Текст книги "Шаг в небеса (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

А ведь самым основным манёвром обхода воздушных судов всегда был именно подъём. Чтобы заходить сверху на вражеские аэропланы. Раньше для борьбы с этим манёвром использовали баллоны с газом, маневрировать среди которых почти невозможно. Теперь вот блицкриговцы придумали куда более эффективный метод.

Но корвет остался позади. Впереди нас ждал враг – жестокий и опытный. Так что и оружие, и погибших ни за грош товарищей, лучше пока забыть. Тем более, что я даже имён их не знал.

Оставшиеся аэропланы выстроились боевым ордером. Летящий недалеко от меня пилот показал большим пальцем вверх. Я кивнул, Мы начали набирать высоту. Остальные последовали примеру. Атаковать врага лучше всё-таки с превосходящих высот. Если, конечно, у тебя нет плана неожиданной атаки, как у Александера.

Примерно также думал и Барон. Наши эскадрильи налетели друг на друга, едва не столкнувшись в облаках. И грянул встречный бой. Аэропланы Барона опередили торпедоносцы, чтобы первыми встретить нас.

Я бросил машину влево. Летевший рядом пилот ушёл со своим ведомым вправо. Не думая о том, попаду ли в кого, я нажал на гашетку. Среди туч замелькали очереди фосфорных пуль. Я прошёл мимо раскрашенного самыми невероятными цветами, как это принято в «Летающем цирке», аэроплана. Летун его помахал мне рукой. Шутник, будь он неладен. Оказывается, подлец отвлекал моё внимание – и это ему почти удалось. В последнюю секунду я успел бросить аэроплан вниз и влево, уходя от длинной очереди налетающего спереди врага. Надеюсь, ему достается от ведомого.

Закрутив штопор, я повёл аэроплан снова вверх, выбирая себе цель. Враг как будто почувствовал моё внимание. Ушёл с линии огня – нырнул в облака. Я не стал гоняться за ним. Всё же главной целью были именно торпедоносцы. Я поднял машину ещё выше, не рискуя уходить в тучу. Слишком велик шанс наткнуться при выходе на врага. А то и схлопотать шальную очередь неизвестно от кого.

А вот и тяжёлые аэропланы. Здоровенные четырёхмоторные машины с экипажем в пять-шесть человек. Так и топорщатся пулемётными стволами вверх и вниз. И палят стрелки вовсю, чертя небо фосфорными пулями. Похоже, со времён войны они приобрели популярность.

Подняв аэроплан ещё выше, я бросил его в крутое пике, нацелившись на один из двигателей торпедоносца. Пулемётчик заметил меня, развернулся в своём гнезде в мою сторону. Но было поздно. Я заходил с той стороны, где он уже не успел меня достать. Длинной очередью из обоих стволов я хлестнул по двигателю. Тот мгновенно воспламенился. Широкие лопасти пропеллера замерли. Заодно язычки пламени побежали по внушительному деревянному крылу торпедоносца.

Я ушёл вниз. За спиной раздалась ещё одна длинная очередь. Ведомый продолжал обрабатывать тяжёлый аэроплан.

Я уже собирался на второй заход по тому же противнику. Но меня перехватил наёмник. Он вынырнул из облаков сбоку. Открыл ураганный огонь. Пули застучали по фюзеляжу, вспыхивая, но не причиняя вреда тонкому металлу. Я увёл машину вверх. Резко выключил тягу, давая аэроплану самому упасть на врага. Рухнул вертикально. Машина противника представляла собой идеальную мишень. Мне хватило одной очереди. Окутавшись пламенем, блицкриговец устремился к земле, сваливаясь в неуправляемый штопор.

На скорости я проскочил мимо торпедоносца. Достать его я просто не успевал. А вот бортстрелки устроили на меня настоящую охоту. Мне очень не повезло угодить под перекрёстный огонь сразу двух пулемётов. Выжав газ до упора, я закрутил штопор, лишь бы уйти хотя бы относительно целым. Пули снова застучали по фюзеляжу моего аэроплана. Он затрясся от многочисленных попаданий. А ведь живучая машина! Каким-то чудом мне удалось вырваться из-под перекрёстного огня. И даже бой вести ещё мог.

А вот торпедоносец, как раз, нет. Ведомый буквально расстрелял пилота и бортстрелка из передней аппарели. И теперь тяжёлый аэроплан летел строго вперёд, медленно заваливаясь на один борт. С той стороны, где мы разнесли его двигатели.

Я сделал ведомому знак возвращаться. Всё же переоценил я живучесть моей машины. Что-то внутри неё ощутимо вибрировало. Да и звук мотора мне откровенно не нравился. Ведомый кивнул. И мы парой отправились в обратный путь.

Капитан авианосца из частной армии Чёрного Буковски внимательно вглядывался в кипящие грозой и яростью облака. Как можно было летать там чему-то меньше корвета, он не понимал. Однако безумцы, которыми являлись летуны, умудрялись не только летать, но и драться в этой серой кипени. И убивать друг друга.

Капитан слушал доклады офицеров. Те сыпались на него со всех сторон постоянно. Освоить такой объём информации он, конечно, не мог. Однако и нужды в этом не было. Ведь обстановка менялась порой быстрее, чем офицеры успевали доложить.

Грохотали орудия главного калибра авианосца. Оно, конечно, было меньше, чем на линкорах и броненосцах, однако маневрирующему корвету Блицкрига хватило бы и пары попаданий. Он теперь стрелял в ответ, хотя как раз уж его снаряды никакого вреда авианосцу нанести не могли. Они просто отскакивали от брони.

– Боем связать пытаются, – протянул старший артиллерист авианосца.

– Не только, – покачал головой капитан, – и не столько. Зашёл к нам в борт – и лупит по ангарам. Броне-то это нипочём, а вот каково придётся аэропланам. Какие мысли по этому поводу? – обернулся он к старшим офицерам, стоящим тут же – на мостике.

– Да что тут думать! – воскликнул артиллерист. – Дать им бой! Подойти на полкилометра – и ударить, как следует!

– Если только именно этого они не добиваются, – заметил капитан.

– Но в противном случае, – покачал головой отвечающий за лётный состав офицер, у которого и должности-то толком не было. Он давно уже не садился в кабину аэроплана из-за травм, полученных ещё до войны во время аварии. С тех пор он сильно располнел, но продолжал носить лётную куртку и шарф, – мы ставим под угрозу все наши аэропланы. Особенно те, что опускаются на верхнюю палубу. Они окажутся под обстрелом вражеских орудий малого калибра. К тому же, все мы видели, как работает их новая зенитная система.

Остальным не нашлось что сказать.

– Понятно. – Капитан снова обернулся к обзорному стеклу. – Бездеятельными мы оставаться дальше не можем. Рулевой, манёвр сближения с корветом врага. Открыть беглый огонь из главного калибра по корвету. Подготовить остальные орудия к беглому огню.

Вытянутая громада авианосца медленно качнулась в сторону вражеского корвета. Тот огрызнулся из всех пушек. Однако боя не принял. Подался назад, сохраняя дистанцию и продолжая вести огонь. Авианосец продолжал преследование, набирая скорость. Более шустрый корвет отступал, но не уходил совсем.

– «Дерфлингер» прорвался! – доложил офицер связи, сжимающий в кулаке телеграфную квитанцию. – На всех парах идёт к нам! Китобои пытались остановить его. Дважды брали на абордаж, но на борту «Дерфлингера» чуть ли не бригада небесной пехоты Блицкрига. Китобоев выкидывали оба раза с большими потерями. «Пилигрим» и два фрегата сопровождения были вынуждены отступить под превосходящей огневой мощью врага.

– А что наши?

– Связаны боем на этом участке, – доложил офицер службы наблюдения. – Прикрыть нас никто не сможет.

– А тут ещё этот корвет крутится, – протянул артиллерист, – и торпедоносцы. Да уж, взяли нас в оборот, нечего сказать.

– Не забывайте, – напомнил всем капитан, – мы не должны выигрывать этот бой. У нас другая цель. Это не нас связывают боем. Это мы связываем боем блицкриговцев.

– Условленного сигнала пока нет, – заметил офицер связи. – Ожидаем.

Проклятый корвет отрезал нас от авианосца. Мы метались по небу, но его бортовые зенитки работали отлично. Подобраться к нашему кораблю возможности просто не было. Даже если обходить по самой широкой дуге. Верхняя палуба находилась под постоянным обстрелом корвета.

Торпедоносцы же были всё ближе. Первые машины уже маячили в непосредственной близости от кормы корвета. Да и наёмничьей эскадрилье Барона забывать не стоило.

Мы носились по небу. Теперь нам приходилось экономить едва ли не каждый патрон. Слишком уж мало их оставалось в цинках. Очередей длиннее, чем в три патрона я старался не давать. Стук и вибрация в двигателе усилились. После ещё нескольких попаданий пара листов жести отслоилась и теперь металлически звенела на ветру. А из многочисленных дыр в фюзеляже сочились струйки дыма.

Каким бы живучим ни был мой безразгонник, долго мне в воздухе не продержаться.

Ведомый нагнал меня. Сровнял скорости наших аэропланов. И показал пальцем вверх. Мы синхронно набрали высоту. Ведомый указал на вырвавшийся вперёд торпедоносец. В этот момент как раз несколько наших аэропланов подожгли последний оставшийся двигатель у летящей в непосредственной близости от него машины. И тяжёлый аэроплан, стремительно набирая скорость, начал падать. Так что выбранный целью противник остался один – без прикрытия.

Ведомый похлопал по краям кабины. Значит, атакуем пилота. Странный выбор. Вот только ведомый не оставил мне выбора. Он бросил свой аэроплан в атаку, опережая меня. Что мне оставалось, кроме как последовать за ним.

Мы сверху зашли на торпедоносец. Ведомый, хотя теперь он был уже ведущим, прошёлся длинной очередью по кабине пилота и по передней аппарели. Я же атаковал оставшиеся аппарели. Зенитчики вскинулись в своих «гнёздах». Но было поздно. Я тоже не скупился на патроны, опустошая цинки. Чёрт с ним! Мне отчего-то казалось, что у моего ведомого родился некий безумный до гениальности план. Очереди заставили пулемётчиков замереть. Оба откинулись на спину, прошитые пулями. Пилот схватился за лицо, развороченное рикошетом. Между пальцев его обильно текла кровь.

Почти одновременно мы проскочили мимо торпедоносца. Однако ведомый внезапно сильно затормозил. Если можно так сказать о манёвре в небе – другого слова у меня просто не нашлось. Видимо, включил антиграв на полную мощность. Он выровнял скорость и высоту с неуправляемым торпедоносцем. И сделал нечто такое, что у меня просто волосы под шлемом дыбом встали.

Такого не делали ни в одном воздушном цирке. Ни в шутовском. Ни в бароновском. Ведомый отстегнул ремень безопасности, поставил ногу на край кабины. Подхватил пилота, молниеносным движением ножа перерезав его ремень, и буквально выкинул его за борт. А следом сам перепрыгнул на его место. И его, казалось, ничуть не пугала чудовищная высота. Одна ошибка – и лететь придётся далеко.

Один из стрелков аппарели вскинул голову. Несмотря на раны он был ещё жив. Ведомый хладнокровно вытащил свой здоровенный пистолет и парой выстрелов прикончил его. И после это взялся за рычаги торпедоносца.

Я кружил рядом, наблюдая за последовавшими событиями. Вдруг враг поймёт, что произошло – хоть это и заняло считанные секунды – и атакует машину, которая теперь может причинить блицкриговцам очень много вреда. Как оказалось, делал я это не зря.

Красный аэроплан, принадлежащий самому Барону, налетел, словно коршун. Барона, вообще, часто сравнивали именно с этой хищной птицей. Не будь у меня безразгонника, я бы вряд ли осмелился атаковать его. Однако сейчас мне больше ничего не оставалось.

Я атаковал снизу, не жалея оставшегося скудного запаса патронов. Фосфорные пули прошли мимо. Барон бросил свой красный «Альбатрос» в сторону. Однако на меня переключаться не спешил. Понимал, что является главной целью. Пулемёты со щелчком замолчали. Всё – патроны вышли. Теперь мне оставался только таран. Ну, или хотя бы имитация.

Выжав газ до упора, я направил машину прямо на аэроплан Барона. В тот момент я и сам не знал – отверну ли в последний момент или же сумею довести дело до лобового тарана. Выжить при нём шансов почти нет у обеих сторон. Расстреливающий широкие крылья торпедоносца Барон предпочёл уйти в сторону. И следом обрушил огонь своих пулемётов на мой аэроплан. Мне пришлось крутиться даже быстрее, чем когда я попал под перекрёстный огонь двух зениток. Всё же Барон был настоящим асом. Мне до него было далеко.

Я закрутил машину в бешеном штопоре. Это был опасный трюк, ведь аэроплан мой вполне мог развалиться от таких кунштюков. Резко сбросил скорость, пользуясь преимуществом безразгонника. Попытался пропустить «Альбатрос» Барона мимо. Но тот не купился. По короткой дуге снова нагнал меня, поливая длинными очередями. Я закрутил отчаянную «бочку» – фосфорные пули мелькали то слева, то справа от моего аэроплана. Несколько даже врезались в фюзеляж. Дымный след, тянущийся за моей машиной, стал чернее и намного гуще. Стук двигателя окончательно слился с вибрацией в один неприятный, режущий ухо звук.

Уйдя на высоту, недоступную «Альбатросу» Барона, я смог наблюдать всю картину атаки торпедоносца на вражеский корвет. Смутно знакомый пилот сумел подвести тяжёлый аэроплан на расстояние торпедной атаки. И выпустил обе мощные торпеды разом. Здоровенные сигарообразные снаряды полетели вниз по диагонали. Врезались в корму корвета. Взрыв разметал броню. Пламя объяло едва ли не половину корпуса воздушного корабля. Жирный чёрный дым потянулся за ним шлейфом. С опозданием грянули зенитные орудия корвета. Торпедоносец начал буквально разваливаться на части, разрываемый шрапнелью. О судьбе моего бывшего ведомого я не хотел думать.

Я направил свой дребезжащий и разваливающийся безразгонник к авианосцу. Корвет в это время отчаянно боролся за жизнь. Объятый пламенем, он медленно терял небо. Ему уже было не до того, чтобы палить по пролетающим мимо аэропланам. Опустившись на верхнюю палубу, я тут же выскочил из кабины. И был сильно удивлён тому, что техники крепят мой безразгонник к ней.

– Что это значит?! – воскликнул я. – Там же бой идёт!

– Хватит, – махнул мне рукой старший механик. – Отвоевались мы. Выходим из боя. Сюда идёт «Дерфлингер». Нам против него не выстоять.

– Аэропланы ещё могут задержать его, – настаивал я.

– Не в «Дерфлингере» дело, – подошёл ко мне толстяк в лётной куртке. – Мы получили сигнал от Александера с «Вулкана». Посылка получена – можно уходить. Мы сделали своё дело. – Он подошёл и несильно хлопнул меня по плечу. – Вы – сделали своё дело. И сделали его отлично!

У меня были силы только на то, чтобы кивнуть.

– А ведомый твой? – спросил толстяк.

Я кивнул в сторону медленно падающего корвета.

– Это он натворил. Называл сумасшедшими китобоев, а сам такое учудил. Перескочил из своего аэроплана в торпедоносец – и подорвал корвет.

Толстяк в лётной куртке недоверчиво покачал головой. Поверил ли он мне или нет – меня это не сильно волновало.

Глава 5.

Я лежал на траве и глядел в небо. Закинув руки за голову и наслаждаясь теплом. В кратере Чёртова жерла найти траву было достаточно сложно. Это место мне показала Силке. Она притащила меня сюда буквально за руку. Тут же плюхнулась на траву.

– Это – моё место! – с гордостью заявила она. – И только те, кому я разрешаю, приходят сюда!

– А что бывает с теми, кто приходит без твоего разрешения? – поинтересовался я.

– Я разрываю их на куски, – прорычала Силке, состроив уморительно зверскую рожицу, – и швыряю их на самое дно нашего кратера! Отец уже не раз говорил мне, что там уже слишком много костей лежит!

Несмотря на мрачное настроение, я тогда не смог удержаться от смеха.

Вот теперь, с милостивого разрешения дочери Бронда, я мог свободно валяться на траве и глядеть на небо. Не рискуя при этом отправиться в виде разрозненных кусков на дно Чёртова жерла.

Я ценил это одиночество. Даже Силке быстро перестала набиваться мне в спутники. Непосредственной и непоседливой пацанке было скучно со мной. Я ведь валился на спину, закидывал руки за голову и глядел в небо. И только сильный дождь мог прогнать меня. От слабых меня защищал небольшой карниз, нависающий над полянкой.

С этими визитами я почти потерял чувство времени. И в тот день, когда ко мне пришёл Бронд, я уже не мог сказать точно – сколько именно провёл в гостях у китобоев. Бронд опустился на траву рядом со мной. Вынул из-за пазухи одну за другой три бутылки без маркировки. Запечатаны они были сургучом. Я знал, что так запечатывали только урдскую казённую водку.

– А не многовато на нас двоих? – поинтересовался я.

– Закуска хорошая.

Оставив бутылки на траве, Бронд отправился туда, откуда пришёл. Вернулся, неся увесистую корзину, накрытую белым полотном.

– Это от фрау Бронд, – сказал он. – Она сказала, что тебе давно пора пообедать. И отправила меня сюда. – Китобой поставил корзину на траву. Нёс её он с явным усилием. – Это я уговорил фрау Бронд половину выложить. Но тут и без того хватит, верно, на эскадрилью.

Бронд принялся выставлять на траву еду в судках. А ведь насчёт эскадрильи он, пожалуй, не шутил. Еды в корзине было много. И самой разнообразной. На любой вкус.

– Твою бы фрау Бронд да к нам на «Левиафана», – усмехнулся я. – А то кок там из лучших продуктов готовил такую бурду, что есть противно было. Если, конечно, не слишком голоден.

– Вас, летунов, кормят всегда как на убой, – подтвердил Бронд.

Последними он поставил на импровизированную скатерть пару стальных рюмок. Из таких только урдскую казёнку и пить.

– Ну, от винта.

Звякнули рюмки. Мы приняли по первой.

– Между первой и второй... – Бронд уже наполнял рюмки.

Огненная дорожка пробежала по пищеводу. Казалось, выдохну я чистое пламя.

Мы с Брондом приняли гасить пожар в желудке едой. Оказывается, я проголодался – и на самом деле довольно сильно. Мы усилено жевали. Вскрывали судки, каждый раз удивляясь тому, что в них лежит. И продолжали жевать. Не забывали и про короткие перерывы на тост, так сказать.

Из-за количества еды даже казёнка брала не сразу. Да и пить её с переполненным желудком сложновато. Мы едва прикончили первую бутылку, когда, не сговариваясь, откинулись на траву. И я понял, что Бронд, наконец, решился заговорить о главном. О том, зачем пришёл ко мне.

– Война начинается, Готлинд. Большая война. Может быть, даже больше, чем недавняя. Блицкриг объявил войну Империи. «Турн-и-Таксис» объявили о том, что выводят все свои деньги из нашей страны. И более не будут осуществлять перевозки в нашем небе. Блицкриг поддержала Нейстрия. Тамошние «ястребы» жаждут реванша за войну, которую считают проигранной. Хотя там ещё не всё решено – в королевстве достаточно уставших от войны политиков и генералов, которые настаивают на нейтралитете. Союзники Империи уже собирают войска на границах.

Ну что же, этого и следовало ожидать. Собственно, причиной моего дурного настроения был тот факт, что я стал одним из соавторов casus belli. Ведь именно пограничная стычка в нейтральных небесах и стала формальным поводом для новой войны. А ведь мир продлился даже меньше, чем шла проклятая война, из которой я едва выбрался живым.

И вот теперь к пограничным крепостям стягиваются обозы с продовольствием, а навстречу им шагают длинные колонны самых прозорливых беженцев. По железной дороге катят эшелоны с оружием и боеприпасами. Из-за них задерживаются рейсовые поезда – и уехать из приграничных районов становится тяжело. А потому раскупаются все билеты на пассажирские воздушные корабли и арендуются аэропланы. Кто-то уже зарабатывает на войне – даже ещё не начавшейся – хорошие деньги.

Войска приводят в боевую готовность. Повсеместно идут учения. Вызывают резервистов и абшидированных[2] солдат и унтеров. Отменяются отпуска офицеров. Расконсервируют технику. Скоро в небо поднимется множество воздушных судов, даже устаревших, и спустившихся на землю сразу после войны. Выкатят из депо бронепоезда. Они показали себя не лучшим образом, однако всё равно пойдут в дело. Линкоры, крейсера, миноносцы, корветы, – военно-морские суда готовятся оборонять порты и не допускать десантов на побережье.

Маховик войны медленно, но верно раскручивается. И остановить его уже не сможет никто. А запустил его, в том числе и я. От этого было противно.

Я запил эту противную горечь казёнкой. Не помогло. Есть не хотелось вовсе. И я предпочёл ещё одну рюмку.

– Ты хоть знаешь, из-за чего весь сыр-бор поднялся? – поинтересовался Бронд. – Я ведь даже не знаю, что там вёз аэроплан «Турн-и-Таксис».

– Я знаю не больше твоего, – покачал я головой, вяло жуя листик салата. – И мне кажется, что Чёрный Буковски тоже не в курсе. Да и не стремлюсь, Бронд, я знать это. Меньше знаешь – дольше проживёшь.

– Вадхильд всю дорогу с тобой, как говорят, ошивался. Даже ведомым твоим был. А ведь это он был чуть ли не человеком самого Адальгрина.

Я только руками развёл. Что я мог сказать по этому поводу. Мне было только смутно знакомо лицо этого Вадхильда. Кажется, по войне. Но я не был уверен даже в этом.

– Клаус твой – славный парнишка, – неуклюже сменил тему Бронд. Он был тяжеловесным человеком. Во всех смыслах. – Ему стоит остаться у нас. Слишком уж... – Он не договорил.

– Опасно ему со мной, – закончил за него я. – Всё верно, не мнись, Бронд. Я сам хотел просить тебя оставить Клауса в Чёртовом жерле.

– Вот и славно, – пробурчал Бронд. Он явно хотел поговорить о чём-то ещё, но вновь не хотел поднимать тему.

Мы старательно обходили один вопрос. Гибель Якоба. Старый почтарь сгинул в грозовом небе. Не нашли ни тела, ни обломков его аэроплана. В отличие от меня, он до самого конца летал своём переделанном в безразгонник «Стриже». Кто-то видел, как его аэроплан попал под огонь зенитной установки блицкриговского крейсера – и разлетелся на куски прямо в воздухе. Но поручиться, конечно же, никто не мог. В небе бывает всякое. А уж неразбериха царит такая, что порой врага от друга не отличишь.

Но факт остаётся фактом. Якоб не вернулся из очередного вылета.

Хотя вряд ли Бронд хотел поговорить именно об этом. Вопрос тогда – о чём?

– Нас выселяют, – выпалил, наконец, Бронд, вертя в руках опустевшую бутылку казёнки. – Это до отделения Блицкрига мы находились едва ли не посередине страны. А теперь вот оказались в приграничной полосе. Чёртово жерло буду использовать как противовоздушную крепость. Чёрт! Да они просто захватят наши укрепления и поставят тут свои воздушные корабли, вместо наших. И вот им готовая крепость против Блицкрига.

– Значит, пора и мне покинуть Жерло, – кивнул я. – Военным летуном снова становиться никакого желания нет.

– И куда? – поинтересовался Бронд. – Может, со мной останешься? Воевать уж точно не придётся. Научим тебя наших китов ловить. Стальных в смысле. Нам обещали хорошо платить за захваченные корабли Блицкрига. И место под новую базу выделили – похуже нашей, но тоже ничего так. Денег дали – и наличными, и кредит большой в Дилеанском земельном банке. Обещают помощь ещё много чем.

– Я понимаю всё, Бронд. – Я сел, вяло покопался в очередном судке с едой. – Но не по мне это всё. Уеду я.

– И куда? – поинтересовался командор китобоев. – Сейчас нигде не будет спокойно. Разве что в Урде. – Он щёлкнул пальцем по непочатой бутылке казёнки. – Но там слишком уж холодно. Да и где найти работу для летуна в тамошних степях-то.

– А хоть бы и в Урд, – пожал плечами я. – К холоду я привычный, а работа для летуна найдётся всюду.

– А полетишь ты туда как? Буковски тебя к самой урдской границе не повезёт.

Авианосцы и крейсера Чёрного Буковски до сих пор ремонтировались в обширных доках Чёртова жерла. Воздушному пирату повезло с временными союзниками. Китобои ведь буквально разбирали захваченные корабли, продавая с них всё, что представляло ценность на чёрный рынок. А остальное шло на починку домов и постройку новых. И их обустройство, конечно. Я вот жил, например, в салоне роскошного пассажирского лайнера с коврами на полу и деревянной мебелью, украшенной затейливой резьбой.

– Завербуюсь, – развёл руками я.

– На Север, что ли?! – удивился Бронд. – Да ты сумасшедший! У тебя же кишки и мозги смёрзнутся. Оттуда людей привозят в таком виде, что смотреть страшно! Ледышки, а не люди!

– А здесь будет слишком жарко, – усмехнулся я. – Я уже горел раз в аэроплане. Больше как-то желания нет.

– Силке говорит, что у тебя талант к полётам на безразгонниках. Особенно на мотоциклах.

– В гарпунёры завербовать меня хочет, – рассмеялся я. – Я не настолько обезумел, Бронд, чтобы летать, когда под ногами ничего нет. Недостаточно я отчаянный для этого, наверное.

– Это старость!

В спину мне врезалась небольшая, но сильная ручонка Силке. Я едва не повалился на траву.

– Полёты на мотоциклах для молодых!

Силке уселась рядом с нами. Подхватила бутыль, понюхала её, скривилась.

– Опять ты эту гадость пьёшь, папа, – осуждающе глянула на отца дочь. – Знаешь же, что маме это не нравится.

– Она видела бутылки, – начал оправдываться Бронд, который дома находился под пятой своих любимых женщин, – и знает, куда и к кому я отправился пить. Нас выселяют, дочка, и трезвым я быть в такое время не хочу. Ты ведь ещё совсем маленькая была, когда мы здесь обосновались. Не помнишь, как нам приходилось мыкаться до этого.

– Для меня Жерло это дом, – напустилась на него Силке, – и другого я не знаю вообще. И мне тоже очень не хочется, чтобы он стал имперской военной базой.

– Выбора у нас всё равно нет, – вздохнул Бронд, берясь распечатывать вторую бутылку.

Я покачал головой. Пить больше не хотелось. А уж напиваться – тем более. Мне пора было покидать Чёртово жерло. Пока отсюда не ушли последние корабли Чёрного Буковски. А точнее авианосец «Георг», на борту которого я воевал. Ведь именно там стоял мой безразгонник – «Ястреб», так называлась серия первых антигравитационных аэропланов Империи. Он стал моей платой за участие в безумной драке с блицкриговцами.

– Когда сниматься думаешь? – спросил я у Бронда.

– Вот Буковски свой флот заберёт – и мы отправимся к новому дому. Сейчас вот потихоньку собираем всё, что можно будет увезти с собой.

– Скоро за твою конуру примутся, – кровожадно усмехнулась Силке.

– Значит, точно вместе с Буковски уйду, – в тон ей ответил я. – От вас, злодеев, подальше. Пусть бы на Урдский север.

– Ты что, серьёзно? – всплеснул руками Бронд. – Насчёт Севера?

– В ледышку же превратишься! – поддержала его Силке.

– На высоте всегда холодно, – пожал плечами я. – Просто буду одеваться потеплее.

Спорить дальше со мной не стали. Мы развалились на траве. Вяло жевали еду, которой, казалось, не становилось меньше.

Вскоре Бронда нашёл кто-то из его людей. Он вздохнул и поплёлся за ним. Мы же с Силке остались валяться дальше.

Я понимал, что завтра надо будет прекращать ничегонеделание. Надо узнать, что с моим «Ястребом». Выяснить – куда именно сможет доставить меня Буковски. Да и финансы подсчитать. Я ведь хотел заработать на этом деле реальные деньги, а не аэроплан. «Ястреб», безусловно, принесёт мне хороший доход. Однако для того, чтобы устроиться на новом месте, мне будут нужны наличные. А вот с ними у меня туговато.

Значит, вполне возможно, что я отправлюсь на Урдский север. Вербовщики урдцев дают хорошие подъёмные. Особенно летунам. Да и вообще, по части обеспечения у них всегда всё хорошо. И от войны опять же на Севере можно будет спрятаться надёжно. Туда она вряд ли доберётся.

Что же, не самая плохая идея, на самом деле. Я сел, прислонившись спиной к нагретому куску лавовой породы. Что-то выскользнуло из кармана моих брюк. Монета. Мне почему-то показалось, что это тот самый дил, определивший во многом нашу с Якобом судьбу. Ну и Клауса тоже. Хотя мальчишке повезло больше нашего. Видел я, какими глазами он смотрит на Силке. С китобоями ему будет куда лучше, чем на ледяном Севере Урда.

Я подобрал злосчастный дил. Он снова лежал в ладони «решкой». Поднявшись на ноги, я прошёл к обрыву. Глянул вниз. Кратер уходил в темноту. Я с силой швырнул монету. Дил в последний раз сверкнул на солнце – и пропал из виду, улетев в темноту кратера.

Надеюсь, что с ним улетят в тартарары и все мои беды, который принесло с собой моё необдуманное решение.

[1] Высший суд или Суд кайзера – высшая судебная инстанция Дилеанской империи, председателем его, пускай и формально, является сам император. Его подпись стоит на всех решениях этого суда. А потому обжалованию они не подлежат.

[2] Абшид (Abschied «отставка, увольнение») – увольнение со службы, отставка; письменное свидетельство об увольнении, отставке

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Урдский север

Глава 1.

Морозы Урдского севера были всё-таки сильно преувеличены. Тут плевок не застывал, не успевая долететь до земли. Хотя без тёплой одежды на улицу выходить не стоило. Можно было отморозить себе что-нибудь важное и нужное в организме. Многие особенно лихие инспецы, так в Урде называли приглашённых из-за границы специалистов, щеголяли без пальцев на руках. Да и походку тех, у кого не хватало пальцев на ногах, я тоже успел увидеть не раз.

В отличие от них я всегда одевался иногда даже теплее, чем нужно. И потому первое время не мог понять, отчего так часто болею. Уже потом женщина, у которой я квартировал, объяснила мне, что к чему. Растирая при этом мне спину настойкой на казёнке или спирту – уж не знаю точно.

Но всё же самым страшным на севере Урда был вовсе не холод. Мало кто за границами Народного государства знал, что творится в его пределах. Вышедшее из войны незадолго до переломного момента в ней Урдское царство сумело сохранить экономику и армию, однако пало под ударами изнутри. Слишком много недовольных правлением царя оказалось внутри него. Среди военных, интеллигенции и даже так называемого «третьего сословия». Гражданская война была короткой, но жестокой и кровопролитной. Старую знать и гвардию по большей части перебили. Счастливчики сумели удрать за границу. Теперь в столице Блицкрига организовалось правительство в изгнании, во главе с каким-то дальним родственником царя. Самого правителя Урда прикончили в первый день мятежа. Вместе со всей семьёй.

А после началось то, что лучше всего характеризовалось фразой «революция – это свинья, которая пожирает своих детей».[1] Далеко не все были довольны курсом новой власти. Другие привыкли к беззаконию гражданской войны. Страна оказалась наводнена оружием. Как результат – появление банд, грабящих по дорогам и терроризирующих деревни. И даже небольшие города. Больших на севере Урда было раз-два и обчёлся.

В одном из таких – Усть-Илиме – находился едва ли не единственный аэродром на всём Урдском севере. Усть-Илим давно уже называли заграничным городом. Из-за аэродрома на его улицах можно было слышать речь едва ли не всего мира. Большой порт – центр Севера. Но были и негативные моменты в этом его положении. Вокруг Усть-Илима крутилось множество банд. Самой мощной из них руководил некий Вепр. Поговаривали, что на самом деле он давно уже держит в кулаке все остальные банды и те действуют по его указке. О нём вообще ходило множество слухов. Особенно о нечеловеческой жестокости. И вполголоса намекали на связь Вепра с контрреволюционерами из Баджея.