Текст книги "Блеф"
Автор книги: Борис Липатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
В окружении жадно подхватывающих слова и жесты репортёров и сосредоточенно настроенных фотографов, развалившись в шезлонг, дымя благовонной сигарой, его светлость, герцог Марсианский милостиво даёт интервью бойким служителям прессы. В одной руке сигара, другая покоится на подушечке маникюрши.
Десяток тщательных проборов склонился над блокнотами.
– Флора и фауна? Хорошо!
И окутав сановную голову голубоватым дымом, Кошкодавов изрекает благоговейно подхватываемые слова:
– Флора… Оч-чень похожие на деревья, растения… Трава, цветы… Всё оч-чень свежо выглядит. Много пауков… Полное отсутствие диких зверей. Зато: – из-зумительно много рыбы. Мой друг, светлейший князь Межпланетский, – страстный спортсмэн. Рыбалка – его больное место… Однажды, в Самарской губернии, он вывел четырёхфунтового сазана… Зам-мечательно вкусная рыба. На Марсе в этом отношении неповторяемые условия. Мы первые забросили наши удочки.
– Пардон, ваша светлость, какой фирмы рыболовные снаряды? – осведомляется репортёр.
– Фирмы!? Ах, да! Кажется «Орлеан-Фишинг-Сосайэти»… Мы пионеры! Князь и я – пионеры рыбной ловли на Марсе!
– Ваша светлость, – докладывает слуга, – его преосвященство архиепископ Нью-Йоркский просит его принять.
– К сожалению, я занят, – хмурит брови Кошкодавов, – с представителями прессы и… вообще!..
Слуга уходит.
– Пожалуйста, мадемуазель, – предоставляет маникюрше другую руку герцог Марсианский.
– Марсиане оч-чень любезные… марсиане! Мой друг, светлейший князь, с удовольствием остался среди них… Что? Да, можно думать, что князь Межпланетский будет играть на Марсе крупную роль… Что слышно в сферах?.. Я полагаю, – важно цедит Кошкодавов, – что пожалование ордена Андрея Первозванного является весьма знаменательным прецедентом к тому… Безусловно, князь пользуется большим влиянием… Его благородный жест, когда он скомкал обращение Николая Николаевича ко всем российским патриотам, обратил на себя внимание своей смелостью в придворных кругах… Вообще его изумительная проницательность… Он давно восклицал: хоть на луну! Пламенный, поэтический порыв!
– Ваша светлость, – робко шепчет вновь появившийся слуга, – владыка настойчиво просит его принять во главе депутации от вновь образованного «Общества ревнителей православия на Марсе!»
– Я сказал: я занят, – холодно роняет Кошкодавов, – можете сказать владыке, что я всё устрою! Я к вашим услугам, господа, – повернулся он к журналистам.
– Первые 800000 очередей на отлёт на Марс записаны за гражданами Российской империи… У нас будет введён профилактический метод. Никаких злонамеренных элементов!.. Лига Наций пытается разрешить кризис русской эмиграции. Теперь её заботы придётся перенести на приспешников Николая Николаевича, пусть переезжают в Патагонию или… вообще!
– Как ваша светлость реагирует на перелёт?
– Очень странное состояние!.. Вне атмосферных слоев одолевает непостижимая сонливость!.. Это, впрочем, присуще только жителям Земли… Ясно, что пилоты будут исключительно марсиане.
– Женский вопрос?
– О, не сведущ!.. Этим интересовалась мадемуазель Ла-Варрен, кстати, препикантная особа! – игриво бросил его светлость.
Журналисты торопливо записали.
– Минуточку, ваша светлость, – отвлекла Кошкодавова маникюрша.
– В чём дело, мадемуазель?
– Волосы стричь?
– Волосы? Какие волосы?
– Я говорю о волосах на ваших ладонях… Такой редкий случай… Я потому и спросила, – робко лепечет маникюрша.
– Ах, что вы, мадемуазель! Нет, не стоит! Это выглядит так породисто, так оригинально… и вообще! Нет, не стоит!..
21. Смерть обезоруживает коварствоГенри яростно ходит из угла в угол опустевшего ангара. Настало его время действовать. Теперь на его стороне ещё больше козырей – он заодно разоблачает коммунистов. Пусть только ступят на американскую почву.
Скорее, скорее надо вербовать союзников и выпутываться самому из марсианского предприятия.
Генри останавливается и озирается.
Стьюпид нагнулся над бумагами, и, что совершенно с ним не вяжется, усиленно работает. Лёгкий румянец выполз на щёки лорда.
О'Пакки готовит обед.
Генри задумался. А! Мистер Пузявич наверное за своим любимым занятием на берегу. Начнём с него. Скоро должен возвратиться Дука. Надо торопиться.
Взволнованно кусая ногти, подпрыгивающими от возбуждения шагами, Генри поспешил к морю, где светлейший князь Межпланетский сосредоточил всё своё высокое внимание на поплавках.
Без всяких предисловий Генри подсел к нему.
«Американский мужик», – подумал обиженно Пузявич.
Генри странно посмотрел на Пузявича, потом взял бесцеремоннейшим образом болтающийся на груди Андреевский орден и просто сказал:
– Вам придётся лишиться этой штучки, мистер Пузявич!
Пузявич надулся как клоп, не в шутку обидевшись.
– Что вам даёт право говорить так, сэр? – визгливо вскричал он, вырывая орден из рук Пильмса.
– Успокойтесь! – зловеще сказал Генри. – Ведь, кажется, вы должны были получить этот орден на Марсе по случаю заключения договора?
– Да! – высокомерно бросил Пузявич.
– Ну, вот! Дело за небольшим. Мы не на Марсе.
Пузявич округлил глаза.
– М-мы н-не н-на Марсе?! Т-так где ж же м-мы?!!
– На Земле. На самом настоящем эрдкугеле. И это обыкновеннейший островок. И ваши удочки спущены в Тихий океан, – убийственно-спокойно бросал слова Генри и, фамильярно хлопнув светлейшего князя Межпланетского по коленке, добавил: – Так-то, мистер Пузявич!
– Не может быть! Вы шутите, мистер Пильмс!
– Как вам угодно! Вы жертва мистификации и только, а не князь Межпланетский!
Пузявич отчаянно замотал головой.
– Нет, нет! Нет! Нет! – визжал он.
– Дело ваше. Предлагаю вам поверить возможно скорее.
Генри равнодушно встал и растянул лицо деланной зевотой. Вдруг он поспешно закрыл рот и, глядя на океан, толкнул Пузявича в плечо.
– Доказательства кстати, мистер Пузявич! Посмотрите.
Пузявич взглянул по направлению руки Пильмса и обомлел.
Вдали шёл самый обыкновенный пароход.
– Видите? – язвительно промолвил Генри.
…Пути любого карася можно считать неисповедимыми. В данном случае какая-то морская рыбина заинтересовалась предлагаемой ей свыше приманкой. В мгновение ока завороженный зрелищем парохода Пузявич улетел со скалы вслед за стремительно уводимой лесой.
Через минуту Генри вытаскивал его за ноги.
– Что же вы так неосторожны!.. – и замолчал.
Многодумная голова князя Межпланетского была изумительно раскрошена о подводный камень.
Генри пулей влетел в ангар, где О'Пакки как раз расставлял на столе закуску.
– Господа! – крикнул он Стьюпиду и О'Пакки, – ужасное несчастье! Мистер Пузявич упал со скалы и разбил себе голову!
– Да что выговорите?! – воскликнул О'Пакки, поражённый. – Вы его спасли, Генри?!
– Он убился насмерть!
– Пойдёмте, пойдёмте скорее! Идёмте, милорд!
Тут только О'Пакки сообразил о своей непоправимой глупости. Лорд Стьюпид, разинув рот, во все глаза уставился на внезапно заговорившего марсианина.
– Ну что вы стоите! – И О'Пакки тряхнул лорда за рукав.
– В-вы – человек?!! – изумился лорд.
Генри схватился руками за голову и выбежал вон.
– Да, человек!! – дерзко вскрикнул О'Пакки, видя, что всё потеряно. – Разрешите представиться: Пакки О'Пакки из Лимерика!
Лорд гордо выпрямился.
– Мерзкая ирландская обезьяна! – процедил он.
Вполне достаточно.
Пакки, всегда спокойный, флегматичный Пакки – рассвирепел.
– Ах, вот как? Что ты сказал?! – шагнул он к лорду.
– Я сказал: мерзкая ирландская обе… Когда у шестерёнки часового завода срывается курок, пружина менее быстро развёртывается; О'Пакки откинул корпус назад, повернулся на носках и стремительно вогнал кулак под желудок лорду Стьюпиду, предоставив возможность лордовой душе ускользнуть через широко открытый рот.
22. Глава заключительная, а потому наполненная всяческими отговоркамиЧитатель – оригинальнейшее существо. Где его альфа и омега – неизвестно. На последних страницах в нём происходит непередаваемый кризис. В нём борются два желания: одно ждёт под занавес флер-д'оранжа и прочих приятностей, другое рисует мрачную картину расположенных поленницей трупов героев. В таких условиях создается безвыходная для автора обстановка – не разбежаться с идеологической и тематической увязкой.
Соглашательство – наиболее распространённый вид обслуживания заинтересованных сторон. Не даром сказано: «блаженни кротцыи»! Вот и сейчас встаёт блестящая возможность обоюдного шантажа между автором и читателем.
Создав обстановку, явно ни к чему не обязывающую, можно вместо эпилога и т. п. подливки под надоевшую тему подвести систему тезисов, явно компромиссного характера.
– Так вот: Ирена, Годар, Пулю и полевевший Ковбоев собираются в Европу, в их руках полные доверенности на заводы Стьюпида! Это данные.
В конце концов мы ничего не слышали о том, чтоб с октября 1924 года ими были предприняты какие-нибудь шаги в этом направлении, это их дело и дело их совести.
Мимоходом, не создавая из этого сплетни (ибо Годар, едучи на каторгу, упоминал имя некоей Сюзетты), отметим, что Годар и Ирена попустительством других, нам известных, – говорят друг другу – ты. Но Годар – вообще коммунист, а она уверовавшая в него женщина.
О'Пакки, своей неуравновешенностью способный свести с ума кого угодно, проделал это сам, как мрачно сообщил возвратившийся с острова Дука. Он, уничтожив свой аппарат, тоже собирается в Европу.
Синдикат вообще распался. Хоммсворд сделался сенатором (а не наследником после умершего дядюшки, каковая версия циркулировала). Кудри замучился с подагрой и всё кричит: «ай-ай!» Бедный!
Генри на острове. Что, как и почему, знает больше всех Дука, но делает из этого большущий секрет. Ему неудобно, что он прочёл письмо Генри, адресованное Пайку. О Генри он упорно отмалчивается.
Большая часть капитала Синдиката Холостяков, согласно версии, в настоящее время находится в распоряжении Французской Компартии. Отсюда справедливое негодование мистера Куллиджа, президента Соединённых Штатов, на американцев, ездящих в Европу с большими деньгами.
– Гораздо рациональнее тратить американские деньги в Америке, – так, кажется, сказал он.
Это, однако, не мешает мистеру П.Моргану одалживать деньги Польше и делать тому подобные дохлые дела. Хотя они богаче, им виднее.
Нельзя обижаться на урождённых европейцев, которые сколачивают в Америке деньжата и невежливо уезжают домой. Такие уж они европейцы. Нет никакого родительского чувства. К тому же неблагодарность – колоритнейшее свойство жителей земли.
Трезвые читатели имеют привычку требовать от всякого авторского начинания элементов общественности, поэтому не окажется ли в их глазах подобный труд излишним подражанием заслуженным фантазёрам или обыкновенной револьверной повестью?.. Что поделать. Авторство – вообще трудная вещь, и, кроме того, роман это всегда роман, а не оперетка.
1927
