Текст книги "Гений зла Гитлер"

Автор книги: Борис Тененбаум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Канцлер на договоре

I

Избирательные плакаты всех партий, участвовавших в выборах 1932 года, непременно изображали полунагого гиганта, который мощным кулаком что-нибудь разносил в щепки. Что именно разносилось, зависело, так сказать, от «партийной ориентации». Скажем, в случае НСДАП громил нечто отвратительное, под названием «международные финансы». В случае социал-демократов гигант, предположительно олицетворяющий рабочий класс Германии, отодвигал локтем в сторону две жалкие фигурки – они, в свою очередь, представляли нацистов и коммунистов. Получалось неубедительно – картинке как-то не хватало подлинного динамизма, она явно копировала стиль противника.

В том же духе были плакаты партии Центра – там германский рабочий, гигант с закатанными рукавами, выволакивал из здания рейхстага и коммунистов, и национал-социалистов.

Действительность, надо сказать, выглядела прямо противоположной. На выборах преуспевали как раз крайние партии, точно отражавшие настроения своего электората. Они полагались, кстати, не столько на избирательные бюллетени, сколько на силу. Иллюстрацией мог бы послужить случай, произошедший 9 августа 1932 года, – правительство фон Папена издало декрет, согласно которому политическое убийство каралось смертной казнью.

Декрет был направлен главным образом против Рот Фронта.

Его вооруженные отряды сделали припортовые рабочие кварталы Гамбурга «территорией Коммунистической партии Германии» – туда без особой надобности не рисковала сунуться даже полиция. Но в Верхней Силезии дело обстояло не так, и когда там штурмовики СА затоптали ногами до смерти некоего Конрада Пьецуха за то, что тот был «поляком и коммунистом», полиции пришлось что-то делать.

Виновных арестовали, судили и по только что принятому декрету, имеющему силу закона, приговорили к смертной казни. Герман Геринг немедленно послал им телеграмму, в которой выражал свою полную солидарность и негодование в связи с «террористическим приговором, который им вынес неправый суд».

Гитлер немедленно обратился к фон Папену, требуя отменить приговор. Последовали переговоры, в которые оказался вовлечен и Гинденбург. Он был настроен серьезно – закон есть закон, и открытое нарушение закона должно караться соответствующим образом. В конце концов был достигнут своего рода компромисс – фон Папен заменил смертную казнь пожизненным заключением, а Гитлер издал распоряжение, несколько ограничивающее «инициативу СА на местах».

Если канцлер Папен надеялся, что смягчение приговора как-то улучшит его отношения с НСДАП, то он ошибался. Он подписал все нужные бумаги 2 сентября, а уже 12 сентября Геринг, председатель рейхстага, проигнорировал попытку рейхсканцлера объявить парламент распущенным и провел голосование о вотуме недоверия правительству, предложение о котором было внесено коммунистической фракцией, но НСДАП это не смутило – предложение было поддержано. И оно собрало 512 голосов против только 42, голосовавших за доверие правительству.

Трудно было представить более оглушительную оплеуху.

Франц фон Папен, поставленный на место канцлера Рейха по негласному договору между Гинденбургом и Шлейхером с целью создать парламентскую поддержку их общему курсу, дело свое провалил. Он не мог больше оставаться на своем посту.

Новые выборы в рейхстаг были назначены на ноябрь 1932-го.

II

Интересно, что они принесли национал-социалистам немалое разочарование. Они потеряли много голосов, их представительство в рейхстаге сократилось с 230 до 196 мандатов. Теперь две «марксистские» партии, коммунисты и социал-демократы, вместе имели больше голосов, чем НСДАП.

Но с точки зрения правительства более управляемым новый состав рейхстага не стал, и фон Папен как канцлер по-прежнему оказывался без поддержки. После двух недель переговоров было решено последовать примеру, установленному когда-то при Бисмарке: главу правительства тогда назначал глава государства. То есть рейхстаг как парламент Рейха существовал и тогда, но на него не оглядывались.

3 декабря 1932 года рейхсканцлером был назначен генерал Шлейхер.

Теперь уже он сам, вместо Франца фон Папена, начал переговоры с НСДАП о парламентской поддержке. И надо сказать, внес в ее ряды значительное смятение. Дело в том, что партия осталась без денег. В СССР в свое время усердно поддерживалась версия, согласно которой «национал-социалисты были на содержании крупной буржуазии», но это не так.

Основные средства поступали от рядовых членов партии в виде партийных взносов. Конечно, этого не хватало, и казначею НСДАП все время приходилось как-то выкручиваться. Что-то приносили публикации. Скажем, Гитлер прямо-таки гордился тем, что не берет денег из партийной кассы, а живет на гонорары от продажи «Майн Кампф».

Он был «писателем» и тем самым становился как бы коллегой Томасу Манну.

Это, конечно, была фикция – как с точки зрения ремесла, так и с точки зрения получаемых гонораров. Выручки с продаж единственного творения Адольфа Гитлера не хватило бы на роскошную квартиру в центре Мюнхена, загородный дом, 6-местный «Мерседес» и содержание свиты и отряда телохранителей.

И тем не менее – серьезной поддержки со стороны НСДАП не имела. Кое-что подкидывали богатые меценаты, например Бехштейны, семейство фабриканта роялей. Перепадали кое-какие суммы от Тиссена, но они шли главным образом отдельным лицам из руководства НСДАП.

Отступая несколько в сторону, можно добавить, что в этом смысле очень выделялся Геринг.

Во-первых, с ним было намного легче разговаривать, чем с другими деятелями национал-социализма. С точки зрения банкира или промышленника, Герман Геринг был куда более приличным человеком, чем, например, Адольф Гитлер.

А во-вторых, Геринг, в отличие от своего фюрера, трезвенника и вегетарианца, очень ценил роскошь. Его родители были небогаты, но вот у «друга их дома» фон Эпенштейна имелся замок, и в нем-то Герман Геринг и вырос [1].

Но тем не менее было понятно, что «отдельные подарки отдельным членам партии» не решали финансовых проблем партии. Она находилась на пороге банкротства. И в свете этого становится понятным, что далеко не все члены НСДАП испытывали восторг по поводу совершенно бескомпромиссной позиции своего фюрера.

Они находили, что его вечный лозунг – все или ничего – в данном случае крайне непрактичен.

Говорить об этом было опасно, противоречий Гитлер не терпел, но Грегор Штрассер считал своим долгом «внести в партийные дискуссии голос благоразумия». Он-то как раз все время думал о пополнении партийных фондов и завел отношения и с людьми, имевшими вес в деловом мире Германии, и с руководством германских профсоюзов. Штрассер считал, что может сыграть роль посредника между ними, и для этих целей ему было очень желательно, чтобы НСДАП получила свою долю в кабинете министров. Такое желание Грегор Штрассер в секрете не держал, и генерал Шлейхер сделал ему совершенно конкретное предложение: несколько министерских постов для членов НСДАП по выбору Штрассера и пост вице-канцлера для него самого.

Вот тут Гитлер начал действовать с молниеносной быстротой.

Он был готов предоставлять видным членам партии самые широкие возможности для инициативы, но только при условии «полной подчиненности фюреру».

Грегор Штрассер был вызван на ковер и после «бурной дискуссии» подал в отставку со всех своих партийных постов. А вслед за ним, уже без всяких дискуссий, из НСДАП были исключены все, кто заявлял себя его сторонником. Гитлер провел блиц-тур по всей Германии, рассказывая на собраниях руководителей партийных организаций каждого гау, что Штрассер – «предатель, нарушивший единство рядов НСДАП», и в этом качестве он должен быть изгнан и отвержен.

Вообще говоря, тезис о нарушении единства рядов был понятен.

Совершенно ту же позицию занимал сам Грегор Штрассер, когда изгонял из НСДАП своего брата, Отто Штрассера. Тот очень уж сильно налегал на то, что партия, как-никак, называется не только «национальной», но и «социалистической», что большие предприятия Германии следовало бы национализировать и что этот пункт надо включить в партийную программу.

Может быть, именно в силу этих соображений Грегор Штрассер решил не начинать свару, которая вполне могла закончиться расколом в НСДАП. Вместо этого он собрался и просто уехал в Италию в отпуск [2]. Тем временем неоднократно высказываемый им тезис о «безошибочной интуиции фюрера» вдруг оправдался.

То, чего Гитлер добивался с позиции силы, он получил с позиции слабости.

III

В отсутствие действующего рейхстага и несуществующего законного центра исполнительной власти все полномочия оказались в руках небольшого круга людей. Все они группировались вокруг Гинденбурга. В этом узком кружке понимали, что нужна более широкая опора – экономика Германии была на грани банкротства, социальное напряжение нарастало и переходило в неконтролируемое насилие.

Следовало опасаться хаоса и даже, кто знает, – гражданской войны.

«Круг Гинденбурга» состоял из людей, искренне преданных интересам Германии, и в него входили представители и чиновников, и крупного бизнеса, и армии, но вот «человека, способного оказать влияние на массы, в нем не имелось».

Адольф Гитлер всем этим глубоко консервативным людям не нравился – он был для них слишком напорист и вульгарен. Однако было высказано предположение, что теперь, после неудачных для него выборов в ноябре 1932-го, он несколько поумерит свои претензии.

Коли так, то можно поискать компромисс. В конце концов, если и в армии, и в чиновничестве есть чувство долга и дисциплины, то ведь и массами нужно как-то управлять.

И получалось, что надо «нанять демагога».

Были и дополнительные соображения. Как оказалось, мысль Геринга о том, что генерал Шлейхер – истинный прохвост, стали разделять и многие другие. Он еще и подлил масла в огонь, сообщив публике, что сам он «не привержен ни к социализму, ни к капитализму».

В окружении Гинденбурга это очень не понравилось. Сам по себе такой подход к делу был известен. Муссолини, собственно, с 1922 года правил Италией, провозгласив «третий путь» – вне социализма, вне капитализма, на основе национального сплочения, но то, что было хорошо для итальянских масс, не ожидалось от германского генерала.

И пошли слухи, что Шлейхер готовит почву для переворота. Говорили, что он с помощью рейхсвера возьмет власть – уже не как канцлер, а как полновластный глава военной диктатуры.

Такая перспектива окружение Гинденбурга тоже не радовала.

Короче говоря, было принято компромиссное решение. Поскольку ни Папен, ни Шлейхер больше не рассматривались как хорошие кандидатуры на пост рейхсканцлера, то было решено предложить его Гитлеру. А для того, чтобы ему в голову не пришли какие-нибудь лишние мысли, его окружили министрами, выбранными не им. Франц фон Папен становился вице-канцлером, и к тому же – главой правительства Пруссии. Министерство экономики, министерство иностранных дел, министерство юстиции, военное министерство – все это оставалось в руках консерваторов, людей солидных и достойных.

Движение СА разбавлялось членами объединения фронтовиков «Стальной шлем». В нем состояло до полумиллиона человек, и в принципе оно могло бы играть и серьезную политическую роль, если бы не два дополнительных обстоятельства.

Во-первых, с самого начала движение строилось на принципе «…выше политики, на службе Отечеству».

Во-вторых, руководство «Стального шлема» раздирали склоки и свары, и своего фюрера оно выдвинуть так и не сумело. Особенно когда оказалось, что в родословной его наиболее пламенного лидера Теодора Дюстерберга обнаружились еврейские корни.

В итоге 30 января 1933 года было сформировано новое правительство Рейха. В подавляющем большинстве его министры были консерваторами патриотического толка, истинным олицетворением германизма – старого, доброго, солидного и надежного. Единственным исключением, сделанным, так сказать, как «уступка духу времени», был пост министра внутренних дел, доставшийся члену НСДАП Вильгельму Фрику. И еще Герман Геринг становился министром без портфеля, и, наконец, глава правительства Адольф Гитлер становился «канцлером на договоре» – уже третьим по счету после Папена и Шлейхера. Как говорил Франц фон Папен:

«Ну, наконец-то нам удалось его нанять…»

Примечания

1. Уж какие чувства в Германе Геринге вызывало то, что его опекун, во-первых, был наполовину евреем, во-вторых, любовником его матери, – сказать трудно. Но вкус к роскоши юный Герман определенно унаследовал от него.

2. Грегор Штрассер, несмотря на отставку с постов, которые он занимал, публичное поношение и исключение из НСДАП его сторонников, формально оставался членом партии.

Часть III

Великая германская национальная революция

I

Классическая парламентская демократия родилась в Англии и в принципе действует очень мягко: существует правительство Его Величества и оппозиция, несогласная с политикой правительства, но по отношению к Его Величеству вполне лояльная. Скажем сразу, что само понятие «Его Величество» вещь вполне условная. Парламент в Англии полновластен и способен – опять-таки, в принципе – судить Его Величество за измену и отрубить ему голову.

Что однажды и было проделано…

Английская парламентская система как форма правления возникла на стыке XVIII–XIX веков, закрепилась и привела Англию на такие вершины могущества, что ее начали имитировать. Бисмарк в своем Втором рейхе в числе прочих нововведений завел и рейхстаг как общегерманский парламент. И выборы туда проходили честно, и мнения депутатов правительством очень учитывались, и партии там были представлены самые разные, но от своего британского собрата рейхстаг отличался тем, что всемогущим он не был.

В Рейхе, устроенном Бисмарком, канцлер назначался и ответственность нес не перед рейхстагом, а перед троном. Но «трона» в Германии после революции 1918 года уже не было.

И тем не менее схема была задействована в Германии в трудные 30-е годы.

Раз за разом на сцене появлялись «канцлеры на договоре», не имеющие полноценного мандата, поддержанного большинством в рейхстаге. Более того, они не могли получить его вообще. Всегерманский парламент в то время действовал – или, вернее, бездействовал – по совершенно особым правилам.

В качестве иллюстрации этого тезиса можно привести красноречивейший пример – заседание рейхстага в августе 1932 года, незадолго до его роспуска.

Согласно традиции, его должен был открывать тот депутат собрания, который был старейшим по возрасту. И после этого он должен был передать слово тому депутату, который возглавлял самую большую партийную фракцию рейхстага.

Так вот, старейшим депутатом оказалась Клара Цеткин [1].

Она сказала пару теплых слов на тему o том, что «надеется дожить до счастливого дня, когда она как старейшина откроет первое заседание съезда Советов в Советской Германии», a потом передала слово Герману Герингу, главе фракции НСДАП.

Интересно, правда? При всех непримиримых разногласиях между депутатом рейхстага К. Цеткин и депутатом рейхстага Г. Герингом у них было и нечто общее – полное неуважение к рейхстагу. В свете вышесказанного становится неудивительным то, что парламентская система в Германии рухнула.

Ее никто не защищал.

II

Но вот что по-настоящему поражает – это скорость обрушения. Опять-таки это положение можно проиллюстрировать красноречивым примером. Франц фон Папен, тот самый, который в конце января 1933 года был уверен, что Гитлера удалось так удачно нанять, в ноябре этого же года обратился к нему со следующими словами:

«В течение девяти месяцев гений вашего руководства и идеи, которые вы предложили нам, превратили германский народ, раздираемый на части и лишившийся надежды, в единый и сплоченный Рейх» [2].

Слова о «гениальном руководстве» – не совсем то, что можно услышать в парламенте по отношению к главе правительства, это уже какой-то совершенно другой режим. И учтем, что говорит это не восторженный сторонник, а бывший рейхсканцлер, человек, и сейчас занимающий пост вице-канцлера, второй по значению в том же самом правительстве. Конечно, он фигура номинальная, да и вообще правительство отходит на задний план по сравнению с партией НСДАП, но все-таки смиренное лизоблюдство высказывания просто поразительно.

Это говорит очень осторожный человек.

Он боится – и боится не зря. Новое правление Германии началось с быстрых изменений, но после пожара рейхстага, учиненного в ночь с 27 на 28 февраля 1933 года, «изменения» приняли характер лавины.

История с поджогом – дело довольно темное. Сейчас считается, что сделал это не вполне нормальный пироман, голландец Маринус ван дер Люббе, бывший коммунист. Нацисты обвинили в поджоге компартию Германии. Есть версия, что поджог был сделан самими нацистами как провокация. Наконец, есть свидетельство Уильяма Ширера, американца, корреспондента «New York Herald» в Германии и автора фундаментальной книги «Взлет и падение Третьего рейха». Согласно ему, рейхстаг действительно поджег ван дер Люббе, но о его намерении стало известно, и нацисты использовали его как козла отпущения.

Дело, однако, в том, что самого Ширера в 1933 году в Германии не было.

Он появился там только в 1934-м, прожил в Берлине до 1940 года и собрал огромное количество материала из первых рук, но знать что-то про обстоятельства поджога рейхстага мог только по слухам. Никаких документов об этом деле, помимо заведомо лживых официальных, так и не было найдено.

Но сам факт пожара был использован нацистами полностью – по всей Германии прокатилась волна организованного террора. Это было устроено как бы вполне законным образом – министром внутренних дел Рейха был национал-социалист Вильгельм Фрик. А министром внутренних дел крупнейшей из «земель» Германии, Пруссии, был Герман Геринг. Так что отряды СА и СС были инкорпорированы в ряды защитников закона и порядка как «вспомогательная полиция».

Это была выдача лицензии на погром.

III

Поначалу он был направлен на коммунистов и даже с поправкой – на коммунистов как на индивидуальных преступников. Компартия Германии не была запрещена, и многим ее лидерам удалось уехать из страны, например пределы Германии оставили и Вильгельм Пик, и Вальтер Ульбрихт, и Клара Цеткин. Эрнст Тельман, правда, был арестован, но в заключении его держали в сравнительно приличных условиях.

Но редакции коммунистических газет громились без всяких ухищрений в смысле соблюдения законности, все партийные учреждения КПГ точно так же, и «вспомогательная полиция» без всяких проблем и без всяких ордеров вламывалась в дома лиц ей подозрительных.

И тем не менее компартия не была запрещена. Идея, возможно, заключалась в том, чтобы позволить ее сторонникам сначала проголосовать за нее, иначе их голоса могли бы уйти к социал-демократам, а на 5 марта 1933 года были назначены новые выборы в рейхстаг. Трудно сказать. События в огромной степени двигались сами по себе, действия штурмовиков носили столь массовый характер, что управлять ими из единого центра и в деталях было просто невозможно.

СА были спущены с цепи, вот и все.

Давались только общие инструкции, выработанные Гитлером, Геббельсом и Герингом, все прочее оставалось на усмотрение исполнителей.

Но кое-что делалось и из центра.

Скажем, Геринг учредил в Пруссии особый полицейский отдел, призванный заниматься политическими преступлениями. Приказом от 26 апреля 1933 года Геринг в качестве министра внутренних дел Пруссии создал новое полицейское подразделение – так называемый отдел 1 А. Его руководителем был назначен Рудольф Дильс. Он был родственником Геринга – женат на его кузине, но назначение он получил не только в силу родственных связей.

Дильс был юристом, учился в университете в Магдебурге, а с 1930 года служил в Министерстве внутренних дел Пруссии и занимался радикалами, от коммунистов до нацистов. В 1933-м все поменялось – нацисты стали правящей партией, и он сосредоточился на коммунистах. Его организация быстро выросла и получила название Geheimstaatspolizei – Тайная государственная полиция.

Если читать в аббревиатуре – «гестапо».

IV

Полезное начинание Геринга было немедленно подхвачено. Генрих Гиммлер, назначенный на пост начальника полицейской службы Мюнхена, уже имел в своем распоряжении некий эмбрион внутрипартийной следственной службы, заведовал ею Рейнхард Гейдрих, совсем молодой человек – в 1933-м ему не было и 30. И он указал своему шефу на то, что Геринг при всех своих дарованиях смотрит на вещи слишком узко. Тайная полиция совсем не обязательно должна следить только за врагами, есть такие друзья, за которыми нужен глаз да глаз. В качестве примера можно сослаться хотя бы на Грегора Штрассера. Да и вообще не знаешь, что может пригодиться в будущем – а информацию надо собирать загодя.

Гиммлеру это рассуждение показалось убедительным.

И он поручил дела по превентивным расследованиям заботам своего молодого подчиненного. А сам тем временем проследил и за еще одним важным начинанием: если СА и СС получили полномочия на неофициальные аресты, то надо было позаботиться и об организации неофициальных мест заключения. Ни казармы штурмовиков, ни импровизированные «центры для допросов», устроенные где-нибудь в тихом месте, Гиммлера не устраивали – в первую очередь он был человек порядка.

Поэтому-то и был организован концентрационный лагерь, устроенный в окрестностях Мюнхена, на заброшенной пороховой фабрике в Дахау.

Он открылся 22 марта 1933 года.

Дела там сначала тоже шли довольно неорганизованно – арестованного, скажем, могли забить до смерти просто так, без всякой санкции и без всякой причины. Но летом 1933-го Дахау получил нового коменданта, Теодора Эйке, и тот поставил все на должную высоту. Он нашел, что охрана могла делать с заключенными все, что захочет, и это подрывало мораль.

И Эйке в очень короткое время превратил Дахау в совершенно образцовое учреждение: с одной стороны, с полностью дисциплинированной охраной, с другой стороны, условия содержания для заключенных там стали поистине невыносимыми. Их морили голодом, за малейшее «нарушение» пороли, и все это делалось в строгом и неуклонном порядке.

А еще их «лишали личности» – они вносились в списки под номерами, и по именам их больше не называли. Срок заключения в лагерь был неопределенным, и туда могли сунуть практически любого, совсем не обязательно коммуниста.

Репрессии в отношении социал-демократов начались почти одновременно с атакой на коммунистов. Схваченных увозили в «штабы» СА, избивали там резиновыми дубинками, заставляли пить касторку или мочу – и выкидывали обратно на улицу. Следующими в очереди на сокрушение оказались монархисты из Национальной партии, теоретически – союзники национал-социалистов. Но НСДАП больше не нуждалась в союзниках, и лидеру националистов Гугенбергу, когда он призвал к соблюдению законности, было заявлено, что он больше «не пользуется доверием германского крестьянства».

Крестьянство сюда приплели потому, что Гугенберг был министром сельского хозяйства.

A поскольку его ближайший сотрудник Эрнст Оберфогрен, тоже возражавший против «методов СА», был найден мертвым, то намек оказался понятным.

Гугенберг сразу замолчал.

Молчание всех несогласных вообще стало правилом. Замолкли и монархисты, и социалисты, и сепаратисты всех мастей и оттенков. Достигалось это очень просто. Например, каких-нибудь деятелей баварского ландтага, подозреваемых в сепаратизме, для острастки сажали в Дахау. Их выпускали через неделю – с запретом говорить о том, что с ними было. Но запрещать, собственно, было и не надо. Что такое концентрационный лагерь – в общих чертах, – стало известно очень быстро.

Это полузнание затыкало рот получше любого запрета.

V

Наконец власть взялась за идеологическую сторону новой системы правления. Адольф Гитлер желал «отделить от здорового тела германского народа чуждые ему вредоносные элементы», и это желание фюрера начали проводить в жизнь. Тут, конечно, отряды СА не совсем годились. Они могли по ходу дела ограбить и убить какого-нибудь подвернувшегося им под руку еврея, но дело следовало поставить на государственный уровень.

Вот простая хроника событий в Германии за 1933 год:

1 апреля – с большой помпой объявлен бойкот еврейских предприятий по всей Германии. Через неделю, 7 апреля, последовало принятие «Закона о восстановлении профессионального чиновничества» и увольнение всех чиновников, кто имел хотя бы одного еврея в числе своих дедушек или бабушек.

22 апреля закон был расширен и распространен на евреев-врачей из поликлиник. 25 апреля – введение квот для евреев в учебных заведениях: не более 5 % в каждой школе и не более 1,5 % в университетах.

6 мая – расширение «арийского параграфа», запрещающего иметь еврейских бабушек, на нотариусов, a c 20 июля – и на адвокатов.

22 сентября – учреждение «Государственного отдела культуры», куда доступ открыт лишь для арийцев, a еще через неделю – новое правило, требующее от крестьян доказательств их арийского происхождения.

Наконец, 4 ноября 1933 года вышел «Закон о редактировании газет», запрещавший евреям редактировать немецкие газеты. A заодно это запрещалось и лицам, состоящим в браке с евреями.

В школах в качестве обязательного предмета была введена расовая теория. 10 мая состоялось торжественное сжигание книг. Интересно, что это было результатом инициативы на местах, министерство пропаганды Геббельса первоначально отношения к этому не имело – это сделал Немецкий студенческий союз при широкой поддержке молодежного крыла НСДАП, Гитлерюгенда, то есть буквально «Гитлеровской молодежи».

Обставлялась церемония очень торжественно.

Были разработаны тезисы об очищении германского духа. Один из них звучал так:

«Мы хотим искоренить ложь, мы хотим заклеймить предательство, мы желаем студентам не легкомысленности, а дисциплины и политического воспитания».

В Берлине, на площади Оперплац, собралось почти 40 тысяч человек, были разложены костры, и заранее отобранные книги полетели в огонь. Предварительно им читался приговор:

«Против классовой борьбы и материализма! За народность и идеалистическое мировоззрение. Я предаю огню писания Маркса и Каутского».

Или, скажем, такой вариант:

«Нет – растлевающей душу половой распущенности! Да здравствует благородство человеческой души! Я предаю огню сочинения Зигмунда Фрейда».

Книги Ремарка сожгли за то, что они не воспитывали молодежь в патриотическом направлении, a книги Генриха Манна – за декадентство и моральное разложение.

Берлином дело не ограничилось – похожие акции были предприняты в 34 университетских городах, по всей Германии. Это называлось «Акцией против негерманского духа», и освещалась она очень широко. Об этом позаботилось ведомство Йозефа Геббельса. Подключилась и печать, и даже радио. Скажем, устраивалась живая трансляция, проводился конкурс на наиболее хорошую «речевку», которой полагалось сопровождать бросание книги в огонь.

Труды еврейских ученых вроде бы не жгли – у организаторов акции как-то руки не дошли до научных публикаций, они сосредоточились на гуманитарной сфере, но вот уволить Альберта Эйнштейна из Прусской академии наук было очень желательно.

Он, правда, предупредил свое увольнение.

В феврале 1933 года Эйнштейн уехал в США, читать лекции в Калифорнийском технологическом институте в Пасадене. Расписание у него было довольно свободным, в марте он вздумал съездить в Европу и по пути в Бельгию узнал, что в его дачный домик на озере вломились штурмовики. Тогда Эйнштейн пошел в германский консулат в Антверпене и там сдал свой немецкий паспорт. Он отказался и от германского гражданства, и от членства в Прусской академии наук.

В ответ новое правительство Рейха конфисковало его дачный домик, маленькую яхту, оцененную в 1300 марок, и его банковский счет, на котором имелось около 60 тысяч.

В будущем окажется, что это был на редкость бесхозяйственный поступок.

Примечания

1. Клара Цеткин (нем. Clara Zetkin) – одна из основателей Коммунистической партии Германии. Сыграла важную роль в основании Второго интернационала. Считается, что она является автором идеи Международного женского дня – 8 Марта.

2. Цитируется по книге: Ian Kershaw. Hitler. Vol. 1. P. 429. Перевод с английского. Страницей 429 открывается раздел 11, и слова Папена вынесены в его начало как эпиграф.