Текст книги "У бабушки, у дедушки"

Автор книги: Борис Рябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

По случаю какого-то семейного торжества, кажется, папиных именин, у нас собрались гости. Пили, ели. После ушли, а на обеденном столе осталась масса всякой недоеденной снеди. И мне пришло желание тоже устроить мышке праздник.

Я пустил ее на стол. Волоча длинный чешуйчатый змейку-хвостик, мышка суетливо забегала между тарелками. Плутовка! Она сразу учуяла, что тут для нее неисчерпаемые запасы пищи, и не набросилась на еду как попало, а принялась тщательно и разборчиво выбирать более вкусные кусочки. В кучке крошек ее привлекли крупинки сахара и сладкого торта. Долго трудилась над колбасной кожурой. Поспешно убралась прочь от объедка, намазанного горчицей! И, наконец, забралась в рюмку и досуха вылакала, подлизала язычком несколько остававшихся на дне капель вина.

После этого лакомка почистилась (опрятность у нее всегда была на первом месте!), пригладила лапками шерстку, расчесала усики, посидела с минуту неподвижно, слегка поворачивая по сторонам лукавую мордочку, и вдруг... засвистала!

Я не поверил собственным ушам. Да и никто из находившихся в комнате в первый момент не поверил этому...

Мышь, посвистывающая от удовольствия, как какой-нибудь сорванец-мальчишка?!

Однако это было так. С довольным видом мышка сидела около рюмки и посвистывала. Посвистывала – не совсем точно: звуки, которые она издавала, одновременно походили и на писк, и на какое-то шуршание, и на негромкое воробьиное чириканье. Словом, это было мышиное пение.

Поющая мышь! Было от чего прийти в изумление.

Захмелела! – сказала бабушка и поджала тонкие сухие губы. Она с явным неодобрением следила за столь легкомысленным поведением не только мыши, но и взрослых людей, которые разрешают мальчишке такое «баловство.

Еще чего придумают. Мышь, видите ли, им пришлась по сердцу!

Тоже театр нашли. Может, еще будут разводить мышей.. – говорило выражение лица бабушки.

А моя мышка сидела, чуть покачиваясь, и с увлечением посвистывала. Пела. Наверное, что-нибудь вроде:

– Ах, как мне весело! Вот это праздник так праздник!

Затем она поднялась на задние лапки, почесала за ухом и решила еще раз подкрепиться. Но рюмка была пуста, а других поблизости не оказалось. Мышка сунулась в стоявшую рядом никелированную полоскательницу. Это уже было излишество, и мышка немедленно оказалась за него наказана.

Полоскательница была полна воды. Мышка не удержалась на полированной поверхности металла, коготки скользнули... и, потеряв равновесие, она бултыхнулась в воду!

Впрочем, спасать мне ее не пришлось. Оказалось, что и плавать мышь умеет преотлично. Широкая и глубокая полоскательница показалась мыши, наверное, огромным озером. Но наша резвуха не растерялась. Высунув из воды кончик носа и энергично работая лапками, она быстро добралась до края чашки, зацепилась за него, перевалилась через бортик и плюхнулась на стол.

После этого она уже больше не пела! От холодной ванны хмель сразу соскочил с маленькой проказницы

Естественно, мне хотелось, чтобы она еще раз исполнила свою песенку. Но этого было не так-то легко добиться. Требовалось соответствующее настроение мышки!

Как раз в эту пору я начал брать уроки игры на пианино. Однажды сел за инструмент» на чал какую-то несложную мелодию и вдруг слышу знакомое негромкое посвистывание. Перестал играть я – прекратилось и оно. Переставив банку поближе, я вновь пробежал пальцами по клавиатуре. Мышка опять запела.

Мышь любит музыку. Таково было мое очередное открытие.

Она пела под аккомпанемент, как заправская певица. И теперь на потеху всей родне мы частенько музицировали вместе.

Чем дальше, тем больше я убеждался, что мышь очаровательное, да, именно очаровательное, более точного слова не подберешь, кроткое, в высшей степени чистоплотное и разборчивое в выборе пищи, в обиходе животное. Совсем не «поганый», неприятный зверек, хищник, как принято считать.

Конечно, спору нет, мыши могут причинять много беспокойства и даже вреда. Не столько даже тем, что поедают съестные припасы, а главным образом тем, что портят вещи, грызут своими зубками-шильцами все, кроме стекла и железа. Мыши следуют за человеком повсюду. Где поселяется он, там непременно появляются они. Предприимчивые и смелые, они способны проникать во все щели, амбары, библиотеки, склады, шкафы, сундуки, превращать в труху книги, уничтожать самые разнообразные товары и продукты. Никакие запоры не держат их. Все это, конечно, верно.

Но все же мышь нельзя сравнивать, скажем, с таким действительно отвратительным, неприятным, грязным, зловонным и смелым до наглости и настолько свирепым, что боятся даже кошки, хищником, как крыса. Крысы вполне заслуженно пользуются всеобщей ненавистью.

К мышке я очень привык и привязался. Право, этот зверек был слишком мил, чтобы его не любить!

Можно было бы на этом прервать рассказ о маленькой серой мышке-норушке... Но читателей, конечно, будет интересовать – что же дальше? Чем окончились мышкины похождения?

Кончилось тем, чем обычно кончается история мышиной жизни.

В нашем доме появился кот? новый кот по кличке Котька. И мне пришлось срочно позаботиться о безопасности своей любимицы. Кот, конечно, не оставит ее без внимания.

Банку, где жила мышь, до того я ничем не закрывал – мышь все равно не могла взобраться по стеклянным стенкам. Теперь – приспособил тяжелую решетчатую крышку. И мышке не грозило удушье, и коту не залезть в банку когтистой лапой.

Разумеется, было бы куда спокойнее, если бы кота не было совсем. Но мыши в чулане – родственницы нашей ручной забавницы – понемногу продолжали «пошаливать», и взрослые сочли за благо, если кто-то будет попугивать их.

Не знаю, насколько привлекал кота чулан, но около банки он просиживал долгими часами, как загипнотизированный. Много раз он пытался ловить мышку, но, наткнувшись на стекло, опять застывал, не спуская жадных глаз с недосягаемой добычи.

Стеклянный дом! Он всегда ненадежен. А что делать, если у тебя нет другого?

Первое время мышка пугалась страшно. Она отскакивала от стенки, 'начинала метаться, потом цепенела. Со временем, однако, поняла, что она в безопасности, и стала относиться к близкому неприятному соседству значительно спокойнее. Да и кот, казалось, смирился с тем, что из этой охоты у него ничего не получится, мышь не для него, и стал реже наведываться к банке Приходилось лишь соблюдать крайнюю осторожность во время мышкиных «прогулок». Я выставлял кота на кухню и плотно закрывал двери. И все шло благополучно...

Но однажды, вернувшись из школы, я поймал на себе какой-то странный сочувственный взгляд матери. Отведя глаза от меня, она покосилась на кота. Он сидел на стуле у печки и сладко жмурился. У меня дрогнуло сердце...

Я не нашел банки на обычном месте. Не было и мышки. Осколки стекла валялись на полу у стола, тут же были разбросаны и разноцветные тряпочки, из которых так любовно мастерила себе гнездышко мышка. Мама нарочно оставила все это до меня...

Кто был виноват в случившемся? Да я же, я! И никто другой. Я, человек, должен был предусмотреть, чтоб не случилось чего. Видел ведь, что кот подкарауливает жертву.

После того как кот слопал мою ручную мышь, я на него несколько дней даже смотреть не хотел. Но разве можно сердиться на животное, если оно поступило так, как ему подсказала его природа! Виновато ли оно?

ДРУЖИЩЕ КОТЬКА

Он был крупный белый кот с тигровыми пятнами на спине и боках, с длинным гибким хвостом, которым, рассердившись, он начинал вертеть во все стороны, и большими колючими усами. Зеленые глаза его днем были совсем узкими и, казалось, не смотрели ни на кого, но тотчас расширялись, в них появлялось хищное выражение, если мимо пролетала птица или пробегало какое-либо животное. На концах ушей у Котьки торчали пушистые кисточки, как у рыси.

Да и повадками он порой напоминал дикого зверя

Говорят, кошки больше других домашних животных сохранили свой независимый нрав и способность обходиться без человека. Наш Котька был живым подтверждением этого. Впрочем, с тем же успехом он мог бы послужить и доказательством обратного.

Как Котька появился у нас

Котьку никто не приглашал к нам жить – он сам явился. Немы выбирали его – он выбрал нас.

Однажды наш дворовый пес Томка загнал чулсую кошку на столб под сараем. Томку вскоре привязали на цепь, но кошка продолжала сидеть на столбе, хмуро поглядывая вниз.

Прошел день – все сидит. Что она, присохла там? Боится или не может спуститься? Мы поочередно ходили и смотрели на гостью, звали – не спускается. Кончилось тем, что к столбу приставили лестницу, мама держала лестницу внизу, я полез наверх и снял горемыку. Пушистый бродяжка не сопротивлялся, но едва я выпустил его из рук, тут же «задал лататы» и был таков.

Однако назавтра он объявился уже на кухне. Время было летнее, первый этаж, двери и окна открыты, заходи кто хочешь; и бродяга мог беспрепятственно шмыгать туда и обратно. Убедившись, что его не трогают, он быстро осмелел и не стремился убежать. С этого дня мы могли считать его своим.

Кот мог бы сойти за красавца, не будь он так тощ и грязен. При всем желании на нем нельзя было найти ни одного чистого волоска. Можно было подумать, что он только что вылез из дымовой трубы, где собрал на себя всю сажу.

Удивительно, как животные чувствуют, где их любят. Только этим я могу объяснить, что кот так легко променял свою привольную бродячую жизнь на наш дом. Однако привычка к независимости и самостоятельности еще долго сказывалась в нем.

Судя по всему, у него не было хозяев, а если и были, он не дорожил ими. Прежняя его жизнь,. видимо, была не слишком сладкой, и вначале он всех сторонился, пугался легкого шума и забивался под стол или кровать. Каждый день для него ставили на кухне плошку козьего молока, клали кусочек мясца. Кот торопливо лакал молоко, а мясо уносил куда-нибудь в укромный уголок и там съедал, угрожающе урча. Раз, когда его захотели погладить, зашипел, прижал уши и немедленно пустил в ход когти. После этого его оставили в покое. Пусть привыкнет!

Кот не сразу признал свою кличку – Котька; слабо действовало на него и обычное кисканье, на которое идут все кошки.

Но время шло, и кот начал меняться.

Первый признак перемены – стал усердно мыться. Счищать свою давнишнюю грязь ему пришлось довольно долго, однако, как выяснилось, старания и терпения ему было не занимать.

Вам приходилось наблюдать, как моется кошка? Она не просто лижет, а именно моет, последовательно, с большим искусством, приводя в порядок одну часть своего тела за другой. Вытягивая поочередно то одну, то другую заднюю лапу, долго и тщательно вылизывает их. Потом, полулелса на спине, примется за пушистое брюшко. Затем встанет, отряхнется и возьмется за хвост, бока, спинку... Котька был настолько гибок, что, изловчившись, доставал языком шею. После этого шло самое главное – мытье головы и мордочки. Облизав лапку, он остервенело тер ею усы, щеки, за ушами, действуя с такой силой, что порой ухо отказывалось вывернутым наизнанку, а зализанные против шерсти места долго не могли прийти в нормальное состояние.

День ото дня кот становился чище и красивее. Шерсть стала блестящей и пышной, хвост распушился, морда округлилась, обросла баками. И весь он раздался» вид сытый, довольный, важный...

Теперь он разрешал себя гладить. Более того, сам часто терся о ноги, выгибал спинку и громко мурлыкал. Ласкаясь, вспрыгнет на колени и поет, поет...

Но насколько он был ласков со своими, настолько же неприветлив и даже сварлив с чужими. С посторонними кот не терпел никаких фамильярностей, даже прикоснуться к себе не позволял. Мгновенно разъярится, зашипит, оскалит зубы, как собачонка... берегись!

Все знакомые носили следы его когтей.Его считали нелюдимом, злюкой, а мне, признаться, нравилась такая черта: значит, коту не все равно, кто его ласкает, кому дарить свое внимание!

Когда серёдка сыта

Чем дальше, тем забавней, озорней становился кот.

Целыми днями он носился по дому, задрав хвост и яростно мяукая. Когда он с мрачным видом сидел на столбе, враждебно поглядывая вниз на собаку и людей, кто бы мог подумать, что он окажется таким игривым! Он был неистощим на выдумки и был способен забавляться сам с собой с раннего утра до позднего вечера. Иногда не хватало даже этого времени, и тогда он пускался в игру среди ночи. Летели стулья, трещали шторы. То он висит на занавеске, то взлетел по шкафу под потолок. Топоча лапками и как-то по-особенному мяукая, «мяргая», как выражалась наша бабушка, кот нередко будил весь дом. Однако досадовать, сердиться было просто невозможно. Прикрикнешь на него – плут сейчас же подойдет, потрется, замурлыкает, и сердиться уже не хочется...

Любимое развлечение кота – забраться под половики, предварительно собрав их в кучу со всего пола. Это, по его, значило сидеть в засаде. Оттуда он ловил лапкой за ноги всех проходящих, а иногда, случалось, там же засыпал. Разыгравшемуся коту ничего не стоило неожиданно прыгнуть кому-нибудь на грудь, на плечи. Однажды он так чуть не до смерти напугал бабушку. Но кот не мышь, коту бабушка прощала все.

– Середка сыта – концы заиграли,– говорила бабушка. И вправду, разве голодному пойдет игра на ум?

Он был большой подхалим и проныра, этот Котька! Казалось, он нарочно избрал своим постоянным местопребыванием мою кровать. Каждое утро я находил его у себя на одеяле в ногах. Со временем кот стал забираться и на подушку, к лицу, благо животным у нас было позволено делать многое. Стоило мне прикоснуться к нему, тотчас раздавалось громкое мурлыканье. Как тут устоишь! Раз он забрался под одеяло и, хотя я основательно притиснул его, крепко проспал до утра. Вскоре мне уже самому не хватало кота, если наступало время сна.

У бабушки было много примет, связанных с животными. Если кот, заваливаясь спать, свертывался в клубок и закрывал лапкой нос, бабушка говорила, что это к стуже. И точно: Котька спал в такой позе, когда на дворе холодало.

Зимой излюбленным его местом был валик дивана, стоявшего около голландской печи. Валик был скользкий, обтянутый клеенкой. Разоспавшись, иногда кот скатывался с него и шлепался на пол. Это приводило кота в страшный конфуз. Тотчас же вскочит и ошарашенно озирается по сторонам, словно недоумевая, как это могло случиться, заметили другие или нет...

Кот никогда не падал на спину. Откуда бы, ни свалился, всегда успеет перевернуться в воздухе и упасть на лапы – такова повадка всех кошек. В этом им помогает пушистый хвост. Хвостом, хеак рулем, они управляют телом, поэтому, даже упав с большой высоты, редко расшибаются. (И потому, вероятно, не боятся высоты: видали, как кошка иногда ходит по узенькому карнизу на пятом, шестом этаже?)

Обед, чай – что бы ни было, стоит лишь забрякать посудой,– кот сейчас же является к столу. Больше он уже не скрывался под столами и кроватями; наоборот, стал далее надоедлив. В столовой еще никого нет, а он уже тут, ждет. Садится на свободный стул и сидит, медленно мигает, жмурится, если ничем особо вкусным не пахнет – начинает дремать, но если появляются колбаса, вареное мясо, его излюбленные лакомство. – сразу приходит в возбуждение и, не разбирая тарелок, чашек, лезет на стол. Котьку, конечно, гонят, но он все равно лезет и порой добивается своего: шагая через посуду, направляется прямо к тарелке с аппетитно пахнущим куском. Вежливый шлепок, а иногда и покрепче и... Котька оказывается на полу. А чтоб не было слишком обидно, туда же отправляют колбасную кожурку. Она падает ему на голову и застревает между ушей. Кот теряется, враз утрачивая свой самоуверенный вид, трясет головой, старается сбросить кожурку лапой и в конце концов съедает.

Конечно, зто было баловство. Но .животных баловали у нас, может быть, оттого они и были такими занятными

Котьку украли

Красота нашего кота едва не сослужила ему плохую службу.

Всякому лестно иметь такого! Раз, когда Котька, не подозревая об опасности, сидел на заборе, у ворот, какая-то бессовестная тетка сняла его с забора, сунула в сумку и бегом прочь. Хорошо, что заметила соседка. Она сказала маме. Меня и папы не было дома: я в школе, папа на работе. Полураздетая, по морозу, мама бежала за похитительницей несколько кварталов. Она видела, как та повернула за угол. Та – в дом, и мама в дом.

Отдайте кошку...

Какую кошку? – притворилась женщина непонимающей.

Какую вы унесли.

Не знаю никакой кошки... Она не успела договорить – в соседней комнате раздался низкий, утробный, какой-то совсем не кошачий вопль. Кот кричал не своим голосом. После мама говорила, что еще никогда не слыхала, чтоб кошки могли кричать таким образом. Мама схватила Котьку в охапку и скорей домой... Не сиди на заборах!

А бабушка после этого говорила: «Так-то ловко... ишь какая хитрая! Нет, ты сама вырасти такого красавца!..»

Бабушка была не совсем точна: мы не растили Котьку, он пришел к нам уже взрослым; и тем не менее она была права: благодаря нашему уходу он стал таким, что теперь нечестные люди пытались его украсть у нас

Котька-охотник

Но разве можно здорового кота заставить сидеть дома... Еще не родился такой кот, который согласился бы вести жизнь затворника! У Котьки пробудился охотничий азарт, и, если раньше кота невозможно было выдворить с кровати, то теперь он частенько не ночевал дома Началось с того, что он принялся гонять мышей у себя дома. Сперва им не стало прохода в комнатах. Потом кот навел порядок в чулане. Отныне оставляй на полках что хочешь: орехи, крупу, никуда ничего не денется.

Терпение, с каким Котька мог караулить свою жертву где-нибудь в углу, было поистине неистощимо. От постоянного сидения в углах с кота даже начал слезать его лоск. Котька стал худеть. Но, как говорится, искусство требует жертв. Ни одна ночь не обходилась без того, чтобы у нашего охотника не побывал в когтях очередной трофей. Поиграв, кот бросал замученную жертву и шел спать. А иногда принесет ко мне в комнату и оставит у кровати, как бы желая сказать: «Посмотри, какой я ловкий! Не зря меня кормите...» Ловкость у Котыси была настоящая кошачья, энергии не занимать, и, надо думать, редкая добыча ускользала от него.

С весны Котькин охотничий азарт развернулся во всем блеске. Переловив и распугав всех мышей в квартире и чулане, кот перенес арену действий за стены дома – принялся за ловлю птичек в саду. Но тут коту не потрафило. Когда он принес первую пойманную птичку домой, ему немедленно крепко попало от моей матери: не лови! Больше он с птичками дома не показывался (но, подозреваю, ловить не перестал).

Не знаю, что больше руководило им: любопытство или жадность, когда однажды он очутился в клетке с курами. Куры жили под сараем. Как он туда забрался, уму непостижимо! Впрочем, это было вполне в характере Котьки: он был способен и не на такое. Сжавшись в комочек и хищно щуря зеленые светящиеся глаза, кот сидел у решетки и молча наблюдал за птицами. Испуганные куры сбились в кучу в дальнем углу, а петух переминался с ноги на ногу между ними и незваным гостем в явном затруднении, не зная, что делать. Поскольку кот не обнаруживал враждебных намерений, петух тоже не нападал на него.

Котьку выгнали из клетки, однако этот визит в курятник оказался не единственным. Кот еще несколько раз появлялся там, пока, очевидно, самому не надоело бесплодное сидение в обществе наседок и их ревнивого опекуна-петуха. Что уж он хотел сделать с курами, осталось его тайной. Может быть, Котьке просто нравилась их компания?

Однажды Котька исчез. Его не было два дня. А когда он вернулся, все всплеснули руками: ну, хорош! Весь в паутинках, в пыли. Но настроение у кота было отличное. Он лукаво жмурился, полакав молока, побродил лениво по квартире, затем плюхнулся и спал без малого сутки. Через несколько дней стало известно, что кот сидел у соседей в амбаре, караулил крыс.

После этого он стал частым гостем в соседских амбарах и чуланах. Не посещал только квартир: чужие дома не любил и никогда не интересовался ими. Не заманишь! Раз от раза прогулки Котьки становились все длительнее и повторялись чаще и чаще; кажется, он всерьез вознамерился выловить всех мышей и крыс, и, по всем признакам, дела у него шли хорошо. Скоро о Котькиных похождениях знали стар и млад, охотничий талант и прилежание сделали Котьку желанным гостем, и эго никто не обижал. Интересно то, что существовала какая-то невидимая черта, ограниченная радиусом нашего квартала, которую Котька никогда не переступал. Отныне ничто не грозило Котьке. Никто больше не пытался унести его: Котька сделался знаменитостью, и, как говорится, шила в мешке не утаишь, все немедленно признали бы, чей это кот, потом стыда и сраму не оберешься! А случайных неприятностей, вроде бродячих собак, он научился набегать. В критический момент всегда успеет вспрыгнуть на забор, взобраться на крышу или по стене дома, в одно мгновение взлетев на недосягаемую высоту! Вскарабкается со страшным скрежетом когтей, усядется поудобнее, а потом презрительно поглядывает сверху, как поддразнивает, а собака внизу беснуется. «Шуми, не шуми,– говорит весь вид кота,– все равно я тебя не боюсь, не достанешь...»

Котька и чужие

Но, бродя по соседским дворам и наводя там порядок, Котька ревниво оберегал свой двор от посягательств чужих котов.

Может быть, во времена юности Котька много натерпелся от них, может быть, это просто в кошачьем характере, но только Котька терпеть не мог себе подобных.

А может быть, кот боялся: с таким трудом он нашел себе пристанище – дом, а вдруг они отнимут? Вероятно, он не забыл, как сам был гоним и скитался по задворкам.

Прежде всего, состояние непрерывной войны установилось у него в отношениях с бабушкиными котами – всеми этими Вилками, Зусками, Рыжками и прочими нахлебниками, которые постоянно толклись на стариковской половине дома. Котька туда не заглядывал, а они не показывались на нашей половине, будто между ними существовал неписаный договор. Но если им случалось встретиться во дворе, начиналась драка.

Первое время Котька пугал противников криком. Вопил он так, словно с него, живого, сдирали кожу. И, надо признать, частенько это имело успех: оглушенные криком, бабушкины коты прекращали драку и быстро ретировались. Возможно, им было противно бвязываться с таким визгушей.

Сперва они били его, потом он стал бить их. Роли переменились: с возмужанием Котьки изменилось соотношение сил, и теперь уже бабушкины коты орали в несколько голосов так, что хоть уши затыкай или с двора беги. От угроз Котька быстро переходил к нападению; раздавался яростный вопль на самой высокой ноте, и вся компания – четверо против одного! – разлеталась в стороны. Поле боя оставалось за Котькой.

Странно: жили в одном доме, а не дружили. И делить вроде бы нечего: еды хватало всем. Неуживчивым оказался Котька.

– Кержак,– корила его бабушка.– Истинный кержак, прости господи, никого не признает!

Кержаками в прежнее время называли на Урале старообрядцев или староверов, людей честных и работящих, но суровых, замкнутых, отличавшихся нелюдимостью и особой строгостью нравов.

В короткий срок Котька сделался грозой всех бродячих кошек. Казалось, изведав бродяжни честзо, он не терпел его. Ни один чужой кот не осмеливался показать и кончика носа в нашем дворе.

Котька без снисхождения гонял всех. Неожиданного союзника и помощника он обрел в лице пса Томки.

Раз по двору разнесся отчаянный кошачий крик. Затем залаял Томка, и все стихло. Я выбежал узнать, что произошло.

Под начесом на боку валялась старая глубокая бочка. Томка – он в этот день был спущен с цепи – лежал перед нею, вытянув передние лапы, и заглядывал внутрь; на бочке сидел Котька и, перегибаясь через край, тоже старался заглянуть в нее.

В бочке укрывался чужой кот. Не зная, как спастись от напавших на него Котьки и Томки, ок шмыгнул в бочку, и наши два приятеля, преградив путь к отступлению, караулили его.

Попал в западню. Чтобы выручить беднягу пришлось отгонять Котьку и Томку, они неохотно повиновались. Но напуганный кот продолжал сидеть в бочке. Я постучал по днищу. Кот вылетел оттуда, каг пробка из бутылки, и опрометью кинулся со двора. Котька догнал его и на бегу еще поддал пару тумаков.

После Котька и Томка еще не раз гоняли разных пришельцев,. Они уже давно стали друзьями, а мы неоднократно видели, как кои лакомился из чашки остатками пиршества собаки. А раз он принес задушенную мышь и положил около конуры. Вероятно, хотел удружить, ну и похвалиться своими охотничьими доблестями

Ночная серенада

Этим летом мы не поехали в деревню – надо было заканчивать ремонт дома. Собственно, полы, крыши, окна, двери – все это было готово еще в прошлом году. Оставалось покрасить и побелить, навести глянец, по выражению отца. К вот, как только установилась сухая теплая погода, маляры приступили к делу. Из дома вынесли все вещи, лишь на верхнем этаже оставалось пианино, закрытое чехлом. Чтоб быстрее сохло, окна были распахнуты настежь и стояли так круглые сутки. Воров в нашем городе не водилось, никто не опасался, что пожалуют непрошеные гости. Да и что красть в пустом доме? Обычная жизнь шла лишь на кухне – до нее еще не догнал черед.

Мы спали кто на сеновале, кто в саду под деревом, а дедушка с бабушкой – в амбаре.

Мое место было на жестком тюфяке под навесом. Мои родители считали, что не гоже парню нежиться на мягких перинах, и я на всю жизнь сохранил эту привычку – спать на жестком.

Среди ночи я проснулся. Кто то словно толкнул меня, или я что то услышал. Ночь была тихая прекрасная. Лишь издали доноси лось бреханье собак да стрекотали кузнечики.

Я уже начал вновь засыпать, как вдруг...

Меня словно подбросило пружиной. Да, кто-то играл на пианино. Очевидно, этот звук долетел до меня спящего и заставил пробдиться! Еще и еще... Кто-то медленно перебирал клавиши. Среди ночи! В пустом доме! Кто это мог быть?!

Стихло. Может, почудилось? Нет, опять...

Фу ты, нечистая сила! Меня дмке пот прошиб.

Представьте: ночь-полночь, все люди спят, спит город, а тут в темноте музицируют на вашем пианино...

Я думаю, и у нетрусливого побегут по телу мурашки!

Около меня возникла фигура в белом. При том состоянии, какое было сейчас у меня, я легко мог принять ее за привидение; хорошо, что мама заговорила, это враз вернуло меня в мир реальности и придало храбрости.

– Ты слышишь? – вполголоса сказала мама.– Кто там?

Конечно, самое лучшее, если бы сейчас вместе с нами оказался папа, но папы не было дома. Он находился в деревне, на полевых работах по землеустройству.

Мы стояли и напряженно вслушивались. А таинственный музыкант все продолжал меланхолически перебирать клавиши. Мелодии я не различал. Да, по-моему, ее и не было. Просто кто-то тыкал пальцем!: до, ре, опять до, а теперь, си, ля...

Что за наваждение!

И вдруг раздался взрыв яростного кошачьего воя. Его сопроводил нестройный аккорд… Кот? !

Кошки,– сказала мама.– А кто открыл пианино?

Кто открыл? Да я же не закрыл его после того, как упражнялся днем. Теперь я припомнил это. Ах, зачем я сказал об этом маме! Она сейчас же заявила:

Надо сходить закрыть. А то опять начнут играть…

Хотя и я знал, что играли коты, но все-таки идти в пустой дом ночью одному после такого концерта было жутковато. Пришлось, однако, послушаться и исполнить приказание матери.

Но, едва я приблизился к крыльцу и поставил ногу на ступеньку, опять раздался взрыв дикого кошачьего крика, с воем и визгом с лестницы кубарем скатилось несколько кошек и умчалось в темноту ночи. Последним мчался Котька. Он гнал чужаков. Подозреваю, что это он и разгуливал по пианино, пока ему не помешали. Что, еще один любитель музыки? Или он услаждал музыкой свою избранницу, пока эту идиллию не разрушило вторжение чужих котов?

Так или не так, не знаю; но с той ночи я всегда закрывал пианино

Котька заболел

С некоторого времени стали замечать, что кот становится вялым, порой теряет аппетит и подолгу ничего не ест, уберется куда-нибудь в сторонку и сидит, сжавшись болезненно в комок.

Котьку показали ветеринару.

Глисты,– сказал ветеринар.– Очень сильное поражение. Зто, вероятно, еще от той поры, когда ел всякую дрянь... Если не вывести – пропадет.– И выписал белые, похожие на истолченный сахар порошки.

С утра когу не дали ни крошки пищи и не выпустили из дома. В полдень мама высыпала один порошок в чайную ложку и развела водой. После того как порошок растворился, Котьке насильно раскрыли рот и вылили туда содержимое ложки.

Поначалу это получилось быстро и без особых усилий: кот еще не успел сообразить, что с ним хотят сделать.

К вечеру Котька заскучал. Теперь ему предлагали еды, по привычке чашка манила его, но он сидел перед нею, не прикасаясь, подобрав под себя все четыре лапки и щуря глаза, что – мы уже знали – служило признаком болезненного состояния.

Наутро ему дали второй порошок. Котька отчаянно сопротивлялся, мяукал, и, если бы его не замотали в полотенце, исцарапал бы всех нещадно. Потом, когда его отпустили, он закашлял, зачихал, выскочил из дома и запрятался под завозню (завозня у нас была убежищем для многих в трудную минуту.

Ждали, что Котька отсидится под завозней и сам вернется домой. Но он не возвращался. Пришлось вытаскивать силой. Собственно, особой силы для этого нз потребовалось. Котька был плох. Он скрючился и почти не шевелился, лапы не гнулись, глаза сделались оловянными... Наш умница Котька был при последнем издыхании. Ах ты, ветеринар, такой-сякой, что ж ты сделал с нашим котом! Порошки, уничтожив глистов, немногим лучше подействовали и на кота! Неужели конец Котьке?

Мама принялась отпаивать кота теплым молоком. Насыпали в парное молоко измельченных угольков, с трудом Котьке разжали рот и влили несколько ложек. Потом таким же путем подали пару ложечек растопленного коровьего масла. Спустя немного времени – повторили. Кот начал медленно отходить, не в смысле, как говорили в старину, отходить – умирать, а приходить в себя – возвращаться к жизни. Он зашевелился, повел по сторонам взглядом, потом попытался облизнуть перепачканную в молоке и масле мордочку. Ну, раз начинает мыться – можно не волноваться, пошло на поправку! Порошки спасли кота от глистов, а молоко, угольки и топленое масло – от порошков.

Через неделю Котька был совершенно здоров.

Кстати, кошачьи глисты не опасны человеку. Так сказал ветеринар. Это для тех, кто боится болезней

Котька затосковал

На следующее лето мы опять всей семьей уехали в село Степаноео, где папина землеустроительная партия уже не первый сезон производила большие работы. Дома остались одни старики.

Спустя недели две или три мама наведалась в город. Взяла меня с собой