Текст книги "Гений зла Гитлер"

Автор книги: Борис Тененбаум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Трудности планирования в условиях административного хаоса

I

Гуго Шперле военную службу начинал в пехоте, но во время Первой мировой войны перевелся в авиацию и чуть ли не немедленно получил повышение – из обер-лейтенанта в капитаны. Сослуживцы за его спиной острили, что повысили его не за доблесть, а за устрашающую внешность – по общему признанию, Гуго Шперле и впрямь выглядел как драчливый бульдог.

Но вряд ли командование германской армии так уж сильно интересовалось тем, как именно выглядят офицеры, показывающие серьезные результаты.

Так что Гуго Шперле к 1918 году был награжден Железными крестами обеих степеней и еще 5 орденами, но это случилось все-таки не из-за его впечатляющей внешности. К этому времени, кстати, он уже не летал на задания, а командовал всей авиацией 7-й армии.

После окончания войны Шперле сумел остаться в армии – правда, в пехоте, а не в авиации, потому что иметь военную авиацию Германии было запрещено. Но как известно, запреты для того и существуют, чтобы их обходили, и в 1928 году он все-таки поучился в секретной германской военно-воздушной школе, учрежденной под Липецком.

Понятно, что после прихода Гитлера к власти такой человек пошел вверх – уже в 1935 году он стал генерал-майором Люфтваффе, а в ноябре 1936-го был направлен в Испанию во главе германского контингента «добровольцев» – Легиона «Кондор».

Он вернулся в Германию осенью 1937 года, a в 1939-м Гитлер наградил его Испанским крестом с мечами и бриллиантами [1]. После окончания Французской кампании 1940 года Гуго Шперле получил чин фельдмаршала – и вот теперь именно ему Гитлер доверил продолжение войны против Великобритании.

С июля 1940 года Шперле командовал всеми силами Люфтваффе на Западе. Предполагалось, что он «расчистит путь десантам», но уже в сентябре – октябре стало понятно, что ничего из этого не получится.

Операцию по высадке в Англии сперва отложили, а потом и вовсе отменили.

Флот получил директиву Гитлера о «боевых действиях, направленных против английского судоходства», а воздушную войну непосредственно против Англии возложили на Шперле. При этом силы, отданные в его распоряжение, сократили до 7–8 сотен машин – остальные самолеты перешли под контроль главного штаба Люфтваффе.

Прошел слух, что назревает вторжение в Испанию с целью захвата Гибралтара. Собственно, слухи ходили самые разнообразные, согласно мемуарам Вальтера Варлимонта, служившего в OKW, делались даже черновые наброски похода через Турцию в Афганистан на соединение с японцами. Предполагалось, что они вступят в войну против Англии и мигом захватят Индию.

Схема, конечно, была фантастической.

Но война с Англией шла, и надо было что-то делать помимо бомбежек Лондона, на которые англичане иной раз отвечали воздушными рейдами на Берлин. Германия находилась в положении, когда она, сокрушив всех своих врагов на Западе, никак не могла консолидировать результаты своей победы. Непосредственно до Англии было не достать, и «боксировать с тенью», не нанося ей удары, а только их обозначая, тоже не хотелось.

Следовало выработать какую-то стратегию – и быстро, потому что из-за плеча Великобритании уже выглядывали США.

Но вот с выработкой стратегии как раз и возникли проблемы.

II

Поздней осенью 1940 года Адольф Гитлер был не диктатором, а всесильным владыкой Рейха. Он сочетал в одном лице и главу государства, и главу правительства, и главнокомандующего всеми вооруженными силам Германии – и при этом со статусом и славой национального героя.

Гитлер – великий провидец, чьи видения оказались реальностью, – ведет за собой могучий Рейх, скрепленный нерушимым единством. Но для людей, посвященных в реальность, как раз «нерушимое единство» и было под вопросом.

Дело, разумеется, было не в отсутствии лояльности.

Его престиж стал нерушимым, и вопрос о «безоговорочном повиновении воле фюрера» не ставился даже людьми вроде Гальдера.

Но вот понять, что же это такое – воля фюрера, было мудрено.

Административная структура Рейха была чем угодно, но не стройным зданием. Начать с того, что глава государства был занят войной. Он часто просто физически отсутствовал в Берлине, а когда наездами бывал в своей столице, к нему мог пробиться на прием только человек со статусом имперского министра, да и то далеко не всякий. Так сказать, все вопросы замыкались на фюрере, но он предпочитал, чтобы решения принимались лицами подчиненными, а уж о результатах он судил сам.

И очень не любил, когда его министры вдруг начинали какие-то согласованные действия – это не одобрялось. Они должны были соперничать за его одобрение – и пусть победит сильнейший. Так он понимал законы дарвинизма.

Кабинет министров не собирался с 1938 года.

Бюрократические формальности фюрера утомляли, вникать в детали он не любил и охотно предоставлял их профессионалам.

Эрнст фон Вайцзеккер – государственный секретарь в МИДе, второй человек в этом министерстве после Риббентропа, член НСДАП и бригаденфюрер СС, – и то говорит, что и в глаза не видел Гитлера в течение пяти месяцев, с мая по сентябрь 1939 года. А в сентябре 1939-го как-никак началась Вторая мировая война – и глава государства даже ни разу не взглянул на детально подготовленные для него материалы. Он ограничился чтением срочных депеш и раздачей руководящих директив – все остальное было оставлено на сотрудников аппарата.

Но и эта особенность стиля руководства фюрера была ничтожна по сравнению с его привычкой чуть что – создавать специальные структуры, которые вмешивались в юрисдикцию любых министерств Рейха. Руководство в них поручалось какому-то конкретному лицу – и уж дальше это конкретное лицо должно было выполнять волю фюрера, неизбежно наступая на мозоли уже существующим организациям.

Хорошим примером тут могла бы послужить так называемая Организация Тодта.

Буквально росчерком пера Гитлер создал в 1938 году специальное управление по строительству укреплений на западной границе Рейха и поручил его генерал-инспектору путей сообщения Германии Фрицу Тодту. Прошло совсем не много времени, и ОТ – Организация Тодта, как ее стали называть официально, занимала делом 340 тысяч человек, не считая еще доброй сотни тысяч человек имперской инженерно-строительной службы. При этом юрисдикция ОТ пересекалась по крайней мере с 3–4 министерствами – даже если не считать военных.

Совершенно такая же картина складывалась и при управлении завоеванными территориями, и при распределении ресурсов сырья и рабочей силы для военного производства, и для многого другого. Ведомства буквально поощрялись к вмешательству в дела друг друга.

Нужно ли при этом удивляться, что «план переселения евреев на Мадагаскар» родился в германском МИДе?

III

Автора плана звали Францем Радемахером, он был референтом МИДа и заведовал так называемым «еврейским столом». Само по себе существование этого «стола» было довольно показательным – различные ведомства дублировали функции друг друга [2].

Франц Радемахер был человеком молодым, энергичным и очень честолюбивым.

И в конце мая 1940 года он обратил внимание своего начальства на то, что теперь, когда победа над Францией предрешена, ее колонии можно использовать как свалку для вывоза «нежелательных расовых элементов».

Мысль, собственно, была не нова.

Нечто в этом же духе высказывалось еще в 1885 году известным антисемитом Паулем де Лагардом [3]. Поскольку его труды были хорошо известны в «рядах интеллектуалов НСДАП», то Гиммлер, человек практический, тоже поднимал вопрос о «выселении евреев за пределы Европы», но не на уровне практических предложений.

Радемахеру повезло больше.

Его предложением заинтересовался сам Риббентроп, который попросил инициативного референта развить свою идею. Тот так и сделал и уже 3 июня 1940 года подал более детальный план с тремя возможными вариантами:

1. Расселение всех евреев Европы на Мадагаскаре, переданном Францией в германское управление как мандатная территория.

2. Расселение на Мадагаскаре евреев Западной Европы с сохранением евреев Восточной Европы в специальных резервациях как заложников хорошего поведения США. По мысли автора проекта, наличие заложников заставит евреев Америки нажать на свое правительство с целью отказа в помощи Великобритании.

3. Учреждение еврейского национального очага в Палестине, переданной Англией под германский протекторат.

Франц Радемахер оговаривался, что сам он третий вариант считает неправильным, но докладывает о такой возможности из чувства долга. Кто знает – может быть, план и имел бы какой-то успех. Правительство Виши с радостью откупилось бы Мадагаскаром от других немецких требований и, может быть, даже попыталось добиться каких-то послаблений в смысле освобождения своих военнопленных. Но при том, что морями владела Англия, никакие перевозки без ее разрешения были бы невозможны в любом случае.

Интересно, что бумага, по-видимому, дошла до самого верха: сначала Гитлер в разговоре с Муссолини в Мюнхене упомянул о Мадагаскаре, а парой дней позже сказал то же самое Редеру. Все это говорилось летом 1940 года, но уже к октябрю стало совершенно непрактичным – Люфтваффе проиграло битву за Англию.

Британия продолжала сражаться.

Поскольку поддержки фюрера уже не имелось, «план Риббентропа» оспорили – Гейдрих в качестве главы служб безопасности Рейха выразил протест. Он сказал, что эмиграция больше не может рассматриваться как ответ на еврейский вопрос. Выселение евреев действительно необходимо, но не в колонии, а на восток Европы, куда-нибудь в Польшу.

Только это даст еврейскому вопросу «окончательное решение» [4].

IV

Колебания фюрера по поводу выбора стратегии на ближайшее будущее тоже добавляли неясностей для органов планирования. Война с Англией продолжается, но ведется она в основном флотом и теми силами Люфтваффе, что выделены в распоряжение Шперле. Флот по установленной квоте получал 10 % от всех призывников, и еще 25 % шли в авиацию. И получалось, что 65 % призыва шло в части, которые в войне непосредственно не участвовали. Означает ли это, что сухопутную армию можно сократить? Производство вооружений, в конце концов, требовало многих рабочих рук.

Да и визит В. М. Молотова в Берлин дал руководству Рейха немало информации для размышлений.

Министр иностранных дел СССР прибыл в столицу Рейха специальным поездом в сопровождении огромной делегации экспертов. B числе сопровождающих его лиц были нарком черной металлургии И. Т. Тевосян, пять замнаркомов – всего 65 человек. Замнаркома – по статусу заместитель министра. Но он не обязательно просто заместитель – многое тут зависит от того, какое это министерство и чем именно ведает зам.

Скажем, В. Н. Меркулов, заместитель наркома НКВД по вопросам госбезопасности, был лицом далеко не ординарным, и уж одно его присутствие в Берлине показывало, какое значение СССР придает успеху дипломатической миссии В. Молотова.

Но миссия эта оказалась полностью неудачной – переговоры провалились.

Сейчас, с временной дистанции в 70 с лишним лет, трудно понять, зачем они и затевались. Формально В. Молотов прибыл в Берлин с целью «прояснения спорных вопросов».

Вопросы эти, как и ожидали в Берлине, касались Финляндии и Румынии.

Согласно пакту Молотова – Риббентропа, подписанному в Москве в августе 1939 года, обе эти страны переходили в сферу влияния СССР, и Германия выражала свою незаинтересованность в том, как будут складываться их дела с Советским Союзом.

Договор и выполнялся: у Румынии без войны были отняты значительные территории, и такая же участь постигла Финляндию, несмотря на ее отчаянное сопротивление, и Рейх в обоих случаях промолчал.

Но победа над Францией совершенно поменяла все условия.

В августе 1939 года Адольф Гитлер собирался воевать с Польшей, искал партнера в лице СССР и был готов заплатить практически любую цену за то, чтобы развязать руки на Западе.

А в августе 1940 года, когда над Парижем уже веяло знамя Рейха, маршал Маннергейм получил срочную телеграмму от финского посла в Берлине с просьбой: на следующий день лично встретить германского офицера – «с важным письмом, предназначенным лично маршалу».

И оказалось, что рейхсмаршал Герман Геринг интересуется, не согласится ли Финляндия предоставить Германии транзитные права для высокогуманной цели – перевозки больных и раненых солдат вермахта из Норвегии домой, в пределы Рейха?

Разрешение было моментально дано – и через финскую территорию действительно начались германские воинские перевозки, определенные куда пошире, чем возвращение раненых на родину.

А для защиты этих перевозок от возможных воздушных налетов в ключевых пунктах финской системы портов и железных дорог разместили зенитные части германской армии – а уж заодно позволили Финляндии забрать предназначенное для нее английское оружие, которое было захвачено в Норвегии победоносными войсками Рейха, и в результате финское правительство в своих переговорах с СССР вдруг стало склонно к вежливым отказам.

Это было в августе, а в сентябре 1940 года в Бухаресте сменилась власть, и новый режим маршала Антонеску, подписавшего союзный договор с Италией и Германией, получил в придачу и так называемую «германскую военную миссию». Для начала в миссию вошли 13-я моторизованная дивизия вермахта с прибавленной к ней 16-й танковой дивизией, и стало понятно, что речь идет не о «группе инструкторов-добровольцев», как было в свое время в Испании, а скорее об «ограниченном военном контингенте».

Казалось бы, это были совершенно ясные указания на то, что старые договоренности больше не действуют, но В. Молотов тем не менее приехал в Берлин и начал задавать вопросы.

Более того – он начал делать и предположения.

V

Предположения эти, с точки зрения Германии, носили ошеломляющий характер.

СССР требовал «признания своих прав как великой державы» в регионе Черного моря – и в силу этого желал получения военных баз в Турции и в Болгарии. Тот факт, что Болгария была отделена от СССР румынской территорией и что на этой территории были расположены единственные (кроме советских) источники нефти, доступные для Рейха по суше, совершенно игнорировался.

Германии задавался вопрос, как она смотрит на Швецию с ее нейтралитетом, и было известно, что одним из условий финско-советского перемирия было требование СССР проложить сквозную дорогу через Финляндию от советской до шведской границы. Тот факт, что Рейх получал из Швеции огромное количество железной руды, во внимание не принимался.

А компромиссное предложение Риббентропа – направить советское внимание не на Запад от своих границ, а на Юг, в сторону Ирана и банкротной массы земель Британской империи, – было отвергнуто как «преждевременное и неконкретное».

В общем, Молотов уехал из Берлина ни с чем, a Гитлер поделился со своим окружением мыслью о том, что «Сталин ведет себя как вымогатель и шантажист».

И надо сказать, среди генералов вермахта встретил в данном вопросе полное понимание. Война, собственно, с самого начала велась с целью обеспечить Германии гарантированный доступ к источникам сырья. Летом 1940 года Германия стала единственной военной силой на континенте Европы и считала, что ресурсы Балкан и Скандинавии по праву принадлежат ей.

Предложения Молотова в Берлине были восприняты как вызов.

Последовала дипломатическая пауза – и по-видимому, в Москве решили, что слегка перегнули палку. Во всяком случае, в январе 1941 года было подписано торговое соглашение между Германией и СССР, еще и улучшенное в пользу Германии в феврале.

Рейху, в числе прочего, были обещаны поставки миллиона тонн нефти.

Но решение в Берлине было уже принято 5 декабря 1940 года – в этот день Гитлер провел совещание с фон Браухичем и Гальдером, связанное с подготовкой войны с СССР, время нападения пока что было определено очень приблизительно – весна 1941 года.

18 декабря была выпущена директива фюрера под номером 21, в преамбуле к которой, в частности, было сказано следующее:

«…еще до окончания войны с Англией вермахт должен быть готов сокрушить Советский Союз в ходе быстротечной кампании».

Как уже и говорилось, на этот раз директива фюрера никаких возражений не вызвала.

Подготовка операции – первоначально она носила скромное наименование «Отто» – началась немедленно, и стало казаться, что наконец-то, после долгих сомнений, в дела внесена необходимая ясность перспективы. Так казалось даже скептично настроенному Гальдеру – и скорее всего, так и было.

До тех пор, пока Уинстон Черчилль не предпринял новую попытку «нарушить равновесие».

Примечания

1. Испанский крест (нем. Spanienkreuz) – знак отличия немцев, участвовавших в Гражданской войне в Испании (июль 1936 – март 1939); учрежден 14 апреля 1939 года.

2. Геббельс, например, в рамках своего министерства завел собственную службу наблюдения за общественным мнением – хотя, казалось бы, на гестапо можно было вполне положиться.

3. Пауль Антуан де Лагард (нем. Paul Anton de Lagarde; Беттихер, по матери Лагард; 1827–1891) – немецкий историк-востоковед, профессор в Геттингене. Был яростным антисемитом, евреев считал нечистью и заразой.

4. Ian Kershaw. Hitler. Vol. 2. P. 321.

Бурная весна 1941 года

I

Бенито Муссолини был человек с амбициями – иначе в 1922 году он не стал бы самым молодым премьер-министром Европы. Но он был и разумен, и осторожен. Вот только один пример: 7 апреля 1926 года некая дама по имени Вайолет Гибсон стреляла в Муссолини.

Положим, она в него не попала – пуля только оцарапала ему переносицу, но факт покушения британской подданной на главу итальянского правительства был налицо. Великобритания чувствовала себя очень неловко и с радостью обнаружила, что оказалось возможным замять дело. Даму признали сумасшедшей, моментально выслали, и она окончила дни свои в Англии, в клинике для душевнобольных.

Больше всех способствовал этому сам Муссолини.

Он, конечно, покрасовался на страницах газет с наклейкой на носу – это подчеркивало его мужественность и безразличие к опасности. В ту пору Бенито Муссолини охотно участвовал в массовых заплывах и забегах, демонстрировал мускулы и голый торс атлета, но решительно не желал ссориться с Великобританией из-за такой ерунды, как какое-то там покушение.

Тогда, в 20-е годы, мощь английского флота и вес английской валюты внушали ему здоровое уважение.

Время шло. За Бенито Муссолини в Европе очень ухаживали, он считался лидером нового типа, «человеком, сплотившим нацию».

В самой Италии пресса запросто могла опубликовать рассуждение, согласно которому божественное начало, объявившее себя Гомером в мире искусства и Христом – в мире морали, проявило себя и в сфере политического действия. И имя этого проявления – Муссолини.

Такие вещи, когда их повторяют раз за разом и год за годом, конечно же, обращают на себя внимание.

Как известно, характер испытывается огнем, водой и медными трубами славы. Третье испытание, возможно, потруднее двух первых, его мало кто выдерживает. Тем не менее Муссолини все-таки сохранил достаточно реализма – несмотря на свой идеологический союз с Германией, в 1939-м он в войну не кинулся.

Идея столкнуться с объединенными силами Англии и Франции его совсем не привлекала, и действовать он начал в направлении для союзника Германии довольно странном: с одной стороны, в Берлин был послан запрос на срочные военные поставки, с другой – в Лондон отправилось конфиденциальное сообщение о «нежелании дуче делать рискованные и необратимые шаги».

Что же касается вполне официального письма, направленного Гитлеру, то запрос на военные поставки был таким, что даже если бы каким-то чудом сыскались все необходимые материалы, то одни только перевозки их требовали выделения 17 тысяч эшелонов.

Это было физически невозможно – и именно поэтому-то и запрашивалось.

К июню 1940-го ситуация, однако, поменялась. Поражение Франции стало явным, следовало действовать, чтобы не упустить добычу, и 9 июня Муссолини сообщил Франко, что решение принято:

«Когда вы откроете это письмо, Италия уже вступит в войну на стороне Германии. Я прошу вашей солидарности и поддержки во всех возможных сферах морального, политического и экономического содействия. В новом реорганизованном Средиземноморье Гибралтар будет испанским…»

Щедро отдав Гибралтар Франко, для себя Муссолини наметил Суэц.

II

Итальянский командующий в Ливии маршал Родольфо Грациани получил из Рима приказ о немедленном выступлении на восток, в сторону Суэцкого канала – и, конечно же, никуда не двинулся. В отличие от экспансивного дуче, маршал Грациани знал, что такое поход через пустыню с сотней тысяч солдат, идущих пешком и не имеющих средств для достаточного подвоза снабжения – например, воды.

А средств подвоза у итальянской армии не было потому, что страна была бедной, с автомобилями в ней было туго, ее армия в период между 1918 и 1936 годами строилась для ведения военных действий в Альпах и с точки зрения перевозок полагалась даже не на гужевой транспорт, а на вьючных мулов; короче говоря, в путь он двинулся только в середине сентября 1940 года.

Более того – уже через три дня усиленного марша армия остановилась и стала ожидать достройки водопровода с мест ее постоянного базирования – строили водопровод темпами, принятыми в Италии.

Тем временем в общей ситуации произошли некоторые перемены.

Англичане отбились от германских атак с воздуха, получили кое-какое оружие из США, наладили некоторое производство и дома – и оказалось, что в стране есть военные части, готовые сражаться. Уинстон Черчилль чуть ли не немедленно отправил их на Ближний Восток на защиту Египта. На возражения со стороны членов своего кабинета, призывавших премьера к осторожности, он ответил, что целью Великобритании является не сохранение статус-кво, а нанесение противнику поражения.

Черчилль, надо сказать, был отважен, но вовсе не безумен.

Шансы Германии на успешное вторжение в Англию к концу 1940 года он расценивал как очень низкие – а последствия возможного захвата Суэца считал крайне тяжелыми. И коли так, то британские танки могли пригодиться в Египте гораздо больше, чем в метрополии.

Путь в Египет из Англии теперь был далек – идти напрямую, через Средиземное море, оказалось невозможно, и конвоям пришлось двигаться кружной дорогой, вокруг Африки, но к январю 1941 года в распоряжении английского командования оказалось около трех дивизий. Что важно – войска были полностью моторизованы, a танки превосходили то, что имелось у Грациани.

В результате 36 тысяч англичан атаковали 150 тысяч итальянцев и разбили их наголову.

Собственно, убитых было не так уж и много, не больше трех тысяч, но зато пленных оказалось 115 тысяч человек. Англичане просто не знали, что с ними делать – отпускать их в пустыню означало бы просто другой способ убийства, и пришлось начать специальную операцию по эвакуации пленных в Александрию. Итальянские офицеры действительно достигли Нила, но не совсем так, как они это планировали.

В Берлине решили, что дуче надо было спасать – и в Ливию был отряжен «офицер с хорошими способностями». Войск ему дали немного, но со способностями у офицера и в самом деле все было в порядке.

Это был Эрвин Роммель – у нас уже была возможность с ним познакомиться.

III

Победа в Ливии очень пригодилась Черчиллю как политическое оружие. Она была достигнута после долгой вереницы бед и неудач. Да, британские войска удалось вытащить с континента, и эвакуация из-под Дюнкерка оказалась успешной, но, как говорил сам Черчилль, «войны не выигрываются эвакуациями». И в воздушной битве за Британию удалось победить, но Лондон периодически бомбили – самолеты фельдмаршала Шперле не упускали ни одного удобного случая напомнить о своем существовании. Немецкие рейдеры и подводные лодки топили английские торговые суда, правительству пришлось учредить карточную систему на многие продукты – так что чистая победа в Африке пришлась очень кстати.

Настроение в Англии сразу поднялось.

И Черчилль немедленно этим воспользовался. Он, против рекомендаций всех его военных и морских советников, затеял высадку в Греции, и зачем он это сделал, неясно и по сей день. В своих мемуарах он пишет об этом так, как если бы руководствовался советом Наполеона аббату Сийесу о том, как надо писать конституцию:

«…пишите коротко и непонятно».

Он говорит о том, что надо было поддержать союзника – Грецию – в борьбе против итальянского вторжения, и про то, что демонстрация силы могла бы помочь вхождению Турции в войну, и прочие вещи, которые, что называется, шиты белыми нитками.

Потому что «помочь союзнику» можно было просто поставками оружия – как, собственно, греки и просили. А уж о втягивании Турции в войну на стороне Великобритании нечего было и мечтать. Турки весной 1941 года ни за что не стали бы воевать против Германии, они прекрасно знали, что от русского вторжения их защищает Берлин, a не Лондон, который и с собственными-то проблемами справляется с большим трудом.

Гораздо логичней предположить, что у Черчилля имелась какая-то информация о русско-германских трениях и он изо всех сил постарался эти трения обострить.

В конце марта 1941 года Югославия подписала договор с Рейхом – и буквально на следующий день в Белграде случился военный переворот. 5 апреля новое правительство заключило с СССР договор о дружбе и сотрудничестве.

Черчилль, право же, мог считать свои цели достигнутыми: английские войска в Греции, плюс югославская армия номинальной численностью в миллион человек, плюс советские войска на румынской границе, готовые в случае нужды «защитить братскую Югославию»; право же, это создавало хорошие перспективы для русско-германского столкновения на Балканах.

В мемуарах своих он об этом, разумеется, не пишет.

И в общем-то не зря. Немцы среагировали на ситуацию с неслыханной оперативностью. Вторжение в Югославию началось уже 6 апреля. Белград жестоко бомбили. Всякое сопротивление моментально развалилось. 12 апреля гауптштурмфюрер СС (капитан) Фриц Клингенберг во главе разведывательного дозора из семи человек 2-й моторизованной дивизии войск СС [1] принял капитуляцию югославской столицы – ее не защищали.

Русские не шевельнули и пальцем – то ли не решились, то ли не успели.

К концу апреля сдалась и Греция – побитые английские части срочно эвакуировались. 10 мая начались интенсивные бомбежки Крита, английскому командованию стало понятно, что со дня на день следует ожидать штурма острова с моря и, может быть, с воздуха. В этот же день случилась и еще одна сенсационная история, в которую, право же, было трудно поверить.

Рудольф Гесс, национал-социалист номер два, бежал в Англию.

IV

Согласно произведенному расследованию, дело было так: в субботу 10 мая 1941 года Рудольф Гесс попрощался с супругой и сыном и сказал им, что уезжает и вернется не раньше понедельника. После этого он сел за руль и отправился в Аугсбург, на полигон компании Мессершмитта. Там его ожидал Ме-110 – двухмоторный истребитель, на котором он довольно регулярно летал, иной раз покрывая расстояние до самых границ Рейха.

Никто не находил в этом ничего удивительного. В конце концов, Гесс был бывшим летчиком, в годы Первой мировой войны входившим в состав легендарной эскадрильи Рихтгофена, и его интерес к новым моделям самолетов был вполне понятным. Гейдрих, скажем, имел летную подготовку, состоял в Люфтваффе в качестве пилота резерва и в ходе французской кампании летал на боевые задания – он считал это долгом настоящего эсэсовца.

Так что никто никаких препятствий чинить Гессу не стал – он вылетел с аэродрома в общем направлении на запад и после примерно пяти часов полета выбросился на парашюте в Шотландии, недалеко от Глазго. С навигацией он справился на удивление хорошо, но вот с парашютом не совладал. Гесс прыгал впервые в жизни, при приземлении повредил ногу – и в итоге оказался захвачен. Его задержал местный фермер, на чей участок он в совершенно буквальном смысле свалился с неба.

Как выяснилось, полет был засечен службой ПВО, и курс самолета оказался проложен на «планшете воздушной обстановки». Точку, в которой пилот решил расстаться с самолетом, конечно же, не определили, но когда в штаб местной гражданской обороны был доставлен задержанный парашютист, представившийся поначалу как «капитан Хорн», то власти живо сообразили, что он, скорее всего, и вел тот одинокий самолет, который был обнаружен еще над Северным морем.

Слово за слово – и пленник сообщил, что никакой он не капитан, а человек высокого ранга, и что у него есть сообщение чрезвычайной важности, предназначенное для герцога Гамильтона.

Встречу с герцогом ему действительно организовали, и вот тут-то Гесс и сообщил, кто он такой и что прибыл он с призывом к миру.

От имени фюрера Великой Германии он предложил Великобритании не только мир, но и союз, направленный против СССР. Условием мира, правда, было требование отставки Уинстона Черчилля – Адольф Гитлер не мог вести с ним переговоры. Но все остальное можно было легко уладить.

Основой договора, помимо отставки Черчилля, должны были стать следующие пункты:

1. Прекращение боевых действий.

2. Участие Великобритании в войне против СССР на стороне Германии.

3. Предоставление Великобритании полной свободы действий в рамках Британской империи.

4. Возвращение Германии ее колоний.

5. Вывод английских войск из Ирака.

6. Заключение мира с Италией.

7. Создание единой общеевропейской коалиции.

Предложение не было принято. О подробностях англичане решили умолчать. В Германии Гесса объявили сумасшедшим. История осталась неразъясненной и остается таковой и по сей день. Чем-то она подозрительно напоминает попытку повторить пакт Молотова – Риббентропа, только в другую сторону. Но уже подходил июнь 1941 года.

И все это перестало быть актуальным.

Примечания

1. Войска СС вплоть до 1942 года официально считались так называемыми полицейскими формированиями – против их существования возражал вермахт. Армия желала сохранить монополию на обладание оружием, Гитлер хотел иметь особую, абсолютно лояльную ему «партийную армию» – и результатом был компромисс, при котором «полицейскими» считались даже части СС, что были величиной с дивизию.