Текст книги "Шаг в небеса (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Мы бросились на перехват.

Я поймал в прицел первого "Шершня" – нажал на гашетку. Пули только бессильно простучали по бронированному фюзеляжу врага. Проклятье! Серьёзная машина.

Проскочив мимо вражеского строя, я на несколько мгновений оказался над штурмовиками. Теперь в прицел попала кабина одного из "Шершней". Я быстро нажал на гашетку, пока блицкриговский летун не опомнился. Очередь прошила пилота. Он откинулся на кресло. Кровь залила всю кабину.

Строй штурмовиков распался. Началась обычная собачья свалка. "Шершни" в первую очередь охотились за мотоциклами. Мы старались не подпускать их к молодым людям. От этого слишком сильно зависел успех всей нашей авантюры. Если "Дерфлингера" утащат не Китобои, а блицкриговцы, он быстро снова вернётся в строй. И тогда нам уже нечего будет противопоставить врагу.

Вот только машины эти оказались нам просто не по зубам. Один за другим истребители Соловца либо возвращались в крепость, либо падали устремлялись к земле. Вскоре и мне пришлось вернуться. Пулемёты, когда я в очередной раз нажал на гашетку, вместо того, чтобы открыть огонь, только щёлкнули затворами. А ведь мне удалось вывести из строя всего два вражеских штурмовика. Мой же "Шмель" оказался буквально изрешечен вражескими пулями. Всё-таки блицкриговцы делают удивительно живучие машины.

Новые "Шершни" оказались вооружены не только парой пулемётов, но ещё и пушкой. Та стреляла хоть и медленней, зато разносила лёгкие аэропланы всего несколькими попаданиями. Мне удалось уводить своего "Шмеля" от их очередей – иначе я бы присоединился к товарищам, чьи аэропланы сейчас догорали среди вражеских траншей.

Но уже с лётного поля, стоя рядом со своим аэропланом, я увидел, как "Пилигрим" и ещё несколько судов Китобоев тащат "Дерфлингер" в сторону крепости. Под прикрытие наших орудий.

Громадный флаг Блицкрига, свешивавшийся под его днищем, рухнул вниз. Место его заняло белое полотнище не меньшего размера. Значит, линейный крейсер пленён. Вражеская эскадра попыталась отбить его, но воздушные корабли Блицкрига были слишком близко к крепости. Все наши орудия обрушились на них. Главному калибру достаточно оказалось дать всего пару залпов, чтобы заставить блицкриговские корабли отступить. Без "Дерфлингера" крейсерам и кораблям сопровождения нечего было и думать прорваться через огненную завесу пушек Соловца.

Поднявшись выше максимальных углов возвышения крепостных орудий, корабли Блицкрига отступили.

Китобои же потащили "Дерфлингер" в сторону своей горной крепости, надёжно прикрытой Соловцом.

– Не знаю как, – сказал мне стоявший рядом Лешек, – но два ящика казёнки мы Бронду точно должны.

Как и все мы, начальник лётной части провожал взглядом удивительное зрелище. Линейный крейсер на самом деле напоминал загарпуненного кита, которого тащат сразу несколько промысловых судов.

Глава 7.

Фельдмаршал Брунике отлично понимал, что долгая осада какой маленькой крепости на самой границе Урда уже начинает грозить его карьере. Что бы там не говорил генерал-кайзер о равенстве между военными чинами и титулами, а старая аристократия продолжала доминировать в новом государстве. И положение выбившегося из простых солдат Брунике было весьма шатким. Недаром при нём в разное время заместителями были разного рода бароны, а то и наследники рейхсграфов. А уж нынешний – потомок знаменитого ещё в Империи рода Альфивальд – в свои неполные сорок лет носил звание генералоберста – и надо сказать заслужено. Ордис Альфивальд был весьма деятельным командиром, не раз появлялся на передовой – и, по мнению Брунике, просто из штанов выпрыгивал, чтобы занять его место. Сам Брунике не особенно стремился в траншеи, считая, что высшему командованию там делать нечего. Это наводит лишнюю панику среди офицеров и нижних чинов, что не улучшает обстановки на фронте.

– Теперь эти разбойники основательно обезопасили себя, – сказал Альфивальд. – Гроссадмирал Тонгаст рвёт и мечет.

К командующему воздушным флотом, что прикрывал армию Брунике в небе, гроссадмиралу Брондору Тонгасту, фельдмаршал обычно отправлял как раз Альфивальда. Слишком уж высокомерен был гроссадмирал. Глядел на сына фабричного рабочего и простой крестьянки через свой неизменный монокль, будто на пустое место. Это просто бесило фельдмаршала, которому всего в жизни приходилось добиваться своими силами и ничего не досталось просто по праву рождения. Каждый раз Брунике к третьей реплике гроссадмирала хотелось съездить тому по морде. Вколотить монокль в золочёной оправе прямо в его рыбий глаз.

– А как вышло, что сам гроссадмирал отсутствовал на своём флагмане? – поинтересовался Брунике.

Он занимал целое крыло богатого крестьянского дома, где раньше располагалось что-то вроде местного самоуправления. Лозунги и портреты, конечно, со стен поубирали, заменив их одной единственной картиной, изображающей генерал-кайзера в серой шинели с красным подкладом и двумя высшими орденами Блицкрига на груди.

Остальной дом занимал штаб армии. В комнатах его располагались различные его отделы. То и дело стучали телеграфные аппараты. Носились адъютанты с кипами бумаг. В отдельной комнате, с обитой стальным листом дверью, сидели шифровальщики. Во время смены они общались с миром через крохотное оконце, закрытое к тому же шторкой. Больше всего их работа походила на одиночное заключение злейших преступников. Именно поэтому дежурили шифровальщики всего по пять часов.

– Я не рискнул задать гроссадмиралу этот вопрос. – По лицу Альфивальда никогда нельзя было понять – шутит ли он. Это особенно сильно бесило Брунике. – Однако и без него в руках воздушных разбойников оказались барон Готгрим – наследник рода надровийских ландграфов. Он был капитаном "Дерфлингера". А кроме него бароны Аргерг и Йорвит, тоже не из последних родов. Десяток аристократов похудороднее, – в устах Альфивальда это означало, что они были ниже его в дворянской лестнице, – занимавших различные командные должности на линейном крейсере.

– Теперь у этих Китобоев имеется достаточно заложников, – согласился с ним Брунике, – чтобы мы оставили их логово в покое. Они сами выдадут их, когда мы прочно закрепимся в Прияворье.

– Что же вынудит их сделать это?

– Очень просто, – пожал плечами Брунике. – Им ведь надо будет менять место дислокации. В обмен на то, чтобы спокойно покинуть контролируемую нашими войсками территорию, они с радостью отдадут всех баронов и прочих аристократов похудороднее.

Фельдмаршал всё же не удержался от шпильки, хотя и понимал, что это мелко.

– Тогда встаёт вопрос, когда же мы будем контролировать Прияворье, – как ни в чём не бывало, заявил Альфивальд. – Этот Соловец будто кость в горле нашей армии. Из дивизиона сверхтяжёлых орудий уже не один раз приходили телеграммы о том, что мы срываем им все сроки развёртывания.

– Командование этого чёртова дивизиона могло бы и протянуть ветку сюда! И обстрелять для начала Соловец. А не ныть по поводу сроков развёртывания. Толку от их сверхтяжёлых пушек, если они лежат разобранные в вагонах за линией фронта. Могли бы для приличия по дилеанцам пострелять.

– Выстрелы этих орудий слишком дорого обходятся нашей экономике, чтобы обстреливать не столь уж хорошо укреплённые траншеи имперцев.

Брунике почувствовал себя учеником, которому проговаривали очевидные истины на уроке.

– Тогда толку от этих сверхтяжёлых орудий и вовсе нет, – зло отрезал фельдмаршал. – На эти деньги стоило бы сделать два десятка обычных пушек и гаубиц.

– Которые никак не могут справиться с фортами и стенами Соловца. Крепость обороняет всего один полк и несколько десятков аэропланов. А наша армия топчется под её стенами больше месяца.

– В прошлую войну Соловец удалось взять только измором, – пожал плечами Брунике. – Но в этот раз нам осталось только дождаться благоприятной погоды.

– Благоприятной погоды для чего? – поинтересовался Альфивальд.

– Вы, господин генералоберст, давно примеряли ваш противогаз? – проигнорировав его вопрос, спросил у заместителя Брунике.

Тот ничего не сказал в ответ. Он отлично понял всё. Глаза-то у Альфивальда были. И он видел грузовики с особой маркировкой, прибывшие несколько дней назад. Заметил он и людей в белых халатах поверх военной формы. И караул, выставленный вокруг этих грузовиков, тоже не остался незамеченным.

[Описанное ниже событие имело место в нашем мире и случилось в годы Первой Мировой войны, более подробно можно прочитать, к примеру, в данном источнике https://ru.wikipedia.org/wiki/Атака_мертвецов]

Тот день начался с неожиданной тишины. Не стреляли орудия противника. Они замолчали в единый миг по всему фронту. Это не сулило нам ничего хорошего. Если враг придумывает что-то новое, значит, жди беды. Не собирается же, в самом деле, Блицкриг закончить войну с Урдом – и покинуть пределы Народного государства.

– Чего же нам ждать от них? – протянул Лешек. – Какую каверзу задумали блицкриговцы нам на погибель?

Почти весь лётный состав стоял на взлётной полосе. У всех нас имелись бинокли. Мы шарили их окулярами по вражеским позициям. Там наблюдалась какая-то активность, но понять, что именно делают блицкриговцы, было совершенно невозможно.

– Не нравится мне это, – покачал головой Всполох. – Совсем не нравится.

После сражения с воздушным флотом Блицкрига и пленения "Дерфлингера" война в небе почти прекратилась. Враг больше не пытался прижать нас к земле постоянными налётами аэропланов. Потому и мы не спешили подниматься в воздух лишний раз. Только производили разведку. Схватки между аэропланами стали редки. Мы старались избегать их. Слишком уж мало осталось в крепости машин. Безразгонников и вовсе только две штуки – мой "Шмель" и нейстрийский "Гром", переделанный из обычного аэроплана.

Полёты теперь совершались только ранним утром. Строго по расписанию. В остальное время большинство летунов торчали на взлётной полосе с биноклями в руках. бездельничать во время войны ни кому не хотелось.

– Пошла ракета! – воскликнул Всполох. – На одиннадцать!

Мы, все как один, повернулись в ту сторону. В окулярах биноклей отчётливо была видна красная ракета, медленно опускающаяся к земле на парашютике.

– По машинам! – скомандовал Лешек.

Но мы и без команды уже бежали к своим аэропланам.

Вот только в небо поднялись мы куда позже.

Через несколько минут после запуска ракеты на крепость обрушились первые мины, начинённые отравляющим газом. Они взрывались, распространяя удушливую смесь знакомого мне тошнотворно-зелёного цвета. Тяжёлое отправляющее вещество оседало вниз, затекая в самые глубокие казематы Соловца. Но это же её свойство и спасло нас, летунов. До нас оно не добралось.

Некоторые из летунов бросились вниз, но тут же пулей вылетели обратно, только глотнув кошмарного газа.

И тут резко зазвонил телефонный аппарат, связывающий взлётную полосу с комендантом крепости.

– Нам приказано покинуть крепость, – произнёс Лешек, выслушавший коменданта. – Немедленно. Улетать к Китобоям.

– И мы должны выполнить этот приказ?! – вскинулся Всполох.

Но я положил ему руку на плечо.

– Соловец обречён. Газ убьёт всех внутри. Через два, самое большее два с половиной часа, блицкриговцы войдут в крепость. Здесь мы можем принять бой и погибнуть без толку. Тогда им достанется не только крепость, но и наши аэропланы.

– А у Китобоев мы можем наносить удары исподтишка, – добавил Баташ. – Хотя как-то повредим Блицкригу.

Было видно, что Всполоху явно не по душе приказ коменданта, несмотря на все наши уговоры. Однако он смирился. Летун уронил голову, помотал ей и безропотно отправился к своей машине.

– Но перед уходом, – сказал больше для Всполоха, чем для кого бы то ни было ещё, Лешек, – мы ещё покажем блицкриговцам, чего стоят урдские летуны!

Блицкриговцы посылали через стены Соловца одну партию отравляющих снарядов за одной. Как будто опасались, что те не смогут убить урдцев в крепости. Газ тошнотворным туманом растекался по плацу. Медленно, но верно заползал во все помещения.

А мы в это время поднялись над крепостью. И пошли на боевой разворот в сторону позиций врага. Блицкриговцы подняли головы. Многие их солдаты вскинули винтовки. Задрали к небу стволы зенитные пулемёты. Но было поздно!

Мы звеном прошлись над позициями блицкриговцев. Патронов не жалели. Поливали траншеи и артиллерийские позиции длинными очередями. Зажигательные пули прошивали блицкриговцев, оставляя чудовищные, исходящие дымом раны. Враги валились друг на друга, будто сбитые кегли. Кровь лилась рекой.

Никогда ещё за всю свою военную жизнь я не чувствовал такой ненависти. Я не убивал людей очередями из своих пулемётов. Я уничтожал врагов. А те не были людьми. По крайней мере, для меня.

Дважды прошлись мы над траншеями блицкриговцев, оставляя за собой только окровавленные тела.

Отдельно атаковали грузовики со странными отметками. Они стояли рядом с миномётными позициями. И оттуда выносили ящики с той же меткой. Это могли быть только снаряды, начинённые отравляющим веществом. Зажигательные пули срезали миномётную обслугу. Пробили баки нескольких грузовиков. Спустя считанные секунды те взлетели на воздух. Расстреляли ящики со снарядами. Над позициями врага повисло зеленоватое облако смертоносного газа.

Вот теперь можно и к Китобоям улетать.

Тем более, что я уверен, блицкриговцы срочно уже подняли в воздух свои аэропланы. И те летят к нам. Принимать бой почти без патронов было форменным самоубийством.

Мы развернули наши аэропланы – и на всех оборотах устремились к крепости Китобоев.

Погони за нами не было.

Появление на фронте генералоберста это всегда чрезвычайное происшествие. А уж когда в траншеях едва-едва управились с последствиями налёта урдской авиации и разлитием отравляющих веществ, так и подавно. Офицеры, отвечавшие за газовую атаку, уже готовились к переводу рядовыми в строевые роты. Унтера и простые солдаты понимали, что на них попытаются свалить вину за всё. Гадали – поставят ли кого к стенке, или всё же обойдётся. Поговаривали, что раз приехал сам заместитель Брунике, значит, без показательных казней не обойдётся. Тут уж господа офицеры кинутся спасать свои погоны за счёт нижних чинов.

Однако генералоберст Альфивальд лишь вскользь поинтересовался налётом и жертвами разлития отравляющих веществ.

– Всё уже убрано, генералоберст, – стараясь держаться бодро, отрапортовал артиллерийский генерал Орверд, отвечавший за бомбардировку Соловца отравляющими снарядами. – Отравленных забрали люди из медицинской службы, приставленные к газам.

– Понятно, – кивнул Альфивальд. – А где были наши аэропланы? Почему они не прикрыли вас?

– Гроссадмирал распорядился отвести авианосцы на полсотни километров от линии фронта, – радуясь тому, что может переложить ответственность на плечи главного воздухоплавателя, отрапортовал Орверд. – Опасается новых налётов воздушных разбойников. По тревоге были подняты только новые штурмовики "Шершень". Но пока они добрались до наших позиций, враг успел, наверное, проделать половину пути до крепости бандитов. Или куда они там полетели.

– Перепугался наш гроссадмирал, – усмехнулся в пшеничные усы Альфивальд. – Какие-то бандиты напугали его. А считал, что он – покрепче должен быть. Из старой аристократии ведь. Как и все во флоте. Неужели мы вырождаемся, а? – изволил пошутить генералоберст.

– Не думаю, что это касается всех родов, – быстро нашёлся с ответом Орверд, аристократических корней, как и фельдмаршал Брунике, не имевший.

Альфивальд рассмеялся. Если бы он похлопал Орверда по плечу, тот, наверное, не удержался – и вызвал генералоберста на дуэль.

– Значит, вы утверждаете, что в Соловце уже не осталось никого живого? – отсмеявшись, спросил у него Альфивальд.

– Так доложили мне специалисты из химической службы.

– Тогда командуйте атаку, – кивнул генералоберст.

Орверд кивнул взгляд на сумку с противогазом, висящую на поясе заместителя Брунике. Но ничего говорить не стал. Хочет тот отличиться, первым войдя в побеждённую крепость, так тому и быть.

Спустя полчаса три полка поднялись из траншей и спокойным шагом направились к воротам крепости. Впереди сапёры, готовые подорвать створки. Шли уверенно, не ожидая сопротивления от потравленных газом урдцев. Соловец, не сдавшийся Дилеанской империи в прошлую войну, пал перед мощью Блицкрига.

И это снова доказывает, что перед войсками генерал-кайзера ничто не устоит!

Никто не знает, что чувствовали они, уверенные в себе и несокрушимости их военной машины, когда ворота Соловца отворились им навстречу.

Блицкриговцы продолжали наступать скорее по инерции. Тела их продолжали работать в привычном ритме, в то время как мозг был сведён судорогой ужаса. Потому что навстречу им, через открывшиеся ворота Соловца, вышли настоящие живые мертвецы. Иначе не скажешь.

В окровавленных гимнастёрках. С замотанными почерневшими тряпками лицами. Кашляющие и плюющиеся кровью. Урдцы шагали медленно, разворачиваясь в стрелковую цепь. Новобранцы, вчерашние рекруты, сделали бы это увереннее. Но чего ждать от полумёртвых бойцов, выплёвывающих на пожухшую траву свои лёгкие. Вот только цепь была ровной. Шагали бойцы, словно на параде. Комендант крепости на правом фланге. Уполномоченный – на левом. Их можно узнать только по мундиру и чёрной кожаной куртке. Лица, как и у остальных, замотаны пропитанными кровью тряпками. И ни у одного из чудом переживших газовую атаку урдцев не дрогнула рука.

Нестройный залп уложил всего нескольких блицкриговцев. Но он стал словно сигналом для других. Сигналом к отступлению. Хуже того, позорному бегству!

Все бросились бежать, объятые ужасом перед этой чудовищной атакой мертвецов. Бежал и "зелёный" новобранец, два месяца назад взявший в руки винтовку. И бородатый вояка с имперскими медалями за прошлую войну. Рядовые, унтера и офицеры. Все обратила в бегство атака мертвого гарнизона крепости Соловец.

Генералоберст Ордис Альфивальд вскинул свой пистолет. Выстрелил несколько раз в ближайшего урдца. Пули пробили его грудь. Но тот и не думал останавливаться. Продолжал шагать, как ни в чём не бывало. Казалось, он даже не обратил внимания на них. Ужас объял генералоберста. Он так и замер, не в силах пошевелиться. Даже на курок нажать ещё раз. Хотя патроны в магазине пистолета ещё оставались.

Тот боец, в которого стрелял Альфивальд, и прикончил его. Удар штыка пробил живот генералоберста. Гранёный клинок вышел из спины. Боец вырвал штык из раны. Ударил для верности ещё раз. Оттолкнул рухнувшего на колени Альфивальда. Перешагнул через его тело.

– За удирающим врагом, – голос коменданта крепости был хриплым, он то и дело срывался на кашель, – бегом марш!

– Бей их! – поддержал его уполномоченный.

Спотыкаясь, кашляя и отплёвываясь сгустками крови, бойцы Народной армии бежали вслед за врагом. Стреляли на ходу, целя в спины солдат и офицеров. А блицкриговцы не обращали внимания на падающих товарищей. Страх заставлял их бежать быстрее ветра и не крутить головой.

Три полка покинули свои позиции. Были обращены в бегство горсткой умирающих от газа людей, которых почему-то не брали пули.

Даже мёртвым Соловец не сдался врагу.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ Миссия в Котсуолде

Глава 1.

Народная армия пришла спустя три дня после газовой атаки на Соловец. Фельдмаршал Брунике не спешил снова вести свои войска в атаку на крепость, которую считали проклятой. Причём считали не только блицкриговцы, но и сами бойцы крепостного гарнизона. Они встали лагерем на бывших позициях генерала Орверда, повернув его пушки в сторону линии фронта. А та отодвинулась на несколько десятков километров от Соловца. Теперь она проходила примерно посередине между Соловцом и Берестьем.

Несколько раз мы прилетали в лагерь Драгобрата – бывшего коменданта нашей крепости. И снова лететь туда мне совсем не хотелось. Слишком страшно было смотреть на людей в грязных гимнастёрках, с замотанными окровавленным тряпьём головами. Тряпки бойцы не снимали потому, что слишком уж страшно выглядели их лица под ними. Смотреть друг на друга в таком случае становилось, видимо, совсем уж жутко.

Заходить в крепость, где всё ещё было полно газа, никто не решался.

– А разве в Соловце противогазов нет? – поинтересовался я в первый прилёт из крепости Китобоев у Чудимира. Бывший комбат принял командование остатка гарнизонного полка после смерти Колывана.

– Есть конечно, – речь Чудимира была невнятной. То ли из-за тряпки на лице, то ли из-за сожжённой газами гортани. – На складе лежат, в ящиках. Несмотря на войны, никто их забирать не спешил.

– Как всегда, – кивнул я. – Пока жареный петух не клюнет... – Заканчивать фразу не имело смысла.

– Никто не хотел таскать с собой ещё и сумку с противогазом, – пожал плечами Чудимир. – И без того слишком много всего на себе тягать приходится.

– А нужного как раз и не оказалось.

Наш разговор тогда прервался кошмарным кашлем одного из бойцов. Умирающие, или кажущиеся такими, лежали в госпитальной палатке с красным крестом. При них сидели товарищи – ни врачей, ни фельдшеров не осталось. Не пережили они газовой атаки. Умирали и те, кто вышел из ворот Соловца, но с жизнью они расставались долго и страшно. К примеру, молодой боец, который прикончил штыком генералоберста, постоянно кашлял, сплёвывая тёмно-красные сгустки. И каждый раз из простреленной груди его били фонтанчики крови, пропитывая перевязку. Однако умирать он не спешил.

– А Народной армии всё нет, – невпопад заметил Чудимир.

Народная армия пришла через три дня. Первыми появились конные разъезды разведчиков. Они встретили выживших бойцов Соловца – и едва не открыли огонь по своим. Слишком уж страшно выглядели их товарищи. Однако разобрались и доложили о выживших бойцах гарнизона.

Когда я прилетел к крепости в четвёртый раз, там уже был разбит военный лагерь Народной армии. И части её всё прибывали. Постоянно подтягивались колонны пехоты. Ехали своим ходом танки. Катились бронеавтомобили. Рядом с ними гарцевали кавалеристы. Здоровенные першероны тащили орудия. Грузовики везли тонны боеприпасов.

В Прияворье пришла война.

Выживших бойцов соловецкого гарнизона, в каком бы состоянии они ни были, вывезли в глубокий тыл. Официально, в лазарет, но почему-то мне казалось, что совсем не туда. И дальнейшая судьба их будет далеко не простой.

Как только я приземлился, к моему "Шмелю" тут же подбежал аэродромный техник.

На основе нашего старого лётного поля здесь уже сделали нормальный передвижной аэродром. Выровняли покрытие. Разметили полосы. Поставили большие палатки, которые станут временными ангарами для аэропланов.

– Товарищ военлёт, – отдал мне честь техник, – вас ждут.

– Ясно, – кивнул я, выбираясь из кабины.

Ждал меня – точнее не меня, конечно, а любого летуна из крепости Китобоев – сам командующий армией. Товарищ Бессараб. Он воевал в этих местах ещё в гражданскую войну – и знал всё Прияворье, что называется, как свои пять пальцев.

Бравый командарм поразил меня в первого взгляда. Богатырского роста и телосложения. С начисто выбритой головой, но с карикатурно маленькими усиками. Такие, кажется, в Народном государстве называли как раз по его имени бессарабскими. Форма на нём сидела идеально, будто влитая.

– Кто такой? – спросил он у меня, не прибегая ни к чьей помощи.

– Военлёт Готлинд, – ответил я, отдавая честь.

– А, это дилеанский шпион, – кивнул командарм, и у меня по спине побежали струйки ледяного пота. Шутит ли он? Или может на самом деле считает меня шпионом.

– Дилеанская империя – союзник Народного государства, – ответил я.

– Правильно! – хлопнул меня по плечу командарм. От этого удара я едва не повалился на пол штабной палатки.

Находившиеся рядом с ним командиры только усмехнулись, хотя и поглядели на меня с уважением. Видимо, не все вставали после подобных хлопков.

– Вы с чем прилетели, товарищ дилеанский шпион? – спросил у меня Бессараб.

– Я из крепости Китобоев, – ответил я слегка невпопад. – Представляю сейчас всех летунов крепости Соловец. Мы были отправлены к китобоям по приказу коменданта Соловца.

– Знаю уже, – не слишком вежливо перебил меня Бессараб. – Значит так. Что с вами делать, я не знаю. Так что пока придётся вам посидеть в гостях у Бронда. Взять к себе – не могу. Хотя и нужны мне летуны, а не имею права. Насчёт всего соловецкого гарнизона есть отдельный приказ. За вами прибудут люди с особыми распоряжениями. Я доложил наверх, где именно находятся летуны крепости. У вас больше ничего нет, товарищ военлёт?

– Никак нет, – отчеканил я.

– Тогда свободен. Отправляйся в крепости Китобоев – и сообщи новости остальным товарищам военлётам.

И уже когда я выходил из палатки, командарм остановил меня и сказал:

– Мне тоже не нравится. Военлётов не хватает. Как воздух они нужны. Да и приказ о тех, кто газовую атаку пережил. Но и вы под него попадаете. Так что, ничего я поделать не могу. Как бы ни хотелось.

Не то, чтобы я был так уж не рад тому факту, что не отправлюсь на фронт. Воевать мне не хотелось совсем. Я ведь от войны сбежал на Урдский север, но она нашла меня и там. Теперь же, когда я смирился с тем, что быть мне снова военлётом, из-за военной бюрократии оказываюсь в тылу неизвестно насколько долго. Судьба всё же любит играть с нами.

Оставаться в крепости Китобоев, когда родина ведёт войну, не хотелось никому, кроме меня. Я, конечно, тоже делал вид, что рвусь на фронт, стараясь не переиграть. Ведь Урд всё же был моим пристанищем, а не родиной. И имей я возможность – сбежал бы ещё дальше. Только б от войны подальше. Но пока я военлёт Народного государства, сделать этого я не могу. Слишком велик риск.

Больше всех возмущался, конечно же, комэск Всполох.

– Да плевать на все эти приказы! Есть только один приказ во время войны – вперёд на врага! И нет приказа сидеть в тылу! Нет, товарищи военлёты, вы как хотите, а я – сбегу. И Бронд меня не удержит.

Сидевший с нами командор Китобоев только рассмеялся. Он много времени проводил с нами. Мы сидели и часто пили ту самую казёнку, которую Бронд получил за пленение "Дерфлингера". За это время Бронд даже ухитрился худо-бедно выучить урдский язык, хотя говорил он намного хуже, чем я.

– Я никого из вас не держу, – сказал он Всполоху. – Летите, куда вам угодно. Хоть бы и сразу на фронт. Аэропланы ваши полностью отремонтированы – так что хоть сейчас в бой.

– Вот именно! А мы тут сидим и казёнку трескаем. Будто и нет войны. И враг нашу землю не топчет.

– Кстати, уже не топчет, – заметил я. – После атаки из Соловца Брунике отвёл свои войска почти к самому Берестью. А теперь товарищ Бессараб окончательно вытеснил блицкриговцев за границу. Теперь линия фронта проходит как раз по ней. Бои, кстати, почти затихли. Видимо, снова начинается окопная война.

– Да какая бы ни была, а это война, – упорствовал Всполох. – И мы должны быть там.

– Думаю, скоро будете. – Бронд разлил всем очередную бутылку казёнки. – Военлёты всегда нужны, значит, исправят приказ – в той части, которая вас касается – и отправитесь вы на фронт.

Пока же нам оставалось гостить у Бронда. И предаваться безделью. А от безделья тянуло пить. Делать-то всё равно нечего. Первое время ещё наблюдали за починкой наших аэропланов. Но когда их отремонтировали, делать стало нечего вообще.

Вот и сидели мы часами у Бронда, коротая время за разговорами и казёнкой.

Однако в эту спокойную и размеренную жизнь с казёнкой и длинными разговорами ворвался вихрем товарищ Гневомир.

Он примчался на "Народнике". Безразгоннике урдской модели – первом аэроплане, сделанном в Народном государстве. Это была двухместная машина. За рычагами её сидел опытный летун, а страж располагался у него за спиной.

Едва ли не все свободные от дел выбежали на лётное поле – поглядеть, кто же это прилетел. Конечно же, я и мои товарищи военлёты из Соловца, не были исключением. Особенно после того, как Баташ узнал в летящем к крепости безразгоннике именно двухместную модель "Народника".

Летун легко выбрался из кабины аэроплана. А вот пассажир вылезал долго. Он явно не был привычен к перелётам. Тем более, к долгим. Судя по скованным движениям пассажира, в небе ему пришлось провести не один час.

– Товарищи! – выкрикнул пассажир, которым был ни кто иной, как Гневомир. – Мне нужно поговорить с вами и комендантом этой крепости. Немедленно.

Я понял, что хороших новостей ждать не приходится.

Мы собрались в привычной уже комнате Бронда. Командор даже вынул из ящика бутылку, но страж отрицательно замахал руками.

– Нет-нет-нет! – сказал он. – Разговор у нас будет коротким. И мне как можно скорее надо будет вылетать.

Воспользовавшись возможностью, Гневомир с удовольствием вытянул ноги. А затем неожиданно опёрся руками на стол и уронил голову в раскрытые ладони.

– Что стряслось, товарищ Гневомир? – обратился я к нему на правах человека, знающего его лучше остальных. Собственно, никто, кроме меня, Гневомира не видел в глаза до этого дня.

– Нам ударили в спину, товарищи, – сказал он. Голос стража Революции звучал несколько невнятно. Он не отрывал ладоней от лица. – В то время, как вы вели бои под Берестьем и Соловцом против фельдмаршала Брунике, на юге блицкриговцы перешли границу. Двумя корпусами при поддержке цириков князя Махсоджана. Собственно, наше нападение на Баджей и стало поводом для объявления войны. Блицкриг и Махсоджана поддержала Бейликская порта. Армия Гюрай-бея, которая насчитывает несколько сот тысяч солдат. Пограничные заставы и крепости не продержались и нескольких часов. Их просто завалили трупами бейликов. В Порте не привыкли считаться с потерями. Дешт захватили через три дня после начала войны. Как только стало известно о наших поражениях, многие князья Великой степи присоединились к Махсоджану, вспомнив о его религиозном титуле и "оскорблении веры", которые мы нанесли им, уничтожив Баджей.

– А товарищ Гамаюн? – Я понимал, какой ответ услышу, но вопрос задать должен был.

– Погиб товарищ Гамаюн. – Гневомир отнял руки от лица и поглядел на меня. – Он был в Деште, и отказался покинуть город. Хотя отлично знал, что тот обречён. И не хуже того знал, как принято поступать с уполномоченными и стражами Революции.

– А мы сидим тут! – вскочил со своего места Всполох. – Нет! Дольше я сидеть у Китобоев не намерен. Довольно с меня. Пусть трибунал, но я ещё успею повоевать с Блицкригом.

– Не будет трибунала, – успокоил его Гневомир. – Бессарабу уже передан по телеграфу приказ принять вас в ряды воздушных сил его армии.

Вот передышка и закончилась. Я снова отправлялся на войну.

– Только к товарищу Готлинду у меня отдельное дело, – добавил страж. – Мне нужно поговорить с ним наедине.

– Моя комната в вашем распоряжении, – произнёс Бронд, вставая из-за стола. В руке он по-прежнему держал запечатанную бутылку казёнки. – Идёмте, товарищи военлёты. Отметим ваше возвращение на войну.