Текст книги "Кто следующий?"

Автор книги: Брайан Гарфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

– Однако, ничто не остановило вас от переизбрания Говарда Брюстера прошлой ночью, – заметил МакНили.

– Господи, никто же не верил, что Фэрли умрет – и кроме того, вы знаете, какова была альтернатива.

Снова вмешался Саттертвайт:

– И все же ваши объяснения не вполне меня удовлетворили. Спикер парламента – если бы таковой сейчас был – являлся бы следующим в порядке преемственности президентства. Впереди Холландера, даже впереди Брюстера. Тогда почему же вы не избрали нового спикера и не позволили ему стать президентом?

– Это первое, о чем мы подумали. Но закон не действует таким образом. Порядок преемственности применим только к лицам, которые находятся при исполнении должности – и позвольте мне процитировать – «до момента смерти, отставки, перемещения с должности, неспособности или неумения выполнять обязанности». Я полагаю, вы улавливаете суть. Вы не можете просто пойти и назначить нового спикера парламента, который в действительности постфактум становится президентом. Единственным спикером парламента, который имел полное право занять место Клиффорда Фэрли, являлся человек, который занимал эту должность до того времени, когда Фэрли был похищен. Им был Милтон Люк. И он мертв.

– На мой взгляд, это звучит бессмысленно, – сказал МакНили.

– Почему? – взглянул на него Крейли.

– Потому что мне не известно, ни одного закона, в котором бы говорилось, что вы не можете выбрать нового спикера независимо от момента смерти или отставки старого спикера. Вы не связаны необходимостью ждать начала следующей сессии конгресса, чтобы сделать это.

– Совершенно верно, мы можем выбрать нового спикера в любое время, когда захотим, но кого бы мы сейчас ни выбрали – это убудет человек, получивший эту должность постфактум. Вы понимаете? Фэрли уже мертв, а закон уточняет «до момента смерти» и так далее и тому подобное.

– Но Фэрли не является президентом. И никогда не был.

– Закон одинаково применим и к новоизбранному президенту. Раздел третий, двадцатая поправка к Конституции. А также Акт преемственности президентства, три U.S.C., тысяча девятьсот семьдесят первый. Не думайте, что мы плохо справляемся со своими обязанностями.

МакНили провалился в кресло, он махнул рукой Саттертвайту.

– Похоже, это была не лучшая попытка.

– Вам следует знать, что такая идея, кроме вас, приходила в голову многим людям, – заметил Крейли. – Ничего не поделаешь.

– И все-таки я пока не собираюсь сдаваться, – сказал Саттертвайт. – Насколько я понял, закон применим к лицам, которые находятся в должности в то время, когда появляется вакансия в президентстве. Но до завтрашнего полудня, когда истекает срок полномочий Брюстера, этой вакансии нет.

– В этой позиции есть одно уязвимое место, – устало ответил Крейли. – Законы сформулированы таким образом, что новоизбранный президент занимает своего рода полуофициальное положение. В случае его смерти новоизбранным президентом становится новоизбранный вице-президент. Когда он умирает, действующий спикер становится новоизбранным президентом во всех практических отношениях. Механизм срабатывает с момента смерти, а не со времени появления вакансии в Белом доме. Я не пытаюсь доказать, что этот порядок прост или блестяще продуман, но он работает именно таким образом. С минуты смерти Декстера Этриджа новоизбранным президентом Соединенных Штатов стал Милтон Люк. Таков закон.

– Я никак не возьму в толк, как в таком случае вы можете совместить два события. Если верно то, что вы сказали, тогда с момента смерти Люка новоизбранным президентом стал Уэнделл Холландер. Если это так, то Брюстер не имел права смещать Холландера – вы не можете придать закону обратную силу.

Прикрытые глаза Крейли медленно округлились.

– Возможно, вы нащупали нечто. Я не думаю, чтобы эта мысль приходила кому-нибудь из нас в голову.

– А что если в один прекрасный день из ближайших четырех лет она придет в голову Холландеру? Может возникнуть очень неприятное обвинение – в захвате поста президента.

– Чего вы добиваетесь?

Саттертвайт чувствовал на себе тяжелый взгляд конгрессмена. Блеск глаз Крейли был похож по яркости на сияние драгоценных камней. МакНили сполз в кресле почти до лежачего положения и наблюдал за ними с жадным возбуждением. Саттертвайт продолжал:

– Налицо путаница в законах. Никто не предвидел возможности такой ситуации, в которой мы сейчас оказались – это просто невозможно. Таким образом, какое бы решение ни было принято, кто-нибудь всегда сможет найти законные возражения против него.

– Да, продолжайте.

– Я хотел бы признать правильность вашей интерпретации законов преемственности. Очевидно, почти все согласны с ней. Но вы должны быть готовы согласиться с возможностью того, что если вы пойдете дальше и выберете сейчас нового спикера, у него будут законные основания претендовать на президентство.

– Вы хотите сказать, если мы выберем нового спикера до завтрашнего полудня.

– Безусловно.

– Ну, это будут спорные притязания. Они только усложнят положение.

– Но такая претензия будет абсолютно законна, не так ли?

– Я полагаю, вы можете так считать. Можно истолковать закон таким образом. Но многие выступят против этого.

– Однако в противном случае Брюстер останется на своем посту еще четыре года, несмотря на тот факт, что он явно извратил весь смысл Конституции.

– Избрание нового спикера будет выглядеть не меньшей издевкой. – Крейли покачал головой. – Я не могу поддержать вас. Вы не учитываете тот факт, что Брюстер будет драться не на жизнь, а на смерть – и Брюстер, в отличие от Уэнди Холландера, обладает достаточной популярностью, чтобы сделать эту борьбу ужасной.

– Мне кажется, – подал голос МакНили, – значительная часть его сторонников в мгновение ока исчезнет, если вы предложите публике привлекательную альтернативу.

Но Крейли не согласился с ним.

– Если вы осознаете, что страна находится на пороге взрыва, то вы должны отдавать себе отчет, что произойдет, если мы расколем ее борьбой, которую вы предлагаете. И так или иначе я должен еще кое-что сообщить вам: конгресс достаточно плясал под чужую дудку. Они больше не потерпят вашего неприкрытого вмешательства. Если вы попытаетесь пойти в атаку на Брюстера, почему вы не сделали этого раньше?

– Потому что я не подумал о жизнеспособной альтернативе Холландеру. И никто другой этого не сделал. Поймите, я не против Говарда Брюстера, я только против осуществления опасного прецедента. Я думаю, мы должны избежать его, если только можем.

– Но мы не можем. Уже слишком поздно.

– Я так не считаю, – сказал Саттертвайт.

– Дело в том, – произнес МакНили, – что Брюстер может добровольно пойти на это. Особенно если ему придется считаться с общественным мнением. Он знает, что если он попытается сохранить должность на следующие четыре года, его управление страной будет запятнано. Никто не забудет способа, которым он добился второго срока. Это будет постоянно терзать ёго. Диссиденты уже ненавидят его – и к ним присоединится множество других людей.

Саттертвайт подождал, пока атмосфера немного разрядится, и начал говорить со спокойной уверенностью:

– Я знаю Говарда Брюстера. Он не захочет быть объектом чьей-либо ненависти. Я думаю, мы сможем убедить его поддержать действия по назначению нового спикера парламента.

Крейли вздохнул:

– Вы должны простить мне мой скептицизм.

– Я убежден, что он вполне оправдан. Но допускаете ли вы такую возможность?

– В политике почти все возможно, Билл.

– Вполне достаточно. Это подводит нас к причине, по которой мы хотели переговорить с вами. Нам нельзя допустить, чтобы члены парламента снова разбежались. Можете ли вы собрать весь состав и держать их под рукой на время между этим моментом и полуднем четверга?

Крейли откинул назад голову и, прищурив глаза, пристально посмотрел на него.

– Я полагаю, вы даже нашли кандидата, удовлетворяющего нас во всех отношениях?

– Естественно.

– Ну?

– Это человек, который почти получил эту должность. Человек, которого Фэрли хотел видеть в своей команде – человек, которого Декстер Этридж представил как своего вице-президента.

– Эндрю Би, – выдохнул Крейли. – Господи Иисусе, Билл, мне кажется, вы дьявольски искусно продумали это.

9:45, восточное стандартное время.

Большой реактивный самолет приземлился в Эндрюз, и, когда он начал останавливаться у конца тормозного пути, Лайм расстегнул ремни. Он вышел из него слабо отдохнувшим после шести часов сна над Атлантикой. Вызов Саттертвайта по скремблеру застал его в Гибралтаре, и он подчинился инструкциям, прибыв впереди остальных в практически пустом самолете и оставив Шеда Хилла с поручением доставить домой все тела, живые и мертвые.

Солнце не показывалось. Взлетная полоса была мокрой, асфальт – скользким. Весь день казался наполненным серым унынием. Аэродромный джип с надписью «Следуй за мной» с шипением подкатил к самолету. На пассажирском месте сидел Саттертвайт.

Они прибыли в Белый дом в десять-тридцать. Агенты секретной службы кивнули Саттертвайту и мрачно поприветствовали Лайма. За их продвижением в сторону рабочего кабинета президента следило множество настороженных глаз. Тут и там стояли упаковочные ящики: Брюстер уложил вещи несколько недель назад и было заметно, что их начали распаковывать.

Маргарет почти двадцать минут продержала их в приемной, прежде чем пропустить в кабинет. Тот, кто разделял общество президента, в это время скрылся чёрез боковую дверь.

Брюстер встретил их с плохо сдерживаемым гневом. Лайм, закрывавший дверь за Саттертвайтом, взглянул на президента и был снова поражен внушительностью роста этого человека, несмотря на то что уже пережил это ощущение. Брюстер нависал над ними, он заполнял собой весь кабинет, который казался так же тесен ему, как пойманному тигру клетка.

– В чем дело, Билл?

– Мы должны поговорить с вами, господин президент.

– О делах Энди Би, не так ли?

Саттертвайту не удалось скрыть легкую улыбку.

– Вы давно узнали?

– Несколько часов назад. У меня везде есть свои уши – вам, как никому другому следовало знать это. – Взгляд президента мельком скользнул по лицу Лайма: безусловно, ему хотелось знать, что делает здесь Лайм, почему он пришел с Саттертвайтом. Но его внимание быстро переключилось на Саттертвайта.

– Я полагаю, для меня настал подходящий момент произнести небольшой экспромт на тему «И ты, Брут». Это были вы,не так ли? Или мои источники ошибаются?

– Это был я.

Брюстер кивнул. Его крупная голова слегка качнулась, глаза по очереди перебегали с Лайма на Саттертвайта. Лайм ощущал исходящую от него силу и с трудом выдержал его пристальный взгляд.

Брюстер сказал:

– Ну а теперь, я думаю, вы готовы объяснить мне все причины, по которым я должен отойти в сторону и уступить Энди Би.

Ход их диалога мало интересовал Лайма. Он устал и к тому же никогда не был политиком, оставаясь вне поля игры. Он только наблюдал и ждал своей очереди.

Президент произнес:

– Я догадываюсь, что вы позволили Фицу Гранту перетянуть вас на его сторону.

– Фиц считает, что вы собираетесь расправиться с тысячами радикалов.

– Возможно, мне приходила в голову эта мысль. Это вполне человеческая реакция, Билл.

– А сейчас?

– Я по-прежнему думаю об этом.

– Это может стать ошибкой, от которой страна никогда не оправится.

– Вполне вероятно, – ответил президент, – но не по той причине, о которой ты думаешь.

– Не по той?

– С ними надо расправиться, Билл. Видит Бог, это необходимо. Если мы не можем отстоять свой авторитет и подавить негодяев, которые хотят уничтожить нас… Господи, если вы не хотите бороться, вы обречены на поражение. Но я попал в ловушку, и мне следовало это предвидеть. Я выступал против Уэнди Холландера, отстаивая умеренность и терпимость. Если я развернусь на 180. градусов и расправлюсь с радикалами так, как они того заслуживают, с меня спустят шкуру. – Кривая улыбка и быстрый взмах руки. – Я загнан в угол, не так ли?

– Фиц Грант действительно говорил нечто подобное. Ваше положение напоминает Джонсона, если сравнить Холландера с Голдуотером.

– Прекрасно. Но это не то, о чем вы хотели поговорить. Не так ли?

– Существуют причины, – ответил Саттертвайт, и Лайм почувствовал мучительную горечь в его голосе, – по которым вы должны отойти в сторону и поддержать выдвижение Би.

– Каковы же они?

– Их несколько. С одной стороны, юридическая обоснованность. Я не буду вдаваться в детали, но мы абсолютно убеждены, что у Уэнди Холландера есть повод оспорить правильность ваших действий, если оставить все как есть. Он может заявить, что по закону он стал новоизбранным президентом с момента смерти Милтона Люка, и поправка, которую вы протащили через конгресс, пустой звук, поскольку закон не имеет обратной силы.

– Ему потребуется чертовски много времени, чтобы сообразить это.

– Господин президент, эта тяжба с ним разорвет страну.

– Он может попытаться, но я готов поспорить относительно результата.

– Прекрасно. А теперь представьте, насколько шатким окажется ваше положение перед публикой. Они будут называть вас деспотом, диктатором и еще дюжиной имен. Они заявят, что вы попрали Конституцию и волю избирателей. Они будут требовать вашей отставки – фактически, и я не стал бы закрывать на это глаза, не только ультра-левые, но и лагерь Холландера уже начали подготовку к требованию импичмента.

– Они далеко не продвинутся.

– Они могут зайти достаточно далеко, чтобы вызвать массовое помешательство. Вы что, хотите, чтобы на улицах выросли баррикады?

– Вы предсказываете гражданскую войну. Это фантастика.

– Нет. Господин президент, я так не думаю. Поскольку ваша оппозиция будет иметь на вооружении факт, против которого вы бессильны. – Саттертвайт повернулся к Лайму. – Дэвид, я хочу, чтобы вы рассказали президенту, что именно произошло с Клиффордом Фэрли.

Президент впервые был захвачен врасплох. Лайм видел это: он пристально наблюдал за Брюстером.

Лайм рассказал все по порядку.

– Вы можете назвать это несчастным случаем, – подвел он итог, – но как бы вы ни объяснили это, он был убит агентами американского правительства, а не похитителями.

– Да, но…

– В комнате находилось полдюжины снайперов, когда была выпущена эта пуля, господин президент. Около двадцати человек стояло рядом, когда врач объявил о своем заключении. Мы изолировали их от внешнего мира, но так не может продолжаться вечно. При таком количестве людей, посвященных в тайну, правда выплывет наружу.

Саттертвайт поднял руку ладонью вниз. Функция Лайма была выполнена, и он передал ход Саттертвайту.

– Они заявят, что мы сделали это намеренно. Они будут вопить, что Фэрли был вам нужен мертвым, чтобы сохранить за собой должность.

Президент поднялся.

– Билл, вам не следовало приходить в кабинет президента Соединенных Штатов с дешевой попыткой шантажа. Во имя…

– Нет, сэр. Вы не поняли. Дэвид и я не угрожаем вам. Если обвинения будут предъявлены – а они будут, поверьте мне, – мы оба до конца будем стоять за вас. Я говорю абсолютную правду. Не забывайте, что Дэвид и я замешаны в этом так же глубоко, как и вы, если не больше. Мы будем вынуждены защищать себя, и, конечно, сделаем это в полную силу. Вы не убивали Фэрли. Его никто не убивал. Это была роковая случайность, результат нашей недооценки одного факта – того обстоятельства, что Фэрли до такой степени напичкан наркотиками.

Саттертвайт сделал прерывистый вдох.

– Но кто этому поверит, господин президент?

Лицо Брюстера стало красным от прихлынувшей крови.

– Я не люблю, когда меня запугивают, Билл. Дурацкие слухи и предположения существовали всегда.

– Но не такие.

– Может быть, ты забыл обвинения против Линдона Джонсона после покушения на Кеннеди?

– Это не одно и то же, господин президент. Кеннеди не был убит известным агентом администрации. Джонсон не находился в положении только что проигравшего выборы мертвому. И если вы позволите мне предельно откровенно высказаться относительно Джонсона, он не имел такого количества врагов _?которые окружают в настоящий момент вас. Холландер справа, почти все левое крыло и бесформенная масса колеблющихся в центре.

– Из того, что вы сказали, следует, что слухи пойдут независимо от того, останусь я или нет в своем кресле. В этом шаткость вашей позиции, Билл.

– Нет, сэр. Если вы сейчас спуститесь с пьедестала, вы тем самым докажете, что не извлекаете выгоду из смерти Фэрли. Это не остановит слухов, но сделает их беспочвенными. Мишенью окажется отставной политик, а не действующий президент Соединенных Штатов. Это существенная разница.

Говард Брюстер взял сигару, но не зажег ее. Он долгое время пристально смотрел на нее. Лайм подошвами ботинок ощущал, как бьется пульс Белого дома.

Наконец президент произнес:

– Идея выдвижения Энди Би на пост спикера принадлежит вам, Билл?

– Многие из них думали об этом или о чем-то в этом роде. Естественно. Но они не решались действовать, поскольку не были уверены, что их план сработает, – они полагали, что вы будете яростно бороться против этого, и ни у кого из них не осталось сил еще для одной битвы. Они напуганы, господин президент.

– Но вы подтолкнули их к этому.

– Можете назвать это так. Но ситуация колеблется. Если вы решите сопротивляться, эта мера может вообще не сработать. У вас достаточно сторонников, чтобы затормозить принятие решения до полудня.

– Вы поставили меня в такое же положение, которое занимал Холландер двадцать четыре часа назад.

– Не совсем такое. Но похожее.

Внезапно Лайм почувствовал, как взгляд президента впился в него:

– А вы, сэр. Что вы думаете?

– Я не в счет, господин президент. Я лишь пешка.

– Вы умеете шевелить мозгами. И достаточно хорошо. Скажите мне ваше мнение.

– Я считаю, что вы были неплохим президентом, сэр. И я думаю, что народ в ноябре проголосовал за вашу отставку.

– Спасибо за искренность, господин Лайм.

Внимание президента переключилось на сигару, которую он держал в руке, и Лайм взглянул на Саттертвайта. Они оба думали об одном и том же, почувствовал Лайм. В действительности президент не искал у него совета; он старался проникнуть глубже – найти ключ к пониманию того, что происходило за стенами этой комнаты. Он знал, что обладает достаточным авторитетом, чтобы сказать «гоп», но не был по-прежнему уверен, что люди в ответ прыгнут.

Фактически, Брюстер был устрашающе близок к вчерашнему положению Холландера, и он, очевидно, понимал это. Страна снова стояла перед выбором. Энди Би был по духу наиболее близок к Фэрли. По политическим взглядам его кандидатура была привлекательна для левых, но как ни парадоксально, почти в такой же степени его могли поддержать правые, потому что он имел законное право претендовать на эту должность. Он воплощал в себе все пожелания избирателей, и на его стороне были симпатии тех, кто ратовал за строгое соблюдение закона и Конституции. Ему нужно было благословение только одного человека – человека, попавшего в уникальную историческую ситуацию, потому что он один обладал властью решить, кто из двоих должен стать президентом Соединенных Штатов.

ЧЕТВЕРГ, 20 ЯНВАРЯ

12:00, полдень, восточное стандартное время.

«Поднимите вашу правую руку и повторяйте За мной».

Камеры сосредоточились крупным планом на лице нового президента. Лайм протянул руку за сигаретой, не спуская глаз с экрана. Сидящий на диване Саттертвайт помешивал ложкой в чашке с кофе. Бев стояла позади стула, на котором сидел Лайм, и смотрела на экран телевизора, одновременно массируя затылок Лайма.

«…торжественно клянусь, что я буду верой и правдой исполнять обязанности президента Соединенных Штатов и что до последней возможности буду оберегать, защищать и отстаивать Конституцию Соединенных Штатов. Да поможет мне Бог».

Саттертвайт вскочил с дивана и широкими шагами подошел к телевизору, чтобы приглушить звук. Его горящие глаза, кажущиеся огромными сквозь выпуклые линзы, описали дугу в сторону Лайма.

– Он мог сказать нам в тот самый момент, когда мы с вами вчера вошли в кабинет. Я чувствую себя первоклассным ослом.

– Хм.

– Ты догадался об этом раньше меня. Разве не так?

– Возможно, – сказал Лайм. – Я только предполагал, я не был уверен.

– Но ты не сказал мне. Ты мог бы предупредить меня, чтобы я не выставлял рога. Ты не сделал этого.

– Я думал, что он должен был сказать вам это сам. – Лайм сонно потянулся; запрокинув голову, он всмотрелся в склонившиеся над ним улыбающиеся глаза Бев.

– Не сказал мне, – пробормотал Саттертвайт, – так он наказал меня за мою неверность.

Бев вмешалась со своей мудростью, нажитой годами в кабинете спикера:

– Энди Би, разумеется, республиканец. – Она сказала это так, словно ее слова все объясняли.

Возможно, они и являлись объяснением. Брюстер был демократом старого закала, и именно поэтому такой поворот событий не приходил ему в голову, пока Крейли не вытащил его вчера из постели, чтобы рассказать план Саттертвайта.

На экране президент Эндрю Би начал читать инаугурационную речь; она была составлена в сдержанных, обдуманных выражениях. Камера отъехала назад, чтобы показать остальных, находящихся на возвышении вместе с ним: среди них, совсем рядом, справа от него, стоял Говард Брюстер, напустив на себя внимательный, сосредоточенный, почти чопорный вид. Он вспомнил улыбку Брюстера, появившуюся вчера, когда тот наконец сказал Саттертвайту:

– Скажи Перри, чтобы он подготовил комнату для телевидения.

– Да?

– Я принял решение несколько часов назад, Билл. И боюсь, вы слишком запоздали, чтобы изменить мое мнение. Я уже пытался связаться с вами, но, полагаю, вы должны были находиться в Эндрюз, чтобы встретить мистера Лайма. Никто не знал, как найти вас.

Саттертвайт покраснел.

– И вы заставили меня распинаться тут.

– Для пользы дела. Это было непростое решение – и я рад получить подтверждение в его правильности от вас обоих. Билл, мне жаль, что идея о назначении Би спикером не пришла мне в голову до того, как на нее наткнулся кто-то другой. Это единственный выход – единственный способ выбраться из трясины, в которой мы завязли.

Лайм поймал украдкой брошенный смятенный взгляд Саттертвайта. Они ожидали напоминаний о дружбе и преданности; попыток убедить или переспорить; угроз и мольбы. Теперь это было похоже на занесение кулака над противником, который покорно упал на пол за долю секунды до того, как вы попытались ударить его. И президент получал от этого удовольствие.

Улыбка Брюстера стала еще шире.

– Вероятно, вы даже не предполагали, что я могу сдаться так изящно.

– Нет, когда на карту поставлена вся ваша политическая карьера.

– Моя политическая карьера закончилась в ноябре на выборах, Билл.

– И теперь вы сдаетесь без борьбы, – в тоне Саттертвайта сквозило скептическое недоверие.

– Я никогда не отказывался от борьбы, – сказал президент. – И мне кажется, я боролся достаточно хорошо. Я просто проиграл, вот и все. Ты борешься, проигрываешь и уползаешь домой зализывать раны. Те доводы, которые вы здесь приводили, – я с полным правом считался бы дураком, если бы не обдумал их задолго до того, как их изложили вы. А теперь, если вам нечего добавить, я предлагаю вам организовать пресс-конференцию, Билл. И соедините меня с Энди Би.

После этого была лавина телефонных звонков, суматоха, в которой готовилось заседание. Потребовалась изрядная доля настойчивости, чтобы убедить некоторых лидеров: они проявили строптивость, поскольку чувствовали, что с ними обращаются недостойным образом. Во-первых, Брюстер должен был разобраться со своей «чрезвычайной мерой». Фэрли умер, и новая поправка была готова, чтобы заполнить провал, но Брюстер внезапно отказался использовать ее – вместо этого он заготовил нечто другое.

В конце концов он получил все, что хотел, и не потому, что на то была его воля. Парламент проголосовал за Би просто по той причине, что он являлся такой же альтернативой Брюстеру, как и в свое время Брюстер Холландеру. На это потребовались титанические усилия со стороны Крейли и всех остальных, но даже при этом решение проползло со скрипом, в основном как реакция протеста против бесцеремонности Брюстера, а не как стремление поддержать его. Голосование было окончено в семь пятьдесят утра.

Бев заметила:

– Не лучше ли вам пойти домой, к жене?

Лайм дернулся, чтобы подняться, и только после этого понял, что она обратилась к Саттертвайту.

– Наверно, я так и сделаю. Больше идти некуда. – Саттертвайт бросил на них беззащитный взгляд, поднялся и взялся за пальто.

Сильные пальцы Бев массировали затылок Лайма. Саттертвайт шел по направлению к двери, и Лайм не выпускал его из вида.

Саттертвайт величественно взмахнул пальто.

– Все это очень забавно, если только задуматься, Дэвид. Вы и я изменили историю всей планеты, и что мы с этого имеем? Мы оба оказались без работы.

Лайм ничего не ответил и не улыбнулся. Саттертвайт взялся за ручку двери.

– Как вы полагаете, какого рода пособие по безработице полагается людям, которые спасли мир для демократии? – Его колючий смех еще звучал после того, как он вышел.

Лайм положил сигарету в пепельницу и закрыл глаза. Он ощущал энергичные движения пальцев Бев и вяло слушал монотонный убеждающий голос Энди Би.