколько минут три молодых летчика получили боевой приказ. Командир полка указал каждому по карте зону ведения воздушной разведки и напоследок предупредил:

– Границу не пересекать. Наблюдение вести только вдоль нее. В бой с немецкими самолетами не вступать. Это приказ! – строго напомнил командир, заметив, как задергалась щека у Леднева. Он был старший в этой тройке и уже успел повоевать с гитлеровскими летчиками в небе Испании, где сбил несколько фашистских самолетов, был награжден боевым орденом. Однако и сам был подбит и тяжело ранен.

Взглянув на свои часы, командир полка закончил напутствие:

– Через полчаса жду всех с донесением!

Вскоре три истребителя, три «чайки» поднялись в воздух и развернулись каждый в свою зону разведки.

На ясном июньском небе разгорелась утренняя заря. При ее свете внизу матовым серебряным жгутом блеснула пограничная река Прут.

Амет– хан, получив приказ осмотреть переправы через Прут, уже на подлете к реке увидел на земле багровые языки огня, высокие столбы дыма.

У первого же моста Амет-хан вынужден был резко взять на себя ручку. Натужно взревел мотор, самолет устремился вверх. По бокам истребителя выросли белые султаны зенитных снарядов. Впервые по его самолету стреляли боевыми снарядами, старались сбить, уничтожить, – Амет-хан ощущал это всем существом и напряженно думал, как выйти из этого лабиринта огня.

Однако времени на размышления не оставалось, надо было выполнять боевой приказ. Амет-хан резко отвернул от зенитной батареи, на крутом вираже «чайка» пронеслась над рекой. Увиденное потрясло молодого летчика: по мосту сплошным потоком шли гитлеровские танки, грузовое автомашины, тягачи с пушками. Чуть выше по реке была наведена понтонная переправа. По ней также непрерывной колонной двигалась фашистская пехота. Амет-хан ясно разглядел кресты на бортах танков. Рука невольно потянулась к гашетке пулемета. Однако вспомнил категорический приказ командира полка, лег на левое крыло и на бреющем ушел от реки.

Над своим аэродромом Амет-хан появился к указанному сроку. В первый момент ему показалось, что сбился с пути, попал не туда. Внизу, на летном поле, бушевали огненные смерчи – горели ангары, пылали самолеты на стоянках, догорали разрушенные казармы и служебные здания. Взлетные полосы были разворочены глубокими воронками. Сомнений не осталось. Это была война, которую ожидали и которая все-таки началась так неожиданно…

Амет– хан на бреющем пролетел над тем, что осталось от родного аэродрома, и круто развернул истребитель на восток. Оставалось одно -лететь на запасной, которым пользовались при учебных стрельбах. Но и там он не сразу решился сесть. Сделал круг, убедился, что он не первый прилетел сюда, и только тогда пошел на посадку.

Вскоре он стоял в окружении группы летчиков полка. Это были те, кто успел поднять в воздух свои машины, когда большая группа фашистских бомбардировщиков неожиданно совершила налет на аэродром. В скоротечном воздушном бою летчики полка сумели сбить несколько вражеских бомбардировщиков, однако внезапное нападение дало свои результаты – аэродром был разбомблен, многие самолеты сгорели прямо на стоянках. В полку были раненые и погибшие…

Так 22 июня 1941 года началась для младшего лейтенанта Амет-хана Султана война.

Последующие дни прошли в напряженных и ожесточенных воздушных боях над приграничной полосой Молдавии. Амет-хан и его товарищи, в основном такие же молодые летчики, едва успевали заправить самолет горючим, пополнить боекомплекты и тут же взлетали на очередное задание. Обстановка была такая, что пришлось истребителям выполнять несвойственную им роль – штурмовать речные переправы, вражеские колонны с военной техникой и пехотой. В запыленных, измотанных, спавших в сутки всего до 2-3 часа возле самолетов летчиках труд-ио было узнать еще совсем недавно счастливых, щеголеватых лейтенантов…

Первые месяцы войны. Потом, когда придут победы, о них не очень-то часто будут вспоминать. Они уйдут на многие годы в забвение. Но никто из тех, кто прошел тяжкими путями отступления, никогда не сможет их забыть. На всю жизнь остались эти дороги отступления 1941 года и в памяти Амет-хана Султана. Сожженные села, разрушенные города, черные свечки обгоревших пеньков там, где еще недавно цвели сады. Бесконечные вереницы беженцев, уходящих на восток…

Полк перелетал с аэродрома на аэродром, все дальше и дальше от границы. В те сложнейшие, напряженные до предела дни, когда наши войска с боями отступали в глубь страны, когда обстановка на фронте менялась не только по дням, но и по часам, когда вражеские танки неожиданно появлялись там, где их совсем не ждали, достоверные сведения командованию могли оперативно представить только воздушные разведчики.

На воздушную разведку к линии фронта, а то и в глубокий тыл врага посылали далеко не каждого летчика. Это не просто – методично, квадрат за квадратом, облететь заданную территорию, искусно избегая при этом устремленные к самолету огненные трассы зенитных снарядов. Собрать всю волю в кулак, сдержать себя, не бросить самолет в крутое пике на спешащие к линии фронта вражеские колонны танков, мотопехоты, мог только опытный, обладающий высоким мастерством и владеющий собой летчик. Амет-хан Султан твердо вошел в эту группу с первых дней войны.

Но каких усилий, какого подавления горячей, страстной натуры стоило это молодому летчику… Об этом Амет-хан не мог вспоминать спокойно и четверть века спустя. В каждом боевом вылете надо было помнить, что он, воздушный разведчик, не имеет права отвечать вражеским зениткам, должен всячески уклоняться от боя с фашистскими самолетами и целым вернуться с точными данными – они позволяли командованию разгадать замыслы противника, определить главное направление удара, вовремя подготовить необходимые силы и средства для борьбы с врагом. И хотя при вылетах на разведку бортовое вооружение его машины почти всегда молчало, Амет-хан понимал, что точно выполненное задание тоже наносит фашистам ощутимый урон.

Но не только выдержка и воля нужны были для успешного ведения воздушной разведки. В трудных, смертельно опасных полетах приходилось отказываться от многого, чему настойчиво и требовательно учил Амет-хана инструктор Симферопольского аэроклуба Петр Мефодьевич Большаков. Он учил покорять высоту, парить орлом в поднебесье, а теперь приходилось под вражеским огнем осваивать тактику воздушной разведки, учиться летать на малых высотах, пользоваться особенностями рельефа – прикрываться при полетах лесами, складками местности, на бреющем пролетать над самой землей, стараясь не задеть верхушки деревьев, телеграфные столбы. И при этом – быстро и точно ориентироваться. Чуть замешкался, отвлекся – проскочил намеченный квадрат. И тогда, чтобы развернуться, уточнить, где находишься, надо набрать высоту. А там – стаи немецких «мессеров». Ты же на «чайке», которая не могла соперничать с новейшими вражескими истребителями ни в скорости, ни в вооружении…

Война научила Амет-хана летать в немыслимых в мирное время условиях, и это позволяло ему выполнять боевые приказы и оставаться живым. Однако случалось все-таки, что не выдерживал и он, нарушал продиктованную первыми месяцами войны тактику.

Так было в тот августовский день, когда Амет-хан возвращался из очередной разведки в прифронтовой полосе. Сведения о новой танковой колонне врага на этом участке фронта подтвердились, и младший лейтенант спешил на базу. «Чайка» Амет-хана летела вдоль обширного лесного массива, прикрываясь его кромкой.

Амет– хан еще перед вылетом на разведку изучил маршрут и, возвращаясь, старался опознать нужные ориентиры. Скоро должен был закончиться лес, впереди -широкий луг с проселочной дорогой.

Вылетев на открытое место, Амет-хан быстро огляделся. И вовремя: над лугом увидел силуэты двух «мессершмиттов». Фашистские летчики, чувствуя свою безнаказанность, расстреливали с воздуха беззащитных беженцев. Убитые женщины, дети, перевернутые повозки, мечущиеся по лугу кони с оборванными постромками… Амет-хан рванул на себя ручку с такой силой, будто его «чайка» была виновата в разыгравшейся на лугу трагедии. Натужно воя, самолет послушно полез вверх, набирая высоту. Пара «мессеров», не замечая его, продолжала поливать огнем дымящуюся, взвихренную проселочную дорогу, забитую людьми. Амет-хан кинул свою машину наперерез одному из них, который выходил из пике. Когда фашистский истребитель появился в перекрестье прицела, Амет-хан с силой нажал на гашетку пулемета, вкладывая в длинную очередь всю свою ярость, всю боль своей души.

Молодой летчик был уверен, что прошил вражескую машину. Однако фашистский истребитель проскочил мимо него и боковым разворотом ушел в сторону. Одновременно Амет-хан почувствовал, как забилась его «чайка» – будто по ее фюзеляжу одновременно ударили десятки огромных молотов…

Неизвестно, чем бы закончился для Амет-хана этот неожиданный воздушный бой, не появись откуда-то сверху два советских истребителя. Одна вражеская машина сразу задымилась и полетела к земле, второй фашистский летчик скрылся в облаках.

Амет– хан выровнял «чайку». Внизу вновь ожил поток беженцев. Пролетев над ними, он вскоре увидел знакомое поле своего аэродрома. Амет-хан подрулил на стоянку, но не сразу вышел из кабины. Восстанавливая в памяти все детали скоротечного воздушного боя, с досадой вытер шлемом взмокшее лицо.

– Амет! Ранен? – услышал он встревоженный голос своего механика Симакова. Тут же показался и сам Кузьмич.

– Напугал ты меня, братец, – облегченно вздохнул механик, помогая Амет-хану выбраться из кабины. – Слава богу, даже не ранен…

Симаков не пропускал случая поворчать на молодого летчика, который, по его мнению, не берег ни себя, ни машину. Однако за этой ворчливостью Амет-хан чувствовал тревогу Кузьмича за него, видел, с каким волнением механик всегда ждал его возвращения на аэродром. Медлительный, полноватый, в работе он был совсем иным – проворно лазил по корпусу самолета, непонятным образом умудрялся влезть в, казалось бы, немыслимые для его внушительной фигуры полости «чайки».

Вот и сейчас, как только Амет-хан спрыгнул на землю, Кузьмич забрался в кабину с головой – лишь кирзовые сапоги с подковами на каблуках торчали наружу. Амет-хан с беспокойством ждал, что скажет механик. Наконец, Симаков вылез из кабины, поправил на голове замасленную вилотку. Потом еще раз ощупал руками рваные дыры на фюзеляже.

– Повезло тебе, парень, – покачал головой механик. – Возьми фашист прицел чуть выше – прошил бы кабину…

– Возможно, – хмуро согласился Амет-хан и добавил просительно:

– Дырки сегодня успеете залатать?

– Надо бы успеть до темноты, – в раздумье проговорил Симаков, что-то прикидывая в уме.

Амет– хан оставил Кузьмича у самолета и направился в штаб. Солнце клонилось к горизонту, в его косых лучах на землю падали длинные тени. Проходя мимо ветвистой березы у опушки леса, Амет-хан замедлил шаг -закатное солнце ярко вспыхнуло на алой звезде деревянного обелиска у изголовья свежего холмика земли. «Значит, без меня кого-то похоронили», – тяжело вздохнул Амет-хан, пытаясь прочесть фамилию на обелиске. Сколько вот таких могил уже осталось позади, сколько его однополчан остались в них лежать навечно!

Сон в тот вечер долго не шел к Амету. Он беспокойно ворочался на нарах в землянке, снова и снова пытался спокойно разобраться в причинах своей неудачи в бою с «мессером». Конечно, он знал, что его «чайка» – менее совершенный истребитель, чем «мессер». Главная ее беда – в скорости уступает. Однако при всей тихоходности «чайка» все же более маневрен, особенно на виражах. Значит, надо было использовать это ее преимущество, а не бросаться с ходу на фашистский истребитель. Ярость в воздушном бою – плохой помощник. В бою нужна ясная голова, чтобы суметь быстро среагировать на все его перипетии. Тогда и гашетку нажмешь в нужный момент, и не забудешь, что рядом другие вражеские летчики, которые не глупее тебя, а в чем-то, может, и превосходят…

2

Наступила поздняя осень. На юге страны фронт на какое-то время стабилизировался в донских степях. Исполосованные автомашинами и растерзанные гусеницами танков, расползлись, превратились в непролазное месиво прифронтовые дороги. Низкие, набухшие влагой тучи закрыли небо. На время стихли ожесточенные воздушные бои, прекратились непрерывные налеты фашистской авиации.

Остатки 4-го истребительного авиаполка, в котором начинал воевать Амет-хан, были сведены в две неполные эскадрильи и под Ростовом вошли в состав нового воздушного соединения – 147-й истребительной авиадивизии. В октябре Амет-хана Султана, как успешно зарекомендовавшего себя в сложных боях первого периода войны, азначили командиром звена.

Второй месяц сражались летчики дивизии в составе Юго-Западного фронта, в меру своих возможностей помогали наземным войскам. Но вот уже который день самолеты стоят под дождем на степном аэродроме, вблизи разрушенной казацкой станицы. В ожидании просвета в небе летчики часами сидели за самодельными шахматами, отсыпались в сырых землянках.

Маялся на нарах и Амет-хан. Мысленно снова и снова оказывался в небе над границей, над Кишиневом и Тирасполем, Николаевом и Одессой, Херсоном и в небе Приазовья. Бои ожесточили его и, он это чувствовал, закалили. Он рвался в бой, и вынужденное бездействие тяготило.

Мало, совсем мало боевых товарищей осталось из тех, кто вместе с ним встретил войну. Многие погибли, другие после ранений затерялись в тыловых госпиталях. К Амет-хану судьба была пока благосклонна: он совершил 130 боевых вылетов и пока отделывался легкими царапинами, хотя уже не раз возвращался на свой аэродром в машине, основательно изрешеченной пулеметными очередями.

Вспомнилась прославленная Кача – школа военных летчиков, старейшее авиационное училище, в котором овладевали летным мастерством первый покоритель «мертвой петли» Нестеров, укротитель «штопора» Арцеулов. Вспомнилось, как впервые увидел на летном поле училища боевые истребители и осознал, что на этих машинах придется воевать, сбивать матерого врага, который в том, 40-м году уже накапливал боевой опыт в небе Европы, все ближе подступая к границам Советского Союза. Именно потому военлет Амет-хан Султан вместе с товарищами окончил в 1940 году ускоренный годичный курс обучения.

В напряженную жизнь военлетов Амет-хан втянулся легко, безболезненно. Захваченный учебными полетами на новых самолетах, изучением их боевых качеств, освоением сложнейших элементов высшего пилотажа, он не замечал неудобств казарменного быта. Да и задумываться об этом было некогда. Свободного личного времени оставалось очень мало. Полдня – теория, полдня – учебные полеты, занятия длились по двенадцать часов. Работали до седьмого, в буквальном смысле, пота. И в Каче Амет-хан не раз с благодарностью вспоминал аэроклуб, своего первого инструктора Большакова. Навыки по летному делу, полученные в Симферополе, очень помогали ему осваивать ускоренный курс. Вылетая в зону пилотирования к истокам реки Качи в Мамашайской долине, где гора Роман-Кош служила ориентиром, девятнадцатилетний военлет с удовлетворением чувствовал, как с каждым разом все более послушным становится в его руках учебный истребитель, как приходит столь необходимая в воздухе уверенность…

Амет– хан вздохнул, повернулся на скрипучих нарах. Конечно, можно считать, что пока на войне везет. Однако в глубине души он был недоволен собой. Все-таки в Каче учился, стал летчиком-истребителем. А на личном счету -ноль, не сбил еще ни одной вражеской машины, хотя и участвовал в схватках с фашистами. То ли опыта еще опыта не хватает, то ли потому, что в основном летал на воздушную разведку? А может, это и приучило его осторожничать в бою?…

«Улучшится когда-нибудь эта проклятая погода?» – Амет-хан в сердцах повернулся к тусклому дверному просвету напротив. Косой дождь с раннего утра хлестал по двери, мутные струйки воды затекали за порог. Некстати вспомнилась солнечная осень в родной Алупке – даже дожди в эту пору там бывали недолгими, быстро сменялись ясной погодой. И защемило сердце – как там дома? Ведь фашисты уже на пороге Крыма… С начала войны он не имел вестей от родителей, не знал, что с ними.

В землянку, вместе с волной сырого воздуха, вошла медсестра Таня. Ее появление моментально всколыхнуло тишину в землянке: Таня «по совместительству» разносила письма и газеты.

– Писем пока еще нет! – с порога заявила медсестра, зная, с каким нетерпением ждут ее летчики. – Но зато я принесла вам газеты. Многие из вас там найдут для себя приятные понести.

Лукаво оглядев молодых летчиков, Таня вытащила из сумки пачку газет, разложила их на столе. Амет-хан взял ближайшую. На первой полосе главное сообщение Совинформбюро: бои на Западном фронте… Гитлеровские танковые колонны рвутся к Москве…

– А ты, Амет, ниже, ниже посмотри,-улыбнулась медсестра.-Тем для тебя сюрприз!

В конце полосы – Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении за боевые заслуги группы летчиков Южного фронта орденами и медалями. В колонке награжденных орденом Красного Знамени Амет-хан увидел и свое имя. Это было для него полной неожиданностью, Каждый перелет на другой, более восточный аэродром Амет-хан переживал как личную вину перед Родиной. А свои каждодневные боевые вылеты на разведку вражеских войск, хотя и были они изнурительны и опасны, он не считал достойными высоких поощрений. Однако награждение боевым орденом свидетельствовало, что на войне не бывает второстепенных дел. Значит, то, чем занимался он все эти месяцы, тоже необходимо для победы над врагом.

Потом, за четыре года войны, Амет-хан получит еще четырнадцать боевых наград, в том числе две Золотые Звезды Героя Советского Союза, три ордена Ленина, орден Александра Невского, два ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени, 4 медали. Однако этот скромный, по сравнению с другими высокими наградами, первый орден остался самым дорогим для него. Быть может, потому, что получил его осенью 1941 года, в самые тяжелые для страны дни.

В тот холодный декабрьский день полеты начались сразу, как только рассеялся поздний предрассветный сумрак. В разных концах аэродрома тишину разорвали моторы самолетов. Накануне вражеские войска начали наступление, местами прорвали фронт. Амет-хан и его боевые товарищи непрерывно вылетали на эти опасные участки, штурмовали гитлеровские танковые и мотомеханизированные колонны войск. Для этого к истребителям подвешивали бомбы – сбросить их на цель было не так просто, однако летчики уже хорошо освоили это необычное для истребителей дело.

Передышка наступила к концу дня. Фашистское наступление, судя по всему, выдохлось. Амет-хан возвращался с последнего боевого вылета в составе своей эскадрильи. Куцые, тупоносые И-16 шли легко и ровно, освобожденные от своего смертоносного груза. Отполыхали дымящими факелами подожженные их очередями вражеские машины, и Амет-хан с удовлетворением констатировал, теперь уже после убедительных доказательств, что новый истребитель и скорость имеет хорошую, и вооружен более мощно – можно вполне состязаться с гитлеровцами.

Впереди показалось заснеженное поле аэродрома. Амет-хан встряхнул головой, отсекая отвлекающие мысли. Прошлой ночью вызвездило, ударил мороз, и теперь при посадке следовало быть предельно собранным: взлетная полоса покрыта ледяной коркой и чуть не рассчитаешь скорость – вылетишь за ее пределы, разобьешь машину.

Амет– хан четко посадил машину, подрулил на свою стоянку и удивленно огляделся. Обычно возвращения истребителей с боевого задания здесь всегда с нетерпением ждали механики и оружейники, еще издали, на подлете, начиная считать, сколько возвращается машин. Однако в этот раз стоянка была пустынна.

Амет– хан отстегнул ремни, гадая, что бы это значило. Вылез из кабины, стал на крыло истребителя. И тут только увидел плотную толпу людей у штабной землянки. Ясно, что только что-то чрезвычайное увело их со стоянки самолетов. Сердце Амет-хана тревожно забилось. В последнее время день на аэродроме начинался и заканчивался с прослушивания сообщений Советского Информбюро о битве под Москвой. Там, в заснеженных просторах Подмосковья, шли жестокие бои за столицу, каждую весть оттуда слушали с замиранием сердца.

Спрыгнув, Амет-хан поспешил к штабу, v которого на столбе был прикреплен громкоговоритель. Еще издали Амет-хан заметил, что все собравшиеся у штабной землишки напряженно застыли близ черного рупора.

– Сейчас какое-то важное сообщение передадут, – шепнул Амет-хану один из оружейников. – Уже несколько раз по радию предупреждали об этом…

В громкоговорителе щелкнуло, зашуршало. Раздался знакомый голос Левитана. Амет-хан замер вместе со всеми – в голосе двитора явственно ощущалось волнение.

– Передаем сообщение Советского Информбюро, – звучало между тем в рупоре – С 6 декабря войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооруженте и неся огромные потери! Освобождены города Наро-Фоминск, Угодский Завов. Алексин, Таруса, Щекино, Одоев, Червиветь, Перемышль, Лихвин, Козельск и сотни поселков и деревень. Наступление наших войск продолжается!

– Ура-а! – мощно, единым вздохом взорвался аэродром, как только Левитан ликующим голосом закончил последнюю фразу. Летчики, механики, оружейники, зенитчики, охранявшие аэродром, все, кто был в этот момент возле КП, кинулись обниматься, что-то восторженно говорили друг другу, кружились на снегу. Некоторые, не стесняясь, вытирали слезы радости – уж очень долго пришлось ждать этой первой вести о победе над врагом!

На следующий день 4-й истребительный авиаполк, в состав которого входило звено лейтенанта Амет-хана Султана, был отведен в тыл – на отдых и переформирование. А в канун нового, 1942 года Амет-хана, в числе других летчиков, направили в Кинешму: им предстояло освоить новый английский истребитель «харрикейн», поступивший на вооружение нашей авиации.

3

– Стой! Приехали!

Полуторка завизжала тормозами, резко остановилась. Амет-хан перемахнул через борт, поблагодарил шофера. Пыльное облачко взметнулось над дорогой. Машина скрылась за лесным поворотом.

Вечерело. Нежная майская листва сочно зеленела в лучах предзакатного солнца. Амет-хан одернул гимнастерку, поправил на боку кобуру с пистолетом. По пути сорвал ветку, стал сбивать серый налет пыли с сапог. Тропа вела в глубь леса. Под кронами высоких деревьев расположились подразделения батальона аэродромного обслуживания. А вот и летное поле. На другом коннице лесного массива скрывались истребители противовоздушной обороны города Ярославля.