Текст книги "Блеф"
Автор книги: Борис Липатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Вечерний выпуск «Нью-Таймса» от 15 сентября осторожно повторил в небольшой, но достаточно видной заметке, что вот, согласно исчислений профессора Каммариона, завтра в 8 часов утра мог бы произойти на землю прилёт марсиан, но, кажется, ничего подобного не произойдёт, так как ни один астроном мира не заметил никакого снаряда в межпланетном пространстве. Орлеанцы уделяли заметке время длиной в одну сигару, и этого было достаточно, чтоб на утро 16 сентября все были слегка встревожены и, нет-нет, и взглядывали на небо.
Означенные для прилёта восемь часов прошли…
В городе началась обычная сутолока, там и сям раздавались иронические замечания о современных учёных. Орлеанцы окончательно разочаровались.
На всей этой истории великолепно заработал издатель Герберта Уэллса, выпустивший три издания «Войны миров». Можно клятвенно утверждать, что к девяти часам утра эта книжка не занимала ни одной головы. Время, положенное на известное впечатление и ожидание, прошло, и даже янки были готовы ждать от прибывающих марсиан опоздания не свыше как на четверть часа, ибо иначе немыслимы какие-либо иные отношения между деловыми людьми и планетами.
Около половины двенадцатого в редакционный кабинет Ковбоева влетел растерянный профессор Каммарион и, потрясши в воздухе номером «Южного Геральда», бессильно рухнул в кресло… Ковбоев и Кудри кинулись к профессору.
– Позор! Скандал! Я навсегда скомпрометирован! Прочтите! – И Каммарион ткнул в нос Ковбоева газетой.
Ковбоев осторожно взял лист в руки и сделал вид, что читает статью, содержание которой он уже отлично знал.
«Южный Геральд» помещал статью одного европейского астронома, ярого врага Каммариона, полную ядовитейшей иронии в адрес коллеги.
«Разумеется, – писал он, – нельзя отрицать, что долгое сиденье под телескопом и злоупотребление сенсационной и фантастической литературой, а также и возраст, в котором самые выдержанные и зрелые люди начинают сдавать в сторону ребячливости, позволили уважаемому профессору Каммариону размечтаться на страницах «Нью-Таймса». У нас, в Европе, подобные функции принадлежат гг. писателям, но чтоб порядочный астроном мог дать свою подпись под такой статьёй, это не укладывается ни в какие рамки и может быть объяснено или научной безграмотностью или соответствующим вознаграждением от издательства падкой на дутые сенсации газеты, каковую из себя представляет «Нью-Таймс"».
– Вы видите! Вы видите, что вы наделали. О!.. Горе мне!.. Воспользоваться моими стеснёнными обстоятельствами и за доллары купить мой позор! О!.. – хрипел Каммарион, поминутно падая в обморок.
– Успокойтесь, успокойтесь, профессор!.. – суетился Кудри, – ради бога, успокойтесь, но они ещё могут прилететь, эти самые марсиане!
– Кому вы это говорите! – вскипел профессор. – Со мной обращаются, как с маленьким ребёнком. Вы думаете, я позволю себя дурачить! Они прилетят!.. Я пойду в суд, я буду жаловаться! Позор! Него…
На столе неистово захрустел телефон. Ковбоев включил громкоговоритель.
– Алло! Ковбоев? – послышался прерывистый голос Пильмса, – скорее за город… шесть километров к западу… Колоссальный аппарат сделал спуск. Безусловно – марсиане!.. Еду на гоночном авто… Жду.
Каммарион выпучил глаза и смотрел в рупор…
– Едемте, профессор, – хлопнул его по плечу Ковбоев, успевший отдать ряд приказаний и шлепком выводя профессора из транса, в который того бросило сообщение Пильмса.
А через 20 минут тысячи мальчишек махали экстренным выпуском «Нью-Таймса».
– Прилёт марсиан!
– Аэроплан!
– Шесть километров к западу!!!
– Сотрудник «Нью-Таймса» уже на месте!!!
– Прилёт марсиан!!! Марсиане!!!
9. Читатель! не будь доверчив, как нью-орлеанецСреди табачного поля огромный поблескивающий аппарат. Низко пронёсся над землёй, спланировал, смолк и стоит, не подавая признаков жизни…
Через десять минут два гоночных автомобиля показались на шоссе, каждую минуту возникали на шоссе клубочки пыли, указывающие на прибытие всё новых и новых машин…
Через кочки вспаханного поля, ломая стебли табака, неслись, стремясь обогнать друг друга, две передовые машины. За ними неуклюжей кавалькадой мчались другие.
Из первой подъехавшей к аппарату машины выскочил Генри Пильмс и гаркнул своему противнику:
– «Нью-Таймс» – первый!.. Всюду!.. Всегда!
Из второго авто вылез сухопарый рыжий джентльмен и критически взглянул на таинственный аппарат. Генри тем временем сделал несколько фотографических снимков.
– Алло! Эй! Как вас там! Выходите!
Сквозь толстое окно кабины мелькнуло бородатое лицо, и внутри аппарата что-то захрустело.
Генри отскочил, рыжий джентльмен стоял как вкопанный и только вдел в глаз монокль.
Тем временем вокруг аппарата сбилось порядочное кольцо автомобилей, и место спуска было окружено галдящей суетливой толпой:
– Страшно походит на аэроплан!
– Да это и есть аэроплан!
– Но какая необычайная конструкция!.. Он длинён уж очень!
– Нет винтов!!!
– Это металлический аппарат!
– Он на червячных полозьях!
– Ничем не пахнет.
– А вы не боитесь марсиан?
– Да это не марсиане.
– Бросьте! Но почему-то их не видно!
– Ой, внутри шум!
– А-а-а!!
Толпа с криками отхлынула прочь. Только некоторые отчаянные фотографы, пятясь, наводили свои камеры. Непосредственно у аппарата стояли Пильмс и рыжий.
В кабине поднялись жалюзи, и в просвете показались два коричневых голых человека со шлемами на головах, вроде респираторов.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что они не голые, а затянуты в какую-то шерстяную прочную, похожую на войлок, ткань. Кое-где на этой оригинальной одежде виднелись крошечные застёжки.
Пять секунд гробового молчания. Один из марсиан осторожно снял шлем, открыв бородатое бледное лицо, и осторожно вдохнул воздух. Мгновенно лицо его прояснилось, показалась даже улыбка, и он помог своему соседу освободиться от его шлема. Перед толпой оказался другой бородач в очках.
– Люди!.. – пронеслось в толпе.
Слышалось хрустенье подоспевшего киноаппарата.
Прибывшие с любопытством осматривали толпу, всё ещё стоя на пороге кабины. Наконец, человек в очках поднял руку. И этот, оказывается, не только международный, а и межпланетный знак парламентёрства был мгновенно понят. Воцарилась тишина. Даже кино-оператор бросил ручку.
– Реол! – произнёс человек в очках, указывая пальцем на небо.
Его товарищ протянул руку внутрь кабины и, достав кусок бумаги, походившей на шёлк, развернул карту с двумя полушариями. Люди тотчас узнали этот изрезанный зелёными водянистыми бороздами рисунок.
– Марс! – завизжал стоящий на автомобильном сиденьи профессор Каммарион, падая в обстоятельный обморок.
– Марс! Марс!.. – понеслось в толпе.
– Реол! – ещё раз сказал гость из другого мира, тыча пальцем на карту.
Новое поднятие руки. Новая тишина.
В руках марсиан металлическая дощечка и палочка. Один держит, другой, в очках, постукивает.
Короткий удар, дробный удар, два коротких, опять дробный, два дробных, два коротких…
– Телеграф! Морз! Какой язык? Тук-тук-тук! – стучало по дощечке.
Множество внимательно прислушивалось. Две минуты прошли в выстукивании.
– Непонятно!!
Марсианин остановился и сказал:
– Реол.
И добавил выстукиванием:
– Сигнализация.
– Сигнализация!! – раздалось с десяток голосов, – это по-английски.
– Нет по-французски!!
– И так, и так!
Опять знак руки.
– Тук-тук-тук!
«Мы люди Реола!» на французском, английском, итальянском, немецком и испанском языках выстукал марсианин, и пёстрая многоязычная американская толпа дала пять переводов.
– Мы слышали ваши сигналы. Их много. Много разных сигналов. Мы поняли сигналы.
Десятки голов кивали в знак понимания. Ободрённые успехом, марсиане продолжали выстукивать.
– Мы имеем аппарат ещё высоко. Его не видно. Мы не умеем объяснить, мы должны вернуться к нему через три дня. Мы просим учёных сюда в аппарат. Нас двое.
Кудри и Ковбоев ведут растерянного Каммариона под руки к аппарату. Толпа, узнав учёного, орёт:
– Гип-гип! Ура – Каммарион! Гип-гип!
Неуклюже подсаживают старца в кабину, за ним, на безмолвно признаваемых правах, лезут Ковбоев и Генри.
Высокий рыжий субъект лезет в карман сюртука и, вынув из бумажника карточку, суёт её в руки марсианина. Тот неловко вертит кусочек картона, на котором оттиснуто: Лорд Бриджмент Уинстон Т.Стьюпид.
Лорд тянет руку для рукопожатия; марсианин, недоумевая, смотрит на эту костлявую ладонь. Лорд дьявольски смущён. Однако марсианин помогает ему влезть.
Через минуту Ковбоев показывается в дверях кабины и поднимает руку.
– Граждане Нью-Орлеана! Я редактор «Нью-Таймса»!! Прибывшие гости с Марса вступили в разговор с уважаемым профессором Каммарионом. Сейчас с авто подадут в кабину телеграфный аппарат, и сведения будут направляться в типографию непосредственно… Генри Пильмс, которого вы все отлично знаете, заботится о снимках. Газета будет выходить каждый час с отчётами профессора Каммариона. Кинооператор через полтора часа будет демонстрировать фильм в «Парамоунт-Паласе».
Гром аплодисментов прервал речь Ковбоева.
Надо отдать справедливость американцам.
Для чего глазеть и тратить время, когда есть газета и снимки? Информация в опытных и солидных руках. И сотни автомобилей запрыгали через поле на шоссе, утягиваясь в город.
Редкая тактичность: немедленно был призван хозяин табачной плантации для возмещения убытков, но тут вмешался Кудри и объявил, что редакция «Нью-Таймса» в состоянии взять на себя ответственность за испорченное поле, ведь первый, – Кудри упёр на это слово, – первый проехал по полю сотрудник «Нью-Таймса». Не виноват же хозяин, что сотрудники «Нью-Таймса» везде первые.
10. Ещё раз: читатель! не будь доверчив, как нью-орлеанецЧерез час, как обещал Ковбоев, номера «Нью-Таймса» двухсоттысячной массой ринулись на улицы Нью-Орлеана. Далее четырёх кварталов от редакции не мог проникнуть ни один газетчик – всё издание расплылось в колоссальной толпе. «Южный Геральд» должен был умереть от зависти.
Сообщений немного. Несколько строк самым жирным шрифтом:
«Марсиане прибыли, как следует понять, на большом аппарате, внутри которого находился прибывший под Нью-Орлеан аэроплан. Аппарат находится, судя по объяснениям, на высоте трёх марсианских часов, приблизительно на границе атмосферы. Необходимые пояснения. Аппарат невидим, потому что, вероятно, обладает некоторой отражательной поверхностью и вообще пока в познаниях марсиан нет достаточного количества специальных земных слов, чтоб они могли объяснить принцип устройства аппарата, хотя и выказывают героические усилия. На Марсе, именуемом, по-ихнему, кстати сказать, единственному, языку, Реолом, имеются радиоустановки, столь чувствительные, что улавливают все земные передачи, которые марсианским учёным удалось расшифровать, несмотря на большое количество земных наречий».
Заметка Каммариона кончалась обещанием дать в следующем номере новые описания.
Тут в дело издания вмешался Реджинальд Хоммсворд. Этот практический человек сразу же, с первого отчётного номера, выступил с обращением к публике:
– Дайте ваши объявления в отчётные номера «Нью-Таймса»! Следующий номер полмиллиона экземпляров!! Между заметок о марсианах – двадцать долларов строка. Под фотографиями с марсиан – двадцать пять долларов. В рамке с марсианской фотографией над подписью к этой самой фотографии – сорок долларов. Давайте ваши объявления в «Нью-Таймс»!
Через час успех первого номера и редкая сообразительность Хоммсворда уже позволила видеть полумиллионную лавину сырых газетных листов в продаже.
Выловим то из относящегося к марсианам, что попадалось взору среди лавины объявлений:
«Марсиан – двое. Оба мужчины. На Марсе имеются также и женщины. Один из них был любезен и разделся. Прекрасно сложенный человек. Доктор, приглашённый мистером Ковбоевым, был изумлён. Другой близорук, носит оригинальные очки и более слаб на вид. Оба учёные. Это первый пробный прилёт. Намереваются установить правильное сообщение. В развитии культуры на Марсе нет особенной аналогии, хотя всё очень близко. Они спрашивают, что такое деньги, никак не могут понять их экономического значения. У них, очевидно, высоко поставлена техника и сильно развиты во всём математические навыки. Можно сделать комплимент г. Герберту Уэллсу за его некоторую проницательность: марсиане, как более культурные люди, имеют основой счёта 12, а не десять, дюжина у них первое двузначное число. Сутки у них делятся на 12 часов по 144 минуты, так что три марсианских часа являются – шестью земными и 360 земных минут оказываются 432 марсианскими минутами, хотя и обозначаются знаком, соответственным третьей сотне, вернее, третьему гроссу. Из-за частого перевода с сотен на гроссы и незнания условных обозначений приходится отказаться временно от разбора ряда математических формул и записей, предложенных нашему вниманию».
В третьем номере (тираж 1200000, два специальных поезда в окрестности) сообщалось:
«Марсиане спрашивают, что такое война, Антанта, СССР, Коминтерн и другие слова, улавливаемые так часто их приёмниками. Из чувства чисто воспитательного, а отчасти и из стыда за человечество, мы отговорились, что это предметы насущных потребностей, пищевые продукты, в большом ходу находящиеся в обращении. Гости, по-видимому, удовлетворены… Разговариваем перестукиванием, потому что произношение знаков марсиане не могут усвоить, да и нет времени. Через шестьдесят пять земных часов они обязаны вернуться на ожидающий их на высоте сотен километров аппарат для возвращения на свою планету».
Четвёртый номер – два миллиона тиража и пять поездов в различных направлениях. Вышло также повторное сводное издание для снабжения иногородних читателей. Контора «Нью-Таймса» разрывалась от посетителей, пришлось вызвать полицию для установления порядка.
Нью-Орлеан, казалось, кипел в одной точке, и эта точка была редакция «Нью-Таймса».
«Марсиане не едят мяса. Марсиане питаются исключительно растительной пищей, у них запасы каких-то салатов».
Моментально один расторопный ресторатор-француз выставил колоссальный плакат у двери с предложением: «салата а-ля-Марс» и кормил валом валивших любопытных гастрономов каким-то репным месивом, сдирая дикую цену.
К вечеру на улицах появились выкрики: «Южный Геральд»! «Южный Геральд»!!» – Ни одного номера этой газеты не было продано, а в десятом выпуске «Нью-Таймса» петитом, точно о столкновении экипажей шла речь, сообщалось о самоубийстве радактора «Южного Геральда».
«Нью-Таймс» выходил всю ночь. Издательство оказалось на высоте, обнаружив непостижимые запасы бумаги и редкую гибкость типографской части работы. В ночь на семнадцатое сентября Кудри уже успел купить восемь контор в городе, где принималась подписка и объявления. У железнодорожного треста было арендовано триста паровозов и две тысячи вагонов для развозки газеты.
Нью-Орлеан был вулканом, и кратер его был в редакции «Нью-Таймса».
11. Трафаретное заседание сенатаМистер Куллидж в изнеможении лежал на кушетке. Около него суетились супруга и доктор.
– Ах, доктор, – хватала за рукав жреца науки почтенная дама, – я положительно не представляю, что с ним!
– Успокойтесь, миссис. Ради бога успокойтесь. Нервный припадок и только. Я сейчас помо…
Мистер Куллидж вскочил как встрепанный с кушетки и потряс кулаками.
– Чорт знает что такое!! Тысяча чертей и статуя Свободы!! – изрыгнул он, поразив и супругу и врача: – Я ещё не выбран в президенты как следует, а уж на меня взвалили миллион забот! Секретаря!! Где секретарь?!! Вы что стоите?!! Зовите секретаря!
Жена и доктор, пятясь, направились к двери. Вошёл испуганный секретарь.
– Что там ещё за дьявольщина??. Какие такие марсиане? Кто дал им право нарушать установленную квоту для иммигрантов?! Там адский переполох в этом Орлеане. Созвать сенат!! – орал Куллидж. – Поворачивайтесь, олух!!
Мистер Куллидж достаточно солиден, чтоб так волноваться, а тут ещё явное нарушение закона о въезде в Америку. Вдруг у них ещё с собой спиртные напитки? Арестовать! Что смотрит полиция??
Через час Куллидж всходил на трибуну.
– Говорят, – мрачным тоном начал он, – что вчера утром в Нью-Орлеан прилетели будто бы жители Марса… Я вчера был нездоров и узнал об этом лишь сегодня. Прошу высказаться господ сенаторов, кто знает что-либо об этой чертовщине.
Куллидж отпил воды и уселся. Целый ряд сенаторов записался на речи. Зал вытянул шеи, когда первый оратор стал на трибуну.
– Да, в Нью-Орлеан действительно прилетели жители Марса… Величайшее событие… замечательное событие!.. Сотни учёных кинулись в Орлеан… Марсиане пробудут трое суток; утром девятнадцатого сентября они улетят… Более точными сведениями располагает газета «Нью-Таймс».
Второй сенатор вынул скомканный номер газеты…
– Вот мне удалось получить от знакомого авиатора номерок «Нью-Таймса»… Ммм. Ряд выдержек: «Одежда марсиан – эластичный покров из мягкой шерсти на металлических пуговицах. Кра-сиво и просто… Покупайте подтяжки «Дипломат»!..» Ах, виноват, это объявление в тексте!.. «На аппарате ряд измерительных приборов, близких по своей конструкции к земным образцам. Оптика и точные инструменты. Джон Парсон! Нью-Орлеан!» Тьфу, опять объявление! Тут на каждом шагу… «Аппарат сконструирован на совершенно особом принципе, корпус оригинальный, аллюминиевый сплав, с бронзовым отливом… Рельсы. Цветные металлы… Западный металлургический трест…» Положительно невозможно читать газету – одни объявления!..
Когда газета была прочитана с благополучным под конец лавированием среди коммерческих анонсов, начали с трибуны сыпаться проекты и деловые замечания.
– Надо их оштрафовать за незаконный въезд, – пробурчал Куллидж: – они срывают квоту!
– Помилуйте! Такой исключительный случай!
– Закон не может итти на уступки! Вы знаете, господа, что такое американский закон!
– Без намёков!! – рявкнул кто-то сзади.
– Тише!! – зазвонил в колокольчик председатель.
– На Марс надо послать представителей…
– От «Стандарт-Ойля»! – выпрыгнула реплика.
– От Синдиката Железных Дорог!
– Нет! Надо послать от Дженерель-Электрик-Компани! Надо проверить их установки!!
– От Трансатлантического пароходства!!!
– От правительства!! Надо делегатов от правительства!!!
– Надо взять концессии!!!
– Стандарт-Ойль!! Стандарт-Ойль!!
– От синдиката по торговле шерстью!!
– Кредиты!! Есть ли на Марсе банки?
– Доллары берут и на Марсе!!
– Кр-р-редиты!! Правительственные кр-ре-диты!!
– Стандарт-рт-Ойль!!!
– Посла! Непременно назначить посла!!
– Невозможно!! – завизжал Куллидж.
– Невозможно! – басом отрубил Юз. – Вдруг у них вроде Советов. Государственный департамент не может принимать опрометчивого решения. Посол не будет послан!
– Тогда интервенцию!!
– Требуем признать Марс!!
– Де-юре!
– Нет, только де-факто!
– Де-юр-рр-р-ре!
– Стандар-р-рт-Ойль!!!
– Нет!!!
– Де-юр-р-ре!!
– Стандарт-Ойль… самостоятельно…
– Де-факто!
– …юре…
– Посла… посла!.. осла… а-а!..
12. Доллары и различные телеграммыХоммсворд и Ирена заняты исчислениями.
– Марсиане живут вот уже 59 часов… Выпущено 55 номеров газеты с общим количеством…
– 112 миллионов экземпляров, – подсказывает Ирена.
– Так, по отчётам наших контор объявлений принято на 19 миллионов с тысячами… Сейчас подсчитаю расходы. – Хоммсворд наклоняется над бумагами.
– Телеграмма! – объявляет бой.
– Вторая!
– Третья!!
– Тише, тише!! Не все сразу!
– Кудри! Кудри-и! – кричит Ирена в кабинет, – рано спать! Идите сюда, телеграммы.
Толстый Самуил сползает с дивана и глядит бессмысленными глазами.
– Вот, – смеясь подаёт ему телеграммы девушка.
Кудри воздвигает очки на нос и, почесываясь, распечатывает телеграммы.
– Тьфу! – плюётся он, – стоило беспокоить… Наш корреспондент сообщает, что супруга этого нового русского императора Кирилла прибыла в Вашингтон… Кому-то это нужно сейчас, путешествие этой дуры… Те-те-те! – поднял он палец, – вот это поинтереснее. Знаете, от кого?
– Ну?
– От председателя сената!
– О!
– Ммм… важные постановления… «Впредь на влёт в Соединённые Штаты выбирать визу… Снабдить марсиан каталогами лучших фирм!.. Объявить, что векселя солидных марсианских предприятий к учёту принимаются… Предложить марсианам признать вашингтонское соглашение…» Ха-ха-ха!!!
– Ха-ха-ха!! – залились Ирена и Хоммсворд.
– Ха-ха-ха!! Ха-ха-ха!!!
– Ой… Ха-ха-ха!..
Кудри снимает очки и вытирает слёзы.
– Хорошо, что хоть не делегируют на Марс полдюжины капитанов Армии Спасения.
– Ну, давайте третью телеграмму.
– Сейчас!.. Ммм… Э-э, да эта менее всех интересна.
– Что такое?
– Губернатор извещает о наложении на все доходы издательства 10 % налога с валовой суммы, в виду необыкновенного развития дела в связи с прилётом марсиан.
– Чорт с ним! Заплатим!
– Всё равно, вот я сейчас свёл итог, приблизительный, правда… Чистой прибыли за шестьдесят часов – четырнадцать миллионов, налог, дьявол его возьми, возьмёт около трёх; ничего, останется достаточно… Вот это, я понимаю, предприятие. Марсианское предприятие Синдиката Холостяков! Здорово!
