Текст книги "Василий Сталин. Сын «отца народов»"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Старший политрук кончил, и все в землянке некоторое время молчали. С чем было сравнить этот подвиг? (Через несколько дней появилось с чем сравнить – со столь же фантастическим подвигом 28 гвардейцев-панфиловцев. – Б. С.). А он совершен вот тут, рядом. И люди, наверное, самые обыкновенные… Я спросил Мельника, что он о них знает.

– Трех других краснофлотцев звали Иван Красносельский, Юрий Паршин и Даниил Одинцов, а больше мне о них почти ничего не известно, – вздохнул комиссар Мельник и развел руками. – Батальон новый, все незнакомые… Про Фильченкова знаю, что призван из запаса. Он горьковчанин, волжский водник. Срочную служил на пограничном катере на Амуре – вспоминал тут как-то…

Подвиг пяти героев вошел в историю, их имена известны теперь далеко от Севастополя. У того места, где они преградили путь фашистским танкам, стоит памятник. И наверное, каждый, кто к нему приходит, хоть на минуту мысленно переносится в севастопольский ноябрь сорок первого года, ощущает грозное величие тех дней. Ведь в подвиге политрука Фильченкова и четверых его друзей-матросов с изумительной силой проявился тот необыкновенный душевный подъем, с которым вставали на защиту Севастополя черноморцы, готовые остановить врага любой ценой».

Бросается в глаза сходство многих деталей мифов о 28 гвардейцах-панфиловцах и 5 моряках-севастопольцах. В обоих случаях герои ценой своей жизни останавливают немецкие танки, а об их подвиге становится известно от единственного раненого бойца, добравшегося до своих и перед смертью рассказавшего о своем последнем бое. Это – традиционный мифологический прием, в обоих случаях ничего общего не имеющий с действительностью. На самом деле мы уже знаем, как погибла 4-я рота 1075-го полка панфиловской дивизии. Что же касается группы политрука Фильченкова, то сегодня с уверенностью можно сказать только то, что она целиком погибла в неприятельском тылу. Каким именно был последний бой пятерки моряков-севастопольцев, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Ведь нет практически никаких шансов отыскать в архивах донесение командира того немецкого или румынского взвода, который сражался с Фильченковым и его товарищами.

В очерке Кривицкого «О 28 павших героях» единственным бойцом, рассказавшим, красноармейцам о судьбе своих павших товарищей, стал Иван Натаров: «Все это рассказал Натаров, лежавший уже на смертном одре. Его разыскали недавно в госпитале. Ползком он добрался в ту ночь до леса, бродил, изнемогая от потери крови, несколько дней, пока не наткнулся на группу наших разведчиков. Умер Натаров – последний из павших двадцати восьми героев-панфиловцев. Он передал нам, живущим, их завещание. Смысл этого завещания был понят народом еще в ту пору, когда мы не знали всего, что произошло у разъезда Дубосеково. Нам известно, что хотел сказать Клочков, когда неумолимая смерть витала над ним. Сам народ продолжил мысли умиравшего и сказал себе от имени героев: «Мы принесли свои жизни на алтарь отечества. Не проливайте слез у наших бездыханных тел. Стиснув зубы, будьте стойки! Мы знали, во имя чего идем на смерть, мы выполнили свой воинский долг, мы преградили путь врагу, идите в бой с фашистами и помните: победа или смерть! Другого выбора у вас нет, как не было его и у нас. Мы погибли, но мы победили».

Это завещание живет в сердцах воинов Красной армии. Солнце победы все ярче и ярче горит на их знаменах. Враг отступает. Его преследуют кровные братья героев-панфиловцев, истребляют без жалости, мстят без милосердия».

Сразу бросается в глаза одна странная вещь: как мог человек, страдавший от потери крови, несколько дней блуждать по лесу и умереть только после того, как встретил своих. В очерке Кривицкого немало и других несуразностей, но не будем сейчас тратить время на их разбор. Главное, здесь довольно откровенно объясняется, зачем понадобились героические мифы военного времени. Бойцам и командирам Красной армии, миллионы которых в 41–42 годах сдались в плен, внушали, что выбор у них один: победа или смерть. Истории гвардейцев-панфиловцев политрука Клочкова и десятки других, изобретенные пропагандистами ГлавПУРа и журналистами «Правды», «Красной звезды» и других центральных газет, не случайно убеждали общественность: наш долг – ценой своей жизни уничтожить как можно больше врагов. При этом не надо щадить своей жизни, ибо противник при этом понесет еще большие потери. В действительности в тот момент немецкие потери были во много раз меньше советских. Для поддержания боевого духа требовалось уничтожать немецкие танки и солдат хотя бы на бумаге, что благополучно и делалось.

Характерно также то, что и под Москвой, и под Севастополем в подвигах-мифах борьбу с немецкими танками возглавляют коммунисты-политруки. Это должно было продемонстрировать жизненную необходимость института комиссаров, восстановленного в Красной армии вскоре после начала Великой Отечественной войны, 30 июня 1941 года, специальным указом Президиума Верховного Совета. Фильченков же свой подвиг совершил вообще в день 24-й годовщины Великой Октябрьской революции.

О подвиге 28 гвардейцев-панфиловцев стали говорить вскоре после того, как 1 ноября 1941 года появился приказ командующего войсками Западного фронта генерала армии Г. К. Жукова, где, в частности, говорилось: «В эти суровые дни нашей Родины наш народ и наш Великий СТАЛИН нам с Вами вручили защиту родной и любимой МОСКВЫ. Родина-мать доверила нам ответственную и почетную задачу: стать нерушимой стеной и преградить путь немецким ордам к нашей столице. Ни шагу назад – таков боевой приказ Родины нам, защитникам Москвы (именно эти слова, «Ни шагу назад!», Кривицкий вложил в уста Клочкова в своей первой статье о 28 гвардейцах, появившейся в «Красной звезде» 28 ноября 1941 года. – Б. С.)… В этих решающих боях за Родину, за славную МОСКВУ войска Западного фронта, соединения и части всех родов оружия должны нанести сокрушительные удары по фашистским полчищам. Гордые соколы сталинской авиации, славные танкисты, артиллеристы, минометчики, пехотинцы, кавалеристы, истребители танков, разведчики, саперы и связисты – Родина ждет от Вас бесстрашного сокрушения врага и славных подвигов».

И в тот же день Военный совет Западного фронта предложил Государственному Комитету Обороны впредь поощрять бойцов и командиров за уничтоженные вражеские танки. За 5 танков полагался орден Красного Знамени, а за 10 и более – звание Героя Советского Союза. Правда, в очерках, посвященных 28 панфиловцам, подбитых ими танков в сумме хватало максимум на две Золотых звезды. Однако погибшим щедро выделили 28 таких звезд (несколько потом отобрали у тех, кому посчастливилось уцелеть, но вместе с тем побывать в немецком плену).

А 16 ноября, как раз в день боя у разъезда Дубосеково, Жуков ходатайствовал перед Сталиным о присвоении 316-й стрелковой дивизии генерала И. П. Панфилова звания гвардейской и награждении ее орденом Красного Знамени за то, что «отважными и умелыми действиями в течение 20–27.10.41 отбивала атаки трех пехотных дивизий и танковой дивизии фашистов». При этом дивизия будто бы «уничтожила у противника до 80 танков и несколько батальонов пехоты». По утверждению Георгия Константиновича, «ни один боец не дрогнул перед атаками двух сотен фашистских танков», причем «личный состав дивизии храбро дрался и, не имея танков, с бутылками в руках бросался в атаку на танки противника». Но тут совсем некстати произошел прорыв на участке 1075-го полка легендарной дивизии. Чтобы не портить благостной картины, в штабе фронта поражение успешно превратили в геройский подвиг.

Подвиг моряков-краснофлотцев во главе с Фильченковым тоже пришелся крымскому начальству как нельзя кстати. Как раз 7 ноября из Ставки командованию Крымского фронта и Черноморскому флоту поступила директива, где содержалось категорическое требование «Севастополь не сдавать ни в коем случае» и при этом организовать активную оборону Керченского полуострова. К тому времени советские войска в Крыму уже были разбиты. Остатки 51-й армии откатывались к Керчи, а войска переброшенной из Одессы Отдельной Приморской армии – к Севастополю. Миф о пятерке политрука Фильченкова должен был заставить бойцов забыть о недавних неудачах и воодушевить их на оборону черноморской твердыни.

В том же мифологическом ряду и подвиг Александра Матросова, совершенный 23 февраля 1943 года во время наступления в районе Великих Лук. Здесь немаловажную роль сыграла приуроченность события ко дню Красной армии. И опять перед нами случай, когда герой ценой жизни обеспечивает успех товарищей. Тогда советские войска уже главным образом наступали, неся при этом большие потери при атаках на хорошо укрепленные немецкие позиции. Вот и родилась легенда, впоследствии многократно тиражировавшаяся, будто рядовой Александр Матвеевич Матросов в бою за деревню Чернушки Псковской области закрыл своим телом амбразуру немецкого пулеметного дзота и тем самым обеспечил успешное продвижение вперед роты. Позднее пропаганда утверждала, что в ходе войны подвиг Матросова повторили еще почти 200 бойцов и командиров. Что тут сказать! Фантазия у советских пропагандистов была отменная. Только почему-то никто не задумывался над простейшим вопросом: каким чудом бездыханное тело Матросова удержалось на амбразуре злополучного дзота? Ведь хорошо известно, что даже пистолетная пуля, выпущенная с близкого расстояния, моментально сбивает человека с ног. Что уж тут говорить об очереди в упор из крупнокалиберного пулемета. Она в одно мгновение отбросит тело, живое или мертвое, прочь от амбразуры. В действительности-то все в случае с Матросовым обстояло иначе. Он закрыл своим телом не амбразуру, а вентиляционное отверстие дзота. Пока застрелившие его немцы втаскивали бездыханного Матросова внутрь дзота, они вынуждены были прекратить огонь, что и позволило нашим бойцам преодолеть пространство перед дзотом и вынудить немецких пулеметчиков спасаться бегством. Подвиг, безусловно, был, но не тот, о котором трубила пропаганда несколько десятилетий.

Призывать же бойцов грудью закрывать амбразуры немецких дотов и дзотов командирам и комиссарам понадобилось потому, что путь «вперед, на Запад» Красной армии пришлось буквально устилать телами павших. Артиллерии и авиации, действовавшим главным образом по площадям, редко удавалось эффективно подавить неприятельские огневые точки. Вот и приходилось уповать на самопожертвование красноармейцев, у которых к тому же выбора не было. Или – геройская смерть от немецких снарядов и пуль, или – позорная гибель от рук бойцов заградотрядов и комендантских команд при трибуналах.

С летчиками, танкистами, артиллеристами ситуация была несколько иная, чем с пехотинцами и кавалеристами. Правда, пилотов, особенно в первые два года войны, готовили по ускоренной программе «взлет – посадка» при налете не более 30 часов. Василий Сталин такой участи счастливо избежал. За тем, чтобы сына вождя готовили как следует, бдительно следили из Кремля. Тысячам же советских пилотов, успевших перед схватками с асами люфтваффе освоить с грехом пополам только то, как поднимать машину в воздух и сажать ее на полевой аэродром, повезло гораздо меньше. Они стали легкой добычей гораздо более опытных немецких летчиков.

Офицеры люфтваффе после войны говорили, что в 1941 году с советскими летчиками можно было справиться без особого труда, в 42-м – уже прилагая некоторые усилия, а с 43-го года, когда численность немецких самолетов на Восточном фронте резко сократилась, а советских ВВС, оснащенных новыми машинами, наоборот, возросла, борьба шла уже почти на равных. Правда, немецкие асы по-прежнему превосходили советских. «Чемпион» Эрих Хартманн 351 из 352 своих побед, как известно, одержал, начиная с 27 февраля 1943 года (в их число вошли не только советские самолеты, но и 7 американских истребителей Р-51 «Мустанг» в небе над Румынией). Другой видный ас Восточного фронта, Вильгельм Батц, одержавший там 232 победы, свой первый бой провел только в декабре 42-го, так что практически все его победы приходятся на период 1943–1945 годов. В декабре 42-го впервые вступил в схватку с нашими истребителями другой ас, Гельмут Липферт, уничтоживший за войну 201 советскую боевую машину. Также и знаменитый Вальтер Новотны из 255 своих побед на Восточном фронте 155 одержал после июня 1943 года (из них почти 100 – в период Курской битвы). Кстати, его ведомые Карл Шнорер, Антон Дебеле и Рудольф Радемахер также имели весомый послужной список – соответственно 46,94 и 135 побед. Это опровергает распространенную в советской историографии легенду, будто число побед немецких асов, выступавших в роли ведущих, завышалось за счет того, что им записывались победы их ведомых. В люфтваффе не было советской «стахановщины», когда уголь, добытый всей бригадой, записывался на счет одного, которого начальство назначило на роль героя. Ни один немецкий летчик не стал бы таскать каштаны из огня ради того, чтобы тот же Хартман попал в Книгу рекордов Гиннесса.

Все свои 71 победу одержал на Востоке весной и летом 43-го Гюнтер Шеель, погибший под Орлом. На 1943–1945 годы приходится и большинство из 177 побед, которые одержал на Восточном фронте Вальтер Крупинский. На этот же период приходятся 152 победы Герхарда Тюбена и 150 побед Петера Дютгмана. Альбин Вольф, впервые вступивший в бой в мае 42-го, и Курт Танцер, дебютировавший в марте того же года, одержали соответственно 144 и 126 побед, подавляющее число которых приходится на последние годы войны.

Карл Гратц, стартовавший осенью 1942 года, успел сбить 121 советский самолет. Рудольф Тренкль, открывший боевой счет в феврале 42-го, уничтожил на Востоке 138 боевых машин (в том числе – один американский четырехмоторный бомбардировщик). Эмиль Ланг, первые боевые вылеты совершивший в 42-м, уничтожил до середины 1944 года 148 советских самолетов. Франц Шалль, первый бой которого пришелся на февраль 1943 года, успел одержать на Восточном фронте 123 победы, прежде чем погиб на Западе в апреле 45-го. Вальтер Вольфрум, совершивший первый боевой вылет в январе 43-го, записал на свой личный счет 137 уничтоженных советских самолетов.

Отто Фоннекольд, принявший боевое крещение в самом конце 42-го, до лета 44-го уничтожил 136 машин, прежде чем погиб в схватке с англо-американскими бомбардировщиками в небе над Голландией. Карл Гейнц Вебер, попавший на Восточный фронт весной 42-го, первенствовал в 136 воздушных схватках. А вот на Западе он очень быстро нашел свою гибель. Это случилось 7 июля 1944 года в окрестностях Руана.

В небе над Германией в схватке с авиацией западных союзников в марте 1945 года погиб и другой ас Восточного фронта Ганс Вальдман, попавший туда только в августе 42-го и успевший одержать 121 победу. 127 побед на Востоке одержал Генрих Штерр, впервые вступивший в бой в 1942 году и тоже погибший на Западе в ноябре 44-го. Вольф Эттель, попавший на Восток грозным летом 1942 года, успел сбить 120 советских боевых машин. Столько же побед на Восточном фронте одержал Гейнц Маркуард, но он впервые вступил в бой только в августе 43-го.

Фридрих Облезер, стартовавший в январе 1943 года, уничтожил 111 советских самолетов. Ганс Йоахим Бирк-нер, также дебютировавший в 43-м, одержал на Востоке 117 побед, в том числе однажды – над истребителем американских ВВС типа Р-51 «Мустанг». В 1943–1944 годах одержал все свои 117 побед на Востоке Якоб Норц. На этот же период приходится подавляющее большинство из 117 побед, одержанных Гейнцем Вернике. Их счет он начал весной 42-го. 116 раз добивался успеха Август Ламберт.

Вероятно, в 1943-м одержал большинство из своих 113 побед Бертольд Корте, первый боевой вылет совершивший в июле 42-го. Он пропал без вести 29 августа 1943 года. Бернхард Фехтель, прибывший на Восток в мае 1942 года, добивался успеха 108 раз. Гейнц Заксенберг, первый свой боевой вылет совершивший в конце 42-го, успел уничтожить 103 советских самолета. Ульрих Вернитц, начавший воевать на Востоке только в мае 43-го, уступил ему только две машины, добившись 101 победы.

Пауль Генрих Дане, дебютировавший в 42-м, уничтожил 80 наших боевых машин. На 1943–1945 годы падают и 96 побед, одержанных на Востоке Германом Шлейнхеге, а также большинство из 70 побед Леопольда Мунстера. А Герхард Лоос, первый боевой вылет совершивший в конце 1942 года, записал на свой счет 78 советских самолетов, прежде чем погиб на Западе в марте 44-го. 82 победы на Востоке одержал Оскар Ромм, и 91 – Антон Реш, первый боевой вылет совершивший летом 43-го. 86 советских самолетов сбил Ульрих Вонерт, открывший счет боевым вылетам весной 1942 года. По 84 победы одержали Гейнц Эвальд и Петер Кальден, прибывшие на Восток летом 43-го.

В 43-м начал свою деятельность на Восточном фронте Отто Веслинг. Он погиб на Западе в апреле 44-го, но прежде успел уменьшить боевой состав советских ВВС на 70 машин. Гельмут Мисснер одержал на Востоке 82 победы, а погиб на Западе в сентябре 44-го. Гуго Брох, дебютировавший на Восточном фронте в январе 1943-го, одержал 81 победу. Столько же побед на счету Германа Луке, но он появился на Востоке немного раньше – в 42-м году. 79 советских самолетов успел уничтожить Герберт Бахник, прибывший на Восточный фронт в декабре 1942 года. Он погиб в Силезии 7 августа 1944 года в схватке с американскими бомбардировщиками. Отто Вурфель, стартовавший в 42-м, до своей гибели в Белоруссии одержал 79 побед. Вероятно, большинство из них пришлось на 1943–1944 годы. Иоганн Герман Мейер, открывший боевой счет в 1942 году, уничтожил 76 советских самолетов, прежде чем погибнуть на Западе в марте 44-го.

75 боевых машин сбил Ганс Иоахим Крошинский, первый бой на Восточном фронте проведший в июне 1942 года. Иоганн Бунцек, дебютировав в 42-м, также одержал 75 побед, прежде чем погиб в бою с советскими истребителями 11 декабря 1943 года. Большинство из своих 74 побед одержал в 1943 году Отто Гайзер, пропавший без вести в России 22 января 1944 года. Фридрих Хаас, начавший свою карьеру аса только в конце 43-го, успел тем не менее расправиться с 74 советскими самолетами, до того как погиб в небе над Веной 9 апреля 1945 года.

На 1943–1945 годы приходится и большинство из 70 побед аса Восточного фронта Руди Линца, погибшего в Норвегии в феврале 45-го. 68 побед добился Курт Домбахер, первый бой на Восточном фронте принявший в мае 1943 года. Начавший свою карьеру на Востоке в 42-м, Рейнхольд Хоффман успел сбить 60 советских самолетов, прежде чем погиб в схватке с союзной авиацией в небе над Германией в мае 44-го. В последние годы войны одержал большинство своих побед и Генрих Фулльгрэбе, погибший на Восточном фронте 30 января 1945 года.

Виктор Петерман смог добиться успеха в схватке с советскими самолетами 64 раза. 62 победы, начиная с 43-го года, одержал Вильгельм Хюбнер, прежде чем был повержен в схватке над Восточной Пруссией 7 апреля 1945 года. Гельмут Нойман, стартовавший в августе 42-го, сумел сбить 62 советских самолета.

Таким образом, в 1943–1945 годах в рядах люфтваффе 62 пилота добились больших успехов, чем воевавшие в то же время лучшие советские асы Иван Никитович Кожедуб, совершивший первый боевой вылет 26 марта 1943 года, и Александр Иванович Покрышкин, который дебютировал 22 июня 1941 года, но крайне неудачно, сбив советский бомбардировщик Су-2. Основную часть неприятельских самолетов, 50 из 59, он уничтожил в период с весны 1943 года и до конца войны. Но в люфтваффе, повторяю, в ту пору на Восточном фронте сражались как минимум 62 своих Кожедуба и Покрышкина.

Если же посчитать советские самолеты, сбитые на Восточном фронте в последние два с половиной года войны только этими 62 немецкими асами, т. е. летчиками, сбившими не менее 60 самолетов только в этот период боев, то цифра получится внушительная – более 5800 машин.

Для сравнения – десять лучших советских асов смогли за всю войну уничтожить только 515 неприятельских самолетов – в 11 раз меньше. При этом я суммировал результаты только тех летчиков, про которых достоверно известно, что они большинство своих побед на Востоке одержали, начиная с 43-го года. Если же часть своих побед они одержали в 42-м году, то на 1943–1945 годы я условно относил две трети от общего числа сбитых ими самолетов.

Всего немецкими асами на Восточном фронте было уничтожено 24 тысячи советских самолетов. Как минимум, четверть из них пришлась на долю тех асов, чья активная боевая деятельность приходится только на 1943–1945 годы. Надо учесть также, что в этот период самолеты сбивали и те асы-истребители, кто свой боевой счет открыл еще в 41-м. И не только истребители. Например, Герберт Финдейзен из своих 67 побед на Восточном фронте 42 одержал как пилот самолета-разведчика. А пилот штурмовика Август Ламберт в 1943–1945 годах сбил на Восточном фронте 116 самолетов, 70 из которых пришлись на три недели весны 44-го в Крыму.

ВВС Красной армии несли потери не только в воздушных боях, но и от огня зенитной артиллерии. Во второй половине войны доля этого вида потерь возросла, поскольку у немцев значительно уменьшилось число истребителей на Восточном фронте и они вынуждены были в большей степени полагаться на огонь средств ПВО. Зато резко уменьшилось число советских самолетов, уничтоженных на аэродромах. У люфтваффе уже не было сил осуществлять крупномасштабные операции такого рода.

В целом же потери советской авиации в 1943–1945 годах были больше, чем в 1941–1942 годах. По официальным данным, боевые безвозвратные потери ВВС Красной армии с 22 июня 1941 года по 1 января 1943 года составили 18 100 самолетов, или в среднем 1000 машин в месяц. А с начала 43-го и до конца войны боевые потери достигли 25,5 тысячи боевых самолетов, или в среднем 900 самолетов в месяц. Легко убедиться, что среднемесячный уровень боевых потерь у нашей авиации практически не уменьшился, хотя в этот период боевая активность люфтваффе, равно как и их потери, резко уменьшились. Если в 1942 году немецкая авиация ежемесячно в среднем совершала на Восточном фронте 41 тысячу самолето-пролетов (боевых вылетов, связанных с пересечением линии фронта), то в 1945 году – только 16 тысяч, или в 2,6 раза меньше. Тут сказалась как переброска значительных сил германской авиации с Востока для борьбы против западных союзников, так и начавшая ощущаться со второй половины 1944 года острая нехватка авиационного бензина. К тому времени англо-американские «суперкрепости» разбомбили основные заводы по производству синтетического горючего, где и выпускался авиабензин. Благодаря этому большая часть сил люфтваффе оказалась прикована к земле.

Значительно уменьшились немецкие потери в боевых самолетах. Так, в 1944 году люфтваффе на всех фронтах потеряло более 32 тысяч боевых машин, однако эти потери пришлись главным образом на бои с англо-американской авиацией. В 1943 году уровень потерь был ниже – 17,5 тысячи уничтоженных и поврежденных самолетов, однако почти треть потерь тогда приходилась на советско-германский фронт. За первый год войны против СССР, с июня 1941 года по июнь 1942 года, общие потери люфтваффе (боевые и эксплуатационные) составили 8529 бомбардировщиков, истребителей и штурмовиков, причем большинство самолетов было потеряно на Восточном фронте. Во втором полугодии 1942 года немцы лишились 5240 самолетов, причем эти потери примерно поровну разделились между советско-германским фронтом и сражениями с англо-американской авиацией в Средиземноморье, у берегов Норвегии и на Западе. В целом же начиная с 42-го года отчетливо проявилась тенденция к падению роли Восточного фронта в воздушной войне.

Василию Сталину довелось повоевать уже тогда, когда люфтваффе уже не представляло собой такого грозного противника, как в начале войны. На Восточном фронте появилось немало выпускников немецких летных школ, не имевших еще боевого опыта. Некоторые из них, не успев уничтожить ни одного советского самолета, сами оказывались сбиты.

Младший сын вождя с его богатым летным опытом мог бы легко увеличить свой счет на десятки сбитых неприятельских машин. Однако после пленения Якова Василия берегли как зеницу ока и к боевым вылетам не допускали. Зато полком и дивизией он командовал довольно грамотно. Конечно, донесения о числе сбитых немецких самолетов были, как водится, преувеличенными, но вот собственные потери комдив вряд ли занижал. А они оказались небольшими. За весь 1944 год его 3-я гвардейская истребительная авиадивизия лишилась в боях 66 самолетов и 39 летчиков, что составило по самолетам всего 0,7 процента боевых безвозвратных потерь советской авиации в этом году.

Те наши летчики, кому посчастливилось уцелеть в первые годы войны, к 44-му превратились в настоящих асов. Они на равных сражались с питомцами Германа Геринга. И психология у наших летчиков была во многом иной, чем у красноармейцев-пехотинцев. Пилоты отличались куда большей самостоятельностью, уверенностью в себе, да и по образованию далеко превосходили крестьянских парней, успевших окончить в лучшем случае семь классов. Были и асы-танкисты, уничтожившие десятки немецких машин. Но если в Германии и во время войны, и после ее окончания вовсю прославляли асов – летчиков, танкистов и подводников, уничтоживших большое количество самолетов, танков и торговых судов, то в СССР подвиги собственных асов пропаганда стала выдвигать на первый план только много лет спустя, уже после смерти Сталина. А прежде герои-панфиловцы и Александр Матросов были куда известнее народу, чем Кожедуб и Покрышкин, ас-танкист Д. Ф. Лавриненко и ас-подводник А. И. Маринеско.

Александра Ивановича Маринеско окончательно признали героем вообще уже в самый канун крушения советской власти – в 1990 году, когда автор «атаки века», отправившей на дно Данцигской бухты лайнер «Вильгельм Густлоф», был посмертно удостоен Золотой звезды.

В самом конце войны у Василия Сталина возник конфликт с командующим ВВС Главным маршалом авиации А. А. Новиковым. Его причиной стало поступление в войска бракованной авиатехники. В 53-м году на следствии Василию Иосифовичу предъявили грозное обвинение в том, что он способствовал аресту Александра Александровича. Генерал-лейтенант Сталин это обвинение категорически отверг.

В заявлении в Президиум ЦК от 23 февраля 1955 года он писал: «Мне неизвестно, какие обвинения предъявлены Новикову при снятии его с должности главкома ВВС, так как я был в это время в Германии. Но если на снятие и арест Новикова повлиял мой доклад отцу о технике нашей (Як-7 с М-107) и о технике немецкой, то Новиков сам в этом виновен. Он все это знал раньше меня. Ведь доложить об этом было его обязанностью как главкома ВВС, тогда как я случайно заговорил на эти темы. Ведь было бы правильно и хорошо для Новикова, когда я рассказывал отцу о немецкой технике, если бы отец сказал: «Мы знаем это. Новиков докладывал». А получилось все наоборот. Я получился первым докладчиком о немецкой технике, а Новиков, хотел я этого или нет, умалчивателем или незнайкой. В чем же моя вина? Ведь я сказал правду, ту, которую знал о немецкой технике.

Значимость решения, принятого ЦК и правительством, о перевооружении ВВС на реактивную технику и вывозе специалистов из Германии огромна. А в том, что не Новиков оказался зачинателем этого реактивного переворота в нашей авиации, а ЦК и Совет Министров, только сам Новиков и виноват. И по штату, и по осведомленности Новиков обязан был быть инициатором этого переворота и главой его по линии ВВС. Невольно вспоминается приезд Никиты Сергеевича Хрущева в Германию (невольно ли? Думаю, Василий прекрасно понимал, кому в тот момент надобно польстить. – Б. С.). Никита Сергеевич уехал из Германии не с пустыми руками (строго говоря, все генералы, в том числе и Василий Сталин, из Германии вернулись не с пустыми руками, чтобы было чем квартиры и дачи обустроить, – об этом я еще скажу; однако в данном случае опальный генерал имел в виду только то, что Хрущев прихватил с собой техническую документацию на немецкие реактивные самолеты, а заодно и немцев-конструкторов. – Б. С.). А ведь Новиков был в Германии и должен был знать о немецкой технике в десять раз больше меня и не только мог, а обязан был доложить об этом ЦК и Совету Министров.

Говорить о причинах личного порядка, могущих склонить меня на подсиживание или тем более клевету на Новикова, нет смысла, так как их не было, как не было и клеветы».

Василий ссылался на свой доклад о недостатках мотора, установленного на новом истребителе Як-9, что повлекло многочисленные аварии и катастрофы. В связи с этим Государственным Комитетом Обороны 24 августа 1945 года было принято специальное постановление «О самолете Як-9 с мотором ВК-107А», один из пунктов которого гласил: «За невнимательное отношение к поступающим из строевых частей ВВС сигналам о серьезных дефектах самолета Як-9 с мотором 107А и отсутствие настойчивости в требованиях об устранении этих дефектов – командующему ВВС Красной Армии т. Новикову объявить выговор». С этого началось падение Главного маршала авиации. 16 марта 1946 года его сняли с поста главкома как не справившегося с работой, а спустя пять недель, 23 апреля, арестовали.

С Александром Александровичем поговорили по душам люди министра госбезопасности В. С. Абакумова. Они намекнули маршалу, что пока еще говорят с ним по-хорошему, но могут – и по-плохому. Новиков намек понял и уже 30 апреля написал заявление на имя Сталина, где признавал свою вину в приеме на вооружение бракованных самолетов. Александр Александрович обвинял своего друга маршала Жукова в «политически вредных разговорах», в которых Георгий Константинович будто бы «пытается умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования и в то же время… не стесняясь выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им».

Новиков спешил покаяться: «Я являюсь непосредственным виновником приема на вооружение авиационных частей недоброкачественных самолетов и моторов, выпускавшихся авиационной промышленностью, я, как командующий Военно-Воздушных Сил, должен был обо всем этом доложить Вам, но этого я не делал, скрывая от Вас антигосударственную практику в работе ВВС и НКАП (Наркомата авиационной промышленности. – Б. С.).

Я скрывал также от Вас безделие и разболтанность ряда ответственных работников ВВС, что многие занимались своим личным благополучием больше, чем государственным делом, что некоторые руководящие работники безответственно относились к работе… Я сам культивировал угодничество и подхалимство в аппарате ВВС.