Текст книги "Маньяк.(СИ)"

Автор книги: Борис Сокольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

   Он пришел домой и ночью обдумал свои план. Только одна мысль занимала его. Он знал, что у него остается мало времени, для осуществления задуманного плана, так как школьные занятия сейчас кончаются, и где еще он может встретиться с Наташей в другом месте? Он решил подготовиться к задуманному.

   На несколько дней он исчез из Калининграда.

   17

   И так бы этот маньяк еще долго разгуливал на свободе, но тут случилось следующее.

   Из Донецкой области приехал мужчина, заявил, что два месяца назад в Калининграде пропала его жена, уехала в Калининград и исчезла, что все его запросы, заявления в милицию и прокуратуру пропадают. Поднял хай, – начали искать его жену. Оказалось, что в Калининграде она находится уже больше полугода, что в последнее время ее нигде не видели, пропала, а до этого болталась по Балтрайону.

   Стали искать ее, стали смотреть, с кем она крутилась в последнее время, прочесали подвалы, и там в бункере на поддонах нашли ее кровь, и крови было много. Оказалось, что в последний раз ее видели с Колей. Оказалось также, что и его нет в Калининграде. Немедленно вскрыли его квартиру и в холодильнике нашли большие куски замороженного разделанного человеческого мяса. Это показала экспертиза. Нашли фарш и котлеты.

   Когда вскрыли подвал, в нем нашли черный гроб хорошего качества, который маньяк приготовил для одной из своих очередных жертв, может быть, для Наташи.

   Сам генерал Мартынов, руководитель УМВД России по Калининградской области приехал в кабинет к следователю Баранову и тот демонстрировал ему большие куски разделанного человеческого мяса, вынимая их из холодильника:

   -Это он отбивные делал. А это фарш. И котлеты.

   Немедленно объявили Колю в розыск. Но его нигде не могли найти и поймать.

   По авиационным и железнодорожным билетам он из Калининградской области не выезжал. Так как прошло уже больше полутора суток, а его все еще не могли найти. Подняли всех, кого только можно. Колю объявили в федеральный розыск. Стали проверять все лодки и катера, не мог ли он уплыть на них в Польшу или в соседнюю Швецию.

   Следователи сбились с ног. Выяснились новые жуткие подробности. Оказалось, что Свекольников не только жарил котлетки, но и торговал человеческим мясом.

   На улице Восточной нашли Жалакявичуса Виктора Витусовича, купившего у Коли шесть килограммов мяса. Жалакявичус жил на Восточной 21 в большом белом четырехэтажном доме на четвертом этаже. Это был высокий тридцатидевятилетний сангвиник, добродушный, веселый, с пышущим здоровьем лицом.

   По его словам, он встретил Свекольникова прямо напротив дома, на Тихорецкой, около гаражей, и тот сразу же предложил ему купить несколько килограммов хорошего свежего мяса. По словам Жалакявичуса, у Свекольникова этого мяса было в два раза больше. Он нес его в двух руках, в двух пакетах, и продал половину за 900 рублей; как оказалось всего около шести килограммов.

   Свекольникова Жалакявичус знал раньше, поэтому не о чем его не спросил и не удивился. Мясо это Жалакявичус со своей семьей на праздниках съел, почти ничего не осталось. Что это за мясо, Жалакявичус не интересовался.

   И это мясо не имело ничего общего с кровью женщины в бункере на поддонах!

   Между тем Свекольникова никак не могли найти. Он пропал. На уши были поставлены все работники милиции, стукачи и также работники госбезопасности. Генерал Мартынов лично курировал следствие. Так прошло два дня, три дня, и четыре дня.

   Но на четвертый день Свекольников появился. Он, как ни в чем не бывало, приехал в Калининград. Он не знал что его ищут.

   Вместо того, чтобы отправиться домой, он пришел к школе, зная, что сегодня последний день занятий. Назавтра школа тоже еще работала, но Свекольников знал, что фактически занятий уже не будет, это последний день, и детей рано отправят по домам.

   Он встал в пустынном переулке, за кустом, с небольшой черной сумкой на плече, в которой кроме прочего были нож, молоток и пакеты. Рядом, за спиной, зияло окно черной дыры подвала.

   18

   Показалась Наташа. Она шла одна. Было видно как она пересекла стадион и одну минуту казалось, что она пойдет вдоль заросшей кустами и деревьями Октябрьской площади мимо двухэтажных домов, но она свернула в переулок. Свекольникова она не видела.

   Он неожиданно возник перед ней.

   – Опять ты! – сказала она. – Когда же ты перестанешь меня преследовать?

   – Я исправлюсь! – сказал Коля – Я перевоспитаюсь

   Ему нужно было, чтобы Наташа чуть-чуть отошла в сторону и встала между кустами, чтобы ее было не видно вдоль переулка и с улицы.

   – Я хочу у тебя что-то спросить, – сказал он.

   – Как пройти в библиотеку?.. Ты у меня уже спрашивал.

   – Ну, это тогда была шутка. Нет. Я хочу спросить другое.

   – А ты перестанешь меня преследовать?

   – Конечно, – сказал Коля – Да.

   Он взял Наташу за локоть и легким движением отвел ее на два шага в сторону. Он быстро и как бы шутливо полуобхватил ее и тут Наташа вдруг громко и резко вскрикнула. Это был как бы шутливый , но громкий и резкий девчоночий крик, он означал: «Не подходи!»

   Тут же из дома из подъезда, или с улицы Павлика Морозова прибежал какой-то работяга, здоровый сильный мужик, ударил Колю резко в плечо, и спросил:

   – Тебе что от нее нужно? Ты что пристаешь?

   – Ничего. – сказал Коля, – Я не пристаю.

   Он вынужден был простоять несколько минут, пока Наташа не ушла на Павлика Морозова.

   – Еще раз к ней подойдешь, убью. Понял? – работяга злобно и внимательно посмотрел Коле в глаза. – Еще раз тебя тут увижу, убью. Понял?..

   – Понял, – сказал Коля.

   Но ушел он недалеко. Его взяли у парикмахерской, напротив церкви, прямо у кинотеатра «Родина.» Он так был поражен неожиданностью ареста, что при задержании не оказал никакого сопротивления.

   Когда четыре мента везли Колю в зарешеченном «Газике» по Киевской и «козел» на минуту остановился перед переездом через железнодорожный путь на Момоново, Коля вдруг ощутил великую тоску. Сквозь решетку он увидел, что на Садовой люди гуляют в садах, пьют на «шашлыке» пиво и вино, там стоят две белых детских коляски. И он услышал хорошо знакомую пeсню:

   – Не манди! Не манди! Неман дивная река!..

   О, какая же тоска его оглушила!

   В милиции все вокруг него забегали.

   Сначала Колю посадили в небольшую комнатку, отдельно от «обезьянника». Но через пять минут зашли четыре мента, надели наручники и повели на второй этаж, в комнату начальника. Подполковник полиции сидел во главе стола, поставленного буквой Т. Рядом с ним стояли майор и два опера.

   Колю ввели и поставили у стены. Коля растерялся, от неожиданности ноги у него дрожали.

   – Можно сесть? – спросил он.

   Подполковник минуту молчал.

   – Садись.

   Коля сел на стул. Он увидел, что его внимательно рассматривают.

   – Ничего себе, – удивленно сказал он, – Вот это да! Как же быстро вы работаете! Вот это класс! Ничего себе! Уже успели. Уже меня задержали.

   Коля недоуменно крутил головой.

   На лице подполковника расплылось блаженство. Да, нечасто жизнь доставляла ему такие профессиональные радости. Он стал похохатывать, с улыбкой поощрительно поглядывая на подчиненных.

   – Так, говоришь, мы хорошо работаем?

   – Да. Удивили. Просто даже странно как-то. Не ожидал.

   На лице подполковника расплылась благостная улыбка. Веселье продолжалось.

   Колю отвели вниз и посадили на стул напротив обезьянника. Вокруг него кругами ходил мент, который ему постоянно повторял:

   – Какой-то ты странный. Слушай, странный ты какой-то.

   Наконец Колю вывели и посадили напротив дежурки. Там он сидел десять минут, ожидая машину. В приоткрытую дверь было слышно, как мент говорит следующему задержанному:

   – Слушай, какой-то ты странный.

   Потом послышалось:

   – Слушай, х*й, это твой телефон? Ты зачем чужой телефон взял?

   – Товарищ милиционер, – раздался ноющий голос, – я никакого телефона не брал.

   – А вот тут, на столе лежал. И ключи. Слушай, ты, х*й, где ключи?

   Дальнейшего Коля не слышал, потому что привезли еще одну женщину и посадили ее рядом с ним на стул. Женщина очень волновалась и бросалась к окошку дежурки. Сначала дежурный мент принял ее за посетительницу и спросил:

   – Чем мы вам можем помочь?... – но увидев что она от его вопроса от страха обоссалась, крикнул:

   – Ну вот и сиди там, сука!

   Колю посадили в машину и повезли на допрос.

   В закрытой комнате следователь капитан Баранов ожидал арестованного маньяка. Он давно ждал этой минуты. Это дело сулило ему многое, и прежде всего обещало майорские погоны.

   И все-таки известие о аресте Свекольникова пришло неожиданно. Жаль, конечно, что не удалось допросить его прямо в Балтрайоне сразу после задержания. Но ничего. После ареста прошло не больше часа. Следователь решил сразу же огорошить убийцу фактами и припереть к стене. Главное было узнать, какого мужика он зарезал на мясо, куда дел останки, и где тело женщины, от которой осталась кровь на поддонах. Кроме этого, было еще несколько дел о исчезнувших женщинах.

   Но Коля молчал как Троцкий на последнем допросе у Сталина.

   При первом же вопросе по существу дела он помрачнел, но отвечал спокойно и односложно. По поводу мяса сказал, что его кто-то подложил. Тут же ввели Жалакявичуса, но и это не помогло. Коля сказал, что мясо купил за гаражами у двух мужиков, – сказали, что это или баранина или мясо сайгака. Он взял, мясо было свежее, мясо было уже разделанное. Они сложили его при нем в пакеты, половину он продал. Факты не сходились, но видя, что Свекольников держится твердо и что к допросу серьезно подготовился, разговор решили отложить на завтра, тем более что дело было ясное, было и много других обстоятельств, о которых маньяк пока еще не знал и не догадывался. Привезли его неожиданно, а к допросу нужно было готовиться серьезно. Стало ясно что это тертый фрукт и так просто он себя не сдаст.

   Колю отвели в одиночку, в камере не было света. Под потолком еле-еле светилась синяя лампочка. Коля пребывал в каком-то полубреду или полусне после такого потрясения. Он полусидел, полудремал, пребывая в состоянии какой-то левитации. Ему вдруг показалось, что с небес к нему в тюремную форточку слетел Ангел Небесный, и что этот ангел сейчас его спасет, но ангел не спас, а предложил Коле попутешествовать, полетать вместе с ним в виде ангела по историческому времени, отправиться куда он захочет и посмотреть что там делается. Коля выбрал 1918 год и Москву чтобы увидеть поэта Есенина. Есенина он там не увидел, но увидел писателя Максима Горького, который стоял у пивнушки и прославлял коммунистическую партию.

   В этот же день, вечером, телевидение сообщило что в Калининграде поймали маньяка, Колю Свекольникова, что Коля ел людей, делал котлеты, охотился за бичевками, за женщинами, за школьницами, что он торговал человеческим мясом.

   Газеты написали про гроб, найденный в подвале, про мужика, которого Коля зарезал на котлеты и про фарш.

   Весь город был потрясен, гудел и полнился слухами. Многие в Балтрайоне видели Колю и хорошо его знали. Граждане говорили: «Жаль, что отменили смертную казнь. Стрелять таких надо!» Матери опять перестали выпускать детей одних на улицу, как это было во времена правителя Ельцина. Соседи не могли поверить что Коля, с виду спокойный и приличный человек, мог заниматься такими делами. Особенно громко возмущалась соседка из 11 квартиры с четвертого этажа. Она не унималась целую неделю. Ее нравственность была оскорблена.

   Когда Жалакявичус узнал какое мясо он ел, его пронесло. Всегда он бегал теперь в туалет, причем сидел там часами. По ночам он не спал, ворочался с боку на бок, часто вставал и подходил к окну. Каждый раз ему приходили на память разные подробности об использовании и приготовлении этого мяса. У него почему-то возникли претензии к собственной жене, закройщице ателье, добродушной, дородной женщине, которая якобы была виновата в использовании и приготовлении этого мяса. Каждый раз он вспоминал в деталях как жена отрезала ножом ему котлетку, натыкала на вилочку и, подавая, приговаривала: «А вот еще, не хочешь ли еще этот кусочек?..» И он помнил в мельчайших деталях и срез этой котлеточки, и каждую прожилку. Если бы мент сейчас сказал Жалакявичусу: « Слушай, какой-то ты странный!», – он не только не уклонился бы от его взгляда, а наоборот, сразу долго и подробно начал бы ему объяснять ситуацию.

   На работе над ним насмехались, и нарочно подбрасывали в тарелку котлету, так что он стал какой-то подозрительный, на обед больше не ходил, а сидел в туалете.

   Вечером на следующий день 1 канал также показал материал про Колю-маньяка.

   Коля сидел в тюрьме и не знал что стал всеросийской и всемирной знаменитостью. Правда, про него знали только, что он «Коля» и что «маньяк».

   Но особенно постарался один журналист из местной калининградской прессы. Он подготовил материал для «НТВ» и для центральных газет. Это была сама возмущенная мораль. Там было написано, что в сковородке на кухне у Коли нашли куски зажаренного человеческого мяса, а на столе у него в кабинете якобы лежала книга «Саласпилский лагерь смерти».

   – Подумайте только! – возмущался журналист, – Этот урод еще пытался заниматься какой-то литературной деятельностью, это был человек еще с какими-то претензиями!

   Этот журналист делал на сенсации имя, его сильные репортажи напоминали по звучанию репортажи о маньяках и врагах народа образца 1937 года. Просмотрев свой материал в вечернем выпуске телеканала «НТВ», он, довольный, вышел на улицу. На этом материале журналист заработал 1 тысячу долларов. Он прошел мимо ограды 46 школы, и пошел прогуляться. Здесь ему пришлось пройти через вечерний пустырь.

   Слева оставался форт с красными кирпичными стенами, справа – озеро Пенькушка. Он пересек дорогу и сквозь кусты вышел на вечереющее поле. Изредка шли по тропинкам неизвестные люди, но дальше, на поле, их было больше.

   Журналист оказался среди толпы, двигавшейся в одном направлении.

   19

   Это были большие серые массы людей. Все они были одеты в одежды различных стран, эпох и народов. Но что-то в них было общее.

   Кого-то из них возглавляли египетские цари, других вели дикие люди с дубинами, камнями и палками. Здесь были Ленин, Карл Маркс, цари, полководцы Ассирии и Междуречья, пророк Мухаммед с толпами своих фанатиков, когорты Древнего Рима, президенты различных стран и народов вместе с парламентами, рабочие из рудников и шахт с каменными долотами и костяными мотыгами, индонезийские крестьяне, домохозяйки, интеллигенты, и рабочие индустриальной Европы. Они двигались в одном направлении, постепенно занимая обширное пространство. Их массы шумели и волновались, напоминая море своими приливами. Казалось, что они заслонили весь горизонт, – но впереди, на небольшом возвышении стояла группа каких-то других людей. Они тоже были окружены толпой, но их было немного.

   А главное, – толпа, стоящая вокруг них, не заслоняла им горизонта.

   Это были Байрон, Достоевский, Гете, Конфуций, Мицкевич, Лев Толстой, Хаммурапи со сводником своих законов, Неизвестный Поэт, автор первых десяти строк поэмы о Гигельмеше, Карл Великий, Ярослав Мудрый, татарский поэт-антифашист Муса Джалиль и многие другие, – дворяне и военноначальники. Тут стояли представители иностранных народов, обществ и государств, имен которых я просто не знаю; – Фрэнсис Бэкон, Клаус фон Штауфенберг и многие другие. Были тут и простые люди. Стояли тут солдаты Брестской крепости, шахтеры Чили, бойцы Вьетконга, предприниматели и технические интеллигенты. У поэта лорда Байрона в руке была зажата бумага, а на бумаге было написано: « Демократия – это власть толпы, а толпа это стадо.» По периметру, у невидимой черты, у костров, их всех ограждала немногочисленная пограничная стража.

   Вдруг от этой черты отделился какой-то невысокий человек и быстро подбежал к Гете.

   – Смотрите, смотрите! – взмахнув рукой, закричал он, – Они уже сорвались с цепи!

   Группа военноначальников – граф Суворов, Брусилов, генерал Паулюс, Александр Македонский, адмиралы Нельсон и Нахимов, партизан Че Гевара, который до такой степени был честным человеком, что даже стал коммунистом, мрачно смотрели на огромное и печальное шествие.

   Со стороны казалось, что все эти люди куда-то идут. На самом деле они стояли на месте. Их просто становилось все больше и постепенно они заполоняли все пространство. Над этой толпой стояло пыльное марево, и хотя было заметно, что многие из них пытаются выпрыгнуть вверх, было видно что все они идут на коленях. У каждого из них была вскрыта черепная коробка, а вместо мозга торчал кирпич. У некоторых кирпич заменяло яйцо и такие назывались «яйцеголовый». Среди таких были поэт Маяковский, о котором поэт Александр Блок сказал: «...вначале мне показалось что он близок к гениальности, но потом я увидел что ему чего-то не хватает», демагог-демократ поклонник маркиза де Сада Вольтер; Жан-Жак Руссо, автор дурацкого лозунга: « Свобода,равенство,братство». Братство с кем, – с пьяницей из соседнего подъезда? или с мордобоем-гестаповцем и с чекистом?.. Равенство с кем, – с пьяным чернорабочим, который не хочет учиться, или с человеком, превращающим человеческий труд в мусор?.. И какая свобода нужна человеку, соблюдающему здравое право и оберегающему труд своей семьи? И в чем эта свобода заключается? и кто ее видел хоть один раз в своей жизни? И какая свобода может быть без государства, оберегающего всех, а значит и без государственной цензуры, оберегающей право? Какая свобода нужна и в чем она заключается?.. Но есть такая «свобода». Это «свобода» для частных лиц утверждать свое право, и свои интересы, вечно изменяя неколебимые основы государства.

   Но это все было непонятно и бесполезно для толпы. Толпа хотела удовлетворения своих материальных потребностей, чувств и интересов, и хотела этого немедленно. Нищие желали стать богатыми, не приложив для этого никаких усилий. Глупые и тупые хотели, чтобы их дочки танцевали вальс в Дворянском Собрании. Но если бы их дочек туда пригласили, то они засунули бы свой палец в нос и спросили: « Чаво?..», – и никакое образование им не помогало. А помогал им ночной клуб, где стриптизерша ползала вокруг шеста на карачках.

   Эти люди шли отдельными кучками и группами, иногда перемешиваясь, воюя друг с другом, но все они шли общей толпой, стоя на коленях, и все в одном направлении. Тут были представители разных народов, стран, континентов: перуанцы, румыны, финны, греки, норвежцы, русские, эфиопы, китайцы и поляки. Пока, временно, возглавляли все это стадо яйцелоголовые демократы с надписью на каждом яйце: «Нравственность напоказ» и «Создадим специальное счастливое общество с толерантностью, с равноправием полов, бесполое, с мелкой ежедневной регламентацией права, которое мы будем изменять каждую минуту».

   Особенно выделялись представители ювенальной юстиции, образования и воспитания, утверждавшие, что детям нужно давать сексуальное образование начиная с детского сада, а школьниц нужно в классе учить натягивать презервативы на залупы, потому что им якобы негде усвоить такие знания. Потому что таким образом якобы можно уменьшить количество школьных абортов. У каждой из этих представителей ювенальной юстиции в руке был презерватив, а количество половых партнеров в малолетнем возрасте составляло от десяти до пятнадцати человек. Это были коблы, вышедшие замуж только к тридцати годам и разъебанные в ранней молодости. Теперь эти тети не вызывали сексуального интереса у мужчин и впали в нравственность таким образом. Их министерствами руководили гомосексуалисты, привыкшие сосать залупы и письки, сделавшие на этом личную карьеру и желающие привить свои нормы поведения другим людям. Все это называлось демократией. У представительниц ювенальной юстиции была атрофирована часть мозга, означающая «любовь к детям», но не к своим, а к чужим. Они получали деньги за каждую искалеченную детскую жизнь.

   Рядом с ними шли толстые тетки с телевизионных форумов, грубые, крикливые, которые сразу бы всех расстреляли и повесили, одна из них во всю глотку орала:

   – Если бы этот сорокалетний мужик подошел к моей шестнадцатилетней дочке, я бы его разорвала на куски своими собственными руками! – То, что ее 16 летней дочкой ни один порядочный мужик никогда бы не заинтересовался, ну разве что только в ожидании триппера, ее мало интересовало. Вместе с тетками шли создатели и редакторы телевизионного шоу «Пусть говорят!» и приглашенная интеллигенция. У каждого такого идиота на голове сидел воробей и клевал его в голову.

   Стайками шли наманикюренные гламурные дуры из спа-салонов, на каждом флакончике духов, который они несли, на каждой их вещи было написано: «Я этого достойна»; рядом двигались журналисты, за редким исключением недоучки-графоманы, неспособные стать писателями, и считающие себя представителями «пятой власти». На самом деле все они старательно вылизывали зады очередным правителям, и если бы их спустили с поводка, то было бы еще хуже.

   Нестройными колоннами брела армия Наполеона во главе со своим императором. И хотя все они совершали великие подвиги, а некоторые маршалы даже написали мемуары-воспоминания, которые можно почитать и сегодня, все они были ничтожные людишки, отдавшие свои жизни ради того поноса, который остался на заднице Наполеона, когда Наполеон сидел в Вильнюсе над дыркой туалета перед походом в Россию.

   Дальше шли большевики и коммунисты, анархисты, саентологи и националисты. Немецкие националисты шли бить евреев, а евреи шли уничтожать и изгонять с Родины народ Палестины. Их руки уже были по локоть измазаны украинской, русской, белорусской и татарской кровью. Чем бы они не занимались и в какой бы стране они не жили, и что бы не говорили, они всегда занимались только одним: еврейским национализмом. Рядом группками шли норвежские, голландские, русские и шведские фашисты и националисты.

   Среди исламских религиозных фундаменталистов и фанатиков шла немолодая интеллигентная европейская женщина, связанная по рукам и ногам, с ошейником на шее. Благостно улыбаясь, она говорила: «Может быть, нужно прожить такую долгую жизнь, какую прожила я, чтобы понять, что все мы прежде всего люди, то есть родственные существа. У нас так много общего, мы так нуждаемся друг в друге. Ну, и есть у нас какие-то отличия, но ведь национальность не самое главное!» На глазах у нее, как у лошади, с двух сторон висели шорки.

   Шла анлийский премьер Маргарет Тэтчер, с синими кругами под глазами, наклонившись всем телом вперед, похожая на мертвеца, враскорячку; рядом с ней шла известная сексуалистка писательница Мария Арбатова, впавшая в нравственность и ставшая членом Российского Парламента; журналист Вассерман, в рыболовной куртке, в карманах которой вместо поплавков и рыболовных крючков были всунуты диктофоны и авторучки. Из кармана еврея Вассермана торчала рукопись"Национальная идея для России и Украины". Рядом шли евреи Кириенко, Путин, Медведев и последний председатель КГБ СССР еврей-хасид Андропов, создатель марионеточного государства и режима в России, с медалями «За заслуги от ЦРУ». Рядом с ними с такими же медалями трусил многолетний стукач КГБ последний Генеральный Секретарь Коммунистической Партии Советского Союза Михаил Горбачев. Вслед за Горбачевым шел депутат Жириновский с злобным Митрофанушкой. Еврей Жириновский подвязался в России в качестве главного русского патриота. Власть обеспечила ему телевизионную трибуну. Депутат Жириновский получил от госбезопасности в городе Москве в личную собственность 224 квартиры в награду за свои заслуги.

   Еврейские националисты были раскиданы по всему полю за исключением мусульманских рядов, откуда их выкидывали в другое пространство. Рядом с ними шли другие нацисты и националисты во главе с Гитлером и Гимлером. Нацисты и националисты шли кучками, в разных местах, и кучек было много.

   На инвалидной коляске везли Ленина, забрав его из Горок где он до этого жил как помещик в поместье на даче миллионера Саввы Морозова. Tеперь эта дача была собственностью самого Ленина. Когда-то этим поместьем владел член императорской семьи, бывший градоначальник города Москвы. Везли Ленина четыре чекиста в черных сапогах, смазанных блестящим кремом, в черных кожаных куртках, с револьверами на боку. На коленях у Владимира Ильича лежала салфетка, на которой лежал сочащийся светлым жиром кусок севрюги, балык, присланный ему трудящимися с Волги. Чавкая этим балыком, с лоснящимися от жира толстыми щеками, Ленин периодически кричал:

   – Всю власть трудящимся!

   За ним шло 11 человек обслуги. Всю жизнь этого Ленина интересовало только одно: Власть, Власть и Власть. Ленину хотелось властвовать над кучкой людей, или над маленькой политической партией, или над какой-нибудь страной, или над всем миром. Как и сотням руководителей различных политических и религиозных сект и движений, ему хотелось быть особым человеком, излагать великие истины, быть мессией, учителем и пророком.

   Миллионы людей погибли из-за этого циника.

   Сотни и тысячи людей отдали жизнь за его примитивные «идеи». Эти люди многие годы сидели в тюрьмах, куда их изолировали за их террористическую деятельность, которую они оправдывали светлой целью и борьбой за счастье трудящихся. Их мучили, убивали, расстреливали. И они умирали с глубокой верой в торжество своей идеи с пением «Интернационала», с именем Ленина на устах. Они хотели захватить своей коммунистической идеей весь мир.

   Сквозь серый дым от края и до края

   Багряный свет.

   Зовет, зовет к неслыханному Раю,

   Но Рая – нет.

   О чем в сей мгле безумной, красно-серой,

   Колокола -

   О чем гласят с несбыточною верой?

   Ведь мгла – все мгла.

   И все это ради чванства и личного благополучия мелкого буржуа, обывателя, играющего чужими жизнями. И все это ради опустившегося помещика, ожиревшего, чавкающего деликатесами на своей закрытой, изолированной от населения загородной даче во время великого всеобщего народного голода 1921-1922 г.г. – Ленина.

   Чуть-чуть в стороне, слева, впереди от Ленина шел Карл Маркс с сытым лицом Трирского еврея, сделавшем на коммунизме несколько миллионов золотых марок и оставившим их в наследство своим дочкам. Его дочери после смерти папаши щеголяли в бриллиантах и проповедовали, как и папаша, идеи коммунизма. Из ширинки у Карла Маркса высовывался половой орган, так как Карл Маркс никогда не брал к себе в дом на работу прислугу, если она отказывалась оказывать ему половые услуги. Двоим незаконнорожденным детям Карл Маркс был вынужден выплачивать официально пособие, во избежание шума и судебного скандала, а всего таких побочных детей у него было четверо.

   Над всей этой толпой стоял стон, или скорей какой-то глухой шум, напоминающий стон. Некоторые из этих людей кричали:

   – Хочу властвовать! Я пришел дать вам волю! Хочу поставить всех на карачки! Я мессия! Только так, как сказал пророк! Такова воля истории!

   Другие яйцеголовые просто выпрыгивали вверх, стремясь удовлетворить убогую амбицию хоть на минуту, хотя бы таким образом. При этом каждый как попугай выкрикивал какой-нибудь хорошо известный лозунг.

   Отдельной толпой шли боготворители, нравственницы, известные личности, холеные тетки, разные киноактрисы, заботящиеся о брошенных собачках, вместо того чтобы тихо и незаметно работать в хосписах. Вслед за ними шли хроникеры, фиксирующие их святость. Рядом шли депутаты европейских парламентов, они шли создавать толерантное государство, готовя собственную гибель. Их возглавляла толпа президентов. У каждого на груди висел плакат: «Гарант Конституции».

   – Как?... – спросил Столыпин, – Частное, физическое лицо не может быть гарантом Закона.

   Впереди шел известный европейский интеллектуал из Бристоля с плакатом: «Постройте в Бристоле мечеть, поставьте меня на карачки.» Все они проповедовали мещанский гуманизм и идиотизм. Их гуманизм ничем не отличался от нацизма. Государства с его неколебимыми и древними законами и нормами права, государственного цензора, охраняющего устойчивость, единство и неприкосновенность национальной культуры, без которой нет права, для них не существовало. Все это были кухаркины дети, живущие минутой, выходцы из мещанских семей.

   Они не читали Байрона и Конфуция, потому что им это было неинтересно, а если читали, то не понимали что там написано.

   Отдельной толпой шли профсоюзные лидеры, возглавляя пролетарскую массу. Они имели сытые, холеные лица. Некоторые носили пролетарские кепки. При этом они перемигивались с Владимиром Лениным. Они несли плакат: « Повышение зарплат, и немедленно!»

   Вслед за ними шли экономисты, коммунистические, социалистические, и буржуазные, все они шли вперемежку, толпой, одни несли плакат «Социалистическая политэкономия», другие «Да здравствует государственный долг!» или «Изменим бюджет ради минутной выгоды», «Создадим золотой запас» и «Немедленно повысим минимальную процентную ставку».

   – Посмотрите на этих кретинов, – сказал граф Витте Столыпину, – Неужели они не понимают, что изменить созданный грамотным экономистом бюджет невозможно, это приведет к большим потерям.

   – Идет борьба между низшими слоями и немногочисленными развитыми людьми, – сказал Байрон, – Вся эта толпа хочет хлеба, денег и зрелищ, и немедленно, вот яйцеголовые циники этим и пользуются. Сейчас на планете происходит не прогресс, а постепенная и всеобщая дибилизация.

   – Они не понимают, что такое государство, – продолжал Столыпин, – для них это частная лавочка. Они никогда не думают о его исторической устойчивости. Там идет постоянная диффузия государства и права. Видите, все неустойчиво. У многих яйцеголовых яйца покачиваются в головах. Им не нужен цензор. Посмотрите на это стадо. В конце концов всеми ими будут править исламисты или церэушники. Посмотрите на них.

   И, действительно.

   В широком квадрате, составляющим центр этой толпы, этого бескрайнего движения, стоял только один человек, яйцеголовый Макиавелли, под небольшим лозунгом «Государь», а на его яйце было написано: «Я так ничего и не понял».

   – Так почему же так пусто это место, этот квадрат, Государство и Право? – спросил Витте, – Почему там никого нет?

   – Потому что мы все здесь, – сказал Столыпин, – и Вы, и я, и Хаммурапи.

   – Да, – сказал Фридрих Великий, – государство нереформируемо. Потому что оно было создано тысячелетия назад, и оформилось на сотнях примеров. Оно было создано такими великими умами, как у Хаммурапи, у Конфуция, Гете и Толстого. Государство реформировать невозможно. Государство существует не для того, чтобы человек был счастлив, а для того, чтобы природный скот не создавал проблем окружающим. Счастлив будет человек или нет, зависит только от него самого. Лица, проповедующие демократию и нравственные нормы вне государственного Закона есть социальные паразиты. Вот, посмотрите, идет русский поэт Николай Некрасов. Всю жизнь он проповедовал демократию и лучшую жизнь для простого народа. Был он крупный игрок в карты, карточный шулер, издательский делец и помещик. Вместо того чтобы построить для бедных Некрасовскую больницу в городе Москве, он купил себе имение в Карабихе. А как он при этом пел замечательно!.. Как сладко он пел!..