Текст книги "Зенитный угол"

Автор книги: Брюс Стерлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Ван сморгнул.

– А что с ним такое?

– Ничего. Пожалуй, ничего. Если не считать его подружки девятнадцати лет! Дерек, он ее купил. Этакая чернокудрая звёздочка индийского кино, которая вьется вокруг него и сияет глазами, как фарами. Это, по-твоему, прилично?

Ван прекрасно знал, что Анджали исполнилось двадцать три года, но, оценив расстройство жены, он мудро промолчал.

– Просто ужас.

– Я так за него волнуюсь. За все годы, что я его знала, не было случая, чтобы его романы тянулись долго. Эта женщина пользуется его слабостью, я это точно знаю. Он влюблен в нее безумно.

Ван подавил смешок. «Безумно»? Это ещё что такое? В последний раз, когда они болтали с Тони – ещё в Вашингтоне, – тот рассказывал о своей индийской актриске, подвывая и закатывая глаза, точно мультяшный волк.

Вану казалось очень забавным, что Тони Кэрью, образцовый казанова, наконец столкнулся с женщиной, которая в силах водить его за нос. И не кто-нибудь, а индийская кинозвезда. Очень на него похоже. Вана очень заинтересовала её персона, и он нашел один из ее фильмов – правда, на хинди, на DVD индийского производства. Секс-бомба Тони оказалась одной из слащавых, химически ярких потаскушек, которым даже целовать партнеров по съемкам не разрешалось. От нелепой этой истории на сердце у Вана делалось тепло, светло и щекотно. Бедный Тони, бедный старина Тони, счастливчик и олух.

Гос-споди. На такой высоте «шардонне» изрядно ударяет в голову.

Ван похлопал Дотти по руке.

– Милая, – пробормотал он, – оставим старине Тони его проблемы. А мы с тобой – это мы с тобой. Мы можем быть счастливы, если получится. Вот что важно.

Щеки Дотти зарумянились. Вздрогнули плечи. Господи помилуй, она же сейчас расплачется! Сердце Вана затлело от стыда. Хотя отчего бы ей не плакать? Причина есть.

Он неловко приобнял ее за плечи.

– Милая, всё будет хорошо. Всё ещё долго будет хорошо.

Дотти только хлюпнула носом. Ну почему он никогда не мог подобрать верные слова? Порою они болтались перед самым носом, но какая-то судорога извилин не позволяла им сорваться с языка.

Малыш заснул. Они были вдвоем в тесной холодной комнатке. Дотти рыдала, а у Вана до сих пор болела от разреженного воздуха голова. Но, но крайней мере, они были одни, и никто их не тревожил. Вместе с Дотти в комнатушке сразу становилось уютнее. Просторней, чем в кабинете Вана в Склепе, и не так жутко. Главное, что Дотти рядом. А он не мерзнет в снегу под воротами обсерватории. Спасибо и за это. Плюс к тому в окрестностях не водятся генералы ВКС. Жизнь не так и ужасна. Очень даже ничего. Да, вполне терпима.

Он снял рубашку. Дотти уставилась на него, утирая слезы. Ван ухмыльнулся. Да, в разлуке с ней он здорово позанимался. Растряс жирок. Спасибо тренажерам – в такой хорошей форме он давно…

– Что с твоим плечом?!

Ван покосился на выцветающий лилово-желтый синяк. Он чуть не в кровь разбил плечо, когда стрелял из южноафриканского штурмового ружья[48]48
  Имеется в виду гладкоствольное штурмовое ружье Protecta производства ЮАР.


[Закрыть]. Гильзы из барабанного магазина разлетались как конфетти.

Дотти в недоумении коснулась синяка.

– Милый, ты здорово поранился!

Конечно, отдача у штурмового ружья была страшная, но стрелять из него было так здорово, что Ван почти не замечал боли.

– Несчастный случай на работе, – соврал он, растянувшись на узкой кровати.

Дотти тут же нырнула к нему под тяжелое одеяло. Раньше они никогда не спали в одной постели. Жизнь в разных городах не способствовала развитию этой привычки. А эта койка оказалась слишком узкой. Дотти цеплялась за мужа, словно они теснились на спасательном плотике. Ван слишком устал и вымотался, чтобы заниматься любовью, но тепло ее кожи, звук ровного дыхания доставляли ему несказанное утешение. Его звзздная девочка. Подарок вселенной. Где-то в темной глубине души сидел отчаянный ужас, убийственная уверенность в том, что он никогда больше не обнимет Дотти.

Дотти пристроила щеку у него на локте, забросила ногу ему на бедро и тут же уснула. В комнате было темно. Ван едва мог различить милые черты ее лица – вот нос, вот скула.

Как хрупок мир.

Прежде чем заглянуть за кулисы власти, он не осознавал, что цивилизация – это по большей части видимость. На самой вершине, в кружках и комитетах великих и могучих даже тем, кто по нечаянности оказались инженерами и учеными, всё равно приходилось изображать шаманов. Да и сам Ван теперь был политиком. А чтобы править миром, приходится найти в себе силы, стиснув зубы, прикидываться. Смотреть в глаза и не отводить взгляда.

Вот в чём он промахнулся с генералом. К этому человеку надо было вломиться с воинственным и властным видом. Излучая ауру неизбежности.

Ван сомкнул воспалённые веки. Хотя бы завтра ему совершенно нечего будет делать, кроме как побыть с женой и сыном. Почему это кажется ему такой огромной честью? Потому что он сам напросился. По доброй воле превратил себя в чужое орудие.

Он завис на грани сна, хватая ртом разреженный воздух. Перед глазами плыл исполненный провидческой значимости блестящий дедов бластер. Ван не в силах был отвести от него внутреннего взора. Когда он работал над неудачной демонстрационной моделью, в пистолете кончился припой. Ван разобрал бластер, выкрутив четыре крошечных стальных шурупа, и обнаружил, что инженеры из «шарашки» установили внутри модель реактивного двигателя. Когда Ван снял крышку, перед ним предстала крошечная хвостовая дюза самолёта SR-71 «Дрозд». Чтобы пистолет заработал, прутки припоя требовалось засунуть в выхлопное отверстие, круглое, точно пистолетный ствол. Вот это был типичный инженерский юмор шестидесятых – с короткой стрижкой и в галстуке. Неудивительно, что дед так дорого ценил свою игрушку.

Вино и усталость навалились на него, распластав по простыням.

В третьем часу ночи их разбудил детский плач.

– Ой, Дерек… – невнятно пробормотала сонная Дотти. – Я всегда позволяла Теду ложиться со мной.

Ничего не поделаешь, пришлось втискивать затосковавшего малыша между родителями. Сердитый и сонный Тед ерзал, точно фланелевая выдра, пятками и коленями трамбуя себе гнездышко. Ван, и без того задыхавшийся в полусне, пришел в себя окончательно.

Он выбрался из постели, оделся – в комнате было совсем холодно, – набросил на плечи брошенное Тедом одеяльце, сел за стол и разбудил от сна лэптоп Дотти.

Комната Дотти могла быть опрятней монастыря, но ее компьютера Ван в таком беспорядке ещё не видывал. С ужасом он осознал, что Дотти Вандевеер, его жена, пользуется Outlook Express при широкополосном подключении и без всяких защитных средств. Хуже того, она поменяла все иконки. И не на обычные свои аккуратные звездочки или кометы, а на значки, более подходящие готам: летучие мыши, инопланетяне, ведьмовские котлы. По всему рабочему столу разбросаны были важные файлы с именами сплошь из ПРОПИСНЫХ БУКВ, пестрящие восклицательными знаками!! Ван глядел на них, как на рентгеновский снимок жениного подсознания. Диагноз был страшен.

Ван достиг пика своей семейной жизни: он попытался отослать собственной жене электронную почту с ее же компьютера.

«Дорогая Дотти, я никогда не говорил тебе, как тяжело придется нам обоим…»

Нет, это всё не то, так не пойдет. Слова сгинули в плывущей налево пустоте клавиши «DELETE».

«Милая моя Дотти, я не могу тебе сказать, почему всё получилось не так, как я надеялся…»

«Дотти, мне не разрешено говорить, что именно…»

«Дорогая Дороти…»

С треском отключилось электричество. Свет разом погас.

В кромешной тьме Ван нашарил кровать и лёг, не раздеваясь.

ГЛАВА 10

Ранчо «Пайнкрест», штат Колорадо, февраль 2002 года

Дотти игриво пощекотала его пальцами ног.

– Ну, герой, теперь ты знаешь, за что сражаться!

Ван кивнул, захлебываясь паром, и примостил бутылку ледяного немецкого пива на краю бассейна. Если судить по обстановке, он сражался за право эксцентричных богачей скупить всю планету.

«Гостевой домик» Томаса Дефанти был когда-то жилищем пионеров Колорадо – грубые камни и серые крепкие бревна. Потом какой-то прикормленный архитектор превратил дом в тайное любовное гнездышко миллиардера. Изнутри всё было отделано хромом по черному в стиле восьмидесятых. Выглядело это так, словно Хью Хефнер пытался соблазнить Непотопляемую Молли Браун[49]49
  Браун, Молли (1867-1932) – жена богатого горнопромышленника из штата Колорадо, известна своей филантропической деятельностью; пережила крушение «Титаника», когда на протяжении семи с половиной часов сидела на веслах в спасательной шлюпке. Хефнер, Хью (род. 1926) – основатель и бессменный главный редактор журнала «Плейбой».


[Закрыть].

Ранчо «Пайнкрест», судя по тому, что успел заметить Ван, являло собой помесь Гонконга с голливудским вестерном. Опекуном старика и его обширных владений осталась четвертая не то пятая миссис Дефанти. И она пыталась из могучих горных сосен сотворить бонсай по-китайски. С бизонов стряхивали пыль, антилопам подстригали гривы… Дочь микросхемного магната с Тайваня переделывала ранчо по образцу дорогого китайского курорта.

Стол для гостей накрывали в усадьбе, в солнечном зимнем саду с потрясающим видом на горы. Ван начал день яйцами бенедикт по-русски со шпинатом и черной икрой плюс ананасовый сок и бизоний бифштекс в палец толщиной. Высотная болезнь куда-то испарилась. Белок, витамины и с полгаллона ямайского кофе послужили хорошей заправкой для сердца.

Дотти, которая бросила пить таблетки, к изумлению Вана, нашла где-то презерватив, который они тут же порвали. Ван был потрясен безразличием, с которым его жена восприняла несчастье. В таком игривом настроении он её ещё не видывал.

Горячий бассейн, окруженный черными панелями солнечных нагревателей, походил на маленький амфитеатр. В хрустком зимнем воздухе далеко разносилось вулканическое шипение джакузи. До сих пор Вану не приходилось заниматься любовью в открытом бассейне, но, когда тугие горячие струи били в его нагое тело, он понял, что в этом такого притягательного. Всё равно что любиться, даже не шевелясь.

Дотти отпила белого вина из бокала и спрятала замерзшую руку под воду.

– Милый, мы слишком долго не были вместе. Я не хочу быть соломенной вдовой информационной войны.

– Встретимся снова после большой конференции в Виргинии. А после этого Тони меня пригласил на конференцию Совтеха.

Лицо Дотти помрачнело. Опять он ошибся. Она хотела услышать от него вовсе не конкретные даты.

А сказать ей простые слова, в которых Дотти нуждалась, он не мог. Хотя и понимал более-менее, что это за слова. Что-то вроде: «Милая, я по тебе соскучился не меньше, чем ты но мне». Но это была не совсем правда. И Ван это знал.

Три месяца разлуки показали ему горькую истину, думал Ван, глядя, как колышутся в обжигающей воде его ноги. Что-то ущербное было в нем самом как в мужчине, в муже, отце и человеке. Единственное дитя неудачного брака, он происходил из семьи слишком умных для своего блага людей. Способность творить и сосредоточиваться на работе сочеталась в нем с колючей, дурной нелюдимостью.

Потому что это были не разные качества. А две стороны одного и того же. Под панцирем, под личной броней, таилась галактически безбрежная бездна тоски, колоссальная и безжалостная, как у аутиста. Заполнить её было невозможно. И не по вине Дотти, потому что тысяча любящих женщин не утолили бы его жажды. Сердце его таилось там, в черной глубине, где любовь сияла единственной ясной звездой.

Будь он поэтом, Ван нашел бы подходящие слова, но в жизни своей он никогда не сумел бы их подыскать. Может, и заговорил бы… но и этого мало было. В отсутствие Дотти ледяная пустота, заполненная прежде её теплом, проросла новым, сильнейшим чувством. И теперь, колыхаясь в горячей воде под зимним небом – сытый, пьяный, утешенный, любимый, – он мог осознать это чувство, подобрать имя тому, что снедало его изнутри. Это была ярость. Он видел её в себе, словно в телескоп. Она была черная, плотная, твердая. Как нейтронная звезда.

Ван был из тех людей, что носят очки, читают мануалы и барабанят по клавишам. В своей карьере киберсолдата он не совершил ничего более героического, чем поиски переполнения буфера. Но ярость переполняла его, потому что она была неотъемлемой частью его души. Она прорастала естественным путем, как скорбь в сердце вдовца.

И Ван ничего не мог рассказать жене. Вытолкнуть из себя эти слова ему было трудней, чем лизать битое стекло.

Дотти глянула ему через плечо. Потом нашарила очки, надела и глянула снова.

Ван тоже надел очки. К коттеджу приближались двое всадников. Первым ехал молодой слуга-китаец. Вану всё время хотелось думать о нём как о «сотруднике», но китайские работники миссис Дефанти определенно были «слугами». Они постоянно были рядом – внимательные, заботливые, чуткие, едва заметные. Рядом с ними самый скромный дворецкий Британии показался бы духовым оркестром.

Второй всадник тоже был призрачно-скромен, но в ином роде. Пуховая куртка, рубашка в клетку, фетровая ковбойка сидели на непримечательной его фигуре, точно одежки на бумажной кукле.

Кони неслышно прошли мимо, понурив головы, словно фигуры на чужой карусели. Ван и Дотти по уши погрузились в горячую воду. Слуга безмятежно проехал мимо, уделив нагим любовникам в бассейне не больше внимания, чем шишкам под ногами. Взгляд старика упал на них, задержался на миг. Глаза у него были как у лунатика. Они высматривали что-то за тысячи световых лет отсюда.

Потом кони со своим двуногим грузом скрылись в тени сосен.

– Надо было встать и помахать ему рукой, – заметила Дотти.

Ван от удивления расхохотался. Она подплыла к мужу и навалилась на него пухлым тельцем.

– Мы в обсерватории не питаем иллюзий насчет старика, – прошептала она, почти касаясь губами шеи. – В холостые годы он шлялся по семинарам и приударял за каждой юбкой. Ох, каких же сплетен можно было наслушаться, когда Том Дефанти выходил на охоту!

– Откуда тебе знать? Ты не слишком ли молода для старикана?

– Среди астрономов не так много женщин, милый. Слухи расходятся.

Ван улыбнулся ей. Своя логика в этом имелась.

– Мне достался самый красивый, – прошептала она, поглаживая его ключицы. – Это все знают.

Ван сумел удержать улыбку на губах, но вид Тома Дефанти его здорово потряс. В последние месяцы Ван встречался с множеством выдающихся персон. Он видел президента Соединенных Штатов. Он встречался с министром обороны, советником по национальной безопасности и генеральным прокурором. На одной корпоративной вечеринке он долго болтал у лифта с Биллом Гейтсом и Уорреном Баффетом – те поднимались в пентхауз пить пиво и резаться в покер. Гейтс обратил внимание на бейджик Вана и вежливо намекнул, что в «Майкрософт рисёрч» он мог бы стать одним из ключевых работников.

Может, если бы Билл Гейтс вляпался по уши в колоссальный скандал наподобие «энроновского». Если бы он пережил катастрофический нервный срыв. Если бы он ковылял по комнате, словно укушенное змеей привидение. Может быть, тогда Билл Гейтс производил бы впечатление столь ужасающее, как Том Дефанти.

Богачи планеты становились всё более жуткой компанией. Даже во время дот-комовского «пузыря» не было на свете столько натуральных психопатов, вооруженных набитыми кошельками. Добравшись до самого верха, они переставали считать деньги и начинали рваться к власти. Джордж Сорос наводнил своими агентами Восточную Европу, Росс Перо мстил в президенты, а уж Кен Лэй[50]50
  Личный друг президента Джорджа Буша и кандидат в министры финансов США Кеннет Лэй был генеральным директором и председателем правления корпорации «Энрон». После банкротства компании был привлечен к уголовной ответственности но обвинению в мошенничестве, подделке документов, нарушении судебной присяги и так далее – всего но 11 пунктам. Однако приговор по его делу так и не был вынесен, поскольку в июле 2006 года Кеннет Лэй скончался, не дожив до начала судебного заседания трех месяцев.


[Закрыть] … Все они так или иначе позабыли, что есть предел возможностям, которые дают деньги. Даже Усама бен Ладен был богат.

– Милый, – пробормотала Дотти.

– Что?

– Расслабься. Я работаю в обсерватории. Я сняла этот домик. Мы… э-э… договорились с «Пайнкрестом», что так можно. Они нам не помешают. Всё замечательно.

– Точно.

– Чем сегодня займемся, милый? В кои-то веки весь день наш, можем делать что хотим. Прогуляемся или прокатимся верхом…

– Нет.

– Можем вернуться в дом и опробовать водяной матрас.

Ван допил пиво. По всему телу расширялись поры. Чище, чем сейчас, ему уже не стать. Любовью они занимались столько, что сексометр Вана показывал «ноль». Торчать в доме ему уже не хотелось. Он был готов одеться и заняться чем-нибудь серьёзным.

– Есть идея получше, – проговорил он. – Пойдем, покажешь, чем сейчас занимаешься.

– Ладно. После обеда.

– Ну пойдем.

– Дерек, на ранчо нас ждет биск из креветок. И тунец в перечной панировке. Плюс сморчки, тушенные с трюфельным маслом.

Ну ладно. Может, Дотти составила неплохой план.

После роскошной трапезы, когда живот Вана был набит, голова пухла, а в висках тарабанил кофе, они вернулись в обсерваторию. Дотти взяла электрическую тележку. Наверху было холодно, ветрено, и воздух был разреженным неимоверно, но вид отсюда открывался фантастический. Это была основная задача обсерватории: наблюдать за фантастическими видами. Здешний был просто великолепен.

От секса, еды и кофе высотная болезнь очнулась. Искоса ухмыльнувшись жене, Ван отошел и с горем пополам вскарабкался по растрескавшемуся склону гранитной глыбы.

Сюда следовало забраться хотя бы для того, чтобы увидеть всё разом. Бескрайнее небо. Вывороченные кости гор опутаны бегущими облаками и ползучими облачными тенями. Морщинистые пики припудрены снегом. Зеленый сосновый бор. Бурые следы древних оползней там, где осыпались и таяли старые горняцкие тропы. Черные шрамы лесных пожаров. При взгляде с обсерватории здания совершенно терялись среди деревьев: на виду – только антенна, только ровный край белой сателлитной «тарелки».

В небе над сошедшим с открытки пейзажем парила серебряная клякса – аэростат на длинном полосатом швартове.

Ван сразу приметил дирижабль, а Дотти рассказала ему, откуда он взялся. Блестящий воздушный шарик поступил со складов НОРАД – экспериментальный образец оборудованного радаром заградительного аэростата, так и не поступившего на оснащение войск ПВО.

Дефанти переработал модель, пытаясь пустить ее в коммерческое производство, создать местечковый заменитель спутниковой связи.

В массы идея так и не пошла, но здесь, в горах, маленький дирижабль с телекоммуникационной станцией в гондоле пришелся к месту. Ранчо «Пайнкрест», обсерватория и окрестные фермы были изолированы от мира в краю темных небес – эти места ещё в сороковые годы отошли под полигон для радиотехнических исследований. Антенны и кабельное телевидение были запрещены. Зато, когда позволяла погода, связь можно было наладить через парящий мини-спутник, славненький нейлоновый воздушный шарик. Технически это была конфетка. Серебряная живая капля двадцать первого столетия. Идея, проверенная практикой. Последний штрих, в котором нуждался горный пейзаж.

Отчаяние и стыд отступали. Здесь, под безбрежным небом Америки, в горах, у Вана кружило голову от шального обилия возможностей. Ему нравилось здесь, нравилось быть с Дотти. Это было прекрасно. Если бы только кончилась дурацкая война, если бы только он избавился от пары скверных привычек… да, он мог бы попытаться здесь пожить. Горы Запада стали бы его домом.

Он сроднится с этими местами – загорелый, плечистый – и нарастит каменные мозоли на мягких хакерских пятках. Его сын вырастет в горах. Тед будет кататься на лыжах и лазить по скалам. Они вместе будут карабкаться по горным тропам. Ван купит винтовку и спиннинг. И каждые выходные они с Тедом будут ходить на охоту или рыбалку. Палатки, костры в ночи, карты и компасы. Он будет передавать сыну отцовскую мудрость, честно глядя в глаза. Он возместит всё, чего не смог сделать, не смог подарить.

Дотти помахала ему рукой от подножия утеса. Слова ее уносил пронизывающий ветер. Ван сполз со скалы. Очнувшись от мечтаний, он глядел на жену новыми глазами. Хрупкая женщина с прямыми русыми волосами, чьи брови не знали щипчиков, а губы – помады. Теплая джинсовая рубашка и брюки. Самая драгоценная на свете.

Барабан обсерватории был огромен, хотя и меньше, чем казалось на рекламных буклетах. Раздвижные створки купола открывались в зенит, а вся конструкция поворачивалась на подвесах вслед небесной сфере. Вид у нее был до странности зализанный, точно у кроссовки. Или у огромного киоска в супермаркете.

Внутри было тепло и тихо. Толстые стены защищали чувствительный инструмент, точно пенопластовый термос – холодное пиво.

Будучи супругом астрофизика, Ван повидал больше обсерваторий, чем стоило бы человеку. Он привык к виду приборов. Но ему никогда не приходилось видеть телескопа хотя бы вполовину столь изящного. Большие профессиональные телескопы всегда выглядели изношенными, полуразобранными и собранными вручную. Здесь Ван сразу понял, что перед ним стариковская любимица.

Этот телескоп, изящный и глянцевый, усыпан кнопками, разъемами и переключателями, как жена нобелевского лауреата на балу побрякушками. Высотой он – нет, она! – был в пять этажей. Изящно зауженные распорки решетчатой трубы покрывал лаковый узор. Внизу виднелась огромная чаша зеркала, составленного из голубых шестиугольных ячеек в зеленой пластиковой раме. Все швы, все стыки были подозрительно безупречны. Телескоп походил на модную сестренку старика «Хаббла».

Целью адаптивной оптики было убрать мерцание звезд. Для этого зеркала телескопа подстраивали свою кривизну в соответствии с движением воздушных масс – в реальном времени, по указаниям компьютера. Любопытная эта идея, по всей очевидности, потрафила инженерным вкусам старика Дефанти.

Но, подумал Ван, так ли необходимо было аккуратно раззеньковать все болты? С какой стати панели наружной обшивки так безукоризненно подогнаны, словно в роскошном лимузине для невесты? И повсюду провода. Телескоп был опутан проводами, точно горгона Медуза. Он только что не кричал о своем бурном романе с Интернетом.

Похоже было, что в мужественных попытках запустить адаптивную оптику местные инженеры подвергли телескоп тяжелой косметической операции. Может быть, даже два раза. Или три. С каждой стеклянной ячейки свисала черная ниагара силовых кабелей. Мотки и клубки оптоволоконных шин валялись по полу, очевидно забытые. Проводов хватило бы на церновский ускоритель. Неудивительно, что тележурналисты были в восторге.

– Какая красавица, – промолвил Ван вслух. Голос его отдался эхом. Они были одни в башне – два человека, сведенные к масштабу сурков. Вокруг – только спящая принцесса Научного царства, её пульты управления, справочники на пружинах, конторские кресла, кружки из-под кофе и спальные мешки. Типично ученый мусор.

– С первоначальным проектом были большие проблемы, – созналась Дотти. – У архитекторов такое самомнение. Этот не желал слушать, когда толпа умников ему твердила, что «красиво» не значит «работает». – Она развела руками. – Ну, конечно, не «Кек-два» и не Мауна-Лоа. Но материалы высшего качества. Построено на совесть. Ну а пропускная способность… Это будет единственная «живая» сетевая обсерватория на Интернете-два. Все данные в реальном времени будут перегоняться по магистральному кабелю НПФ. Том Дефанти мечтал, чтобы любой мальчишка в любой городской школе мог увидеть вселенную. Если на звёзды нельзя глянуть, потому что их застит свет фонарей, что ж, он подарит им вселенную, бесплатно, через информационную магистраль. Если бы сейчас президентом был Ал Гор… пожалуй, старик отхватил бы под эту марку немало бюджетных денег.

– А откуда все эти провода?

– А, это! Это наш маленький Бхопал. Понимаешь, когда первоначальные поставщики разорвали контракт, Тони нанял всех этих индусов по дешёвке… Приходят, проводят испытания, занимают время, подключают к Сети, отключают от Сети, всё переделывают… Никто же не пытался прежде делать ничего подобного, они с ним возятся днем и ночью… Тони – он не лучший проект-менеджер, правду сказать.

– Не подумал бы, что это работа но нему.

– На строительстве телескопа Тони впервые показал себя перед Томом Дефанти. Практически невозможно построить обсерваторию так близко к федеральному заказнику – все эти директивы, законы по охране вымирающих видов, но… как видишь, Тони всё устроил. Тони всё организует собственным хитрым способом.

– Как он свёл нас с тобой, – пробормотал Ван.

Дотти невинно глянула на него:

– Что, милый?

Ван сделал вид, будто его заинтересовали хитроумные потроха диахронического светоделителя. Чуть было не прокололся.

– Да, Тони мне много рассказывал, как он вошел в доверие к Дефанти. Этот телескоп для него много значил.

– Знаешь, я разобралась, как он это всё устроил, гордо заявила Дотти. – Понимаешь, Тони помирился со всеми, кто просто ненавидел наш проект. В основном всякие хиппи-«зеленые» из Боулдера – «где угодно, лишь бы не у нас под носом». И пошел к ним Тони, и посещал их сходки, и дарил им деньги Дефанти, и сказал он им: «Построим всё экологически чисто!» И построили. Возобновляемые источники энергии, всё из местных материалов, никакого загрязнения среды. Оказалось намного дешевле, чем с ними судиться. Так что я живу вроде как на выставке достижений экологического строительства. Большинство обсерваторий по сравнению с нашей – просто деревни шерпов. «Зеленые» сюда приезжали на экскурсии в набитых автобусах.

Что-то ещё тяготило Дотти, понял Ван. Что-то важное.

– А потом? – спросил он. Дотти пожала плечами.

– А потом им надоело, должно быть. Мы же всего лишь команда астрономов. Кроме того, у нас ещё даже телескоп в строй не введён. Нет нормального пиар-отдела, чтобы ориентировать публику. Ну то есть, по сути дела, я и есть пиар-отдел. В одном лице.

– Но теперь всё в порядке? «Зеленые» вас больше не тревожат?

– Ой, Дефанти отписал им столько денег, что они включили его в совет директоров. Теперь им тот же парень построил новое здание в Боулдере, очень симпатичное. Он теперь знаменитый экоархитектор. В Голландии его обожают.

На Вана снизошло озарение. Тони Кэрью надул несчастных олухов. Он погубил их. Потому что когда-то его враги действовали быстро, тихо, и, должно быть, всегда вовремя. Кучка опасных «зеленых» фанатиков. Но Тони ласковой улыбкой и толстой чековой книжкой заманил их в систему. Они стали медлительны и цивильны. Бешеные гринписовцы нацепили костюмы и галстуки, зарылись в бумаги, расселись по кабинетам и потеряли силу. От гордого духа их осталось только название да, может, старые наклейки на лобовое стекло…

Неужели у Тони хватило на это ума? Да, у него хватило бы. Если дать Тони возможность, если он найдет способ повернуть дело так, что…

– А что с этого имел Тони? – поинтересовался Ван.

– Ну, Дефанти был в полном восторге. Это была идея Тони – назвать обсерваторию в честь настоящего отца Дефанти, Альфреда А. Гриффита, никому не известного типа, – он помер, когда Дефанти было семь лет. Ничего лучше для нас, астрономов, он не мог сделать. Том Дефанти обзавелся репутацией великого защитника дикой природы… Это было восемь или девять лет назад. Проекты такого масштаба осуществляются небыстро.

– Так в чём была его прибыль?

– Обязательно искать прибылей? Это же телескоп!

Ван подергал себя за бороду.

– Мы же говорим о Тони Кэрью, нет?

Дотти поморщилась.

– Милый, он твой лучший друг…

– Знаю. Потому и говорю.

Дотти обиделась. Она глянула Вану в глаза, потом отвернулась.

– Ну, ходят слухи… Не знаю, правда ли это, но…

– Но Тони с этого кое-что имел, – заключил Ван.

Она понизила голос:

– Ты слышал о правах на прокладку коммуникаций?

– Это вроде разрешения провести кабель? Да, конечно.

– Ну так вот, законодательное собрание Колорадо когда-то выдало целый пакет разрешений на прокладку интернет-кабелей. Пытались подключить захолустиые районы штата – знаешь, равные права на доступ к информационной магистрали, всё такое. А потом, пару лет спустя, Дефанти протолкнул поправки к закону, распространив это на трубопроводы. Одно или два слова в каком-то комитете – и всё. И тут в Калифорнии грянул энергетический кризис – когда у них не хватало природного газа. В этой истории были замешаны о-очень крупные энергетические компании. С о-очень высокими покровителями.

Ван хмыкнул. Бухгалтерия. Ну конечно. Через Скалистые горы, хребет континента, не так много проходов. А энергетический голод Калифорнии был неутолим.

Если ты совершаешь корпоративное преступление в лесу и никто не видит – было ли преступление? А если ты раздаешь прибыль от него на благотворительность, как Рокфеллер или Карнеги? Обездоленные дети Америки, прильнувшие к экранам компьютеров, чтобы увидеть звезды… Молча, запрокинув голову, Ван прошелся вокруг телескопа, осматривая каждую балку, каждый болтик, каждый шов огромной машины. Такая чистая. Такая отрешенная от земной суеты.

Шаги Вана гулко отдавались под высоким сводом. Он точно шел по оперной сцене, и перед ним высилась оплетенная проводами дива. «Мондиаль» вложил миллиарды в права прокладки оптоволоконных кабелей по всей Америке. Здесь Дефанти наткнулся на возможность тихой сапой, ненаселенными местами перебросить через Скалистые горы великанский шланг с природным газом. Газовые трубопроводы славились авариями. Опасная штука – трубопровод, и грязная. Не та, которую разрешат строить где попало. Но инфраструктуру приходится расширять. Людям нужна энергия. Все с радостью жгут газ, но за последствия отвечать никто не хочет. Поэтому трубопроводы строят без шумихи. Ребята вроде Тони, способные запудрить мозги общественности зеркалами телескопов и ветряными мельницами. Кто догадается, что строительство обсерватории связано с газовым трубопроводом?

Что, слишком много жестокости в нем накопилось, слишком много подозрительности? Работа повлияла. Грязная работа – и заключение в бомбоубежище. Кто он теперь – профессиональный параноик? Превратился в злобного поганца, потому что слишком долго врастал в шкуры террористов и мошенников? Может, конечно, и следовало с большим доверием отнестись к побуждениям крупных бизнесменов… этих милых людей из «Энрона», «Артура Андерсена»[51]51
  Аудиторская фирма, вовлеченная в скандал с «Энроном».


[Закрыть], «Глобал кроссинг»[52]52
  Телекоммуникационная корпорация, пережившая банкротство после интернет-бума.


[Закрыть] и его возлюбленного «Мондиаля».

Ван обошел телескоп кругом.

– Эти стены, они что, из сена сложены? – спросил он. – Это тебя не пугает?

– Прессованная солома, милый. Вполне безопасный материал. Если солому спрессовать достаточно плотно и упаковать, она не горит. Она очень лёгкая, экологически безопасная и прекрасно держит тепло. Телескоп должен вращаться, чтобы следить за звездами. А у нас вместо купола вращается всё здание.

Ван усмехнулся.

– Здорово.

– Меня все об этом спрашивают – про солому. Часто задаваемый вопрос номер один. Солома – замечательная штука, милый.

Дотти отвезла его на электрическом каре обратно в научный центр. Ван обнаружил, что от усталости у него прояснилось в голове. Да, он терзался ещё нелепым провалом на базе «Шайен», но обида уже прошла. Он не встречал ещё человека, которому не приходилось бы идти на компромиссы. Жизнь не сахар.

Так почему ему так скверно – оттого ли, что он потерпел неудачу в бою с космической бюрократией? Или оттого, что его лучший друг дурит людям головы, чтобы продавать им же электричество и газ, в которых эти же люди отчаянно нуждаются?

Затем Дотти увлекла Вана в его стихию. Серверная научного центра имела три этажа в высоту. Стеклянный ее фасад был врезан прямо в скалу.