Текст книги "Зенитный угол"

Автор книги: Брюс Стерлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Героическим судьбоносным усилием Ван обуздал слепящую ярость. Нет, он не будет бить морду посетителю в собственном кабинете. Кроме того, подсказало шестое чувство, перед ним стоял очень опасный тип. Такой и убить может.

– Послушайте, мистер Хикок, если я несерьёзно отношусь к нынешней войне, тогда какого чёрта я делаю в секретном, блин, бункере в Западной Виргинии? Работе моей меня же учить будете? Садитесь, программируйте сами. Посмотрим, что у вас выйдет.

– Об этом я прошу вас, док.

– Идите к чёрту. КН-тринадцать – летающая груда мусора. Скоро она рухнет с орбиты, как банковский сейф. Хотите, чтобы она приземлилась мне и моим сотрудникам на головы? Не выйдет. Ищите другого дурака.

– Послушайте, вы же не можете этого знать, – возразил Хикок удивительно мягко. Он провел пальцем по голубой папке. – Вы даже не глянули на данные.

– Мне необязательно смотреть на ваши данные. – Хикок выпучил глаза.

– Это мне говорит ученый? Ученым положено изучать данные. Я так всегда слышал.

– Ну… – Ван осекся, чувствуя, что его прижали к стене. Достойного выхода из положения не находилось. – Послушайте, данные тут ни при чём. Эта вот папочка – голубенькая – не доказательство, а улика. Чтобы заглянуть в неё, я должен расписаться где-нибудь. После чего ваше начальство на меня наедет по полной программе. Тут же. И повесят всё на меня, потому что меня осалили последним.

Хикок прищурился.

– Чёрт. Об этом я не подумал. В этом, значит, проблема? Не желаете носом в мышеловку лезть?

– Ещё бы.

– И правильно, – одобрил Хикок. – Так они и сделают. – Это был не вопрос. И даже не признание. Это была трезвая оценка ситуации. – Но если вы подлечите нашу птичку, док, винить никого не придется.

– Я бы с радостью за нее взялся, ответил Ван. – Я на поколение обогнал ребят, которые строили нашу космическую промышленность. У нас есть более эффективные методики компьютерного анализа, и мне хочется думать, что я действительно смог бы починить спутник, если бы у меня были время и деньги. Но никто не хочет, чтобы я его чинил. Все хотят, чтобы я оставил на нем отпечатки пальцев. – Ван пожал плечами. – Я не стану расписываться на ваших документах. Не просите от меня слишком многого.

– Это я понимаю, – ответил Хикок. – Куда бы я ни подался, всюду творится какая-нибудь дрянь, которая началась ещё до моего рождения.

Движения его сделались до странности неловки – от сдерживаемой ярости, быть может. Или от стыда.

– Предположим, я оставлю эту голубую папочку под скамейкой в тренажерном зале.

У Вана глаза вылезли на лоб.

– Бред. Это же секретный документ. Не оставите.

– Я долго моюсь! – рявкнул Хикок. – А вы, мистер компьютерщик, вы у нас большой культурист, да? Увидимся в зале. Может, заставите себя пропустить пару занятий на тренажере.

«Может, да, – подумал Ван, – а может, и нет. Может, он оставит мне папку. А может, и нет». Он спрыгнул на пол.

– Пошли?

ГЛАВА 7

Ранчо «Пайнкрест», штат Колорадо, январь 2002 года

Остаток дня Тони Кэрью провел, наблюдая, как его подружка танцует в сугробах. Анджали метила в Героини Болливуда Номер Один, намереваясь обойти Айшварью Раи, Бипашу Басу и сестер Капур. За это Анджали готова была платить кровью и плотью – а ей было чем расплатиться.

Анджали неслышно пела под пронзительные вопли фонограммы и одновременно кружилась, порхала, покачивала бедрами и исполняла танец живота. Снова и снова, блистательно, великолепно. Дубль за мучительным дублем, в ясный зимний день на высоте девяти тысяч футов.

Индийские кинозрители обожали романтические сцены в горах. Обожали до такой степени, что местная киноиндустрия заездила Швейцарию вконец, и Тони Кэрью пришлось подсовывать им вместо нее горы Колорадо. Аудитория болливудского кино своеобразно относилась к снегу. Для простой индусской деревенщины – для миллиарда человек – снег представлял собою сказочную, мифическую субстанцию вроде кокаина или пыльцы фей. Поэтому индийские актрисы, танцуя в снегу, не надевали ни курток, ни шуб. Играть им приходилось с непокрытой головой, голыми руками и голым животом, в традиционном шифоновом костюмчике, с сияющей улыбкой на губах, на зверском морозе. В промежутках между дублями Анджали отбегала в сторону, чтобы отогреться какао на козьем молоке и подышать кислородом из чёрного респиратора.

Главную мужскую роль исполняла вторая звезда фильма и по совместительству двоюродный брат Анджали – Санджай. Ему, как мужчине, позволялось бродить но сугробам в теплых сапогах, длинных штанах и куртке на пуху. Бомбейский клан актеров, к которому принадлежали оба, уже сотню лет разводил кинозвёзд. В лице Санджая семейство произвело великолепную, здоровую скотину.

В Болливуде актеры были не просто лицедеями – они становились героями. Санджай собирался стать индийским национальным героем двадцать первого века. Без шуток.

Как большинство актерских детей, Санджай начал карьеру в амплуа романтического подростка, но для больших гонораров в расцвете карьеры ему следовало стать звездой крутых индийских боевиков. Поэтому Санджай поступил на военную службу. Он охранял залитые кровью горы Кашмира от мусульманских террористов. Он гонял армейский джип и таскал пулемёт вдоль опасной индо-пакистанской «разделительной полосы». Благодаря этим патриотически-рекламным трюкам он удостоился почтительного и неотрывного внимания индийских кинорепортёров. Самые мудрые брахманы поговаривали уже вполголоса о будущей политической карьере Санджая.

Подходящими для себя политическими лидерами Санджай считал партию «Бхаратья Джаната» – Индийскую народную партию, суровых, крайне правых вояк, возглавлявших с 1998 года правительство страны. А Санджай был их породы киногероем – современным парнем с современными литыми индийскими мускулами, роскошными индийскими костюмами, замечательными индийскими космическими ракетами и ужасно опасными индийскими ядерными бомбами. Кровавые боевики с участием Санджая находили живой отклик в сердцах этих нервозных ура-патриотов. Отец актора, завоевавший огромную популярность ролью Шивы в бесконечном телесериале, теперь избирался в парламент от «Бхаратья Джаната».

Тони всё это знал и весьма беспокоился из-за Санджая. Бурный роман с Анджали уже осветили все болливудские газеты. Болливуд всегда выносил на всеобщее обозрение личную жизнь своих звезд, и чем эксцентричней – тем лучше. Санджай мог переломать Тони обе руки, точно спички. И тем не менее он ни словом не обмолвился о его отношениях со своей кузиной. Тони не был уверен, принимает он сложившуюся неопределённость как данное или об этом просто нельзя говорить вслух. В Индии многое относилось к обеим категориям одновременно.

У Тони после начала этого романа образовалась масса инвестиционных проектов в Бангалоре, аутсорсинг же вообще превратился в основное его занятие. Что от их интрижки получала Анджали, Тони не до конца понимал, но на охоту с Санджаем актриса отправлялась неизменно, на какой бы край света ни приходилось для этого мчаться. На охоте Анджали позволялось обойтись без парчовых сари, без тяжеленных украшений, без грима и камер. Выезд на охоту становился для неё единственно доступным эрзацем свободы.

А ещё Тони был почти уверен, что женская половина семейства поручила Анджали приглядывать за кузеном. Она постоянно следовала за охотником на крупную дичь, чтобы любимец клана не вытворил чего-нибудь по-джеймсдиновски непредсказуемого. Например, не отстрелил себе голову.

Внезапное появление индийских кинозвёзд привело работавших в обсерватории Колорадо индусов в полнейший восторг. Тони нанял для работы здесь бангалорских программистов, прибывших в США по трудовым визам. Большую часть времени они чувствовали себя заброшенными в безлюдных горах. Санджай и Анджали подняли их боевой дух на недосягаемую высоту. Оба актера с видимой радостью ходили на экскурсии вокруг телескопа и позировали на групповых снимках с астрономами. Бомбейские звезды очень серьёзно относились к заокеанским поклонникам.

Когда очередной эпизод был отснят, а бобины с плёнкой – запакованы, съемочная группа отправилась в «Пайнкрест» пострелять лосей. Желающих рассадили по уютным джипам-вездеходам – с нагревателями, горными шинами и стандартным комплектом принадлежностей для богатых туристов. Шофёром и проводником оказался китаец-слуга, откликавшийся на имя Чет, – как все китайцы из прислуги миссис Дефанти, аккуратный и сдержанный до полной невидимости.

Санджай в новенькой черной ковбойской шляпе и безупречно чистой кожаной куртке развалился на переднем пассажирском сиденье. На ранчо «Пайнкрест» ему одолжили чудовищный «винчестер-магнум» 38-го калибра. Санджай то ласково поглаживал винтовку, то прикладывался к серебряной фляге. На «охоте» он всегда напивался, если только не разгонял скуку бесшабашной игрой в покер и похабными песнями на хинди.

Тони и Анджали ехали в том же джипе на заднем сиденье, которое делили с небольшой, но очень неудобной винтовкой.

За ними тащились ещё два больших джипа из усадебного автопарка, под крышу набитые собутыльниками Санджая из съемочной группы и ощетинившиеся стволами. Санджай, как и положено болливудскому актеру, никуда без подтанцовок не выезжал.

Джип вскарабкался на валун, и Анджали бросило на бизнесмена.

– То-они! – пропела она.

Тот расправил складочку на куртке.

– Что, sajaana?[31]31
  Милая (хинди).


[Закрыть]

– Тони, ты слишком молчалив. О чём ты задумался?

– Конечно о тебе, maahiyaal[32]32
  Хорошая (хинди).


[Закрыть].

Ресницы Анджали затрепетали. В свои двадцать три года она давно освоила взгляд великомогольской наложницы, пробуждавший в близрасположенных мужчинах неконтролируемое стремление осыпать красавицу драгоценностями.

– И что же ты думал обо мне, мой милый? Что я тоскую по тебе, когда мы в разлуке? Потому что я так по тебе тоскую, Тони. Утром, днём и ночью.

Она прижала тонкую ладонь к лифчику с расчетливо-бесхитростной искренностью.

Тони раскашлялся от сухого горного воздуха.

– Милая, лапочка, солнышко, terii puuja karuun main to har dam[33]33
  Я на тебя молюсь (хинди).


[Закрыть].

Смех Анджали раскатился no салону звоном колокольчиков. Она обожала, когда Тони цитировал песни из её фильмов.

– Ах ты, ты… мальчишка! Замолчи, уааr![34]34
  Дружочек (хинди).


[Закрыть]

Джип с ревом вырвался на открытое место, в холод и сумерки. Долгая засуха неласково обошлась с горами Колорадо. Снежные склоны впереди, территория федерального заказника, запаршивели широкими черными подпалинами.

– Ваши мелкие горы выглядят так жалко, – промолвил Санджай. – Это не Гималаи.

– Ты совершенно прав, – согласился Тони.

– И твой модный телескоп стоит слишком низко. Ниже, чем большой телескоп в индийских горах.

– М-да, если ты про астрономическую обсерваторию Индии в Ганле.

– На четыреста метров выше твоего.

– На двести, – поправил Тони. – Я мерил.

Санджай развернулся на сиденье, облокотившись о спинку обтянутым замшей локтем. Оленьи глаза его покраснели от высоты и выпивки.

– Это шутка?

– Как тебе угодно.

– Не люблю шуток.

– А я не люблю тебя, – ответил Тони и, выдержав два вдоха паузы, добавил: Ruup aisa suhaana fera chaand bhii hai diiwaana tera[35]35
  Красота твоя столь несравненна, что даже луна сходит но тебе с ума (хинди).


[Закрыть].

Джип содрогнулся от хохота. Даже болванчик-водитель Чет фыркнул с облегчением, когда Санджай разразился смехом, вместо того чтобы всадить в кого-нибудь пулю.

– Bindaas[36]36
  Бесстрашная (хинди).


[Закрыть], бросил развеселившийся актер кузине.

Анджали восторженно помахала поднятым большим пальчиком жест, лишенный всякого соответствия в западной культуре.

– Yehi hai[37]37
  Вот это (хинди).


[Закрыть]правильно! – промурлыкала она.

Взревел мотор – машина преодолевала крутой склон. Анджали положила чистенькую ручку на плечо Тони.

– Ты с ним так добр, – прошептала она.

– А с тобой, моя драгоценная?

Анджали покосилась на переднее сиденье. Санджай впал в пьяный ступор. Анджали провела тоненькой ручкой по щеке Тони и осторожно взяла его двумя пальцами за нижнюю губу – её любимая ласка. На Тони она подействовала, как всегда, сногсшибательно. Ему сносило крышу. Его мгновенно, неудержимо, бешено затягивало в головокружительные шафранные бездны Камасутры.

Тони никогда бы не поверил, что такое возможно. В разлуке с Анджали – а он проводил в разлуке с Анджали большую часть времени, опасаясь за свой рассудок, – он сам не мог поверить до конца, что между мужчиной и женщиной может происходить подобное. Но потом она снова оказывалась в его объятиях – и боже ты мой! Не красота ее притягивала Тони, и не потрясающий секс, и даже не нарастающая опасность, что кто-нибудь из разъяренных родственников его пристрелит. Его чаровала причастность к чуду. Анджали Девган была выбрана «Мисс Вселенной» 1999 года. Она была, вероятно, самой прекрасной женщиной на свете.

Чет остановил машину на опушке. Санджай осушил серебряную флягу, застегнул куртку, забросил на плечо «винчестер» и выпрыгнул из джипа. Подтянулись и замерли рядом остальные машины, ломая нависающие сосновые ветки. Следовать за актером и его могучей винтовкой никто особенно не стремился. Похоже было, что несчастные случаи уже имели место.

Индусские киношники не были, в отличие от Санджая, кровожадными убийцами по убеждению. Это были добродушные профессионалы, и в жизни их больше интересовало содержимое багажников, загруженное в расчете на немецких охотников с тевтонской основательностью. Большие непромокаемые палатки, складные столы и стулья, газовые печки, немецкие настольные игры, экологически корректные фонари на генераторах, верёвка, спички, лопатки для выгребных ям, немецкое пиво ящиками…

В багажнике джипа Анджали обнаружила тонкий серебристый плед из космических запасов HACA.

– Какое красивое! – воскликнула она, срывая целлофан.

– Да, милая. Это для космонавтов. Отточенным движением руки Анджали развернула тонкое серебряное полотнище и заученным взмахом обернула вокруг себя. Получилось космическое сари быстрого приготовления. Киношники цинично зааплодировали.

– Тёплое! – воскликнула Анджали. Глаза её сияли.

Не найдя слов, Тони кивнул. На ней плед выглядел космически.

Анджали одарила его призывным взглядом, от которого у Тони плавился даже костный мозг, и уплыла в тень сосен. Серебряная накидка тянулась за ней, безупречно чистые туристские башмаки посверкивали бляшками среди бурелома.

Мучительным усилием воли Тони заставил себя дождаться, покуда Анджали не скроется из виду. Бежать за ней на виду у всей съемочной группы не годилось. Анджали – девочка умная и практичная. Дальше, чем на оклик она уходить в лес не станет.

Тони неубедительно поковырялся с затвором, пока охотники ставили палатку из металлизованного нейлона. Последнее, о чём мечтала съемочная группа, – гоняться за лосями по сугробам Колорадо. Они стремились устроиться поудобнее в креслах с подогревом и пустить в дело колоды карт и немецкое пиво.

А Тони отправился выслеживать свою подружку.

К несчастью, Тони Кэрью был безнадежно городским жителем. В бескрайнем студеном лесу он мгновенно потерял всякий след Анджали. Несколько сдержанных любовных йодлей результата не дали. Тони поискал ещё – и потерял даже лагерь вместе с джипами. Как его только угораздило заблудиться без карманного блока GPS? Он шатался между соснами, с каждым шагом всё больше волнуясь.

Потом он услышал выстрелы Санджая.

Актер подстрелил не одного лося, а трех. Три громадные туши лежали на поляне почти цепочкой – горы кровавого мяса.

Из лесу вышел Тони, держа наготове оружие.

– Они не бежали, – сообщил Санджай.

– Нет?

– Нет. Что с ними случилось? Они должны разбегаться.

Ближайший лось валялся неподалеку на заснеженной бурой траве. Тони подвел Санджая к туше: огромной, втрое крупней оленьей. Гладкая шкура обтягивала бока, словно диван. Рога были размером с кресло-качалку.

Черная морда лося обветрилась, потрескалась. Глаза заволокло мутной пленкой. На губах запеклась густая слюна.

Тони перебросил винтовку в другую руку.

– С тех пор как старик повредился рассудком, за скотиной никто не приглядывал.

Санджай был тщеславен и глуп, как большинство молодых актеров, но и у него случались просветления.

– Эти звери больны, Тони. Очень больны. – Он сдвинул на затылок черную шляпу и приподнял изящную бровь. – Они слепы.

Тони мрачно кивнул.

– Именно. Ты слышал о такой болезни – оленья дистрофия?

– Нет. Это она?

– Похоже на «коровье бешенство». Тот же возбудитель на самом деле. Всё начинается с зараженного корма. Старик Дефанти подкармливал лосей комбикормом, чтобы зимой не тощали. Я его предупреждал, что комбикорм может оказаться заражен. Но он к старости упрям стал. Не всегда прислушивался к добрым советам.

По лицу Санджая расползлась нехорошая улыбка.

– Это твой сценарий?

– Какой сценарий?

– Я бы мог сделать из этого фильм. Блокбастер. История коровьего бешенства. История Запада. Всё началось, когда британцы резали больных овец и кормили невинных коров костяной мукой. Нечистое дело. Годами пытались они скрыть признаки чумы от тех, кто питался говядиной.

Тони пожал плечами.

– Ну, деньги всем были нужны.

– А потом болезнь пришла в Америку. Она поражала не английский скот, а диких зверей Америки. И получила новое имя оленья дистрофия.

– Ну да. Пожалуй, так оно и было.

– А затем гнусная западная болезнь поразила самого Тома Дефанти! Потому что владелец земли кормил зверей нечистой отравой. А затем питался их плотью! Теперь безумие поразило его самого! И великий телевизионный магнат превратился в низкое бешеное животное!

– Не говори о нем так. – Тони стиснул в руках приклад. – Он был моим гуру.

– Извини, bhaiyya[38]38
  Брат (хинди).


[Закрыть]. – Похоже было, что Санджай устыдился. – Прости. Просто… такой вышел бы отличный сценарий для фильма ужасов. Очень современный. Как у Рамгопала Вармы. Тони скрипнул зубами.

– Я тебе никогда об этом не рассказывал, Санджай. Ты ничего от меня не слышал. Никому не позволено так отзываться о Томе. Никто не спрашивает, и никто ничего не говорит.

Санджай пожал плечами и уставился на Тони сияющими карими очами:

– Я его гость! Как могу я порочить его? Я ел его соль… хотя, слава богу, не прикасался к мясу.

– Точно.

– Я много раз облетел мир. Я видел вещи и более странные, чем судьба твоего гуру. Время ныне такое – странное.

– Тому с самого начала выпала странная судьба. – Поразмыслив, Тони решительно загнал патрон в патронник. – Санджай, этих лосей необходимо уничтожить.

– Что – всех? Сейчас? Сегодня?

Да. Оленья дистрофия – болезнь заразная. Вес стадо нечисто. Турфирмы Колорадо не распространяются об этом, но борются с болезнью понятно почему.

Санджай призадумался надолго. С высоких веток падал мокрый снег.

– Что за прекрасную охоту нашел ты для меня в Америке! – промолвил он наконец. – Глянь только, какая большая голова у этого великолепного зверя!… Как это называется?

– Рога.

– Рога, верно. Фантастические рога. Прекрасный выйдет трофей для моего охотничьего клуба в Утакамунде.

– Оставь голову в покое, Санджай. Ни один таксидермист не станет прикасаться к его мозгам.

На поляну выбрели, спотыкаясь и не отходя друг от друга, ещё шестеро лосей. Грязные, неуклюжие звери терлись друг о друга боками, будто находя утешение в прикосновениях. Слюнявые морды их склонились к земле, будто лоси пытались идти по следу.

Тони спустил курок. Промахнуться с такого расстояния было трудно. Рухнула в траву и забилась лосиха. Стадо от грохота впало в панику, но звери не видели, куда бежать, – только спотыкались, проламываясь через кусты, и царапали бока.

Санджай уверенно вскинул к плечу тяжелый «винчестер». Винтовка грохотала снова и снова, лось за лосем оседали, взбрыкнув, на задние ноги и падали. Когда нуля попадает в основание шеи, лось падает, словно под ножом гильотины. Санджай был отличным стрелком.

Последний уцелевший лось ломанулся в подлесок. Проследить его движение было нетрудно. Заключительным выстрелом Санджай уложил увечную самку и похлопал Тони по плечу.

– Не волнуйся. Я понимаю, да. С этой бедой я помогу тебе справиться.

– Только побыстрее, Санджай. И без трепотни. Санджай согласно мотнул чеканным подбородком.

– Возьмём моих лучших парней! И твои лучшие винтовки.

ГЛАВА 8

Вашингтон – штат Колорадо, февраль 2002 года

Со спутниками-шпионами у БКПКИ отношения складывались тяжело. Орбитальная группировка представляла собой инфраструктуру, критически и неотъемлемо важную для национальной безопасности. А «чёрный» бюджет у ее программ был такой, что желающие примазаться выстраивались в очередь.

Крошечное бюро находилось не в том положении, чтобы требовать себе королевские регалии орбитального шпионства. Как цинично заметил Тони Кэрью, скорей всего БКПКИ будет уготована роль козла отпущения.

И всё же с приземлённой, технической точки зрения спутник КН-13 был сломан. Очевидно было, что следует найти достаточно талантливого инженера и починить аппарат, потому что до сих пор это никому не удалось. Если КН-13 выйдет из строя, это будет катастрофа – экономическая, техническая, производственная и военная. Ван полагал, что предотвращать катастрофы в некотором роде его долг. А на что он ещё годен? За что ему деньги платят? Что он ещё делает в Вашингтоне?

Ван знал, что на повестке дня бюро стоит множество насущных проблем. То были серьёзные политические задачи, неизбежно встающие при любых реформах в области компьютерной безопасности: как распределить логотипы сертификатов безопасности, как установить базовые стандарты этой самой безопасности, как разумно поделить расходы на соответствие нормам, как справиться с устрашающе нелегкой задачей онлайнового выпуска патчей, как ценить опасность потенциальных ошибок и уязвимостей, каково обнаружить, что некоторые ошибки исправлять будет слишком дорого… Список продолжался до бесконечности. Общее у этих проблем было, в принципе, только одно: их не могли разрешить ни программисты, ни инженеры. Решить их можно было только путем долгих, честных переговоров между полностью информированными заинтересованными сторонами. Поэтому для их решения практически ничего не делалось.

Ситуация ставила с ног на голову дедовские принципы инженерной работы – в особенности жгучую потребность держаться гаек и шестерёнок.

Из гаек и шестерёнок был сделан КН-13. Ван решил, что здесь сможет показать себя.

Он понимал, что чинить спутник-шпион – занятие рискованное. Рассуждая практически, как может один профессор компьютерных наук подлатать захворавший многомиллиардодолларовый сателлит? Но Ван понимал и то, что занятие сие ни в коем случае не безнадежное. В жизни такое происходит порой. Вот например: Ричард Фейнман был всего лишь физиком. Но Фейнман уронил обрезок резинового уплотнителя в стакан ледяной воды и показал всему миру в прямом эфире, как может взорваться шаттл.

Если Ван каким-то образом разрешит… надцатимиллиардную задачку Хикока, то покажет, что он, Дерек Вандевеер, – специалист высшего класса. Уровня Ричарда Фейнмана.

Ван многим пожертвовал ради своего поста в бюро. Он лишился домашнего уюта, семейной жизни, гражданской карьеры, спокойной совести и уймы денег. Теперь Ван желал получить отдачу от жертвоприношений. Он хотел совершить подвиг.

КН-13 был, вероятно, величайшей и самой секретной штуковиной в американских арсеналах. Если Ван сумеет отыскать лопнувший на спутнике уплотнитель, он вернёт стране способность вести орбитальные съемки в любой точке планеты, в видимом и тепловом спектре, в любое время, с разрешением в три дюйма на точку. Это было важно.

Ван поставил вопрос перед Джебом, стараясь не выдать, какой совет дал ему Тони. Джеб мгновенно оценил возможные последствия. Да, БКПКИ заработает немалый престиж, если сумеет перемудрить ВВС, ВКС, НОР, НАСА и толпу федеральных подрядчиков, которые работали над строительством спутников со времен фон Брауна. Рядом с ними работники БКПКИ покажутся гениями. На конгрессменов это произведёт впечатление. С другой стороны, впереди маячила пугающая перспектива зарваться и попасть в козлы отпущения.

Джеб, в свою очередь, обсудил вопрос с давними приятелями по работе из DAPRA и бюро спецпроектов министерства обороны.

Возник план действий – стратегия брандмауэра. Джеб защищал БКПКИ, выдвинув Вана из рядов организации. Для работы над спутниковыми системами он «одолжил» Вана новообразованному Бюро преобразования архитектуры связи, совместному детищу Управления информационного обеспечения Минобороны и помощника министра обороны по делам командования, управления, связи и разведки.

Работать в Бюро преобразования архитектуры связи было очень просто, потому что такого бюро не существовало в природе. Оно представляло собою лишь пустую клеточку в одном из претенциозных планов Дональда Рамсфельда по реорганизации министерства обороны. А Рамсфельда боялись даже НРО и АНБ. Когда-то Рамсфельд был руководителем группы футурологов корпорации РЭНД. У него был ужасающий талант задавать простые, ошеломительные вопросы, задать которые до тех пор никому не приходило в голову.

Вопросы кибервойны Рамсфельда, похоже, интересовали. Всякий раз, как они всплывали на совещаниях в АНБ, Рамсфельд живо включался в обсуждение. Мечта Тома Риджа – Агентство внутренней безопасности – буксовала на все четыре колеса, но перспективы министерства обороны под водительством Рамсфельда обнадёживали. Для БКПКИ министр был в кабинете Буша персоной, максимально приближённой к понятию «покровитель».

Так что Джеб, подобно многим политиканам при нынешней администрации, взялся учить рамсфельдовский жаргон. В обмен на разрешение Вану повозиться со спутником КН-13 Джеб объявил, что «Гренделю», его «пилотному проекту», требуется «передача в рамках делегации ответственному органу для структурной перестройки». Ныть и жаловаться на несправедливость Вану тоже не полагалось. Вместо этого Джеб посоветовал ему «отказаться от сверхконтроля» и «расширить кадровое поле».

Хикок перевел эту речь на простой английский.

– Твой босс отберет у тебя любимую игрушку, приятель, и продаст с аукциона. Этот твой «Грендель» теперь не больше чем наживка для высоких чинов. Джеб хочет посмотреть, как они перебивают друг другу ставки ради того, чтобы наложить на проект лапу, понимаешь? Это позволит ему взять настоящую цену.

– Но я построил «Грендель», – запротестовал Ван. – И оплатил его, кстати, из собственного кармана.

– И что? Расширить систему ты не можешь. У тебя нет на это ни денег, ни людей. Ну и наплюй! Если какая-то крупная контора хочет делать за тебя грязную работу – так это большая победа!

Хикок просиял. Лишившись «Гренделя», Ван мог больше времени посвящать его проблемам.

Вот таким образом Ван добился официального разрешения похимичить со спутником. Неофициально оно было пустой формальностью, потому что Ван уже зарылся в голубую папочку с головой. А Майкл Хикок, парень, который передал ему эти документы, в одночасье превратился в его лучшего приятеля.

Им приходилось держаться вместе, потому что к секретным бумагам по программе КН-13 Хикок был прикован цепью. Всякий раз, когда Ван обращался к документации, Хикок обязан был находиться с ним в одной комнате. Жгучее любопытство, технотрепет, которые Ван испытал впервые, когда перелистывал запретные, загадочные чертежи самого сложного на свете летающего шпиона, так и не оставляли программиста. Поначалу, пока Ван был одержан донесениями о неполадках на КН-13, Хикок просто болтался по бетонному логову БКПКИ. Он флиртовал с Фанни, звонил по мобильнику многочисленным распутницам и листал буклеты по основам компьютерной безопасности.

Но Майкл Хикок был человеком действия. Убивать зря время было не по нему. Изучив должностные обязанности Вана, он нашел способ быть ему полезным.

Самым ненавистным занятием для Вана было демонстрировать всякие приспособления многочисленным склеповским фанатам «кибервояк». Каждый божий день на стол Вану ложились всё новые гаджеты. Ключи-заглушки и декрипторы. Радиочастотные опознаватели-наклейки. Безопасные кабели в оплетке из кевлара и тефлона. Инвентарные бирки и штрих-коды. Нелепые ЭМП-лучеметы, сработанные на колене из фольги и шляпных стоек. Крошечные замки на чипсетах, врезанные прямо в монокристаллический кремний при помощи сверхвысокотехнологичной фотолитографии… БКПКИ превращалось в информационный центр по инструментам информационной войны.

Ван тратил массу бесценного сверхурочного времени, оценивая хитроумные приспособления для войск специального назначения. Отряд «Дельта», «морские котики»… им доставались любые гаджеты, какие только пожелает душа, но для того, чтобы поддерживать собственные исследовательские лаборатории, они были слишком малы. Приходилось зависеть от чужой милости.

Хикок быстро освоил искусство изображать перед гостями шарманку, раз за разом повторяющую ЧаВО по технике безопасности. Умопомрачающее это занятие Ван ненавидел. А когда невежды, не удосужившись прочесть инструкцию, начинали задавать дурацкие вопросы, в программисте пробуждался кактус.

Понаблюдав немного, как Ван мямлит, огрызается и продирается сквозь очередной брифинг, Хикок отодвинул программиста в сторону и занялся этим сам. Получалось у него превосходно. У Хикока обнаружился талант сводить сложные технические вопросы к понятным даже для карьерных бюрократов разъяснениям на уровне инструктажа.

Приятный баритон, суровая привлекательность и руки, способные переломить кирпич, делали Майкла Хикока превосходным агентом по сбыту компьютерной техники. Во всяком случае, лучшего рекламного агента у БКПКИ не бывало. Хикок пугал федеральных чинуш до истерики. К тому времени, когда он заканчивал трепать нервы очередной стайке, те дрожащими бледными руками доставали визитки и тут же вызывали «скорую».

Новый лучший приятель Вана не был программистом. Он был деревенщиной с высшим образованием. Хикок любил виски, похабные шутки, музыку «хеви-метал» и доступных женщин – кроме воскресенья, потому что по воскресеньям он всегда ходил в церковь. Более простодушного друга у Вана ещё не бывало. Сомневаться в себе Хикок не привык. К сложным идеям не проявлял никакого интереса. Интеллектуальные загадки его попросту раздражали. Ван находил его отношение к жизни бодрящим.

Чтобы из сотрудников стать товарищами, потребовалась ещё одна деталь. Оружие. Стрельба для Майкла Хикока была не просто увлечением. Она была основой всей его жизни.

Дважды в неделю по рабочим дням и вечером в воскресенье, после церковной службы, они выезжали вдвоем напивались, играли в боулинг и стреляли из автоматического оружия. На третью неделю с боулингом завязали, потому что Ван был отличным игроком, а Хикок ненавидел проигрывать в чём бы то ни было. Поэтому от боулинга отказались, а с выпивкой подвязали. Остались автоматы. Ван был только счастлив побольше узнать об оружии. Хикок знал о нем много, а Ван был отличным учеником.

Вану не приходилось держать в руках оружие с тех пор, как он палил по кроликам из охотничьего ружья на дедовом ранчо. В обществе Хикока он научился пользоваться очками и затычками для ушей. От «ингремов» и «узи» он с грохотом очередей пришел к опытным моделям, у которых не было даже названий – только пентагоновские аббревиатуры. Моделям вроде квадратного OICW, М249 SAW и фантастического четырехствольного мини-ракетомета калибра 15 мм, разработанного центром пехотных вооружений армии США в Натике, штат Массачусетс.