Текст книги "Течение Алькионы"

Автор книги: Брайан Майкл Стэблфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Поэтому Алахак считает, что "Потерянная Звезда" – разновидность ритуального исхода?

Я вздрогнул.

– Что-то вроде этого. Я полагал, что он выберет менее гласный способ ухода. Но последние два года оставили на нем большую отметину. Он не совсем тот, каким я знал его раньше.

– Ты не выглядишь печальным, – сказала она, поколебавшись. – Если этот человек твой друг, и он сказал, что собирается через несколько дней умереть…

– Меня это не печалит, – просто сказал я. – И его тоже.

– Но он – чужак. – Она сказала, не подумав.

– Поэтому он подчеркнуто вежлив. Он имеет право спокойно принять свою смерть. А я нет, не так ли? По-твоему я должен устроить представление. Я должен кричать, как делают обыватели и как они учат своих детей. Это был более хормонский пример лицемерия, чем людской. Я не буду убиваться по Алахаку.

– Ты даже не попрощался с ним, – обвиняла она.

– В этом нет необходимости, – сказал я. – Пока. Он знает, что я буду рядом, когда он умрет. Тогда мы и попрощаемся.

Она покачала головой, отказываясь понимать.

14

Когда мы с Ив вышли из здания, то инстинктивно остановились, почувствовав прохладный воздух. Ив посмотрела в темнеющее небо, а я огляделся по сторонам, затем на противоположную сторону, где чужак в скафандре смотрел прямо на меня. Он стоял прямо, и его лицо было закрыто шлемом, но по его положению я понял, что он смотрит на меня, и что он меня узнал. Затем его рука потянулась к поясу. Мне не нужно было долго раздумывать, чтобы сообразить, что сейчас произойдет. Швырнув Ив на землю, я метнулся вправо. Казалось, я все делал очень быстро, но события разворачивались еще быстрее. Оружие в руке чужака следовало за мной по ходу движения, затем раздался выстрел. Я нырнул, но скорее всего опоздал бы, если бы он выстрелил сразу. Луч оплавил стену в нескольких дюймах от меня. Я покатился, весь в кирпичной пыли, но не раненный.

Для повторной попытки у фигуры в скафандре времени не осталось. Его подстрелил кто-то, стоявший в дверях отеля. Полиция сработала необыкновенно оперативно и качественно.

Взмокший, я встал на ноги и медленно пошел назад. Коп уже помогал встать Ив.

– Спасибо, – поблагодарил я, принимая ее из его рук. Мы все перешли улицу для опознания трупа.

– С этим, о'кей, – лаконично заметил коп, жуя жвачку; он выглядел гордо, потому что предотвратил убийство. – Это я его достал.

– Вы чертовски вовремя вышли из двери, – сказал я. – Вы следили за ним? Или за нами?

– Мы защищаем граждан, – ответил он.

– И сегодня вы должны защищать нас.

– Кажется, так, – согласился он. – Может быть, кто-то знал, что вам понадобится помощь. Вы прилетели на новоалександрийской птице? Собираетесь похитить золото "Карадок"? – Ботинком он зацепил скафандр и перевернул тело на спину.

– Кроколид, – сказал он, не спеша, ленивым тоном. – На этом континенте у нас три колонии под куполами, в которых они обитают. Они не часто выходят оттуда, необходим скафандр. Некоторые из них работают в порту… Только на грязной работе.

– Грязная работа – наиболее надежная, – подтвердил я.

– Он поджидал нас, – сказала Ив, не веря в это. Она всегда вела тихую и неприметную жизнь. Она не могла вообразить, что по ней будут стрелять.

– Вероятно, – сказал я. – «Карадок» решила, что я слишком легко от нее отделался на Новом Риме. Или может быть, они считают, что я неблагодарен, поскольку слишком быстро смогу вернуться в Течение. А возможно, они полагают, что мне нужен урок – я наклонился к копу, который раздевал чужака. – Никаких намеков на то, кто оплатил его труды?

– А вы как думаете? – презрительно ответил он.

– Мне хотелось бы знать, заплатили ему за то, чтобы он попал, или за то, чтобы промахнулся? – сказал я.

– Братишка, если бы я был на твоем месте, то поостерегся бы, конфиденциально сказал он. Я не видел, кому была выгодна моя смерть, чтобы нанять убийцу. Я не сделал ничего такого, чтобы вызвать ненависть «Карадок». Как громко, заинтересовался я, Шарло распространялся о достоинствах "Хохлатого Лебедя"? Сколько раз думала «Карадок» над тем, как прервать наши поиски "Потерянной Звезды"?

Толпа увеличивалась.

– Мы можем идти? – спросил я. – Или нам необходима тень закона в кильватере?

– Я пойду с вами, – сказал он. – Фургон только что вынырнул из-за угла. Мы можем оставить все правосудию.

Он осмотрительно проводил нас до корабля. Всякий раз, когда я оглядывался, оглядывался и он.

Я был рад убраться из порта. Может быть Холстхэммер проклятый мир, в котором люди палят почем зря каждый день в году. Я бывал раньше на подобных мирах. Но никогда не было причин для стрельбы. Только дети, у которых нет достаточно ума и талантов, способны играть в подобные игры. Мне же не улыбалось быть мишенью.

Это происшествие сильно повлияло на мое настроение. Когда мы поднимались на «Лебедь» через отверстие в его днище, я впервые определил, что такой корабль мог бы вести в космосе сражение не хуже, чем научные исследования. Космические битвы давным-давно ушли в прошлое, но случайные стычки имели место, и их следовало опасаться. Трудно попасть в цель, когда на ее месте пустота. А "Хохлатый Лебедь" мог маневрировать вне зависимости от того, на какой скорости он двигался. Если бы он нес вооружение, то был бы феноменально удачливым боевым кораблем. Возможно, даже более чем обоснованы основания компании «Карадок» опасаться его. Хотя представить себе, что Новая Александрия стремится создать военный флот, было немыслимо. В то время мысль, что флот Земли попытается укрепить материнскую планету от вторжения из галактики была весьма привлекательна.

– Это был бы великий ястреб, если бы у него были когти, – сказал я Ив, объясняя свои молчаливые раздумья.

– Вы хотите использовать его для охоты на голубей? – спросила она.

– Червей, – сказал я. – Гигантских стальных червей. Во мне говорит не спортсмен в отставке. Пессимист. Пусть это тебя не беспокоит. Пошли выпьем кофе и расскажем деткам о нашем приключении.

Джонни действительно был поражен моим бегством из лап смерти, но Ротгар использовал это как подтверждение своего взгляда на жизнь в целом и на ее перспективы для нас в будущем. Как только тема себя исчерпала, я ее изменил.

– Я видел Алахака, – сказал я Ротгару.

– А я встретил Кувио, – воспротивился он. – Он дал мне специальный маяк, чтобы следить за ним. Ты можешь пристроить его к пульту управления, и траектория их полета будет доступна нашим компьютерам.

Я взял небольшое устройство, которое он мне передал.

– Чертовски умны эти чужаки, – пробормотал я. – Кстати, ты знаешь, что такое Мэйстрид?

– Да.

Я был удивлен. Поперхнулся кофе и оторвал чашку от губ.

– Ну, – сказал я. – Скажи мне.

– Чудесная страна у хормонцев. Обычная история, ты знаком с подобными вещами.

– Не забытая планета? – спросил я как можно более безразличным тоном.

– Настолько глубоко я не осведомлен, – сказал Ротгар. – Просто страна чудес. Как раз для детишек.

Я хмыкнул.

– Полагаю, Алахак не захотел, чтобы я узнал, что там есть. Думаю, я найду нужный курс.

– И у тебя нет никакого предположения, что могло бы быть на "Потерянной Звезде", что ему так нужно? – спросила Ив.

– Ни малейшего, – ответил я.

– Я скажу, что на борту у "Потерянной Звезды", – сказал Ротгар. Сказочная страна хормонцев, черт бы побрал нас всех.

Я кивнул, наполовину согласившись.

– Что бы там ни было, – сказал я, – сейчас это может быть достаточно ценным. У нас есть целая новая вселенная. Восемьдесят лет – долгий срок. Стандарты за время моей трудовой жизни изменились так радикально, что торговые маршруты тех времен, когда я начинал, совершенно не нужны теперь, Цена – дело моды, и мода гигантски изменилась за эти годы. И никогда это не происходило так быстро, как в течение последнего столетия. Думаю, мы кое-что найдем на "Потерянной Звезде", если только доберемся до нее. Но у этого не будет стоимости.

– До тех пор, пока мы не получим что-то, что сможем предъявить, сказал Джонни. – Если мы найдем ее и не сможем принести назад, то это будет дьявольски памятно после всего этого шума.

– Думаю, это верно, – согласился я. – Трюк это или нет, но нам попадется несколько безделушек, чтобы подкормить соображение обывателей. До тех пор, пока они не пресытятся чудесами.

– Тогда мы выиграем игру даже в том случае, если нам не повезет, сказал он.

– Первый раз вижу парня, жгуче заинтересованного, чтобы ему не повезло, – прокомментировал я.

Мы так бы и продолжали обсуждение в полуподавленном настроении, но нас спасло появление дель Арко. Он немного надбавил паров. Информация о том, что какой-то субъект покушался на его пилота, дошла до него. Я был совершенно польщен его участием. Я и не знал, какой он заботливый.

В полиции они с Шарло не получили удовлетворения. Поскольку трагедия была предотвращена и подходящий труп вовремя зарегистрирован как часть дневного груза злодейства, полиция была удовлетворена. В своих отчетах они выглядели отлично, а все остальное их мало интересовало. Дело было закрыто. Все, что дель Арко получил от полиции – это сведения о кроколидах.

Вымирающая раса была реликтовой. В период своего расцвета кроколиды колонизировали семь или восемь миров поблизости от своего родного мира Хициллы. Прогрессировали они медленно из-за досветовых скоростей, которыми располагали. В дальнейшем же дело осложнилось и из-за того, что Хицилла имела специфическую атмосферу, которая принуждала все колонии располагать под куполами. Хицилла также не сумела примирить вечно спорящих кроколидцев. Окружающая среда планеты все время ухудшалась, в результате это привело к вымиранию туземцев. Без поддержки из дому большая часть колоний не смогла выстоять. Кроколиды Холстхэммера оказались удачливыми. Но, оставаясь под куполами, борясь с ядовитой атмосферой, они были совершенно не способны эволюционировать. Их общество и технология на миллионы лет оказались в статике.

Возможно, что кроколиды были первыми, кто познакомился с расами-звездоплавателями, хотя никто не может оспаривать древность галласелиан.

Когда прибыли люди и хормонцы – в тот момент – кроколиды совсем не выказали к ним интереса. Внутривидовое размножение вело их по пути однородности генетической структуры особей, несмотря на соглашение о внутрикупольной евгенике. Интеллект и физическое состояние среднего кроколидца носили явные признаки стагнации и ухудшения. Все рассматривали кроколидцев, как низший класс существ. Люди не проявляли симпатий к вымиравшим.

Конечно, контакт был установлен – человеческое тщеславие не могло это игнорировать. Некоторые кроколиды имели определенные дела с портами, но большая их часть никого не беспокоила и желала, чтобы их тоже не не тревожили.

Для кроколидов было непривычно, что один из родичей пытался застрелить меня, потому что их мало что интересовало вообще, и происшедшие события носили индивидуальный характер. Невозможно было привязать «Карадок» (или кого-то еще) к этому кроколиду, потому что все кроколиды были идентичны даже без их обезьяньих скафандров, а «Карадок» – как и кто-либо другой – имели хотя и частые, но не регулярные дела с чужаками.

Из многословия дель Арко я сделал выводы после некоторых размышлений, что Шарло не заинтересован в инциденте, поэтому и договорился конфиденциально о полицейской охране. Сам же капитан не имел предсказателя среди слуг закона. Он был землянином, что делало его чем-то вроде знатока криминальных вопросов. На Новой Александрии за последние двадцать лет еще никто не стрелял. Полагаю, что дель Арко был излишне напуган, чем следовало бы. «Карадок», несомненно, имела основания для этого, но совершенно не обязательно. Ротгар тоже отметил это, и последовавший вслед за этим подъем настроения заставил нас отправиться спать.

На следующее утро мы взлетели.

15

Направить корабль в Течение было не шуткой. Это было главное испытание – если бы он сумел безопасно летать в пространстве, подобном этому, тогда бы он оправдал свою стоимость. Я подумал, что для меня необычно – быть в этот момент более самонадеянным, чем когда бы то ни было. Дель Арко много говорил, но он не понимал, насколько опасно Течение. Ротгар, конечно, был прирожденный пессимист, а я нагнал достаточно страху на Джонни и Ив, вынудив их цепенеть при одном только упоминании туманности. Но теперь я знал свой корабль. Я знал, как он летает, и чувствовал, на что он способен. Другим я ничего не говорил, потому что это было мое личное дело, но у меня появилась уверенность в «Хохлатом Лебеде» и в своей способности управлять им даже в искривленном пространство.

Другим, что меня серьезно беспокоило, было мое перенапряжение. При нормальных обстоятельствах я мог оставить приборы управления на длительное время. В Течении расслабляться было бы значительно труднее. Конечно, в строении любой туманности существуют пустые пространства – в конце концов в глубоком космосе все на девяносто девять процентов состоит из пустоты но дело в том, что так она выглядит снаружи. Находясь в глубоком пространстве вы не можете надеяться, что оно будет оставаться таковым все время, пока вы в нем находитесь. На самом деле оно значительно менее склонно оставаться пустым, поскольку выше нахождение в нем создало ряд искажений и повреждений… Движение в Течении это не просто кувыркание, которое совершает вся вселенная – течение пространства пренебрегает принципами, которые в обычных уголках галактики называют законами.

В сердце туманности находится спрессованная область колоссальных размеров и, вероятно, неограниченной мощи. Материя пространства изорвана в клочья и просачивается сквозь псевдовременную матрицу, которая растягивает свою оболочку во множество других времен – и, возможно, в массу иных пространств – в отличие от этого одного. Гравитационная ориентация следует за всевозможными видами диких искривлений, и происходят обычные аномалии в прохождении света, и прочие неприятности. В Течении есть миры – солнца и планеты, луны и кометы, и они такие же, как и миры повсюду. Но в изорванном пространстве вы никогда не можете быть уверены. Ни в чем. Ни в планетарных условиях, ни в абсолютных перемещениях, ни даже в постоянстве во времени.

Теоретически, миры Течения предполагали мирные небеса, где я мог опустить корабль и наслаждаться сном и тишиной. Но мог ли я по-настоящему расслабиться, когда мы находились в туманности? Вероятно, нет. А мы должны были находиться в пределах Течения дней пять или около того, мне следовало максимально сосредоточиться, поскольку оно могло убить нас всех вне зависимости от того, насколько совершенен мог быть "Хохлатый Лебедь".

Первое, что мы встретили вблизи Течения, была пыль. Силы, которые бродили по Течению, гнали перед собой огромные облака пыли. Само по себе это не опасно – большая часть кораблей может существовать в пыли. Очистители пространства и драги чужаков даже разрабатывали пылевые облака. Но одно дело, когда защищаешься от пыли обшивкой при разработке облаков, а совсем другое – лететь сквозь непрестанный дождь из пыли, который постоянно стирает снаряжение корабля. Если в корпусе образуется трещина или размыв, сквозь них может просочиться энергия, что неминуемо приведет к разбалансировке и изменению траектории. А когда траектория начинает самопроизвольно отклоняться, вы одной ногой оказываетесь в могиле.

Я сохранил большое уважение к пыли и ощущал ее через сенсоры в течение часа или двух, пока мы пролетали через нее. Но я был достаточно мобилен, чтобы маневрировать в соответствии с изменением интенсивности течения. Незначительные изменения ориентации крыльев позволяли выбирать более удачные положения для ориентации корпуса по отношению к пылевому дождю. Со временем компенсация изменений стала рутинной и рефлекторной. Модель моих реакций была автоматически запрограммирована в нашлемном компьютере, и корабль вскоре научился проделывать те же самые манипуляции самостоятельно, хотя я все еще продолжал его контролировать. Я вставил специальный буй Алахака в наш стандартный прибор. Как только пришел сигнал, на моем обзорном экране появилась траектория пути, по которому шел сигнал. Когда мы вошли в Течение, то отставали от «Гимнии» часа на два. Мы немного отстали, когда я приспосабливался к Течению, что для Алахака было совершенно не нужно. Я пристроился к трассе на глазок. У Алахака была карта, но я знал, что там, где пройдет «Гимния», пройдет и "Хохлатый Лебедь", но все опасности на этом пути я не мог предсказать. Факт следования рейса Алахака по этому пути делал этот путь более неизвестным для нас, следовавших за ним по пятам.

Я предупреждал дель Арко и Ив не говорить со мной, когда я разговариваю. Возможность комментировать вслух наше положение улучшало мое мысленное состояние. Я мог управлять без намеков, глупых вопросов и поздравлений.

– Я собираюсь сблизиться, – сказал я. – Между нами пыль, и мне не хотелось бы, чтобы она оказалась у нас на пути.

Крупное облако надвигалось большими уступами, вероятно, со всех сторон. Это было горячее вещество, выплеснутое из центра, заполнявшее все вокруг нас. Стук грязи о мои крылья перерос потом в непрерывный ливень, обрушившийся на все части фюзеляжа. Я уменьшил площадь крыльев, но не мог сократить всю обшивку корабля. Пришлось добавить мощности на силовую защиту, Я убедился, что сердце корабля бьется ровно и сильно, в чем была особая нужда. Я надеялся, что шторм будет непродолжительным. Добавка энергии в силовое поле на продолжительное время могла ослабить двигатель. Возможность починки или замены его до нашего возвращения на Холстхэммер была нереальной, и с двигателем нужно было обращаться осторожно.

Сигнал слегка изменился.

– Они повернули, сказал я и объяснил:

– Облака исходят из центра, из временных перекрестков или гравитационных дыр. Они пытаются сбить меня с трассы, несмотря даже на то, что давление на их корпус сохранится.

Конечно, я повторил маневр. Вы бы тоже не стали разбивать собственный корабль. Я попробовал прочувствовать, по какой траектории искривляется их трасса, для чего необходимо было выправить крылья. Я добавил энергии в поле, чтобы иметь возможность двигать крыльями. Затем убавил силу, питающую защитное поле. Это было похоже на снятие перчаток в мороз. Уколы пыли стали жестче – почти болезненными. Я изучал очертания поля, которое сдерживало их. Через мгновение, как мне показалось, я видел его, но оно было очень тонким, и мне показалось, что оно медленно изменяется. Я двинулся, чтобы подчиниться требованию пылевого потока, а затем немного изменил движение. Я собрался и начал медленно, но с силой двигать крыльями, создавая собственное напряжение, вплетающееся в многосоставную ткань шторма. Мощь этих движений была несравнима, конечно, с мощью, излучаемой из середины Течения. Но то была случайная, рассредоточенная энергия. Эта же направлена на целенаправленное воздействие. Я был первым человеком, когда-либо запрягшим могущество Течения своими собственными силами.

Кожа моя начала пылать, когда угол атаки крыльев изменился, давая пыли возможность жестче врезаться в защитное поле. Неприятная боль появилась на спине и в паху. Но я ее игнорировал. Затем внезапным толчком, подобным порыву ветра, облако изрыгнуло нас плавно и без видимого усилия. Только секунды понадобились мне, чтобы выйти на траекторию.

Тщательно, стараясь не спешить, я вернул поле к его первоначальному положению.

Я отметил, что многие корабли могли бы проскочить облако, но ни один без тяжкого перенапряжения своих двигателей, и уж конечно, не на таких скоростях.

– Одно мы расколошматили, – прокомментировал я, когда смертельное напряжение отозвалось болью в моих мышцах. Я выпрямился и расслабил пальцы.

Но расслабляться было нельзя.

Мы сближались с «Гимнией», но Алахак все еще двигался очень быстро. Помня, что у него нет наших возможностей, я рассчитал, что нагрузки на его двигатель через несколько дней выведут его из строя. Он летел, как сумасшедший. Какой бы ни была причина его бравады, она торопила его прямо в ад.

Я не мог видеть корабль Алахака, потому что даже с замечательными сенсорами, помех для видимого спектра было достаточно. Но приборы, ловившие сигнал, доносили его громко, чисто и с каждым разом все ближе. Иногда я чувствовал волну искривленного пространства, которая рассеивалась в кильватере. Это тоже беспокоило меня – она может быть отброшена, как пробка, если получит боковое повреждение. «Лебедь» мог это выдержать если я буду достаточно быстр – но «Гимния» нет.

Если бы ты успокоился, думал я, у тебя было бы больше шансов попасть туда. Но что-то направляло его достаточно твердо, и пока у него было чистое пространство, он испытывал пределы своего терпения. Он двигался, словно вышвырнутый из пекла.

Минуты складывались в часы, а он начал еще прибавлять в скорости. Я не собирался рисковать, поэтому не стал его копировать и поэтому он стал отрываться. Затем он врезался в облако и вынужден был принять меры предосторожности. Облако было небольшим и узким, и я прошел через него без труда, не особенно мудрствуя.

Через семь часов нас вновь начало атаковать искривление. Алахак не замедлился, поэтому я предположил, что покоробленность пространства исходит из его движения. Я двигался на волнах, пока они не стали давить мне в грудь и в корму, тогда я снизил скорость и уменьшил нагрузку. Несмотря на это мои занемевшие мышцы начала терзать тупая боль. Я взмок от пота и чувствовал невероятную усталость. Перед взлетом меня попытались подстрелить, и все это было десять-двенадцать часов назад. Даже для меня подобные перегрузки были великоваты.

– Что этот чертов идиот собирается делать? – злился я. – Это не скачки. Или он думает, что я обману его и хочет достичь "Потерянной Звезды" на пару часов раньше? – Но дело было не в этом. Он знал, что я дал ему фору, как и обещал. Если он действительно предполагал гонки, то я знал, что выиграю. У меня была птица, а у него пуля.

Часы проходят.

Напряжение усилилось. Как и каждый, я знал, что продолжать все это опасно, но не отважился на другую крайность, рискуя замедлением р акции и даже потерей сознания. – Дайте мне укрепляющее впрыскивание, – сказал я дель Арко, – и снабдите внутривенным вливанием, полторы порции. Сам я не в состоянии провести эту процедуру, не отстав – а я хочу приблизиться к Алахаку. Мне не хочется, чтобы мы влетели в расщелину пространства, по которой он сейчас движется.

Капитан пошел выполнять мою просьбу.

– С тобой все в порядке? – спросил я Ротгара.

– Я могу есть, – ответил он. – Джонни должен будет побыть при двигателях, пока я буду отдыхать.

– Прими впрыскивание, – сказал я ему. – Не оставляй это на Джонни; когда настанут неприятности, я хотел бы, чтобы ты оставался наготове. Джонни не умеет жонглировать плазмой.

Думаю, это Ив воткнула мне в руку питание, но я ничего вокруг не видел. Игла вошла хорошо, и захват придержал ее. Я почувствовал определенное неудобство, будто что-то прокалывало защиту с левого крыла, и прошло несколько минут, прежде чем я избавился от этого неприятного ощущения.

Пыль, пыль, все больше пыли. Теперь мы были в смертельном плазменном ореоле туманности, внутри канавы, которая излучалась из центра образования. Помня, что мы совершили, я не особенно удивился. Меня заинтересовало, каким образом Алахак продолжает гонку. Хормонцы не так сильны физически, как люди. Возможно, он принял какой-то стимулятор. Прежде я летал так для того, чтобы уложиться в сточасовый полет. Для здоровья вредно насиловать свой организм подобным образом.

Безумная погоня продолжалась дальше. Иногда скорость превышала обычную в шесть тысяч, хотя в основном была четыре-четыре с половиной тысячи. Для меня это было в избытке, и я не повторял его случайные порывы. В результате он оставался впереди на значительный период времени, но потерял всю выигранную дистанцию, когда сеть облаков вынудила его ползти. Позже он, казалось, переменил курс, который планировал, и я приблизился к нему еще ближе, пока он решал, каким путем идти от некоей неизвестной точки А к точке В. Картографирование «Карадок» было достаточно совершенным, и то, что в конце концов он зашел в плывун – это не их вина. Картографирование Течения Алькионы – задача для оптимистов.

Неприятный шторм, вызванный маневрами Алахака, вынудил меня отклониться влево. Хаотический пух начал закручиваться в воронку. Но прежде, чем он коснулся корабля, я обнаружил его присутствие. Алахак поднял свою скорость до десяти тысяч, очевидно, намереваясь отойти от этого чудища. Выбора у меня не было, и я последовал за ним. Корабли разделяло семь или восемь минут хода, но штормы были невероятными. Я поднял скорость «Лебедя» до восемнадцати тысяч, прежде чем убедился, что мы миновали неблагоприятную стихию.

Высокая скорость наказывала нас. Волны искривления пытались вышвырнуть нас с трассы Алахака и трепали весьма жестоко. Птица, используя мои рефлексы, избегала давления, в то время как я подсчитывал наши шансы. Я крикнул Ротгару, чтобы он сконцентрировал внимание и понадеялся, что он сумеет сохранить постоянство движения под жестким дождем. Я позволил силе тяготения уйти, чтобы прокатиться по пене на волне. Если в это время даже на мгновение изменится энергопитание в сочетании с короблением, мы не только можем потерять ход, но и будем серьезно искалечены.

Именно так и произошло. Нас отбросило вверх и в сторону; это напоминало щелчок по бите. На несколько секунд возникла частичная боль, мы выдержали искривление, но реальный удар пришел, когда мы освободились. Нам было худо, как никогда. У меня возникло чувство, что в течение микросекунд я полностью развалюсь. Все, что я мог сделать, это бросить корабль влево и вернуть нашу привычную силу тяжести.

Когда я снова оказался на удобной скорости и пристроил «Лебедя» в хвост «Гимнии», у меня появилось время для размышлений.

– К счастью, – прибавил я, – таких минут немного, – голос мой, к моему удивлению, показался мне чужим. Боль только неизбежное следствие. Я должен был ее перетерпеть, потому что иначе потерял бы скорость.

Боль вскоре ушла, но и обстановка стала на какое-то время более простой.

"Гимния" начала прибавлять ход. Алахак был нетерпелив. Он хотел достигнуть точки назначения до того, как умрет. Я не знал, как долго будет продолжаться полет, но наша участь была внутри ядра, которое находилось в нескольких днях хода. Я попробовал представить, сколько мучений пришлось бы нам вынести, если бы мы находились на «Гимнии». Мысль эта была не из приятных. Мне стало неприятно от того, что Алахак, возможно, не собирался лететь туда. Он собирался умереть – ничего не достигнув – и маяк нес, нес его последний крик: координаты "Потерянной Звезды" и проложенный курс, чтобы ее достигнуть.

Время шло, и мне было интересно, отдыхает ли хормонец. Он должен был остановиться, думал я, несмотря на то, что у него последний шанс. Какой бы эликсир жизни ни струился в его венах, он не мог быть вечным. Он должен вскоре сделать передышку. «Карадок» должна иметь заселенные миры, если они картографировали этот канал. Он должен знать, где можно сесть. Я дьявольски устал, даже подумал, что ему следовало бы остановиться ради моей безопасности.

И, возможно, когда терпение уже дошло до предела, он медленно сбросил ход и направился к звездной системе. Мы последовали за ним. Я знал, что даже на поверхности я должен быть наготове каждый миг. Но если беспокойство и пришло, оно приходило медленно. У меня было время поспать и размяться. В Течении Алькионы великим благом может быть уже одно только сознание, что ты не находишься на грани разрушения корабля.

16

Место, где мы совершили посадку, оказалось голой скалой, круглой и размером с земную луну. Без воздуха, совсем без жизни и начисто лишенным какой-либо особенности или индивидуальности.

В тот же миг, как я отключил двигатели, я вызвал «Гимнию».

– Корабль еще не развалился на куски? – спросил я Алахака с некоторой издевкой после того, как прошло напряжение.

– У нас дела неплохи, – сказал он. – А у вас?

– Мы целы, – сказал я, но знаю, что ваши дела не так уж хороши. Пробоина сильно пропускает.

– Мы может держаться. Некоторое время нам с Кувио пришлось потратить на ремонт этого узла, после того, как мы сели. Корабль полетит, и полетит хорошо. Не беспокойся.

– Сможете добраться до ядра?

– Думаю, что да. Завтра больше остановок не будет.

– Не принимай это близко к сердцу.

– Не могу. Это должно свершиться завтра. Если мы приземлимся еще раз, то никогда уже не сможет взлететь.

– Значит, у вас дела на самом деле плохи?

– Надеюсь, для свершения нашей задачи мы в норме. Еще один бросок, и мы у цели. Вы должны еще раз опуститься до входа в ядро или остановиться на постоянную орбиту вокруг безопасного солнца. Я передал тебе координаты миров, которые знаю, и ты сможешь сам осуществить свой выбор.

– А что тем временем будешь делать ты?

– Не беспокойся. Дорога будет свободна. Ты сможешь следовать за мной, если будешь в состоянии. Но помни, что тебе нужен будет отдых. Береги себя.

– Это далеко? – спросил я. Я почти представил себе, как он улыбается.

– Двадцать восемь часов до ядра. И еще двенадцать-тринадцать внутри. Если я до него не доберусь, сигнал расскажет тебе все, что тебе следует знать. А если захочешь узнать больше, то должен посетить меня, когда «Гимния» погибнет. Надеюсь, она не взорвется в ядре и не рассеется в мелкую пыль.

– Желаю удачи, Алахак, – сказал я.

– Надеюсь, тебе удача не понадобится, друг мой, ответил он. – Думаю, твой корабль надежнее удачи.

Я отключился и лег навзничь в кресло на несколько секунд. Отстегнул ремни и вытянул ноги. Но кресла не оставил.

– Кто-то погиб? – спросил я. Все четверо находились в отсеке управления.

– Нет, – ответил дель Арко.

– Хорошо.

– У него получится с этим делом? – поинтересовался капитан.

– Нет.

Капитан вздохнул с облегчением. Ему никогда не нравилась мысль о том, что "Потерянная Звезда" сначала достанется не нам. Ведь это я заставил его смириться с тем, что это необходимо. Я был убежден – дай я ему время на переговоры с Шарло, произошла бы неприятность. Я знал, что Шарло никогда не простил бы мне покушения на его власть, но сейчас ситуация была совершенно свершившейся, и теперь, когда все было сказано и сделано, это был единственный рациональный способ действия.

– Я посплю здесь, – сказал я. Мне нужно что-нибудь, чтобы очистить свою обменную систему от вчерашних уколов и подготовиться к утру.

– Я все сделаю, – сказала Ив.

– У тебя все в порядке? – спросил я Джонни. Тот кивнул головой. Я знал, что Ротгар в состоянии позаботиться о нем, и он это сделает.