Текст книги "Дочери Дагестана"

Автор книги: Булач Гаджиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Урижа

В июле 1968 года я посетил дом телетлинца Магомед-Тагира Магомедова и записал трагическую историю девушки по имени Урижа. Вот она.

В ауле Заната жили крестьяне, муж и жена – Осман и Манарша. Женщина была на сносях, когда внезапно от холеры скончался Осман. Родилась девочка, которую нарекли Урижой. Ребенок был редкой красоты.

Урижа с каждым годом хорошела, и к 18 годам слава о ее красоте шла по всей округе, и не один воздыхатель думал по ночам о ней. Рассказывают такой случай. Урижа полола кукурузу, а в это время из Верхнего Батлуха ехал всадник. Услышав пение, он остановил коня, чтобы увидеть лицо девушки. Потрясенный ее внешностью, он понял, что ни украсть Урижу, ни заставить полюбить не может. Стеганул лошадь плетью и помчался вдаль. На одном из поворотов он вылетел из седла, ударился головою о камни и отдал богу душу.

Богачи сватались к ней, в их числе и человек с жирным лицом и бычьим затылком – бегаул Занаты. Он тайно слал ей подарки, но Урижа оставалась холодна к драгоценностям и так же тайно возвращала их. От встреч с ненавистным человеком она, оберегая стыдливость, ловко ускользала.

Некоторые люди, как известно, сплетничают с особенным удовольствием. Так и здесь. Осведомители донесли бегаулу, что Урижа и пастух Али безумно любят друг друга. А в это время снова разразилась холера.

Бегаул, не иначе как тронувшись умом, пустил слух, что Заната наказана богом холерой и что спасти жителей аула можно, если Урижу заключить в глухой пещере, a пастуха Али неотлучно держать у скотины, чтобы более они не видели друг друга. Родственники чабана предлагали ему лечь в постель, будто заразившись холерой, а он отвечал: «Мужчина днем должен лежать только в саване!».

С тех пор девушка не появлялась в Занате. Как-то раз, когда батлухцы пришли в лес за валежником, услышали песню Урижи:

 
Бывало, утречком ко мне
Подруги сердца собирались,
Что нынче стало такое?
Знать, они уж не те?
 
 
Бывало время, по ночам
Меня любимый навещал,
А нынче его не видать,
Может, сердцем охладел?
 

Дальше она пела, чтобы над аулом дождик полил, чтобы девушки домой вернулись. Пусть на Талакоринские горы снег упадет, чтобы милый скорей с отарой спустился.

Батлухцы подошли к пещере и увидели, что здоровье девушки подорвано, ей осталось жить немного. Из Занаты прибежала мать.

 
– Ой, мама, умру я, умру.
Уж на левом плече моем
И на правом боку тоже
Печать смерти – гибели моей.
 

Она просила кольца свои раздать подругам и плакальщицам. Пусть ее тело на кладбище понесет, кроме других, и Али…

На следующий день умерла занатинка, будто закатилось солнце. От горя мать ее сошла с ума, a пастух, услышав, что возлюбленная при смерти, просил вырвать его сердце и передать Уриже. Только тогда люди поняли, кто виноват в гибели возлюбленных, и сочинили свою песню, где есть и такие слова, обращенные к бегаулу:

 
Да убьет молния злодея,
Главу аула – злодея,
Что на ссылку осудил
Красоту твою солнечную.
 

На стене пещеры, где ютилась Урижа, до сих пор можно увидеть изображения человеческих фигур, коня и кистей рук.

Описываемое событие произошло, как считали местные старожилы, в 1884 году. Жители Занаты останки девушки перенесли на сельское кладбище, но точное место, где она погребена, вряд ли кто вам покажет, а вот песня о судьбе влюбленных до сих пор бытует в наших горах. Ее-то и записал мой товарищ М.-Т. Магомедов.

Крепость семи великанов

Много в Табасаране крепостей – в Гумейди, Дарваге, Зиле, Ерси, Хели-Пенджи, Дюбеке и в Хучни.

Построенная несколько сот лет назад, Хучнинская крепость и до сегодняшнего дня не потеряла своей величественности: длина ее стен – 200 метров, толщина – 2 метра и высота – 8 метров. В стенах имеется до 20 амбразур и два входа, один из которых в последнее время забит наглухо камнями. Сооружение, к сожалению, заброшено.

Внутри крепости на площади 400 кв. метров растут несколько деревьев алычи, грецкого ореха, фундука, по стенам расползлись хмель и дикий виноград.

О происхождении этой крепости – в народе ее называют Крепостью семи братьев и одной сестры – рассказывают разные легенды и предания.

Вот одно из них. В Хучни жил мастер-каменщик по имени Аслан. Было у него семь сыновей и одна дочь. Сыновья – великаны. К примеру, чтобы сшить им чарыки, не хватало шкур нескольких буйволов.

Услыхал о них правитель Хучни Рустам-хан. Призвал к себе и говорит: «Город наш охраняется горами со всех сторон. Только с севера открыта дорога врагам. Сумеете ли построить крепость?»

Братья потребовали 7 буйволов, 7 быков, 77 баранов и обещали за 2 месяца выполнить приказ хана. Так и случилось. Довольный хан и джамаат Хучни подарили братьям земли вокруг крепости. Братья по очереди несли дозор, а сестра готовила им еду.

О красоте девушки Хуру-Бике по округе разнеслась молва. Много женихов сваталось, но не добилось ее руки. Не хотела Хуру-Бике расставаться с братьями.

Но вот на Дагестан напали персы, вел их полководец Юсуф-паша. Остановился в местности Хербе-Гуран. Сам отправился в разведку. Вдруг выстрел – дырка на папахе. Еще выстрел – еще дырка. Оказывается, стреляла сестра братьев. Не хотела она убивать Юсуф-пашу, решила только напугать, потому что он был несказанно красив.

Полководец увидел Хуру-Бике, когда она набирала воду. Долго любовался ею, день и ночь думал о красавице. Затем призвал колдунью, и та обещала уладить все в три дня. И действительно, колдунье удалось убедить девушку в том, что Юсуф-паша полюбил ее и хочет перейти на их сторону, а девушка должна залить ружья своих братьев рассолом. Так и сделала ослепленная любовью к чужеземцу Хуру-Бике.

На следующий день начался штурм крепости. Но что это? Ружья молчат. Поняла Хуру-Бике коварство старухи и свою измену. Бросилась в ноги братьям, рассказала все. Сели братья на коней, бросились вниз, пересекли Рубасчай и скрылись в лесу. Враги захватили крепость. Пришла в себя девушка и кинулась душить колдунью. Но было поздно.

Юсуф-паша, говорят, сказал: «Если предала братьев, то меня, чужеземца, подавно предашь», – и приказал убить ее. Схватили девушку и бросили в пропасть.

Прошли годы, столетия. Над тем местом, куда бросили отступницу, вырос каменный холм. И место это в народе стало считаться проклятым. Каждый прохожий бросал на холм семь камешков и семь раз произносил проклятие.

Лес на крутом правом берегу Рубасчая, куда скрылись братья-герои, много сделавшие для защиты Табасарана от иноземных захватчиков, с тех пор считают священным.

Шамхал любовался…

У кафыркумухца Мирзы была прекрасная лошадь. Она понравилась шамхалу, но он никак не мог заполучить ее и пошел на хитрость. Отправил Мирзу в дальние края с каким-то поручением. В письме, которое вез кафыркумухец, говорилось, что посланца, то есть Мирзу, надо непременно убить.

Кафыр-Кумух. Дворец шамхала

Каким-то чудом ему удалось спастись. Ничего не подозревая, он вернулся в родной аул, но увидел лишь развалины своей сакли. Нукеры шамхала увели и его коня.

Мирза подался в абреки, чтобы отомстить вероломным людям. С ним в горы ушла и его возлюбленная – дочь шамхала Патимат. Долго жили влюбленные на свободе, но однажды с помощью изменника они были схвачены.

И вот, повествует народное предание, отец придумал для своей дочери и Мирзы страшную смерть. По его приказу привезли дрова и сложили у подножия скалы Кала в Кафыр-Кумухе. (Это там, где ныне проходит железная дорога). Дрова подожгли, а возлюбленных столкнули в пылающий огонь. С крыши своего дворца шамхал любовался этим диким зрелищем.

От Ахульго до Гуниба

В историко-документальной книге «Шамиль» Петр Павленко среди других героев отметил имя одной женщины такими словами:

«Зайнаб, жена бессменного имамова дипломата и, так сказать, статс-секретаря по иностранным делам, сражалась во главе группы мюридов».

Мне было нетрудно угадать, что речь шла о жене знаменитого чиркейца Юнуса. Факт сам по себе замечательный. Но в отношении Зайнаб была одна закавыка, мимо которой я никак не мог пройти. Павленко написал, что героиня была таткой по национальности.

Получалось, что Юнус, храбрец из храбрецов, друг и советник Шамиля, был обручен с иудейкой Зайнаб? Как это могло случиться? Где они могли встретиться?

Сразу возникает еще один вопрос. Неужели среди аварок Чиркея славный Юнус не мог найти себе спутницу жизни? Неужели только беспредельная храбрость Зайнаб приковала цепями к себе чиркейца?

Эти и другие вопросы возникали у меня, ответы на которые я не мог найти до одного случая.

Было это более 50 лет назад. Тогда на площади моего города еще мозолила глаза обезглавленная громадина Андреевского военного собора. Впритык к нему стоял газетный киоск, где торговал мой добрый знакомый Исай Ильясов. Однажды он с одним из покупателей заговорил на аварском языке.

– Откуда Вы родом? – спросил я Ильясова.

– Из Чиркея, – отвечал он.

Это было удивительно. Тат – и вдруг родом из аварского аула? По моей просьбе Ильясов рассказал следующее:

– Родился я в Чиркее в 1888 году. Мои предки – выходцы из селения Маджалис. Пятьсот лет назад многие таты покинули этот населенный пункт и подались кто в Хунзах и Хаджалмахи, а кто в Унцукуль и Гергебиль. В районе Аракани, говорят, было восемь татских аулов. Наш тухум остановил свой выбор на Чиркее. Жители этого аула давали сырье, а мы выделывали кожу. Стороны были довольны друг другом. В ауле мы не носили оружия, но, отправляясь, например, в Темир-Хан-Шуру, брали кинжалы. Во время Кавказской войны Шамиль отправил моего дедушку Рахмана в Грузию за покупками. Рахман выполнил поручение имама честь честью, за что получил коня и другие подарки. После этого случая сильно возрос авторитет нашего тухума. Когда началась революция, мы перебрались в Темир-Хан-Шуру…

Я допустил большую промашку, не спросив у Ильяса, знал ли он что-нибудь о Юнусе и Зайнаб. А когда занялся вплотную этим вопросом, киоскера уже не было в живых.

Как говорят, кто ищет – тот найдет. Заведующий кафедрой ДГУ, профессор Людмила Хизгиловна Авшалумова назвала мне адрес дербентского жителя Семена Ягияева – одного из потомков героини Ахульго и Гуниба.

Аул Чиркей. Фото начала XX века

У Семена Ягияева был дед по имени Пинхас, проживший 103 года. Скончался он в самом начале Великой Отечественной войны. В ту пору моему информатору Семену Ягияеву исполнилось 14 лет, поэтому он помнил, как послушать его деда сбегалась детвора со всего квартала. Легенды, предания и правдивые истории, которые живо излагал древний Пинхас, неотразимо действовали на детское воображение. Чаще всего Пинхас рассказывал о Шамиле, о своем отце Яхье, его сестре, белой, как сдобная булка, Зайнаб, будущей жене чиркейца Юнуса.

Юнус

Обычно беседы Пинхаса кончались танцем «Лезгинка Шамиля». В этом искусстве никто из детей не мог соперничать с моим информатором Семеном.

По рассказам старика получалось, что среди таток Чиркея самой привлекательной была Зайнаб. Она была несравненно заметнее своих соплеменниц. В семейных преданиях говорилось, что Зайнаб была хорошо сложена, имела огромные голубые глаза при черных, непослушных прядях волос на голове. В общем, какая-то дикая красота. Лицо ее невозможно было забыть. Может, это было причиной того, что нрав у нее был что погода в наших горах. И только Юнус сумел укротить ее своей любовью. С разрешения Шамиля Юнус выбрал ее спутницей жизни, однако с условием, что девушка примет мусульманскую веру. Это устраивало и родителей Зайнаб, так как теперь они в Чиркее оказывались в особом положении.

Со своим мужем Юнусом ушла на войну и его юная жена, которая на коне с саблей в руке сражалась в самой гуще боя. Ее называли «Тигрицей». Раз она проникла в царскую крепость Темир-Хан-Шуру, где была опознана и схвачена.

Семья татов

Об этом факте Юнус сообщил имаму, и тот повелел любой ценой спас ти храбрую воительницу. Указание Шамиля было успешно выполнено.

В обороне Чиркея Зайнаб также принимала участие. Рассказывают, что к луку седла героини была приторочена веревка. С ее помощью она приволокла в свой лагерь царского офицера. В другой раз она спасла мужа, попавшего в окружение.

Как известно, в августе 1859 года Шамиль на Гунибе дал последнее сражение, в котором не только мужчины, но и женщины показали чудеса стойкости и героизма.

Шиндув Ягияев

Среди последних мы опять видим жену чиркейца. Об этом мы находим свидетельство не только у Павленко, но и у зятя Шамиля Абдурахмана, который тоже находился вместе с защитниками Гуниба.

Он писал, что «Зайнаб надела на голову чалму и в таком виде ходила с обнаженной шашкой по улицам аула и возбуждала мужчин к бою. Раньше она прославилась на Ахульго».

Говорят, Шамиль рекомендовал Юну су и Зайнаб уехать в Турцию, но по какой-то причине этого не удалось сделать.

Как сообщил Семен Ягияев, у четы из Чиркея имелось двое детей, но ни их имен, ни что с ними стало мой информатор не знал.

Считают, что Аксай стал последним местом упокоения бесстрашной Зайнаб.

Добавлю, что в роду этой женщины имелось немало людей, посвятивших себя военной службе. Среди них генерал-лейтенант Красной Армии Шиндув Ягияев.

Глазами просвещенных людей

У меня есть возможность взглянуть на красавиц XIX века глазами двух просвещенных людей, из которых один дагестанец – зять Шамиля Абдурахман, а другой – всемирно известный художник, немец Теодор Горшельт.

Зять имама выделил шесть населенных пунктов, все они населены аварцами и представляют в основном Гунибский округ.

Вот что сообщает Абдурахман Казикумухский о внешних данных слабого пола Тлоха, Гоцатля, Ругуджи, Хоточа, Хиндаха и Чоха. Начнем по порядку.

Тлох. «Мужчины… проводят время в беседах на очаре, который не бывает пустой ни днем, ни ночью. Женщины у них красивы, имеют желтоватый оттенок лица из-за палящего солнца. Хозяйственные работы мужчины и женщины проводят совместно».

Гоцатль – родина Гамзат-бека. «Женщины, особенно девушки, красивы. Красивые дворы, дома… Женщины носят золотые и серебряные браслеты и кольца. Они готовят вкусный напиток из винограда. Одеваются чисто и нарядно».

Ругуджа – «Аул красив, с башнями и похож на венец всех андалалских аулов. Женщины здесь красивые. Домашнее хозяйство ведут хорошо. Они сильны и выносливы, особенно при уборке хлеба, косьбе трав, работают под палящим солнцем… ругуджинские женщины покрывают свои головы особыми уборами, которые обвязывают кусками материи, как чалму, а поверх этого накидывают платок. Носят длинные шаровары и рубашки, на ногах сафьяновые чувяки с подметкой из коровьей выделанной кожи. Во время жатвы на руки надевают длинные нарукавники, чтобы сохранить руки…»

Хоточ и Хиндах – «Женские лица миловидны».

Чох – «Женщины у них очень красивые, надевают длинную вуаль, а под ней убор, вроде маленькой короны с длинным шлейфом, и поверх всего этого накладывается еще четырехугольный платок. На ноги надевают красные сафьяновые сапожки с длинными голенищами, подбитыми железными гвоздями, чтобы зимой, в грязь и лед не поскользнуться. Женщины Чоха ходят за водой и на полевые работы, весной одеваясь кокетливо, нарядно, особенно стараются перед молодыми ребятами те, которые горят желанием выйти замуж…»

Мимолетное видение

В 1858 году Теодор Горшельт попадает на Кавказ. Сперва он пребывает в Грузии, а затем, пройдя через Кодорский перевал, оказывается в Дагестане. Его внимание привлекают горянки, облаченные в голубые или серые платья. Головы женщин и девушек были покрыты длинными платками, под которыми имелись чохто, украшенные серебряными монетами. Шеи женщин и девушек украшали несколько рядов бус. Уши привлекли внимание путешественника серьгами также из серебра.

Знаменитый художник как бы нечаянно старался заглянуть под головные уборы, чтобы найти лица, достойные его кисти.

И вот что из этого получилось.

«Каждый мужчина, хотя и не каждая дама, найдет совершенно понятным, что первой нашей мыслью было сделать смотр женщинам, чтобы потом на своей родине рассказывать чудеса о горских красавицах, – так начинает свой рассказ Теодор Горшельт. – Ну и увидали же мы: маленькие, невзрачные фигуры, большинство с некрасивыми лицами, некоторые, может быть, и были хороши, но только, должно быть, уж очень давно. Однако и здесь оправдалась поговорка: «Нет правила без исключений».

Пока мы стояли так вместе и готовы уже были произнести окончательный приговор лезгинкам, подошел к нам поручик Штрандманн с известием, что он открыл удивительную красавицу. Он повел нас, прося только, чтобы мы не очень явно показывали свое любопытство, потому что муж, видимо, пришел уже в очень дурное расположение духа от постоянного глазенья на его жену. С величайшими предосторожностями пустились мы выслеживать зверя, показывали друг другу очень усердно вещи, лежавшие совершенно в другом направлении; угощали друг друга папиросами и закуривали их по возможности медленнее, чтобы иметь предлог постоять, и только по временам отваживались метать быстрые взгляды в цель нашего странствия. Штрандманн нисколько не преувеличил, это была совершеннейшая красавица: с гибкостью пантеры лежала она, растянувшись на траве, пронизывая нас время от времени быстрыми, как молния, взглядами своих черных глаз. На ней была бледно-зеленая рубаха, подхваченная белым поясом, красный нагрудник, зашитый монетами и всякими украшениями, на голове платок, тоже зеленый с красным и тоже усеянный множеством монет, низко спускался на спину, на ногах были белые чулки, почти доходившие до колен, сделанные из овечьей шерсти, с зелеными узорами и с толстыми веревочными подошвами. В ушах висели огромные серебряные кольца, волосы, подстриженные в пол-лба, спускались по сторонам густыми косами с вплетенными монетами. Муж пресердито стоял возле нее и, казалось, посылал нас Бог знает куда.

Впрочем, ни ему, ни другим мужьям нечего было слишком опасаться нас: прошел слух, что у них еще очень недавно свирепствовала оспа, и поэтому мы тщательно избегали всякого прикосновения с ними, может быть, этот слух и был искусно пущен молодым, ревнивым супругом.

Дети вообще были очень красивы»[16]16
  Молодежь Дагестана. № 25. 5 июля. 1996.


[Закрыть].

Сами понимаете, что художнику пришлось довольствоваться красавицей как мимолетным видением. В то же время наблюдения Теодора Горшельта говорят о том, что во все времена в Дагестане не переводились красавицы.

Если по закону

Согратлинец М. А. Абашилов рассказал об одном удивительном человеке, которому еще при жизни надо бы поставить памятник, да вот не догадались люди.

Звали его Нурмагомедом, он был одним из многих сыновей Чупалава Согратлинского, отличившегося в боях против Надир-шаха.

По воспоминаниям очевидцев, Нурмагомед имел высокий рост, широкие плечи, карие глаза, светлые волосы, продолговатое лицо и нос, как у отца Чупалава, крупный.

Когда началась Кавказская война, он сперва в ней участвовал как рядовой мюрид. Затем его приметил Шамиль и сделал наибом.

Смелый и отважный, Нурмагомед особенно отличался в разведке. Его любимым выражением было: «Ползком туда – пулей оттуда», имея в виду осторожность при проникновении в тыл противника и стремительный отход после выполнения задания. Слово «ползком» на аварском языке звучит как «хуршун», отсюда у нашего героя возникло прозвище – «Хурш». После паломничества в Мекку, а случилось это после окончания войны, прибавилось еще одно слово – «Гаджи».

Теперь его называли в лицо и в спину не иначе, как Хурш-Гаджияв. Старики Согратля помнили, что Шамиль высоко ценил своего наиба и наградил орденом. Нурмагомед был предан имаму, только один раз ослушался его, когда 25 августа 1859 года на Гунибе отказался сложить оружие. Так же поступила и его жена Хачурай, которая наравне с мужчинами участвовала в уличных боях в последней цитадели имама на Гунибе.

Будет справедливо, если мы добавим несколько слов о Хачурай. Для этого мне следует несколько отступить назад в своем рассказе.

Во времена Шамиля существовал закон, по которому женщины, потерявшие мужей на войне, имели право выбрать по своему желанию нового суженого. Так вот, чтобы проверить, как выполняется указание Шамиля, Нурмагомеду приходилось ездить из аула в аул. Однажды его вызвали в селение Унти, где местный дибир сообщал, что вдова по имени Хачурай отказывается исполнять закон. По приказу Нурмагомеда к нему доставили ослушницу.

Наиб был поражен молодостью и красотой женщины, но, вспомнив, во имя чего приехал в Унти, занялся агитацией, что строго надо выполнять указание имама, иначе она понесет наказание – будет посажена в глубокую яму на хлеб и воду.

Слушая все это, Хачурай молчала, будто набрав воды в рот. Не говорила ни да, ни нет. Наиб был уверен, что достиг цели, и спросил, кого бы она хотела выбрать мужем.

Ответ был ошеломляющим. Красавица сказала, что она ни за кого не хочет выходить, но если грозный наиб возьмет сам ее в жены, то она исполнит приказ имама.

Свое ликование Нурмагомед не показал, но с радостью увез Хачурай с собою.