Текст книги "Старомодное будущее"

Автор книги: Брюс Стерлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Национальное освобождение островов будет проходить по двум фронтам. Раф ловко поставил кофейник на конфорку. – Во-первых, Фронт освобождения Аландских островов, который, по сути, моя операция. Второй фронт – люди Айно из университета, "Антиимпериалистические Ячейки Суоми", поставившие себе целью покончить с постыдной несправедливостью финского империализма. Внезапное начало вооруженной борьбы и кампания террора спровоцируют внутренний кризис в Финляндии. Самым простым и очевидным решением будет дать Аландским островам автономию.

Поскольку до островов всего несколько часов морем из Петербурга, это развяжет руки Организации для ведения банковских операций.

– Ты деловой парень, Раф.

– Я слишком долго почивал на лаврах, – отозвался тот, тщательно споласкивая новенькие кофейные кружки. – У нас теперь обновленная Европа. Множество фантастических возможностей.

– Как скажешь. А эти деревенщины действительно хотят независимости? У них, кажется, и так все в порядке.

Раф, удивленный таким вопросом, улыбнулся.

– Еще много чего надо сделать для поднятия революционного самосознания на Аландах, – нахмурилась Айно. – Но мы из "Антиимпериалистических Ячеек Суоми" найдем ресурсы, чтобы проводить политическую работу. Победа будет за нами, поскольку финское либерально-фашистское государство не в силах будет обуздать плененный народ. А если оно все же пойдет на это, – она горько улыбнулась, – это только продемонстрирует шаткость нынешнего финского режима и его элементарную несостоятельность как европейского государства.

– Кто у нас есть на месте на Аландах, кто бы говорил на местном садистском варианте шведского? Так, на случай, если нам это потребуется, скажем, предъявить претензию по телефону или еще что?

– У нас там есть три человека, – отозвался Раф. – Новый премьер, новый министр иностранных дел и, конечно, новый министр экономики, кто будет облегчать расчистку дороги для русских операций. Они – теневой кабинет Аландской республики.

– Три человека?

– Это ж полно людей! Там всего населения-то двадцать пять тысяч. Если наши прогнозы верны, то офшорный банк отмоет двадцать пять миллионов долларов за первые же полгода! Эти острова – всего лишь камешки. Это картошка с рыбой и казино для немцев. Местных в расчет можно не брать. Мафия и ее друзья могут скупить их на корню.

– Они важны, – вмешалась Айно. – Они важны для Движения.

– Ну разумеется.

– Аландцы заслуживают собственного государства. Если они его не заслуживают, то и мы, финны, не заслуживаем своего. Финнов всего только пять миллионов.

– Мы всегда пасуем перед политическим принципом, – снисходительно ответил на это Раф и протянул ей полную до краев кружку. – Пей свой кофе. Тебе надо идти на работу.

Айно удивленно поглядела на часы:

– Ах да.

– Порезать гашиш на порции по грамму? Или возьмешь с собой брикет?

Она моргнула.

– Тебе не обязательно его резать, Раффи. Его могут нарезать в баре.

Раф открыл одну из спортивных сумок и протянул ей толстый кирпич гашиша, аккуратно упакованного в копенгагенскую газету.

– Ты работаешь в баре? Хорошее прикрытие, – сказал Старлитц. – Что это за гаш?

– Кое-что совсем новое для Европы, – сказал Раф. – Азербайджанский.

– Гаш из бывшего Союза не слишком-то хорош, – шмыгнула носом Айно. Там не знают, как его правильно собирать и обрабатывать... Мне не нравится продавать гашиш. Но если ты продаешь людям наркотики, они тебя уважают. Не станут, к примеру, говорить о тебе, если явятся полицейские. Ненавижу полицию. Копы – фашисты и палачи. Стрелять их надо. Тебе машина нужна, Раф?

– Бери.

Прихватив сумочку, Айно покинула явочную квартиру.

– Интересная девушка, – во внезапной пустой тишине прокомментировал Старлитц. – Никогда прежде не слышал о финских террористических группировках. Немцы, французы, ирландцы, баски, хорваты, итальянцы – это да.

Но о финнах впервые слышу.

– Они в своем захолустье несколько отстали от остальной Европы. Она из новой породы. Очень храбрая. Очень решительная. Быть террористкой непросто. – Раф осторожно подсластил свой кофе. – Женщинам никогда не воздают по заслугам. Женщины похищают министров, женщины взрывают поезда женщины вообще очень хороши в деле. Но никто не называет их "вооруженными революционерами". Они всегда – как там пишут в прессе? – "не адаптированные к обществу невротички". Или безобразные ожесточившиеся лесбиянки с эдиповым комплексом. Или симпатичные юные инженю, которых соблазнил и промыл им мозги не подходящий для них мужчина. – Он фыркнул.

– Почему ты так говоришь? – поинтересовался Старлитц.

– Я человек своего поколения. – Раф отхлебнул кофе. – Некогда я был не столь продвинут в феминистских настроениях. Это общение с Ульрикой так возвысило мое сознание.

Я говорю об Ульрике Майнхоф. Удивительная девушка. Талантливая журналистка. Умница. Красноречивая. Не знающая жалости. К тому же красавица. Но Баадер и та вторая – как там ее звали? – они ужасно с ней обращались. Всегда кричали на нее на явке, называли бесхребетной интеллектуалкой, избалованным дитя буржуазии и так далее. Бог мой, разве все мы не избалованные дети буржуазии? Если б буржуазия не напортачила с нами, разве стали бы мы убивать буржуа?

Судя по звукам с улицы, подъехала машина. Мотор смолк, хлопнули дверцы.

Старлитц подошел к окну и выглянул в щель жалюзи.

– Это наши соседи-яппи. Похоже, они приехали раньше обычного.

– Надо пойти представится, – заявил Раф и принялся причесываться.

– Ох, да погоди чесаться – парень-то и впрямь живет по соседству, а вот девица нет. У него совсем другая женщина.

– Подружка? – заинтересовался Раф.

– Ну, во всяком случае, намного его моложе. В парике, тесные брючки и красные лодочки на высоком каблуке.

Открылась и хлопнула дверь соседней квартиры, потом заиграл стереомагнитофон – крутили жаркую кубинскую румбу.

– Золотой шанс. – Раф отставил кружку с недопитым кофе. – Давай представимся сейчас, назовемся новыми соседями. Он будет очень смущен. Никогда на нас даже не взглянет. Не станет задавать никаких вопросов. А также будет держать подальше от нас свою супругу.

– Хорошая тактика.

– Вот именно. Предоставь говорить мне. – Раф направился к двери.

– У тебя все еще "Макаров" за поясом, приятель.

– Ах да. Извини. – Раф швырнул пистолет на лоснящуюся финскую кушетку.

Раф толкнул было дверь на улицу, но тут же ловко отступил внутрь квартиры и вновь захлопнул дверь.

– На улице белая наемная машина.

– Ну и?..

– Внутри двое.

– И?..

– Кто-то только что их пристрелил.

Старлитц бросился к окну. На тротуаре сгрудилось человек шесть. Двое из них только что убили телохранителей Хохлова, внезапно выпустив через поднятые стекла обоймы из пистолетов с глушителями.

Четверо направлялись через улицу к их дому. Одеты они были в джинсы, кроссовки и, несмотря на жару, блейзеры от Джорджио Армани. Двое держали изящные маленькие видеокамеры. И все были при пушках.

– Сионисты, – объявил Раф.

Деловито, но без спешки он вернулся к арсеналу на полу кухоньки, забросил на плечо "Калашников", подтянул поближе вторую штурмовую винтовку и стал на колени позади стены кухоньки, что дало ему свободную линию обстрела входной двери.

Старлитц быстро взвесил различные возможности – и решил остаться наблюдать у окна.

С решимостью столь же стремительной, сколь и смертельной, группа уничтожения промаршировала к соседней квартире. Под ударами ног слетела с петель дверь. Послышались краткие вопли удивления и приглушенное бормотание очередей. Очередь из "узи" прошила общую стену между квартирами, так что пули засели в полу гостиной явки.

Раф поднялся на ноги, пухлое его личико было воплощением ликования. Он поднес палец к губам.

Протопали вверх-вниз по лестницам соседней квартиры быстрые шаги. Хлопанье дверей, визг открываемых ящиков. Звяканье телефона, сброшенного с прикроватной тумбочки. Три минуты спустя группа уничтожения покинула квартиру.

Раф поспешно подбежал к окну и скорчился под подоконником. Из своей спортивной сумки он выхватил маленький "никои" и отщелкал целую пленку снимков, чтобы запечатлеть отход группы.

– Такое искушение их перестрелять, – сказал он, поддергивая ремень штурмовой винтовки, – но так даже лучше. Это очень смешно.

– Это ведь был Моссад, так?

– Ага. Они приняли соседа за меня.

– У них, наверное, было описание тебя и девушки. И они знают, что ты в Финляндии, приятель. Не слишком хорошие новости.

– Давай позвоним, сдадим их. Полиция Хельсинки их, возможно, зацапает. Просто чудесно получится. Где сотовый?

– Послушай, нам только что невероятно повезло. Нам лучше уходить.

– Мне всегда везет. У нас полно времени. – Раф со вздохом оглядел свой арсенал. – Жаль оставлять эти стволы, но у нас нет машины, чтобы их везти. Давай перед уходом перенесем все в соседнюю квартиру! Это даст нам хорошие отзывы в прессе.

***

Старлитц встретился с Хохловым в два утра. Полночное солнце оставило обреченные на провал попытки закатиться и теперь вновь поднималось во всем сверкающем великолепии. Старлитц с Хохловым шагали по призрачно опустелым улицам Хельсинки, неподалеку от «Арктики»; где Хохлов снимал роскошный люкс.

Как и большинство европейских столиц, Хельсинки был совсем молодой город. Большая его часть отстраивалась с начала века, и множество кварталов сровняли с землей русские бомбардировки в сороковых. Тем не менее улицы у набережной походили на подмостки для Крысолова из Гамельна – сплошь медные фронтоны крыш, освинцованное стекло и затейливые башенки.

– Мне не хватает мальчиков, – ворчал Хохлов. – Зачем им понадобилось убирать моих мальчиков? Сволочи пустоголовые.

– В Израиле сейчас полно русских евреев. Русская мафия там очень в моде. Может, это нам дают понять, что о нас знают.

– Нет. Они просто разучились делать свое дело. Решили, что мои мальчики охраняют Рафа. Решили, что этот несчастный жирный финн и есть Раф. Раф заставляет их нервничать. Он у них в списке на уничтожение с самой Мюнхенской олимпиады.

– Как они узнали, что Раф здесь?

– Через хакеров в банке. Те слишком много болтают. Трое наших вкладчиков – крупные израильские торговцы оружием.

Хохлов устал. Он всю ночь провел на телефоне, объясняя, что и как произошло, встревоженной клике бывших чекистов, а ныне миллионеров в Петербурге.

– Поскольку все вышло наружу, нам нужно запускать банк немедля, ас.

– – А то я не знаю. – Вынув из стальной коробочки розовую таблетку, Хохлов проглотил ее на ходу. – Верхние эшелоны Организации просто без ума от идеи черной электронной наличности, но они старомодны и склонны к скептицизму. Они говорят, им нужны скорые результаты, а сами при этом ставят мне палки в колеса при финансировании.

– А я и не думал никогда, что номенклатура за нас постоит, – отозвался Старлитц. – Это ж все, как один, бюрократы из бывшего КГБ, движутся как улитки. Если японское дельце сработает, капитал у нас будет, не беспокойся. Ты сказал, они ждут результатов? Каких именно результатов?

– Нашего золотого мальчика ты уже видел. Что ты о нем думаешь? Только откровенно.

– Думаю, без него нам было бы лучше. – Старлитц тщательно взвешивал слова. – Для такой гастроли он нам не нужен. Для этого он излишне квалифицирован.

– А ведь он крут, правда? Настоящий профи. И всегда удачлив. Удача в нашем деле лучше, чем умение.

– Послушай, Булат Романович. Мы с тобой давно знакомы, и говорить я буду начистоту. Этот парень не подходит для такой работы. Отмывание налички на Аландах – деловое предприятие, мы пытаемся пробиться в структуру международных потоков наличности. Это – инфобан. Сейчас девяностые годы. Это – выше границ. Запуск такого банка – дело рискованное, ну и что с того? Все, что связано с инфобаном, связано с риском. Это глобальное предприятие, здесь порядок. А вот этот мужик далеко не глобальный бизнесмен.

Ты когда-то оплачивал его и снабжал оружием. Уверен, он тогда походил на какого-нибудь поэта-революционера из хиппи а-ля Че Гевара, восставшего против капиталистического общества. Но этот парень нам не в плюс.

– Ты думаешь, он не в себе? Психопат? В этом все дело?

– Послушай, все это только слова. Он не сумасшедший. Он то, что он есть. Он шакал. Он питается мертвечиной, оставленной более крупными хищниками и агентами спецслужб, иногда он убивает кроликов. Обычных людей он держит за овец. Он помешался на обществе потребления. С него станется взорвать наших потенциальных клиентов и посмеяться над этим. Этот мужик нигилист, С полквартала Хохлов шел в молчании, сгорбив плечи, обтянутые льняным пиджаком.

– А знаешь что? – внезапно сказал он. – Мир совершенно сошел с ума. Я раньше летал на "МиГах" Советского Союза. Я сбросил сотни бомб на мусульман, а за это получал медали. Платили нормально. Я уже восемь лет не совершал боевых вылетов. Но как же я любил ту свою жизнь!

Она мне подходила, правда подходила. Мне ее что ни день не хватает.

Старлитц промолчал.

– Теперь мы называем себя Россия. Как будто нам это поможет. Мы не можем себя прокормить. Не можем обеспечить себя жильем. Не можем даже вывести ораву паршивых чеченцев. В точности так же, как с этими чертовыми финнами! Мы восемьдесят лет ими владели. А потом финны обнаглели. Так что мы ввели танки, и эти сукины дети разбежались в темноте по своим лесам и сугробам и оттуда надрали нам задницы! Даже после того, как мы наконец раздавили их и отобрали у них лучшую часть страны, они просто дали нам сдачи! А теперь, прошло всего пятьдесят лет, и Российская Федерация должна Финляндии миллиард долларов. Финнов-то всего-навсего пять миллионов!

Моя страна должна каждому финну по двести долларов!

– Таков марксизм, ас.

Они еще помолчали.

– Мы покончили с марксизмом, – сказал Хохлов, оживая понемногу под действием таблетки. – Сейчас все по-другому. На сей раз русское безумие настолько велико и злобно, чтобы захватить весь мир. Основательная, всеобъемлющая, учрежденческая коррупция. Сверху донизу. Никаких сдерживающих факторов. Новая разновидность абсолютной коррупции, которая готова продать все что угодно: тела наших женщин, будущее наших детей. Все, что хранится в наших музеях и в наших церквах. Все пойдет за деньги: золото, нефть, оружие, наркотики, ядерные боеголовки. Мы продадим почву, и леса, и русское небо. Мы продадим наши души и души наших соседей.

Они миновали причудливый разноцветный фасад финско-мексиканского ресторана.

– Послушай, ас, – сказал наконец Старлитц. – Если все дело в русской душе, то этот парень не поможет вам снова подняться. Большой ошибкой было вытаскивать его на свет божий из нафталина. Тебе следовало бы оставить его дремать в каком-нибудь баре в Багдаде под звуки Би Джи с виниловой пластинки. Не знаю, что ты теперь будешь с ним делать. Можешь попытаться подкупить его каким-нибудь крупным выкупом за похищение и надеяться, что он напьется так, что не сможет передвигаться. Но не думаю, что он ради тебя на такое пойдет. Подкуп только льстит его самолюбию.

– Ладно, – отозвался Хохлов. – Согласен. Он слишком опасен, и за ним тянется слишком большой хвост прошлых дел. После переворота мы его убьем. Хотя бы этот долг я должен вернуть Илье и Льву.

– Похвальное чувство, но теперь для чувств уже, поздновато, ас. Тебе следовало бы покончить с ним, когда мы знали, где он остановился.

Издалека докатился глухой тяжелый хлопок.

Русский склонил голову набок:

– Это что, минометный огонь?

– Может, бомба в автомобиле?

В голубой и светлой дали начал подниматься грязный дым.

***

Раф утверждал, что провалившаяся операция израильтян – двенадцатое покушение на его жизнь. Это, возможно, несколько приукрашивало правду. И это был всего лишь второй раз, когда группа уничтожения Моссада застрелила не того человека в нейтральной Скандинавской стране.

Русские не спешили безвозвратно связывать себя с проектом. Семьдесят лет тоталитарного режима развили у них колоссальную склонность к проволочкам, демагогии и надувательству. Раф же, напротив, упивался тем, что мог предоставить скорые результаты.

Если уж на то пошло, его кампания по освобождению Аландских островов натолкнулась на ряд тактических препятствий. Потеря первой явки стоила ему большей части любимых своих стволов. Группа Моссада избежала ареста сбитой с толку финской полицией. Взрыв машины у офиса "Финн Эйр" стоил Рафу желтого "фиата".

"Антиимпериалистические Ячейки Суоми" превзошли самих себя в расписывании стен радикалистскими политическими граффито, но их самодельные бензиновые бомбы, взорванные у полицейского участка в Йивэскилэ, нанесли лишь незначительный урон зданию. Редактор проправительственной хельсинкской газеты пережил выстрел в коленную чашечку и, вероятно, скоро вновь станет на ноги.

Тем не менее инициатива ветерана и его боевой задор произвели на петербургских спонсоров Рафа из бывшего КГБ немалое впечатление. Они перевели еще часть денег.

С пополненной присланными мафией евро-иенами казной Раф развернулся вовсю. Он выписал шесть наемников-янки из малоизвестной, но склонной к крайнему насилию подпольной группе американских правых анархистов. Благодаря снисходительным проверкам на европейских границах и крайней занятости американских табачных инспекторов-ниндзя, эти торговцы оружием внаглую привезли Рафу самые последние сливки из смертоносного арсенала НАТО.

Под началом Рафа были также десять русских головорезов, Это были закаленные в боях наемники, представители крупного контингента в тридцать тысяч профессионалов из бывших военных, охранявших русских банкиров.

Русских банкиров, не вошедших в мафию, как голубей, отстреливали дельцы черного рынка. Русские банкиры, вошедшие в мафию, убивали друг друга. А телохранители этих банкиров просто наслаждались ремеслом подрывников.

Будучи телохранителями, они, разумеется, были непревзойденными убийцами.

Эти опасные шайки вооруженных иноземных агитаторов были бы почти бесполезны в Финляндии, не прикрывай их местные жители. Раф бросил на этот фронт "Антиимпериалистические Ячейки Суоми". Движение "Антиимпериалистические Ячейки Суоми" состояло из сплоченного ядра пятерых студентов и нестойкой группы юных сочувствующих, которые под давлением готовы будут, вероятно, предоставить помощь и убежище. Имелся у "Ячеек" и идеологический гуру, радикальный финский националист, профессор и поэт, который на деле понятия не имел, что породило его учение в среде постмодернистской молодежи его народа.

В общем и целом у Рафа оказалось около двадцати человек, готовых по его указанию пустить в ход стволы и бомбы.

Человеку непосвященному это могло бы показаться не особенно внушительной силой. Однако по общепринятым стандартам европейского терроризма дела Рафа шли великолепно. Националистические движения, такие как ЭТА, ИРА и ООП, разумеется, были несколько больше – благодаря обширной общей массе озлобленных и угнетенных, но Шакал Раф был существом иной породы: истинный международный революционер, свободный художник с десятком паспортов.

Его Фронт освобождения Аландских островов был большим.

Он был больше немецкой группы Баадер-Майнхоф. Он был больше французской "Аксьон Директ". Он был почти так же многочислен, как японская Красная Армия, но мог похвастаться значительно лучшим финансированием. Группа такого масштаба способна изменить историю. Гораздо меньших размеров заговор умертвил Абрахама Линкольна.

***

Старлитц слушал международное «Радио Финляндия» на короткой волне. Трудно было найти приличное освещение на английском развернутой АИЯС кампании террора.

Несмотря на беззаветную службу в контингенте синих шлемов ООН, у нейтральной Финляндии мало было друзей за рубежом. Внутренние неурядицы в нейтральной стране не вызывают особого интереса по всему миру.

Ситуация, вероятно, теперь измениться, поскольку Раф привлек специалистов извне. Раф читал своему новому пополнению из Америки пространную лекцию по теории и практике взрывания ацетилетовых бомб.

При посредничестве группы студентов-активистов Айно сняла центр прикладного искусства, существующий на дотации от государства. Стены убежища террористов были увешаны фантастическими мохнатыми коврами, увесистыми ручными пилами, полками с мылом на сосновой смоле и жутковатым финским стеклом.

Айно уже выслушала свое о самодельных подрывных зарядах, и потому ее поставили часовой. Она сидела у окна второго этажа, выходившего на подъездную дорожку, балансируя на коленях чудовищное финское ружье для охоты на лося. Девушка просматривала стопку англоязычных книг о флюювинах, какие Старлитц закупил в книжном магазине в Хельсинки. Хельсинки мог похвастаться книжными магазинами площадью в половину авиационного ангара. С книгами в этой стране обычно коротали долгие темные ночи.

– Сколько она их написала? – спросила Айно.

– Двадцать пять. Лучше всего продаются "Фруфики отправляются в плаванье" и "Фруфи-папа и Грибные тигры".

– По-английски они кажутся еще более странными.

Странно, что она так печется об этих маленьких синих существах. Она так за них душой болеет, а ведь их и на свете" то не существует. – Айно перелистнула несколько страниц. – Смотри, здесь флюювины проходят через огненные туманы на высоких ходулях. Хорошая картинка. Погляди!

А вот еще и пещерный житель, который ходит с губной гармошкой и все время жалуется.

– Это, наверное, Неркулен Спеффи.

– Неркулен Спеффи. – Айно нахмурилась. – Это не настоящее финское имя. И не шведское. И даже на Аландских островах так не говорят.

Старлитц выключил радио, которое подробно перечисляло продукты сельского хозяйства Финляндии.

– Она выдумала Спеффи, вот и все. Неркулен Спеффи просто родился в ее седой головке. Но товары с изображением Неркулена Спеффи продаются в Хоккайдо вдвое быстрее.

Айно прошуршала страницами книги.

– И я могла бы написать такую книгу. Она ее написала полвека назад. Когда она ее писала и рисовала к ней картинки, лет ей было столько же, сколько мне сейчас. Я сама такое смогла бы.

– Почему ты так говоришь?

Айно подняла голову:

– Потому, что я могла бы, я знаю, что могла бы. Я умею рисовать. И я всегда рассказываю всякие байки выпивохам в баре. Однажды я нарисовала плакат для рок-группы.

– Молодчина. Как насчет того, чтобы поехать вместе со мной и обняться со старой дамой? Мне нужен переводчик с финского, а если он будет еще и бывший фэн фруфиков, так совсем хорошо. Кроме того, она могла бы дать тебе пару дельных советов в отношении детской литературы.

Айно поглядела на него удивленно.

– Что вы такое говорите? – Она нахмурилась. – Я солдат революции. Вам следует уважать мои политические убеждения. Вы не говорили бы так со мной, если б я была двадцатилетним парнем.

– Будь ты двадцатилетним парнем, ты бы, черт побери, оплевала Неркулена Спеффи.

– Нет, не оплевала бы.

– Оплевала б, оплевала. Эти юнцы солдаты – дешевка. Они ж, черт побери, товар широкого потребления. Кому они нужны? Но молодая поклонница фруфиков может быть очень ценным козырем в рискованных переговорах по заключению контракта.

– Вы все еще мне лжете. Хватит лгать. Меня вам не одурачить.

– Послушай, – вздохнул Старлитц, – это правда. Попытайся во всем разобраться. Ты думаешь, что Аландские острова очень важны, так? Настолько важны, чтобы ради них взрывать поезда? Так вот, Неркулен Спеффи – самое важное, что когда-либо вышло с Аландских островов. Фруфики – единственный продукт Аландов, такой нигде больше не достать. Двадцать пять тысяч рыбаков в Балтийском море потрясающе потрудились, чтобы произвести на свет мировой хит вроде Неркулена Спеффи. Будь Аланды Ямайкой, он стал бы Бобом Марли.

В комнату вошел один из новых рекрутов Рафа – при бороде и накачанной мускулатуре, – лет, наверное, тридцати. На нем была футболка с флагом конфедератов, а в набедренной кобуре поблескивал автоматический кольт.

– Эй, – прогнусавил он, – вы по-английски говорите?

– Ага, – помычал в ответ Старлитц.

– Где нужник?

Старлитц указал.

Американец двинулся было в указанном направлении, но остановился:

– Слушай, беби, дамское у тебя ружьишко. Только скажи, и я дам тебе что посерьезнее.

Айно промолчала, только крепче сжала полированный приклад орехового дерева.

Американец ухмыльнулся Старлитцу:

– Что, по-английски не говорит, а? Выходит, она русская? Я слышал, в этой операции у нас полно русских девок. Надо же. Чего только не делает доллар в наши дни. – Он потер руки.

– Поссе Комитатус? – рискнул предположить Старлитц.

– Ну уж нет. Мы не ополчение... Эти ополченцы, они все аж вспотели от страха перед черными вертолетами ООН и Новым Мировым Порядком... Что за чушь! Мы-то знаем, что такое Новый Мировой Порядок. У нас есть, связи. Мы уж окажемся в кабинах этих чертовых черных вертолетов.

Плечом к плечу с Иванами на сей раз!

***

В Финляндии самая дорогая выпивка в мире. Это установка социал-демократии Финляндии, неотъемлемая часть самой низкой в мире детской смертности. Тем не менее финны поистине поразительные дебоширы. Крохотный бар «Касармикату» был до отказа забит финнами, методично переходящими от скромной погруженности в себя к ничем не остановимой, с биением в грудь браваде. Над батареей блестящих бутылок водки и коскенкорвы лаял телевизор, передавая новости Балтийского региона. Очередной парламентский кризис в Москве. Разъяренный русский депутат в синем виниловом пиджаке и футболке с эмблемой «Мегадеф» бил кулаком по кафедре.

Японский финансист отставил стакан с яблочным соком и поправил солнечные очки:

– Святой Учитель не одобряет опьянения. Алкоголь затуманивает разум и перекрывает ток ки.

– Поверить не могу, нам попался японец, который отказывается выпить по заключении сделки, – пожаловался по-русски Хохлов.

Японский денежный мешок по-русски не говорил и русской речи не понимал. Все, трое прикорнули в самом темном углу хельсинкского бара.

– У нашего главного вкладчика, – сказал по-русски Старлитц, – серьезный приступ увлечения Дальневосточным Нью-эйждем. Эти приверженцы Высшей правды совершенно спятили. При этом они богаче Креза.

Старлитц молча поднял в честь денежного мешка рюмку финской водки на клюкве. Он убедил их вкладчика, что эта сокрушительная настойка просто клюквенный сок.

Старлитц перешел на беглый уличный японский:

– Хохлов-сан говорит мне, что весьма восхищается вашей электрической камилавкой. Он сам хочет попробовать носить такую. Он ищет пользы для здоровья и усиления душевного мира.

– Сааааа... – парировал господин Иноуэ, похлопав себя по пластифицированной макушке бритой головы. – Электростабилизаторы нервной системы Святого Учителя. Вскоре они пойдут в массовое производство в нашем оплоте на Фуджи.

– У вас ведь есть детские версии этого прибора? – спросил Старлитц.

– Разумеется, у Святого Учителя много детей.

– Ну и вы когда-нибудь задумывались, скажем, о массовой коммерческой версии этих штучек? Скажем, с лицензированным персонажем из мультфильма?

Господин Иноуэ моргнул:

– Мне дали понять, что партнеры господина Хохлова могут поставить нам военные вертолеты?

– Этот сукин сын снова завел волынку о вертолетах, – объяснил по-русски Старлитц.

Хохлов хмыкнул:

– Скажи ему, есть скидка на боевые танки Т-72. Двести миллионов иен каждый. Но только для него. Без перепродажи.

После долгих переговоров с мистером Иноуэ Старлитц по-русски сказал:

– Его танки не интересуют. Он хочет минимум шесть "МиГ-17" с распылителями отравляющих газов. А также нескольких ветеранов из разведчиков спецназа, чтобы те тренировали отряд дзюдоистов-коммандос их культа на священном острове Ишигакиджима.

– Ветеранов спецназа? Идет. Их у нас полно. Скажи ему, ему придется сделать им визы и выложить солидные денежки. Эти черные береты не какие-нибудь средние головорезы.

Старлитц снова посовещался.

– Он хочет знать, известно ли тебе что-нибудь о методе лазерной абляции при обогащении урана.

– Нет. И я сыт по горло этим вопросом.

– Он хочет знать, заинтересует ли тебя, если он скажет, что такое проделывают в "Мицубиши Хеви Индастриз".

– Скажи ему, я ценю наводку на шпионаж в атомной промышленности, застонал Хохлов, – но эта ерунда вышла из моды вместе с Клаусом Фуксом и Розенбергами.

Старлитц вздохнул:

– Давай дадим Иноуэ-сан сохранить лицо. Булат Романович. Святой Учитель предсказывает на 1997-й конец света. Если подыграем чокнутым мифам культа об апокалипсисе, сможем держать у себя их вклады до самой зимы девяносто шестого.

– Зачем нам вообще этот псих с пластмассовой головой? – вспылил Хохлов. – Он бесчестный эксплуататор доверчивых масс. Он заправляет компаниями-пустышками в России и через них вербует русских простофиль в свой нелепый культ. Мы нужны ему больше, чем он нам, Он далеко от дома. Надави на него.

– Послушай, ас. Нам нужны вклады культа, потому что нам нужно, чтобы разница между курсами иены и прочей валюты покрывала поток черного капитала. Кроме того, я в этом деле отвечаю за связь с Токио! Согласен, на территории России мафия может переломать ему ноги, но дома в Японии его дружки строят огромные бункеры из нержавейки, полные гигантских микроволновок.

– Знаешь ли, и моей доверчивости есть предел, – раздраженно отозвался Хохлов. – Пивоварни ботулизма? Заводы по производству нервно-паралитического газа? Сотни облапошенных нью-эйдж роботов паяют компьютерные чипы для полуслепого учителя-преступника в белой пижаме? Это полный абсурд, такому место в фильмах о Джеймсе Бонде. Пожалуйста, сообщи этому клоуну, что он имеет дело с профессионалами из реальной жизни.

Старлитц поманил к себе официанта:

– Счет, пожалуйста.

– Вот, прошу вас, – сказала Айно. – Желаю вам и вашим иностранным друзьям приятного отдыха в гостеприимном Хельсинки.

***

После взрыва дискотеки в Хельсинки Раф перенес свои операции на сами Аландские острова. Усердные юнцы из АИЯС нашли ему еще одно логово уединенную усадьбу с сауной в густых лесах на острове Кекар. Этот роскошный курорт принадлежал шведской оружейной корпорации, которая некогда принимала там представителей министерства обороны различных стран третьего мира. Простота поездок на Аланды на выходные обеспечивала секретность и позволяла избежать потенциального политического конфуза на шведской территории. Эта шведская компания переживала тяжелые времена вследствие массивных русских продаж вооружения по заниженным ценам. Они были более чем счастливы сдать свой курорт обеспеченной и формально зарегистрированной компании Хохлова.

– Не можем же мы все быть аскетами-ленинцами, – весело объявил Раф. Можно быть революционером и в приличных ботинках.

– Приличные ботинки – это сейчас многое в Росси значит, – согласился Старлитц.

Раф откинулся на спинку лакированного ротангового кресла. Центральный офис курорта с его витражными окнами и маниакально глянцевой мебелью от Альвара Аалто, казалось, вполне его устраивал.