Текст книги "Геологи шутят... И не шутят"

Автор книги: Борис Горобец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Слух моментально облетел Каменск-Уральский район. <…> Из окна в окно, с одной улицы на другую передавалась новость: „В деревне Усть-Караболке арестовали немецкого шпиона…“ Утром пришлось пойти в сельсовет, чтобы встать на учет – подобные эксцессы нужно было исключить. А секретарь мне сообщает: „Вчера недалеко от нас поймали одного шпиона!“ Что поделаешь, ведь шла война…»

(Из очерка Г. И. Цаура [ГЖМ-6. С. 222])

Камни как вещдоки

«На базу геологоразведочной экспедиции к 1 мая пришел тракторный поезд с санями, полными продуктов, в том числе с коньяком. Вокруг саней собрались чуть ли не все работники экспедиции. <…> Но праздничное настроение было омрачено тем, что в одном из ящиков вместо коньяка оказались… камни.

– Вот гады! – возмутился экспедитор Петр Иванович. – На складе подсунули, недосмотрел. Придется платить. Моя вина… – Все бурно ему сочувствовали.

А главный геолог экспедиции задумчиво рассматривал злополучные камни;

– А что, Петр Иванович, – тоже сочувственно обратился он к экспедитору, – неужели на Холодном перевале Вы целый ящик коньяка осилили?

Экспедитор как-то сразу сник.

– Да нет, на Холодном только допивали. Половину трактористам продал… – И с изумлением добавил:

– Неужели Вы помните, где какие камни в тундре валяются?»

(Цит. по: [Там же. С. 255])

Романтическое название

«После прибытия в Восточный разведрайон <на Чукотке>мне поручили документацию глубоких шурфов на речке с романтическим названием Кайнапаныльхвыгыргынвеем».

[Там же. С. 266]

Ученые-менеджеры

«В Россию, в Узбекистан, в Казахстан, на Украину и в другие бывшие советские республики хлынула волна ученых-менеджеров. Это особый сорт людей. Внутри них сидит стальная пружина, постоянно толкающая их на контакты и встречи. Они вездесущи. Только что они жали руку и улыбались одному, но вот уже жмут руку другому, хлопают его по плечу и выражают холодный восторг. При этом на первом месте всегда тот, кто может принести им хоть малейшую пользу. Короткая прикидка – что может дать им очередной клиент, затем камнем вниз – пикирование на жертву. И вот уже глаза холодные – дело сделано. Разворот. Прикидка. Пике. Короткий отдых. И снова… <…>

Сегодня Россия попала в экономическую мышеловку. Сегодня наука в России вынуждена ходить „на панель“. Стоит она у фонарного столба в бесстыже укороченной юбке, а мимо идет упругий ученый-менеджер. Прицел… Пике… Холодные глаза».

(Из записок д. г.-м. н. А. А. Кременецкого, директора ИМГРЭ[ГЖМ-6. С. 266])

Продолжение темы

«После третьего бокала пива они <см. предыдущий отрывок>начинают заметно язвить:

– А сколько русский может за один раз выпить водки?

– А много ли в России медведей? <…>

Мне все это надоедает, и я говорю резко:

– Россия покрыта густым лесом и наполовину засыпана снегом. Русский народ ходит в звериных шкурах, ест кашу хохломскими деревянными ложками, водку пьет из бочек, а спит внутри огромных деревянных матрешек. Когда в семье подрастают дети, им для жилья выделяют матрешку поменьше. Самыми маленькими матрешками, которые не раскрываются, играют младенцы.

– Да! Да! Это мы знаем. Мы об этом читали… А как вы добираетесь из Москвы в Сибирь?

– На коврах-самолетах…

Шутка приходится по вкусу, и Россию оставляют в покое».

(Из записок д. г.-м. н. А. А. Кременецкого [Там же. С. 316])

И еще

«Степень разрушения труда геологов нескольких десятилетий достигла своего апогея в 1990-е годы. Были уничтожены не только поселки геологов, но и большая часть первичной документации, керн скважин, дубликаты проб, например, в с. Чара (Удоканская экспедиция), а затем и в Чите (хранилище дубликатов Центральной лаборатории читинских геологов). Парадоксальным выглядело уничтожение следов деятельности собственников Удоканской горной компании. <…> Частнособственнический статус не спас керн от уничтожения. Причина была простой: уж в очень добротном помещении он хранился. <…> Удоканская экспедиция обанкротилась. Как? Как обычно. Создали малое предприятие по добыче угля на Апсатском месторождении, передав ему всю работающую технику. В Чите же дубликаты хранились в хороших ящиках, они пригодились некоторым членам садового товарищества».

(Из очерка В. И. Гонгальского [Там же. С. 408])

Притча геологов о новой власти в 1990-е годы

«Приходит Егор к Борису и говорит, что надо, мол, сохранить сук, на котором сидим, то бишь геологов. Маслице-то к хлебу они обеспечивают, разведав нефти, газа и металлов всяких на продажу. Если пропадут, детям-внукам неча на хлеб мазать будет. И отвечал ему Борис: „Не горюй, Егорушка! Нашим детям-внукам хватит! А если потом понадобятся, – выпишут из Франции“» [Там же].

И правда, Ельцин тогда пообщался с другом Шираком и орден ему преподнес – «За заслуги перед Отечеством. I степени». Такой же, какой надели на него самого.

* * *

Картина «Романтики»

«На географическом факультете МГУ, на 18 этаже, висела картина „Романтики“. В большой шатровой палатке, на беспорядочно наваленных ящиках, при свече, что-то горячо обсуждают геологи. В откинутый край палатки виден рассвет. Профессор Тушинский, читавший нам технику безопасности, комментировал это полотно примерно так.

Лагерь организован безобразно. Налицо прямое нарушение техники безопасности: всю ночь эти так называемые энтузиасты проболтали и теперь не выспавшиеся отправятся в маршрут. Нечему удивляться, если эти „романтики“ забудут половину снаряжения, необходимого для полевых наблюдений. Что еще хуже – будут спать на ходу, а уж это неизбежно ведет к травматизму».

(Из очерка И. А. Морозовой [ГЖМ-8. С. 507])

Уникальное железорудное месторождение

в Казахстане открыл лихой пилот

«Крупная магнитная аномалия была открыта летчиком Михаилом Григорьевичем Сургутановым во время полетов с базы Аятской экспедиции, находившейся в пос. Николаевка Тарановского р-на, в Кустанайской области. Михаил Сургутанов был любителем острых ощущений и часто в одиночестве… пролетал над равнинной степью на бреющем полете <что было строго запрещено правилами безопасности полетов>.Однажды, заметив отклонение магнитной стрелки компаса самолета, он несколько раз пролетел над аномальным участком (это было 18 февраля 1949 г.) и, установив точные координаты, доложил о нем главному геологу Дмитрию Дмитриевичу Топоркову. <…> Геофизическими работами была оконтурена магнитная аномалия с тремя эпицентрами. <…> Геофизики рекомендовали магнитную аномалию как крупное железорудное месторождение магнетита. <…> Продолжая наземные магнитные съемки, геофизики Тургайской экспедиции выявили в 7 км от Сарбайской вторую крупную магнитную аномалию, названную Соколовской».

(Из очерка О. Ф. Родина, лауреата Ленинской премии

за разведку Сарбайского м-ния [ГЖМ-5. С. 290])

Наступили рыночные отношения

«Однажды, будучи председателем госкомиссии по приемке дипломных проектов у геологов ДВПИ, после защиты поздравил с получением дипломов инженера-геолога и пожелал скорее увидеть их на работе в тайге. В ответ раздался дружный смех. Я сначала опешил <…> и только потом понял, что никто из вновь испеченных геологов не собирается работать в геологии, тем более в тайге. И большинство из них нашли себе места в ларьках, в рядах охранников, наперсточников, рэкетиров и т. п. А слово „тайга“ вызывает у них только смех. Действительно, зачем потеть в тайге, кормить энцефалитных клещей и гнус, когда можно значительно больше получать на рынке, торгуя китайским барахлом?.. Да, рынок всех расставил по своим местам».

(Из очерка Я. Ф. Костерева [ГЖМ-5. С. 540])

Пять процентов на списание

«…Внезапно большая волна накрыла плавсредство и смыла с него четырех человек. С помощью веревок людей удалось вытащить из ледяной воды, но ситуация складывалась критическая. Ничего не оставалось, как всем прыгать с понтона и добираться до берега вплавь и пешком, благо дно моря здесь было на небольшой глубине. Естественно, не выбирая выражений, рабочие вымещали свои эмоции на заместителе начальника Арктической экспедиции по морским перевозкам Р. Р. Гайдовском. Дождавшись паузы, тот с невозмутимым видом изрек: „Не возмущайтесь. На выгрузке моряки всегда списывают пять процентов личного состава. Пока все обошлось“. Он был старый морской волк. Эта злая шутка заставила всех рассмеяться».

(Из очерка В. Б. Мазура [ГЖМ-8. С. 39])

Сирота

«При глубине скважины метров 20 буровики умудряются оборвать и оставить в забое долото, под тонну весом. Попытки его вытащить никак не удаются. У начальника партии идет заседание: вся инженерная служба думает, как быть. Вдруг в дверь просовывается буровой мастер:

– Достали!

– Как?

– А по-русски! Подростка, младшего рабочего, спустили в скважину на веревке, подали ему трос, он его за долото замотал, вытянули сначала его, а потом лебедкой и долото.

– А если б его там привалило? – спрашиваю.

– А он сирота! – отвечает мастер».

(Из воспоминаний М. В. Шумилина

[Невыдуманные истории, 2006. С. 11])

Первооткрыватель Кеша

«Он был начальником геологоразведочной партии, хотя по опыту своему – чистой воды полевик-съемщик, т. е. буровые станки видел в основном издали, а руду – в музее. <…> Тут нелегкая главного геолога приносит: так и так, скважина № 16-бис задание выполнила, надо ее закрывать. Закрыть скважину недолго, а вот новую забурить – перемонтаж станка, перевозка, хорошо, если в неделю уложатся. А метры кто давать будет? Поэтому Кеша геолога этого матом:

– Ох…л? До конца месяца три дня! За три дня она полста метров даст! Бурить!

– Так ведь прошли уже зону, где руду ждали. Пусто.

– А это уж твои заботы! Геолог ты или дерьмо в проруби? <…> Сказал – бурить, а зачем – это ты объяснять должен. Пошел вон!

На другой день скважина 16-бис вскрыла новый рудный пласт ниже своей проектной отметки. Да такой, что перспективы объекта разом выросли. Открытие! Сразу нового опытного геолога прислали. Сменили и Кешу. Он ушел с радостью на привычную работу в маленькую сезонную партию и работал еще долго и успешно. <…>

Когда Кеша умер, хоронить его следовало с почестями, с гражданской панихидой в управлении. Людей, которые Кешу знали, уже осталось мало. В морг за Телом послали молодых специалистов. Те привезли гроб в кумаче, установили в актовом зале. Подошел заместитель начальника управления, он Кешу еще помнил. Глянул: не он!.. Поехали менять. А в морге уже паника. Там другим Кешу выдают, а те его брать не хотят.

С тех пор прошло немало лет. Кто теперь Кешу Щетинина вспомнит? Пожалуй, уж некому… А вот истории про то, как он ненароком месторождение открыл, да как вместо него чуть другого не отпели, живут как геологический фольклор».

[Невыдуманные истории, 2006. С. 46]

Лошади в муке

«Лошади однажды произвели ограбление склада. Было их четыре. Они долго ходили вокруг прочно поставленной десятиместной палатки-склада, водили мордами по тугому брезенту. На двери замок, снизу зацепиться зубами не за что. Одно из окон оказалось плохо завязанным. Туда и влезла лошадиная морда. Прямо у окна на стеллаже оказались 70-килограммовые мешки с мукой. У мешка с торцевой стороны есть за что взять. Лошадь вытаскивает мешок через окно и бросает его. Мешок от удара лопается, и вся лошадиная компания наваливается на муку. От дружного дыхания через ноздри подымается мучная пыль. Одна из лошадок сильно чихает, и лошадей окутывает сплошное облако муки. Они отбегают на время. Когда пыль оседает, снова бросаются к мешку. Конь-добытчик достает второй мешок муки. Тут их застают на месте преступления. От грив до копыт лошадки покрылись мукой и стали серыми. Мука на мордах, ею, как пудрой, кокетливо вырисованы ресницы. Больше, чем съедено, втоптано в землю и разбросано».

(Из очерка С. Ф. Бегунова, геолога и картографа

Западной Чукотки [ГЖМ-7. С. 372])

* * *

Два эпизода, рассказанные к. г-м. н. Г. П. Александровым, ученым секретарем главной редакции Государственной геологической карты СССР 1:1000000 (ВСЕГЕИ), ветераном ВОВ, фронтовым разведчиком.

Приняли за ревизора

Летом 1953 г. студент-дипломник Александров направляется в ГРП в Листвяжном (Красноярский край, близ поселка Кокуй). На причале его встречает группа людей: «Не беспокойтесь, Ваш рюкзак донесем сами. Вас давно ждет начальник партии». Пришли. Из дома выходит начальник, представляется. «Прошу в дом, я жду Вас уже три дня». Входят в дом. Сопровождающие удаляются. «В. С. Бочков, севший рядом, услужливо предлагает жареную рыбу, красную икру, мясо, овощи. Налив наполовину два стакана с коньяком, один протягивает мне и торжественно произносит:

– За встречу!

И тут я понял, что меня принимают за кого-то другого.

– Владимир Степанович, прежде чем начать застолье, давайте уточним ситуацию. Я студент-дипломник Ленинградского горного института. Направлен к Вам на практику в качестве участкового геолога. А Вы кого ждали?

Бочков заразительно рассмеялся.

– Я принял тебя за московского ревизора, которого жду уже три дня. И вот, наконец, является молодой человек в форме с контрпогонами <в те годы геологи имели форму военного образца>. Настоящий ревизор! Я знал, что ревизоры тоже носят служебную форму, но никогда ее не видел. Уж коли налито, надо выпить. Итак, за встречу!»

Приняли за бандита

Однажды Александрову поручили охранять бухгалтера, который должен привезти зарплату для ГРП из Кокуя. Летом 1953 г. в окрестностях появилось много амнистированных уголовников, поэтому Бочков вручил Александрову вальтер. В Кокуе встретил бухгалтера, который имел типичный вид: в очках, в костюме, при галстуке, в ботинках, с кожаным портфелем. Александров заставил его переодеться в фуфайку, старые брюки, кирзачи, кепку. Взял мешок, затолкал туда вещи и пачки с деньгами, в углы положил по картошине, перевязал их бечевкой. Взял мещок за спину. Сели в илимку, которую тащил катер. Там поблизости расположилась пара щегольски одетых парней. Один из них попросил закурить.

«– Молод побираться, – сердито ответил я. – Мог бы и воровать».

Завязался разговор, шедший с употреблением блатной фени. Вдруг Георгия спрашивают:

«– Где срок чалил?

– Да тут, неподалеку.

– Наклевывается богатое дело. Можем взять в компанию. Как ты?

– Мы свободные птицы, – отвечаю. – Недавно на воле. Любой куш не помешает.

– Сегодня один фраер повезет геологам в Листвяжный большие башли, – говорит бандит. – Встретим его на таежной дороге. Трах, бах, и мы с башлями. Ну как, согласен?

– С одним условием. Куш делим поровну, – отвечаю».

Вскоре к илимке подошел встречный катер. Георгий с бухгалтером перешли на него. В Кокуе сообщили милиционеру, тот организовал задержание бандитов.

По приезде в партию Бочков сказал бухгалтеру:

«– Я знал, кого дать Вам для охраны. Георгий – боевой офицер, разведчик».

(Из очерка Г. П. Александрова [ГЖМ-7. С. 159, 168])

* * *

Следующие два минирассказа прислал к. г.-м. н. Василий Александрович Габлин, бывший сотрудник ВИМСа.

Как надо делить добычу

В 1978 г. в Якутии, в составе партии № 12 «Аэрогеологии», на речке Огороха я собирал халцедоны. Набрал достойного материала три мешка. Надо было поделиться с однокурсником Володей Шумовым, и я разложил добычу на две кучи: Подошел начальник партии Арон Григорьевич Кац, знаток и ценитель агатов-халцедонов. Он молча наблюдал за процессом дележки, потом вдруг смешал обе кучи в одну и сказал: «Делить надо не так. Сначала ты себе выбираешь то, что тебе нравится, только не слишком много, а уже потом делишь».

Повариха и шофер

Дело было в полевой партии, работавшей на Горном Алтае. Повариха, если таковая была, обычно являлась женщиной начальника (это – неписаное иерархическое правило, а также мой личный опыт). Хотя могло быть и по-другому, если начальник партии был с женой, или же он – человек высокой морали, или думает только о работе. В этой партии поварихой была совсем молоденькая девушка. Начальника она не интересовала, зато весьма интересовала нашего молодого шофера. Да и сама она на него поглядывала. Однако дальше этого дело пока не шло. Все мужики сочувствовали шоферу и давали ему всяческие мужские советы. И вот как-то вечером, когда вся партия сидела у костра, повариха встает и идет в свою палатку. А через какое-то время в палатку к ней шофер входит. Мужики поднимают вверх большие пальцы, похохатывают – наша победа!

И вдруг из поварихиной палатки вываливается почти голый шофер и начинает кататься по земле, давясь от хохота. Через несколько секунд из палатки вылетает полуголая (до пояса) повариха, и ее начинает рвать белой пеной. Потом выяснилось, что повариха была совсем не против сближения с шофером, но очень боялась «залететь». Поэтому шофер купил в поселковой аптеке таблетки контрацептива. Но он ей не сказал, как следует употреблять именно это противозачаточное. А у нее не было личного опыта, она думала, что все таблетки всегда принимают перорально, т. е. в рот.

Примечание.В. Габлин услышал этот рассказ от Сергея Галюка, МГРИ.

Охотник

В партию А. Н. Мильто, работавшую на Кондере, пришел наниматься якут Тимофей Петрович.

«– Последнее место работы? – спросил А. Н.

– Звероферма. – И, немного подумав: – Заведующий.

– Охотник хороший?

– Как же! Белка в глаз стрелял, глухарь стрелял, сагжой и сохатый стрелял. – И, немного подумав: – Однако медведь тоже стрелял.

– Пойдешь к нам в партию охотником?

– Почему не пойти? Конечно, пойду.

Идея казалась прекрасной: все лето будем с дичью.

<…> Наступили рабочие будни. В центре Кондерского кратера стоит наш лагерь. В маршрутах геологи, геофизики и промывальщики. Рабочие рубят профили и копают первые канавы. Только охота никак не начинается. То „зверь ушел высоко в горы от комара“, то он „залег где-то от паута“, то „сагжой шибко хитрый, далеко слышит“ и так далее. Но, со слов минералогов, которые днем оставались в лагере, было известно, что „Чингачгук“, рано утром отправившись на охоту, вскоре возвращался и полдня спал в своей палатке. Несколько раз А. Н. с ним серьезно разговаривал и стыдил, но все было бесполезно. И все же мы месяца полтора надеялись, что хоть одного сохатого или оленя охотник убьет. До такого случая. Как-то вечером с севера донесся запах гари, а вскоре показался столб дыма. Прибежал возбужденный и перепуганный „Чингачгук“. Из его бестолковых рассказов в конце концов выяснилось: Тимофей увидел „шибко большого медведя“, который хотел на него напасть. Тогда, чтобы испугать медведя, наш храбрец поджег тайгу. „Шибко большого медведя“, который без медвежат, в разгар лета, когда давно кончились все свадьбы и полно корма, хочет напасть на человека, оставим на совести рассказчика. Но то, что мужчина с полным магазином патронов в карабине, испугавшись медведя, устраивает таежный пожар, в котором может сгореть не только наш лагерь, но и весь Кондер, было настоящим преступлением».

Три дня вся партия тушила пожар. К счастью, ветер стих и пошел мелкий дождь. «Чингачгука» Мильто уволил.

(Из очерка к. г.-м. н. А. А. Ельянова,

первооткрывателя россыпей платины на Кондере [ГЖМ-10. С. 485])

Поросенок

«На этот раз дебютная идея А. Н. Мильто формулировалась так: База партии все лето будет стоять на одном месте. 20 человек. Будет много пищевых остатков. Надо выкормить поросенка. Поросенок был куплен в Чагде и помещен в ящик, стоящий на железной палубе баржи. <…> Пассажиры расслабились после авральной погрузки. И тут на сцене появляется шкипер баржи. Он почти протрезвел после вчерашних проводов и ищет, к чему бы придраться. Не находит. Вдруг его взгляд падает на поросенка, и лицо оживляется.

– Чья свинья? – Подходит Мильто:

– Наша, а в чем дело?

– Поросенка возить на барже категорически запрещено. Моча разъедает железо, как кислота. Через три дня в палубе будет дыра. Корову, овцу, козу можно, а поросенка нельзя!

Начинаются длительные переговоры, заканчивающиеся победой шкипера. Он уходит в свою будку с бутылкой водки. Шестидневный этап транспортировки на барже обошелся нам в три бутылки. <…>

Коллектив партии преодолел 40 км пешком. Ждать вертолет остался радист Коля Стрельников с поросенком. Ждать пришлось полтора месяца. Одиночество в тайге не слишком угнетало бывалого радиста. Коля ловил хариусов в Ингили, а тайменей в Мае. Рыбы было много. Лишь один раз, стоя на майской косе с уловом, он от тоски остановил ракетой проходящий теплоход. Судно развернулось, причалило. Решили, что на берегу ЧП. На вопрос, что случилось, рыбак ответил обалдевшему капитану: „Подарочек не возьмете?“ И протянул двух огромных тайменей. Ругаться речники не стали.

Письмо, которое Коля прислал с оленями, заканчивалось требованием „забрать эту падлу“. Коля перевел поросенка на рыбную диету.

От комаров и паутов животное обильно натиралось диметилфталатом. Отлучаясь на рыбалку, Коля привязывал поросенка за шею к дереву. Однажды он увидел, что бездыханное животное висит на веревке над полутораметровым уступом. Поросенок оступился и „повесился“. Коля стал делать поросенку искусственное дыхание. Свинья ожила. Но все имеет свой конец. Вертолет прилетел, коллектив воссоединился. Вторая часть короткой жизни поросенка была малоинтересна. Был в ней только один эмоциональный эпизод. Шутники студенты затолкали перепуганное животное в банную палатку к моющимся девушкам. Под визги со и грохот тазов кто-то из них догадался приподнять полу палатки. Выскочившее животное еще долго похрюкивало от приятных воспоминаний».

(Из очерка к. г.-м. н. А. А. Ельянова [Там же. С. 489])

Фамильные совпадения

«На весновке у нас в одной палатке поселились два однофамильца Медведевы и Волков. Палатку прозвали „звериной“. Однако через месяц „звериная“ компания распалась: младший Медведев не выдержал физической нагрузки и убежал в ближайший поселок, а старшего, когда он как-то отошел от буровой на двести метров поесть голубики, напугал медведь – перегородил ему дорогу, встал на задние лапы и заревел. После этого у старшего Медведева парализовало ногу и случился микроинфаркт. Пришлось срочно вызывать вертолет. А Волкова еще раньше начальник перевел на горный участок. К его приезду канавщики убили забравшуюся на склад медведицу. Через день у палатки, где поселился Волков, появился лохматый медвежонок: он ходил вокруг палатки и тихонько поскуливал. Волков душою прикипел к этому медвежонку. Через неделю они стали неразлучными друзьями: куда Волков, туда и медвежонок, вместе ходили в столовую, на горный участок. Наши зубоскалили: „Смотрите, волк медведя пасет!“ Но постепенно все привыкли. Медвежонок оказался Машкой. Осенью, после окончания полевых работ, Волков попросился у начальника партии оставить его на базе на зимовку, чтобы не разлучаться с Машкой, которая уже заметно подросла, гонялась за собаками, лазила на деревья. Когда выпал снег и ударили первые морозы, Волков недалеко от базы выкопал яму, устелил ее сухими ветками, травой и стал каждый вечер приводить медвежонка к искусственной берлоге. Иногда он ложился с ним, обнимал и убаюкивал, приговаривая: „Спи, моя маленькая, спи! Все медведи уже залегли на зиму, ложись и ты…“ А в „звериной“ палатке поселились геолог Сорокин, техник-геолог Грачев И студент Соколов. Но никто уже не обратил внимания на их фамилии».

(Рассказано Г. Е. Агафоновым [Геологи Яны. С. 224])

«Волк» из Ухты

«В данном случае было исключительное сочетание внешнего с внутренней сущностью. А эта сущность закладывалась многими годами истового служения ГУЛагу в качестве руководителя среднего ранга <в 1940-50 гг. геологические работы на Севере производились в рамках НКВД(МГБ)>. Это был классический представитель эпохи тоталитарного режима, где правили бал сила и страх, а человеческая личность, ее достоинства не стоили ни гроша. В то же время Волк был неплохим специалистом, имел высшее образование, вполне разбирался в деле, за которое по-настоящему болел. И себя не, щадил, и еще больше не щадил подчиненных. <…> Бывало, в кабинет директора Ухткомбината (в прошлом Ухтижемлага), который нещадно распекал кого-то по рации с применением ненормативной лексики, вбегал встревоженный начальник связи: „Василий Николаевич! Нас ведь Англия слышит! Оштрафовать могут…“ – „Сколько? – лезет за деньгами. – Я лучше заплачу, а то ведь без этого он меня не понимает!“

Волк имел независимый характер и к начальству не подлаживался. Если считал, что он прав, то шел до конца. <…> Такие, как Волк, не могут измениться. После XX съезда КПСС директора не выбрали в партбюро конторы. А это было равносильно выражению политического недоверия со стороны парторганизации. <…> Поводом послужило его нежелание как следует заниматься геофизикой, что он и выразил управляющему в категорической форме. После чего подал заявление и был тут же отправлен на пенсию. Он уезжал в Москву. Провожать его на вокзал отрядили наиболее спиртоустойчивого молодого инженера. Потом он рассказывал, что на всем протяжении от Вой-Вока до Ухты Василий Николаевич вылезал из машины в каждом памятном месте, пил, целовал землю. В Москве он пытался работать, но безуспешно, поскольку его назначили на мелкую должность, отчего он не мог пресечь видимые им „безобразия“. У Волка выпали зубы. А тут еще ушла сравнительно молодая жена. Умирать на восьмом десятке он приехал в Ухту».

(Из очерка главного инженера ГПЭ И. Н. Терновского [ГЖМ-13. С. 541])

Лысый черт

«В 1968 году в Куларском золотоносном районе работали две геологические партии. В августе, в разгар горных работ, к нам на участок неожиданно прилетел Паша Тищенко, зам. главного инженера экспедиции по технике безопасности, очень дотошный. Он тщательно обследовал горный участок, склад хранения взрывчатых материалов (ВМ), документацию; нашел на участке забытый горным мастером отрезок детонирующего шнура и устроил нам головомойку.

Вечером мы сидели с ним в палатке, подводили итоги инспекции, пили чай. Паша составил акт, предписание, рассказал нам о батагайских новостях, о работе других партий, которые он уже посетил. Договорились выделить ему двух лошадей с каюром, чтобы доставить его в соседнюю партию М. Ф. Дементьева. Вдруг в микрофоне послышался голос Михаила Федоровича.

– Алло, Леонид Александрович, добрый вечер! Тищенко у вас?

– Добрый вечер, у нас.

– Когда он собирается к нам?

– Завтра утром на лошадях выезжает.

– Ясно. Спасибо за информацию. Ну как, много наковырял у вас лысый черт?

– Да изрядно. Горный участок закрыл до наведения порядка в хранении.

– Понятно. Всего хорошего. – Дементьев отключился. Паша прильнул к рации:

– Ну-ка, настройся на его волну, послушаем, о чем он будет говорить с участками. – Мы настроились. Через несколько минут раздался голос Михаила Федоровича:

– Второй, второй! Я первый! Как меня слышно? Даю настройку: раз, два, три, четыре…

– Первый, я второй. Слышу нормально, – ответил Жора Волков, который сидел на участке Чудный-Безымянный.

– Слушай, Жора, завтра вечером к вам подъедет Тищенко. Он сейчас у Мусалитина. Ты там смотри, наведи порядок: сделай минерализованную полосу вокруг палатки с ВМ, проверь документацию, чтобы все накладные были подписаны. На глубоких канавах обязательно сколоти и поставь лестницы; смотри, не забудь!

– Понял, Михаил Федорович, все сделаю, – ответил Жора.

Инструктаж Дементьева продолжался. Паша слушал с живейшим интересом. Но вот он не выдержал и подключился к разговору:

– Второй, второй! Не забудь вывалять в грязи лестницу, а то я сразу догадаюсь, что вы ею не пользовались. Ха-ха-ха!

Раздались сразу два голоса:

– Алло! Кто говорит?

Паша ответил: „Лысый черт“. Наступила мертвая тишина. Лестница на горном участке Чудный-Безымянный была пропитана грязью, точно пролежала в болоте сто лет. Зато обнаружили на складе излишки аммонита и средств взрывания. И этот участок „лысый черт“ закрыл до наведения порядка».

(Из воспоминаний Л. А. Мусалитина [Геологи Яны. С. 233])

Как Карлик устроил большой пожар

«Работал у нас одно время заместителем главного инженера по технике безопасности Карлик В. М. Как-то посетил он с инспекцией полевую партию. На горном участке в то время находились два канавщика и студент-практикант. Ожидался подвоз взрывчатых материалов (ВМ).

Карлик обошел подготовленную для приемки ВМ площадку, указал на необходимость очистить все от кустов и мха во избежание пожара. Студент и канавщики без должного внимания выслушали указания инспектора, который сразу же заметил это и решил на наглядном примере показать преступное значение недооценки этого фактора. Он чиркнул спичкой и со словами: „Смотрите, как хорошо горит мох и как из-за неосторожного обращения с огнем можно устроить пожар“, – бросил спичку на мох. Мох вспыхнул, и, прежде чем Карлик успел затоптать горящее место, пламя от порыва ветра перекинулось на соседнюю кочку, на вторую, третью, и полыхнуло так, будто мох был облит бензином. Наглядный „пример“ тушили целый день. Инспектор и его помощники справились с огнем только тогда, когда пожар достиг каменных развалов и прекратился сам по себе».

(Из воспоминаний В. В. Шоиіина [Там же. С. 240])

Выход из безнадежного положения

Заслуженный геолог РФ В. В. Марченко описывает экстремальный случай, произошедший поздней осенью 1954 года в Северном Казахстане, в полупустыне Кара-Тургай.

«Нынче вспомнился мне геолог, интеллигент, умница, большой знаток своего дела Юрий Давыдович Пивенштейн <начальник поисковой партии>.Все отбыли на базу экспедиции, до которой было километров 200–300. Ю. Д. уезжал вдвоем с шофером грузовика, молодым казахом Альжаном. Сначала все было хорошо. Осеннее солнце освещало их путь. Небольшой ветерок, снежок на земле <…>. Часа через полтора случилась беда. Мотор у машины вдруг заскрежетал, а из глушителя повалил белый пар. <…> Оказалось, что в крышке головки блока цилиндров было изнутри пробито отверстие. У двигателя, по-видимому, отлетела тарелка клапана. Она болталась в цилиндре и, упав на поршень, пробила внутреннюю поверхность головки блока цилиндров. А ведь эта головка пустотелая, по ней внутри во время работы двигателя все время протекает вода из радиатора и охлаждает двигатель.

Ну, и что делать? Ближайший казахский аул километрах в 150, да и чем там могут помочь? Воды нет, продуктов нет, рацию отправили с отрядом. Целую головку блока и на экспедиционных складах найти непросто. Шофер запаниковал: „Ой, что будем делать? Скоро пурга заметет, завалит колею снегом. Погибнем мы тут“. Они молчали и думали, как избежать беды. Вокруг расстилалась бескрайняя белая степь. Холодало. <…>

Часа через полтора Ю. Д. нашел наконец довольно простой выход.

– Альжан, доставай паяльную лампу, разжигай!

– Юрий Давыдович, да мы хоть пять паяльных ламп разожжем, нам чугун на головке блока не расплавить.

– А мы и не будем чугун плавить. У меня есть охотничьи патроны, высыплем из них дробь, расплавим свинец и зальем им отверстие в головке блоков.