Текст книги "Геологи шутят... И не шутят"
Автор книги: Борис Горобец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5
Стихи геологов и о геологах
Поэзия – не тир: здесь попаданья редки.
Ирина Василькова, геолог-поэт
Михайло Ломоносов
Из оды «На день восшествия на престол
Елисаветы Петровны, 1747 года»
И се Минерва ударяет
В верьхи Рифейски копием,
Сребро и злато истекает
Во всем наследии твоем.
Плутон в расселинах мятется,
Что Россам в руки предается
Драгой его металл из гор,
Который там натура скрыла.
От блеску дневного светила
Он мрачный отвращает взор.
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовет от стран чужих.
О ваши дни благословенны!
Дерзайте нынче ободрены
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать.
Науки юношей питают.
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастный случай берегут.
В домашних трудностях утеха
И в дальних странствах не помеха.
Науки пользуют везде:
Среди народов и в пустыне,
В градском шуму и наедине,
В покое сладки и в труде…
(1747 г.)
Аркадий Александров.
Отрывки из стихов
Геология
Отсырела рубаха от пота,
Сапоги от болотной грязи.
Жрать охота и спать охота,
Да и бабу… увидеть вблизи.
Тарахтит буровая привычно,
Комаров седоватый туман…
Позабыли о жизни мы личной,
Больше метров – и выполнить план!
Мужики мы простые – не боги,
Трудно душу свою вынимать…
Геология… Геология…
Геология, эх, твою мать!
* * *
Геология. Голодно, холодно…
Мы служили тебе, любя.
Этим новым нужно лишь золото.
Скоро сгубят они тебя.
Нынче в грусти, тоске и горе я —
Благородному миру – конец.
Где теперь твоя территория,
Если ты не вор и подлец?
Я жалею, зову и плачу,
Ты ушла, как уходит жизнь.
Геологии нет, и, значит,
Мы стремительно катимся вниз.
* * *
Их больше нет. Но вечно рядом
Суровый строй простых ребят —
Начальники геолотрядов,
Комбриги буровых бригад.
Да, исковерканы суставы,
Истерты ноги, кашель бьет,
Мы не нашли богатства, славы —
Случилось все наоборот.
Нас пнули, не сказав спасибо,
Нас разом выгнали взашей…
На тризне помяни, Россия,
Нас – работяг и алкашей!
[ГЖМ-12 С. 8, 10]
Владимир Высоцкий (1938–1980)
Тюменская нефть (песня)
Один чудак из партии геологов
Сказал мне, вылив грязь из сапога:
«Послал же Бог на головы нам олухов!
Откуда нефть, когда кругом тайга?
Сколь денег – в прорву! Лучше бы на тыщи те
Построить детский сад на берегу!
Вы ничего в Тюмени не отыщете,
В болото вы вгоняете деньгу!»
И шлю депеши в Центр из Тюмени я:
«Дела идут. Все более иль менее!»
Мол, бурим землю, но пока у многих мнение.
Что меньше «более» у нас, а больше – «менее».
А мой рюкзак пустой на треть.
– А с нефтью как?
– Да будет нефть!
Давно прошли открытий эпидемии
И с лихорадкой поисков – борьба.
И дали заключенье в Академии:
«В Тюмени с нефтью – полная труба!»
Нет Бога нефти здесь – перекочую я.
Раз Бога нет, то нет и короля.
Но только вот нутром и носом чую я,
Что подо мной не мертвая земля.
И шлю депеши в Центр из Тюмени я:
«Дела идут. Все более иль менее».
Мне отвечают, что у них сложилось мнение,
Что меньше «более» у нас, а больше – «менее».
А мой рюкзак пустой на треть.
– А с нефтью как?
– Да будет нефть!
И нефть пошла! Мы, по болотам рыская,
Не на пол-литра выиграли спор!
Тюмень, Сибирь, земля ханты-мансийская
Сквозила нефтью из открытых пор.
Моряк, с которым столько переругано,
Не помню уж, с какого корабля.
Все перепутал и кричал испуганно:
«Земля! Смотрите братики, Земля!»
И шлю депеши в Центр из Тюмени я:
«Дела идут. Все более иль менее».
Мне не поверили, и оставалось мнение,
Что меньше «более» у нас, а больше – «менее».
Но подан знак:
Бурите здесь!
– А с нефтью как?
– Да будет нефть!
И бил фонтан, и рассылался искрами.
При свете их я Бога увидал. —
По пояс голый, он с двумя канистрами
Холодный душ из нефти принимал.
И ожила земля, и помню ночью я
На той земле танцующих людей,
Я счастлив, что, превысив полномочия,
Мы взяли риск и вскрыли вены ей.
И шлю депеши в Центр из Тюмени я:
«Дела идут. Все более иль менее».
Что – прочь сомнения, что есть месторождение,
Что больше «более» у нас и меньше – «менее».
Так я узнал —
Бог нефти есть.
И он сказал:
«Да будет нефть!»
Депешами не простучался в двери я,
А вот канистры в цель попали, в цвет.
Одну принес под двери недоверия,
Другую внес в высокий кабинет.
Я доложил про смену положения:
Отрекся сам владыка тьмы и тли,
Вчера я лично принял отречение
И вышел в нефтяные короли!
Борис Горобец (ВИМС)
Александру Портнову, к 50-летию
(бывшему сотруднику ВИМСа, ЦНИГРИ,
экспедиции «Аэрогеология», ныне профессору МГРИ)
Ему – гул труб и звон бокалов
От Колорадо до Урала.
Навечно внесены в каталог
Четыре новых минерала:
Катаплеит, ландауит,
Комаровит, «О»-ловенит.
Почти открыт «вегенерит»,
Кто ж знал, что там мура таит 4343
Игра слов: оказалось, что чуть раньше А. Портнова, предложившего название в честь А. Вегенера, такой же минерал открыли американцы в Колорадо; он зарегистрирован как муратаит.
[Закрыть]
На борт узлы, вперед, орлы!
Прощай, аэропорт московский!
Летит дуэт Портнов – Островский 4444
Д. т. н. Э. Я. Островский был главным геофизиком экспедиции, ближайшим коллегой и другом Портнова, пока не эмигрировал в начале 1990-х гг. в Германию, скрытно, даже не попрощавшись с Портновым. Здесь он был известным и уважаемым ученым, там – сытый пенсионер.
[Закрыть]
По траектории пилы.
А высота невелика.
А до земли полсотни метров.
Идет в полет дуэт бессмертных,
Пока везет. – Везет Пока.
Уходят в поле и в полеты
Землепроходцы и пилоты,
Нащупывая аномалию
по торию, урану, калию.
У них оклады – на две «Лады»,
Давай стране металлов клады!
Жить можно, если не сопьешься,
Не женишься, не разобьешься.
Он скажет: «Туть ищите ртуть 4545
Это вовсе не шутка. А. М. Портнов применил экспрессную оценку рудоперспективности на золото, основанную на его способности поглощать примеси ртути, а затем отдавать ее при нагревании. Вместе с изобретателем И. И. Степановым они разработали портативный прибор для определения содержания ртути в небольших навесках пород и минералов. Методические работы показали, что практически все рыхлые глинистые и железистые породы, залегающие над окисленными и выветрелыми золоторудными жилами, содержат ртуть, сконцентрированную в невидимом золоте. Повышенная концентрация ртути в зонах окисления – важный индикатор золотого оруденения. Анализ делается за минуту, прямо в палевых условия (Прим. Б. Г.).
[Закрыть]!
Вы ждали медь, друзья? – Отнюдь!
Пари! Я не боюсь продуть».
И верно ведь: нашли чуть-чуть.
И дальше в путь. Звезда, гори!
– Ценнее целого ЦНИГРИ
Я был для вас? Что мне пари
И вы, надменные цари?!
Прощай же, ВИМС, прощай, ЦНИГРИ!
Гори, гори, твоя звезда!
Лети, Ан-2, в Нуэво-Порто 4646
Игра слов: новый порт (исп.) = Порт-нов.
[Закрыть].
За бортом, как вода, года,
Но до черты еще до черта
Ждет неизведанных земель
И неопознанных явлений,
И открывает твой апрель
Сезон решений и свершений.
Александр Городницкий, д. г.-м. н.,
геофизик, поэт и бард
Песня геофизика-уранщика
На уран он жизнь истратил,
Много лет в горах его искал.
И от этой жизни в результате
Он свой громкий голос потерял.
Загрустил от этой он причины
И промолвил с горечью в словах:
«Я теперь уж больше не мужчина,
А всего лишь облако в штанах».
Он заплакал и пошел, рыдая,
Через реки, горы и поля,
И лежала перед ним большая,
Женщинами полная Земля.
(1954 г.)
Физики и лирики 4747
По заглавию вроде бы – не по теме книги, но прочтите, что и как написал геофизик! Стихотворение обращено ко всем нам – Б. Г.
[Закрыть]
Что-то физики в почете,
Что-то лирики в загоне…
Б. Слуцкий
Вот и физики тоже сегодня уже не в чести,
Прозябают в тоске, позабыв о деньгах и почете.
Их одна эмиграция может сегодня спасти,
Кто остался в Москве – вы по пальцам их всех перечтете.
Нету нынче в соседстве и лириков, как ни зови.
Не судите их строго – они виноваты едва ли.
Раньше не было секса – теперь не хватает любви,
Прежде не было Бога – теперь не хватает морали.
Не отыщешь пути во вчерашний распавшийся мир.
Где мы были вчера, там давно уже нет нас.
И, явясь во плоти, Гумилевым придуманный этнос
На обломках империи правит неправедный пир.
Не жалейте о них. Им сегодня – полушка – цена.
В городах этих черных, где смотрят старухи сурово,
Где один полукровка стремится зарезать другого,
И разборки ночные вершит в кабаках «крутизна».
Мы немногого стоили, судя по нынешним дням,
Где свободы короткой народ не удержит, беспутен.
От российской истории скоро останется нам
Лишь немецкая водка с наклейкою пестрой «Распутин».
(1994 г.)
Следующая песня посвящена Николаю Николаевичу Трубятчинскому, бывшему начальнику Комплексной морской арктической геофизической экспедиции (Мурманск), участнику Великой Отечественной войны, который «поддавшись на уговоры новой жены, работавшей плановичкой в НИИ морской геофизики, уехал в середине 90-х гг. в Израиль, где через несколько лет умер» [Ампилов. С. 48].
Подполковник Трубятчинский, бывший сосед по каюте!
С кем делили сухарь и крутые встречали шторма.
Не качаться нам впредь в корабельном суровом уюте,
Где скрипят переборки и к небу взлетает корма…
Опрокиньте стакан, чтобы сердце зазря не болело,
Не кляните судьбу, обо всем не судите с плеча.
В зазеркалье у вас все вы пишете справа налево,
В иудейской пустыне нашли Вы последний причал.
Подполковник Трубятчинский – в прошлом надежда России,
Он сидит у окна, а в глазах его черных – тоска.
Позади океан ядовитый, пропитанный синью,
Впереди океан обожженного солнцем песка.
Подполковник Трубятчинский, что Вам мое утешенье?
Где бы ни жили мы и какое б ни пили вино,
Мы – один экипаж, все мы жертвы кораблекрушенья,
Наше старое судно ушло невозвратно на дно.
Подполковник Трубятчинский, моря соленого житель,
Как попасть Вы смогли в этот город безводный Арат?
Надевайте погоны, цепляйте медали на китель,
И – равненье на флаг! Наступает последний парад.
Сергей Горохов
Братьям-геологам (отрывок, 1991 г.)
В тундре, сопках, тайге вы торите дороги
И по пояс почти измочалили ноги.
Забайкалье, Урал, Крым, Алтай, Якутия…
Вслед за вами росли города по России.
Сколько создано баз шахтам, приискам,
ГОКам! Потекли нефть и газ в трубы мощным потоком.
Так проходят года. Ну, а как же итоги?
Что осталось для вас? Лишь дороги, дороги…
Да и ваши находки России без толку —
За бугор все скачают наши «новые волки».
Вот у них все «по делу», все схвачено жестко:
Мерседесы, коттеджи, наряжены броско.
Прикормив тех, кто сверху, «зеленою травкой»,
За горлянку их держат смертельною хваткой.
Все сегодня для них – Гагры, Ницца и шопы.
Ты же снова в шурфах буквой «зю», кверху ж…
Век пахал – и паши! Что тебе перестройка?
Жизнь летит и летит русской взмыленной тройкой.
[ГЖМ-12. С. 119]
Михаил Дмитриев. О 1990-х
Брошены тропы и вычеркнут след,
Многих уж нет…
Съедены кони без всякой вины
Нету страны…
Мы, как в обломках, как в омуте мы
Погребены.
[ГЖМ-2. С. 342]
Евгений Евтушенко, поэт
Летом 1950 г. будущий поэт работал коллектором в поисково-съемочной партии Рудно-алтайской экспедиции. Начальник партии В. И. Чернов (позже ставший д. г-м-н., профессором МГРИ) описал Евгения Евтушенко в очерке, в книге [Смирн. сб.-96. С. 225]: «Была у него особенность психологического свойства. Ілаза Евгения часто выражали некую задумчивость или рассеянность, вовсе ненужные в нашем деле, не было в этом взгляде той готовности к действию, которая отличает человека дела. Тем не менее я должен отметить для себя и два его бесспорных деловых качества – желание быть исполнительным и здравое критическое отношение к критическим замечаниям по его работе. О своих стихах, как и вообще о поэзии, он никогда не заговаривал, но, если его просили прочитать что-нибудь свое, читал легко и упрашивать его не приходилось».
Продукты
Мы жили, помнится, в то лето
Среди черемух и берёз.
Я был посредственный коллектор,
Но был талантливый завхоз.
От продовольственной проблемы
Я всех других спасал один
И сочинял я не поэмы,
А рафинад и керосин.
И с пожеланьями благими
Субботу каждую меня
Будили две геологини
И водружали на коня.
Тот конь плешивый, худородный,
От утра ветреного мерз.
На нем, голодном, я – голодный,
Покорно плыл в Змеиногорск.
Но с видом доблестным и смелым
Во всем таежнику под стать,
Въезжал я в город. Первым делом
Я хлеба должен был достать.
В то время с хлебом было трудно,
И у ларьков уже с утра
Галдели бабы многолюдно
И рудничная детвора.
Едва-едва тащилась кляча,
Сопя, разбрызгивая грязь,
А я ходил, по-детски клянча,
Врывался, взросло матерясь.
Старанья действовали слабо,
Но все ж, с горением внутри,
В столовой Золотопродснаба
Я добывал буханки три.
Но хлеба нужно было много,
И я за это отвечал.
Я шёл в райком. Я брал на бога.
Я кнутовищем в стол стучал.
Дивились там такому парню:
«Ну и способное дитя!»
И направление в пекарню
Мне секретарь давал, кряхтя.
Как распустившийся громила,
Грозя, что все перетрясу,
Я вырывал еще и мыло,
И вермишель, и колбасу.
Потом я шел и шел тропою.
Я сам навьючен был, как вол,
И в поводу я за собою
Коня навьюченного вел.
Я кашлял, мокрый и продутый.
Дышали звезды над листвой.
Сдавал я мыло и продукты
И падал в сено сам не свой.
Тонули запахи и звуки
И слышал я уже во сне,
Как чьи-то ласковые руки
Шнурки развязывали мне.
[ГЖМ-12. С. 178]
Григорий Кардыш
Монолог бурильщика (отрывок)
Нам от лозунгов громких тоскливо и мутно.
Вы с монтажкой в руках повстречайте хоть раз
После смены ночной долгожданное утро.
В солидоле и шламе стальные троса
Потаскайте хоть час, матерясь и взмокая.
Вот тогда и поймете, как нужно писать.
Грубовато? Что делать – работа такая.
Мы в Крымы приезжаем, как из-за границ.
Мы деньгами сорим – ради них что ль потели?
Подавай шашлыки, и вино, и девиц!
Ну, а деньги, нам деньги, простите, до фени.
Разве стоят они наших грязных трудов?
Разве стоят они, говоря без рисовки,
Наших долгих, постылых, полярных годов,
Что вколочены буром в полярные сопки.
Так-то, брат. Но уехать отсюда… Уволь.
Никакою ценой не измерить все это —
Край, что в душу Вползает к тебе исподволь,
Край надежных ребят и полночных рассветов.
[Там же. С. 254]
Валерий Краснопольский
С Днем геолога, ребята! 4848
День геолога празднуют в первое воскресенье апреля.
[Закрыть]
Думаю, для многих свято
Все, что связано с Землей,
Нашей матерью родной.
Ни правительство, ни Ельцин,
Даже рыночный Освенцим
Не исправит нам привычки —
Не возьмем же мы в кавычки
Все, что найдено и снято,
Что для нас навечно свято
Вместе с жизнью полевой
И мечтою голубой.
Не забыть свои маршруты,
Стланик крепкий, словно путы,
Водопады и каньоны,
Свиты, пачки и разломы,
Штольни, скважины, канавы
И охотничьи забавы,
Жилы с золотом и без
И вокруг огромный лес,
Что зовется здесь тайгою, —
Не покрыть забвенья мглою.
В нас апрельская закваска.
Нету крепче поля связки.
Пусть сейчас мы не нужны.
Но с Землею мы дружны,
Как мифичные Антеи.
Мы сегодня – Прометеи:
Нашу печень рвут на части
Идиоты, что у власти,
Как стервятники-орлята…
С Днем геолога, ребята!
Ни аванса, ни зарплаты
(а на ж… уж заплаты).
(1997 г.)[ГЖМ-І2. С. 308]
Григорий Кудрин
Оболгана, извращена
Толпой политхамелеонов
Вчера – великая страна,
Сегодня – ад для миллионов.
Настало время для дельцов,
Страной торгующих открыто,
И для вальяжных молодцов
От президентского корыта.
А у людей, что без щита —
Мандата, блата или злата —
Удел печальный: нищета
На фоне общего разврата.
(1993 г.)[ГЖМ-12. С. 319]
Юрий Кукин
Посвящается партии № 21 ВИРГа
Песня
Ты что, мой друг, свистишь?
Мешает жить Париж?
Ты посмотри: вокруг тебя тайга.
Подбрось-ка дров в огонь,
Послушай, дорогой!
Он там, а ты у черта на рогах.
Здесь, как на Плас Пигаль,
Весельем надо лгать,
Тоской здесь никого не удивишь…
Монмартр у костра,
Сегодня, как вчера,
И перестань, не надо про Париж!
Немного подожди,
Потянутся дожди,
Отсюда никуда не улетишь.
Бистро здесь нет пока,
Чай вместо коньяка…
И перестань, не надо про Париж!
Закрыла горы мгла,
Подумай о делах,
И перестань, не надо про Париж…
(1964 г.)[Там же. С. 325]
А.Курбатов
Я – и грузчик, и завхоз, врач, метеоролог,
Я – и плотник, и радист, и чуть-чуть – геолог.
[ГЖМ-2. С. 337]
(1) Тезис:
Органическая теория происхождения нефти
(автор не указан; цит. по Б. Н. Егорову)
Начинает нефть свой род
С нефтематерных пород.
Была, значит, раньше лужа,
Замерзавшая в стужу.
Завелись в ней твари
Каждой штуки по паре.
Были там жуки, рыбешки,
Пауки, сороконожки,
Микромир и прочий сброд.
Словом, славный был народ.
Ели много, пили мало,
Так нагуливали сало,
Понимая, что они
для генезиса нужны.
Раз проворные рыбешки
Съели три сороконожки,
Клещ за сладенькую травку
У жука отбил козявку.
И представьте, так случилось —
Лужа кровью замутилась,
От поверхности до дна
Та война была страшна.
И, когда прошли три ночи,
Бог открыл на лужу очи,
Два побитых паука
Доедали червяка.
Горы трупов, нет народа,
Вонь от сероводорода.
Бог спустился к дну с совком
И присыпал грязь песком.
Так родились в смертной схватке
Материнские осадки.
А когда? – Зачем детали?
Лишь бы нефть они создали.
Нефтематерные свиты
Были сверху перекрыты,
Смяты в складки разных форм
По окраинам платформ.
Уплотнением породы
Отжимались нефть и воды.
Потекли, как с губки пена,
С нефтематерного тлена.
Бог поставил им ловушку
И захлопнул вдруг заглушку.
Начал нагнетать давленье —
Получил месторожденье.
Спрятал вглубь свое творенье.
Вот и все стихотворенье.
(1) Антитезис:
«Происхождение нефти – только неорганическое! – горячился Илья Яковлевич Фурман <лектор в Воронежском госуниверситете>.– Вон ваше Черное море с его серобактериями… Стояло, стоит и будет стоять это болото, а где нефть? Нефть рождается глубоко в Земле, там, где, как и на Солнце, углерод и водород присутствуют в виде свободных радикалов… Потом эти радикалы проникают в твердую оболочку Земли – в кору, и уже там по мере движения вверх превращаются в циклические и ароматические углеводороды, т. е. в нефть.
– А в учебниках написано по-другому…
– А Вы, молодой человек, меньше читайте и больше думайте!
„Когда же это было? Всего-то сорок лет назад… Тогда суждения Ильи Яковлевича, конечно, же, возбуждали нас, но казались ересью… В книгах черным по белому авторитетно утверждался только осадочный генезис нефти. Даже великий Обручев писал: ‘Если найдете нефть в Сибири, прошу не считать меня геологом…’ И что же? Сегодня нефть и газ ищут и находят в надрифтовых осадочных бассейнах (гигантская Уренгойская провинция в Западной Сибири) или на шельфе морей и океанов. Так что И. Я. Фурман оказался прав больше, чем книги… И все потому, что хотел и мог свободно думать“».
(Из книги [Кременецкий. 2006. С. 95])
Юрий Б. Лавренев, Я. Н. Лубянский, А. С. Павленко
Саянская лирическая 4949
Лавренев Юрий Борисович (1913–1999) Слова этой знаменитой песни немного меняются, я ее лично слышал в исполнении легендарного «Юр-Бара». Судьба этого геолога необыкновенна. Он, сын писателя Бориса Лавренева, в 17 лет сбежал из дома, спрятался на корабле в Ленинграде, приплыл в США, оттуда вернулся, нанявшись уже открыто кочегаром. Окончил ЛГУ, стал геологом. Во время войны служил на флоте, стал капитаном 1 ранга. После демобилизации работал в ВИМСе, был начальником партии № 12 Ферганской экспедиции, которая занималась поисками урана на огромной территории (в Казахстане, Средней Азии, на Алтае, в Саянах, Закарпатье). Юр-Бар стал первооткрывателем м-ния редкометальных карбонатитов на Белой Зиме (Саяны), награжден Ленинской премией. К сожалению, последние десятилетия он был серьезно болен и ушел из жизни одиноким и нищим. При этом следует подчеркнуть, что всегда был аккуратно одет, подтянут, сдержан, корректен со всеми, и только глаза выдавали его болезнь (Б. Г.).
[Закрыть]
Раз в московском кабаке сидели,
Юра Лавренев туда попал,
И когда порядком окосели,
Он нас на Саян завербовал.
В края далекие, гольцы высокие,
На тропы те, где гибнут рысаки,
Без вин, без курева, житья культурного.
Зачем привез, начальник, отпусти!
В тех гольцах высоких долго жили,
Ели мы почти что каждый день.
Прохаря и шкары мы сносили,
А ходить в маршруты было лень.
И хоть с «шестерками»50 хиляли долго мы
По тропам тем, где гибнут рысаки,
Хиляли, пьяные, через дабаны мы
И ничего, конечно, не нашли.
Кончился сезон – конец работы.
Мы ж еще не выполнили план.
А заместо всяческих отчетов
Мы сложили песню про Саян.
Про край далекий тот с его красотами,
Про тропы те, где гибнут рысаки.
К вину и куреву, житью культурному —
Зачем привез – начальник, отпусти!
[ГЖМ-12. С. 339]
Евгений Петров
Письмо завхоза (отрывки)
Сбежал бы я охотно из отряда,
Купил бы самый дорогой билет.
От жизни больше ничего не надо,
Мне нужен только теплый туалет.
Живу на базе, как медведь в берлоге,
И каждый вечер мерзну у костра.
И начинаю вспоминать о Боге,
Едва заслышу звоны комара.
Я ежедневно очень опасаюсь,
Что проворуюсь и пойду под суд.
Я еженощно в страхе содрогаюсь,
Что работяги заживо сожрут.
Они, конечно, на меня в обиде,
Что не даю деньжат им подшофе.
Грозят меня убить и в голом виде
Похоронить в заброшенном шурфе.
Над головой моей висит угроза,
Что очень скоро кончится мой век.
Жена моя!
Ты пожалей завхоза!
Пришли скорее денег на побег!
[Там же. С. 457]
Анатолий Полетаев
На душе и туманно, и волгло,
Будто кто-то заплакал во мгле…
Я живу подозрительно долго
На предельно опасной Земле.
[ГЖМ-10]
Анатолий Преловский
Нынче в геологии рубли не те.
Нынче в геологии трудись, потей!
А расценки срезаны, полевые тож.
И рекомендуется работать в дождь.
Рвут из геологии рвачи-молодцы,
Мелкие хозяйчики, детные отцы.
Нынче в геологии все тот же труд,
Нынче в геологию мальчики идут.
Ах, мальчики, мальчики, как же вы так?
На брюки заработаете. А на пиджак?
* * *
Вот идет он по земле советской,
На сухом плече несет кирку.
Владислав Иванович Савицкий,
Много повидавший на веку.
Он копал канавы на уране,
В пьяной драке зубы потерял.
Шелестя кредитками в кармане,
Он домой подался на Урал.
Размышлял наедине с собою,
Обходя пивные, как беду:
«Супротив цинги и мордобоя
Челюсть золотую заведу».
Но живешь всегда не как хотелось.
И, еще не выйдя из тайги,
Пропил он не только эту челюсть,
Но часы, кирку и сапоги.
И с тех давних пор на два сезона
Каждый год Савицкого разбит:
Летом землю роет он бессонно,
Зиму – под случайной крышей спит.
Но когда весна цветов насеет,
Он покинет добрую вдову,
И опять уйдет на Крайний Север,
Как теленок зимний на траву.
Сто взысканий, ни одной награды,
Пиджачок заношенный, хоть брось.
Но, когда его попросят: «Надо!»,
Он пророет шар земной насквозь.
И получит премию, и выпьет,
И простую песню заведет,
И над строчкой жалостливой всхлипнет,
И счастливым по земле пойдет.
Так шагай, святой и эпохальный,
Прямиком через двадцатый век,
Чифирист, бродяга и охальник,
Самый работящий человек!
(Из очерка Б. И. Гонгальского[ГЖМ-6. С. 399, 400])
В. Проскуряков
То искусство, то наука,
Тяжкий труд, порой без прока,
Интуиция и мука
В том краю, где нет пророка.
[ГЖМ-2. С. 338]
В. В. Самсонов
Буровикам Сибири
В бригаде нашей парни – хоть куда!
Мы можем в сутки дать по сотне метров.
Пока нас не задавят холода
И не задушат северные ветры.
Когда в термометрах твердеет ртуть,
Тогда нам померещится бессмертье,
А если вам соврут когда-нибудь,
Что крепче стали мы – не верьте!
Технологи не смыслят ни хрена,
Как сделать сталь упругой в эту стужу,
А нервы наши – звонкая струна,
И не хрена натягивать их туже!
Мороз трещит, вздыхая иногда,
Или молчит, нахмурившись сурово,
И молкнет, замерзая, как вода,
С застывших губ сорвавшееся слово.
И стынут слезы линзами в глазах,
Пороша забивает снегом глотку.
И лишь бы удержаться на ногах,
А нам по рации: «Давай проходку!»
[ГМЖ-5]
Леонид Сокол
Ностальжи
В прошлое бросаю взгляд,
Вспоминаю все подряд,
То, что много лет назад
Было с нами.
Да, проделан долгий путь,
И теперь покрыта грудь
Орденами
А вначале Уренгой —
Что там было, боже мой!
Хоть зови порой конвой
С караулом.
Ох, и были типажи…
Так с чего бы в ностальжи
Потянуло?
Да, народец – не бог весть,
С тем работаешь, кто есть.
К ним не надо с меркой лезть —
И не мерьте.
Пусть – бродяги, алкаши,
Но в работе хороши
Были, черти.
От похмелья лечит труд.
Сверху давят, снизу прут.
Не прогонят, так сожрут
Без остатка.
Много видано всего,
Жить – так, в общем, ничего,
Но не сладко.
Тут в снабжении дыра,
Там утопли трактора,
То, как бешеный, с утра
Ветер дует.
Как от метео – простор,
Тут как тут Гортехнадзор,
Замордует.
То провалы, то успех,
То под воду, то под снег,
То, глядишь, кого на шнек
Намотает.
Значит, снова в технари,
В общем, что ни говори,
Мне хватает.
Вот такая, значит, жизнь.
Лезем вверх, кидает вниз.
Где-то с матом прорвались,
Где-то с песней.
Для кого-то это мрак,
Ну, а лично мне – вот так
Интересней.
[ГЖМ-12. С. 642–658]
В. Г. Терещенков,
бурятский геолог (1946–2002)
Полевые, полевые…
Словно раны рулевые,
Льготы зря не выдают!
Это жизнь с сердечным флюсом,
Пытка стужею и гнусом,
По-простому – неуют.
Полевые, полевые…
Это бури пылевые.
Это длинные дожди,
Это снежники и стланик,
Это редкие посланья,
Где заклятьем слово «жди».
Полевые, полевые…
Это точки болевые,
Этой боли не унять.
Полевые – льготный пропуск
В ту невидимую пропасть,
Где ушедших не обнять.
* * *
Мне от золота и меди
Проку столько, сколь медведю,
Все пошло в чужой карман.
Нуворишей поколенье
Нам оставит впечатленья,
Коих хватит на роман.
Только кто его напишет?
Мой напарник еле дышит —
Укатала сивку марь.
Перекурим что ли малость?
Нам постелет осень алость,
В небесах развесит хмарь.
Ноют ноги. Ноют плечи.
Потерпи, идти далече,
Здесь попутки не сыскать.
Нам, романтик голоштанный,
Для прагматиков каштаны
Богом дадено таскать.
* * *
Лишь покорным, что не странно,
Посылает Бог тиранов.
Не понять тебе, Россия,
Где палач, а где мессия,
Что за прок от смены вех,
Кто погонит нас отарой
в новый рай дорогой старой —
наш общенародный грех.
Бичи
Ты – спросят – чей? – Я? Из бичей.
Из тех, кто в этой мелодраме
Не строил гнезд, не видел звезд.
Гонимый стылыми ветрами.
Не из трудяг, а из бродяг
Без романтической закваски.
Из тех, что пьют, когда дают,
Кому не требуются маски.
Изгой судьбы, что на дыбы
Пытался встать, каноны руша.
Не повезло, сломало зло
Не столько тело, сколько душу.
Приму, как месть, потребность есть
И жажду жить, сползая к краю.
Но чем горчей судьба бичей,
Тем ниже требованья к раю.
* * *
Не пора ли сброситься?
Пусть начальство косится
Матерь-геологию помянуть пора!
Смерть была мучительной.
А про вклад значительный
Внукам пусть поведают
Мастера пера.
Мы в ряду наследников
У нее последние.
Нам друг друга незачем
за грудки трясти.
С миром пусть покоится,
Пусть не беспокоится,
Что ни с чем оставила.
Мы ее простим.
Чокнемся стаканами.
Чем не могикане мы?
Наше время кончилось,
Выпито до дна.
Что тянуть со сборами?
Разбредемся в стороны.
Матерь-геология!
Ты теперь одна.
(Апрель 2002 г.)[ГЖМ-12. С. 642–658]
Георгий Шумилин
Один отпущен век
По жизни на нос.
Но каждый человек
Немножко Янус.
Неравновесье зыбко —
Из яви – в память!
Он золото с улыбкой
Меняет на медь.
И больше жизни медь
Беречь горазд…
Хоть медь лишь помереть
И даст.
[Шумилин, 2006. С. 37]