355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Сокольников » Маньяк.(СИ) » Текст книги (страница 9)
Маньяк.(СИ)
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 03:49

Текст книги "Маньяк.(СИ)"


Автор книги: Борис Сокольников



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

   У нее был младший брат, которому было 11 лет, и Коле это очень нравилось. Значит, Света много возилась с ним в детстве, гуляла, занималась, а не была «маменькиной дочкой».

   Коля встречался с ней только тогда, когда она шла из школы, и этого было достаточно. Иногда они стояли и разговаривали в сквере по целому часу. Все для Коли было интересно. Конечно, он мечтал побывать у Светы дома. « О, если бы хоть раз пустили, хотя б на миг, однажды, пусть, в тот светлый дом, где кот Василий...» Коля знал, что этот день когда-нибудь случится. Он знал, что неважно, где, как и когда люди встречаются друг с другом, и в какой обстановке, главное, понимают ли они друг друга.

   Коля ей сказал: «Я к тебе отношусь серьезно.» Они шли вдвоем к ее дому, и Коля держал Свету за руку. Все время, пока они шли до ее девятиэтажного дома, он ощущал в руке ее маленькие теплые пальчики. Какие у нее были маленькие продолговатые пальчики, как виноградинки.

   – Как же ты ими все будешь делать на кухне, дома, обед готовить, щи варить, такими маленькими пальчиками? – говорил Коля. Он теперь знал, что ему нужно от Светы. Он хотел, чтобы она отрезала ему своей рукой кусок хлеба на кухне. Это была его будущая жена.

   На следующий день была суббота. Коля подошел к ее подъезду в два часа дня. Вся семья Светы была в сборе. Они вышли из дома и тут Коля впервые увидел, что ее отец милиционер.

   Он был в форме майора милиции.

   Как только Коля взглянул на его рожу, он сразу понял все. Это была типичная рожа комсомольца-мента, прозъженного циника.

   Когда Коля посмотрел на его жену, ему стало сразу жалко эту милую женщину. Как видно она когда-то, наслушавшись комсомольской пропаганды, поверила молодому милиционеру и вышла за него замуж. В те времена коммунистическая пропаганда из грязных ментов создавала образ ангелов божьих, и эта женщина была одной из ее многочисленных жертв. Единственной задачей милицейского аппарата при коммунистах было мордовать народ, оберегать кучку жирных «хозяев жизни», – партийных и хозяйственных коммунистических функционеров, которые врали, жрали, срали на всех вокруг, и чавкали, и которых кроме жратвы никогда и ничего не интересовало. Поэтому в МВД, как в карательном аппарате такой государственной машины, собрались отбросы общества.

   Мама Светы, чистая, честная, хорошая девушка, оказалась в одном доме рядом с грязным, грубым и часто пьяным человеком, который в эти моменты терял человеческий облик. Правда, с годами он немного цивилизовался, стал сдержаннее, понимая что иначе потеряет свою семью. Домой он теперь не приходил пьяным, предпочитая отсыпаться на службе. Скотствовал он теперь вне дома.

   Коле было неизвестно, знает ли что-то про него эта семья. Но, судя по всему, знала. Папаша взглянул на него через прищур пропитых синих глаз, не обратил на Колю никакого внимания, и сразу ушел в автомобиль, а его жена сказала Коле:

   – Здравствуйте.

   Вся семья села в автомашину и уехала.

   Невозможно сказать, как Коля был поражен таким открытием.

   То, что Светлана дочь именно этого мента, он увидел сразу. Краем своих бровей, их линией, и прищуром глаз она очень походила на своего отца.

   Коля был поражен.

   Погуляв около дома примерно полчаса, он подошел к троим местным парням из этого дома, немолодым, взрослым ребятам. Им было лет по тридцать. Они сидели на поставленных крестиком лавочках и пили «Жигулевское» пиво. Если бы не это пиво, Коля бы их ни о чем не спросил.

   – У вас тут милиционер живет, майор, во втором подъезде, – сказал он. – Вы не знаете ничего про него?

   – А ты почему спрашиваешь? – спросил один из парней.

   – Я ухаживаю за его дочкой, – сказал Коля. – Хотелось бы узнать, что он за человек.

   – Да?.. – спросили парни.

   – Да, – сказал Коля. – Что, нельзя спросить?

   – Почему, можно.

   Коля сел на лавочку.

   Тут же он узнал, что отец Светланы садист. Ему рассказали пару историй. Сначала Коля до конца во все это еще не поверил.

   Тут же, за углом этого дома, он поговорил еще с одним парнем, напрямую спросив, знает ли он этого мента и прочее, и все подтвердилось.

   Мента этого знали все и слава о нем была плохая.

   Коля был ошарашен, и разочарован.

   И все же Коля еще не потерял надежды. Он решил все-таки поговорить со Светланой и узнать как она ко всему этому относится и что она думает об этом. Если бы он не относился к ней так серьезно, и если бы в нее не верил, он мог и не думать об этом. Но Света как сексуальная партнерша его мало интересовала, красивых женщин и без нее вокруг было много. Она его интересовала только как жена. Поэтому он решил с ней все-таки поговорить, веря в ее доброту и справедливость. Он думал, что они поймут друг друга.


   42

   Света возвращалась из школы все по той же аллейке, все так-же в два двадцать пять, как будто уходя из школы всегда строго по расписанию.

   Коля рассказал ей и о побоях, и об издевательствах, и что ее отец имеет славу садиста, занимается мордобоем и является хорошо известным подонком.

   – Смотри, – сказал ей Коля, – но ведь у этих парней, которых избивал твой отец, есть матери. Ты думаешь, как мучается мать такого парня? Как ей больно? Что ты думаешь об этом?

   Тут же он услышал от Светланы характерное циничное ментовское высказывание, которое она когда-то слышала от своего отца. Она просто оскорбила Колю этим словом. Она не хотела слышать и ничего знать об этом, точно так же, как ничего не знают об этом и не хотят знать другие менты, якобы честные, сидящие в МВД в соседних с подонками комнатах. Как якобы об этом ничего не знает министр МВД. Как якобы об этом ничего не знают члены Российской Государственной Думы. И прочая смердяковщина.

   В следующий раз он увидел Светлану через шесть лет на рынке в районе метро «Текстильщики». Ей было 22 года, на ее руке было золотое обручальное кольцо, она давно была замужем. Наверняка она никогда не имела вребрачных половых связей и наверное у нее уже был ребенок. Такие девушки как правило рано и удачно выходят замуж.

   Она стояла с подругой и покупала фруктовый рулет. Как понял Коля, она работала в офисе, и этот рулет покупался к чаю. Значит, она работала и еще где-то училась. Она была физически абсолютно красива, – стройная строгая корректная женщина с красивыми ногами. Колю она «не заметила». Он был для нее ничем, грязью на ее туфлях. Ее отец уже был полковник и ходил в папахе. И это была женщина, которая с гарантией почти в 100% должна была бы стать его женой, которую он наверняка всю жизнь бы любил, и от которой он сейчас имел бы двоих детей, поведи он тогда себя иначе, или окажись ее отец, скажем, бывшим комсомольским работником, а не ментом. Вот так Господь Бог шутит над человеком.

   Но Коля повел себя так, как он повел, и он не мог повести себя иначе, потому что если бы он повел себя иначе, то давно был бы на месте этого мента.

   И эта женщина не была преступница, не была аморальна, не нарушала закона и норм поведения, она даже не была обычная деваха; и она в случае войны наверняка, скажем, летала бы в женском ночном бомбардировочном полку и била бы немцев, и если бы осталась жива, была бы сейчас Героем Советского Союза. Она не была ****ушка и была способна хранить верность семье и мужу. Причем не пред кем-то, а сама перед собой.

   И при этом это была тетя, абсолютная чуждая Коле, и от которой его спас Господь Бог.

   Ничего нет хуже, чем на такую тетю истратить всю свою жизнь. О чем бы он сейчас с ней разговаривал, оставшись один на один на кухне, Коля себе даже не мог представить, настолько она была ему противна и настолько она его мало интересовала.


   43

   Так, покачиваясь на верхней полке вагона, Коля приближался и к границам Калининграда и к дням своей юности. Уже неторопливо прошла по вагонам белорусская стража, с собакой, мало интересующаяся и багажом и пассажирами. Белорусские пограничники и таможенники были похожи на отечественных и не воспринимались как представители чужой власти.

   Дальше начиналось обычное литовское хамство. Почти каждый самый ничтожный литовский чиновник стремился продемонстрировать свое «европейское» литовско-свинское превосходство над зависимыми от них людьми. Особенное удовольствие им доставлял процесс высадки из поезда где-нибудь в поле ничего не подозревающей и часто не имеющей за душой ни одной лишней копейки какой-нибудь бабушки или молодухи с ребенком, ехавших в Калининград в гости к родственникам из Сибири или дальнего Кузбасса и не знавших, что в паспорте нужно поставить какой то штампик.

   Теперь этим людям приходилось выслушивать множество оскорблений, сидеть часами на литовской границе, и, забрав с собой все свои вещи, как ручную кладь, долгие полтора или три километра тащить ее на руках на белорусскую сторону, а потом ехать обратно.

   Посадить в поезд какого-нибудь мидовского чиновника для решения этих в большинстве своем искусственно выдуманных и мелких процедур литовская сторона отказывалась. Будут они еще отнимать время у сытого литовского чиновника!

   Каждый раз при пересечении белорусской границы Коле приходилось наблюдать эти издевательские картины. Впрочем, если вдуматься, виноваты были конечно-же не литовцы.

   Ночь бродила по вагонам, и поезд проходил уже через литовские станции. Поезд приближался к границам калининградского края.

   Некоторые люди при долгих поездках в поезде чувствуют дискомфорт и неудобства, воспринимая предстоящую долгую дорогу и связанные с ней неудобства как катастрофу, которую нужно пережить, но Коле на верхней полке вагона было и хорошо и уютно.

   Поезд стучал, шел, пел, шумел пассажирами, останавливался и опять трогался, а Коля чувствовал себя отрезанным от всего мира и всеми забытым и никому не нужным человеком, принадлежащим только самому себе. Можно было подумать о главном. В такие минуты ему вспоминались слова его отца, который говорил: «Я слишком сложный человек для людей: я понимаю только самое простое: дважды два четыре.»

   Все эти люди вокруг Коли делили людей на старых, молодых, толстых, тонких, вместо того чтобы сначала поделить их по какому-то другому способу.

   Эти люди стремились, ели, пили, шумели, дрались, ссорились, сердились, мирились, – но жили они в каком-то другом, не Колином, мире. Коле всегда казалось, что они, другие люди, живут в каком-то ином мире. Как будто немножко на другой стороне Земли. Его мир, понятный ему, это была его семья.

   И вот теперь он остался совершенно один. Только сейчас Коля стал осознавать как много для него в жизни значили и мама и тетя Лида. Это был единственный мир, где его абсолютно любили и никогда не предавали, и где он был всегда нужен. Любовь – это когда ты кому-то всегда нужен, и о тебе хотят заботиться, и возиться с тобой, и кому ты абсолютно веришь, и где не предадут, а все остальное – чепуха. И страсть – чепуха, и любовь с первого взгляда тоже чепуха, бессмыслица.

   Ну, может, повезет иногда и с первого взгляда.

   Сколько это было, этих любовей. О, Господи.

   И вспомнил Коля как он стоял ранней апрельской весной в ограде школы номер 1 в Балтийске. О, какая же это была девочка!..

   Как она мелькнула на главной улице в огнях против Здания Почты! Ему показалось, это видение. Чудной красоты.

   Подойдя к ней, Коля вдруг увидел, что он ее знает. Он ее видел летом на пляже в Балтийске. В Балтийске пляж самый лучший на всем побережье.

   Она его поразила своей красотой. Это как же должна была постараться природа, государство, народы и отечественная легкая швейная промышленность, чтобы создать такое произведение искусства, эту девочку.

   Этой девочке было, наверное пятнадцать или шестнадцать лет, она была самая красивая на всем пляже. Тогда Коля узнал, что она учится в первой школе. Здесь, в Балтийске.

   И вот Коля увидел ее теперь одну поздно вечером у Почты, как она мелькнула. Его сердце бешено забилось.

   О, какая же это была девочка! Она сразу поняла, что Коля ее преследует и поняла почему.

   Какой у нее был умный, красивый взгляд из-под черных громадных ресниц, как у рыси, или тигра.

   Когда Коля начал с ней разговаривать, и когда они подходили уже к кооперативному продовольственному магазину, она сказала:

   – О, какие страсти! – сказала, конечно, скептически, в шутку.

   Коля говорил: « Я тебя только теперь увидел, приезжал из-за тебя в Балтийск...» – и прочую такую нес ерунду, которую всегда говорят в таких случаях парни.

   Она молча шла и так же молча зашла в девятиэтажный дом, которые тогда только еще начали строить в Балтийске. Это были новые дома. Коля подумал, что она идет к какой-нибудь подруге, хотя было уже довольно поздно, десять часов вечера. Но Коля был почему-то уверен в подруге.

   И решил подождать. Он решил подождать.

   Она вышла в 11 часов вечера.

   Она ничуть не удивилась, что Коля продолжает ее ждать.

   Коля спросил:

   – Ты была у подруги?..

   Она сказала.

   – Да.

   Коля смотрел на ее маленькие стройные ножки и не знал, что же ей еще сказать такое. Но он видел, чувствовал, что она его понимала и понимала его молчание. Она понимала, что он не какой-нибудь там «деловой» или что-нибудь подобное.

   Она шла вдоль старого трехэтажного дома, опустив голову.

   – Правда, – сказал Коля, – я очень хотел с тобой познакомиться. Правда. А как тебя зовут?

   – Эля, – сказала она.

   – Я очень рад, что тебя увидел.

   – Ну так что же дальше?..

   – Я не знаю...


   44

   Через четыре дня они стояли в ограде первой школы. Тогда там еще сохранялись старые решетки немецкой выделки, а не только каменные ворота и калитки. За ее спиной вздыбилось огромное красно-коричневое кирпичное здание старой немецкой гимназии, которая была теперь школой N1. Они пришли от стадиона, и тут Эля остановилась в створе старой немецкой железной калитки между двумя кирпичными столбами.

   Тут Коле сразу вспомнились слова Александра Блока: « Как мальчик, шаркнула, поклон отвешивает: – До свидания! – И брякнул об браслет жетон, какое-то воспоминание.... Твой взгляд, его б мне подстеречь... Ты мо-о-о-лча уклоняешь взгляды... Ты взглядами боишься сжечь меж нами вставшие преграды. Над нами месяц молодой, твой быстрый взгляд, звонков беспечность, и под тобой и над тобой уныло-голубая вечность... О, не впервые первых встреч я испытал немую жуткость, и этих славных рук и плеч почти пугающую чуткость... В движеньях гордой головы прямые признаки досады, так на людей из-за ограды угрюмо взглядывают львы...» И еще, потом: «Какая ночь! Я не могу!..»

   Так все и было.

   У школы ночь. Нельзя дышать. Нагрудник черный близко-близко. И бледная рука! И прядь, волос спускающихся низко...


   45

   Эля была из тех редких девочек, что способны были выдержать с Колей диалог. Коля ее спросил в тот вечер: «Ты хочешь сказать, что я совсем не представляю себе твоей жизни?..» И она ему ответила: «Абсолютно!.. Абсолютно!..», как будто она жила где-то не на земле, а на небесах.

   Это была не девочка, а произведение искусства. Ее животик был такой красоты, как у трехлетнего ребенка, вот такой же детский, как когда она бегала летом по пляжу в Балтийске. И квартира ее на третьем этаже старого адмиральского дома, набитая старой немецкой мебелью аж с шестью старинными напольными часами, и ее умная мама, с которой Коля в конце концов случайно вынужден был познакомиться, все было ново для Коли и наполнено каких-то новых и неизвестных форм жизни и запахов.

   Их любовь так же быстро прошла как и началась. Эля потом Коле ничего не сказала. Она как бы молча говорила: «Хочешь, оставайся».

   И хотя Коля хорошо знал Элю, и знал где в Калининграде живет эта красивая женщина, видел ее, встречался с ней и часто здоровался, но никакого желания встретиться с ней еще раз он больше никогда не испытывал. Как часто мальчики, влюбившиеся в такую девочку, страдают от того, что она для них абсолютно недоступна, – и то, за что такой мальчик иногда готов не задумываясь отдать свою жизнь, для кого-то просто доступно для удовлетворения повседневных половых потребностей и ежедневных бытовых нужд, да, просто вот Это, как ты это иначе не называй. О, как это больно такому мальчику! «Митина любовь». И как часто такие мальчики даже кончают в таких случаях свою жизнь самоубийством, и как же они страдают! – и не думают о последствиях, и о своей матери, – и о том, главное, что все это через несколько лет покажется ему самому же такой глупостью! И почему он решил, что эта девочка такая идеальная?! И не важны на самом деле случайности, чьи-то даже пусть оговоры, и накладки, – и неважно, что сам он оговорился и был не так понят, или его подставили, – да не имеет все это никакого значения! – как же эта девочка не понимает самое простое?!.. самое простое?.. такого мальчика...


   46

   Вспомнил Коля и еще одну девочку. Он познакомился с ней в городе Мценске на рыбалке на речке. Она, заходя в речку, и играя телефоном, и вся по девчоночьи жеманясь и играя, и как бы не обращая на него своего внимание, сказала ему:

   – Я вам тут не мешаю ловить рыбу?..

   Она ему сказала:

   – У вас тут на речке купаться так же можно как и у нас в деревне в пруду.

   О, Господи!.. О, боже ты мой!..

   Эта Юлька была похожа и могла быть похожа только на саму себя. Ее живое лицо сразу отражало каждую ее мысль. Под глазами у нее были такие места, и вообще все ее лицо выглядело так, как будто бы она только что проснулась. Когда она отвечала на Колины вопросы, купаясь в речке, то каждый раз поворачивалась к нему и спрашивала:

   – Что?.. Что?.. Что вы сказали?..

   Она училась в Болхове в интернате и в школе. Хотя интернат был специализированный, но очень скоро Коля убедился, что по многим умственным способностям она превосходила его, в частности по знанию телефона. В деревне вечно больная мать упустила из виду и ее сестру, и ее, не занималась с ними, надолго попадая в больницу, родня разрешала им бегать, не учить уроки и не ходить в школу, вот они и остались на второй год. А ленивая учительница начальных классов, вместо того, чтобы подтянуть их, и не желая много заниматься с детьми, и зная, что в Болхове есть такая школа, просто отправила их с сестрой туда. И таких детей в этой школе была если не большая часть, то половина. Впрочем, это была хорошая школа и там была хороший директор.

   Она ему сказала что у нее есть сестра Оля и что она ее близнец. Она сама была из-под Болхова из деревни Фатнево, но скоро они поедут жить в Мценск, где купили дом на материнский капитал, а она приехала два дня назад в Мценск из Болхова на мотоцикле. Потом она сказала что вчера вечером, ночью, она подралась со своей теткой Анжелой и та выкинула в речку ее телефон вместе с ее одеждой, и ее телефон в речке так и не нашли, он утонул.

   А этот телефон, по которому она сейчас разговаривала, заходя в речку, на самом деле не работал, и был вообще даже без резиновой цифровой накладки, и, разговаривая по нему с кем-то, она на самом деле только делала вид, что разговаривает и слушает музыку, она так играла, хотела показать что у нее тоже есть свой телефон. И как это только с этой Юлькой Коля потом не залетел! А может быть так было бы лучше, были бы у него теперь сыночек или дочка, и молодая живая и красивая жена, с которой никогда не бывает скучно.

   ...Как они шли тогда, везли в тачке с огорода поздно вечером, ночью, в половине двенадцатого вечера, с Юлькой сдавать металлолом вместе с ее теткой Анжелой, сдали на тридцать рублей, и Коля им добавил еще своих пятьдесят, потому что они ему сказали что им не хватает денег утром купить молоко и детское питание, и как Юлька вскрикнула, когда он ее шутливо обнял:

   – Что вы, Николай Сергеевич!

   А рядом была ее тетя Анжела.

   О, Господи. «Николай Сергеевич»! Даже «Николай Сергеевич».

   Как все-таки хороши в России эти вечера! Эти ночные вечерние запахи, и это чувство, как будто ты только что родился на свет божий, эта бездна ночного вечернего воздуха между домами и над головой. Это вечернее ночное пространство от дерева и до дерева. И эти шаги по асфальтовой дороге с камушками и с песком на асфальте, – от дерева и до дерева. И как воспринимаешь человека в такие минуты, не так как днем, и каждое слово кажется звучит теперь по другому. Какие теплые ночи! И как все-таки живая природа простых людей выше всех наманикюренных дур из спа-салонов, всех этих московских напомаженных и знающих себе цену женщин.


   47

   В Москве Коля видел еще одну красивую девочку! Она была музыкант. Фортепьяно.

   Девочка, в которую Коля влюблялся, всегда казалась ему самой красивой на свете.

   Он увидел ее на утреннике в музыкальной школе имени Глинки в Печатниках.

   Народу было много! И она играла одна. Все утро! Наверное, с десяти часов утра до половины первого. Ее вызывали вновь и вновь, и какая же она была благодарная! С легкостью она соглашалась играть опять и опять.

   Потом она подходила к краю сцены и принимала цветы, чуть-чуть изогнувшись. Как же она нравилась в эту минуту Коле и еще десяткам таких-же мальчиков и мужчин из зала. Она была совсем еще девочка!..

   Через два года Коля решился с ней познакомиться, прямо на аллейке у музыкальной школы имени Глинки. И она приняла его классические ухаживания! Да. Это была настоящая девочка! В этом можно было не сомневаться.

   Колю на следующее утро подвело то, что он с самого начала решил проявить себя большим любителем музыки. А то, что любитель означает и знаток, он и не подумал.

   При первом же вопросе его глупость проявилась навсегда и окончательно.

   Второй раз Коля увидел эту девочку через пять лет у стен Калининградского Драмтеатра.

   Там наверху был прикреплен огромный прямоугольный плакат, размером примерно метров пятнадцать на десять, высоко, прямо над улицей. И на нем была фотография этой девочки сидящей за фортепьяно, теперь уже девушки, потому что ей уже было, наверное, лет двадцать.

   Под плакатом сияла надпись: «ЛУКОЙЛ поощряет таланты!»

   Вышла она, наверное, давно уже замуж за какого-нибудь музыканта.


   48

   А вот уже и российская таможня! И уже продают яблоки. Целое ведро стоит пятьдесят рублей!

   Когда Коля ощутил вкус своих родных калининградских яблок, он понял, что он уже дома в Калининграде.

   Он сразу же вспомнил о своей черняховской даче, которая все еще не была оформлена, и ему захотелось туда, на дачу, домой, в Черняховск. Ему хотелось такой же домашней жизни, как с мамой, когда она была еще жива и они начинали дачную жизнь в Черняховске. Как же Коле всегда хотелось всего этого!

   Он и сам удивлялся, как это до сих пор он еще не женат.

   Коля не всегда бегал за девочками и женщинами. Иногда у него были перерывы. Иногда у него не было девушки или женщины несколько месяцев, или даже два или три года, когда они, например, жили с мамой на даче, и никакой потребности в женщинах он не испытывал.

   И его истории с девушками совсем не всегда кончались близостью. Чаще всего этого как раз и не было. Есть и какие-то другие отношения. Если Коля понимал, видел, что девочка ему чужда, восстановить знакомство с ним она уже не могла, даже если сама очень к этому стремилась. Был какой-то внутренний тормоз, барьер. Тем более, если девочка ставила на Колю ставку своей жизни, тогда этот внутренний голос Коле говорил: «Нельзя!», да и по опыту он знал, что это плохо кончится. Поэтому на самом деле для многих девочек он был недоступен. Для большинства парней таких проблем и отношений, и мыслей, просто не существовало, и если бы Коля захотел бы с ними поговорить по этому поводу, они бы его не поняли. На самом деле Коля никогда ничего и не думал об этом. Просто такова была его природа, такова была его мама, просто его так воспитали.

   Коля мог и не подойти к какой-то красивой девочке, которая вдруг через год или через два года после безуспешного за ней ухаживания проявляла к нему интерес, – шла по параллельному тротуару на другой стороне улице, показывая этим что она помнит как он за ней ухаживал, ходил, и тоже делает это. Или, например, начинала от волнения сильно махать рукой, когда он неожиданно подходил к автобусной остановке, – или садилась рядом в полупустом автобусе. В какое бы увеличительное стекло Коля не смотрел, он не мог понять, за что бы эта девочка могла его знать и помнить. Зная, что он на ней все равно не женится и что нет никакой перспективы, и что дать ей он ничего не способен, Коля к такой девочке просто не подходил. Конечно, ни один другой парень себе этого не мог позволить. Коля вспоминал шутливые слова отца, сказанные им, правда, когда-то совсем по другому поводу:"Любовь, это привилегия аристократа", и был с этим согласен. Но Коля не был аристократом. Он был просто Коля Свекольников, который хотел пройти с одной девочкой сто метров от одного угла ее дома до другого, и больше ничего, и больше ничего. Просто Коля всегда помнил слова своей мамы, сказанные ею когда Коле было 16 лет: «К девушке ты должен относиться всегда с уважением».

   И сколько же девушек подозревали его потом при этом черт знает в чем!.. Сколько раз это было.

   Коля знал по опыту и понимал, почему для него доступны девушки. Потому что женщина – это все-таки животное, и она стремится к здоровому парню, она стремится родить ребенка от здорового, соблюдающего хоть какие-то нормы и принципы парня. Поэтому она в конце концов всегда делает шаг навстречу. Потому что такого на самом деле почти нет в окружающей нас жизни. Как бы мальчик не изображал из себя настоящего парня, но выдержать это он почти никогда не был способен. Потому что это не поведение, и не слова, это другое. Это психика. Это природа человека. Женщины любят на самом деле не молодых или красивых, ни толстых и не тонких, ни богатых и бедных, а только тех, кто хочет о них заботится и с ними возиться. По крайней мере нормальные женщины, большинство. Конечно, Коля бегал только за теми девочками, которые были ему понятны. Если девочка делала что-то не так, Коля сразу уходил в сторону. Таких девочек из всех, на которых как бы можно было бы жениться, он определял в 30%-40%, – то есть это были более-менее хорошие девочки. У кого-то, может быть, была другая статистика. У Коли она была такая.

   Но хороших девчонок было много. Надо быть дураком чтобы в России умереть от несчастной любви.


   49

   Коля думал, что когда он приедет в Калининград и пойдет по городу, все от него будут шарахаться, а многие люди будут хихикать или показывать на него пальцами, словом, обращать на него внимание.

   Но ничего этого не было.

   На него никто не обратил внимания. С момента сенсации прошло слишком много времени и люди ее уже забыли.

   Коля заметил только два или три внимательных взгляда соседей, когда подходил к дому, но на следующий день и они его уже не замечали. Ну, выпустили человека из тюрьмы, оказался не виноват, ну и фиг с ним.

   Коля пришел в ЖэК Центрального района на улицу космонавта Леонова.

   Как же там ему обрадовались обе бухгалтерши! Как же искренне они радовались, что его выпустили из тюрьмы, и как долго угощали его потом чаем! Это были две единственные родные души на весь город. В разговоре с ними Коля уяснил, что из милиции в ЖэКе никто не был, и что за квартиру они перестали переводить ему деньги только последние пол года. Но этот вопрос был быстро улажен. Колю опять восстановили на роботу.

   И как же долго извинялась перед Колей бухгалтерша, за то что у Коли на целых шесть месяцев был прерван трудовой стаж!

   С Любой Коля не встречался и не разговаривал, они только немного пообщались по телефону.

   Наташу Коля не видел. Даже стоя утром в стороне от ее подъезда, он не заметил, как она прошла в школу.

   Он решил поговорить с ней по телефону. Узнать ее домашний номер не составило никакого труда.

   Номер домашнего телефона Пичугиных вместе с адресом оказался в старом телефонном справочнике, оставшемся со времен мамы. Коля позвонил вечером, и сразу услышал Наташу.

   Она недолго разговаривала с ним, сказала что учится в той же школе, что ходит в ту же школу, в девятый класс.

   – Ну мы ведь встретимся с тобой, – сказал Коля на прощанье.


   50

   На следующий день он стоял около третьей школы, как всегда, после двух часов дня, поджидая, когда же выйдет Наташа. Правда, в этот раз он стоял не в проулке, как обычно, а рядом со школой, прямо напротив входа, у школьных кустов.

   Наташи не было, но скоро она должна была выйти.

   Около Коли стояла какая-то светловолосая женщина в большой синей куртке. Вдруг она сказала:

   – По моему, вы кого-то ждете.

   – Нет, – сказал Коля, – Никого не жду.

   – Нет, по-моему вы кого-то ждете.

   – А кого я могу ждать?..

   – По моему, вы ждете мою дочь.

   – А как ее зовут?

   – Наташа.

   – Да, – сказал Коля.

   Выхода не было. Пришлось признаться.

   Он внимательно рассматривал маму Наташи. Да, это была она. Это была ее мама. Она была похожа на дочь только своими раскосыми глазами.

   – Могу я тогда Вас о чем-то попросить? – спросила она.

   – Конечно.

   – Не могли бы Вы больше не приходить сюда никогда?..

   – А как вас зовут?

   – Алла.

   – Меня зовут Коля.

   Познакомились.

   – Алла, почему Вы хотите, чтобы я больше не встречался, не разговаривал с Наташей?

   – Потому что Вы взрослый человек. Вы знаете, сколько ей лет?..

   – Да, конечно. А почему вы со мной говорите об этом?

   – Ну как же, с моей Наташей встречается взрослый мужчина!

   – А как вы узнали обо мне? Это Наташа вам сказала?

   – Я слышала вчера, как вы разговариваете с ней по телефону. Вы не могли бы больше не приходить сюда никогда?.. Вот, Вы можете дать мне честное слово?..

   Видя, что она разговаривает с спокойным и с виду нормальным человеком, Алла старалась обращать внимание на его здравый смысл. Была видна ее большая заинтересованность в этом разговоре.

   – Вы не беспокойтесь, – сказал Коля. – Я из нее девку не сделаю.

   – Да?.. – спросила Алла. – Тогда зачем, вообще, вы с ней встречаетесь?.. Зачем она вам нужна? Вот, скажите мне, о чем Вы с ней разговариваете?..

   – Ну ведь скоро она будет взрослой девушкой. Еще год, два, и все. Она для этого уже достаточно взрослая девочка... А о чем я с ней разговариваю?.. Да мало ли о чем можно говорить двум людям ?..

   – Ну, а все-таки! Вот о чем Вы с ней разговариваете?..

   – Да мало ли о чем можно с человеком разговаривать?.. О бурных днях Кавказа, о Родине, о славе, о любви.

   – Вот только о любви, пожалуйста, не нужно! И вообще, вот у меня к Вам просьба, когда Вы разговариваете с Наташей, стойте от нее, пожалуйста, на расстоянии пол метра, на расстоянии вытянутой руки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю