355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Рябинин » Помоги родной земле! » Текст книги (страница 7)
Помоги родной земле!
  • Текст добавлен: 16 апреля 2017, 21:30

Текст книги "Помоги родной земле!"


Автор книги: Борис Рябинин


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Хочется сказать похвальное слово сосне и лиственнице.

Все избы на Руси возводились из сосны. Легка, духовита, строжется-рубится отменно. На лиственничных сваях, вывезенных через Архангельск, стоит краса-Венеция. Дюжит до сей поры! Крепче дуба лиственница. На ней взрос град Санкт-Петербург. Не чудо ль: под камнем – дерево. То, что крепче камня.

…«Лес для людей», – призывает «Комсомольская правда». Статистика говорит: более десяти миллионов школьников бывает за год в лесу, да столько же народа пользуется его услугами в санаториях и домах отдыха, да еще туристы, охотники. Всего получается 30—40 миллионов человек. А к 2000 году, наверное, до 100 миллионов наберется. Конечно, получается, лес для людей. Но не забыть бы, что он и для зверья всякого, прежде всего для них – бессловесных, четвероногих, пернатых.

А горожанину – зарубить на носу: вести себя в лесу прилично. Не пугать зверей и птиц, не губить зелень. Леса 1-й группы в Свердловской области за короткий срок сократились на одну треть, хотя не рубились. Повинен городской житель. Что он сделал? Играл в волейбол, жег костры. Развлекался! Неконтролируемая деятельность. Результат – так же, на одну треть, сократились и запасы лесов 3-й группы, – рубившихся.

Да. Ресурсы делятся на восстанавливаемые и невосстанавливаемые. Лес – восстанавливаемый ресурс.

– Но почему же в таком случае теперь мы рубим семидесятилетнюю сосну, тогда как наши деды и отцы рубили столетнюю? – задает вопрос журнал «Знание – сила».

Тут приходится вспомнить предостережение крупнейших знатоков: второе поколение лесов, посаженных в чистом виде либо восстанавливаемых самосевом, никогда не ровня первому: больше восприимчивость к болезням, беднее древостой.

Вокруг Свердловска лес вырубается уже в третий раз.

«Теоретически вполне возможно представить ситуацию, – рассказывал мне сотрудник Ильменского заповедника А. Жарких, – когда уничтожение растительного покрова достигнет такой степени, что остатки растительности не смогут поглотить весь поступающий в атмосферу углекислый газ. Тогда начнется процесс быстрого накопления углекислоты в атмосфере, а это было бы опасно для жизни на земле».

Нет, мы не впадаем в панику. Леса одного только Ильменского заповедника могут обеспечить кислородом несколько таких городов, как Миасс. Тем не менее надо считаться и с такой гипотетической возможностью.

В Челябинской области в Катав-Ивановском районе заготовители ежегодно вырубают 2000 гектаров, а засаживается 850; в Ашинском – соответственно 1500 и 700; подобная картина и в Саткинском районе. Тревожная статистика[14]14
  См.: «Челябинский рабочий», 1976, 5 мая.


[Закрыть]
.

…Да, вот раздумаешься так, и начинает точить мысль – не все еще благополучно с самой постановкой дела охраны лесов. Слишком часто мы бываем добренькие. Не добрые – по-хорошему, а именно добренькие. Изобретаем послабления для себя. Это показывает и уральская практика.

Беречь „зеленое золото“, растить зеленую красу

Зеленый шум… Как веселит он, когда после долгой зимней спячки пробуждается, расцветает вся природа, и ветер, задумчиво проносясь по вершинам деревьев, чуть раскачивая их, заводит свою вечную песню, а стройные сосны, пихты, березы словно вторят ему… Зеленый шум! Он не только заполняет нашу душу тихой радостью – он благотворно воздействует на наше здоровье, лечит нас, убивает болезнетворные бактерии…

Богаты фитонцидами можжевельник (вереск), черемуха, сирень. Один гектар посадок можжевельника может предохранить от всяких эпидемических заболеваний такой большой город, как Свердловск. Веточка цветущей черемухи у изголовья больного гриппом ускоряет его выздоровление. Фитонциды содержатся и в ароматических выделениях сосновой, пихтовой и еловой хвои.

Беречь «зеленое золото»! Под строгую охрану должны быть взяты не только целые массивы, перелески, рощи, но и отдельные деревья. Пора подумать и о реконструкции, планомерном облагораживании уральских – в первую очередь пригородных – лесов.

Все дальше от Свердловска отступает ель, которую нещадно вырубают перед Новым годом, а затем, через короткий промежуток времени, выбрасывают как мусор.

Ель исчезает – таково единодушное мнение специалистов. Так же, как кедр, она отодвигается все дальше от неуютного для нее соседства с человеком…

А как прекрасна ель в природе! Живет она столетия, стройная, строгая, подпирающая вершиной облака, – настоящий «кипарис севера». Сберегая влагу, она помогает почве быть урожайной, прокармливает своими семенами белок и птиц. Если случится неурожай шишки, белка, например, нередко вынуждена мигрировать на далекие расстояния. Значит, с существованием ели связан и «урожай» промысловых зверей, добыча пушнины.

Красивый обычай – стоящая посреди комнаты, вся изукрашенная, обвешанная игрушками, блистающая разноцветными огоньками новогодняя елка. Обычай пришел к нам из глубины веков. Но если он не порождал вреда в те времена, когда людей было поменьше, чем сейчас, меньше, пожалуй, чем зубров в лесной чаще, то теперь, год от года, все больше несет беды лесу.

Надо пожалеть ельники, особенно молодые, надо. И сделать это, кстати, очень просто. Нет, не отказываться от полюбившегося обычая (и ребятам он по сердцу!), – выход очень пробой и при нашем уровне промышленного развития, право же, совсем не обременительный. Запретить рубить елки, а взамен наладить массовый выпуск искусственных, таких же и зеленых, и душистых. Кстати (вот тут действительно кстати) такая елка легко хранится и служит не один раз[15]15
  После выступления «Литературной газеты» («Защитим ель!»), как сообщил Госплан СССР и Госместпром РСФСР, даны указания довести производство искусственных елок до одного миллиона штук. Мало, но – лиха беда начало! Помимо предприятий Мосгорисполкома, Ленгорисполкома и Мособлисполкома, освоивших это производство, выпуск елок налаживается на предприятиях Калужской, Калининградской, Воронежской и других областей.


[Закрыть]
.

Вопрос о новогодней елке уже поставлен на страницах печати (дважды писала «Комсомольская правда») и даже получены ответы. Так, Моссовет известил, что впредь потребность столицы в праздничных елках будет удовлетворяться только за счет посадок на специально созданных плантациях.

На ель натуральную находится много и других охотников. Например, садоводы, желая спасти плодовые насаждения от порчи мышами в зимнее время, обвязывают деревья еловыми лапами. А сколько уничтожается туристами при устройстве ночлегов! При этом ради веток иногда срубают целые деревья. В итоге, в местах туристских стоянок деревья бывают настолько обезображены, что ранее красивые места мгновенно теряют всякую прелесть. На пионерских кострах сгорает много молодых деревьев, и в том числе опять все те же (смолистые – горят хорошо!) свежесрубленные елки. Едва ли это способствует воспитанию у детей любви к растениям.

Большим злом для лесовосстановления является неорганизованный выпас и сенокошение, поскольку при этом вытаптывается или срезается весь молодняк, исчезают кустарники и птицы.

Но наибольшее зло, ведущее к огромным потерям, это, конечно, лесные пожары. Возникают они в большинстве случаев из-за несоблюдения самых элементарных правил поведения в лесу – неправильного разведения костров (главное – не тушат), небрежного курения, употребления горючих пыжей на охоте и т. д.

В 1915 году в Сибири сгорело 100 тысяч квадратных километров леса. Трудно представить такое море огня…

В засушливые годы, 1974-й и 1975-й, горели леса в ряде районов Урала. Большие бедствия принесли эти пожары. В Челябинской области, например, массовые выезды в лес и туристские походы в засушливые периоды категорически запрещены.

Между тем совсем не трудно принять меры предосторожности во время отдыха, охоты, туристских походов. Всего-то и надо: разводить огонь на определенном расстоянии от деревьев, место для костра окопать или освободить от растительного покрова, а остатки костра хорошо залить, затоптать.

Только в Свердловской области насчитывается около миллиона га необлесенных площадей. А ведь Свердловская область считается одной из «лесных»!

Процесс облысения начался давно и продолжается неотвратимо, грозно. Не случайно с такой горячностью говорит о горьких обидах, чинимых зеленому другу, писатель Леонид Леонов. Его «Русский лес» – призыв к защите леса. Не случайно со страстным монологом в защиту леса выступает и чеховский доктор Астров:

«Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен и с каждым днем земля становится беднее и безобразнее. …Может быть, это в самом деле чудачество, но, когда я прохожу мимо крестьянских лесов, которые я спас от порубки, или когда я слышу, как шумит молодой лес, посаженный моими руками, я знаю, что климат немножко и в моей власти, и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немножко буду виноват и я. Когда я сажаю березку и потом вижу, как она зеленеет и качается от ветра, душа моя наполняется гордостью…»

Не такой ли гордостью наполняется душа заслуженного лесничего РСФСР Александра Михайловича Никитина. В его лесничестве, под Билимбаем, 400 га дореволюционных посадок да своих 14 000. Билимбаевский лесхоз награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Интересный эксперимент начали лесоводы Башкирии. Башкирия богата лесами; тем приятнее ее забота о будущем. Ежегодно в республике высаживается до 27 000 га молодых лесов, о том числе до 6 тысяч – полезащитных, водорегулирующих, овражно-балочных (прочь, эрозия!). И год от года растет урожайность колхозных полей; мало того, колхозы и лесхозы наращивают сдачу государству ягод, грибов, меда, лекарственных растений. Мало этого, в самом крупном зеленом массиве города Уфы разбит Парк имени лесоводов Башкирии. Польза двойная: горожане дышат чистым воздухом, а лесоводы приобщаются к охране природы индустриальных центров. Уфимские лесоводы – едва ли не первыми в СССР – создали свой зоопарк. Парк задуман, как ландшафт, где истосковавшийся по девственной природе горожанин сможет соприкоснуться с животным и растительным миром, окунуться в мир природы.

А ныне лесоводы Башкирии стали едиными полновластными хозяевами башкирских лесов. На территории гослесфонда созданы три крупных лесоохотничьих хозяйства. Деревья, звери, птицы, вода, трава – все они теперь имеют одного хозяина. Остается по такому же пути направить и рыбный промысел…

«Башкирский эксперимент» представляет интерес для Челябинской и всех соседних областей.

«Щепки не полетят», – назвал свою статью ныне покойный журналист-челябинец В. Колчин. Дай-то боже. Проблемой пресловутой «щепы» озабочены многие. (Л. М. Леонов рассказывал, что в Финляндии подбирают все щепки до единой, а в Японии срубленные деревья выносят на руках, чтоб не повредить остающиеся и подрост.)

Мы едем в Урал (так принято говорить здесь). Наша цель – хребет Ицыл. Это почти на границе с Башкирией. Опять, как на Зюраткуле, все выше, выше – в гору. Сменяются пейзажи. На лесных покатых лужках лежит кошенина, – пора сенокоса. В воздухе носятся такие ароматы, что дышал бы, не надышался.

Но нашему бывалому вездеходу тяжело. Осторожно он сползает в глубокий ложок и, стеная, тяжело выбирается по откосу. Нас сопровождает местный лесник Алексей Михайлович.

– Бобры дорогу испортили, – ворчит он.

Хорошо, что в уральских лесах появились бобры!

Лесник ругает грибников, ягодников, покосников: пугают зверей, недобро, не по-хозяйски обходятся с природой. Натерпелся, наверное, сберегая лес.

– Охотник?

– Занимался. Сейчас делать нечего, Охотников много. Запретить бы лет на десять. В моем обходе два глухариных выводка. Всего. Кого стрелять!

– А лоси?

– Лоси есть. Ходят партиями. По одиннадцать штук.

Журчат горные речки. Речка Таловка. Речка Каменка. Речка Куштумга, стекающая в Миасс. В Куштумге еще есть форель. «Перемерзает – гибнут, – комментирует Алексей Михайлович. – А летом пересыхает, только весной полноводная». Все те же беды.

Лес явно редеет. Разбитая глинистая дорога все тяжелее. Настоящий серпантин. Бревна возят, древесину. Чем выше, тем хуже. Проехали углевыжигательные печи. Собственно, от печей почти ничего не осталось. Заброшенное ремесло, весьма отрицательно сказавшееся на судьбе уральского леса и спевшее свою лебединую песню бажовской «Живинкой в деле». Вся дорога на Ицыл красноречиво свидетельствует об усиленной эксплуатации горных лесов; а между тем опасность эрозии особенно велика на горных склонах.

Лесорастительные условия Челябинской области, как подчеркивают ученые, очень разнообразны, ее территория выделяется наибольшей разнородностью и сложностью. Конечно, в области почти не сохранилось первобытной растительности. На Уральском хребте, где берет начало река Миасс, коренных (девственных) лесов не осталось. Кстати, это один из двух хребтов в области, пересекаемых горными реками. Лишь Ицыл, единственный на Южном Урале, еще сохраняет на восточном склоне свои темнохвойные леса.

Леса Ицыла – хранители заповедности и требуют внимания к себе. Ельники. Последние! Больше на Южном Урале таких нет. На границе ареала еловых лесов они имеют огромное водоохранное и не меньшее научное значение. Вот почему следует прислушаться к голосам специалистов, требующих сохранить их.

Вот он, Ицыл. Последние километры приходится преодолевать пешком. И вдруг открылись ширь, простор необыкновенные.

Вон там Таганай, Круглица. Хвойные леса взбегают по ним и останавливаются на определенной высоте; выше начинаются каменные осыпи. Голые округлые вершины, цепь вершин, а над ними яркое-яркое синее небо. Кажется, горы подпирают его.

Склонились покорно к земле, выгнувшись дугой, – будто отвешивали поклон, да так и остались, – редкие одинокие березки, такие беззащитные и трогательно-слабые перед бушующей здесь в осенне-зимнюю пору стихией. Да, тут им не жизнь. Ели, пихты – те чувствуют себя куда увереннее, прямые, устремленные в небо, хотя ветры обломали и их, проредили лапы-ветви. Как эти горы, теснятся, набегают мысли.

До недавнего времени в огромных количествах пожирала лес железная дорога. На каждый километр пути – 400 кубометров леса! Шпалы! Теперь все больше переходим на бетонные шпалы. Стали делать металлическую мебель, металлические двери, рамы в домах.

И вспоминается, что тысячелетие своего государства поляки отметили посадкой ста тысяч деревьев, что сохранением лесов озабочены строители БАМа, брошен клич – зеленая полоса по обеим сторонам трассы, а там, где нет естественных лесов, во что бы то ни стало – посадить.

БАМ, в частности, явится своеобразными воротами, откроющими доступ к богатствам тайги северного Приамурья с его необозримым лесным морем, что поможет сохранить лес в ближнедоступных районах, которые испытывают тяжкий гнет топора, перерубаются и тощают… Уже начато строительство Амгуньского лесопромышленного комплекса.

Самая гуманная профессия – лесовод. Он работает для будущего, никогда не видя результатов своих трудов: лес растет долго, а жизнь человеческая коротка. Больше выдвигать, поддерживать их, лесоводов! А то ведь все еще как: тем, кто рубит – почет, уважение, подарки, премии, а те, кто растит – живут и трудятся в тени, буквально и фигурально.

Мысленно встают кадры фильма «Наш неизменный друг». Кладбище – пни. «О поле, поле…» И вдруг оживают деревья – сосны, кедры, лиственницы, ели, встают одно за другим… Пусть встанут деревья! Пусть по всей земле пойдет зеленый шум! Рубка леса на Урале должна быть резко сокращена, может быть, прекращена совсем. Вот и здесь, на Ицыле. Одна сторона его обращена в Башкирию, а там долгое время велась интенсивная вырубка. В 1955—1956 годах еще напал непарный шелкопряд, повредил березы. Тревожна участь Иремели, Миасса. Русла обеих рек изуродованы золотодобычей, реки Киалим тоже… Тоже необходима водоохранная зона. И дело не только в чувствах уральцев, точнее и в них тоже.

Д. И. Менделеев предупреждал:

«Урал составляет не искусственную грань Азии и Европы, а природную, так как с него текут одни воды к западу, в огромную систему Волги, другие стремятся в могучую Обь… От Урала же текут реки к югу, в реку Урал, и к северу, в Печору. Тот горный узел питает воды рек, сгущает осадки вод и тем самым определяет на громадной площади жизнь русских людей, начиная с земледельческой. Истощите тут леса, пустынными станут не только самые горы, но и плоскости, населенные миллионами русских…

На Урале никоим образом не следует допускать даже начала истощения лесов».

Ученые Уральского лесотехнического института разработали метод ускоренного выращивания саженцев. До года саженцы сосны, кедра, ели, лиственницы сидят в теплице. За год они достигают высоты 30—35 сантиметров (контрольные экземпляры, выращенные обычным путем, втрое-вчетверо меньше), обзаводятся мощной корневой системой. Изнеженные? Нет! В августе их высаживают в грунт, на обычную лесопосадочную полосу. Наблюдения показали, что малютки быстро приобретают выносливость, уральскую зиму переносят не хуже, даже лучше других, быстро укореняются и идут в рост. Общий выигрыш во времени, считают ученые, худо-бедно десяток лет; то есть лес достигнет спелости на 10—15 лет раньше обычного. А это и надо. Очень надо! Теперь задача – внедрить этот ускоренный метод выращивания как можно шире в производство. Передовые лесхозы заинтересовались им, в частности, посадки по этому методу ведет Режевской лесхоз Свердловской области. Слово за вами, практические лесоводы, верней не слово, а дело…

Когда природа кровоточит

В большом разговоре о природе мы особо выделяем живую природу – мир четвероногих и пернатых.

Защитники зелени обычно указывают и на то, что вырастить дерево – это значит надо ждать двадцать, тридцать, а то и все пятьдесят лет. Жалко, когда губится цветок; что же сказать, когда бесцельно умирает, да еще нередко мучительной смертью, живое, чувствующее существо? Кроме того, отношение к живому имеет большое значение для становления духовного начала.

Горький говорил, что одна из целей истинного гуманизма – истребить страдание в мире. Мы не можем исключить из этого понятия наших бессловесных друзей, пусть диких, пусть мы их не видим каждодневно, тем не менее, они – наши друзья и сосуществователи, так сказать, по совместному обитанию на нашей обжитой планете; без них, заметим, не было бы и нас…

Вспоминается бессмертное некрасовское произведение:

 
Плакала Саша, как лес вырубали…
 

А когда происходит массовый убой зверей и птиц, убой подчас ненужный, бессмысленный, земля поистине кровоточит, и кажется, что немой страшный стон вдруг поднимается вокруг…

…Это случилось в Подмосковье. Правда, уже давно.

Охотничья инспекция разрешила отстрелять определенное количество лосей. Царственный великан наших лесов сохатый сильно расплодился за последнее время: сказались охранительные меры, принятые советским правительством. Именно перенаселенность угодий и вынуждает порой лося покидать свое обычное местопребывание, приближаться к городу и даже появляться на улицах. Стали обычными такие факты и на Урале.

Искусственное уменьшение поголовья в таких условиях – мера распространенная и обычная. Охотоведы, а также часть лесоводов утверждают, что это просто необходимо: иначе слишком расплодившиеся звери, съедят всю молодую поросль, будет грозить голодовка. Словом, не вдаваясь в излишние тонкости, заметим: беда была в том, что отстрел поручили случайным людям.

И вот, спустя некоторое время, из леса стали выходить искалеченные животные. То ли инстинкт подсказывал зверю, что спасти его может только человек, то ли это было что-то другое… На лечение их были мобилизованы работники ближайших ветеринарных пунктов. К сожалению, многих не удалось спасти. Поздно было даже использовать мясо. Так разумное по мысли мероприятие превратилось в бессмысленную бойню, в хищническое, отвратительное истребление.

Как тут не вспомнить Хемингуэя с его «Зелеными холмами Африки» (хотя в ряде мест он и скатывается там к откровенной апологетике браконьерства):

«Один на один с болью, мучаясь бессонницей пять недель подряд, я вдруг подумал однажды ночью, а каково бывает лосю, если попасть ему в плечо, и он уйдет подранком, и в эту ночь, лежа без сна, я испытал все это за него – все, начиная с шока от пули и до самого конца, и, будучи не совсем в здравом уме, я подумал, что, может, это воздается по заслугам мне одному за всех охотников. Потом, выздоровев, я решил так: если это и было возмездие, то я претерпел его и по крайней мере отныне отдаю себе отчет в том, что делаю…»

Имеющие уши – да слышат! Пусть бы все охотники заучили это место наизусть, как в прежние времена учили «Отче наш», и уж коли взялись стрелять – стреляли бы наверняка. А иначе – лучше не браться, не кровянить природу.

Как говорится, равнять не будем, но вспомним, как истребляли бизонов в Северной Америке. Прерия была завалена грудами гниющего мяса: убивали только ради шкур, тушу выбрасывали на съедение волкам и койотам.

Со страниц книги «Серая Сова», написанной индейцем (в замечательном переложении с английского М. Пришвина), встает перед нами страшная картина гибели «бобрового народа».

Однажды канадский индеец Вэша Куоннезин подобрал двух осиротевших бобрят, и вот они-то перевернули ему душу, заставив отказаться от охоты, которая на протяжении многих лет была его страстью и кормила его. Индеец стал защитником бобров и вообще всего лесного населения.

«Лес научил меня, – спустя годы писал Вэша Куоннезин, – все больше и больше любить миролюбивых и интересных зверей, которые жили вместе со мной в этой стране Тишины и Теней. Он вызвал у меня отвращение к охоте, к убийству. Итак, в конце концов, я отложил в сторону ружье и капканы и стал работать в защиту тех, кого я так усердно преследовал».

«Рассказы опустевшей хижины» назвал Вэша Куоннезин свою книгу-исповедь. Не напоминают ли ныне эту опустевшую хижину многие и многие уголки леса в разных частях света, еще в недавнем прошлом богатые охотничьи угодья?..

Однажды на Выставке достижений народного хозяйства были показаны прирученные дрофы. Они произвели сенсацию. Мясо у дрофы нежное, вкусное, как у индейки, а вес по двадцати килограммов один экземпляр. Нашелся энтузиаст, любитель природы, пенсионер Болтоусов (живет под Симферополем), занявшийся одомашниванием дроф. Он и привез их на выставку… А ведь не в столь отдаленные времена дрофы («дудаки») тоже были в Подмосковье и никакой редкости не представляли.

…Дичь – это значит там, где дико, нетронуто, где не отважится показываться человек и, стало быть, все живет своей естественной, непуганой жизнью.

Отсюда – пернатая дичь, водоплавающая дичь…

 
И пошел на край долины
У моря искать дичины…
 
(Пушкин)

Удивительно сказать, а ведь когда-то битую дичь мы даже вывозили за границу, – не только пушнину!

Иностранцы изумлялись обилию живности в наших лесах. Фазаны, глухари, стрепеты – царская дичь, кулики всех видов, куропатки, перепела, дрофы… это пернатые; а сколько было не пернатых, не летающих, а бегающих, прыгающих, лазающих!..

Опять – не отсюда ли фамилии: Лисин, Волков, Медведев, Хорьков, Барсуков, Зайцев, Оленев, Россомахин, Лосев, Кабанов, так же, как Гусев, Лебедев, Сорокин, Воробьев, Голубев, Синицын, Гусаков, Стрижев, Дудаков; так же, как, к примеру, боярин Свиньин повторяется в русской истории ничуть не реже, чем, скажем, Воронов или Воронин, или тот же Уткин…

Дичи было богато, для ловли порой не требовалось даже снасти: к примеру, скворцов и диких голубей ловили руками. Несомненно, какое-то влияние на расплод дичи имело строгое соблюдение постов – периодов, в кои православной религией запрещалось есть мясо.

Ну, а уж какие кушанья подавались на царский или боярский стол в дни пиршеств: «журавли жареные» да «цапли жареные», «лебяжьи шейки с шафраном», «лебедь с потрохами под белым взваром»… Сто двадцать пять перемен насчитал на пиру один иноземный посол, гостивший при дворе московского князя. Конечно, пировали так лишь знать, аристократы; простой народ не позволял себе излишеств; но кое-что от богатств леса перепадало и ему. Да иначе и не могло быть.

Ныне не только забылись экзотические приправы и блюда – редкой птицей стает журавль, журавушка, и не только у нас.

А ведь признаки надвигающейся беды появились давно. Листаю «Охотничью газету» за 1897 год.

«Еще несколько слов об уменьшении дичи». «Несколько слов об уничтожении дичи и о мерах пресечения». «К защите зайцев». «Попечение о животных»…

«Конференция по вопросу о котиковом промысле.

11(23) октября открылась в Вашингтоне конференция уполномоченных Соединенных Штатов и Японии по вопросу о котиковом промысле в Беринговом море. После формального заседания все уполномоченные отправились в сопровождении Шермана в Белый Дом, где были представлены президенту Мак-Кинли».

«Морских котиков, по примерному расчету, может хватить человечеству максимум еще на 15 лет».

Г. Е. Грум-Гржимайло.

(«Хватить человечеству»… Как будто они и на белый свет явились лишь для того, чтоб превращаться в воротники и манто!)

«Вообще с вырубкой леса птица и зверь заметно исчезают. Какие чудные охоты бывали у меня…» —

меланхолично замечает М. Турчанинов. (А кто рубит?)

«…Беда в том, что быстрое уменьшение количества дичи происходит не от недостатка узаконений, а от неисполнения существующих узаконений, – неисполнения не только обществом, но и лицами, на которых возложена обязанность следить за исполнением их».

Весьма важное примечание, оно не потеряло значения и сейчас, когда Россия уже не та и время ушло вперед.

И тут же «На велосипеде по дрофам»… Техника избиения совершенствуется. Вот уже и велосипед пошел в ход, а там, глядишь, дойдет черед мотоцикла, автомобиля, вертолета…

Газета ведет переписку с читателем: «Ответ на ответ, вражды в этом нет». Верно. Жаль только, что многие сигналы общественности остались без последствий.

1908 год: «Проект всероссийского общества охраны…» «…охранения охотничьего хозяйства». «Падение охотничьих промыслов». «О вреде весенних охот» (вон когда уже поднимался вопрос, споры вокруг которого не прекращаются и поныне). И снова – «об электрическом ружье, изобретенном дижонским электротехником Порто, делающем до 8000 выстрелов в минуту». Вздохи да сожаления, а стрельба продолжается с нарастающей силой!

Издавна принято считать, что Урал – это край поделочных камней-самоцветов, могучей металлургии, основанной еще несколько веков назад, и разных хитрых – чаще огневых, связанных с «огненным действом», – ремесел, как, например, художественное чугунное литье, гравирование, огранка, камнерезание…

Однако Урал не только горы, камень да металл. Урал также и пушнина, «мягкое золото» или «мягкая рухлядь», как говаривали в старину, звероводство, рыбный промысел, неисчислимые живые богатства лесов, озер и рек.

Животный мир Урала разнообразен и представляет большой интерес. Здесь много пушных зверей, промысловых птиц, ценных в продовольственном отношении рыб, полезных насекомых. Все они нуждаются в покровительстве человека. Только благодаря организованной защите, такое прекрасное животное, как лось, смогло размножиться настолько, что стало обычным для нашей фауны.

На Урале водится такой любопытный зверек, как кидас – помесь куницы с соболем.

Северных оленей разводят ханты и манси, населяющие северные части Свердловской и Тюменской областей, ненцы на Ямале, на Заполярном Урале. Во многих районах Урала хорошо прижилась и размножилась ондатра, ставшая промысловым зверьком (прежде на Урале ее не было). Принимаются меры к размножению бобров, прежних аборигенов края, позднее истребленных полностью. В 1957 и 1959 годах на севере Свердловской области были выпущены бобры, привезенные из Воронежского и Брянского заповедников. Экспедиции, проведенные с целью проверки результатов, показали, что часть бобров, выпущенных на речке Пыновке, переселились на реку Лозьву и ее притоки, другие с речек Оус, Талыпья, Нерпья перебрались на Пелым. Появились и уральские бобрята. Бобры – ценные звери, любопытные по своим повадкам, образу жизни. Недаром о бобрах так пекся Вэша Куоннезин, автор книги «Серая Сова». Чтобы привлечь внимание людей к горестной истории этих необыкновенных трудолюбивых животных – строителей плотин, Вэша далее стал писателем, А у нас на Урале близко к сердцу судьбу «бобрового народа» принял охотовед-литератор (увы, безвременно ушедший от нас еще совсем молодым) Григорий Бабаков.

Незадолго до смерти Бабаков основательно поездил по Северному Уралу, изучая бобровую проблему. Вот что он писал:

«Наиболее полные сведения о кондинских бобрах были получены уже при Советской власти. Уральским областным земельным управлением и Тобольским окрисполкомом 13 1927 году и бассейн Конды была направлена экспедиция. Возглавил ее В. В. Васильев – прирожденный искатель, человек с очень сильным характером. Результаты экспедиции были поразительны. Бобрами оказались населены более тридцати семи притоков Конды и Северной Сосьвы.

В местной и центральной печати появились сообщения об этом открытии. Видные ученые страны выступали в защиту уральских бобров. Казалось бы, какое значение для Советской России, переживавшей довольно трудные годы, могли иметь семь сотен зверюшек, найденных в таежных дебрях? Разве победивший рабочий класс не мог в ту пору обойтись без бобровых воротников? Конечно, мог! Эти бобры были частицей природных богатств, так расточительно загубленных прежними хозяевами страны. И тут все, кому дорога родная природа, заговорили о бобрах. В ожерелье несметных уральских богатств засверкал и заискрился еще один малюсенький бриллиантик – кондинские бобры. Естественно, что первейшую заботу о них проявили уральцы – ученые, натуралисты, краеведы. Свердловский профессор Владимир Онисимович Клер выступал в печати и на заседаниях Уралплана о необходимости создания бобрового заповедника. Он, ученый биолог, глубоко знающий и любящий природу Урала, очень хорошо понимал, насколько важно сохранить бобров, и со всей эрудицией ученого, со всем патриотизмом коренного уральца, доказывал это другим. И труды не пропали даром.

В 1928 году в верховьях Конды, на площади около 800 тысяч га, был организован Североуральский, или Кондо-Сосьвинский, государственный заповедник. В его задачи входила охрана и изучение местной популяции бобров.

Почему бобры сохранились здесь, а не в другом месте? Может быть, кондинские бобры более плодовиты или есть какая-то другая особенность в их биологии, спасшая популяцию от истребления? Оказалось, что такая особенность существовала, но не в биологии зверя, а в отношении людей к поголовью бобров.

В те годы русские очень редко проникали в верховья Конды, а местные жители – манси сами берегли бобров. Их не прельщали высокие цены на бобровые шкуры. Дело в том, что у манси существовал культ бобра. Бобр (по-мансийски – Витуй) считался священным животным, а река, где он селится, тоже считалась священной (Ялпинь-Я). Обладатель бобровой шкуры или хотя бы части ее был очень богатым человеком. Ему во всем, а особенно в охоте, должна была сопутствовать удача. Но еще дороже шкуры ценилась бобровая струя, секрет железы, расположенной у корня хвоста зверя. Бобровой струей лечили от всех болезней, ею окуривали жилища и оленей. Все религиозные обряды были связаны с применением бобровой струи.

Правом убить бобра пользовался не каждый. Бобровые угодья были поделены между родами и считались собственностью не отдельной мансийской семьи, а всего рода. Манси вели хотя и примитивное бобровое хозяйство, но не допускали полного истребления зверей, в этом и был весь секрет.

На Конде и до сих пор рассказывают анекдот о том, как манси прокатили доктора Сенкевича по реке Эссу, наиболее густо населенной бобрами, и ухитрились не показать ни одного поселения. Несмотря на то, что местные жители старались не выбивать бобров полностью, к моменту организации заповедника численность зверей здесь была очень низкой. Сперва она ориентировочно определялась чуть ли не в 700 голов. Но, затем, после нескольких детальных обследований, исчислялась в 300—400 голов. В то время это был самый крупный бобровый очаг в Союзе».

Чтоб закончить разговор о бобрах, сообщим, что сейчас поголовье бобров восстанавливается, хоть медленно, но восстанавливается. Бобры появились там, где их давно не видели.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю