Текст книги "Кто следующий?"

Автор книги: Брайан Гарфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Они не оставили места случаю ни при одном шаге, и не было причин считать брошенную лодку Лопеса следствием неожиданной аварии. Остановка двигателя могла произойти от того, что похитители проткнули дыру в ржавой трубке подачи бензина и представили это как случайное повреждение.

Они могли оставить только одну нечаянную улику: отпечаток пальца на выключателе в гараже около Паламоса – в случае, если отпечаток принадлежал одному из них, а не владельцу гаража или кому-нибудь из его клиентов.

Именно отпечаток пальца создавал у него впечатление, что операцию провели дилетанты, которыми руководил профессионал. У профессионала вырабатывается система привычек, он никогда ни на чем не оставляет отпечатков пальцев, и никогда не задумывается об этом. Он по рефлексу вернется назад и всё вытрет.

Выключатель света был последней вещью, которой они должны были коснуться при выходе, и кто-то забыл вытереть его.

Если отпечаток окажется принадлежащим Фэрли, Лайм может считать, что его оставили, чтобы удостоверить тот факт, что Фэрли жив. Но он сомневался в том, что отпечаток окажется принадлежащим Фэрли, они бы не позволили ему приближаться к выключателю. Если отпечаток был оставлен одним из похитителей, он не мог появиться там преднамеренно; запутывающие улики были частью игры, но выдача собственных людей – нет.

Барселона зимой выглядела нищим серым городом, пропитанным промышленным смогом и портовой гнилью.

Испанцы подготовили офис в перенаселенном крыле корпуса административного правительственного здания. Это был квартал унылых узких улиц, вымощенных булыжником, с закопченными до черноты стенами домов. С авианосца на берег вельботом доставили военно-морской УКВ-приемопередатчик; его перетащили в офис.

Бригада приехала раньше, И офис кишел персоналом, но что привело Лайма в удивление, так это присутствие Уильяма Т. Саттертвайта – измятого, усталого, со всклокоченными черными кудрявыми волосами.

Лайму был предоставлен небольшой отдельный кабинет, но он быстро оглядел его и отказался от разговора в нем.

– У вас есть машина на улице?

– Да. Зачем? – Саттертвайт подтолкнул очки вверх.

– Давайте посидим в машине и поговорим.

В машине Саттертвайт сказал:

– Вы действительно думаете, что у них хватит наглости прослушивать этот кабинет?

– Именно это я и сделал бы на их месте. Вы бы тоже не допустили, чтобы иностранцы проводили крупные операции по обеспечению безопасности на вашей территории и вам было бы неизвестно, что у них на уме.

Саттертвайт умел мгновенно выбрасывать из головы лишние проблемы:

– Ладно. Что известно про гроб, в котором они перевозили Фэрли? Вы думаете, он мертв?

– Сомневаюсь. Вы не будете сдавать своего козырного туза до тех пор, пока вас не вынудят это сделать, – или до тех пор, пока вы не извлечете из него всю выгоду. Хотя есть еще более интересный вопрос – откуда мы знаем, что это был Фэрли? Туда могли положить полторы сотни фунтов кирпичей.

– Вы хотите сказать, что абсолютно не принимаете в расчет лодку Лопеса?

– Допустим, у них были сообщники, которые взяли лодку Лопеса и сделали вид, что они перевезли Фэрли таким способом? – Лайм говорил это, шаря рукой по щитку в поисках пепельницы. – Единственное, в чем можно быть уверенным, – это в том, что они намеренно продемонстрировали нам две вещи.

– Арабские халаты и лодка, отправившаяся на север. Одно предполагает Северную Африку, другое – Западную Европу. Вы не думаете, что и то и другое – фальшивка? Может быть, они направились на Балканы?

– Это не более чем гадание. Мы пытаемся поймать свой хвост.

– Не будьте таким жутким пораженцем, Дэвид. Сотни тысяч людей заняты этим делом. Кто-нибудь обязательно найдет что-то.

– Почему? Мы имеем дело не с безумцами.

Глаза Саттертвайта вспыхнули за сильно увеличивающими линзами.

– С кем же мы имеем дело?

– Профессионал и группа хорошо обученных новичков. За ними стоит не правительство и не движение за народное освобождение. Мы не отыщем организации, способной взять ответственность за такое дело, хотя мы можем найти такую, которая оплачивает расходы.

– Но почему?

– Потому что вы не сообщили мне ничего обратного.

– Я не улавливаю смысла.

Лайм стряхнул пепел мимо пепельницы, смахнул его с брюк.

– Если бы за этим стояло какое-либо ведомство, ваши сотни тысяч агентов уже получили бы какой-нибудь намек. Это не такая операция, которую бы предпринял мощный блок. Единственный политический эффект, который вытекает из нее, состоит в укреплении существующих режимов. Коммунисты будут на нашей стороне, они не станут помогать похитителям. Они надеются на такое же отношение, если кто-нибудь схватит одного из них, они не могут позволить себе выпустить джина из бутылки. Это открыло бы путь вседозволенности покушений и похищений. На таком уровне нельзя строить международные отношения, и, начиная с Клаузевица, все это понимают – вспомните, что случилось после убийства в Сараево.

Лайм выбросил окурок в пепельницу и захлопнул ее.

– Подумайте, какой мотив двигал ими? Вы слышали условия выкупа. Похоже, что все их требования сводятся к семи террористам. Это метод Маринельо – в нем нет ничего необычного. Они арестовывают ваших, вы похищаете их и совершаете обмен.

– Но все мы знаем, кто управляет этим представлением, – заметил Саттертвайт. Его глаза удовлетворенно остановились на Лайме.

– Возможно, – совершенно бесстрастно ответил Лайм. – Но мы ведем поиски Стурки и его людей уже больше недели. Он мог залечь на дно – это могла быть абсолютно другая компания.

– Вы хватаетесь за соломинку, – прорычал Саттертвайт; он еще сильнее наклонился вперед, в его голосе появилось злое шипение. – Как вы думаете, какого черта мы вынуждены были втянуть вас в это дело?

– Потому что вы считаете, будто я знаю, что это был Стурка.

– И Стурка – ваш парень, Дэвид. Вы знаете его лучше, чем кто-либо другой, – вы доказали, что знаете его образ мыслей. Вы работали в том же районе, что и он.

– Мне никогда не попадался на глаза этот человек.

– Но вы знаете его.

– Возможно, за этой выходкой и стоит Стурка. Но я бы не стал класть все яйца в одну корзину. Логика указывает на Стурку, но логика – только критерий последовательности рассуждений, а не истины. Если это не Стурка – а я пытаюсь вести игру так, как будто это он, – в итоге мы окажемся значительно дальше от цели, чем были в самом начале. Я привык работать с фактами, неужели вам это не понятно?

– Допустим, что это Стурка, Дэвид. Что из этого следует?

Лайм покачал головой.

– Мы уже сделали слишком много ложных допущений. Дайте мне факт, и я приступлю к работе. – Он нашел в мятой пачке еще одну сигарету. – Но вы не прилетели бы сюда просто для того, чтобы сообщить мне о том, что я думаю, что это был Стурка. Вы уже знали это. Или вы курсируете взад вперед через Атлантику, чтобы следить за мной?

– Не будьте идиотом.

– Я только хочу прояснить ситуацию. Я полагаю, сейчас тот случай, когда у вас есть указания для меня, – нечто такое, чего вы не можете доверить даже скремблеру. [19]19
  Скремблер – устройство для шифрованной передачи секретных сообщений.


[Закрыть]

– Прекрасно. Если вы знаете так много, посмотрим сможете ли вы угадать, каковы же они.

– В первую очередь, вы хотите вернуть егодо дня инаугурации.

– Да, но вы знали это. У вас есть чуть больше шести дней.

– Это маловероятно.

– Сделайте это вероятным.

– Не будьте ослом.

– Понимаю. Ладно. Предположим, что я скажу вам, что привез из Лэнгли команду А.

– Тогда я скажу вам, что вы совершенный идиот. Я полагаю, вы привезли их, чтобы они слонялись по испанскому побережью, пялясь при своем масштабе возможностей на овец и крестьян.

– Едва ли. Они находятся на борту «Эссекса». Когда они вам понадобятся, попросите Шестой флот прислать «Ранних Пташек», и они вертолетом прибудут в ваше распоряжение.

«Слишком мало сна, слишком много сигарет». У него разболелась голова, во рту появился металлический привкус. Абсурдно было и думать об этом. Лэнгли обозначало огромное здание штаб-квартиры ЦРУ в Вирджинии, строго засекреченное место, – по информации журнала «Тайм». «Команда Аиз Лэнгли» было эвфемизмом подразделения убийц.

– Они лучшие профессионалы во всем агентстве. Двадцать восемь человек. Три вертолета.

– И, несомненно, имеют при себе такое количество оружия, как на тяжелом крейсере.

– Это прямой приказ президента, Дэвид.

– Имейте мужество признаться. Это было ваше слабоумное изобретение, вы довели его до Брюстера, и он одобрил.

– Не совсем так. Я только предложил методику.

– Это гарантия того, что вы не получите Фэрли живым.

– Напротив. Вы не будете использовать их, пока не вытащите Фэрли. Фэрли и похитителей. После этого вы подключите их.

Лайму стала ясна подоплека приказа. Она основывалась на шатком предположении относительно места нахождения похитителей. За идеей Саттертвайта стояла догадка, что похитители укрылись на территории, принадлежащей режиму, который не окажет содействия в их задержании и не согласится на выдачу их Соединенным Штатам, даже если ему удастся схватить их. Таким образом, они должны проникнуть туда, взять их, вывезти оттуда и не оставить за собой улик, указывающих, что они когда-то там были. В целом это сильно напоминало «Дикого Билла Донована», и Лайм находил это утомительным.

– Дэвид, если мы поставим их перед судом, мы должны будем признаться, как и где их схватили. Это может вызвать затруднения.

– Затруднения? Ради Бога. – Лайм покачал головой. – В любом случае вы берете этот вывод с потолка.

– А вы впустую теряете время в Испании, когда должны быть там.

– Это не так. Мне по-прежнему нужен факт. Предположим, что они на полпути в Албанию?

– Вы медлите без нужды. Все указывает на Африку – и вам это известно.

– Я уверен, у вас там уже везде снует множество сыщиков.

– Чертовски мало из них так хорошо знает территорию, как вы. И никто из них не располагает вашими знаниями о Стурке.

– Это лишь два предположения – место и личность – и я не принимаю пока ни одного из них.

– Почему?

– Из-за арабских халатов.

– Следовательно, это обман, – сказал Саттертвайт. – Вам и раньше попадались ловушки.

– Лодка направлялась на север. Это что, такой же обман?

– Очевидно, это обман с другим знаком.

Еле сдерживая гнев, Лайм проговорил:

– Вы должны понять это. Я не могу действовать сам по себе. Я должен получить факт, а затем я могу начать извлекать преимущества из их ошибок. Мне нужна их помощь.

– У вас хороший шанс получить ее.

– Я не знаю. Мне только нужно, чтобы я помогал планировать их ошибки.

Саттертвайт помолчал некоторое время, наконец он сказал:

– Я собираюсь с этого момента оставить вас в покое. Но я хочу, чтобы было ясно, что вы получили приказ использовать команду А, если и когда вы выйдете на похитителей.

– Это такая дерьмовая дешевка.

– Это политика. Лучше не просите кого-нибудь сделать вам одолжение, если только обстоятельства не вынуждают вас к этому, – чтобы не оказаться в положении должника. В такой компании мы не можем позволить себе быть обязанным кому бы то ни было.

– Тогда используйте посредника. Русских?

– Ими могут оказаться китайцы, и мы так же, не хотим ходить у них в должниках.

Саттертвайт откинулся назад, дотронулся до дверной ручки, но не открыл ее.

– Да, вы интересовались группой крови Фэрли – мудрый вопрос. К сожалению, у него третья группа; резус отрицательный. Я оставил инструкции, чтобы на борту «Эссекса» был готовый к вылету вертолет с контейнером. Все в порядке?

– На этот момент – да.

Час спустя Саттертвайт находился на обратном пути в Вашингтон, а Лайм водил электрической бритвой по подбородку в вонючем туалете пристроенного крыла административно-правительственного здания. Ему хотелось принять душ, хорошо поесть и поспать часов двенадцать; но пришлось довольствоваться быстрым умыванием и ленчем на углу стола, состоящего из хлеба, сыра и кувшина сангре из ближайшего кафе.

Он заперся в крошечной комнате офиса, растянулся на полу, подложив под затылок переплетенные пальцы, уставился в потолок и попытался связать воедино все факты. Способ, которым удавалось добиться этого, заключался в том, чтобы дать простор воображению. Мысли мгновенно унеслись к Бев Рейланд, но он не стал делать усилий, чтобы изменить их направление.

Два дня назад по пути на военно-воздушную базу Эндрюс, он выкроил время повидать ее: позвонил в офис спикера Люка и условился встретить ее в кафетерии «Рейберн». Он заглянул в крошечный тесный магазинчик за дюжиной красных роз и вошел в кафетерий, держа их. Бев, в пестром лыжном жакете, в основном зеленом с белым, из синтетических волокон, которые блестели, как пластик, с волосами, зачесанными в хвост, перехваченный маленькой резинкой, подозрительно наблюдала за его приближением. Тень недоумения пробежала в ее глазах.

– Зачем это?

– Маленькая любезность, если тебе будет угодно.

– Эти розы – что-то вроде «Все хорошо, прекрасная маркиза…»? – Она развернула зеленую упаковочную бумагу настолько, чтобы увидеть бутоны. – Они действительно прекрасны, – призналась она.

Была середина дня, местечко оказалось почти пустым, через комнату глухо доносились голоса посетителей. Он сказал:

– Ничего серьезного. Я ненадолго уезжаю.

Ответа не последовало. Она встала и прошла к стойке.

Он наблюдал, как она идет по огороженному перилами проходу к электрическому кофейнику, как останавливается возле кассира, как покачивает высокими бедрами, возвращаясь с двумя чашками кофе в руках. Она села на краешек стула, будто ждала, что он в любое мгновение взорвется под ней.

– Надолго?

– Не знаю.

– Тебя послали на поиски Фэрли. – Это было сказано утвердительно, но она замерла вся в напряжении, и в ее глазах светилась жажда информации.

– Я припоминаю Бев Рейланд. Девушку, которая гуляет только с такими людьми, которые заняты.

– Ох, Дэвид, заткнись, ты совсем не забавен.

Дела зашли гораздо дальше, чем он хотел. Они никогда не спрашивали друг друга об этом. Она была девушкой с медленной чувственной улыбкой и здоровым аппетитом, и они нравились друг другу. Сейчас она стала другой, потому что если что-либо случилось бы с Лаймом, вместе с ним исчез бы и маленький кусочек Бев. Чашка и блюдце дребезжало в ее руке; она поставила их на стол.

– Итак, что мы должны сказать друг другу?

– Ничего. Я вернусь – ты можешь обдумать, что ты хочешь сказать, и сказать мне это тогда.

– Ты больше не собирался работать в полевых условиях.

– Так вышло.

– Я полагаю, они тебя завлекли. Должно быть, это очень льстит, когда говорят, что ты – лучший из всех, кто у них есть, единственный человек, способный сделать это дело. – Ее губы дрогнули, и она закусила их.

– Я еще не мертв, – сказал он очень нежно. Между ними на столе лежали розы; он отодвинул их и накрыл ее руку своей ладонью, но она с досадой отдернула ее, и Лайм рассмеялся.

– Это вовсе не забавно.

– Ты это уже говорила.

– Теперь я уверена, что ты слушаешь меня, – сказала она. – Черт с ними, у них миллионы людей. Это не должен быть ты. Если ты не найдешь похитителей, на тебе до конца жизни будет лежать вина. А если ты их найдешь, они, вероятно, убьют тебя.

– Мне нравится твоя беспредельная уверенность во мне.

– О, я знаю, что ты выдающийся сыщик, ты лучший в мире, – я слышала весь этот бред от твоих подлиз-поклонников. На меня он не производит впечатление. Черт возьми, Дэвид, они ставят тебя в безвыходное положение.

– Да, я знаю.

– Тогда какого дьявола ты пошел на это? – Она щелкала ногтем большого пальца по коренным зубам. – Когда ты принимал решение, – продолжала она, – ты совершенно не думал обо мне.

– Это верно.

– Во всем этом слишком много дерьма.

– Я знаю.

– Я начинаю хотеть, чтобы ты немного любил меня.

– Я… именно так к тебе отношусь.

Она улыбнулась, это была искусственная улыбка.

– Что ж, я полагаю, любить важнее, чем быть любимым. Но мне совсем не нравится, что мы начинаем выглядеть как два персонажа в фильме Ингмара Бергмана. Ты даже становишься немного похож на Пауля Хенрейда.

Она пыталась играть его игру, и это доставляло ему нелепое удовольствие; он отодвинул свой стул и встал. Она открыла свою сумочку, вытащила из нее губную помаду, провела ею вдоль рта, сжала губы, чтобы размазать краску и оценила результат с помощью маленького зеркальца. Ее пальцы переплелись вокруг его ладони.

– Ладно, я буду верно ждать тебя. Это то, что ты хотел услышать?

– Да.

– Вдруг за эти дни ты сможешь научиться, как выражать свои чувства. Во всяком случае, я поняла так, что ты допускаешь, что у тебя есть чувства.

Это была правда, и именно за это он любил ее.

Его руки вспоминали ощущение ее упругого тела, и он открыл глаза, уставившись в потолок и пытаясь определить, как долго он думал. Шум, разбудивший его, повторился: настойчивый громкий стук костяшек пальцев о дверь. Он вскарабкался на ноги и открыл замок. За дверью стоял Шед Хилл.

– Мы получили опознание. – Хилл держал в руках декодированное сообщение телетайпа. Лайм взял его.

От: Шенкланда

Кому: Лайму

О чем: отпечаток пальца в Паламосе

Субъект идентифицирован как Марио П. Мезетти, белый, мужчина, американец, возраст 24, рост 5 ф. 10 д., вес 175 фунтов, волосы черные, глаза карие, особых примет нет, фотографии передаются по телеграфу, розыск ведется.

Шенкланд

Лайм дважды перечитал текст.

– Никогда не слышал о нем.

– Разве он не из тех людей, которых вы идентифицировали со Стуркой на прошлой неделе?

– Нет. – Взгляд Лайма переметнулся с распечатки на Хилла. – Корби, Ренальдо, Пегги Остин и некто Джон Доу.

– Джоном Доу мог оказаться Мезетти.

– Так же, как и любой другой человек.

– Алвин Корби черный. Разве вы не имели его в виду с самого начала, как вероятного пилота вертолета?

– Скажи мне, не думая, сколько черных революционеров подойдут под это описание? Пилот вертолета был на двадцать фунтов тяжелее Корби. МакНили видел фотографии Корби из полицейской картотеки и сказал, что это был другой человек.

Он прошел в зал и свернул к УКВ пульту, за которым техники принимали поступающие сообщения и печатали их на телеграфной ленте. В ближайшее время должны были поступить новые сведения; при положительном результате опознания данные начнут стекаться со всех сторон.

В течение следующего получаса они приходили малыми порциями. Мезетти оказался сыном крупного промышленника. Пять лет назад он был связан с одной из радикальных группировок, его арестовали, сняли отпечатки пальцев, допросили и отпустили. В полиции больше не имелось записей на него. Его имя отсутствовало в картотеке ФБР; Мезетти был человеком, не включенным в список подозреваемых.

Два сообщения из ЦРУ: два с половиной месяца назад Мезетти оказался в Сингапуре под предлогом туристической поездки. Его подвергли обыску на сингапурской таможне, потому что он выглядел странно, но никаких наркотиков при нем не обнаружили. Текущие наблюдения ЦРУ и перекрестные ссылки на записи паспортного бюро показывали, что два года назад в течение десяти месяцев Мезетти совершил четырнадцать поездок из калифорнийского университета в Лос-Анджелесе в Акапулько; его обыскивали семь раз из десяти, но наркотиков не нашли. В дополнительной картотеке наркологического бюро была сделана запись о том, что Мазетти подозревался как курьер, но подозрения не оправдались. Какова бы ни была цель его поездок в Акапулько, она не была связана с наркотиками. Впоследствии от наблюдателя ЦРУ в Акапулько поступило сообщение, обнаруживающее, что мать и сестра Мазетти провели в Акапулько ту зиму, о которой шла речь. Лайм поморщился.

Записи службы безопасности по линии ФБР показывали, что Мезетти значился как владелец тридцати пяти тысяч акций в общем капитале «Мезетти Индастриз». По дополнительным данным JRS, [20]20
  JRS – Внутренняя налоговая служба.


[Закрыть]он также числился служащим корпорации – возможно, это была налоговая уловка, канал, по которому его отец мог переводить средства на счет сына в обход будущих налогов на наследство.

ФБР начало проверять места, где часто бывал Мезетти. Обычная телефонная проверка установила, что он отсутствовал дома, и никто не знал, где он. Его мать думала, что он уехал в Европу по делам компании; его отец ни о чем подобном не слышал.

Затем поступил сигнал из ФБР за подписью Шенкланда: Мезетти вылетел рейсом кампании «Эр Франс» из Нью-Йорка в Марсель восьмого января, в субботу.

Это произошло за тридцать шесть часов до похищения Фэрли.

– Господи, – сказал Хилл. – Разгуливал кругом совершенно открыто.

– Да, они должны были действовать именно так, чтобы проверить, остался ли он вне подозрений.

– Итак, он – их контакт с внешним миром. Им надо знать, может ли он свободно переезжать с места на место.

– Используя прикрытие – его мать сказала, что он сообщил ей, что едет туда по делам компании. – Он обдумывал это. – Отлично. Сформулируем по пунктам. Он был вне подозрений в субботу ночью; они не могут знать об отпечатке – следовательно, они должны считать, что он все еще может ездить свободно и открыто. Они будут продолжать использовать его.

Его лицо внезапно изменилось.

– «Мезетти Индастриз». Это очень большое состояние. Похоже, наш малыш их казначей.

Такое предположение давало очко в пользу того, что операция была полностью независимой, а не работой, выполненной по найму и оплаченной другой организацией. Это усложняло задачу Лайма, потому что означало, что похитители действовали в одиночку, без сети помощников. Нельзя выявить сеть, которой не существует.

Хилл медленно произнес:

– Теперь вопрос состоит в том, оставим ли мы эту информацию при себе или допустим к ней конкурирующие фирмы.

Конкурирующие фирмы пронюхают все и без приглашения. Необъятный аппарат КГБ в Москве в течение двадцати четырех часов установит, что в розыске находится некто Марио П. Мезетти. Пекин будет наступать на пятки русским.

Лайм принял решение за время, которое потребовалось, чтобы оформить его в словах:

– Если к полуночи мы не получим новых данных, лучше посвятить во все Бизенкова.

– Следует ли представить это в виде непреднамеренной утечки информации или мы действительно «отпечатаем ему официальное приглашение»?

– Настолько официальное, насколько это возможно. Если их помощь будет запрошена открыто и мировая пресса будет поставлена в известность, Советы получат меньше возможностей для двойной игры.

– Я полагаю, то же относится и к китайцам, – уточнил Хилл.

Лайм кивнул.

– В полночь. После этого мы можем передать на сторону словесный портрет Мезетти.

– Какие будут указания на ближайшее время до полуночи?

– Выясните, кто здесь связан с «Мезетти Индастриз». Они могут иметь в этом месте даже собственные офисы. Проверьте, не вступал ли он в контакты с кем-либо. Распространите словесный портрет среди местной полиции, но постарайтесь сохранить конфиденциальность. Гвардия должна знать, кого искать.

– Танжер?

– Пока нет. Они слишком много болтают.

– Вы рассчитываете, что они находятся в лодкё, не так ли?

Вопрос был не таким уж проницательным, как казалось на первый взгляд. Хилл мог прийти к такому выводу исходя из простого анализа времени. Если похитители использовали лодку, они не успели бы добраться до Танжера. Хилл спросил:

– Что вы думаете об испанских силах безопасности?

– Их лучше посвятить в обстановку.

– Я знаю. Но тогда можно держать пари, что русские узнают все до полуночи. Если французы не проговорились, это может сделать Гвардия.

«Что будет очень любезно по отношению к ЦРУ», – подумал Лайм, но махнул на это рукой.

В половине пятого Мадрид сообщил, что Мезетти проследовал через франко-испанскую границу в субботу, восьмого января, сидя за рулем взятого напрокат четырехдверного «Рено». Машина пока не обнаружена. Ее описание и номер переданы по рации всем постам испанской полиции.

Это устанавливало присутствие Мезетти врайоне Барселоны непосредственно накануне похищения, но мало что добавляло к тому, что Лайм уже предполагал. Однако это было подтверждение, которое никогда не повредит.

В пять десять раздался звонок.

Хилл снял трубку и, повесив ее, повернулся к Лайму.

– Наблюдатель ЦРУ в Гибралтаре. Он только что вышел из офиса «Мезетти Индастриз». Малыш там, в отеле.

Лайм глубоко вздохнул.

Хилл все еще держал руку на опущенной телефонной трубке.

– Взять его?

– Нет. Я хочу установить за ним наблюдение.

– Мы можем разорвать его на кусочки и заставить говорить.

– Следите за ним.

– Господи, если мы потеряем его, нам не сносить головы.

– То же самое можно сказать относительно головы Фэрли. Ты думаешь, я не знаю этого? Не спускайте с него глаз – но не трогайте. – Лайм повернулся к двери. – Поскорее найдите самолет. Я отправляюсь туда.

15:30, восточное стандартное время.

Рива играл роль пуэрториканского туриста. У него были документы, подтверждающие это на тот случай, если кто-нибудь позаботится спросить, но никто не сделал ничего подобного. Его единственная уступка требованиям маскировки из предосторожности быть узнанным заключалась в шиньоне, который прикрыл его поредевшую макушку, придал волосам пегий цвет и сузил лоб. Больше ничего не потребовалось: Рива обладал аморфной внешностью; прежде чем запомнить, как он выглядит, людям надо было встретить его раз восемь-десять.

Он приехал из Нью-Йорка на поезде метро и на станции Юнион нашел таксиста, который согласился прокатить его по Вашингтону для осмотра достопримечательностей. Рива сказал водителю, что он особенно хотел бы посмотреть на дома конгрессменов, сенаторов и членов Кабинета.

Он и Стурка месяц назад несколько раз проехали по тому же маршруту, проверяя расположение зданий и меры безопасности. Сегодняшняя поездка была спланирована главным образом для того, чтобы рассмотреть, какие дополнительные меры предосторожности были приняты. Если только они вообще приняты. Рива разочаровался в представлениях американцев о безопасности.

На пути к дому сенатора Этриджа стоял автоприцеп; он ожидал увидеть его здесь. Внутри автоприцепа должна была находиться толпа агентов секретной службы. Это было в порядке вещей, они могли позволить себе обойти вниманием Этриджа. Такси проехало дальше.

Апартаменты Милтона Люка располагались в высотном здании на Висконсин-авеню. Такси проехало мимо, и Рива не увидел вооруженных людей на тротуаре или в просматривающейся части вестибюля. Но это еще ничего не значило. Позднее ему придется обследовать этажи пешком.

На Массачусетс-авеню, чуть выше, находилось массивное многоквартирное здание, заселенное другими конгрессменами. Там проживали Вуд и Джетро, министр финансов Джонатан Чейни, сенатор Фицрой Грант и слывший коммунистом Дж. Р. Илфенд. Концентрация мишеней делала это здание важным в расчетах Ривы; он внимательно осмотрел его, и они оставили его позади. Опять не было никаких следов защиты или наблюдения.

Сенатор Уэндел Холландер жил в том же районе, в трех кварталах от многоквартирной башни. Это было тяжеловесное здание, несущее на себе печать георгианской безвкусицы, окруженное громадными деревьями с голыми по сезону ветками. Холландер, президент pro tempore сената, стоял третьим в линии преемственности президентства после Этриджа и Милтона Люка; безусловно, на их пути должен был находиться передвижной фургон секретной службы.

Но автоприцепа не было. Рива слегка улыбнулся, и такси проследовало по направлению к дому сенатора Форрестера на Аризона Террейс.